Текст книги "Загадка кольца с изумрудом"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Глава 9
– Ну, что я говорила? Целая толпа – чудо!
У Летти не возникло желания называть сборище людей чудом. Едва заглянув в гостиную узкого дома из красного кирпича, что возвышался на Кафф-стрит, она насилу подавила в себе желание развернуться и убежать в комнаты, в которых поселилась. Однако в таком случае ее снова одолели бы мысли. А подолгу раздумывать последнее время стало небезопасно.
Пока она жила дома с родителями, голова ее была забита одними заботами: как выдать слугам жалованье в срок, примирить вечно споривших мать и отца да не позволить Мэри тайком сбежать. Теперь же, с той минуты, как она проснулась на дублинском пакетботе, все ее мысли были о другом. О лорде Пинчингдейле. Долгими ночами, когда Эмили уже давно крепко спала, Летти лежала с раскрытыми глазами и раздумывала, что ее ждет впереди. С каждой новой мечтой картинки делались все красочнее, а лорд Пинчингдейл – сговорчивее. Когда судно вошло в док, чуть задержавшись из-за непогоды всего в одном дне пути от Дублина, лорд Пинчингдейл уже убирал со щеки Летти прядь волос, многозначительно смотрел ей в глаза и с чувством признавался, что видит ее словно в первый раз.
Да, так все и будет! Как только она вступит на престол Франции.
Летти скрепя сердце призвала остатки благоразумия. На любовные взгляды надеяться, может, и не стоило, но чем больше она размышляла, тем больше верила, что внезапное решение ехать в Ирландию обернется удачей – во всяком случае, верила с тех пор, как утихла головная боль, а во рту вместо истоптанной верблюжьей тропы вновь появился язык. Теперь, после беседы с Генриеттой, было хотя бы понятно, почему лорд Пинчингдейл смотрел на жену как на прокаженную. Ведь до истории с побегом он неизменно казался Летти человеком добросердечным и рассудительным. Коль скоро она объяснит ему, что вовсе не помышляла погубить его жизнь, они принесут друг другу извинения, и все пойдет по-иному.
Дело оставалось за малым. По крайней мере так казалось, пока пакетбот не причалил к берегу.
«Завтра, – пообещала себе она. – Завтра же начну искать мужа. А сегодня… Если бы я не пришла на прием миссис Лейнерган, Эмили страшно огорчилась бы».
По пути в Дублин Эмили непрестанно повторяла, сколько, всего чудесного ей – и миссис Олсдейл – предстоит сделать в Дублине. Перво-наперво обойти торговые лавки, но, главное, побывать на ежегодном празднестве у миссис Лейнерган. Эмили в деталях продумывала туалет, сетовала по поводу задержки и то и дело повторяла, скольких женихов она попытается пленить.
– Ну, как я вам? – спросила Эмили, шурша бледно-розовыми юбками.
– Чудесно! – ответила Летти, позволяя ввести себя в гостиную, наполненную дамами в светлых платьях, офицерами в красных мундирах и щеголями в броского цвета сюртуках. Оказалось, хватка у хрупкой, точно бабочка, Эмили была почти мужская. – Ей-богу, чудесно!
– Тот, кого более всего волнует наружность, – проворчал сопровождавший Эмили мистер Тротуоттл, – немыслимо далек от людей серьезных, пекущихся прежде всего о развитии ума.
Всякий бы тотчас отметил: себя мистер Тротуоттл не иначе относит ко второму типу. Одежда его была неопрятного вида и мрачно-черная, белье определенно несвежее, покрой сюртука давно вышел из моды. Пряжки на башмаках были до того старые, что из них повылетали все камни. Менее подходящего человека на роль спутника для легкомысленной кокетки Эмили было невозможно себе вообразить. Тяготился выпавшей ему ролью и сам мистер Тротуоттл, а потому во время путешествия не без радости переложил обязанность развлекать Эмили на плечи Летти, и к моменту, когда пакетбот достиг ирландского побережья, голова ее звенела от восклицаний и плыла от превосходных степеней.
Летти протянула руку и поправила розовый цветок в венке, украшавшем локоны Эмили.
– Премилое дополнение к туалету.
– Благодарю! – Эмили просияла. – Я купила его в честь Розовой Гвоздики. Он окутан столь романтичной тайной, не находите?
