Текст книги "Загадка кольца с изумрудом"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
– Уверен вполне. – Уикхэм потянул за конец веревки, которой был перевязан сверток. Джефф увидел в гнезде из коричневой бумаги серебряную штуковину, похожую на фигурку из шахматного набора, пешку, но меньшего размера, крохотный прозрачный пузырек и клочок тонкой бумаги, свернутой в трубочку. И взял пешку, уже зная, что обнаружит. На оборотной стороне, как он и подумал, темнела глубокая резьба – очертание цветка с продолговатым бутоном. Тюльпана.
– Нашли у маркизы, – сказал Уикхэм, глядя на полученное сокровище с видом собственника.
Джефф повертел печать в руках. На краях чувствовались остатки воска, зазубрины от продолжительного и не слишком аккуратного пользования чуть царапали кожу. Спорить, когда на ладони лежала серебряная вещица, было бессмысленнее прежнего.
– Ее арестовали?
– Собирались.
– Собирались?
Джеффри ждал объяснений. Уикхэм, постучав пальцами по исцарапанной поверхности стола, произнес:
– У нас есть все основания полагать, что маркиза в эту самую минуту направляется в Ирландию.
Джефф положил печать на стол – металл звучно стукнул но дереву. -
– А ее не насторожит мое внезапное появление? Дублинский сезон начинается лишь в декабре.
Уикхэм протянул Джеффу свернутый клочок бумаги:
– В Дублин вы явитесь с тем, чтобы купить лошадь, которую желаете выставить на бегах в Эпсоме. Неудивительно, что выбрать ее должны вы сами. Все указания на этом листке. Когда прочтете, сожгите.
Джефф готов был заметить, что иначе он никогда и не поступал, однако Уикхэма шутка не позабавила бы.
К тому же он продолжал говорить:
– Завтра после полудня пакет отбудет в Ирландию из Холихеда.
Джефф подавил в себе малодушный порыв умчаться вместе со свертком в ирландскую смуту, куда расчетливые интриганки, алчущие титулов, не кажут глаз. Однако в кармане уже лежало новое специальное разрешение, документы были готовы и ждал священник.
Скривив губы, Джефф покачал головой:
– Отправиться в Ирландию завтра же я не смогу. Должен уладить перед отъездом одно пренеприятное дело.
Уикхэм нахмурился:
– Извольте уладить его так, чтобы не задержаться слишком надолго.
– Не беспокойтесь, – любезно ответил Джефф, натягивая перчатки. – Надолго не задержусь, уверяю вас.
Уикхэм раздраженно стукнул печатью об стол.
– Мистер Пинчингдейл, я давно уяснил себе: уверенным нельзя быть ни в чем.
Учитывая недавние события, Джефф не стал возражать. До полуночи он не сомневался, что встретит новый день в качестве мужа Мэри Олсуорсн. Теперь же… поневоле готовился к свадьбе с ее пронырливой сестрицей.
Надев шляпу, Джефф вышел от Уикхэма. Предстояло решить еще один тягостный вопрос, прежде чем уединиться в тиши кабинета с бутылкой бренди.
О сне после вчерашнего злоключения не могло быть и речи, хотя теперь выспаться можно было в любую другую ночь. Приехав от Олсуорси, Джефф сразу прошел в кабинет, сдвинул рабочие бумаги на край стола, достал чистый лист, макнул перо в чернильницу и задумался, вслушиваясь в мерное тиканье часов на каминной полке.
Скомкав первый лист, он взял второй. На сей раз, прежде чем бумагу испортили кляксы, удалось вывести: «Моя драгоценная Мэри». Что тут можно сказать? «Пусть я женюсь на вашей сестре, но любить буду до гробовой доски вас одну»? Второй лист, а за ним и третий постигла участь первого – теперь все три валялись смятые на полу. «Не верх ли эгоизма навек привязывать к себе Мэри клятвами в любви, тогда как предложить ей больше ничего не можешь? Лучше уж, – решил Джефф, прижимая перо к четвертому листу с такой силой, что оно хрустнуло, – пусть она скорее забудет меня и повстречает другого, кто даст ей то, чего не могу дать я, – дом и имя».
Однако заставить себя написать слова, которые освободили бы их обоих, не хватило духу.
