Текст книги "P.S. Я тебя ненавижу (ЛП)"
Автор книги: Лорен Коннолли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Хочешь прочитать? – спрашивает Дом.
– Да. – Я вытягиваю руку.
Но Дом не спешит передавать письмо. Вместо этого он протягивает мне пустую ладонь.
Обмен.
На секунду я сильнее прижимаю к себе урну с прахом, не желая отпускать даже эту малую часть брата.
– Я отдам его обратно, – говорит Дом, и в его голосе звучит неожиданная мягкость. Я резко поднимаю взгляд и успеваю уловить какое-то неразборчивое чувство, промелькнувшее у него на лице. – Тебе нужны две руки, чтобы открыть письмо.
Чёртов логик.
Стиснув зубы, я ослабляю хватку и передаю ему одну восьмую от своего брата. Затем хватаюсь за конверт, и, несмотря на нетерпение, осторожно разрываю край.
И вдруг меня пронзает мысль, о которой я, к своему удивлению, не спросила раньше:
– Что ты сделал с письмом из Делавэра? – В животе скручивается тревога. – Ты его не выкинул, да?
Дом хмурится.
– Нет. Я бы никогда так не поступил. Я сложил его обратно ко всем остальным. Все письма хранятся в огнеупорном сейфе у меня в доме.
– А. – Я колеблюсь. – И какой у него код?
Дом бросает на меня жёсткий взгляд.
– А тебе зачем? Собираешься пробраться и украсть их?
Я зло щурюсь.
– А ты собираешься держать их в заложниках?
– Мэдди…
– Доминик, – огрызаюсь я. – А что, если с тобой что-то случится? Это всё, что у меня осталось… – дыхание сбивается, злость накатывает новой волной. Меня бесит, что этот человек снова и снова становится свидетелем моей уязвимости. И бесит брат, который, даже после смерти, всё ещё дёргает за ниточки. – Это всё, что у меня осталось от него, – выдавливаю я. Письма и прах.
Дом замирает, упираясь свободной рукой в бедро, наклоняет голову так, что я не могу разглядеть его выражение. Хотя какая разница? Я больше не могу читать Доминика Перри. Но и не собираюсь об этом сожалеть. Может, я и никогда не умела. Думать, что я его понимала, принесло мне только боль.
– Я поменяю код, когда вернусь домой, – говорит он. – И отправлю тебе новый.
Что за бредовое предложение?
– Нет. Ты скажешь мне текущий код прямо сейчас. И каждый раз, когда будешь его менять, пришлёшь мне новый по почте.
Хотя, если честно, тот факт, что я не даю ему свой номер, тоже усложняет ситуацию. Но я не собираюсь об этом размышлять.
Жевательная мышца у него на челюсти напрягается так сильно, что контур становится идеально чётким. Наконец он стиснуто бросает:
– Ладно.
Затем устремляет взгляд в сторону водопада.
– Код…
– Только не вздумай соврать, – перебиваю я, сразу распознав его манёвр избежать зрительного контакта. – Я просто позвоню Адаму и попрошу его проверить. Уверена, ему бы понравилось покопаться в твоих вещах.
Дом сверкает на меня гневным взглядом.
– Я не собираюсь давать тебе его номер, если ты даже мне свой не дала.
– Мне и не нужен твой номер, – ухмыляюсь я. – У меня уже есть номер Адама. Мы переписываемся. Он отлично владеет гифками. И держит меня в курсе молодёжного сленга.
Я никогда не считала двадцать шесть лет большим возрастом, но в вопросах соцсетей ощущаю себя древней.
– У Адама есть твой номер? – Голос Дома такой холодный, что вода в ручье вот-вот покроется льдом.
– Ага. И у Картера тоже.
И я совершенно не переживаю, что они могут дать его Дому. Моя дружба с близнецами стоит выше их лояльности к брату. Хотя я всё-таки мысленно отмечаю себе отправить им предупреждение: если выдадут мой номер – смерть.
– Мы друзья, – добавляю я. – И как друг, Адам скажет мне, если ты соврёшь. Так что давай код. Настоящий.
