Текст книги "Загадка кольца с изумрудом"

Автор книги: Лорен Уиллиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– И тебе того же. – Колин приподнял руку с бокалом.

– Еще увидимся. Поку.

Я в самом деле сказала «поку», не «пока». В волнении чего только не выкинешь.

С матерыо Пэмми поздороваться и в самом деле следовало, и я пошла туда, где сидела ее компания, размышляя, как можно выставить себя такой дурой за разговором из нескольких ничего не значащих фраз. Я оглянулась на Колина. Он на меня не смотрел.

Да как у него хватало наглости относиться ко мне столь пренебрежительно, тогда как я из кожи вон лезла, чтобы всем показалось, будто это я на него чихать хотела?! Как непорядочно с его стороны!

Постой-ка! Какая разница? Теперь не имеет значения, что думает про тебя Колин Селвик.

Я сделала глоток водки с тоником. Водки было больше, тоника меньше, и вкус отдаленно напоминал жидкость для мытья окон (нет, жидкость для мытья окон мне пробовать не доводилось, но, подозреваю, вяжет во рту от нее не меньше). Еще немного, и я не только забыла бы про то, что не должна обращать на Колина особого внимания, но и вовсе разучилась бы мыслить. От единственного глотка онемели губы.

Поставив бокал на столик рядом с неестественно сочным растением в горшке, я подошла к матери Пэмми.

Миссис Харрингтон по-прежнему восседала на голубом диванчике. Ее пепельно-светлые волосы длиной по плечи поблескивали, как бомбейский сундук в прихожей. Широкоскулое лицо с вздернутым носом красотой не отличалось, но притягивало взгляд. Наблюдая за ней, я уяснила еще в детстве: ухоженность и обаяние куда важнее просто красивых черт.

Лет через двадцать Пэмми станет точь-в-точь такой, как теперь ее мать. По-моему, они и сейчас походят одна на другую, но Пэмми, если ей сказать об этом, пустится жарко спорить.

– Добрый вечер, миссис Харрингтон! – По старой привычке я, как школьница, повысила голос па пол-октавы и заговорила приветливее. – Спасибо, что пригласили меня.

– Элоиза! – Миссис Харрингтон подставила щеку для поцелуя. Ее акцент после стольких лет в Штатах был не американский, но и не британский, а сочетал в себе и то и другое. – Не могли же мы оставить тебя одну в День благодарения.

– Мама и папа передают вам привет.

– Как дела у сестренки?

– Наслаждается студенческой порой.

Миссис Харрингтон прищурилась:

– Надеюсь, не слишком.

– Вы же знаете, какая у нас Джиллиан, – с улыбкой ответила я. – В конце учебного года ей в любом случае удается все уладить. Понятия не имею, как она так ухитряется.

Миссис Харрингтон погрозила мне пальцем:

– Дело в ваших мозгах. Не знаю, как бы Пэмми разобралась с алгеброй, если бы не ты.

Я тоже не знаю.

Но ради приличия сделала вид, будто считаю, что благодарить меня нет причины. Это нечто вроде ритуала: тебе отвешивают комплимент, ты его непременно отклоняешь. Литания с «Шанель № 5» миссис Харрингтон вместо фимиама.

Когда с любезностями было покончено, миссис Харрингтон улыбнулась и махнула рукой кому-то позади меня:

– Входи же! Не стесняйся.

Я удивилась. Со стеснительными Пэмми обычно не знается. Как сама она, большинство ее друзей – продукты американской образовательной системы – вполне уверены в себе. Пожалуй, лишь единственный человек из ее окружения отличался в этом смысле от остальных.

Я сделала шаг в сторону, уступая место перед диваном сестре Колина.

Серена нисколько не походила на брата. Колин был высокий светловолосый и загорелый – как модель из неудачного каталога, что рекламирует одежду «Аберкромби», гневно подумала я, – а Серена смахивала на до противного трогательную картинку из детской книжки, написанной в девятнадцатом веке. Когда Серена появлялась перед тобой, в голове так и звучало: «Хрупкая, точно олененок». Глаза у нее были, как у Колина, ореховые, однако на узком женском лице они выглядели тоскливо-мечтательными, подобно глазам леди из Шалота, что задумчиво смотрит в окошко. Кожа Серены поражала бледностью, а каштановые волосы – гладкостью, доказывавшей, что производители кондиционеров не зря расхваливают свой товар.