Джефф обвел долгим взглядом привычную обстановку: книги на полках, бюст Цицерона на подставке в углу, графин на столике у окна. Пустота комнат за кабинетной дверью давила, как попытка заглянуть в будущее. Ни Мэри, что впустила бы в этот дом солнечный свет, ни детей, чей смех отдавался бы эхом в каждом углу, у него не будет. Лишь прибавится бессонных ночей в кабинете да будут, как прежде, поступать сообщения из Франции.
А когда война с Францией подойдет к концу – ведь рано или поздно это случится, – что потом? Безумная жизнь – азартные игры да содержанки? Тепло лишь от семейных очагов, что посчастливилось разжечь друзьям? Мысли о грядущем пугали.
Следовало продумать, как жить с нежеланной женой и мирно обо всем с ней договориться, хотя бы лишь для того, чтобы все, что принадлежало ему, не перешло кузену Джасперу. Это в книжках герои, не дававшие волю страсти, погибали или до конца дней своих жили в безбрачии и оплакивали утраченную единственную любовь, Джефф же управлял обширными владениями и нес ответственность перед семьей, в том числе должен был в один прекрасный день обзавестись наследником.
До встречи с Мэри он и не помышлял о браке по любви. И не мечтал, что настанет минута, когда над головой заиграют скрипки, а душу наводнят чувства, столь многословно описанные в романтических книгах и воспетые в стихах. Думал, что в свое время женится на милой благоразумной девушке, такой, которой не страшно доверить дом, способной поддержать беседу За обеденным столом и рожать здоровых смышленых детей. На самом деле, пока Мэри не заполонила собой все его мечты, он полагал, что выберет в жены девицу типа Летти Олсуорси.
«Вернее, – мрачно поправил себя Джефф, поднимаясь по ступеням узкого дома на Бруэр-стрит, – типа той, за кого я принимал Летти Олсуорси». Комнаты кузена Джаспера располагались на четвертом этаже. Поднимаясь к нему, могли потерять терпение не только слабохарактерные кредиторы, но и любящая мать. Джефф постучал в дверь набалдашником трости.
Изнутри послышалось ленивое «Войдите!». Слуги Джаспера, сколько бы ни было дел по дому, частенько не оказывалось под рукой, а сам Джаспер предпочитал не опускаться до столь непристойных занятий, как открывание двери.
Повернув ручку двери, Джефф снял шляпу, наклонил голову, чтобы не стукнуться о низкий косяк, и вошел внутрь.
Несколько версий ночного происшествия, от спешного печатания чуть размазанные по листкам бумаги, валялись вперемешку с прочим мусором вокруг кресла, на котором сидел Джаспер. «В погоне за разнообразием виконт меняет сестер! Читайте на следующей странице!» – предлагал верхний лист.
Джаспер указал на него носком туфли:
– Неужто надеешься выпутаться?
Несмотря на почти вечернее время, Джаспер выглядел так, будто вылез из постели минуту назад. В халате из тяжелой парчи, небрежно перехваченном поясом, он сидел, развалившись, в мягком кресле. Пустой графин и три грязных бокала на столике перед креслом без слов говорили о событиях прошлой ночи. Капитан королевской конной гвардии, Джаспер не упускал случая покрасоваться перед публикой, чаще ухмылялся, нежели улыбался, и был мастером раздеть взглядом любую даму. Они с Джеффом всей душой друг друга ненавидели – с тех самых пор, как достигли возраста, когда их оставляли в одной комнате со строгим указанием играть мирно.
Будет как нельзя более кстати, если шафером при венчании с Летти, любви в которой не больше, чем в уличной девке, согласится быть нелюбимый, пусть и близкий, родственник.
Джефф не ответил на вопрос, и широкоскулое лицо Джаспера расплылось в насмешливой улыбке. Он шлепнул рукой по колену:
– Не надеешься, верно ведь? Черт возьми, тебе придется жениться на этой прохвостке! Вот потеха так потеха! Не слышал истории забавнее недели две, ей-ей!
Джефф пошел к большому зеркалу в дальнем конце комнаты, пнув в сторону валявшуюся под ногами пустую бутылку.
– Похоже, у меня нет выбора, – сухо ответил он и с возмущением взглянул на свои сапоги – обыкновенно вычищенные до блеска, они уже успели покрыться слоем пыли. – Боже правый, Джаспер! Слуга хоть изредка у тебя убирается? Или ты держишь его лишь затем, чтобы не пускал гостей, которым ты должен?