Дом поднимает руку, чешет затылок, пристально разглядывая деревянные доски под ногами. Затем тихо выругивается и встречается со мной взглядом.
– Ноль, семь, один, восемь.
– Это… – Мой мозг спотыкается о знакомые цифры. Этого не может быть. – Ты издеваешься надо мной.
Он пожимает плечами и машет в сторону конверта у меня в руках.
– Ты ведь хотела прочитать письмо. Или мне его зачитать? – Дом протягивает руку к письму.
Я быстро поворачиваюсь, заслоняя его плечом.
– Я прочитаю. – А потом напишу Адаму, пусть докажет, что Дом – лжец.
Я вытаскиваю листок бумаги, делаю шаг ближе к подвешенному фонарю и начинаю читать, отмахиваясь от крохотных насекомых, слетевшихся к свету.
Дорогие Мэдди и Дом,
Добро пожаловать в Алабаму!
Никогда бы не подумала, что окажешься на юге, да, Мэдди? Но красота есть повсюду, и я намерен заставить тебя её увидеть. Даже в самых тёмных местах.
Сейчас вы, наверное, в Мрачном Каньоне. Забронируйте ночную экскурсию…
Дом тихо фыркает, и я моментально расшифровываю это как «Ну, я же говорил».
… и приготовьтесь к чему-то офигенному. Я видел похожее в Новой Зеландии, и всегда думал, что когда-нибудь смогу полюбоваться этим и поближе к дому. Теперь ваша очередь.
Купите сувенир, который мне бы понравился, и сделайте фото, когда не будете в темноте – ради меня.
А потом оставьте часть меня в свете.
С любовью,
Джош
Прежде чем я успеваю спросить Дома, что имел в виду Джош, дверь магазина распахивается, и на веранду выходит белый мужчина с внушительными седыми усами и доброжелательной улыбкой. Его глаза вспыхивают воодушевлением, когда он нас замечает.
– Ну что, кто хочет посмотреть на светлячков?
Глава 10
Дисмалиты – светящиеся личинки светятся на стенах каньона, словно звёзды в ночном небе. Кажется, будто они мерцают, но наш гид объясняет, что их свет на самом деле постоянный – просто крошечные движения личинок обманывают наш взгляд.
– На следующем участке много корней и камней, так что лучше включить фонарики. Если у вас есть красный свет, используйте его, – говорит гид с густым южным акцентом.
Он настоящий кладезь информации и явно искренне восхищается этим спрятанным чудом Алабамы. В его голосе слышались злость и печаль, когда он указывал на тёмный участок стены, где не светилось ни одной личинки. Днём, сказал он, можно будет разглядеть, что всё это место исписано граффити.
Долбаные подростки.
Мы двигаемся через сеть соединённых пещер в неторопливом темпе, и я испытываю облегчение от того, что путь не слишком тяжёлый. Зная Джоша, я бы не удивилась, если бы какие-то из его координат завели нас в такое место, где мне пришлось бы задыхаться от нагрузки.
Джош знал и учитывал, насколько тяжёлая у меня астма, но вечно твердил, что избегать физической активности – не выход. Мы не раз спорили на эту тему. В конце концов, он понял, что лучший способ заставить меня выйти из зоны комфорта – это подкуп.
А что может быть лучшей взяткой, чем его последние слова?
Ради этих писем я готова хоть на гору лезть.
Заметка для себя: связаться с пульмонологом. На всякий случай.
Раньше я регулярно ходила к врачу, когда только переехала в Сиэтл. Новый климат раздражал мои лёгкие, и я использовала ингалятор по несколько раз в день. Потом врач прописала мне другое лекарство, показала дыхательные упражнения – и стало легче. Но после колледжа я забросила и приёмы, и занятия. А теперь, раз уж меня ожидают всякие походные авантюры, стоит подумать, как в них не задохнуться.
Но это проблема будущего. Сейчас же мне остаётся просто наслаждаться прогулкой, заботясь лишь о том, чтобы не споткнуться.
Даже в темноте пещеры я отчётливо вижу широкие плечи Дома. Но это не мешает мне дёрнуться и чуть не выронить урну с прахом, когда тёплые руки накрывают мои.
