Текст книги "Загадка кольца с изумрудом"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Теперь настали другие времена.
Голосом, который она сама не узнала, Летти вдруг произнесла:
– Вы беситесь, что сами не додумались до подобного.
Люси разинула рот – на сей раз без капли притворства. Ее щеки покрылись алыми пятнами.
– Да я б никогда в жизни!..
– Разумеется, куда вам, – поддакнула Летти, с удовольствием думая, что и в ее бедственном положении есть преимущества, – но попытки все же предпринимали. На балу у Миддлторпов, к примеру, уловками заманили лорда Пинчингдейла на балкон. Подвернись удачная возможность, вы ни секунды не колебались бы.
– Да как вы смеете говорить столь ужасные вещи?! – промямлила Люси, беспокойно дергая края перчаток. – Мама!
– Я говорю правду, – спокойно ответила Летти. – Полагаете, Мари ни о чем не догадывалась? Ее ваши ухищрения лишь забавляли. Она прекрасно знала, что вы ей не соперница.
Люси отпрянула, будто получив удар.
Лицо миссис Понсонби угрожающе побагровело, что очень не подходило к ее платью цвета Нила.
– Юная леди! – проревела она.
Летти высоко подняла голову, ободряемая шампанским и негодованием, что скапливалось целый год, а теперь властно рвалось наружу, и ровным убийственным голосом произнесла:
– Вы хотели сказать «миледи»?
Последнее слово уничтожило миссис Понсонби.
– Люси! Сию секунду идем отсюда! Из этого царства бесстыдников!
Она повернулась к дочери, которая все еще пыталась объяснить, не обращаясь ни к кому в отдельности, каким образом лорд Пинчингдейл очутился в тот день на балконе, и дернула ее за руку.
Но прежде чем удали ться, в последний раз «выстрелила» в Летти:
– Пусть вы теперь и виконтесса, но порог моего дома больше в жизни не переступите!
– Какое счастье! – ответила Летти.
За спиной захлопали в ладоши. Испуганно обернувшись, Летти увидела перед собой леди Генриетту Доррингтон. Та, весело блестя глазами, смотрела вслед уходящим Понсонби с явным одобрением.
– Как вы их! – воскликнула она. – Давно следовало преподать им урок! В этом зеленом платье она вылитая черепаха, не находите?
Летти заулыбалась и крепче сжала бокал, чтобы унять дрожь в руках.
– В следующий раз они не пригласят меня на «венецианский завтрак».
– Теперь я ваша пособница, может, и меня не пригласят? – спросила Генриетта с надеждой в голосе. – Как было бы замечательно!
– Не говорите так, – негромко произнесла Летти, чувствуя, что ее неожиданная смелость мало-помалу сходит на нет. – Если на тебя вдруг начинают указывать пальцем, что ж тут замечательного? Впрочем, если речь идет о Понсонби, не так уж это и досадно, – прибавила она с улыбкой.
Генриетту по неосмотрительности чуть было не постигла та же участь, но она вовремя покинула родное графство, сбежав от интриг мамаши, чьи способности влиять на мнение света могли подивить и шпионов Бонапарта. На лице Генриетты отразилось сочувствие.
– Да, неприятная вышла история. Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
В глазах у Летти защипало, и она заморгала, стараясь сдержать слезы. Если не считать отцовского совета о затычках, слова Генриетты были первым проявлением участия к Летти за весь день. Во всяком случае, неподдельного участия, такого, по сравнению с которым многочисленные речи, что начинались притворно сочувственным «бедное дитя», а заканчивались колкими рекомендациями, как вернуть себе доброе имя, казались изысканными издевками.
– Я думала, вы и разговаривать со мной не пожелаете, – призналась Летти. – Вы так давно дружите с лордом Пинчингдейлом, а он после всего, что случилось…
– А что на самом деле случилось? – спросила леди Генриетта. – Само собой, я не верю, что вы или Джефф вели себя так, как изображают карикатуры.
– Вы их видели?
Взгляд Генриетты сделался виноватым.
– Только прочла, что написано под картинками.
– Генриетта! Вот ты где! – За спиной у Генриетты, будто из-под земли, возникла крупная фигура Майлза. Он обхватил жену за талию, едва не сбив с ног. Летти невольно отступила на шаг. Только теперь заметив ее, Майлз неохотно выговорил: – А-а, добрый вечер.
