Текст книги "Бессильная"

Автор книги: Лорен Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Для каждой девушки, которая когда-либо чувствовала себя бессильной.

Глава 1

Пэйдин

Густая горячая жидкость стекает по моей руке.

Кровь.

Забавно, но я не помню, чтобы охранник успел ткнуть меня мечом до того, как мой кулак столкнулся с его лицом. Несмотря на то, что он был Флэшем, он, видимо, не успел переместиться быстрее, чем мой правый хук пришелся ему в челюсть.

Запах сажи щиплет мне нос, заставляя зажимать его грязной рукой, чтобы не чихнуть.

Это был бы очень жалкий способ попасться.

Убедившись, что мой нос не насторожит Имперцев, затаившихся под тем местом, где я прячусь, я возвращаю руку на грязную стену, к которой сейчас прижимаюсь спиной, а ноги ставлю напротив. Сделав глубокий вдох, от которого чуть не захлебываюсь сажей, я снова медленно начинаю карабкаться вверх. Бедра горят почти так же сильно, как и нос, я заставляю свое тело продолжать покачиваться, одновременно подавляя чихание.

Подъем по дымовой трубе – не совсем то, как я планировала провести свой вечер. Маленькое пространство заставляет меня вспотеть, проглатывая страх, прежде чем вскарабкаться наверх по тесному коридору, горя желанием заменить покрытые коркой грязи стены звездной ночью. Когда голова, наконец, выглядывает из-за крыши, я жадно глотаю липкий воздух, затем поднимаюсь на ноги, и тут же на меня обрушивается новая смесь запахов, гораздо более неприятных, чем вонь копоти, прилипшая к телу, одежде, волосам. Пот, рыба, специи и, я уверена, какая-то биологическая жидкость, смешавшись, создают аромат, окружающий Лут-Аллею.

Балансируя на дымовой трубе, я напрягаю зрение, чтобы осмотреть свою липкую руку. Я бы забыла осмотреть ее, если бы не обычная жгучая боль, сопровождающая удар мечом, которая напоминает мне об этом.

Я отрываю полоску ткани от потной майки, прилипшей к моему телу, и промокаю ею рану.

Адена убьет меня за то, что я испортила ее шитье. Снова.

Я удивляюсь, когда не чувствую знакомого приступа боли, когда тру руку грубой тканью, нетерпеливо впитывая липкость.

И тут я чувствую запах.

Мед.

Тот самый мед, который принадлежит липким булочкам, сочащимся из многочисленных карманов моего потрепанного жилета и стекающим по руке – ошибочно принятый за кровь. Я вздыхаю, закатывая глаза на саму себя.

Тем не менее, это приятный сюрприз. Даже мед, пропитавший мою одежду, лучше, чем попытка отстирать кровь.

Я делаю глубокий вдох и смотрю на разрушающиеся, обветшалые здания, отбрасывающие тень от мерцающих фонарных столбов, которыми усеяна улица. Здесь, в трущобах, мало электричества, но король великодушно пощадил несколько фонарных столбов. Благодаря тому, что Вольты и Ученые используют свои способности для создания устойчивой энергосистемы, мне приходится прилагать огромные усилия, чтобы оставаться в тени.

Чем дальше от трущоб, тем больше ряды магазинов и домов постепенно улучшают свое состояние и размеры. Лачуги превращаются в дома, дома – в особняки, и вот перед нами самое страшное здание. Щурясь в темноте, я едва различаю нависающие башни королевского замка и наклонный купол Чаши-арены, расположенной рядом с ним.

Мой взгляд возвращается к широкой улице, раскинувшейся передо мной, и сканирует окружающие мрачные здания. Лут-Аллея – это самое сердце трущоб, где процветают преступность и торговля по всему городу. Я прослеживаю десятки других переулков и улочек, отходящих от нее, теряясь в лабиринте, которым является город, прежде чем со вздохом и легкой улыбкой взглянуть на знакомую улицу подо мной.

