Текст книги "P.S. Я тебя ненавижу (ЛП)"

Автор книги: Лорен Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Картер машет рукой на прощание, а Адам задерживается, чтобы обнять отца за шею, чмокнуть мать в щёку и громко поцеловать Розалин в плечо, от чего та заливается смехом. Этот балбес берёт старшего брата за голову с обеих сторон и звонко чмокает его в макушку. Дом раздражённо вздыхает, но я замечаю, как за его серьёзностью проскальзывает улыбка. Однако настоящая хмурость появляется у него на лице, когда Адам опускается передо мной на колено, берёт мою руку и оставляет на ней долгий поцелуй.

– Мэдди Сандерсон. Моя королева. Моя осенняя роза. Мой фиолетовый купальник…

– Нет, – вмешивается Дом, протягивая руку через мои колени и вынимая ладонь из хватки младшего брата. – Уходи.

Адам театрально прижимает руку к груди, подмигивает мне и, вскочив на ноги, бросается догонять Картера, который уже на полпути к выходу.

Под столом Дом продолжает держать меня за запястье.

– Время ещё есть, и у меня сегодня выходной, – с улыбкой объявляет мистер Перри. – Давайте займёмся чем-нибудь интересным.

Оказывается, под «интересным» он имеет в виду прогулку по кампусу Пенсильванского университета и рассказы о студенческих днях Натаниэля и Эмилии. Признаюсь, у них есть парочка забавных историй. Лёгкость и обаяние мистера Перри напоминают мне Адама, тогда как Эмилия более сдержанна, как Дом и Картер. Но когда она всё же раскрывается, её юмор оказывается колким и метким.

Розалин и Дом тоже делятся воспоминаниями – оба окончили Пенсильванский университет. Джош учился в Дрекселе, другом университете Филадельфии, который находился достаточно близко, чтобы появляться в некоторых их историях.

Как только вспоминают моего брата, я наклоняюсь ближе, отчаянно цепляясь за ещё одну частичку его.

Но когда Дом и Розалин обмениваются улыбками, вспоминая что-то общее, я пытаюсь найти, куда бы ещё посмотреть.

В итоге мы оказываемся в баре на крыше. Мистер Перри открывает счёт и предлагает нам заказывать всё, что захотим, а потом увлекает жену на танцпол.

Но всё, чего мне хочется – это просто передохнуть, потому что в горле застрял комок эмоций, в которые я не хочу вдаваться. Я заказываю содовую с лаймом и мысленно перебираю задачи, которые нужно выполнить завтра в самолёте по дороге обратно в Сиэтл.

Дом извиняется и уходит в ванную. Когда Розалин наклоняется над барной стойкой, заказывая свой напиток, я быстро шепчу:

– Пойду подышу воздухом.

И, не дожидаясь реакции, выскальзываю через стеклянную дверь на открытую террасу.

Наконец одна. Я держу бокал в одной руке, а другую кладу на живот, практикуя диафрагмальное дыхание – один из приёмов, которым меня научил специалист, чтобы справляться с астмой не только с помощью лекарств. Перед поездкой в Айдахо я специально записалась на серию сеансов.

– Эй, Мэдди.

Я вздрагиваю, когда рядом со мной у перил появляется Розалин.

– Как ты?

– Эм, нормально. – Я опускаю руку, вдруг осознавая, что, наверное, выгляжу странно. – Хорошо. Ну, да. Нормально и хорошо.

Когда я говорю с ней, лёгкость детского знакомства куда-то исчезает. Она была близка с Джошем и Домом, но не со мной.

Я не могу позволить себе сбросить маску вежливости, показать ей свой мелочный характер или даже привычную колкость. Разговор с Розалин напоминает встречу с компетентной коллегой, которая лучше меня подходит на мою работу и, скорее всего, получит её просто потому, что существует.

Розалин улыбается мягко, и мне кажется, что она видит меня насквозь.