– Где Джефф? – требовательно спросила Генриетта, и Летти принялась раздумывать, как бы поскорее уйти.
Майлз легонько шлепнул пальцем по жениным кудряшкам.
– Опять вмешиваешься не в свое дело?
– А ты пытаешься уйти от ответа! – Генриетта схватила Летти за руку, не давая сбежать. – Не волнуйся. Джефф мне еще спасибо скажет. Где он?
– Трудно объяснить…
Генриетта грозно взглянула на мужа.
– Хорошо, хорошо, – сдался тот. – Джефф… уехал.
– Уехал? – робко переспросила Летти, машинально поворачиваясь к двери.
– М-да, – промычал Майлз, рассматривая собственное отражение в начищенных до блеска сапогах.
– В клуб? – предположила Летти. Все джентльмены ездили в клубы, даже ее витавший в облаках отец. Впрочем, едва ли они с лордом Пинчингдейлом принадлежали к одному кружку—в клуб отца являлись в основном мужчины пожилые, известные главным образом способностью дремать, держа перед собой раскрытую газету.
– Гм… нет, – ответил Майлз, бросив умоляющий взгляд на жену.
Понятия не имея, о чем он молит, Генриетта уставилась на него с неприкрытым любопытством, смешанным с осуждением.
– Где он?
– Уехал, – отчетливее произнес Майлз, весь подобравшись, как загнанный зверь. – Уехал, и далеко.
– Далеко? – растерянно повторила Летти.
– Что это значит? – потребовала Генриетта.
Майлз смущенно рассматривал пол.
– Это значит, – сказал он наконец, поднимая глаза, – что Джефф уехал в Ирландию.
Глава 7
– В Ирландию! – Неожиданное слово прокатилось у Летти по языку. – По делам?
Майлз взглянул поверх плеча на остатки без умолку болтавших гостей – тех, кто еще не упал от выпитого и не счел нужным уехать домой.
– Думаю, нам следует пройти в кабинет Джеффа, – произнес он с наигранной веселостью. – Генриетта?
– Мне в голову как раз пришла та же мысль, – ответила Генриетта, деловито кивнув. Она взяла под руку Летти, и та почувствовала себя малышкой форелью, которую тянут к себе два неумолимых рыбака.
Майлз уверенно повел их по коридорам, прочь от залы с перепившимися гостями. Летти отметила, что мистер Доррингтон и леди Генриетта знают ее новый дом куда лучше, чем она сама. И что оба называют лорда Пинчингдейла как ближайшие друзья – Джефф.
– После вас. – Майлз распахнул дверь в небольшую заполненную книгами комнату и, войдя, принялся зажигать свечи, дабы оживить вечернюю полутьму. Леди Генриетта заботливо подтолкнула Летти к большому кожаному креслу. Тончайшая ткань наспех переделанного платья показалась неестественно белой на фоне черной кожи – в неколебимую крепость мужчины вторглась женщина.
Находиться в кабинете, где каждая вещица говорила о муже, было тревожно и неловко. На столе властвовали документы и книги, сложенные в идеально ровные стопки. Обложки книг были так же потерты, как книги ее отца, но, в отличие от мистера Олсуорси, лорд Пинчингдейл хранил свои сокровища не как придется, а расставлял на полках строго по темам и языкам. Летти пробежала взглядом замысловатые, с завитками буквы в немецких названиях, рассмотрела корешки тонких книжек на французском, трактатов на английском и таинственные вдавленные в кожу латинские слова. Золотистые знаки поблескивали в сиянии свечей, будто творения чародеев.
Волшебство, да и только! Летти, сидя в кресле, выпрямила спину – не следовало забивать голову глупыми фантазиями. В отъезде лорда Пинчингдейла не было никакого колдовства, разве только малодушие. Неужто он с самого начала задумал сбежать сразу после венчания? В кабинете царил идеальный порядок – все выдвижные ящики закрыты, каждая книга на своем месте. Несмотря на хмель и возмущение, в душе шевельнулось новое чувство – нечто похожее на разочарование. Удивительно.
Летти была готова к любому повороту, однако узнать, что лорд Пинчингдейл – трус, никак не ожидала.