Пропустив язвительные вопросы мимо ушей, Джаспер живо наклонился вперед:
– Я тут полдня выслушивал прелюбопытные истории. Правду болтают, будто тебя застали в комнате на постоялом дворе с малышкой Олсуорси и будто на вас обоих недоставало главных предметов одежды?
– Нет, – кратко сказал Джефф. По крайней мере их с Летти Олсуорси увидели не в комнате, а на улице. И потом, за нее он не отвечал, а сам явился к постоялому двору, одетый как подобает.
– Вот досада! Так я и знал. Наш благовоспитанный Джеффри выскочил голый из постели – слишком не похоже на правду. Но сплетню сочинили отменную – согласен? О тебе сегодня трещат куда больше, чем о Принни.
Джаспер положил ноги в домашних туфлях на потертую низкую скамыо. В отличие от линялой мебельной обивки, туфли, под стать халату, были из темно-алого шелка и расшиты золотистой нитью. У Джаспера была привычка делать заказ новому портному всякий раз, когда выдавали жалованье. Комнаты он менял. едва ли не столь же часто.
– Дьявольски не повезло, вот что я тебе скажу, – протянул Джаспер. – До чего было бы славно, если б можно было безнаказанно поразвлечься с одной сестрицей, а под венец идти с другой.
– Я иначе смотрю на жизнь. – Джефф устремил на кузена грозный взгляд и после минутного молчания прибавил: – А с Мэри Олсуорси отнюдь не развлекался – хотел на ней жениться.
– Ну и дурень. Мэри… Мэри… Ни в коей мере… – Джаспер вяло махнул рукой с трубкой. – Недурной каламбур, хоть я и не мастак умничать. Впрочем, знаешь ведь, как говорят: «Вино вошло – разум вышел».
– Вина в тебя, по всему, вошло хоть отбавляй, – укоризненно заметил Джефф, бросая многозначительный взгляд на пустой графин перед Джаспером.
– Теперь не всякому дано потешиться контрабандным французским бренди, – отозвался Джаспер. – А по благопристойности я, право, скучаю. Желаешь выпить, кузен?
– Не с тобой.
– Горюешь о ненаглядной навек потерянной Мэри? Да стоит ли? Во тьме что одна сестрица, что другая – какая разница?
– Будем считать, что в тебе до сих пор говорит вино, и оставим этот разговор.
– А что, если я не согласен? Вызовешь меня на дуэль? – Джаспер выдохнул густое кольцо дыма и нанизал его на мундштук трубки. – Только вообрази, как опечалится твоя дражайшая мамаша. Нет, нет, наш правильный Джеффри не станет так глупить, верно я говорю? Если только… Признаться, мне всегда было интересно, до какого состояния надо довести нашего непорочного Джеффри, чтобы он наконец сломался.
– Попытаешься выяснить на деле, и я больше не заплачу ни единому твоему кредитору, – спокойно сказал Джефф. – Представь, как в таком случае опечалится твоя дражайшая мамаша.
Джаспер окинул его холодным взглядом:
– Ты всегда умел заставить человека пожалеть, что он родился у своих отца с матерью.
– Ты тоже. Знаешь что, Джаспер, – заметил Джефф, – с каждой нашей встречей ты становишься мне все более омерзителен.
– Рад стараться, мой дорогой кузен.
Братья обнажили зубы в улыбках, полных взаимного презрения.
– Будешь завтра моим шафером?
Джаспер вытянул длинные ноги.
– С удовольствием. Всю жизнь мечтал побывать на казни. Особенно на твоей.
– Не забудь надеть судейскую шапочку.
– Послушай-ка, мой друг, – окликнул Джаспер Джеффа, когда тот уже пошел к двери. – А что, если сделать так, чтобы этой младшей сестры не стало? Тогда спокойно женишься себе на старшей. Вспомни историю Генриха VIII и остальных мучеников. Подумай, на что ты себя обрекаешь.
Джефф покинул комнаты кузена под звуки издевательского хохота. Джаспер пошел не тем путем, выбрав военную стезю, мрачно подумал он. Лучше бы кривлялся в «Друри-Лейн». Не следовало приходить к нему.