Пришлось Летти признаться, что она об этом не задумывалась. Истории о шпионах казались ей глуповатыми, во всяком случае о тех, чьи подвиги описывались в газетах с картинками и занимали мысли пустоголовых девиц. Право же, иные из шпионов были все равно что разбойники с большой дороги, и ко всему непрестанно жаждали славы. Облачались в черные плащи, устраивали представления и оставляли насмешливые записочки, вместо того чтобы, как подобает, стараться всеми силами не привлекать к себе внимания.
– Я прочла о нем все, что пишут, – мечтательно протянула Эмили, как нельзя более кстати подтверждая мысли Летти. – Полагают, будто он высланный из страны дворянин-француз, а мне кажется, он англичанин. Как вы думаете, миссис Олсдейл?
– Право, не знаю.
От нужды отвечать на прочие вопросы спасла дама средних лет, которая в эту минуту как раз приблизилась к гостьям. Платье явно не подходило даме по возрасту: белый цвет невыгодно подчеркивал сероватый оттенок щек, нежный муслин безжалостно впивался в тучное тело.
Назвавшись хозяйкой, дама восторженно произнесла:
– Надеюсь, вам не придется скучать на моем скромном празднике!
– Как сказал поэт: «И ты в Аркадии его», – торжественно продекламировал мистер Тротуоттл.
– Имеете в виду «Et in Arcadia ego»?[4]4
Фраза переводится по-разному: «И (даже) в Аркадии я (есть)», «И я тоже жил в Аркадии». Известна по картинам итальянских художников – живописным воплощениям идеи «и в Аркадии есть смерть».
[Закрыть] – спросила Летти. У ее отца была привычка по любому поводу сыпать латинскими цитатами, главным образом чтобы вызвать негодование матери, ни слова не понимавшей.
– Разумеется. – Расширенные ноздри мистера Трогуоттла затрепетали. – Я так и сказал. Натурально, в переводе на английский, – прибавил он для непосвященных, к числу которых, по его разумению, относилась и Летти.
Миссис Лейнерган прижала к груди унизанные кольцами пальцы:
– Какое счастье, когда рядом люди ученые! Мистер Тротуоттл, вы непременно должны прийти ко мне снова.
– Непременно приду. Теперь же, если позволите, я желал бы уединиться в библиотеке.
Миссис Лейнерган сдвинула брови.
– У нас есть только кабинет полковника… там кое-какие книги…
– Не сочтите за привередливость, но не найдется ли у вас Евсевиева «Утешения»?
– Боэциева, – пробормотала Летти. Она трижды расставляла отцовские книги в алфавитном порядке, но потом махнула на неистребимый хаос рукой.
– Будьте здоровы, – сказал мистер Тротуоттл, протягивая ей платок.
Когда, не получив «Утешения», он удалился в менее людную часть гостиной, миссис Лейнерган, указывая то на одного, то на другого, пустилась рассказывать зачарованной Эмили о прочих гостях. Изречение «Et in Arcadia ego» ужасно не подходило шумному веселью, подчеркивая, что и среди жизни есть мертвечина и гниение, точно змей на ветви увешанной плодами яблони в Эдеме. Сегодня змей – мистер Тротуоттл, подумала Летти. Угрюмый брюзга в царстве воздушных платьев и военных костюмов. Возьми он в руки косу, и получится ни дать ни взять мстительница-смерть со старинных гравюр.
Как раз напротив мистера Тротуотгла расположилась парочка. Если не принимать в расчет их современных нарядов, смотрелись они как пастух и его возлюбленная на картинах художников Возрождения. Классические позы соблазнителя и соблазняемой: ее головка наклонена к нему, его рука на спинке кресла. Он шепчет ей на ухо и смотрит на нее сквозь прозрачную ширму веера, его темноволосая голова почти касается ее светлых локонов.
Судя по всему, кавалер позволил себе сказать нечто из ряда вон выходящее – девица тряхнула серебристо-золотыми кудряшками, закрыла веер и шлепнула им по плечу ухажера. Тот отклонился назад, схватил ручку с веером, и тут Летти впервые увидела его лицо.