– Вот, – Дом направляет мои пальцы к кнопке на фонарике, который дал мне перед экскурсией. – Это переключает на красный свет.
Разумеется, Дом подготовился заранее, взял фонари для нас обоих – и, конечно же, с красным светом, который не мешает ночному зрению и не раздражает светящихся личинок.
Личинок, поправляю себя мысленно. Гид объяснил, что эти маленькие сияющие существа – вовсе не светлячки, а личинки мух. Настоящие светлячки живут в Новой Зеландии и Австралии. Но судя по его бодрому тону, ему неважно, как их называют, лишь бы люди продолжали ими восхищаться.
Я включаю красный свет и осторожно высвобождаю руки из ладоней Дома. Он отпускает меня, включает свой фонарь и жестом приглашает идти вперёд.
Шум не мешает дисмалитам, поэтому вокруг слышатся разговоры других участников экскурсии. Нас тут не так уж много – семейная пара и семья с тремя детьми. Среди них есть девочка-подросток, которая при первой встрече посмотрела на Дома так, будто он билет на концерт Тейлор Свифт.
Это так напомнило мне саму себя в прошлом, что я чуть не расхохоталась. Но мой смех быстро сменился раздражением, когда я вспомнила, как именно он тогда отнёсся к моему восхищению.
Некоторые девушки после интрижки чувствуют себя использованными. Но у меня даже не было возможности добавить это в его список грехов.
Нет, той ночью, после недель, проведённых бок о бок, Дом не использовал меня. Он только отдавал. Дарил мне поцелуи. Горячие прикосновения. Чёрт, он даже подарил мне мой первый оргазм. Он никуда не спешил, спрашивал, что мне нравится, прижимал к себе, ласкал меня, пока не нашёл способ довести до края. Он научил меня понимать своё тело. При этом сам он ничего не просил.
Сначала я думала, что это делает его хорошим человеком. Что ему можно доверять, можно в него влюбиться, можно строить какие-то жалкие надежды. Но даже в девятнадцать я должна была знать лучше. Я уже усвоила, что единственный человек, который никогда меня не бросит, – это мой брат. Все эти красивые вещи, что Дом дал мне? Они ничего не значили. Потому что той ночью он просто оказал услугу. Благодарность за помощь его семье.
– Я знаю, что ты влюблена в меня всю жизнь, так что вот, прикоснусь к тебе один раз, прежде чем свяжу себя с той, кого действительно хочу.
Для него я была обязанностью. Жалостью. Пунктом в списке дел. Ну что ж. Он сделал своё дело. И я ненавижу его за это.
И меня бесит, что моё тело никак не хочет соглашаться с ненавистью, которую диктует разум. Оно бы с радостью снова оказалось в его списке дел – с парой дополнительных галочек рядом с задачей.
Кожа на руках до сих пор покалывает и горит в тех местах, где только что были его ладони. Я сгибаю пальцы, пытаясь избавиться от ощущения, направляю красный свет фонаря на землю перед собой и медленно двигаюсь вперёд.
Стараюсь забыть, что Дом идёт позади, пока слушаю гида и следую за группой, огибая повороты тропы. В некоторых местах стены каньона взмывают высоко вверх, в других – сужаются так, что приходится протискиваться в узкие проходы.
Как раз после одного из таких мест мне приходится остановиться. Мальчишка впереди затыкает узкий проход, согнувшись пополам, загораживая мне дорогу. Он пытается сделать снимок на телефон, камера которого явно не способна запечатлеть слабое свечение личинок.
У Джоша был бы фотоаппарат, который смог бы.
Мой брат делал потрясающие фотографии дикой природы, и я говорю это не потому, что он был моим братом. Джош получал награды, работал с крупными изданиями и компаниями, которые отправляли его в самые дальние уголки мира. Даже сумма, которую он оставил нам с Домом в завещании на эти поездки, говорит сама за себя.
Но больше всего в его фотографиях мне нравилось то, как он ими делился. Каждый раз, когда он был особенно горд кадром, он заказывал из него пазл и присылал мне кусочки в пакете. Я не знала, что это за снимок, пока не собирала его полностью.