Из-за блеска волос лицо Серены смотрелось белее обычного и больше обращали на себя внимание впадины под глазами. Ярко малиновый свитер лишь подчеркивал болезненность лица. Казалось, она недосыпает или недоедает. А может, и то и другое.

Пэмми говорила, что в недавнем прошлом Серена рассталась с парнем. Я задумалась, не оттого ли она до сих нор страдает. Ее запястья напоминали обнажившиеся перед зимой ветви, что мягко касались окон в гостиной.

– Элоиза, – голос миссис Харрингтон заставил меня очнуться от дум, – ты знакома с Сереной Селвик? Она училась с Пэмми в Сент-Поле.

Я не просто была знакома с Сереной, а даже как-то раз придерживала ее голову над унитазом, когда ей сделалось плохо от пищевого отравления. Пообщаться нам практически не довелось. Однако рассказывать матери Пэмми об обстоятельствах нашего знакомства, тем более перед ужином, было совсем ни к чему.

– Да. – Я наклонилась и чмокнула воздух перед щекой Серены. – Приятно снова встретиться.

Серена привычным жестом поправила волосы, хоть они в том ничуть не нуждались.

– Жаль, что я не застала тебя в Суссексе.

Суссекс. Мое постыдное увлечение. И хорошо, что Серена не застала меня в Суссексе – не видела, как я строю глазки ее братцу. Несмотря на всю робость и идеально уложенные волосы, Серена мне нравилась.

Состроив рожицу, я ответила:

– Наверняка в Лондоне у тебя были дела поважнее. А я почти безвылазно сидела в библиотеке.

– Колину ужасно неловко, что пришлось так срочно уехать.

Я пожала плечами:

– Ерунда. Я очень благодарна ему и за то, что он пригласил меня.

– Разумеется, он уехал срочно. На то была веская причина, – вставила миссис Харрингтон.

В самом деле? Я вопросительно взглянула на нее. Что происходит?

– Надеюсь, ваша мама скоро поправится, – сказала миссис Харрингтон Серене. – Как же я испугалась!

Поправится? Испугалась?

Серена живо закивала:

– Спасибо. Очень мило с вашей стороны, что прислали цветы.

– Ничем другим, увы, не могла помочь.

Я, чувствуя себя круглой дурой, поспешила включиться в разговор:

– Ваша мама заболела?

– Колин тебе не сказал? – с неподдельным изумлением спросила Серена. – А я подумала…

Я покачала головой и постаралась выглядеть так, как надлежит всякому вежливому человеку, который обеспокоен нездоровьем ближнего. Зря я не выпила больше водки. Мою душу, словно ползучее растение, стало оплетать недоброе предчувствие.

– Мама Серены попала в автокатастрофу, – сказала миссис Харрингтон. – В Венеции, правильно?

– В Сиене.

– О Боже! – пробормотала я, не найдя иных слов. – Какое несчастье!

– Она отделалась лишь ушибами, – торопливо проговорила Серена. – И сломанным ребром.

– О Боже! – повторила я. – Как страшно!

– Подобных звонков, – произнесла миссис Харрингтон, переводя взгляд на болтавшую с друзьями Пэмми, – боишься больше всего в жизни.

– Даже представить жутко, – сказала я.

И вернулась мыслями в тот день.

Мы только-только приехали из Донуэлла, когда у Колина зазвонил сотовый. Я прекрасно помнила эту минуту. Взглянув на номер, он быстро пожелал мне доброй ночи и пошел прочь. Тогда я решила, это из-за того, что ему не терпится поскорее от меня отделаться.

– Я не смогла поехать, а Колин вылетел первым же самолетом и пробыл с мамой неделю. – Серена принялась теребить край свитера и немного склонила голову, очевидно, чувствуя себя виноватой.