Комната вдруг будто сжалась, а лента, опоясывавшая платье чуть ниже груди, вдавилась в ребра. Людей вокруг словно прибавилось, они словно сомкнулись вокруг Летти кольцом, шум усилился, в ушах зазвенело. Стало душно, от запахов закружилась голова, в глаза ударил едкий дым свечей. Нестерпимо захотелось вернуться в Лондон. Очутиться в любом ином месте, хоть на чаепитии у миссис Понсонби. Где угодно, лишь бы не видеть, как твой собственный муж целует руку другой женщины.
Мечты Летти вмиг съежились, точно букет цветов, охваченный языками пламени.
Может, не столь все страшно? Летти принялась судорожно перебирать в памяти сюжеты прочитанных книг, ища увиденному простое объяснение, вспомнила о двойниках и о близнецах, которых разлучили в раннем детстве. На мгновение-другое мысль о близнеце утешила: черты человека были те же, что у ее мужа, но вожделенно сложенные губы и многозначительный взгляд не имели ничего схожего с лицом задумчивого человека, который столь галантно ухаживал за Мэри. Однако лорд Пинчингдейл был у матери единственным ребенком. Летти знала, ибо как-то раз на балу в Лондоне случайно услышала их разговор с Мэри. Казалось, с тех пор минула целая вечность. Отец лорда Пинчингдейла, старший брат и двое младших умерли от оспы, когда ему самому было восемь лет от роду.
И девица не могла оказаться ни сестрой, с которой их некогда разделили обстоятельства, ни кузиной. К кузинам не наклоняются так близко, если шепчут на ухо, а сестер не одаривают столь соблазнительными улыбками и томными взглядами. Малейшее движение этого человека говорило о стремлении обольстить. На Летти он в жизни так не смотрел, даже на Мэри. К Мэри относился с почтением, если не сказать с благоговением, никогда не позволял себе так явно обнаруживать плотские чувства. Летти вся сжалась от растерянности, смешанной с чем-то таким, в чем разбираться не было желания.
Ее муж тем временем, стоя у противоположной стены, поднес к губам руку белокурой девушки. И прежде чем поцеловать ее, игриво провел пальцем по сапфировому браслету, украшавшему девичье запястье.
Летти сжала кулаки. И почувствовала; как обручальное кольцо, что надел ей на палец Пинчингдейл – единственное доказательство их брака, – впивается в ладонь. Плывя в Дублин, она то и дело всматривалась в камень, гадая, что за человек тот, с кем ее обвенчали, и представляя, что бы чувствовала, выйди она за него как полагается. Наивно, по-глупому, с верой в лучшее она смотрела на проклятое кольцо как на залог светлого будущего. На вечное напоминание о данных друг другу обещаниях. Да, он не желал на ней жениться – о том было невозможно забыть, – но она видела в нем человека добропорядочного, не того, кто нарушает клятву через неделю после свадьбы. Клятва есть клятва, при любом раскладе.
Она почувствовала себя круглой дурой. Витала в нелепых мечтах, тогда как ее муж крутился возле первой подвернувшейся под руку юбки.
Летти передернуло. В голове зазвучали длинные речи, которые в пути она старательно заучивала наизусть, вспомнилось, как в мечтах его суровое лицо, когда он узнавал о ее истинных намерениях в ту роковую ночь, становилось почтительно-растерянным. Как, стыдясь своего поведения, он качал головой, как сожалел, что поспешил осудить ее, как просил прощения за постыдный побег (в мечтах Летти лорд Пинчингдейл только и делал, что извинялся). Как сжимал ее руку в своих и торжественно говорил: «Если б я знал, какая вы на самом деле, ни за что не уехал бы». А когда Эмили крепко спала на соседней койке, пакетбот мягко покачивало на волнах и любая мечта казалась осуществимой, Летти даже воображала, как муж подносит ее руку к губам и нежно целует.
И вот у нее на глазах лорд Пинчингдейл целует не руку, а единственный обтянутый перчаткой пальчик белокурой девицы. Невинный жест, но сколько в нем любовного желания! Летти покраснела только оттого, что наблюдала игру. Дамы, смотревшие в ту минуту на парочку, прикрыли лица веерами. Блондинка качнула головой и жеманно улыбнулась – больше зазывая, нежели одергивая.