И думать, будто день окажется приятнее ночи.
Глава 6
Жених не пожелал внести невесту в дом.
Не подать руки, однако, не мог – вокруг толпились три сотни гостей, неотрывно следивших за молодыми и готовых ухватиться за любую мелочь, чтобы снова распустить сплетни, Летти, грех не заметить, не липла к Джеффу и не вцеплялась в его руку. Хотя в подобных глупостях она и не нуждалась. Интриганка добилась своего. Роковые «да» были произнесены. Когда новоиспеченные муж и жена шли через заполоненный народом дом к зале для балов, где на столах красовалось достаточно пирожков с омарами, что было не стыдно пригласить самого принца Уэльского, пальцы Летти, едва касавшиеся рукава Джеффри, жгли ему руку, точно факел.
Мэри на свадьбу не явилась, срочно уехав присматривать за больной родственницей. Впрочем, как подозревал Джефф, это было скорее проявлением такта, нежели милосердия, – объясняя, к кому отправилась Мэри, Олсуорси называли родственницу то одним именем, то другим.
Волосы Летти, соприкасавшиеся с накрахмаленным кружевом высокого воротника, еле слышно шуршали, будто что-то нашептывая. Джефф уловил хмурый взгляд невесты, которых было предостаточно за сегодняшнее утро, но снова сделал вид, что ничего не замечает.
Ее саму он тоже с удовольствием принимал бы за пустое место, однако эта задачка была из непосильных. Тонкий цветочный аромат волос Летти щекотал ноздри, будя воспоминания, смешивался с теплым запахом чистой кожи. Полные плечи, не закрытые платьем, порозовели от духоты – слишком много было людей вокруг. В районе ключицы темнела веснушка. Французы в праздные времена старого режима непременно придумали бы ей глупое имя, что-нибудь вроде «прикоснись ко мне». Веснушка притягивала взор столь же властно, как трепещущий веер у полуобнаженной груди.
Что же касалось груди… Учитывая веяния нынешней моды, лиф платья Летти был. весьма скромным, если не сказать строгим, однако сбоку, откуда мог смотреть на невесту Джефф, ее полная грудь, что две ночи назад так бесстыдно показалась мужским взорам, была прекрасно видна. В ту самую полночь Джефф и попался в капкан…
Он резко отвернулся. Как бы ни манили ее милые веснушки, Летти оставалась бесстыжей авантюристкой, разрушившей счастье сестры в погоне за высоким положением. Несмотря на несомненное очарование, Джефф презирал ее за вероломство. Казнил и себя.
Та, о ком он с такой неприязнью размышлял, легонько потянула его за рукав. Джефф посмотрел на нее как только мог безразлично:
– Да, моя дорогая?
Летти сдвинула брови, расширяя голубые, точно летнее небо, и обманчивые, как море, глаза.
– Не могли бы мы где-нибудь уединиться? – спросила она шепотом.
Джефф, отвернувшись, улыбнулся и кивнул – некто, кого он видел впервые в жизни, стал рассыпаться в неискренних пожеланиях счастья.
– Жаждете удостовериться, что все без обмана? – спросил он затем у жены деланно сладким голосом.
Мгновение-другое Легти обдумывала, о чем он толкует, и вдруг покраснела до самых бровей. Ее пальцы сжались вокруг его руки.
– Нам надо побеседовать.
– Для разговоров у нас будет море времени. – Быстро подняв руку, Джефф едва прикоснулся к тыльной стороне ее ладони губами, изображая поцелуй. Целовать Летти не хотелось, тем не менее было трудно не обращать внимания на исходившее от нее тепло. Взглянув ей в глаза поверх костяшек ее пальцев, он прибавил: – Нам предстоит жить бок о бок, пока нас не разлучит смерть. Посему, если позволите…
Джефф так проворно смешался с толпой, что Летти не успела глазом моргнуть. Еще мгновение назад сильные пальцы сжимали ее руку чуть не до боли, теперь же его и след простыл, а она против всяких правил осталась одна на собственном свадебном приеме.
Беседовать Джеффри был явно не настроен.
Схватив с подноса бокал шампанского, Летти опрометчиво поспешила сделать большой глоток и закашлялась, когда пузырьки обожгли горло. Половина шампанского выплеснулась из бокала на подол ее лучшего платья, второпях превращенного в свадебное. Тут кто-то коснулся ее спины.