– Когда он уехал? – спросила она несколько резче, чем намеревалась.
– Полчаса назад. Или чуть больше, – кратко ответил Майлз.
Генриетта строго взглянула на мужа и с покровительственным видом подошла к креслу, где сидела Летти. Та, глядя на собственные пальцы, сцепленные в замок, задала другой вопрос:
– Почему он уехал?
Майлз и Генриетта обменялись долгими взглядами.
– Он даже не потрудился найти предлог, верно? – произнесла Летти презрительно.
– После злой шутки, которую вы с ним сыграли, Джефф не обязан перед вами отчитываться, разве не так? – спросил Майлз, складывая руки на груди и глядя на Летти, точно римский гладиатор на особенно бесстрашного льва.
Летти схватилась за ручки кресла и сильнее выпрямила спину.
– По-вашему, я сыграла с ним злую шутку?
– Разумеется, – ответил Майлз, кивая. – Джефф мне все рассказал.
– Что именно?
– Только не пытайтесь отпираться.
– Как я могу отпираться, если понятия не имею, в чем моя вина, вернее, нет вины? – Летти вдруг хмуро замолчала, повторяя про себя то, что сказала. Фраза получилась не вполне понятная, однако кругом творилось столько странностей, что сокрушаться о таком незначительном промахе было смешно.
– Хотите сказать, что вы не умышленно… – Выступавший в роли Великого инквизитора Майлз умолк на полуслове и растерянно посмотрел на жену: – Черт побери, Генриетта, как там называют мужчину, если на него бросили тень?
– Думаете, я намеренно опозорила лорда Пинчингдейла? – Затуманенная шампанским голова Летти пошла кругом.
Майлз неловко пожал плечами:
– Вроде того. Словом, вы не вправе осуждать Джеффа за то, что при первой же возможности он удрал.
– Да как бы я?.. Неужели бы?.. – Летти мгновение помолчала и снова заговорила: – Я узнала о побеге лишь пятью минутами раньше!
– Говорила же я, – довольно вставила Генриетта, усаживаясь на подлокотник кресла, в котором сидела Легти.
– Что говорили? – взволнованно спросила та.
– Что вы не наглая авантюристка, – объяснила Генриетта.
– Стало быть, вы все полагали… полагаете… будто я авантюристка? Я? – Утверждение было столь же нелепым, как если бы Летти назвали падшей женщиной, и до того бредовым, что она лишь приоткрыла рот и не вымолвила больше ни слова.
– Да, верно, история казалась не вполне правдоподобной, – признал Майлз, водя ногой по красному узору восточного ковра.
Генриетта метнула в него осуждающий взгляд.
– Будь вы интриганкой, придумали бы план похитрее, – успокаивающе сказала она, обращаясь к Летти.
Майлз поднял глаза к потолку: «Женщины!» Открыл графин с бренди, положил хрустальную крышку в сторону и наполнил янтарной жидкостью круглодонный бокал.
– А я-то думала… – В нынешних обстоятельствах было трудно вспомнить, о чем Летти думала и могла ли вообще рассуждать здраво. Качнув головой, чтобы привести в порядок мысли, она продолжила: – Я решила, что лорд Пинчингдейл так сердит лишь потому, что я сорвала побег. Спутала все его планы.
Она приподняла плечи и насторожилась, когда Майлз протянул ей бокал.
– Бренди, – объяснил он. – Похоже, вам сейчас не помешает.
Летти была не вполне согласна, бокал, однако, взяла и покрепче сжала пальцы, то ли чтобы не дрожала рука, то ли чтобы не расплескать бренди.
– Да как он. мог подумать, что я все заранее спланировала? Это же просто смешно!
– Когда Джефф рассказывал, мне было вовсе не до смеха, – пробормотал Майлз, снова направляясь к графину.
– Мужчины! – воскликнула Генриетта, покачивая ножкой в туфле. – Не в состоянии разобраться в простейших вещах – все они такие!
– Не суди столь сурово, Генриетта!
– Ты этого заслуживаешь – вечно торопишься с выводами! – Генриетта свела на нет строгость своих слов, послав мужу воздушный поцелуй.