Стены моей квартиры увешаны рамками с собранными пазлами его работ.
– Ну давай… – бормочет мальчишка, раздвигая пальцами изображение на экране, будто максимальное приближение вдруг сделает его снимок чётче.
Позади раздаётся раздражённый звук, и я на секунду отвожу фонарь назад, чтобы понять, что происходит.
Дом, шедший прямо за мной, застрял, пытаясь протиснуться в узкий проход. В этом пространстве его широкие плечи и массивное тело явно создают проблему. Теперь он не может пройти вперёд, потому что мальчишка, задержавший всех, блокирует нам путь.
Дом пытается скрыть гримасу, но даже в тусклом свете я вижу, как у него дёргаются губы от напряжения.
Я поворачиваюсь к подростку.
– Вон там светятся ярче, – лгу я, указывая на стену чуть дальше, усеянную светящимися личинками. – Лучше снимай там.
Он быстро вскидывает голову, суёт телефон в карман.
– О, круто. Спасибо.
И шустро уходит вперёд, освобождая путь. Я делаю шаг, собираясь идти дальше, но тут понимаю, что не слышу позади раздражающе тяжёлых шагов Дома. Оборачиваюсь – он стоит там же, где я его оставила.
– Ну давай же, ты, огромная заноза у меня в заднице, – я хлопаю по ноге, как будто подзываю собаку.
Дом снова издаёт низкое, раздражённое рычание.
– Я застрял.
– Ты издеваешься? – Я направляю фонарь на места, где его тело соприкасается со скалой. – У меня, к сожалению, нет с собой масла, чтобы тебя смазать.
Когда я протискивалась в этот проход, он не казался таким узким. Но у Дома, конечно, на несколько сантиметров больше роста и куда больше массы.
– Давай, напряги свои мышцы тщеславия и вытолкни себя наружу.
В красноватом свете фонаря его хмурый взгляд становится ещё более мрачным.
– Это не тщеславие. Я играю в двух любительских бейсбольных лигах.
– О-о-о, двух. Какая честь. Я прямо сейчас упаду в обморок.
В старшей школе я действительно теряла сознание от вида Дома в обтягивающих спортивных штанах, раскачивающего биту на поле. Но сейчас мне плевать.
Абсолютно.
Пока я издеваюсь над ним, то двигаюсь чуть ближе, чтобы разглядеть, почему он застрял.
– Вам выдают куртки, как в школьных командах?
Он не отвечает.
Молчание – тоже ответ.
– О боже, да ладно! – Я начинаю откровенно хохотать, представляя взрослых мужиков, тоскующих по школьным денькам. – И что там на них написано?
– Это был корпоративный подарок. С логотипом компании, – сквозь зубы цедит он. – Теперь, будь добра… помоги мне. Мне кажется, зацепился петлей ремня, но я не могу достать до неё под таким углом.
Он вытягивает длинную руку назад, но выступ скалы мешает ему дотянуться.
Я наклоняю голову, разглядывая этого мужчину, которого ненавидела последние семь лет.
– Я могла бы тебя здесь оставить.
– Мэдди, – прорычал он.
И, чёрт побери, какого хрена мои соски реагируют на это? Они, наверное, светятся в темноте, как эти личинки. Биолюминесцентные соски, вот теперь моя жизнь!
– Ладно.
Прийти на помощь оказалось проще, чем я ожидала. Может, всё дело в смене ролей. Теперь героем выступаю я. Теперь я помогаю Дому. Та обратная ситуация эмоционально раздавила меня, но если я смогу удержать контроль в своих руках, возможно, мне удастся провести следующие шесть поездок, не желая задушить его во сне.
– Держи Джоша.
На этот раз я передаю урну без особого сопротивления. Возможно, потому что Дом сейчас в ловушке и полностью в моей власти. Но есть и что-то в том, как его большая ладонь полностью охватывает контейнер, что заставляет меня чувствовать: мой брат в безопасности.
Я не пользуюсь фонариком, просто полагаюсь на прикосновения. Ткань его джинсов теплее, чем влажный воздух пещеры, но я игнорирую этот факт, пробегая пальцами по его поясу в поисках упрямой петли ремня.