– Ладно, – говорит она, глядя на город, а потом снова на меня. – Если тебе когда-нибудь захочется поговорить, я здесь.

Она слегка краснеет, что придаёт её лицу идеальный румянец.

– Знаю, мы этого не делаем. Не говорим. Но могли бы. Если хочешь. Поговорить о Джоше.

Она запинается на имени моего брата, и я сильнее сжимаю холодный бокал, жалея, что не заказала что-нибудь покрепче.

– Сегодня было приятно. Говорить о нём. Мы могли бы… – Она играет аккуратно ухоженными ногтями со стеблем бокала. – Вспоминать его, если это поможет.

– Ох. Эм, спасибо.

Я сглатываю и дышу носом.

– Это… очень милое предложение.

И это правда. Чертовски милое. Потому что Розалин такая и есть – добрая, великодушная, заботливая.

Именно поэтому мне так сложно находиться рядом с ней.

Потому что каждое её внимательное и продуманное действие напоминает мне, какая я по сути – мрачный, колкий тролль.

Одна только мысль о том, чтобы вместе с ней вспоминать Джоша, вызывает у меня тошноту. Я знаю, что большинство её историй будут включать и Дома – ведь они трое годами были лучшими друзьями.

Какой в этом смысл?

Чтобы лишний раз вспомнить, сколько раз я не была рядом с братом?

Или чтобы она снова пережила счастливые моменты с Джошем и своим бывшим мужем?

Может, диагноз и сломал их брак, но я не могу избавиться от мысли, что однажды Розалин осознает свою ошибку, как и тогда, тем летом. Придёт к Дому, и он её примет.

Простите, если я не хочу присутствовать при этом откровении.

– Эй, Мэдди.

Голос Дома вытаскивает меня из тёмных мыслей, и я оборачиваюсь. Он стоит в дверном проёме террасы.

– Я вымотался. Готова уходить?

– Да. – Я стараюсь не звучать слишком взволнованно, ставлю бокал на пустой столик и поспешно направляюсь к нему.

– Пока, Роз, – кивает Дом, используя свою милую уменьшительную версию её имени.

– До встречи, Дом, – отвечает она с тёплой ноткой в голосе. – Пока, Мэдди. Позвони мне. Если захочешь поговорить.

Я киваю, натягивая улыбку, но не поднимаю глаза. А потом обхожу Дома и направляюсь к выходу. Он догоняет меня за пару шагов, кладёт руку мне на поясницу.

– Ты в порядке? – спрашивает он, когда мы садимся в машину.

Дом не трогает ключ зажигания, просто ждёт моего ответа.

– Ага. Просто устала.

Я даже зеваю для убедительности.

Но он продолжает смотреть на меня. Я понимаю, что не провела его.

– Мэдди, – произносит он, и в его голосе слышится тихое, но явное требование сказать правду.

– Доминик, – передразниваю я его, стараясь спрятаться за сарказмом.

Что-то меняется в воздухе между нами. Он наклоняется ближе, пристально глядя на меня.

– Я не приглашал Розалин, – говорит Дом, его слова весят слишком много. – Это сделала моя мама. Потому что знает: несмотря на развод, мы всё ещё хорошо общаемся. Здесь нет предательства или злобы. Есть дружба.

– Это хорошо, – выдавливаю я сквозь сжатые зубы. Потому что логически я понимаю, что так и должно быть. – Это правильно.

Я та, у которой всё не так. Слишком эмоциональная, нуждающаяся, неуверенная в себе.

Сильные пальцы обхватывают мой подбородок, заставляя наши взгляды встретиться и удержать друг друга.

– Когда ты в комнате, – говорит он, – я не вижу никого, кроме тебя.

Эти слова, уже звучавшие в Южной Дакоте, плавят мою оборону, и вдруг всё остальное исчезает. Только мы двое. И страх снова позволить себе хотеть Доминика Перри.