Летти поспешно отвернулась. И немного отпила из бокала. Благовоспитанная и добропорядочная, она в жизни не пробовала крепких напитков. Когда первые капли легли на язык, лицо невольно скривилось. На вкус бренди оказалось куда менее приятным, чем выглядело в бокале, – почти соленым. Летти сделала еще глоточек и на сей раз нашла, что питье не столь уж отвратительно. А после третьего глотка оно ей даже понравилось, но не настолько, чтобы понять, отчего по нему так сходят с ума джентльмены. Впрочем, мужчин могли приводить в восторг самые странные вещи. Карты, парные двухколесные экипажи, драки в качестве развлечений…
– А теперь, когда все стало на свои места, – продолжала Генриетта, хоть Летти и не понимала, что именно стало на свои места, – угрожающе покачивалось даже кресло, на котором они сидели вместе с Генриеттой, – объясни наконец, по каким делам уехал Джефф.
Майлз присел на край письменного стола и, прежде чем ответить, выпил одним махом чуть не полбокала.
– Это вроде бы связано с лошадью.
Летти подняла бокал так, что свет заиграл на поверхности бренди золотистыми искрами, и заявила:
– Я пьяна, но не настолько, чтобы поверить в подобное.
В улыбке Майлза отразилось одобрение и попытка окончательно отбросить сомнения в ее невиновности. Летти обрадовалась, хоть до сих пор чувствовала себя так, будто ее несколько раз кряду ударили громадным деревянным молотком.
– Тогда вам нужно выпить еще.
Майлз взял графин и хотел было долить бренди в бокал Летти, но Генриетта предупреждающе положила руки ей па плечи.
– Единственное, что нам всем нужно, – это узнать, почему он уехал. Майлз? Или Джефф не удосужился объясниться даже с тобой?
– Удосужился. Сама же знаешь, Джефф донельзя основательный. – Майлз поставил графин на место, сел, вытянул перед собой обутые в сапоги длинные ноги и несколько извиняющимся тоном произнес: – Ему правда нужна лошадь. И не какая-нибудь, а особенная, – торопливо прибавил он, будто это уточнение могло смягчить удар, нанесенный по самолюбию Летти. Было весьма неприятно сознавать, что ты достойна меньшего внимания, чем лошадь, пусть даже самая необыкновенная. Слова Майлза лишь сильнее уверили ее в том, что лорд Пинчингдейл просто-напросто не желает знаться с женой.
– Не понимаю, почему он умчался именно сейчас, – задумчиво протянула Генриетта, будто читая мысли Летти. – Неужели нельзя было подождать до завтра?
– Нет, нельзя было, – заявил Майлз, и его голос прозвучал па удивление твердо, пуще прежнего сбивая Летти с толку. – Джефф должен купить редкую лошадь, заполучить которую мечтают многие.
– А-а. – Генриетта вздохнула.
– А-а, – отозвался эхом Майлз.
– Ничего не понимаю, – сказала Летги.
– Выпейте еще бренди, – посоветовал Майлз.
– И тогда все пойму? – Летти недоверчиво поморщила нос.
– Нет, но больше не захотите что-либо выяснять, уж поверьте, – нроизиес Майлз.
На Летти спасительное бренди не очень-то подействовало. В воображении она снова и снова переносилась в переднюю родительского дома, слышала ликующие возгласы матери и оказывалась в ее объятиях, силясь вспомнить, чем отвечала на все эти глупости. Как ей казалось, она сопротивлялась. Пыталась объяснить, что не желает выходить за лорда Пинчингдейла, равно как и он – жениться на ней. Но пыталась ли? Или же сказала все, что должна была, лишь позднее, оставшись один на один с отцом? «Что это у меня с памятью? – в отчаянии размышляла она. – Прекрасно помню, о чем я говорила – или только думала, – и уверена, что все вокруг тоже об этом знают…»
Перед глазами замелькали картинки. Мартин Фробишер что-то толкует про капканы. Мэри – на вид столь непорочная во всем белом – замерла на лестнице. Лорд Пинчингдейл стоит у алтаря и почти не смотрит в сторону невесты, целует не ее руку, а воздух, будто насилу терпит ее присутствие рядом. Снова Мартин Фробишер, большой любитель появляться там, где не просят, разглагольствует о ловушках. Сама Летти ничуть не сомневалась, что действовала из лучших побуждений, но лорд Пинчингдейл… Внезапно все стало понятно – в мельчайших подробностях, и в голове мелькнула мысль; лучше было ни о чем не задумываться.