Дом. Вроде того. Формально дом подразумевает, что у человека есть крыша над головой.

Но на звезды смотреть гораздо интереснее, чем на потолок.

Я бы знала, учитывая, что раньше у меня был потолок, на который я могла смотреть каждую ночь, когда мне не нужно было, чтобы звезды составляли мне компанию.

Мой предательский взгляд скользит по городу туда, где, как я знаю, мой бывший дом находится между улицами Мерчант и Элм. Где маленькая счастливая семья, скорее всего, сидит за обеденным столом, смеется и обсуждает друг с другом прошедший день...

И тут я слышу стук, а затем бормотание голосов, которые отвлекают меня от горьких мыслей. Напрягая слух, я могу разобрать приглушенный, низкий голос, принадлежащий охраннику, которого я так любезно освободила от его обязанностей некоторое время назад.

– Подошел ко мне сзади, тихо, как мышка, а потом... потом... в следующий момент я получаю удар по плечу и кулак в лицо.

В дымоходе раздается очень раздраженный и очень пронзительный женский голос. – Ты же Флэш, ради Чумы, разве ты не должен быть быстрым или что-то в этом роде? – Она делает глубокий вдох. – Ты хотя бы разглядел его лицо, прежде чем позволил ему ограбить меня? Опять?

– Все, что я видел, это его глаза, – бормочет охранник. – Голубые. Очень голубые.

Женщина раздраженно хмыкает. – Как полезно. Давай я буду останавливать каждого человека в Луте, чтобы проверить, соответствуют ли его глаза твоему яркому описанию очень голубых.

Я подавляю фырканье, когда в другом конце комнаты что-то скрипнуло, а затем раздался хор приглушенных шагов. По стону гниющего дерева, прогибающегося под несколькими новыми парами сапог, я сразу же поняла, что к охоте присоединились еще трое охранников.

И это мой сигнал.

Я спрыгиваю с дымохода и хватаюсь за выступ крыши, перекидывая ноги через край, чтобы свеситься над улицей. Выдохнув, я отпускаю руки и прикусываю язык, чтобы не вскрикнуть, когда сила тяжести тянет меня к земле. С мягким стуком я без сил падаю в купеческую повозку, набитую сеном. Жесткая солома протыкает мою одежду, как одна из игольниц Адены, и облако копоти и сена поднимается ночным ветерком, когда я выскакиваю на улицу.

Чтобы скоротать время, выщипывая солому из спутанных волос, я начинаю свой путь обратно в форт, пробираясь через разбитые купеческие повозки, брошенные на ночь, ноги пляшут по мусору и разбитым безделушкам. Мародеры, прижавшиеся к переулкам или притаившиеся между зданиями, перешептываются между собой, когда я прохожу мимо.

Я чувствую тяжесть кинжала, засунутого в сапог, и расслабляюсь от холода стали, когда прохожу мимо групп бездомных, собравшихся вместе на ночь. Я вижу слабое мерцание фиолетовых силовых полей, защищающих некоторых из них, в то время как другие не обладают даже способностями, достаточно сильными для того, чтобы спокойно спать, и именно поэтому они называют трущобы своим домом.

Я иду быстрым и уверенным шагом, не сводя глаз с переулков, никогда не теряя бдительности. Бедняки не делают различий. Шиллинг – это шиллинг, и им все равно, что для его получения придется наброситься на кого-то, кому еще хуже, чем им.

Несколько стражников пересекают мой путь, когда я иду зигзагами по улицам, заставляя меня сбавлять скорость, чтобы не попасться им на глаза. Каждый магазин, каждый угол, каждая улица одарены косоглазыми стражами порядка в белой форме. Эти жестокие Имперцы были расставлены повсюду на Лут-Аллее по указу короля в связи с ростом преступности.

Очевидно, что ко мне это не имеет никакого отношения.

