Текст книги "P.S. Я тебя ненавижу (ЛП)"
Автор книги: Лорен Коннолли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– Только и делаем, что говорим о тебе. Дом то, Дом сё. У нас нет жизни вне фан-клуба Доминика Перри. Адам организует ежегодную конференцию в твою честь, а я отвечаю за сувенирку. Думаю, заказать надувных кукол без рубашки, похожих на тебя.
– Мэдди, – тяжело выдыхает он. – Ты не можешь говорить такие вещи.
– Почему? Девяносто процентов моего характера – это говорить такие вещи.
– Потому что когда ты несёшь этот бред на мой счёт, мне хочется тебя поцеловать. А потом трахнуть так, чтобы из всех слов у тебя осталось только моё имя.
– Дом! – Я судорожно втягиваю воздух.
– Вот так, – он довольно рычит. – А теперь у меня встал прямо за рабочим столом.
– Это полностью твоя вина. И вот тебе тема для отвлечения. Что мне сказать Адаму?
– Что ты имеешь в виду?
В животе что-то неприятно сжимается. В голове тут же всплывает картина того мотеля в Делавэре, где я выблевала, казалось, всю свою душу после того, как Дом отверг меня после поцелуя.
– Он спросил, случилось ли что-то в нашей последней поездке. И мы оба знаем, что случилось.
Ты сказал, что хочешь видеть меня в своём идеальном будущем.
– Я просто хочу знать, что мы говорим людям.
И мне нужно, чтобы ты выбрал слова.
На том конце повисает тишина. Кости словно растворяются, и я незаметно сползаю с кресла, устраиваясь под столом. Как же мне сейчас не хватает уединённого кабинета. К счастью, большинство сотрудников ушли на обед.
Наконец Дом говорит:
– Я хочу тебя, Мэдди. Во всех смыслах. Как свою девушку. Как партнёршу. Как угодно. Но только тебя. Мне нужна моногамия. Я твой. Только твой.
Он тяжело, шумно вдыхает.
– А ты моя?
Тепло зарождается в груди, разливается по всему телу, вновь отстраивая расплавленные страхом кости. Внезапно мне хочется встать и начать танцевать. Или хотя бы вылезти из-под стола.
– Эм, да. Хорошо. Ладно, – пробормотала я, нахмурившись от собственной неспособности говорить как взрослый человек. – Ну, я же не могу сказать «нет», верно? Меня исключат из фан-клуба Доминика Перри.
Он низко, срывающимся смешком выдыхает.
– Ты очаровательна. И невыносима.
– Думаю, ты хотел сказать «великолепна и загадочна».
– Милая и раздражающая.
– Обаятельная и завораживающая.
– Всё это, – сдаётся он. – И ещё чертовски сексуальная.
Он произносит последнее слово таким низким, соблазнительным голосом, что это совершенно не подходит для разгара рабочего дня в понедельник.
Плюс, я только что согласилась быть его. И мой мозг пытается осознать это.
И не поддаться панике.
Мне нужен момент без его порочного голоса в моём ухе, чтобы осмыслить всё, что произошло за последние пять минут.
– Рада, что мы пришли к согласию! Люблю тебя! Пока!
Я тут же сбрасываю вызов.
А потом выпучиваю глаза на телефон.
Я опять это сказала. Мы прошли через весь этот разговор, ни разу не упомянув мой первый случайный прокол, и я сказала это снова.
Со стоном я швыряю телефон на стол и зарываюсь лицом в сложенные руки.
Глава 36
Одна неделя до того, как я снова увижу Дома, и я отчаянно тружусь, стараясь убедиться, что ничего не всплывёт, пока меня не будет, и не сорвёт нашу поездку в Северную Дакоту. Я в полной боевой готовности, вычеркиваю задачи из списка одну за другой, поэтому, когда телефон в нашем общем кабинете начинает звонить, я едва сдерживаю раздражённый рык.
Я терпеть не могу незапланированные рабочие звонки. Но вдруг это Памела, а злить её на пороге отпуска – не лучшая идея.
Отпуска с моим парнем.