Прошло часов шесть, после того как Колину позвонили, когда он заглянул в библиотеку и спросил, успею ли я собраться за пятнадцать минут. Вот, оказывается, в чем было дело. Я представила, как Колин, ссутулившись, сидел перед компютером, как, не выпуская из руки телефон, узнавал расписания, то и дело звонил в больницу и разговаривал с перепуганной Сереной. Один-одинешенек, среди ночи, болея душой за мать, что лежала в чужой стране раненая. Время неумолимо шло вперед. А он торчал в Суссексе, на пару с раздражительной гостьей.

Я почувствовала себя преступницей.

– Наверняка твоя мама все поймет, – пробормотала я, похлопывая Серену по плечу. – Замечательно, что с ней рядом был Колин.

Я не знала, как себя обругать. Теперь мне казалось, «преступница» – слишком мягкое для меня название.

Лишь безумно влюбленные в себя эгоисты не замечают чужих несчастий. А беда Колина была невыдуманной и безмерно страшной. Разумеется, ни сама я, ни кокетничанье, ни глупые чувства в те минуты его не волновали.

Я попыталась представить, каково было бы мне, узнай я, что моя мама в больнице. В тяжелом состоянии. Еще и в другой стране. При одной мысли о подобном несчастье делалось тошно.

– Теперь ей лучше? – спросила я.

– Намного, – уверенно сказала Серена. – С ней сейчас муж.

Не «папа». А «муж». Мне и в голову не приходило поинтересоваться, как обстоят дела в семье Колина. Преследовало чувство, что он появился на свет из залы Селвиков точно такой, как теперь, – будто Афина, родившаяся из головы Зевса в полном вооружении.

– Где Колин? – спросила я, выгибая шею и глядя на бар.

Следовало что-то сделать. Что именно? Я не знала. Посочувствовать? Попросить прощения? Нет. Мне хотелось загладить свою вину. За что? Я затруднялась объяснить. Глупо бы выглядело, если бы я подошла к нему и сказала: «Прости, я так отвратительно себя вела, потому что решила, ты мной пренебрегаешь». Вдруг он и не заметил в моем поведении ничего отвратительного? Или понятия не имел, что я считаю, будто мною пренебрегают? Мысли в голове окончательно спутались.

У бара Колина уже не было, не было и в небольших группках, что стояли тут и там но всей гостиной. Не бела. Я еще успею исправить свою ошибку. За праздничным ужином. Буду подчеркнуто обходительной. Стану образцом изящества и обаяния. По меньшей мере обаяния.

– Вот он! – Серена, разыскивая брата, обвела комнату долгим взглядом и кивнула на арочный дверной проем, ведший в прихожую. Не успела я повернуться, широкая спина Колина уже исчезла из вида. – Уходит.

Глава 24

– Поедем домой.

Слова Джеффа повисли в воздухе. Столь же настоящие, как зеленый узор иа ковре под ногами. И столь же непростые. Летти не вполне понимала их смысл. Обыкновенная фраза, а как много она могла значить. Могла… Жаль, что Джефф был так лаконичен. Одно несомненно: теперь они снова были друзьями, несмотря на то что два часа назад повздорили. Только ли друзьями?..

– Я понятия не имею, где дом, – уклончиво ответила Летти. – Ваш дом.

Джефф оперся рукой о край буфета, не сводя глаз с Летти. Лицо его, как обычно, ничего не выражало. В некотором смысле быть замужем за опытным шпионом ой как непросто.

– Я снимаю дом у одного человека, он уехал в Лондон до конца сезона. Там вы будете в безопасности.

– А лорд Вон? Если он знает, что мы женаты…

Губы Джеффа внезапно растянулись в улыбке.

– Тогда уж точно не станет искать вас у меня.

– Верно.

– Стало быть, вы согласны?

Летти по-прежнему не двигалась с места, оставался у буфета и Джефф, однако расстояние между ними вдруг заметно сократилось.