Так близко, его дыхание кажется слишком громким, чуть сбивчивым. Когда мой большой палец случайно касается кожи его поясницы, я слышу, как он замирает на вдохе.
Часть меня хочет помучить его, потянуть время, но другая часть – та, что помнит, как он бесконечно ударялся головой о низкие балки, пытался уместиться в слишком маленькие стулья, набивал себе синяки в туалетных кабинках – не может вынести мысли, что он страдает.
К тому же его кедровый запах становится невыносимо насыщенным, забивает мне лёгкие, манит наклониться ближе, вдохнуть глубже.
Я заставляю себя сосредоточиться, и наконец мои пальцы находят твёрдый выступ, похожий на корень. Дом был прав – зацепился петлей ремня. Я аккуратно тяну, нажимаю, скользну пальцами туда-сюда, пока наконец не освобождаю его.
Отступаю на шаг, а Дом внимательно наблюдает за мной.
– Всё, теперь ты свободен.
Он отталкивается от камня, легко проходя сквозь узкий проход.
– Спасибо, Мэдди.
Опять. Опять это ненужное произнесение моего имени.
– Постарайся больше не давать деревьям себя лапать. – Я протягиваю руку за Джошем.
Дом некоторое время просто смотрит на мою раскрытую ладонь, а потом… вместо того чтобы вернуть урну, переплетает свои пальцы с моими.
Он держит меня за руку.
Я слишком ошеломлена, чтобы сделать хоть что-то, кроме как уставиться на то, как мы соприкасаемся. Как мы… касаемся друг друга.
Наконец я могу говорить.
– Что ты делаешь? – И почему мой тон такой лёгкий? Он должен быть резким, осуждающим.
Дом хмурится.
– Ты протянула руку.
– За Джошем.
Его брови тут же взлетают вверх, и он опускает взгляд на свою другую руку, в которой держит урну.
– Ах… точно.
– Ага. – Опомнившись, я рывком вырываю руку.
Он прочищает горло, быстро опускает свою ладонь, сжимает её в кулак. Затем молча передаёт мне Джоша. Я забираю его и отворачиваюсь, не встречаясь с Домом взглядом.
К счастью, пока я вытаскивала его из каменной ловушки, группа не ушла слишком далеко. Когда мы снова к ним присоединяемся, гид рассказывает о дисмалитах.
– В стадии личинки их единственная цель – питаться, накапливать как можно больше питательных веществ. Потому что когда они превращаются в мух, у них есть только один день жизни. И в этот день они заняты одной-единственной вещью.
– Ага. Трахаются, – бормочет подросток, который раньше пытался сфотографировать личинок, а потом хихикает над своей шуткой.
Но он прав.
Гид объясняет, что именно в этот день дисмалиты размножаются. Подмигивает, делая это намёком.
Меня зацикливает на этом факте. Один день. А я думала, что у Джоша была короткая жизнь. Что бы я сделала, если бы у меня был всего один день?
Мой взгляд сам собой скользит к Дому.
Он догнал нас, его силуэт нависает за моей спиной. Подняв голову, он разглядывает светящиеся точки на стенах каньона. Лунный свет пробивается сквозь трещину в своде, освещая его сильную шею.
Я резко отворачиваюсь и трясу головой.
Какая разница, что бы я сделала за один день? У меня их впереди полно. Столько, что я с радостью отдала бы брату несколько. Больше, чем несколько. Если бы я могла отдать Джошу половину своих оставшихся дней, я бы это сделала.
Группа движется дальше, и я слышу, как вода с шумом падает с утёса.
– Вы все были замечательной группой! Надеюсь, вы вернётесь днём, чтобы увидеть каньон с другой стороны, – кричит гид.
Подожди. Это уже конец?
Я резко останавливаюсь, и тут же во что-то врезаюсь. В сильное, массивное тело. Руки хватают меня за плечи, чтобы удержать.
– Мэдди?
Я поворачиваюсь, ощущая, как время и возможность ускользают сквозь пальцы.
– Экскурсия закончилась. Нам нужно развеять прах.
В свете моего фонаря я вижу, как у Дома напрягается челюсть, но он коротко кивает.