Мысль о Доме вызывает улыбку и расслабляет плечи. С тех пор, как он пел мне, пока я карабкалась по лестнице, а потом сказал, что я его, прошёл чуть больше месяца. Мы почти каждую ночь разговариваем по видеосвязи – чаще всего, пока я работаю над головоломкой. Если, конечно, это не сексуальный Zoom-звонок. Тогда мы играем в другие игры.
Дом не самый разговорчивый человек, но он старается ради меня. Или, может, ему даже не приходится стараться. Может, его сухие поддразнивания вылетают с его губ сами собой. Он всегда вовремя для наших звонков. Всегда пишет мне первым утром, спрашивая, когда я буду свободна.
Будто чувствуя мою склонность к сомнениям, Дом не даёт мне ни единого повода в них увязнуть. Он не просто сказал, что мы вместе. Он это доказывает.
И, чёрт возьми, как же приятно на него полагаться.
Я поднимаю трубку, надеясь услышать низкий голос, произносящий:
– Мэдди.
Но вместо этого получаю Тоби, нашего администратора с приёмной, с его быстрым, гнусавым говорком:
– Мэдди. Привет. К тебе тут посетитель. Я не имею права пропускать его дальше. Можешь забрать его?
– Посетитель? – Он мог бы… Нет. Дом бы не приехал раньше срока.
Или мог бы? Может, встреча со мной делает его чуть более спонтанным.
– Да. Извини, у меня много звонков.
На том конце раздаётся гудок отбоя, но я уже сама кладу трубку и резко встаю из-за стола.
Он взял неделю отпуска? Мне повезёт провести с ним ещё семь дней?
Я уже устала от расстояния между нами, но пока не нашла решения. Мысль о возвращении в Филадельфию вызывает у меня нервную сыпь. Там мой токсичный дом, и целая череда воспоминаний о Джоше в больничной койке.
Что это говорит обо мне, если я не могу переехать туда даже ради Дома?
Но как я могу попросить его переехать сюда? Бросить работу. Оставить семью. Дом.
Это всё слишком рано. Ты торопишься.
Я стала увереннее в нас, но мы вместе недостаточно долго, чтобы поднимать этот вопрос. Пока нет.
Стараясь не выглядеть так, будто бегу, я направляюсь через офис Редфорд Тим к стойке регистрации, выискивая знакомую тёмную шевелюру и выразительные глаза.
Но, дойдя до приёмной, я резко останавливаюсь, натыкаясь на знакомую фигуру, которая совершенно не та, кого я ожидала увидеть.
– Сюрприз! – радостно чирикает Сесилия Сандерсон, убирая телефон в сумку.
– Что за… – Я морщусь, и улыбка матери становится натянутой.
– Это что, способ, которым ты встречаешь свою мать?
Я не удостаиваю её ответом, потому что, честно говоря, не знаю, как правильно поприветствовать женщину, с которой не разговаривала больше года. Я всерьёз заблокировала её номер. И бабушкин тоже. Не то чтобы я ожидала, что Флоренс попытается связаться со мной, но на всякий случай.
– Что ты здесь делаешь?
Быстрый взгляд в сторону показывает, что Тоби, который только что был по уши в звонках, теперь наблюдает за нами с любопытством.
– Прошло столько времени…
– Давай пообедаем, – перебиваю я. Чем бы ни была эта неожиданная встреча, мне не нужна сцена в офисе. Здесь меня считают надёжной, уравновешенной сотрудницей. Если кто-то и способен разрушить мою репутацию, так это моя мать.
Она широко улыбается.
– Я бы с удовольствием.
В её словах звучит искренность, и это сбивает меня с толку, пока я поспешно возвращаюсь к столу за сумкой.
Сесилия действительно хочет просто поесть со мной? Пообщаться?
Может, так же, как я научилась отпускать старые обиды после смерти Джоша, она тоже изменила свой взгляд на жизнь.
Не надейся на слишком многое.
Но, может, я всё же могу надеяться хоть на что-то.
На улице осенний холод, когда мы проходим квартал до модного веганского ресторана, который наверняка придётся ей по вкусу. Я буду молча страдать из-за отсутствия сыра.
Прохлада напоминает мне о Северной Дакоте и о том, сколько слоёв одежды я собираюсь взять с собой.
Но я ведь ещё могу полагаться на Дома. И на его тело, которое согреет меня. Мысль об этом почти заставляет меня улыбнуться.