Летти затошнило, и отнюдь не оттого, что на обед подали баранину, обильно приправленную пряностями.
– Кто это? – любезно спросила она у миссис Лейнерган, стараясь изо всех сил не обнаружить своих чувств. – Вон та девица со светлыми волосами?
– Мисс Джилли Фейрли. Наследница приличного состояния и – как находят многие – красавица. Она здесь с теткой, миссис Эрнестиной Гримстоун. – Миссис Лейнерган указала на даму в черном платье, которая стояла, злобно сдвинув брови. Ее хмурый взгляд, как не без удовольствия отметила Летти, адресовался лорду Пинчингдейлу. Хоть кто-то в этой гостиной сохранял способность здраво мыслить. Миссис Лейнерган, слегка понизив голос, добавила: – Между нами говоря, она известная бука. Или просто делает вид, что смотрит свысока на радости, кои недоступны ей самой.
– Да будет о ней, миссис Лейнерган, не мучьте нас! – воскликнула Эмили, тряхнув черными локонами. – Скорее расскажите, кто этот джентльмен!
При нынешних обстоятельствах Летти нашла слово «джентльмен» весьма неуместным.
– Это, – ответила миссис Лейнерган с важным видом, – лорд Пинчингдейл. Только-только приехал из Лондона, и уже здесь, на моем званом вечере!
– Полагаю, лорд Пинчингдейл еще холостяк? – спросила, точно выстрелила, Летти. В голове пронеслась мысль: «Как карают за двоеженство?» Миссис Гримстоун выражала всем своим видом: «Если желаешь, иди с ней под венец. На меньшее мы не согласны».
Миссис Лейнерган, не обратив внимания на воинственный тон вопроса, ответила:
– Да, холостяк. Жених из самых завидных. Я слышала, у него огромное имение в Глостершире и доход около сорока тысяч в год. Впрочем, сдается мне, гулять на свободе ему недолго, – прибавила она, улыбаясь и кивая на мисс Фейрли, которая столь отчаянно хлопала длиннющими ресницами, что могла вызвать шторм на Ирландском море.
Летти плотнее сжала губы, пытаясь уверить себя, что бесстыдство мужа совершенно ее не трогает. Он ни минуты ей не принадлежал, стало быть, и потерять его было невозможно. Их связывали лишь слова клятвы, данной не по доброй воле. Теперь она увидела, каков он на самом деле, и не желала вообще иметь с ним дела. А мисс Фейрли была счастлива раскрыть ему объятия – изменнику, с обручальным кольцом на пальце. Летти отказывалась от него в ее пользу, как от имущества, в котором больше нет проку – бесплодной земли или лошади, что то и дело взбрыкивает.
– Не печальтесь, голубушка, – сказала миссис Лейнерган, похлопывая Эмили по руке. – Сегодня у меня в гостях еще один холостяк – при титуле и с деньгами. Немного постарше лорда Пинчингдейла, однако весьма хорош собой.
Летти решительно отвернулась от мужа к собеседницам. Распутник, негодяй, хам, наглец – в языке недоставало слов, чтобы в полной мере передать, насколько он низок. Летти не было до него дела. Ни самой малости.
Однако как она ни старалась не смотреть в ту сторону, видела лишь мужа, что нашептывал любовные слова на ушко другой женщине.
***
– На складе на Маршал-лейн у них хранится пятьсот мушкетов, – бормотал с видом искусителя знаменитый лорд Пинчингдейл на ухо глупо улыбавшейся красотке. – Заказаны еще сто пар карманных пистолетов и триста мушкетонов.
Мисс Джилли Фейрли живо замахала веером, заставив трепетать свои серебристо-золотые кудри, блестевшие в сиянии свечей, как бриллиантовая паутина. Из-под умело надетого светлого парика не выглядывало ни прядки прямых каштановых волос мисс Джейн Вулистон. Ничто в легкомысленном создании, сидевшем в низком кресле рядом с Джеффом, не напоминало о холодной красавице, чуть больше недели назад будоражившей кровь известных франтов в салопе мадам Бонапарт. Влюбленные звали ее Дианой, восторгаясь сдержанностью и классической правильностью черт, и воспевали в одах величественность ее взора.