Между нами я снимаю крышку с контейнера. Затем выключаю фонарь. Дом делает то же самое.
Темнота накрывает нас. Но только на мгновение.
Маленькие всполохи света становятся ярче, пока глаза привыкают к темноте. Кажется, будто звёзды совсем рядом, стоит лишь протянуть руку.
– Он сказал оставить его в свете, – шепчу я, не зная, что ещё сказать.
Дом тихо соглашается.
– Ему здесь понравится. Он же сова.
– Точно.
Я благодарна темноте, когда мои руки начинают дрожать. И, несмотря на всю свою злость на него, в этот момент я благодарна и Дому.
За то, как он говорит о Джоше. Как будто он всё ещё здесь. Как будто он не просто в прошлом, но и в будущем.
Как будто он не исчез.
– Прощай, Джош.
Я наклоняю контейнер, и частицы моего брата оседают на каменистой земле каньона.
Дом молчит. Просто стоит рядом, пока я снова говорю прощай.
Глава 11
Адам: Оно открылось! 0718. Хочешь, что-нибудь украду?
Адам: Шучу.
Адам: Или нет…?
Адам: Подожди.
Адам: Разве у тебя не день рождения 18 июля?
Я сижу в машине и тупо смотрю на последнее сообщение Адама.
У него хорошая память.
Почему Дом использовал мой день рождения в качестве кода от сейфа?
Во время прогулки по каньону я загнала этот вопрос в самый дальний угол сознания. Но теперь, когда у меня есть подтверждение от Адама, я больше не могу это игнорировать.
Что это значит?
В этом нет никакого смысла.
Может… Может, по той же причине, по которой код хотела знать я. На случай, если с ним что-то случится.
Но если бы Дом исчез, и мне пришлось бы открыть сейф без его подсказки, я никогда бы не догадалась, что пароль – моя дата рождения. Я бы сначала попробовала его. Потом близнецов. Потом Розалин – вдруг он установил код ещё до развода. Родителей.
Джоша – вот это было бы логично.
Но мой? Нет.
Раздаётся стук в окно, и я вздрагиваю. Поднимаю глаза и вижу за стеклом хмурого, вызывающего у меня бесконечную гамму эмоций человека.
– Что? – выкрикиваю я, не собираясь открывать дверь и не желая включать зажигание, чтобы опустить стекло.
Дом отступает назад, скрещивает руки на груди и наклоняет голову в сторону дома. Он должен бы выглядеть нелепо в бейсболке из Каньона Дисмалс, которую купил, чтобы она совпадала с моей – исполнил просьбу из письма Джоша.
Но он всё равно выглядит чертовски привлекательно. Чёрт бы его побрал.
Его поза говорит: «Зайди внутрь».
Этот немой приказ пробуждает во мне стервозное упрямство. Я делаю пренебрежительный жест рукой, мол, иди своей дорогой, и снова опускаю взгляд на телефон, открывая рабочую почту. Я не могу сейчас снова зациклиться на загадке с кодом, когда он стоит и сверлит меня взглядом. Лучше наверстаю пару писем, пока он не отстанет.
Через несколько секунд моя машина слегка покачивается. Я бросаю взгляд вбок и замечаю в поле зрения его широкую грудь. Дом облокотился на пассажирскую дверь. Ждёт меня. Чёртов упрямец. Бормоча ругательства, я выключаю телефон, отстёгиваю ремень безопасности и резко распахиваю дверь.
– Что ты делаешь? – выплёвываю я.
– Темно.
– Вот это наблюдательность. Ты меня поразил. А я-то думала, что сейчас солнечный полдень.
Дом смотрит на меня с непроницаемым лицом.
– Тебе лучше зайти внутрь.
– Дом, внутрь – это буквально десять шагов отсюда. – Я хватаю рюкзак, теперь уже лёгкий без Джоша, и пакет с сувенирами для Джереми и Тулы, затем вылезаю из машины и с силой хлопаю дверью. – С какой именно частью этого невероятно сложного пути, по-твоему, я не справлюсь?
Дом не отвечает. Просто отталкивается от машины и направляется к дому.