Страх поверить, что он действительно хочет меня.

– Я тоже вижу только тебя, – признаюсь я.

Торжество вспыхивает в его глазах, и он прижимает мои губы к своим в твёрдом, почти укоризненном поцелуе, как будто наказывает за сомнения.

Когда мы возвращаемся в его дом, в его постель, он обнимает меня сзади, а моё бедро перекинуто через его талию. Его движения глубоки, наполнены напряжённой страстью, а моё имя срывается с его губ горячим стоном на затылке.

И я задаюсь вопросом, было бы снова впустить его в свое сердце высшим проявлением храбрости или я отчаянная женщина, повторяющая те же ошибки прошлого.

Глава 31

Лето

Степпер насмехается надо мной.

– Можешь воспользоваться беговой дорожкой, – Джереми зависает рядом, как всегда поддерживающий друг. Но поддержка мне сейчас не нужна. Мне нужен тот, кто даст мне хорошего пинка. И кто сможет сунуть мне ингалятор, если я перестараюсь.

– Я уже две недели пользуюсь беговой дорожкой. Но на этот раз это будет поход в горы. А это значит – вверх. – В моём голосе звучит неуверенность. – А дорожка наклоняется только до определённого угла.

Через три недели мы с Домом отправляемся в Айдахо. Он, как человек, который всегда готов ко всему, заранее изучил координаты.

Джош отправляет нас к Альпийскому озеру.

Этот маршрут – двенадцать километров с набором высоты больше трёхсот метров.

После моего жалкого зрелища в Южной Дакоте я твёрдо решила, что Дом больше не будет моим вьючным мулом.

Ну… даже если мне понравилось чувствовать его мускулистую спину, прижатую к моей груди.

Может, я стану достаточно сильной, чтобы пройти девяносто процентов пути, а потом он понесёт меня оставшиеся десять.

По-моему, это честно.

– Не форсируй, – Джереми смотрит на меня с беспокойством. – Дыши спокойно. Не захлебнись собственными лёгкими.

Я закатываю глаза и стараюсь не ненавидеть своего друга за его спортивную форму. Он бегает марафоны. Ради удовольствия.

По-моему, это какое-то извращение.

– Ты за этим следишь.

Я размахиваю ингалятором перед его носом, а потом ставлю его в подстаканник беговой дорожки рядом со степпером. Знаю, что Джереми собирается отправиться на свою очередную пробежку в какое-то непостижимое количество километров, пока я выясняю, сколько этажей смогу преодолеть.

Спустя полчаса я истекаю потом из каждой поры, проклиная каждый клочок земли, который осмелился приподняться над уровнем моря. Мои ноги подгибаются на последнем шаге. А Джереми продолжает бежать и смеяться над моими красочными ругательствами, как будто у него запасные лёгкие.

И что удивительно – я так и не воспользовалась ингалятором. Конечно, я делала частые паузы, когда начинала хрипеть, но каждый раз, выполняя дыхательные упражнения, которым меня научил специалист, я постепенно успокаивалась и снова возвращалась на этот адский тренажёр. Возможно, стоит поблагодарить за это ещё и высокогорную маску, которую я ношу по нескольку часов в день, чтобы укрепить дыхательные пути.

Эта штука плотно облегает нос и рот, ограничивая поступление воздуха и заставляя меня выглядеть, как Бейн из Тёмного рыцаря. Обычно я надеваю её, когда отвечаю на раздражающие письма, представляя, что уничтожаю Готэм, а не отвечаю на один и тот же тупой вопрос в пятидесятый раз. На прошлой неделе я случайно оставила маску на лице во время Zoom-звонка с Памелой, и она завизжала.

Я извинилась. Но вообще-то ни капли не жалею – теперь мне легче дышать.

Но сегодня я дошла до предела.