Мы садимся, и Сесилия тут же начинает говорить:
– Думаю, мы обе можем признать, что я дала тебе достаточно времени, чтобы твоя истерика прошла. Пора уже начать думать не только о себе. Ты не единственная потеряла Джоша.
Она встряхивает салфетку и аккуратно кладёт её себе на колени, пока я сижу, разинув рот, будто меня только что ударили по лицу.
– Я… я это знаю, – заикаюсь я. Хотя, если быть честной, на похоронах я действительно была сосредоточена только на себе. Но с тех пор я осознала, что не одна скорблю о брате. Дом приходит в голову первым.
– Хорошо, – она одаряет меня сладкой улыбкой, которая кажется неестественной. – Я с нетерпением жду, когда смогу прочитать письма, которые он тебе оставил.
Я отшатываюсь так резко, что мой стул чуть не падает назад. Кажется, я даже пугаю официантку. Пока слова Сесилии оседают у меня в мозгу, она беззаботно делает заказ за нас, что мне, впрочем, без разницы, потому что в данный момент мысль о еде не укладывается у меня в голове.
– Что ты имеешь в виду – ты ждёшь, когда прочитаешь его письма? Мои письма? – Я ведь даже ещё не все их прочитала.
Она шумно выдыхает и одаривает меня разочарованным взглядом.
– Ну же, Мэдди. Я скучаю по своему сыну. Я имею право знать, что он написал.
Я уже качаю головой.
– Эти письма – не для тебя.
Во мне загорается ярость, и я наклоняюсь вперёд, сверля её взглядом.
– Ты собираешься показать мне письмо, которое он оставил тебе?
В её идеальном материнском образе впервые появляется трещина. Дискомфорт. Она прочищает горло и разглаживает рукой льняную блузу.
– Это было личное письмо. Я его мать. Это другое.
– Единственная разница в том, что я не хочу читать, что Джош написал тебе.
И, пока я говорю это, я понимаю, что это правда. Я с нетерпением жду двух последних писем от него, даже несмотря на то, что боюсь момента, когда слова закончатся. Но у меня не возникло желания разыскивать родителей Перри, чтобы прочитать их письмо. Я не просила Адама или Картера поделиться своими.
Слова Джоша кому-то ещё – это не то, что мне нужно.
Что мне действительно важно – это то, что он оставил мне.
Мне и Дому. Но с Домом я готова делиться. Теперь уже точно.
Лицо матери кривится в гримасе, и я уверена, что будь здесь её подписчики, она была бы в ужасе.
– Я думала, ты уже повзрослела. Но ты всё ещё продолжаешь делать то, что всегда делала.
Она замолкает, когда официантка приносит наши салаты.
– И что же это? – спрашиваю я, когда нас снова оставляют наедине. – Уважать желания Джоша?
– Цепляться за Джоша, – резко выплёвывает она, голос низкий и жёсткий. – Настолько, что ты даже не попыталась хоть чего-то добиться в жизни.
Я вздрагиваю, а она закатывает глаза, будто моя боль её раздражает.
– Подумать только, я надеялась, что ещё один ребёнок заставит твоего отца остаться. Но ты только ускорила его уход. И глядя на тебя, взрослеющую, я не могу его винить.
Она с силой вонзает вилку в листья салата.
– Твой брат имел потенциал. Он был популярным, талантливым, даже в школе. И этот мрачный Доминик Перри, каким бы угрюмым он ни был, был таким же впечатляющим, как и твой брат, со всеми своими спортивными достижениями и клубами.
Она со стуком кладёт вилку, так ни разу и не попробовав салат.
– И они всегда таскали с собой Розалин. Прекрасную, харизматичную, умную Розалин. Ты вообще представляешь, каково было приходить домой и видеть её – идеальную дочь?
Она снова начинает истязать свою еду.
– А ты… Ты везде таскалась за ними. И когда не раздражала брата и его друзей, просто сидела со своими книжками. Жила в выдуманных мирах, вместо того чтобы быть в реальном.
Пока она продолжает свою, кажется, заранее отрепетированную речь о том, какая я никчёмная, я остаюсь абсолютно неподвижной.