Это ему стоит беспокоиться за свою жизнь. Ему повезёт, если я не задушу его посреди ночи.
Когда мы оказываемся внутри, он больше не пытается диктовать мне, что делать. Может, инстинкт самосохранения у него всё-таки есть.
Если бы я хоть немного чувствовала усталость, то заперлась бы в спальне и попыталась уснуть. Но кажется, что сияние личинок зарядило меня энергией, и теперь я словно подключена к току. Если я запрусь в комнате, то буду только ходить туда-сюда и снова зациклюсь на коде от сейфа. Мне нужно что-то, что вернёт ощущение комфорта.
К счастью, уютная хижина – идеальное место для этого.
Я захожу в спальню, закрываю дверь, чтобы переодеться. Скидываю походную одежду, натягиваю любимые фланелевые штаны и огромную толстовку, которую Джош прислал мне из Флориды несколько лет назад. На ней изображены крокодил и аллигатор, дающие друг другу пять, и он считал это до смешного забавным.
Толстовка настолько мешковатая, а материал такой плотный, а мои груди такие маленькие, что я не вижу смысла надевать под неё лифчик.
Рывком открываю сумку, нахожу в ней наушники с шумоподавлением. Натягиваю их перед тем, как выйти из комнаты.
Так проще игнорировать Дома.
С последней загруженной аудиокнигой, где принцесса из фэнтезийного королевства устраивает кровавую месть своим врагам и при этом пытается не влюбиться в безжалостного вампирского лорда из соседнего государства, я начинаю бесцельно бродить по общей зоне, прислушиваясь к своим ощущениям.
Я знаю, что в этой хижине обязательно найдётся то, что мне сейчас нужно.
Я нахожу его в шкафчике под телевизором.
Пазл.
Большинство съемных домов обычно имеют такой. И мне нравится их находить.
Несмотря на мою в целом затворническую жизнь, за эти годы я все-таки совершила несколько поездок. Джош обычно мог уговорить меня встретиться с ним где-нибудь, чаще всего заманивая описаниями интересного кафе или какой-нибудь странной достопримечательности. Но мой брат знал, что я выдерживаю лишь ограниченное количество активного веселья, поэтому в какой-то момент он отправлялся исследовать окрестности в одиночку, а я оставалась, чтобы перевести дух, восстановить силы интроверта и заняться очередной головоломкой в съемном доме.
Эта выглядит многообещающе. Коллаж из классических постеров национальных парков. Я мельком смотрю на картинку на коробке, затем переворачиваю ее, не собираясь больше подсматривать. Если хочу получить изображение, придется собрать пазл.
Большой кофейный столик из потертого дерева – идеальная поверхность для работы. С первого взгляда понятно, что его размеры подходят. Взяв с дивана одну из подушек, я устраиваюсь на полу, скрестив ноги, и перебираю кусочки мягкого картона, отыскивая края и раскладывая их один за другим.
Все это время я игнорирую мужчину, который делит со мной это пространство. Если повезет, он скоро отправится спать, и я смогу спокойно собирать пазл.
Но, видимо, удача мне сегодня не светит, потому что Дом задерживается.
Нет, «задержался» – не то слово. Если бы он просто задержался, я, возможно, смогла бы его не замечать.
Но Дом, которому всегда нужно какое-то дело, маячит в поле зрения, бесцельно кружит по комнате. Пока я стараюсь сосредоточиться на аудиокниге и ярких кусочках пазла, он то и дело останавливается, берет в руки предметы, вертит их, а потом кладет обратно.
Воздух вокруг него буквально пропитан целеустремленностью, и это раздражает мой мозг так же, как пыльца раздражает носовые пазухи.
Когда он полностью снимает со стены большие часы, я больше не могу терпеть его напыщенное копошение.
– Какого черта ты делаешь? – резко спрашиваю я, касаясь наушников, чтобы приостановить книгу, а затем сбрасываю их, чтобы лучше слышать собственные упреки. – Ты что, ищешь скрытые камеры? Осматриваешься перед ограблением? Прекрати трогать все подряд!
Дом даже не смотрит на меня, крутя колесико на задней стенке часов.
– В этом доме больше десяти часов, – произносит он. – И все они показывают неправильное время.