– Джеффри? – В дверном проеме показались кудряшки Джейн, и возникло ощущение, что на косяке вдруг выросла борода. Потом появилось лицо и все остальное. – Экипаж уже ждет. Летти, если хотите, оставайтесь у нас.

– Благодарю, – ответила Летти, не глядя на Джеффа и стараясь говорить спокойно. – Но я уже приняла другое предложение.

Глаза Джейн заискрились.

– Я так и подумала. – Ведя гостей вниз по лестнице с видом хозяйки, давно привыкшей принимать посетителей, она добавила: – Жду вас завтра в половине третьего. Решим, как нам нарядиться.

– Нарядиться? – Летти не удалось скрыть замешательства.

– Неосмотрительно являться к лорду Вону как есть, – деловито произнесла Джейн. – Пойдут толки.

– Как мы есть теперь или на самом деле? – спросила Летти.

– Ни так, ни так, – ответил Джефф. Помогая жене забраться в экипаж, он задел рукой ее плечо. Летти словно обожгло раскаленным железом. Голос Джеффа звучал мягко, и было понятно, что он улыбается. – Может, вы придумали себе новый образ, да не успели нам сообщить?

– Еще не придумала, но кое-какие мысли имеются. – Летти больше почувствовала, нежели услышала, ответный смешок Джеффа.

– До завтра! – бодро воскликнула Джейн, махнув рукой на прощанье.

Джефф закрыл дверцу и сел рядом с Летти, вытянув ноги и положив руку на спинку сиденья. Как всякий мужчина, он неосознанно старался занять как можно больше места.

У Летти от близости мужа приятно защемило в затылке. Она украдкой скосила взгляд на пальцы, почти касавшиеся ее плеча. Нет, он и не думал к ней прикасаться. Просто удобнее устроил руку. Рука как рука. А может, эта рука что-то замышляет?

Что за нелепые бредни! Как рука может что-то замышлять? И ее все равно пришлось бы куда-то девать, вот он и решил положить рядом с плечом. Неужели лучше сидеть, прижав руки к коленям, как прилежный ученик?

– …не так ли?

– Что, простите? – смущенно переспросила Летти.

– Мне показалось, вам не пришлась по вкусу мысль о новых костюмах. – Джефф насмешливо вскинул бровь. – Или больше не желаете лицедействовать?

Его рукав задел прядь волос Летти, и по ее спине пробежал холодок. Дабы муж ничего не заметил, она поспешила ответить:

– Лицедействовать я бы не прочь, только получается у меня неважно.

– Не сказал бы, – возразил Джефф.

Летти промолчала, недоверчиво приподняв брови – совсем какой.

– Почему вы назвались мисс Олсдейл, когда отправились в Дублин?

Рука снова шевельнулась. Летти с таким напряжением следила за малейшими ее движениями, что ответила не сразу.

– Побоялась за свое и без того запятнанное имя, за достоинство. – Она поморщилась, вспомнив, как проснулась на пакетботе. – Только поэтому.

– Достоинство? – Джефф повернулся, чтобы взглянуть в глаза, задев коленом ее подол.

– Дьявол гордился, да с неба свалился, – проговорила Летти, поправляя юбку.

Джефф пристальнее всмотрелся в лицо жены. Колышущийся свет фонаря освещал его благородные черты.

– При чем тут гордость?

Летти поерзала на сиденье, словно ей было неудобно.

– Я не хотела показывать, что мы путешествуем поодиночке. О нашем супружестве и так болтают бог весть что. Зачем давать новый повод для сплетен?

– И вы решили стать миссис Олсдейл…

– Да, выдумка не из самых удачных, – произнесла Летги, тоном давая понять, что более не желает обсуждать свой поступок.

– Успех редко зависит от имени, – ответил Джефф, принимая отказ. – К тому же чем больше вымышленная фамилия походит на настоящую, тем выше вероятность, что вы будете на нее отзываться.

– А каковы ваши соображения по поводу Тротуоттла? – спросила Летти, довольная переменой темы.

Джефф вздохнул:

– Словцо необычное. Не исключено, впрочем, что этих Тротуоттлов целый выводок и живут они, не ведая нужды.