Я думаю, Дом был бы горд. Я бы даже отправила ему селфи с этим маленьким достижением, если бы не чувствовала себя болотным монстром, вылезшим из лужи пота. Да и Джереми наверняка поинтересовался бы, кому я пишу.

Я до сих пор не сказала ему и Туле, с кем путешествую.

Сначала я просто не хотела признавать само существование Дома. Если бы они узнали, что я езжу с лучшим другом Джоша, они спрашивали бы о нём после каждой поездки. Было проще отвлекать их сувенирами и рассказами о местах, которые я посетила.

Потом, когда я осознала, как сильно Дом всё ещё на меня влияет, мне не хотелось обсуждать его с друзьями, потому что пришлось бы рассказать всю историю. А в своей сути эта история – просто глупая девятнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в неподходящего парня.

Они бы посочувствовали. Но в итоге сказали бы, что мне пора оставить его в прошлом.

Я и сама это знала.

Или, может, они бы сказали, что у меня есть полное право злиться.

А это тоже плохо. Потому что тогда пришлось бы признать, что Дом действительно поступил ужасно.

Я не хотела, чтобы мне говорили, что мои чувства неправильны.

Но я также не хотела, чтобы мне говорили, что они правильные.

Я просто… не хотела думать о нём.

Но теперь… Теперь я не знаю, как говорить о Доме, после того как столько времени скрывала его.

Как сказать своим потрясающим друзьям, что я врала им с того самого дня, когда умер мой брат?

Решение в стиле Мэдди: никак.

Просто великолепная эмоциональная зрелость.

Но как бы ни пылало между мной и Домом сейчас, я знаю, что это закончится, когда сгорит топливо нашей общей миссии.

Мы поможем друг другу завершить эти последние поездки. А потом, после Аляски, оставим позади не только смерть моего брата, но и друг друга.

Я буду изредка писать Дому, чтобы проверить, как он, потому что именно так поступил бы Джош.

И всё будет хорошо. Просто прекрасно. Я абсолютно в порядке.

Но в данный момент я умираю на полу спортзала.

– Ты справляешься отлично, Мэдди! А теперь пробеги пару километров, и на этом день можно считать завершённым! – кричит Джереми поверх ритмичного шлёпания своих кроссовок по беговой дорожке.

– Пошёл ты, – стону я, выдавая максимально зрелый ответ, раскинувшись звёздочкой на полу спортзала в нашем жилом комплексе. – Если я сделаю хоть что-то ещё, мне придётся ползти в свою квартиру. Хотя, кажется, это меня ждёт в любом случае. У меня больше нет ног. Только призрачные воспоминания о них.

– Ладно. – Джереми кивает в сторону зоны у входа, где нет тренажёров и гантелей, зато лежат мягкие маты. – Потянись, чтобы завтра не мучиться от судорог. Я закончу через десять минут.

Я издаю непереводимый звук, а потом принимаю решение перекатываться в сторону мата, а не вставать на ноги. Какая разница, если я выгляжу как гигантская слизня? Всё равно в спортзале кроме нас никого нет.

– Это не похоже на растяжку, – укоряет меня Джереми через десять минут, когда находит меня в том же положении.

– Это поза мертвеца.

– Ты действительно станешь мертвой, если не позволишь мне или Туле пойти с тобой в этот поход, – бурчит он, поднимая мою ногу и помогая мне её растянуть.

– Всё будет нормально, – выдыхаю я, пытаясь расслабить сведённые мышцы. – Это популярный маршрут, вокруг будут люди.

Включая мистера я-всегда-на-шаг-вперёд-и-переоценённо-защитный.

– То есть ты готова, чтобы тебя спасали незнакомцы, но не друзья? – Джереми переключается на другую ногу.

Я хмурюсь.

– Может, я просто не хочу идти в поход с тем, кто считает, что мне нужна помощь.

Слова слетают слишком резко, и я тут же об этом жалею.