Я фыркаю, потом осматриваюсь по сторонам, осознавая, что каждый предмет, к которому он прикасался, действительно был каким-то устройством для измерения времени. Конечно, именно это раздражало мистера «Я никогда не опаздываю, потому что прихожу за десять минут до назначенного времени».
– Это просто декор, – говорю я. Большинство этих винтажных приборов действительно дополняют уютную атмосферу дома. Не то чтобы Дому было до этого дело. У него, наверное, все в хроме и четких линиях, идеально подходящих для робота. Спорим, он минималист? – Безделушки могут быть эстетически приятными.
– Часы выполняют функцию, – бурчит он. – Неправильные часы – это эстетическая катастрофа.
Его беспокойные движения мешают мне сосредоточиться на пазле.
– Ты не можешь просто смотреть время в телефоне, как нормальный человек? Или, не знаю, на часах моего брата?
Черт. Я хотела быть безразличной, но последнее предложение прозвучало слишком резко.
Каждый раз, когда я вижу эти часы на запястье Дома, это напоминает мне, что Джош их больше не носит.
Потому что его больше нет.
Дом замирает, не успев повесить часы обратно, и бросает на меня быстрый взгляд. Я упрямо смотрю на груду кусочков перед собой, игнорируя тот проблеск уязвимости, который случайно ему показала.
Следующее, что я осознаю – он уже рядом со мной, на корточках, забросив часы. Его пальцы расстегивают кожаный ремешок на запястье, и у меня перехватывает дыхание, когда он снимает часы и протягивает их мне.
– Если хочешь, они твои.
Я смотрю на знакомый аксессуар. Джош снимал их только на ночь, перед сном. Я не помню времени, когда их не было у него на руке. Однажды они просто появились, и с тех пор стали частью его, как мозоли на пальцах и шрам на лбу после падения с яблони во дворе Перри.
На мгновение я представляю, как беру их, надеваю, оставляя у себя этот кусочек брата навсегда.
Но я знаю себя. Знаю, что не терплю браслетов или даже резинок на запястье. Какими бы дорогими для меня ни были эти часы, я все равно сниму их однажды. Оставлю где-нибудь. А потом они исчезнут, затерявшись в моем хаосе.
Еще одна часть Джоша исчезнет.
Я сжимаю зубы и закрываю глаза.
Дом бы никогда не поступил так небрежно. У него, наверное, есть специальная подставка для часов и чистящие салфетки, чтобы стекло оставалось без единого отпечатка.
– Оставь их себе, – выдавливаю я. – Он оставил их тебе.
– Мэдди…
– Оставь меня в покое. Я собираю пазл.
Я снова надеваю наушники, включаю книгу и заставляю себя смотреть только на разбросанные передо мной кусочки.
Тем не менее, я чувствую, как Дом встает и отходит. Он еще какое-то время остается в общей зоне, двигается по кухне. Скорее всего, настраивает часы на микроволновке и духовке. В конце концов, его шаги удаляются в сторону короткого коридора, ведущего к спальням.
Кажется, я слышу его голос, пробивающийся сквозь шумоподавление в наушниках, но я не уверена и не собираюсь проверять.
Пазл убаюкивает меня, погружает в медитативное состояние. Когда наконец ставлю на место последний кусочек, осознаю, что прошло немало времени – мои плечи и спина затекли, а наушники будто приросли к коже. Снимаю их, и тишина в доме кажется оглушающей, но это всего лишь мои уши заново привыкают к свободному воздуху.
Гляжу на настенные часы – далеко за полночь. На этот раз можно верить, ведь Дом, наш местный Отец Время, все исправил.
Поднимаюсь, суставы протестующе потрескивают, и я сдерживаю стон, вытягиваясь вверх и раскидывая руки. По телу прокатывается целая череда хрустов, и я облегченно выдыхаю.
А потом начинаю бесцельно бродить по комнате, подбирая каждую попадающуюся на глаза пару часов, верчу настройки наугад и ставлю их обратно, прежде чем отправиться спать.
Дому стоит понять, что в жизни есть вещи, которые невозможно держать под контролем.
И я – одна из них.