Мне кажется, что если я пошевелюсь, её слова, как острые иглы, проникнут ещё глубже. Единственный способ избежать смертельного кровотечения – не двигаться вообще.
Она всегда говорила мне что-то обидное, отмахиваясь от моей боли, но впервые я слышу целую лекцию. Будто она пришла сюда с единственной целью – сломать меня. Стереть в порошок каждую крупицу уверенности, которую я успела в себе вырастить. Что бы со мной стало, если бы в моей жизни была только она? Без Джоша я не уверена, что вообще бы выжила.
– Моя мать всегда говорила, что если бы не ты, твой отец бы вернулся, – взгляд Сесилии становится жёстче, и меня поражает, что в её глазах блестят слёзы. – Но он так и не вернулся. Я потеряла мужа. И я потеряла сына. Сначала – путешествия, чтобы, наверное, держаться от тебя подальше. А потом – раку.
Наконец, она отправляет в рот первый кусок еды, ненадолго прерывая поток своей ядовитой тирады.
– Это… – мой голос срывается. – Это не… Я не заставляла их уйти.
По крайней мере, я так думаю.
Она сглатывает и смотрит на меня, как на дохлую муху в своей тарелке.
– Ну, и раз уж на то пошло, ради тебя никто не остался, верно?
Её слова звучат, как гулкий удар гонга в моей голове.
Сейчас был бы самый подходящий момент, чтобы заплакать – когда женщина, которая должна любить меня безусловно, говорит, что я только и делаю, что отталкиваю людей.
Это её стиль, пытаюсь напомнить себе. Она играет святую, пока всё идёт по её сценарию.
Но когда я росла, её ответные реакции были не такими. Обычно она просто отмахивалась и уезжала в очередное незапланированное путешествие. Гневные слова доставались мне от Флоренс. Интересно, неужели мать и бабушка стали проводить больше времени вместе?
Вдруг мне становится понятна одна вещь, которую я всегда с трудом осознавала: отчётливая неприязнь Флоренс ко мне. Если бабушка винила меня в разрушении брака своей дочери, тогда её постоянные резкие слова начинают обретать хоть какую-то логику.
Но это не делает их правильными. И я не обязана это слушать.
Резким движением я встаю из-за стола.
– Не пытайся связаться со мной снова, – говорю я ей. – Если попытаешься, я выложу в сеть всё, что ты только что сказала мне. Думаю, твоих подписчиков не особо впечатлит, что ты запугиваешь собственную дочь.
Она ахает, но я не остаюсь, чтобы услышать, как она попытается оправдать себя.
И пока я на дрожащих ногах возвращаюсь в офис, я изо всех сил стараюсь не позволить её словам поселиться у меня в голове. Но я не слышу себя. Только её.
Мне нужно что-то, что заглушит этот ядовитый шум.
Я знаю, что сейчас разгар рабочего дня, но всё равно набираю номер Дома, спрятавшись в лестничной клетке. Подниматься по ступеням я не планирую, но, теперь, когда лифт работает, это, вероятно, самое уединённое место, на которое я могу рассчитывать.
Гудки идут четыре раза, а потом переходит на голосовую почту. Чтобы он не волновался, я оставляю короткое сообщение:
– Привет! Просто хотела поздороваться. Можешь не перезванивать, мы же всё равно поговорим позже.
Я сбрасываю вызов.
«Ты везде таскалась за ними… раздражала брата и его друзей…"
Но я не раздражаю Дома. Он сказал… В Айдахо он сказал…
Я сжимаю зубы, пытаясь вспомнить этот тёплый момент, но перед глазами всплывает только сцена: Дом и Розалин подъезжают к нашему дому, Джош вылетает за дверь и запрыгивает на заднее сиденье машины. Они уезжают, а я прячусь в своей комнате, мечтая оказаться с ними.
Трое лучших друзей.
Мне не нужно за них цепляться.
Мои пальцы дрожат, когда я листаю контакты и нахожу другой номер.
Джереми берёт трубку на втором гудке:
– Слава богу, ты позвонила. У меня скоро кровь из глаз пойдёт, если я ещё хоть секунду буду смотреть в этот экран.
Его голос тут же ослабляет стальную хватку тревоги, сжимавшую мои лёгкие. Дышать становится легче, и я отвечаю почти нормально:
– Как же я угадала, что тебе нужен перерыв? У нас с тобой, должно быть, телепатическая связь.