Неудивительно, что он сбежал в Ирландию. Другой на его месте предпочел бы Австралию.
Прижав руку к лицу, Летти застонала.
– Летти? – Руки Генриетты крепче сжали ее плечи. – Летти, дорогая?
– Что? – задыхаясь от страдания, отозвалась Летти.
– Вы окунули волосы в бренди.
– Ой! – Большая прядь, выбившаяся из прически, и правда упала в бокал. Генриетта встала и предусмотрительно отошла на несколько шагов в сторону, когда Летти подняла голову, забрызгивая все вокруг бренди, и уставилась осовелым взглядом на свои мокрые волосы. – Как же так вышло?
Генриетта встревоженно взглянула на мужа. Майлз же смотрел на распустившиеся волосы Летти скорее с любопытством.
– Летти, дорогая. – Генриетта села перед Летти на корточки. – Может, сегодня переночуете у нас? Чтобы не оставаться здесь совсем одной?
– Нет. – Летти решительно покачала головой. Произнесенное слово прозвучало уместно и на диво приятно, потому она повторила: – Нет. Я… – Проклятие! Следовало ответить давным-давно заученной фразой. Куда они все подевались? – Не волнуйтесь за меня. Все будет хорошо.
Ага, вспомнила! Летти почувствовала себя так, будто совершила подвиг, только пол под ногами почему-то закачался. Чудно – ни разу до этой минуты ее взгляд не останавливался на собственных туфлях. Какие красивые розовые ленты! Восхитительные розовые ленты. Розовые ленты на свадебных туфлях – для ненастоящей свадьбы. Глаза вдруг затуманились, и Летти сильно зажмурилась, чтобы слезы не выкатились наружу. Уловка помогла. Когда она раскрыла глаза, то увидела все вокруг сквозь дымку, будто заглядывала в освещенную комнату с зимнего морозца через заиндевелое окно, но слез больше не было.
Где-то над ее головой тихо беседовали Доррингтоны. Тихо настолько, что Летти улавливала лишь обрывки фраз.
– …ничего не поделаешь… – произнес Майлз.
– …нельзя ее оставлять… – ответила Генриетта.
Здоровяк Доррингтон, загораживая собой свет, встал прямо перед Летти и посмотрел на нее взглядом знатока:
– Утром голова у вас, леди Пинчингдейл, будет раскалываться от боли.
Летти услышала лишь два слова и поспешила возразить:
– Никакая я не леди Пинчингдейл. Произошло… – Она хотела сказать «недоразумение», но, трижды попытавшись, так и не смогла выговорить слишком длинное слово, потому нашла ему замену: – Ошибка.
Генриетта осторожно коснулась ее волос и сказала мужу:
– Когда Джефф вернется, убью его, честное слово.
– Не шути так, Генриетта, – вполголоса проговорил Майлз, но Летти все слышала. – Охотники его убить отыщутся и без тебя. Сама знаешь: Джефф не мог поступить иначе.
– Я не о том, – исполненным негодования голосом ответила Генриетта. – А вот об этом.
Майлз обнял жену за плечи, и Летти вдруг стало нестерпимо холодно, хоть в канделябре, до которого было рукой подать, горели все свечи, а грудь согревало бренди.
– Положение на редкость скверное, с какой стороны ни посмотри, но что мы можем сделать? Уверяю тебя, Джефф, едва вернется, придумает, как все уладить.
– Надеюсь. – Леди Генриетта вздохнула.
Летти вдруг осенило.
– Пожалуйста, – воскликнула она, хватая Генриетту за руку, – не могли бы вы… никому не рассказывать, что он уехал?
Генриетта не стала задавать вопросов. Лишь немного склонила голову набок и на мгновение-другое задумалась.
– Мы скажем, что вы оба уже поднялись наверх и просили не беспокоить. Пусть будет о чем посудачить сплетникам, – победно заключила она, весьма довольная собой.
– А завтра что? – спросил Майлз. – Когда все увидят, что Джеффа нет, а его жена здесь?