Перед глазами Летти возникла огромная стая гусей, вышагивающих но траве где-нибудь близ Солсбери.

– Но вы в это не верите.

– Нет.

– И до сих пор полагаете, что лорд Вон работает с ними…

– Я полагаю, что Вон работает лишь на Вона, – сказал Джефф. – Возможно, он ведет двойную игру, если это в его интересах.

– Какая ему от этого выгода? – спросила Летти. – К чему такие сложности?

– Они дают власть, – проговорил Джефф. – Спасают от тоски. Заставляют тренировать мозг. Всего не перечислишь. Во всяком случае, совесть Вона, как мне кажется, не беспокоит.

Летти вспомнила, как Вон стоял у гроба. Подобно серебру, которое он так любил, лорд Вон в любых условиях оставался тверд и бесстрастен. Его не волновали вопросы нравственности. Из отцовских книг Летти знала о существовании людей, которые не осложняли свою жизнь ни религией, ни суевериями и действовали, полагаясь только на разум, но впервые столкнулась со столь поразительным воплощением этой философии. Нет, такие люди ей определенно не нравились.

Она посмотрела на мужа. Погрузившись в мысли о тюльпанах и предательстве, он рассеянно смотрел в окно. Конечно, ума и рассудительности доставало и ему, но к ним примешивалось кое-что еще, и в сравнении с Воном Джефф казался куда более человечным. Быть может, то была ответственность. Совесть. Осознание, насколько хрупка жизнь, в том числе и его собственная. Это качество не обсуждают философы, его невозможно разложить на части и обратить в теорему. Оно просто есть и все. Потому-то Джефф и женился на девице без приданого и из обычной семьи, как только потребовали обстоятельства. Он выполнил свой долг, невзирая на то, что обстоятельства, по его мнению, подстроила сама девица. От этого редкого качества зависела бы и судьба Мэри, если бы ей удалось сбежать тогда из отцовского дома.

Вон в подобном положении наверняка повел бы себя иначе. Решил бы: раз она настолько глупа, пусть терпит заслуженный позор.

Звук копыт зазвучал по-иному – экипаж свернул с Кейпел-стрит и въехал на мост через Лиффи. Отражение фонарей в черной воде походило на сторожевые башни затонувшего города.

Летти поежилась, и не только оттого, что с приходом ночи изрядно посвежело. Вид недвижимой воды, замороженной фонарным светом, леденил душу. Протянув по привычке руку, она вспомнила, что плаща нет. Поспешно покидая театральную ложу, она оставила его вместе с ридикюлем. Тогда ей было жарко, большей частью от ярости.

Джефф заботливо заглянул ей в глаза:

– Вам холодно?

Летти потерла руки, покрывшиеся мурашками.

– Немного.

– Тогда сделаем вот как. – Рука, коснувшаяся ее плеча, на сей раз определенно что-то замыслила. Джефф обнял жену и притянул к себе. Тепло, исходившее от него, согревало лучше, нежели камин зимним вечером.

– Какая несправедливость! – пробормотала Летти. – Вы одеты гораздо теплее меня.

Прядь ее волос упала ему на нос. Он чихнул, убрал прядь в сторону и усадил жену поудобнее.

– Поговорим о несправедливости в полдень, когда вам в вашем муслине будет легко и уютно, а я буду изнывать от жары.

– Могу дать вам взаймы зонтик от солнца, – предложила Летти, прикрывая зевок. – Если хотите, еще веер.

– Представляю, что станет с моим добрым именем. – Когда Джефф говорил, она чувствовала движение его груди, еще не слыша голоса.

– М-м-м… – Ее больше интересовало его тепло, нежели слова. Шерстяная ткань мужского сюртука оказалась мягче, чем можно было предположить, и совсем не царапала щеку, лишь края галстука то и дело касались носа.

Летти отодвинула голову к рукаву, подальше от накрахмаленных частей костюма. Она чувствовала удивительное умиротворение, готовая в любое мгновение провалиться в глубины сна.

– Удобно? – спросил Джефф.