Я проскальзываю в переулок поменьше, направляясь к тупику. Там, в углу, стоит искореженная баррикада из разбитых купеческих телег, картона, старых простыней и еще черт знает чего. Не успел я пройти и половины пути до кучи мусора, которую мы называем домом, как над Фортом высунулось лицо, скрытое дикими кудрями до плеч.

– Ну что, получилось?

Распутывая свои длинные ноги, она легко встает и без раздумий проходит сквозь трехфутовую стену нашей мусорной баррикады, а затем устремляется ко мне с такой надеждой в глазах, что можно подумать, будто я предложила ей настоящую крышу над головой и теплый ужин. И хотя я не могу дать ей ни того, ни другого, у меня есть кое-что гораздо лучшее, по ее мнению.

Я вздыхаю. – Мне обидно, что ты сомневаешься во мне, Адена. Я думала, что после стольких лет ты будешь больше верить в мои способности. – Я снимаю со спины рюкзак и достаю из него скомканный красный шелк, не в силах подавить улыбку, когда на ее лице появляется выражение благоговения.

Она жадно выхватывает шелк из моих рук, проводит пальцами по мягким складкам ткани. Она смотрит на меня сквозь кудрявую челку, свисающую на ее ореховые глаза, так, словно я только что собственноручно облучил Чуму, а не украл ткань у женщины, которая живет не намного лучше, чем мы.

Как будто я герой, а не злодей.

Улыбка Адены могла бы соперничать с солнцем над пустыней Скорчей. – Пэ, ты со своими липкими пальцами творишь волшебство, ты знаешь об этом?

Она бросается мне на шею и заключает в объятия, от которых еще больше меда сочится по жилету и скапливается в карманах.

– Кстати, о липких пальцах... – Я вырываюсь из ее объятий, чтобы порыться в карманах. Достаю шесть разломанных липких булочек, только слегка неаппетитных из-за сена, украшающего их.

Адена широко раскрывает глаза и выхватывает одну из них у меня из рук так же жадно, как и ткань. Не задумываясь, она разворачивается и направляется обратно через наш форт, усаживаясь на бесцветные грубые ковры, лежащие с внутренней стороны баррикады. Она выжидающе похлопывает по столу, и я, в отличие от нее, неловко перепрыгиваю через стену, не успев присесть.

– Наверняка Мария была не в восторге от того, что ее магазин разграбили. Опять же. Бедняжке стоит усилить охрану, – говорит Адена между укусами, и кривая улыбка присоединяется к крошкам на ее лице.

Несмотря на то, что я грабил эту женщину по меньшей мере раз в месяц на протяжении последних нескольких лет, она до сих пор только и делает, что делает вывод о том, что я – он. По крайней мере, она пытается.

– Вообще-то, – говорю я, пожимая плечами, – у нее в магазине было на два Имперца больше, чем обычно. Она, должно быть, устала от всех украденных булочек за эти годы.

Адена сужает свои ореховые глаза при виде моей улыбки. – Слава Чуме, что ты не попалась, Пэ. – Как только эта знакомая фраза прозвучала из ее уст, моя челюсть инстинктивно сжалась, а ее челюсть упала на середине откуса. – Она заметно вздрагивает, сморщив брови и прочистив горло. – Извини. Дурная привычка.

Мои пальцы переходят к толстому кольцу на большом пальце, бездумно вращая его, пока я стараюсь слабо улыбнуться. Обычно мы стараемся избегать этой темы, хотя именно я виновата в том, что о ней стало неловко говорить.

Все из-за минутной слабости, которую я хотела бы не испытывать.

– Ты знаешь, меня беспокоят не слова, а...

– Смысл, который за ними стоит, – с улыбкой вклинивается она, потрясающе точно имитируя мой голос.

Я чуть не давлюсь смехом и кусочком сладкого теста. – Ты меня цитируешь, А?