Мисс Джилли Фейрли, с румяными от веселья щечками и широко раскрытыми наивными глазами, совсем не походила на Диану. При помощи румян и прочих волшебных дамских штучек Джейн замаскировала себя так, что лицо ее стало как будто круглее, а тонкий нос шире. Ленты в волосах, искусно нанесенные на верхние веки полоски теней, придававшие серым глазам голубоватый оттенок, – благодаря несчетным маленьким хитростям ее не узнавал никто, даже те, с кем она общалась с давних пор. Не сразу понял и Джефф, что беззаботного вида девица в облаке рюшек, пустившаяся с ним заигрывать, та самая леди, с которой всего два месяца назад они вместе продумывали, как вытянуть лучшего друга из когтей министерства французской полиции.
«Мастерское перевоплощение, – восхищенно размышлял Джефф. – Как замечательно придумала – стать менее красивой, чем на самом деле!» В последние два дня Джейн непрестанно его удивляла. Она приехала с компаньонкой неделю назад и успела собрать на удивление много сведений о готовившемся мятеже.
Накануне вечером все трое были в театре и перехватили корзину апельсинов с записками под кожурой, из которых Джефф, пропахнув цитрусовым ароматом, узнал адрес тайного склада на Маршал-лейн. Отправиться туда, чтобы подождать под окнами и подслушать, что удастся, пришлось под видом уличного попрошайки – с бутылкой и народными песнями.
Отчего все повстанческие движения непременно требуют выражения своих идей в песне? Во Франции было точно так же: мгновенно появились навязчивые куплеты о свободе простого человека. В голове Джеффа после столкновения с группой якобинцев в 1799 году еще несколько месяцев кряду звучала «ira».[5]5
«Сa ira» (фр.) – буквально: «Это пойдет, давай». Одна из самых известных песен во времена Великой французской революции.
[Закрыть] Ее слова вспоминались и по сей день – в самые неподходящие минуты. Так и сейчас с языка чуть было не полилось: «Аристократ решит протестовать, в ответ народ наш будет хохотать», но Джефф вовремя подавил порыв. Теперь он работал в Ирландии, выполнял иную задачу, да и стишки были далеко не из лучших.
– Кто производит оружие, уже выяснили? – хрипловатым голоском, каким, отставив строгие правила, назначают тайные свидания, спросила Джейн.
Джефф ловко выхватил у нее веер и поднял высоко над головой. Джейн взвизгнула и умышленно неуклюже попыталась вернуть себе вещицу, изогнувшись при этом так, чтобы полуобнаженная грудь лучше открылась взору кавалера.
– Дэниел Мьюли. Живет по адресу Парламент-стрит, двадцать восемь, – шепнул Джефф ей на ухо, когда их руки соприкоснулись на ручке веера из слоновой кости. – С ними он или просто выполняет заказ – пока неясно.
– Кто посредник? – Джейн отклонила назад голову, будто ошеломленная дерзостью его предложений.
– Майлз Бирн. Работает плотником на Нью-стрит. Завтра намереваюсь уточнить подробности.
– Прекрасно, – пробормотала Джейн, выхватывая у Джеффа веер. – Неужели, сэр? – прибавила она громче. – Вы меня просто дразните!
– Неужели? – едва слышно переспросил Джефф. – Вы чем-то удивлены?
Джейн прикрыла лицо веером и позволила себе скривить рожицу.
– Это я так, – пробормотала она.
Мисс Гвендолин Медоус, облаченная во вдовье платье любящей строгой тетушки миссис Эрнестины Гримстоун, взглянула насупясь на соратницу-шпионку и вдруг изрекла:
– Назови выскочку-корсиканца Князем тьмы, и он возгорится желанием забраться того выше.
– Может, пасть ниже? – осторожно спросила Джейн, не забывая игриво поглядывать на Джеффа.
– Бог подземного царства – до этого поста у него нос не дорос! – с ухмылкой ответила мисс Гвен.
Джефф и Джейн улыбнулись друг другу одними глазами – на сей раз не от лица персонажей, которых играли.
– Если бы Наполеон властвовал в Аиде, то причинял бы куда меньше зла тем, кто еще здесь, – заметил Джефф.
Мисс Гвен стукнула об пол острием зонтика, угрожающе близко к ноге Джеффа.
– Порой вы дело говорите, Пинчингдейл. Увы, не сегодня.