– Прости. Я не хотела…

– Нет, – перебивает он. – Ты права. Не стоило меня опекать. Или пытаться навязаться в твою поездку.

Он аккуратно кладёт мою ногу обратно, а затем садится рядом, скрестив ноги.

– Я просто хочу, чтобы ты попросила о помощи, если она тебе понадобится.

Я глубоко выдыхаю, пытаясь вместе с воздухом выпустить и свою необоснованную раздражительность.

– Ты уже помогаешь. Именно поэтому я и попросила тебя пойти со мной сегодня. – Я неопределённо машу рукой, обозначая спортзал.

– И я рад, что пошёл. Давай сделаем это регулярным.

Я издаю жалобный стон, и он смеётся.

– Как твои дела? – спрашиваю я, пытаясь перевести тему с себя и предстоящей поездки.

Джереми прищуривается, явно понимая мой манёвр. Но он достаточно добр, чтобы подыграть.

Пока он проводит меня через серию растяжек, он рассказывает про комитет по редизайну сайта, в который его вписали на работе, и о карибском круизе, который он собирается устроить в качестве сюрприза для своего парня на годовщину.

Дом и я не будем вместе так долго, чтобы отмечать какую-то годовщину.

Я отгоняю эту мысль, игнорируя, как остро она кольнула в грудь.

И пока Джереми рассказывает, я осознаю, как позволила расстоянию встать между нами.

Не только из-за секрета о Доме, но и из-за вот таких простых вещей.

Раньше, до болезни Джоша, я бы помогала Джереми планировать круиз, часами исследуя вместе с ним самые роскошные лайнеры и лучшие предложения. Раньше мы переписывались весь день, и я уже знала бы всех персонажей его рабочего комитета и их интриги. Мы до сих пор много времени проводим вместе – смотрим фильмы и сериалы у меня в квартире. Но я просто сижу рядом, позволяя своему мозгу отключаться. Как будто это способ самосохранения – спрятаться от боли утраты Джоша и вины за Дома.

Я моргаю, когда перед моим лицом появляется рука Джереми.

– Пошли. Тебе срочно нужен душ, вонючка.

Я поднимаю взгляд. В его глазах читается обычная насмешка, но и… беспокойство. И я понимаю, что он имеет на это полное право. Я бы тоже волновалась, если бы он начал замыкаться в себе так же, как я. Я вкладываю руку в его.

– У меня заканчиваются книги, – объявляю, вставая на ноги.

Джереми смеётся.

– Очень в этом сомневаюсь.

– Ладно, – с ухмылкой признаю я. – У меня заканчиваются новые книги.

Я наклоняю голову, лукаво глядя на него.

– Как насчёт того, чтобы завтра мы с тобой и Тулой пошли на счастливые часы, а потом отправились в книжный за пьяными покупками?

Улыбка облегчения, мгновенно озаряющая его лицо, говорит мне всё, что нужно знать.

Пора снова начинать жить.

Глава 32

Спустя два месяца после выпуска близнецов я готовлюсь к приезду Дома.

В Сиэтл.

В свою квартиру.

В свою жизнь.

Если бы не работа, я бы встретила его в аэропорту. Но у меня был дедлайн, а он сказал, что спокойно доберётся сам. Теперь я хожу кругами по кухне, закончив все дела на сегодня, и в сотый раз перечитываю его сообщения.

Дом: Приземлился.

Дом: Вышел из самолёта.

Дом: Уже еду. Не могу дождаться, когда увижу тебя.

По телу разливается тепло, и я делаю какой-то странный, полудетский, полурадостный танец, после чего клянусь никогда больше так не делать – выглядит это жутко.

Через пять минут я решаю, что бессмысленно просто сидеть и ждать на пятом этаже. Натягиваю кроссовки и выскакиваю из квартиры.