– Довольна, девочка моя?
С бокалом негуса в руке, взъерошенными седыми волосами и в криво сидящих на носу очках, мистер Олсуорси, по-видимому, от души веселился. Никогда в жизни Летти не чувствовала столь сильной радости при виде одного из родителей.
– Довольна? Ты о чем? – Она задумалась. В городе о ней болтали бог весть что, сегодня ее выдали за человека, который не желал видеть свою молодую супругу, ко всему пострадало ее любимое платье. – Впрочем, я в любом случае не довольна.
– Славно, славно. – Мистер Олсуорси рассеянно потрепал дочь по плечу. – Блестящая иллюстрация к человеческой комедии, не правда ли?
– Скорее, не к комедии, а к фарсу, – буркнула Летти, утешаясь вторым глотком шампанского. Коварное соблазнение при свидетелях, в котором Летти невольно сыграла главную роль, ничем иным быть и не могло. Недоставало лишь ревнивого старика мужа да молоденькой служанки, спрятавшейся в гардеробе.
– Только взгляни: перед нами все семь грехов, выстроенные в ряд, – весело продолжал мистер Олсуорси, не слушая дочь. Он указал на кружки о чем-то толковавших гостей, бокалы с шампанским и перепившего молодого франта, которого уводили под руки два ливрейных лакея. – Обжорство, праздность, тщеславие, даже в некоторой степени вожделение.
– Ты назвал всего четыре, – заметила Летти. – А говоришь: все семь.
– Не упомянул зависть, так? Спешу заметить, твою мать перещеголяли: только в одной музыкальной зале я увидел несколько еще более нелепых нарядов, чем у нее. – Размышляя над сказанным, мистер Олсуорси потер худые руки.
Летти, как не раз прежде, задумалась: как отцу удается так запросто переходить с одной темы на другую? Почему она не умеет жить, как он? Умела бы, тогда с легкостью отступила бы на два шага в сторону и взглянула бы на гомонящую толпу вокруг снисходительно, посмеялась бы над жалкими слухами и ограниченными умишками.
С другой стороны, отцу куда проще – на него не рисуют пошлых карикатур.
– Если бы все кому не лень не перемывали мне косточки, я, может, тоже позабавилась бы, – прямо сказала она.
Мистер Олсуорси утешительно похлопал дочь но руке:
– Встряхнись, девочка моя. На следующей неделе приключится новый скандал – о тебе все и думать забудут.
– Но замужем я буду и на следующей неделе! – Летти снова поднесла к губам бокал. Пузырьки жгли теперь не столь неистово, а от щек к вискам разливалось приятное тепло.
– Увы, все мы рано или поздно этим кончаем. Таков уж незавидный, но неизбежный удел любого смертного. – Взгляд мистера Олсуорси остановился на тучном джентльмене, который выливал шампанское в пунш. – А-а, вот он, этот Марчмейн! Его рассуждения о теории Смита просто смехотворны…
– Неужели? – вздохнула Летти.
Не стоило и надеяться, что отец ее подбодрит. Тот человек, который, утешая детей, боявшихся темноты, пускался объяснять им, в чем суть Платоновой аллегории о тенях на стене пещеры. Впрочем, детям, как ни странно, это помогало, во всяком случае, под рассказы отца Летти преспокойно засыпала, напрочь забывая о страшилищах в чулане.
К несчастью, от нежеланного брака не сулили спасти и философские разглагольствования о всеобщем благе, можно было лишь попытаться уснуть под них на какое-то время.
Очевидно, почувствовав напряжение в голосе дочери, мистер Олсуорси вдруг на минуту оставил погоню за великими истинами и попытался утешить любимое чадо.
– Прежде чем отправиться в плавание по волнам супружества, девочка моя, – оживленно произнес он, – мой тебе совет: обустрой себе библиотеку и обзаведись парой надежных ушных затычек.
– Ушных затычек? Больше ничего не посоветуешь?
– Да-да, ушных затычек. Не мешало бы восковых, хотя сойдут и шарики из ваты. – Выполнив отцовский долг, мистер Олсуорси улыбнулся дочери, поправил очки и сказал: – А теперь прости, дорогая. Я непременно должен побеседовать с этим Марчмейном. Он ничего не смыслит в принципах политэкономии…
С огнем в глазах, каким, наверное, светились взоры философов Древнего Рима, а может, и более кровожадных искателей истины, мистер Олсуорси направился к чаше с пуншем и выбранной жертве, оставив дочь наедине с безотрадными думами.