– Постараюсь исправиться под вашим чутким руководством, – кротко сказал Джефф.
– Хм!.. – ухмыльнулась мисс Гвен, недоверчиво глядя на Джеффа из-под вуали. – Приберегите комплименты для простачков, что принимают лесть за чистую монету.
Джефф предусмотрительно отошел за кресло Джейн, ибо мисс Гвен снова собралась пустить в ход зонтик. У нее хотели отнять любимую вещицу, столь характерную для истинной мисс Гвен, но она не отдала своего защитника от солнца, заявив: «Лучше пусть меня узнают, нежели остаться без столь славного оружия». Джефф же решил: «Пускай, она будет не она, если лишить ее возможности кого-нибудь этой штуковиной тыкать». Так или иначе, они с Джейн сдались. Не то пришлось бы вступить с костлявой мисс Гвен в настоящий бой.
Джефф бросил правдоподобно плотоядный взгляд на бюст Джейн – в духе Джаспера, когда тот бывал особенно бесстыден, затем наклонился и спросил:
– Эммет так и не появился?
Джейн смущенно потупилась:
– Как видно, не настал час. В записке не указано время.
– Жаль. – Джефф выпрямил спину и принялся рассматривать собравшихся в гостиной.
Самым худшим в каждой из их операций была необходимость ждать. Ждать осведомителя. Ждать, когда осведомитель принесет важные известия. Отчаянно надеяться, что осведомитель не проболтается.
В записке, извлеченной из добытого в опере апельсина, одно было указано ясно: Эммет должен встретиться со сподвижником-французом на ежегодном званом вечере миссис Лейнерган. Отличная идея, не мог не отметить Джефф. У миссис Лейнерган непременно собирался весь свет – военные из полка, коим командовал ее муж, и представители англо-ирландского общества, оказывавшиеся в Дублине в летние месяцы. Принимали почти всякого, кто выглядел и держался по-джентльменски, оттого здесь было яблоку негде упасть. Со своего теперешнего места Джефф почти не слышал звуков фортепьяно, на котором молодая дама, окруженная тремя восторженными младшими лейтенантами и не вполне трезвым капитаном, играла заунывную мелодию.
Назначить встречу для обсуждения восстания под самым носом у доброй четверти дублинского королевского гарнизона – было в этом нечто особенно дерзкое. Впрочем, в нынешнем состоянии гарнизон не заметил бы изменников, даже если бы те стали оттаптывать им ноги или бегать туда-сюда с криками «Смерть захватчикам-тиранам!».
Ранее тем же вечером под видом фатоватого аристократа, что печется лишь о собственной безопасности, Джефф затронул тему мятежа в беседе с полковником Лейнерганом.
– Волноваться нет причины. – Полковник фыркнул, умиротворенно укладывая широкие красные пальцы поверх жилетных карманов. – Все это бредовые выдумки. В Дублине теперь спокойнее, чем на Бонд-стрит. Ирландцы и не думают бунтовать, помнят, что было в девяносто восьмом. Мы научили их уму-разуму.
Раз уж сам полковник считал, что тревожиться не стоит, то мятежники могли преспокойно готовить бунт прямо у стен Замка, главного штаба англичан. Время было – лучше не придумаешь. Большинство англо-ирландских аристократов, которые могли прознать о готовившемся восстании, уехали в Лондон, и за их особняками присматривали лишь изнуренные слуги. Власти из Замка, скучая по веселой жизни дома, либо утешались красным вином, либо развлекались за пределами Дублина. Готовиться к мятежу ничто не препятствовало. Даже генерал Фокс, главнокомандующий королевских военных сил в Ирландии, все подумывал оставить Дублин и съездить домой.
До Джеффа донесся визгливый голос миссис Лейнерган. Благодаря ее стараниям доход полковника не так давно повысился на десять тысяч фунтов в год, и все ради дорогих гостей. Джефф вдруг почувствовал себя животным из зверинца в Тауэре. «Я здесь по делу государственной важности, – мысленно напомнил он себе. – «Господь за Гарри, и Святой Георг».[6]6
У. Шекспир «Генрих V» (перевод Е. Бируковой).