– Я всегда так думал. Ну-ка, что у меня на уме?
Я расслабляюсь ещё больше, прижимаясь спиной к холодной бетонной стене.
– Хм… Ты думаешь, что хочешь заесть стресс новым корейским дорамой и слишком большим количеством гауды. Со мной, разумеется.
– Потрясающе. С такими способностями тебе стоит открыть собственное шоу.
Я слышу его улыбку и нахожу утешение в том, как быстро он соглашается провести со мной вечер.
– Но ты тоже должен приложить усилия, сэр, – деланно укоряю его. – Десерт на тебе.
– Само собой. Думаю, возьму канноли. И ещё я думаю…
Он замолкает, и я стараюсь не придавать значения этой паузе.
– Думаю, ты чем-то расстроена.
Чёрт бы тебя побрал за твою наблюдательность, Джереми.
Я сжимаю переднюю часть свитера, чтобы скрыть дрожь в руке. На мгновение задумываюсь о том, чтобы соврать. Но после того, как знакомство Джереми с Домом прошло не очень гладко, я пытаюсь быть честнее. Даже в неудобных вещах.
– Это просто разборки с моей мамой. Тема, на которой я не хочу зацикливаться.
Голос Джереми становится мягче:
– Понял. Не будем об этом.
Он прочищает горло.
– Но можем, если захочешь.
– Не хочу, – я хочу забыть. – Но спасибо.
Он не обижается на мой отказ, и мы договариваемся о времени, когда он заедет ко мне.
Позже, когда я сижу за столом, пытаясь вернуть себе тот сосредоточенный настрой, что был у меня утром, мой телефон звонит, высвечивая имя Дома.
Я не отвечаю.
Вместо этого отправляю ему сообщение: Я пытаюсь закончить работу, а потом у меня планы с Джереми, так что поговорим позже.
Не чувствуй вины, убеждаю я себя. Через неделю ты увидишь его.
Тогда всё станет лучше.
Глава 37
Для нашей поездки в Северную Дакоту я снова выбрала небольшой уютный мотель. Этот – с птичьей тематикой, и я не могу дождаться момента, когда увижу выражение лица Дома, когда он войдёт в комнату павлина, которую я для нас забронировала.
Оставшись одна, я с хихиканьем падаю на кровать, разглядывая павлиньи мотивы, которыми усыпана комната. Даже изголовье кровати украшено веером распущенных перьев, имитирующих павлиний хвост.
– Я столько раз скажу «петух», – бормочу я с удовольствием.
Едва сдерживая нетерпение – спустя месяцы разлуки я наконец увижу Дома. Я скатываюсь с мягкой кровати и ищу свою сумку, роюсь в ней, пока не нахожу телефон. Этот гаджет был нашей главной связующей нитью всё это время. Но совсем скоро я смогу дотронуться до Дома, почувствовать его губы, его язык. И после того, как я вдоволь наслажусь им, смогу замедлиться, смогу насладиться каждой секундой. Запустить пальцы в его мягкие волосы. Почувствовать, как его грудь вибрирует от смеха, когда я отпущу колкость. Уговорить его спеть, чтобы послушать этот глубокий голос и увидеть, как его губы растягиваются в улыбке, углы которой я смогу поцеловать.
Пробегаюсь глазами по экрану телефона, надеясь увидеть уведомление от Дома, и тут понимаю, что так и не выключила авиарежим. Я пользовалась навигатором в машине, чтобы добраться до этого маленького городка в Северной Дакоте, а рейс Дома должен был прибыть только через полчаса, так что сообщений я не ждала.
Именно поэтому я удивляюсь, когда, едва подключившись к сети, мой телефон начинает разрываться от уведомлений.
Несколько сообщений и пропущенные вызовы от Дома.
Вместо того чтобы читать тексты, я сразу же набираю его номер.
– Мэдди.
Дом тяжело вздыхает, отвечая на первом гудке. Узел тревоги в моей груди немного ослабляется.
– Эй. Прости, телефон был в авиарежиме. Я только что добралась до мотеля. Ты прилетел раньше?