Ушные затычки. Летти покачала головой, кривя в усмешке онемевшие губы. В ее положении затычки вряд ли помогут.
Взяв второй бокал у лакея с подноса, она обвела толпу внимательным взглядом, ища сбежавшего мужа. Лорд Пинчингдейл стоял, прислонившись к постаменту мраморной Дафны, и оживленно беседовал с Майлзом Доррингтоном и его женой леди Генриеттой. Поймав на себе взгляд Летти, он изогнул бровь и сказал леди Генриетте нечто такое, за что она шлепнула его веером, а Доррингтон с шутливо грозным видом скрестил руки на груди. На очевидное возражение леди Генриетты лорд лишь скорчил беззлобную гримасу. Наблюдая за ними, Летти до боли желала стать частью этого милого дружеского кружка. Мечтала, чтобы лорд Пинчингдейл повернул голову и остановил на ней взгляд…
Летти с сомнением взглянула на остатки шампанского в бокале. Боже! Наверное, оно пьянило сильнее, чем можно было ожидать, иначе невнимание мужа не стало бы так ее трогать.
Мужа. До чего нее нелепо! Всего несколько слов, наспех произнесенных сонным служителем церкви, и совершенно чужой человек становится твоим ближайшим родственником. А как же привязанность, взаимопонимание? Летти вздохнула, обхватив обеими руками, затянутыми в перчатки, третий бокал с холодным шампанским и сожалея, что не может прижать его к горящим щекам. Бог уж с ней, с негасимой вечной любовыо, была бы хоть дружба! Если бы они могли хотя бы обмениваться приветливыми улыбками.
Ждал ли он первой брачной ночи? Настоящей, с одной постелью на двоих? И прочим, что полагалось испробовать молодоженам – о чем, взрослея, задумывался каждый.
Летти прогнала воспоминания о тьме внутри кареты, о пальцах, что прикасались к ее волосам, о теплом дыхании, ласкавшем ее губы, о том, как ее прижали к широкой груди – крепко, будто желая сблизиться настолько, насколько стать близкими невозможно. То были не ее объятия. Она украла их у Мэри.
Только это вовсе не значит, что теперь им с лордом Пинчингдейлом невозможно прийти к мирному соглашению! Их связали узами брака, и не остается ничего иного, как принять то, что нельзя исправить, и выбрать наименее тернистый путь, чтобы шагать бок о бок дальше.
Летти многого насмотрелась, живя в Хартфордшире, и понимала, что не обязательно любить человека до безумия, чтобы жить с ним одной семьей, – достаточно доброжелательности и терпения. Пожалуй, еще ушных затычек. Возможно, отец дальновиднее, чем кажется.
Подойти к ним и сказать: «Добрый вечер, милорд». Всего лишь: «Добрый вечер, милорд». Что тут сложного?
– Добрый вечер, милорд, – прошептала себе под нос Летти, делая нерешительный шаг вперед и пытаясь заставить одеревенелые губы растянуться в улыбке. Улыбнуться, чуть наклонить голову и постараться не раздавить бокал. – Добрый вечер, милорд.
Лорд Пинчингдейл, от которого Летти до сих пор отделяло немалое расстояние, повернулся было к леди Генриетте, собравшись что-то сказать, но тут заметил Летти, и добродушная улыбка сошла с его лица, спина выпрямилась, плечи напряглись, и вместо весельчака, что стоял на этом самом месте секунду назад, Летти увидела совсем другого человека. В статуе за его спиной – и в той было больше тепла. Летти почувствовала, что и ее лицо сковывает лед, и поспешила отвернуться от кружка друзей. Приветственные слова застыли на языке. Она сделала вид, будто заинтересовалась музыкантами, что расположились на возвышении в другом конце залы.
– Бедняжка, – сказала леди Генриетта Доррингтон, наблюдая игру чувств на лицах молодых, и на ее переносице показалась морщинка. – Должно быть, ей сейчас прескверно.
– Прескверно? – недоуменно переспросил Джефф. Христианское великодушие частенько оказывается весьма кстати, но теперь Генриетта явно хватила через край.