– Эх! – Радость исчезла с лица леди Генриетты. – Может, все же поедем к нам? Мы бы вас спрятали…
– На два месяца? – перебил ее Майлз.
– Два месяца? – переспросила Летти, недоумевая, почему язык у нее во рту стал вдруг таким огромным. – Полагаете, лорда Пинчингдейла не будет целых два месяца?
– По меньшей мере.
– Добираться до Дублина – три дня, – принялась спорить Генриетта.
– Это в хорошую погоду, – возразил Майлз. – А на поиски лошади потребуется немало времени.
– Я подумала, он поехал за какой-то определенной лошадью, – растерянно пробормотала Летти, все еще сомневаясь, что ее не дурачат. Конечно, она была признательна Доррингтонам за то, что те не говорили ей прямо: «Лорд Пинчингдейл не желает вас видеть», – однако в своих стараниях они выглядели несколько смешно.
– Вокруг этой лошади сплошные загадки, – произнесла леди Генриетта, странно кривя губы.
Задавать слишком много вопросов людям, что так стараются тебе помочь, было неучтиво. Летти выудила волосок, плававший на поверхности бренди, задумчиво всмотрелась в жидкость и вылила все до последней капли в рот.
– О, дорогая! – воскликнула леди Генриетта, с опозданием забирая у нее бокал. – Вы уверены, что хотите остаться здесь одна-одинешенька?
Летти кивнула, и кабинет закачался вместе с ее головой.
– Я заеду к вам завтра, – пообещала Генриетта, – и мы вместе придумаем, что вы будете говорить. Помните: вы в беде не одна, верно ведь, Майлз?
– Совершенно верно! – мгновенно отозвались все три мистера Доррингтона.
– Благодарю вас, – прошептала Летти, но за Доррингтонами уже закрывалась дверь. Летти осталась наедине с тенями меж книг ее мужа. В углу белел бюст, определенно некоего римлянина, но Летти не слишком ими увлекалась и не знала, кто перед ней. Догадывалась лишь, что человек он был выдающийся. Впрочем, римляне все чем-нибудь да прославились. Или не все, но людей неприметных не стали бы увековечивать в камне.
Держа в руке свечу и хватаясь за книги на полке, чтобы не упасть, она осторожно подошла к мраморной голове. Розовые туфли, хоть и ужасно красивые, как будто потяжелели, и ходить в них стало как-то неловко. Летти остановилась перед бюстом и, слегка покачиваясь, посветила в большие пустые глаза.
– Как по-вашему, что мне делать? – спросила она.
Римлянин лишь с презрением на нее посмотрел, напомнив мужа. Летти испугалась. Забавно, но и нос у мраморной головы был такой же – характерно продолговатый, с тонкой переносицей.
– Оставаться здесь нельзя, – пробормотала Летти, качая головой римлянину, который понимающе закачал головой в ответ. Если она останется, миссис Понсонби с ума сойдет от радости. «Несчастная Летти Олсуорси – не успела выйти замуж, как муж сбежал от нее! Вы слышали, дорогуша, он уехал в Ирландию, да, да, в Ирландию – не мог больше ни минуты терпеть жену рядом с собой. Но его можно понять – ведь она серая мышка, сами знаете. Впрочем, не это главное, а ее бессовестная выходка – слышали? Да как же так? Кругом только об этом и твердят! Неудивительно, что он уехал…»
– Но ведь я не нарочно! – воскликнула Летти, затыкая уши, чтобы не слышать злобных шепчущих голосов. – Не нарочно!
Надо во что бы то ни стало рассказать ему правду, убедить в том, что ничего дурного у нее и в мыслях не было, что она, так же как и он, стала жертвой обстоятельств. Произошло жуткое недоразумение. Конечно, лорд Пинчингдейл ей поверит, только бы выдался случай побеседовать с ним…
Летти долго, широко раскрыв глаза, смотрела на нового римского друга. Да, да, надо поговорить! И тогда «прощайте, беды!».
Безмерно обрадовавшись, она бросилась обнимать испуганную Цицеронову голову, даже не почувствовав боли, когда мраморный нос впился в ребра. Лучшей мысли ей не приходило долгое-долгое время. Идея была замечательна, как блестящие розовые ленты на туфлях.