Меня тут же охватывает чувство вины. Если бы я включила телефон и проверила его рейс, могла бы встретить его в аэропорту, разделить с ним машину, провести вместе лишние часы.
– Я пропустил рейс.
В груди что-то резко сжимается.
– Что случилось? Ты в порядке?
– Всё нормально, – успокаивает он меня, и я выдыхаю. – Я просто не успел в аэропорт. В доме прорвало трубу – в нашем доме. В доме Розалин.
Воздух резко выходит из моих лёгких, словно кто-то только что ударил меня в живот.
Наш дом.
Эта оговорка будто перекрывает кислород, что-то внутри меня замыкается.
Часть моего мозга продолжает следить за разговором – я слышу, как он объясняет, что в подвале стояла вода по щиколотку, как они в панике пытались спасти вещи Розалин, как он потерял счёт времени, выехал слишком поздно и не успел на рейс.
Но на самом деле я не слушаю.
Я застреваю глубже в своей голове. В тёмном месте, куда, как я надеялась, больше никогда не вернусь.
В месте, где я снова сравниваю себя с ней.
И нахожу себя недостаточной.
Она красивее меня. Она умнее меня. Она дружелюбнее меня. Она добрее меня. Когда она нуждается в нём – он идёт к ней. Он идёт в их дом. Она была первой. Она будет последней. Он оставит меня ради неё. Так же, как и в прошлый раз.
– Теперь шторм, все рейсы отменены, – голос Дома звучит низко и напряжённо. – Ничего не вылетает. Прости, Мэдди. Я приеду, как только смогу.
Он только приедет.
Только потому, что чувствует ответственность.
Потому что Джош считал, что мне нужен кто-то, кто будет держать меня за руку, а Дом привык заботиться о людях.
Я обманывала себя всё это время.
Лгала себе, что Джош хотел, чтобы я заботилась о Доме. Что он доверил бы его благополучие мне. Что мой брат видел во мне достаточно сил, чтобы я могла быть опорой для кого-то другого.
Но Джош знал меня лучше всех.
Он знал, какая я слабая.
Какой я есть.
Не такой, как Розалин.
«Ты представляешь, каково это – приходить домой и видеть её, идеальную дочь?»
Розалин была настолько восхитительной, что даже моя мать хотела её в дочери.
«Ты не была достойна, чтобы ради тебя кто-то остался, да?»
Похоже, я не стою даже того, чтобы ради меня успеть на рейс.
Не тогда, когда его бывшая жена нуждается в нём, чтобы помочь починить что-то в их доме.
Как скоро он к ней вернётся?
Острая боль раз за разом вонзается в меня, пока я не отшатываюсь обратно в реальность, закрываясь гневом, словно щитом, защищающим израненное нутро.
– Не надо, – произношу я в трубку.
– Что?
– Ты занят. Не утруждай себя.
Резко встаю с кровати, падаю на колени перед чемоданом и расстёгиваю молнию на боковом кармане. Отодвигаю в сторону свои самые милые свитера и новый шёлковый пеньюар, покупка которого теперь кажется мне нелепой ошибкой, и достаю урну с прахом Джоша.
– Я уже здесь. У меня есть его прах. Я найду координаты и развею его сама.
– Мэдди.
В голосе Дома слышится напряжение. Он почти звучит так, будто ему больно.
– Мы должны были сделать это вместе.
– Я знаю! – огрызаюсь я. – Вот только я здесь.
Он не имеет права чувствовать себя раненым в этой ситуации. Я здесь одна.
– И я приеду, как только смогу. – Его голос звучит спокойно, осторожно. – С письмом.
Письмо. Слова Джоша.
Я должна была быть всего в нескольких минутах езды от того, чтобы снова услышать голос Джоша. И даже если он действительно жалел меня, свою домоседку-сестру, это не меняет того, что я люблю его. Что он мне нужен.
Сейчас – как никогда.
Но я всё равно могу услышать его. Для этого мне не нужен Дом.
– Я позвоню тебе, когда доберусь до места. Ты прочтёшь мне письмо.
Игнорируя его возмущённые звуки, я сбрасываю вызов и тут же включаю авиарежим.
С дрожащими пальцами хватаю ключи от машины и номер, украшенный крошечным брелоком в виде павлина, который больше не кажется мне таким забавным. Когда я оказываюсь в автомобиле, завожу двигатель и направляю колёса к следующей точке маршрута.