В качестве ответа она откусывает кусочек липкой булочки и между делом заявляет: – И болеют не от чумы, а от того, что пришло после нее.

Я медленно киваю, рассеянно проводя пальцем по изношенному узору ковра под нами – ощущение знакомое. От мысли о том, что нужно благодарить Чуму, убившую тысячи ильинцев, у меня пропадает аппетит даже на липкие булочки. Благодарить то, что причинило столько боли, смерти и дискриминации.

Но сейчас всех волнует только то, кого Чума не убила. Королевство было изолировано на долгие годы, чтобы болезнь не распространилась на окрестные города, и только сильнейшие в Илье выжили после болезни, изменившей саму структуру человека. Быстрые становились исключительно быстрыми, сильные – непобедимыми, а те, кто таился в тени, могли стать тенью. Только ильинцам были дарованы десятки сверхъестественных способностей, различающихся по силе, назначению и мощности.

Дары, полученные в награду за выживание.

Они – Элитные. Они необычны. Они исключительны.

– Просто... – Адена замолкает, ковыряя в своей липкой булочке, пытаясь хоть раз сформулировать предложение. – Просто будь осторожна, Пэ. Если тебя поймают и ты не сможешь отговориться от этого...

– Со мной все будет в порядке, – заявляю я слишком небрежно, не обращая внимания на беспокойство, охватившее меня. – Это то, что я делаю, А. То, что я всегда делала.

Она вздыхает сквозь улыбку и пренебрежительно машет рукой. – Я знаю, знаю. Ты сможешь справиться с Элитными.

Я снова ощущаю прилив облегчения, заставляющий меня чувствовать себя одновременно виноватой и благодарной за то, что она действительно знает меня. Ведь не всем, кто пережил Чуму, посчастливилось быть одаренными способностями. Нет, Обыкновенные были именно такими – обыкновенными. И следующие несколько десятилетий после Чумы Обыкновенные и Элитные жили в мире.

Пока король Эдрик не постановил, что первые больше не могут жить в его королевстве.

Прошло более трех десятилетий, когда по стране прокатилась болезнь. В связи со вспышкой, скорее всего, обычной болезни, королевские Целители воспользовались случаем и заявили, что Обыкновенные являются носителями не обнаруживаемой болезни, мол, именно из-за нее у них не развились способности. Длительный контакт с ними стал вреден как для Элитных, так и для их способностей, и со временем Обыкновенные уменьшали способности, которые Элита так бережет.

Я борюсь с желанием закатить глаза от этой мысли.

Мой отец считал это чушью, и я не думаю иначе. Но даже если бы у меня были доказательства того, что король лжет сквозь зубы, не похоже, что девчонке из трущоб кто-нибудь поверит.

Но король не мог допустить, чтобы его Элитное общество было ослаблено или даже ухудшено простыми Обыкновенными. Вымирание не было вариантом для экстраординарных.

Так началась Чистка.

Даже сейчас, спустя десятилетия, рассказы о телах, рассыпавшихся по песку под палящим солнцем, небрежно передаются у костров, страшные истории шепчутся детям.

Липкие пальцы сомкнулись над моими, мед, покрывающий руки Адены, так же сладок, как и ее улыбка, которой она делится со мной. Мой секрет хранится в блеске ее глаз, в верности ее выражения. Я так долго смирилась с тем, что ничего не может быть настоящим. Любая дружба фальшива, любая доброта рассчитана.

– Скрывай свои чувства, скрывай свой страх и, самое главное, скрывайся за своим фасадом. Никто не может знать, Пэди. Не доверяй никому и ничему, кроме своей интуиции.

Мягкий голос отца странным эхом отдается в моей голове, напоминая, что каждая часть моей жизни должна быть ложью, а девушка, сидящая передо мной, должна быть такой же обманутой, как и все остальное королевство.