– М-м-хм-м… – Летти попыталась бороться со смыкавшимися веками, но бесславно проиграла.

Убаюканные покачиванием кареты и теплом Джеффа, ее мысли поплыли назад, к событиям и тревогам минувшего дня. Черные тюльпаны, золоченые перила, тело Эмили на полу… Вон, обменивающийся многозначительными взглядами с Джейн в склепе у церкви Святой Вербурги… Что, если Джейн заблуждается? Не сам ли Вон убил Эмили?.. Черные волны волос на полу, совсем таких, как у Мэри… Перед глазами возник призрачный образ сестры. «Мэри, кто тебя звал?»

Собственные руки, холодные и в крови, как у леди Макбет… Мэри явилась, потому что сама того пожелала, но самое страшное – она нимало не печалилась. Летти крепче прижалась к Джеффу, в изумлении наблюдая, как Мэри, вдруг обернувшись Воном, пустилась танцевать гавот на пару с миссис Понсонби в зале, где гуляло эхо и стояли лесом гигантские цветы, вырезанные из камня. Цветы, негромко жужжа, выводили мелодию, которая покачивалась взад и вперед, взад и вперед…

Джефф, разрабатывая планы и продумывая, чем заняться завтра, тем не менее сразу заметил, когда дыхание Летти зазвучало медленнее и умиротвореннее. Удивительно, но он ни на миг не забывал о ней и мог с точностью сказать, когда именно она уснула, где расположена на ее лице каждая веснушка, вспомнить во всех подробностях их последний разговор. Особенно ту его часть, где речь шла о гордости.

Он посмотрел па жену. Растрепанные волосы скрывали лицо, и в неровном свете фонаря виднелся лишь кончик веснушчатого носа. На черной ткани платья маслянисто поблескивало зеленое пятно – крошечный пруд, скрытый ветвями от солнца.

Прикоснувшись к камню, Джефф вспомнил, с какой тягостной неприязнью всего месяц назад надевал это кольцо Летти на палец. С тех пор, казалось, минула вечность, и вовсе не с ним это происходило, а с кем-то иным. С человеком неблагоразумным, самовлюбленным, не видящим дальше собственного носа, подумал он, осторожно прикасаясь подбородком к макушке Летти. От ее волос приятно пахло ромашкой, как в старом саду Сибли-Корт летом.

По возвращении в Лондон следовало подобрать более изящную вещицу. Кольцо Пинчингдейлов было не только уродливо, но и слишком велико для маленькой ручки. Камень закрывал полпальца и смотрелся чудовищно. На руке темнели веснушки, красноречиво рассказывая, что Летти – любительница погулять без перчаток. На большом пальце белел давний шрам. Ладонь была не овальной, как требовала мода, а почти квадратной, хотя грубоватость формы скрашивалась тонкокостностью. Рука лучше всяких слов говорила об уязвимости, спрятанной под видимой силой. Увесистое кольцо с изумрудом лишь подчеркивало женственность.

Джефф никогда прежде не смотрел на Летти как на слишком юную и беззащитную, но спящая она казалась моложе, нежнее. И прижималась головой к его груди доверчиво, словно дитя.

Остальные части ее тела отнюдь не смотрелись детски невинными. Если бы Джефф не боялся ее разбудить, то забился бы в угол подальше от греха. Благородно стиснув зубы, он принялся вспоминать все, что знал о французских шпионах, ныне обитавших в Лондоне. В алфавитном порядке.

И успел дойти лишь до Жана Каре, когда экипаж остановился в глухом переулке. Джефф как только мог осторожно просунул руку под согнутые в коленях ноги спящей и не спеша, чтобы не споткнуться на подножке, вынес ее наружу.

Летти проснулась уже на дорожке к дому. Подняла голову и удивленно взглянула вниз, будто пытаясь сообразить, как ей удается плыть по воздуху.

– Я могу идти сама, – смущенно пробормотала она.

– Думаете? – Джефф продолжал путь. – Мне приятно вас нести.

Летти зажмурилась, зевнула, прикрывая рот кулаком, и кивнула:

– Да, думаю.