Заколдованное шоссе в Северной Дакоте.
На этот раз я подготовилась, выяснив, сколько физических сил мне понадобится, чтобы добраться до координат Джоша. Но никаких подъёмов и хайкинга не предвидится – очевидно, этот выбор места был продиктован его любовью к придорожным диковинкам.
Первоначально я собиралась сразу ехать к координатам.
Но вдоль шоссе расставлены гигантские скульптуры, и, увидев первую, я поворачиваю руль, не задумываясь.
Гуси в полете.
Я вспоминаю название из своих поисков и долго разглядываю гусей, собранных из металлолома. В конце концов я снова завожу машину и продолжаю путь – только чтобы свернуть к следующей скульптуре.
Олений переход.
А потом третья.
Кузнечики в поле.
И тут до меня доходит, что я избегаю конца. Конца этого путешествия. Конца предпоследней поездки. Я избегаю человека, который был со мной на каждом другом этапе этого пути. Когда я доберусь до координат, мне придётся позвонить Дому. Мне придётся выслушать его оправдания, которые не изменят того факта, что его здесь нет.
Я хочу доехать до координат и позвонить Дому, чтобы он прочитал мне письмо от Джоша. Я не хочу доезжать до координат, потому что он прочтёт мне письмо от Джоша. И тогда всё. Этот кусочек прошлого будет завершён. Ещё одна часть моего брата исчезнет.
Я бросаю взгляд на пассажирское сиденье, где должен был бы сидеть Дом. Где вместо него находится часть праха Джоша.
– Почему ты заставил меня делать это с ним? – шепчу я, и в моём голосе сплетаются злость и отчаяние. – Ты ошибся, если думал, что он нуждается во мне.
Мои пальцы сжимают руль до побелевших костяшек.
– И ты ошибся, если думал, что я нуждаюсь в нём.
Впереди появляется следующая скульптура. Именно к ней ведут координаты.
Я паркуюсь и смотрю через лобовое стекло на огромных птиц.
Фазаны в прерии.
– Тебе бы понравилось это, – я смеюсь, но звук получается больше паническим, чем весёлым.
Мне нужен воздух. Нужно выбраться из машины, потому что внутри вдруг стало слишком тесно.
Я выхожу, крепко прижимая урну к груди, и медленно приближаюсь к сорокафутовому металлическому петуху.
С усилием заставляю себя включить телефон. Сразу появляются уведомления: несколько пропущенных звонков, сообщения, голосовая почта.
Я не открываю ни одно. Просто нажимаю на номер, который набирала каждый день с самого дня рождения. Несколько месяцев, проведённых в иллюзии. Но мне не стоило полагаться на него. Он – самый надёжный человек из всех, кого я знаю. И он всё равно меня бросил.
Это я. Я всегда знала, что мной легко пожертвовать.
Он отвечает на первом гудке.
– Мэдди! Чёрт возьми. Ты в порядке? Тебя не было два часа.
– Я в курсе, – мой голос пропитан язвительностью, скрывающей боль. – И представляешь, я умудрилась выжить без тебя. Впечатляет, да?
Дом игнорирует сарказм.
Точно так же, как игнорировал его на похоронах Джоша, когда я метала в него словесные кинжалы, сидя на коробке туалетной бумаги.
– Я изучал прогноз, – говорит он. – Буря утихнет к полуночи. Я смогу сесть на первый утренний рейс и буду у тебя к обеду.
– Как я уже сказала, не утруждай себя.
Ветер треплет мои распущенные волосы, я крепче прижимаю Джоша к себе, будто его останки способны меня согреть.
– Я меняю билет на утренний рейс. Я на месте. Просто открой письмо и прочти.
Несмотря на холодный день, мои ладони липнут к гладкой поверхности контейнера.
– Я не думаю…
– Открой письмо и прочти его, – процедила я сквозь зубы. – Или я повешу трубку и развею пепел, даже без твоего присутствия на другом конце линии.
– Может, просто…
– Это твоё последнее предупреждение.
– Ладно, – голос Дома звучит хрипло, будто от боли. – Открываю.
Я жду, что его согласие принесёт облегчение. Но вместо этого чувствую только тревогу. И одиночество.