Эгоизм украл мой рассудок всего на одну ночь, но этого хватило, чтобы подвергнуть опасности нас обеих.

– Ладно, хватит разговоров о Чуме, – весело говорит Адена, осматривая аллею, а затем добавляет, – и о твоей... ситуации.

Я не пытаюсь подавить фырканье. – Похоже, два года не дали тебе времени поучиться тонкости, А.

Я сомневаюсь, что она вообще меня слышала. Сомневаюсь, что она может сосредоточиться на чем-то другом, кроме ткани, скользящей между ее пальцами. Оранжевые глаза сканируют швейные принадлежности, и Адена оставляет наш предыдущий разговор, чтобы рассказать о том, какие вещи она будет делать из нового шелка. Ее теплые коричневые руки копаются в обрывках ткани при мерцающем свете лампы, начинают подгибать края, закалывать углы, колоть пальцы, без устали ругаться.

Мы впадаем в ту непринужденную беседу, которая возникает только после нескольких лет совместного выживания на улицах, что позволяет легко интерпретировать беспорядочные слова Адены по булавкам, зажатым между ее губами. Я переворачиваюсь на спину и наконец-то затихаю, наблюдая за ее негнущимися пальцами и нахмуренными бровями, слишком поглощенными своей работой, чтобы уснуть.

От колющей боли в боку я открываю глаза и забываю о сонливости. Зазубренный камень, торчащий из пола переулка, заставляет меня недовольно поморгать: – Попомни мои слова, когда-нибудь я украду койку.

Адена закатывает глаза, как она делает это каждый вечер, когда я даю одно и то же пустое обещание. – Я поверю в это, когда почувствую, Пэ, – поет она.

Я переворачиваюсь уже около дюжины раз, прежде чем на мою голову натыкается скомканное одеяло. – Если ты не перестанешь извиваться, клянусь, я пришью тебя к земле, – говорит Адена со всей сладостью липкой булочки.

– Я поверю в это, когда почувствую, А.

Глава 2

Кай

Огненный шар проносится мимо моего лица, едва не опалив мне волосы. Я едва успеваю увернуться, как чувствую вторую волну жара, несущуюся ко мне.

Чума, у Китта сегодня прекрасное настроение.

Пританцовывая на носочках, я наблюдаю, как в мою сторону летит еще одна огненная сфера, и ощущаю знакомое чувство адреналина. Я бросаю щит из воды и слышу шипение огня, пока он не превращается в густое облако пара. Китт прищуривается, пытаясь разглядеть меня сквозь дым, и тут его глаза расширяются, когда я неожиданно сталкиваюсь с ним. Мы падаем на землю, я прижимаю его к себе и поднимаю пылающий кулак, направленный ему в лицо.

– Уступаешь? – Я не могу сдержать улыбку, которая дергается на моих губах. Он кашляет от смеха, его взгляд мечется между моим лицом и пылающим кулаком, поднятым рядом с ним.

– Если я скажу «нет», ты действительно ударишь меня, братишка? – Несмотря на огонь, пылающий в нескольких сантиметрах от него, зеленые глаза Китта блестят от удовольствия.

– Думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос. – Я слегка улыбаюсь, отводя кулак назад, готовясь нанести удар.

– Хорошо, хорошо, я уступаю! – зашипела Китт. – Но только потому, что не хочу, чтобы бедному Илаю пришлось вправлять еще один сломанный нос.

Я мрачно усмехнулся, представив себе выражение лица королевского лекаря, если мы придем к нему с еще одной сломанной костью. Поднявшись на ноги, я протянул руку Китту, все еще распростертому на земле.

Улыбка, которую он мне дарит, не доходит до его глаз, когда он наконец говорит: – Чума, Кай, ты лучше меня владеешь моими способностями.

– И именно поэтому ты будешь править страной, – говорю я просто, – а я буду сражаться на поле боя, отвлекая врага своей привлекательной внешностью.