Джефф нахмурился, а Генриетта проводила Летти сочувственным взглядом. Да разве можно называть интриганку «бедняжкой», когда по ее милости на него теперь смотрят как на отъявленного злодея? Словно он забирался к ней через окно… В памяти ожил опрометчивый поцелуй в карете. Но ведь Джефф поцеловал ее не умышленно! Вернее, понятия не имел, что это она.
Черт бы ее побрал! На лице Джеффа отразилась крайняя досада. Ничего не случилось бы, не было бы ни поцелуя, ни этого проклятого приема, не окажись Летти там, куда ее никто не звал. Она все продумала, иначе зачем бы полезла в чужую карету? Лишила его той, о ком он мечтал, оскорбила его самолюбие… Одним словом, презренное ничтожество, вроде Наполеона Бонапарта.
А Генриетта… он ведь считал ее другом!
– Позволь напомнить, что это несчастное невинное создание отыскало путь к моему экипажу во мраке ночи, – раздраженно процедил он. – Я нахожу твое участие несколько неуместным.
– Ошибаются и самые достойные. – Генриетта махнула рукой. – Только задумайся, каково ей сейчас: выдана замуж против воли, за человека, которого почти не знает.
Джефф грозно вскинул бровь:
– По-твоему, лучше умереть, чем связать жизнь со мной?
Нисколько не испугавшись, Генриетта выразительно посмотрела на него:
– Не болтай глупостей. Я вовсе не это имела в виду.
– Какое счастье!
– Только не высокомерничай и оставь насмешливый тон, – вздохнула она. – А с Летти тебе лучше поговорить, не бегать же от нее всю жизнь.
– А почему бы и не бегать? – весело подключился к спору Майлз. – Она не должна была так поступать, неужели ты иного мнения?
– Ты, – Генриетта ткнула в мужа пальцем, – нисколечко мне не помогаешь.
– Я помогаю Джеффу, – просто ответил Майлз.
– Какая трогательная преданность, – пробормотал Джефф, снова переводя взгляд на жену, направлявшуюся в дальний конец залы.
– Знал, что ты оценишь, – усмехнулся Майлз.
– А не ты ли совсем недавно поклялся, что оставишь всех вокруг и будешь предан одной мне? – требовательно спросила Генриетта, обращаясь к мужу.
Майлз учтиво вытянулся в струнку:
– Мы ведь толковали совсем о другом, Генриетта.
Щеки Генриетты порозовели. Она суетливо повернулась и легонько подтолкнула Джеффа:
– Тебе тоже придется дать подобную клятву.
– Успею, – уклончиво ответил Джефф, думая о том, как было бы замечательно, если бы молодоженов, пока они всласть не намилуются, увозили бы куда-нибудь на отдаленный остров. Сам он миловаться с новоприобретенной супругой не имел ни малейшего желания, и томные взгляды Майлза и Генриетты лишь пуще раздражали его.
Почувствовав, что другу нужна мужская поддержка, Майлз поспешил сказать:
– Куда ему торопиться? У них впереди целая жизнь.
– Ты всегда умеешь подбодрить товарища, Доррингтон.
– Рад стараться, – скромно ответил Майлз.
– Лучше не надо.
– Выше нос, мой друг. Браки без любви не столь ужасны, как кажется. – Майлз положил руку на талию жены и привлек ее к себе. Генриетта улыбнулась, глядя на мужа из-под опущенных ресниц, отчего будущее представилось Джеффу еще безотраднее.
– Вероятно, – сухо согласился он, – но при одном условии: если женишься на той, кого не прочь взять в жены.
Майлз поправил манжеты.
– Я думал, это для тебя не столь важно.
– Будь оно так, я бы помалкивал.
– Не будь к ней слишком строг, – попросила Генриетта и прибавила, будто это могло исправить положение: – Мне она всегда нравилась.
– Генриетта, – устало произнес Джефф, – спасибо за попытку уверить меня, что быть женатым – высшее счастье. Но мне довольно и того, что счастливы вы. На мою долю семенных радостей не выпало. И слова тут не помогут, что ни скажи. Может, просто оставим эту тему?
Генриетта упрямо приподняла подбородок, но Джефф уже повернулся к Майлзу:
– Нам надо кое-что обсудить. Уделишь мне минутку?