На первом этаже у нас есть небольшая зона отдыха, спортзал и почтовые ящики. Не в силах усидеть на месте, я начинаю ковыряться ключом в своём ящике, не отрывая взгляда от рук. Либо это, либо стоять у стеклянных дверей, вжимаясь в них лицом, как маньячка.

Слышу, как со свистом открывается дверь, слышу тяжёлые шаги. Ощущаю на себе чей-то взгляд.

– Мэдди.

Не помню, кто из нас первым потянулся к другому. Только то, что мы не останавливаемся, даже когда заползаем в лифт и поднимаемся вверх.

– Я скучал, – шепчет он мне в шею, горячо, требовательно.

Я издаю какой-то сдавленный стон в тот момент, когда металлические двери разъезжаются. К счастью, перед нами пустой коридор. Дом отступает на шаг и жестом предлагает мне идти первой.

На не слишком твёрдых ногах я веду его к своей квартире, чувствуя, как он движется за мной, его присутствие буквально давит на спину.

Когда Дом переступает порог, я готовлюсь к тому, что он тут же снова набросится на меня с поцелуями. Всё-таки лифт оставил между нами столько напряжения, что можно ожидать, как сработает сигнализация.

Но Дом лишь ставит сумку у двери, проходит мимо меня и начинает оглядываться.

Его внимательный взгляд скользит по комнате, и я почти могу представить, что он видит.

Полусобранный пазл, безделушки, декоративные подушки, которые в его глазах наверняка бесполезный хлам. Книги на полках, стоящие в хаотичном порядке, без единой системы. У него дома они были расставлены строго по алфавиту – с точки зрения логики, конечно, это удобно, но я лучше потрачу время на чтение, чем на систематизацию.

Здесь всё слишком мягкое, незащищённое. Как я сама. И сейчас он одним словом может разорвать меня в клочья.

– Это место похоже на тебя, – говорит он.

Я выдыхаю, только сейчас осознавая, что вообще задерживала дыхание.

– Похоже на меня? – переспрашиваю я, не зная, как на это реагировать.

Дом заканчивает осмотр гостиной, плавно переходящей в открытую кухню.

– Уютное. Тёплое. Домашнее.

– Ты считаешь, что я такая?

Дом кладёт руки мне на бёдра.

– Для меня – да.

Он наклоняется и медленно проводит губами по моей шее.

– Я голоден.

Я знала, что он приедет, и подготовилась.

– У меня много всего. Почти всё связано с сыром. Никаких гранол. Бери, что хочешь.

Его губы расплываются в улыбке у самой чувствительной точки на моей коже, и меня пробирает дрожь.

– Я не про еду. Я хочу тебя. Хочу снова попробовать тебя на вкус. Я умираю от голода, Мэдди.

С этими словами его ладонь ложится мне на живот, а затем плавно скользит вниз, пока его пальцы не находят точку между моих ног, отделённую только тонкой тканью шорт.

– О, – вырывается у меня что-то среднее между всхлипом и стоном. – Ну, я же сказала, бери что хочешь. Если этим «чем-то» окажусь я, то это моя вина.

Глухой смех срывается с его губ. Он звучит так отвлекающе, что я не сразу понимаю его намерение, пока не оказываюсь прижатой к стене, а Дом не опускается передо мной на колени.

Я хватаюсь за его волосы, пытаясь удержаться на ногах, когда он стягивает с меня шорты и кружевное бельё, которое я надела с надеждой, что ему захочется его увидеть.

Но Дом сосредоточен на другом.

Он кладёт большие пальцы по обе стороны от моего центра и осторожно раздвигает меня, обнажая перед собой.

– О, боже… – Я не уверена, испытываю ли я больше смущения или возбуждения.

– Не трать время на молитвы, – бормочет он, а затем проводит языком долгий, медленный, мучительный круг по самой чувствительной точке.

И следующие несколько минут я провожу в попытках хоть как-то дышать и не позволить ногам подкоситься, пока Дом утоляет свой голод.