– Ты хочешь сказать, что я не смогу отвлечь врага своей лихой внешностью? – спросил Китт сквозь глубокий смех, притворяясь обиженным.

– Я хочу сказать, что мы только сводные братья, и боюсь, что это означает, что у тебя есть только половина моего обаяния.

Китт снова разразился смехом. – По этой логике, я полагаю, что тогда у тебя есть только половина моих мозгов.

– Спасибо Чуме за это. – Слова едва успевают вылететь изо рта, как он с ухмылкой пихает меня.

Мы идем по изношенной дорожке между грунтовыми тренировочными кругами, расположенными на территории замка. Имперцы, проходящие обучение, и другие Элитные более высокого статуса продолжают свои спарринги, большинство из них используют способности, а немногие – оружие.

Головы поворачиваются в нашу сторону, их глаза обжигают мою кожу, отражая солнечный свет, падающий на нас сверху. Не обращая внимания на взгляды, я вдыхаю знакомый запах крови, пота и слез на тренировочной площадке, затем беру меч со стойки для оружия и бросаю его Китту, выражение лица которого можно описать только как раздраженное.

– Знаешь, мне всегда нравилось сражаться оружием больше, чем способностями, – говорю я в ответ на его укоризненный взгляд, бездумно проверяя баланс своего клинка.

Китт пробирается дальше по грязному рингу, закатывая глаза. – Да, я прекрасно знаю, как ты любишь бить меня мечом.

Я вращаю запястьем, замахиваясь клинком, когда мы начинаем кружить друг вокруг друга. – Да, это одно из моих любимых увлечений. Я внезапно делаю шаг вперед, сильно ударяя мечом о его меч и посылая толчок по моей руке. – Вот видишь, разве это не весело?

Китт скрипит зубами, отражая мой удар. – Захватывающе.

Я погружаюсь в знакомый транс, позволяя своим ногам танцевать по кольцу, когда мы освобождаемся, теряясь в ритме. Мой разум проясняется. Мое тело гудит от энергии. Я всегда чувствовал себя наиболее живым, когда дрался. Это то, для чего я был создан, то, что помогало мне сохранять рассудок на протяжении многих лет тренировок и обучения.

– Недалекий король – мертвый король.

Эти слова отца звучат в моей голове, их вбивали мне в череп после каждой жалобы на мои нудные уроки в детстве. Впрочем, мне не придется беспокоиться о том, что я буду мертвым или тупым королем, ведь я вовсе не буду королем. И после того, как я высказал это отцу, он любезно придумал для меня новую поговорку.

– Недалекий Энфорсер – это побежденная империя.

Обнадеживает.

Острая боль пронзает мое предплечье, рывком вырывая меня из раздумий.

– Лучше включись в игру, Кай, или я действительно могу тебя обыграть. – На лице Китта выражение триумфа, которое я намереваюсь стереть. – Я бы не хотел, чтобы мой будущий силовик расслаблялся на работе...

Прежде чем он успевает закончить свое замечание, я опускаю его меч на землю и зажимаю его под своим собственным, прежде чем развернуться у него за спиной. Одним быстрым движением я поднимаю ботинок, вытаскиваю из него кинжал и приставляю острый кончик к его спине.

– Простите, что это было, ваше величество? – Я отпускаю его, и он поворачивается, когда я отвешиваю насмешливый поклон, засовывая кинжал обратно в сапог. За это я получаю сильный толчок, от которого чуть не пошатываюсь, и я отвечаю тем же, пока Китт хихикает.

Его грязные светлые волосы в данный момент больше грязные, чем светлые, забрызганные кусками грязи от катания по рингу. Наши рубашки уже давно раскисли от летней жары, и, как и у меня, пот заливает его загорелую грудь.

Это почти комично, как очевидно, что мы только сводные братья. Кроме физических различий, мне не хватает заботливости Китта, как ему не хватает моей черствости. Он терпелив, любезен и подходит для трона, как я для поля боя.