Только бы найти дверь…
Злой дух упорно что-то пилил в голове у Летти. Мерные пронзительные звуки раскалывали череп. Вперед-назад, вперед-назад… Она умоляла прекратить, но дух лишь злобно расхохотался и принялся раскачивать ее голову из стороны в сторону, все сильнее и сильнее. Тут Летти почувствовала, что ее вот-вот стошнит, и твердо решила не доставлять мучителю такого удовольствия. К горлу подступил комок, комната зашаталась. Летти застонала и, уткнувшись лицом во что-то потрескивающее, на миг замерла и нахмурилась. Подушка. Внизу была ровная поверхность, а сверху одеяло, натянутое до самого подбородка. Летти вздохнула с огромным облегчением. Разумеется, она лежала на собственной кровати и спала. С минуты на минуту явится служанка, объявит: вы-де, проспали – и поторопит к завтраку. При мысли о еде свело желудок. Летти что было сил вцепилась в кровать, но стены продолжали качаться – медленно и равномерно, туда-сюда.
До странного опухшими пальцами она принялась ощупывать простыню. Поверхность шероховатая, край обтрепанный. Летти провела ватным языком по сухим губам, испугавшись собственного состояния. Если ей не изменяла память, она вовсе не была больна. Впрочем, память как будто отключилась, а попытка ее напрячь отозвалась острой болью. С неимоверным усилием Летти раскрыла слипшиеся веки. И увидела деревянную стену – некрашеную, неоклеенную, всю в царапинах и червоточинах.
Зажмурившись, Летти вступила в бой с очередным приступом тошноты, но тошноте помогала боль в висках, которая непреклонно надвигалась на лоб, словно строй солдат, отчаянно бьющих в барабаны в такт убийственно твердому шагу.
Тихонько захныкав, Летти прижала ко лбу крепко сжатый кулак в тщетной попытке остановить врага.
– Вы спите целую вечность, – заявил веселый голос, ударяя по голове, точно молот по жести.
В ответ Летти лишь застонала.
– Это ведь у вас не морская болезнь, верно? – продолжал безжалостный голос. – Иначе путешествие будет сплошной пыткой.
– Путешествие? – прохрипела Летти, все гадая, не сон ли это, а если сон, то почему так явственно чувствуется боль. Казалось, ноет даже кожа.
Кто-то сел рядом, чуть сдвинув тонкий матрас. К горлу подкатила новая волна тошноты. Сглотнув, Летти медленно и осторожно перевернулась на спину.
– Так у вас морская болезнь или нет? – требовательно спросил голос. Летти снова приоткрыла опухшие глаза и увидела, что кричит у нее над ухом девица с черными волосами, которые обрамляли ее лицо и свисали не по моде длинными локонами. Выглядела она слишком уж настоящей и совсем не походила на плод воображения.
– Не знаю, – ответила Летти, не кривя душой. – Я в жизни не бывала в море.
Девица засмеялась и вскочила с кровати. Летти задумалась, сколько ей лет: несмотря на детскую прическу, лицо брюнетки было не пухлое, как у совсем молоденьких женщин.
– А вы мне нравитесь! Я сразу почувствовала, что сердце у вас доброе, но проверить не вышло – вы, как только явились вчера ночью, тотчас уснули.
– Вчера ночью, – неразборчиво повторила Летти. Тут горло сжало омерзительно странное чувство, а когда Летти заговорила, не узнала собственного голоса. – Прошу вас, – сказала она, заглушая барабанный бой в голове. – Тут есть вода?
Девица улыбнулась столь ослепительно, что у Летти заболели затуманенные глаза, перекинула через плечо черные волосы и бойко ответила:
– Должно быть, есть. Я мигом.
Летти утопила больную голову в подушке и опустила тяжелые веки, вяло радуясь, что ее хотя бы оставили в покое. К несчастью, теперь она не сомневалась, что бодрствует. Во сне невозможно чувствовать себя столь скверно. Такого с ней еще не бывало… пожалуй, никогда. Может, ее одолела какая-нибудь зараза? Комната вновь покачнулась, и вместе с ней качнулся желудок Летти. Что бы ни было виной ее страданий, они определенно вели к скорой мучительной смерти.