[Закрыть] В нынешнем случае – король Георг. Мои предки бесстрашно проливали кровь при Азенкуре, не умру от здешней толкотни и я. Так что пускай миниатюрная мисс и эта вдовушка с ней рядом пялятся на меня, точно на поросенка в торговом ряду, сколько их душе угодно».
Линия плеч вдовы – молодой дамы в трауре, в чьем облике, однако, не чувствовалось скорби, – и то, как она наклоняла голову, кого-то Джеффу напоминали. Рассмотреть цвет ее волос в тусклом свете было невозможно, а лица он вообще не видел. Ощущение знакомства вдруг усилилось. Может, она и есть сподвижница Эммета, француженка? Джефф принялся перебирать в памяти всех известных ему женщин-шпионок. Для маркизы де Монваль вдова была слишком уж мала ростом. Мегера же, что в Гавре чуть не выцарапала Джеффу глаза, когда он изобразил когтистую кошку, была по меньшей мере в полтора раза увесистее. Не зря ее звали Пышкой Мими. Женщина, которая стояла рядом с миссис Лейнерган, худобой тоже не отличалась, однако в Пышке Мими уместилось бы таких четыре.
Джефф прищурился. Вдова наклонила голову и заговорила с темноволосой соседкой, невольно подставляя лицо сиянию свечей в стенном канделябре. Ее пышные волосы блеснули янтарем, и тут Джефф ясно увидел большие голубые глаза, чуть вздернутый нос и пухлые не по теперешней моде губы. Женщина подняла левую руку – заправить за ухо прядь волос, и в кольце на пальце засветился маслянистым огнем темный грубо обработанный камень.
Сердце Джеффа упало.
– О нет! – пробормотал он, качая головой. – Не может быть.
– Уверяю вас, может, – ответила мисс Гвен с нотками обиды в голосе. – Я сама расшифровывала записку.
Джефф не слушал.
Девиц, которых с такого расстояния в тускло освещенной гостиной можно было принять за Летти Олсуорсн, нашлись бы сотни, если бы не обручальное кольцо Пинчингдейлов, одно-единственное на свете. Вещицу эту, несмотря на донельзя ужасный вид, никому не приходило в голову заменить кольцом поприличнее. Бабушка Джеффа, шустрая дама, с особым удовольствием наговаривавшая на болтливую невестку, называла кольцо «уродцем, что лишь прикидывается драгоценностью». Появилось оно в Средние века, во времена бережливого предка-нормандца, который, дабы не придумывать, какую придать форму женской безделице, сделал кольцо для невесты из собственного меча, которым, как гласила семейная легенда, только что умертвил нескольких родственников избранницы. Легенду Джефф слышал из уст бабушки. Скорее всего то была лишь выдумка, но картинки, возникавшие в воображении, столь походили на правду, что совсем не верить в жуткую сказку не получалось.
«Что за дурацкие мысли?! – в негодовании размышлял Джефф. – Несу какой-то вздор, сам себе – хуже не придумаешь. Если бы бормотал вслух – развивал способность поддерживать светскую болтовню, тогда другое дело. Однако сам с собой… Должно быть, это первый шаг на пути к сумасшествию…»
– Лорд Пинчингдейл! – Звонкий голос мисс Гвен да тычок в ребра отвлекли Джеффа от мрачных дум.
Он несколько раз моргнул. Похоже, безумие уже пришло. Иначе чем можно было объяснить появление в Ирландии нежеланной супруги и обручального кольца Пинчингдейлов, которых в последний раз он видел в зале для балов в своем лондонском доме? Впрочем, путь от Лондона до Дублина порой занимал всего-то два дня, но кто мог сказать ей, куда уехал ее муж? Джефф открыл секрет лишь…
Майлз!
Все стало вдруг ясно. Суета в голове улеглась. Он не сходил с ума, всего лишь допустил чудовищную ошибку. Лишиться ума, наверное, было бы приятнее.
В день отъезда казалось, что побеседовать с Майлзом надо непременно. Джефф собирал сведения о Черном Тюльпане, а Майлз знал о ней больше, чем кто бы то ни было в целом Лондоне, и не так давно даже лично столкнулся с маркизой. Притом он тоже работал на Военное ведомство, а потому не должен был разболтать, куда поехал друг. Если только не захотел от него избавиться…
А Генриетта?