Она обхватила Джеффа руками за шею, повернулась и соскользнула вниз. У Джеффа закололо сердце. Даже не подозревая, какие страдания ему причиняет, Летти потерла глаза и огляделась вокруг.

– Боже мой, где это мы?

– Дома, – просто ответил Джефф, подавая ей руку.

Здание, что высилось впереди, выбивалось из общей краснокирпичной картины, словно караван верблюдов, внезапно появившийся близ Дублинского замка. В сиянии ночных фонарей белые каменные стены, будто выросшие сами собой среди зелени и цветов, светились необыкновенным призрачным светом, и казалось, что дом вот-вот вздрогнет и упорхнет, как невесомый шарфик с ночным ветром. Ощущение движения усиливалось изобилием завитков и изгибов, веерообразными окошками над дверьми и эркерами. Постройку увенчивал причудливый купол, который больше подошел бы дворцу багдадского халифа, нежели дому на острове у холодного моря,

Джефф отпер дверь, столь же замысловато украшенную, как овальная передняя, по обе стороны которой располагались небольшие салоны. Один был оформлен в ярко-красных тонах, на стенах пестрели росписи с изображением гибели Помпеи. Несчастные жительницы города – на фресках были одни женщины – разбегались кто куда в очевидном ужасе и полуголые. Мужчины, подумала Летти, должно быть, в ту пору воевали с неприятелем. Скорее всего одетые, как должно. Впрочем, эбеновые статуи африканцев с факелами, стоявшие по обе стороны лестницы, под стать подругам на фресках, были совершенно нагие.

– Вы, должно быть, смертельно устали. – Джефф поспешил приводить Летти вверх по ступеням, пока она не увидела, что во втором салоне.

– Я отдохнула в дороге. – Летти приостановилась и задрала голову, изумленная необыкновенной резьбой над дверыо в спальню. Джефф торопливо завел ее внутрь, не позволяя рассмотреть, каким забавам в греческом стиле предаются вырезанные фигурки.

Все более смущаясь, он поставил подсвечник на мраморную столешницу, что опиралась на игривого вида кариатид с бюстами, в сравнении с которыми грудь Летти казалась весьма скромной.

Она начала сомневаться, что Джефф привез ее в обычный дом, особенно когда раскрыла лежавшую на ночном столике книгу в кожаном с золотом переплете и увидела картинки. Монахи подобное определенно осудили бы.

Джефф захлопнул книгу, но Летти успела разглядеть на одной из картинок слившуюся в объятиях парочку.

– Хозяин дома весьма увлечен… философией, – попытался вывернуться Джефф.

Летти снова протянула к книге руку.

– Насколько я успела заметить, это не похоже на труд Аристотеля.

– Аристотель изучал движения небесных тел. – Джефф ловко перехватил книгу, засунул ее в выдвижной ящик и рывком закрыл его.

– А тут движения совсем иного рода, – произнесла Летти, многозначительно кивая на ящик. – Ничего небесного я в них не заметила.

– Да, но… Забудьте об этом. – Джефф покачал головой. – Я что-то хотел сказать… Не помню.

Восхищенно озираясь, Летти прошлась взад и вперед. Она не то что не бывала в таких комнатах прежде – даже представить себе подобного не могла. Посередине стояла кровать – огромная и невообразимо роскошная. Прозрачный розовый полог с золотистым отливом держали улыбающиеся золотые купидоны. Кровать устилали несчетные ярды розового шелка, украшенного и расшитого золотистой тесьмой и нитью. От обилия розового у Летти защипало глаза.

Наверху пестрел купол, на который она обратила внимание снаружи. Ей представилось, как дневной свет, проходя сквозь разноцветные стекла, падает на розовую постель желтыми, синими и зелеными пятнами. Или на кожу того, кто лежит в этом шелковом море.

Почувствовав, что щеки у нее становятся ярче, чем покрывала, Летти задрала голову и принялась с особым вниманием рассматривать дивный потолок. Над стеклом, вырезанные на внутренней стороне купола, красовались боги Олимпа. Главенствовал над всеми, вопреки правилам, вовсе не Зевс, а Афродита, чему, похоже, была безмерно рада.