Осторожно прикоснувшись к голове, Летти удивленно отметила, что болят даже мышцы руки. Кожа на лбу была как будто сухая и прохладная. Стало быть, это не болезнь, а… Ее внимание привлек непривычный блеск на пальце – золотое колечко с зеленым маслянистым камнем.
Замужем. Святые небеса, она замужем!
Летти снова почувствовала приступ тошпоты и проглотила слюну. В голове начали всплывать обрывки воспоминаний.
Бесконечный путь к алтарю, взгляд шафера, бесстыдно прикованный к ее скромному лифу, отсутствующий взор мужа, когда он отвернулся от нее в переполненной гостями зале для балов. Что последовало дальше, вспоминать было труднее и труднее. Летти провела тяжелым языком по сухим губам, задумываясь, беседовала ли она с леди Генриеттой. И мистером Доррингтоном… Перед глазами заколыхались огоньки свечей в темной комнате – даже от света, вспыхнувшего в воображении, захотелось зажмуриться, – и возник образ Майлза Доррингтона. Вот он протягивает ей бокал, вот называет ее «леди Пинчингдейл», вот говорит о лошади… При чем здесь лошадь? Случилось что-то еще, куда более важное. Розовые ленты… Что-то связанное с розовыми лентами.
Розовые ленты и ночной побег из дома. О Господи! Летти прижала руки к губам. Ее сундук не успели распаковать, и она велела лакею принести его вниз, весело сообщив, что они с лордом Пинчингдейлом уезжают в свадебное путешествие, да попросив уведомить о том всех любопытных, в особенности прислугу из дома Понсонби. Летти содрогнулась. Нет, не смела она такого выкинуть, верно ведь? Однако выкинула, и в этом не было сомнения. Ибо не могла бы вспомнить того, чего вовсе не случилось. Вот и сундук ее стоит здесь, привязанный к стенке.
Летти снова тихо застонала – на этот раз отнюдь не от боли.
Лучше бы ее похитили – было бы не так досадно. Во всяком случае, тогда она не чувствовала бы себя столь безнадежной дурой.
– Ах вы бедненькая, голубчик! – Брюнетка, чуть не пританцовывая, вошла в комнату. Дверь за ней захлопнулась с таким грохотом, что в голове Летти загремела канонада. Однако, увидев кувшин с живительной водой в руке девицы, Летти решила, что за него готова простить незнакомке что угодно. В другой руке длинноволосая держала ведро. – Один премилый человек посоветовал прихватить и ведерко, – сказала она, размахивая ведром столь вдохновенно, что Летти невольно отодвинула голову дальше. – На всякий случай. – Брюнетка с шумом поставила ведро, отчего в мозгу Летти сошла новая лавина боли, и налила воды в стакан, явно знававший лучшие времена.
Но выбирать не приходилось. Взяв стакан, Летти спросила:
– Мы… знакомы?
– Ах да! Глупая моя голова! – Девица чуть снова не плюхнулась на кровать, но сжалилась над страдалицей и лишь протянула ей руку. – Я Эмили Гилкрист.
– А я Летиция Олс… – Летти запнулась. Она была уже не Олсуорси, а Летиция Пинчингдейл. Но не стоило рассказывать всему свету, что она едет бог весть куда и без мужа. Скандалов ей хватало, чтобы помнить всю оставшуюся жизнь. – Летиция Олсдейл. Я Летиция Олсдейл, – повторила она более смело.
– Вы из Лондона, мисс Олсдейл?
– Миссис, – уточнила Летти, соображая весьма туго, но уже входя в новую роль. – Миссис Олсдейл. Я… вдова.
– А почему не в трауре?
– Беда постигла меня только что, – вывернулась Летти. – Я не успела обзавестись траурными платьями.
Эмили понимающе закивала, а ее детские локоны запрыгали.
– Обзаведетесь, когда доберемся. Времени у нас будет предостаточно. Обожаю делать покупки, а вы?
Летти, будто не услышав, о чем ее спросили, снова облизнула губы и задала роковой вопрос. Вообще-то ей надлежало знать ответ, однако…
– Доберемся куда?
Эмили взглянула на нее снисходительно:
– Вы это серьезно, миссис Олсдейл? В Дублин, конечно. Куда еще мы можем приплыть на дублинском пакетботе?