Я не одна. У меня есть Джош. Его слова – всё, что мне нужно.
По телефону раздаётся звук рвущейся бумаги.
А затем Дом прочищает горло.
– Я начинаю читать. Готова?
– Да.
Дорогие Мэдди и Дом,
Добро пожаловать в Северную Дакоту.
Если предыдущие письма были похожи на это, здесь должно стоять восклицание. Но Дом читает монотонно. И я с трудом слышу голос брата сквозь его голос.
Сейчас вы, должно быть, стоите рядом или под гигантской птицей.
– Что это значит?
Мне нужно мгновение, чтобы осознать, что вопрос задал не Джош, а Дом. Я хочу сказать, что если бы он так уж хотел знать, он мог бы приехать сам. Но это только заставит его замолчать.
– Это металлическая скульптура. Зачарованное шоссе. Читай дальше.
Сделайте фото для меня. Теперь давайте перейдём к тому, что я хочу, чтобы вы сделали здесь в мою память…
Дом резко замолкает. Я проверяю телефон – связь не оборвалась. Вызов всё ещё идёт.
– Читай дальше, – говорю я. – Вслух.
Может, он просто не понял, что замолчал. Я слышу, как он прочищает горло. Это подтверждает, что он на линии.
– Мэдди, – голос Дома звучит медленно, осторожно. – Мы должны быть вместе, когда я читаю это.
Нет! Мне нужен брат. Прямо сейчас.
– Просто дочитай письмо.
– Мы можем перенести Северную Дакоту, – предлагает он, – если ты не можешь остаться ещё на день.
Паника и гнев пульсируют во мне, превращаясь в вязкий, токсичный ком, сжимающий виски изнутри.
– Знаешь, что бы мне действительно помогло, Дом? Если бы ты просто прочитал чёртово письмо моего брата!
И прочитал его так, чтобы я слышала только его, а не тебя! На том конце – длинная пауза. Только ветер и моё тяжёлое дыхание.
А потом…
– Я не могу. Мы должны быть вместе для этого.
Ярость обжигает меня изнутри, прожигая всё до болезненной чувствительности.
– Нет. Не должны.
Я отрываю каждое слово с яростью.
– Я не нуждаюсь в тебе, Дом.
Мои пальцы вцепляются в телефон так, что побелели костяшки. Вторая рука прижимает урну с прахом Джоша к груди.
– Знаешь что? Пошёл ты. Пошёл ты к чёрту.
– Мэдди…
– Я сама развею его прах.
Я сбрасываю вызов и выключаю телефон, чтобы он не мог закидать меня звонками и сообщениями.
А потом начинаю метаться взад-вперёд, кипя от злости.
Как он смеет? Как он смеет не приехать? Как он смеет отказать мне в последних словах моего брата? Как он смеет заставить меня поверить, что на него можно рассчитывать, только чтобы снова меня бросить?
У меня дрожат пальцы, когда я хватаю контейнер с прахом и резко срываю герметичную крышку. Но в своей спешке я перехватываю его неловко, и он выскальзывает из моих рук. Улетает, переворачиваясь в воздухе. Падает на землю. Крышка слетает. Контейнер приземляется вверх дном.
– Джош!
Я срываюсь на крик и падаю на колени рядом с ним.
Безжалостный ветер поднимает пыль с земли, смешивая её с частичками моего брата, пока я уже не могу разобрать, где он. Пока он не исчезает. И у меня даже не осталось его письма, чтобы найти в нём утешение.
Из моего горла вырывается сухой, рваный звук. Но слёзы не приходят. Вместо этого начинается кашель. Хриплый. Болезненный. Я задыхаюсь, захлёбываюсь гневом, одиночеством, отчаянием.
Как посмел Дом лишить меня Джоша?
Боль от нехватки воздуха пронзает грудную клетку, и я в панике лихорадочно шарю по карманам в поисках ингалятора. Руки дрожат, но я всё же успеваю вдохнуть лекарство. Дыхание постепенно выравнивается. Но процесс этот долгий. Болезненный. И никто не сидит рядом, чтобы отвлечь меня. Никто не обнимает, чтобы успокоить. Никто не говорит, что я не одна. Но я одна.
Я всегда одна.