– Чей это дом? – требовательно спросила Летти.

Джефф засунул руки в карманы с решимостью человека, готового идти до конца.

– Одного моего друга.

Летти подняла брови.

– Да нет, вы не то подумали, – смутился Джефф. – Мы вместе учились в Итоне. Сюда он приглашает в гости дам.

– Хм-м… – неопределенно промычала Летти. Гостьям в столь необычном доме слово «дамы» вряд ли подходило.

Джефф сделал шаг в сторону, заслоняя собой фарфоровые часы с фигурками пастуха и его подружки, что тешились на лоне природы такими забавами, о коих поэты и те осмеливались говорить лишь намеками. Мог бы и не стараться – столь же сомнительного вида вещицы тут были повсюду.

– Поскольку теперь дом пустует, я спросил, нельзя ли мне пока здесь пожить, – быстро пояснил он. – Район тут тихий, и слугам щедро платят, дабы не совали нос не в свои дела.

Летти смутилась.

– А что, если ваш друг подумает?..

– Его сейчас нет в Дублине.

У Летти вспыхнули щеки.

– Тогда слуги решат, что…

– Да.

– О! – Летти тяжело опустилась на постель, устало потирая лоб, – девица в скромном черном платье среди бурного шелкового океана. – Впрочем, вид у меня, наверное, соответствующий…

Совестливость Джеффа снова сыграла с ним злую шутку. «Теперь, – подумал он, – самое время принести извинения за все обиды, что я ей нанес. Вовсе не для того, чтобы затянуть ее в постель, лишь справедливости ради».

Нет, он немного лукавил с собой.

– Прошу меня простить. – Джефф сел рядом, и пуховая перина услужливо промялась.

– Хотя не так уж все и скверно, – произнесла Летти, задирая голову, чтобы хорошенько рассмотреть счастливые божества на потолке. – Если не думать о розовом.

– Розовом? – О чем она толковала? О Розовом Тюльпане? Хотела сказать, что запятнанное имя не слишком ее угнетало, но шпионские игры уже сводили с ума? Забавно, ведь Джеффу казалось, что как раз шпионство досаждает ей меньше всего.

– О покрывале, – пояснила Летти. – Огромном и слишком ярком, том, на котором вы теперь сидите. – Она похлопала по покрывалу.

– Ах да. – О столь несущественных мелочах Джефф обычно не задумывался. – Вообще-то я извинился далеко не только за покрывало.

Глаза Летти блеснули.

– Еще и за кариатид?

Джефф невольно улыбнулся:

– Я вовсе не об этом, вы прекрасно понимаете.

Летти потупила взор и едва заметно качнула головой.

– Я устала гадать, что вы подразумеваете под той или иной фразой.

– Хорошо, изъяснюсь проще. – Джефф взял ее за подбородок и заглянул в глаза. – Простите меня за то нелепое оскорбление. За то, что я втянул вас в эту историю. За то…

– Довольно. – Летти прикрыла его рот рукой. – Прошу вас, не продолжайте.

Ей страшно не хотелось, чтобы он жалел ее или, того хуже, мучился угрызениями совести. Но не в том была главная беда. Объяснить она, наверное, не смогла бы, но чувствовала, что им более не следует говорить о прошлом, даже из лучших побуждений. Всякая беседа о прошлом неизбежно приведет к Мэри. А уж если речь зайдет о Мэри… Тогда Джефф вновь оттолкнет ее, Летти.

– Не будем об этом вспоминать.

Джефф поцеловал ее ладонь и, чуть отстранив руку, не отпустил.

– Я чудовищно ошибся, осудив вас столь поспешно.

– Только это я и хотела от вас услышать, – солгала Летти, сжимая его пальцы. – Правда.

Разумеется, она мечтала о большем, но довольствоваться должна была малым.

– Тогда, может быть, начнем все сначала? – предложил Джефф, не сводя с нее проницательных серых глаз.