– Кое-что… – Лицо Майлза скривилось в гримасе. Со стороны могли подумать, будто бедняга корчится в конвульсиях.
– Да-да, я о том самом, – подтвердил Джефф, еле заметно улыбаясь и чувствуя, как понемногу рассасывается тугой узел горечи в груди. Даже самые пылкие любовные чувства со временем охладевают, дружба же может длиться вечно. У него были друзья и работа, и, по большому счету, он удачливее многих.
Кивнув в сторону дверей, он добавил:
– Если желаешь, Генриетта, можешь пойти с нами.
Генриетта покачала головой:
– К Летти пристали Понсонби. Надо ее спасать. – Бросив укоризненный взгляд на Джеффа и послав воздушный поцелуй мужу, она уверенным шагом двинулась в дальний конец залы.
– Может, нам стоит помочь Генриетте в борьбе с хищниками? – спросил Майлз.
Джефф помрачнел, вспомнив беседу с Перси в те минуты, когда окончательно захлопнулся капкан.
– Нет, – фыркнул он. – Держу пари, Понсонби и моя жена осыпают друг друга поздравлениями. Пусть потешаются вволю, не будем им мешать.
– Нечего сказать, моя дорогая, – возгласила миссис Понсонби, наклоняя напудренное лицо до неприятного близко к лицу Летти, – занятное вы устроили представленьице!
«Не дикость ли? – подумала Летти. – Заявляет, будто я устроила представление, а у самой в прическе аж три павлиньих пера». У среднего была сломана ножка, и наклонившийся «глаз» уставился прямо на Летти.
– Мне постарались помочь, – ответила она, намекая на Перси. У Бога, очевидно, был выходной, когда он создавал семейство Понсонби. Перси не досталось ума, Люси всем докучала, а миссис Понсонби… Летти она представлялась некой смесью матери Гренделя и леди Макбет.
Миссис Понсонби внезапно закрыла веер, перьев в котором было куда больше, чем требовалось, и обвела Летти осуждающим взглядом:
– Надо же, не кто-нибудь, а именно вы!
Летти прекрасно понимала истинный смысл ее слов – «такая невзрачная, как вы».
– Украсть столь коварным образом жениха у собственной сестры! – продолжала миссис Понсонби. – Как вы посмели?!
Смысл: «Почему вы оказались расторопнее Люси?»
– Бедная Мэри. – Люси вздохнула, тайно радуясь несчастью более привлекательной подруги, за которой увивались все кавалеры. – Какое унижение!
Летти никогда не связывала со старшей сестрой настоящая дружба, однако терпеть, чтобы в ее присутствии комедиантка Люси Понсонби насмехалась над Мэри, Летти не могла.
– Мэри убедила меня, что ее сердце принадлежит другому, – смело произнесла она.
Они действительно кратко побеседовали с сестрой, но та сказала иные слова: «Теперь, когда Пинчингдейла перехватила ты, придется мне, пока не кончился сезон, обработать кого-нибудь другого». – но Летти не считала нужным передавать их в точности.
– Несомненно, вид у нее при этом был самый что ни на есть убедительный. – Грудь миссис Понсонби наполнилась жалостью и вместе с тем довольством. – Жених Мэри теперь ваш муж! Кто бы мог подумать!
– В самом деле – кто? – Люси захихикала.
И многозначительно взглянула на рыжеватые волосы Летти, отдельные прядки которых, по обыкновению, вылезли из-под шпилек. Летти поймала себя на том, что убирает завиток за ухо, тотчас опустила руку и долгим взглядом посмотрела на Люси – миловидную, с недовольным изгибом губ и в одном из любимых платьев, вычурном настолько, насколько возможно упросить портниху. Люси подыскивала жениха дольше, чем Мэри, и, судя по всему, никак не хотела понять, что глупые смешки да суетность отталкивают мужчин так же сильно, как красота Мэри – притягивает. Летти более года терпела от Люси колкости в адрес своих платьев, причесок и прочего и выслушала миллион замечаний, прикрытых наигранным желанием помочь младшей сестре подруги. А поскольку Люси слова не могла произнести так, чтобы не выставить себя злюкой, Летти не гневалась понапрасну и чаще молчала в ответ, хоть и умела за себя постоять.