Король, как я – убийца.

– Кай, ты вообще меня слушаешь? – Китт выглядит в равной степени обеспокоенным и забавляющимся, когда щелкает пальцами перед моим лицом. – Чума, сколько крови ты потерял?

Проследив за его взглядом, я вижу, что из раны на моей руке тянутся красные струйки, кровь затекает между костяшками пальцев и капает с кончиков пальцев. – Похоже, Илай не получит выходной, благодаря тебе. – Я поднимаю взгляд на Китта, ожидая замечания, но обнаруживаю, что его взгляд прикован к чему-то на другом конце территории. – А теперь посмотри, кто не обращает внимания.

Мой взгляд устремляется на фигуру, идущую к нам, тренировочная кожа облегает каждый ее изгиб, а сиреневые волосы развеваются на ветру. – О, смотрите. Стервозная Блэр, – выдыхаю я, прежде чем она доходит до нас, отчего Китт захлебывается от смеха.

– Привет, мальчики. – Ее голос как лед, холодный и ровный. – Как продвигается обучение? – Ее взгляд лениво скользит по нам обоим, а затем возвращается к нашим лицам, и на ее губах появляется легкая ухмылка. – Готовишься к Испытаниям, Кай?

– Не то чтобы мне нужно было готовиться.

На ее лице медленно появляется улыбка. – Я думаю, что будущий Энфорсер захочет произвести хорошее впечатление на королевство, победив. – Она вдруг очень заинтересовалась своими ногтями, притворяясь беззаботной.

Я провожу рукой по волосам, скучающе вздыхая. – И я планирую сделать именно это.

Она одаривает меня улыбкой, которую никак нельзя назвать милой. – Я надеюсь на это, учитывая, что ты – лучшая Элита за последние десятилетия. Или так говорят.

Чума, начинается.

Китт делает шаг вперед и прикладывает руку к груди, как будто его ранили. – Ой, Блэр. Я запомню это замечание, когда стану королем.

– О, я ранила твою гордость, Китт? – Она притворно надувает губы, прежде чем снова переключить свое внимание на меня. – Кроме того, я лично думаю, что выиграю Испытания.

Я издаю невеселый смешок, прежде чем взглянуть вниз на ее маленькую фигурку. – А почему ты так уверена, что вообще будешь участвовать в Испытаниях? – Я говорю это, прекрасно зная, что она действительно будет участвовать в Испытаниях.

Легким движением запястья в ответ на мой комментарий с оружейной стойки слетает кинжал. Не успеваю я моргнуть, как он внезапно зависает в воздухе и впивается мне в яремную вену.

– Как дочь генерала, – она делает шаг ко мне, пока между нами не остаются считанные сантиметры, и шепчет, – я думаю, что у меня есть неплохие шансы попасть на игры. Не так ли? – Она хихикает, прижимая плавающий нож к моему горлу, что еще больше доказывает ее правоту.

Гул десятков способностей проникает в мою кровь, все они принадлежат другим людям, тренирующимся во внутреннем дворе. Я заставляю остальные способности умолкнуть, сосредоточившись на силе Блэр и ощущая, как она гудит под моей кожей, побуждая меня ухватиться за нее. Она могущественный телепат, и ее демонстрация с этим кинжалом – наименьшее из того, что она может сделать своим умом. Я тянусь к этому покалывающему чувству, которое является ее способностью, и позволяю ему захлестнуть меня, вырваться на поверхность.

И тогда я становлюсь им.

Так же, как я сделал это с двойной силой огня и воды Китта, и так же, как я могу сделать это с любой из способностей, окружающих меня.