Проклятие!
Почему он о ней не подумал? Обо всем, что ни сообщали Майлзу, тотчас узнавала и Генриетта. А она, мечтая уничтожить бессмысленную, на ее взгляд, пропасть между Джеффом и его женой… Одержимость Генриетты была способна заставить Париж времен террора показаться мирным и тихим. Ну, если не принимать в расчет того, что и в затишье гильотинировали.
– О Боже! – В раздумья Джеффа врезался звенящий голосок Джейн. – Лорд Пинчингдейл, по-моему, я уронила веер. Будьте так любезны, поднимите его.
Джефф опустился на колено и протянул веер Джейн с галантностью, что напомнила о сэре Уолтере Рэйли.
– У нас неприятности. Весьма серьезные.
– У нас? – потрескивающим голосом спросила мисс Гвен, обращая на Джеффа пронзительный взгляд.
– Да, – ответил Джефф, стараясь не вздрагивать от игривых шлепков веером по голове. Страшило его отнюдь не сотрясение мозга.
– Только не пытайтесь обременять нас личными неприятностями.
Джейн жестом попросила мисс Гвен замолчать.
– В чем дело, Джеффри?
– Ни в чем, – охрипшим голосом сказал Джефф, выпрямляясь и хватаясь за спинку кресла, чтобы стоять ровно. Он чувствовал себя почти так, как когда впервые в жизни перебрал бренди – из фляжки, которую они с Ричардом и Майлзом в Итоне тайно пронесли и спрятали от старшего воспитателя в неотапливаемом заднем коридоре. Тогда вот так же что-то заколыхалось в желудке, к горлу подступила тошнота и показалось, что мир теперь совсем не тот, что прежде. – Ни в чем, а в ком.
– Она про то и спрашивает. – Мисс Гвен нетерпеливо закрутила в руках зонтик, – Не будемте же терять время на глупые уточнения. Кого вы там увидели, лорд Пинчингдейл?
– Свою… – Джефф запнулся. Как он мог объявить о присутствии жены, про которую в Дублине еще не знали, если, согласно их плану, он до конца операции должен был притворяться холостяком?
– Говорите же! У нас не так много времени.
Джефф повернулся к толпе спиной, радуясь, что они выбрали место у стены, а не у окна.
– Свою жену.
Даже мисс Гвен онемела от изумления.
Увы, ненадолго.
– Зачем вам понадобилось обзаводиться женой при нынешних обстоятельствах? – требовательно спросила она.
– От меня мало что зависело, – сухо сказал Джефф.
– А-а, ну конечно. – Мисс Гвен презрительно фыркнула. – Сглупили по молодости? Обручились из-за будущего ребенка?
– Нет нужды вдаваться в подробности, – заявила Джейн, заставляя мисс Гвен умолкнуть. – Подумаем о деле. Как, по-вашему, она поступит? Устроит сцену?
Джефф снова взглянул на кружок женщин, стоявших у грубой покрытой красным лаком подделки под китайский шкаф-бюро. Летти смотрела в пол и хмурилась, что могло означать: она заметила мужа. Или же его и Джейн. Но разговаривать, с ним Летти как будто не намеревалась. Во всяком случае, пока.
– Не знаю. Не думаю.
При мысли о том, что более конкретного ответа он дать не может, Джеффа пробрала злость. Что ему было известно о супруге? Ничего. Лишь то, что она вечно появляется там, куда никто ее не приглашал.
Джейн кивнула, не требуя уточнений.
– Если все же устроит скандал, попробуем выкрутиться.
– Я подумаю, как нам быть, – сурово произнес Джефф. В голову пришло сразу несколько идей, прежде всего – посадить жену на первое же судно и отправить назад в Англию.
Джейн с прищуром взглянула на обманчиво невинный профиль Летти:
– А правду не желаете ей открыть? Не доверяете?
Джефф ответил кратко и с убеждением:
– Нет.
– Хм-м… – удивилась Джейн.
Джефф не услышал, что она сказала. Его внимание переключилось на нечто совсем иное. Вернее, совсем на иного человека. Только что явившийся гость присоединился к кружку, в котором стояла жена, и отвесил поклон, достойный Версаля – не Кафф-стрит.
– Только этого недоставало, – пробормотал Джефф.