Я холодно улыбаюсь, подбрасывая в воздухе парящий кинжал и прижимая его к прочной коже, покрывающей ее сердце, лишь силой мысли. – Ну что ж, тогда тебе лучше заняться тренировками, – тихо говорю я, прежде чем ослабить контроль над ее способностью и позволить кинжалу с грохотом упасть на землю. Не став больше ничего говорить, я повернулся и зашагал в сторону замка.

Китт молча идет рядом со мной, кажется, так же погрузившись в раздумья, как и я, пока мы пробираемся обратно через ворота замка. До начала Испытаний осталось всего две недели, и, похоже, я уже не могу спокойно игнорировать их существование и свою роль в них.

Запах жарящейся курицы и картофеля, доносящийся из кухни, привлекает мое внимание. Я бросаю взгляд на ненормально тихого Китта, а затем поворачиваюсь, чтобы войти в двери кухни.

– Добрый день, дамы. – Я быстро улыбаюсь поварам и слугам, которые готовят ужин на кухне. – Скучаете по мне? – промурлыкал я, поднимаясь на жесткую стойку и опираясь на ладони. Я ловлю на себе взгляды нескольких девушек-служанок, которые краснеют и возвращаются к своей работе, обмениваясь хихикающими шепотками друг с другом.

Жар кухни обрушивается на меня, как волна, омывая меня и покрывая мою и без того скользкую кожу...

Мою кожу.

Я провожу рукой по волосам, а затем по лицу, не обращая внимания на то, что я хожу без рубашки, бросив ее в грязном кольце – эту привычку не смог побороть даже отец.

Из-за угла появляется голова Китта, и его лицо расплывается в ухмылке. – Мне показалось, что я учуял запах моего любимого блюда. Ты такая милая, Гейл. – Он подходит к поварихе, помешивающей на раскаленной плите кастрюлю с кремовым картофелем, ее смуглая кожа блестит от пота.

Она не может не улыбнуться, глядя на лицо Китта. – Не думай, что я сделала это для тебя, Китти. Картофельное пюре, оказывается, и мое любимое блюдо. – Она улыбается, похлопывает его по щеке, а затем поворачивается, чтобы продолжить помешивать. Ее глаза встречаются с моими с того места, где я сижу на прилавке, а затем переходят на мою руку и рану, которая, как я забыл, все еще кровоточит. Покачав головой, она строго говорит: – Тебе лучше не пачкать кровью мой стол, Кай.

На это я выдавливаю улыбку. – Это уже не в первый раз.

Она снова качает головой, борясь с улыбкой. Гейл подбрасывает нам дополнительную еду и лакомства с тех пор, как мы, будучи мальчишками, бегали по замку в полураздетом виде – что, очевидно, мы делаем и сейчас. Она не раз была свидетелем того, как на этой самой кухне разгоралась драка из-за того, кому достанутся последние липкие булочки.

– Вы двое давно меня не навещали, – говорит она, добавляя приправу к картофелю. – Надоела я вам, хм?

– Ты – да. Но никогда твоя еда. – Едва слова слетают с моих губ, как мне в лицо летит комок картошки. У меня нет ни времени, ни сил, чтобы увернуться, пока пюре не присоединилось к слипшейся грязи.

– С нами никогда не бывает скучно, не так ли? – размышляет Китт, прислонившись к карнизу и наблюдая за тем, как я вытаскиваю картошку, прилипшую к моим волосам.

Я спрыгиваю с прилавка и направляюсь к поварихе, чтобы чмокнуть ее в щеку. – Всегда рад, Гейл. – Я обхожу ее и беру яблоко из корзины, говоря: – С нетерпением жду нашей следующей пищевой битвы. – Бросив одно яблоко Китту, я вытираю свое собственное яблоко о штаны, а затем откусываю.

– Принц Кай?

Я напрягаюсь, вздыхаю и поворачиваюсь на голос позади меня. Юноша нервно оглядывается, его руки судорожно теребят подол рубашки. Я поднимаю брови, мое нетерпение очевидно.

– Король просит вас присутствовать в тронном зале.