Текст книги "P.S. Я тебя ненавижу (ЛП)"
Автор книги: Лорен Коннолли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Глава 25
Дом выигрывает.
Он несёт меня через этот грёбаный снег. Поёт. Всего последние пятьсот метов, но всё же.
– Чёрт, – бормочу я, когда он наконец опускает меня на землю у края парковки. Теперь, когда его тёплое тело больше не прижимается ко мне, меня пробирает дрожь, зубы начинают стучать. – Я так хотела эту куртку.
Дом ухмыляется, его грудь сотрясает тихий смех. Он хватает меня за руку и ведёт по гравию к нашей машине – единственной оставшейся на стоянке.
– Может, дам тебе её поносить, – усмехается он, открывая для меня дверь. И я снова замечаю, что не напрягаюсь от его заботливого жеста.
Потому что мы друзья. Я просто хороший друг, как и хотел Джош.
Я могла бы догадаться, что даже снегопад не сможет заставить Дома потерять контроль над машиной. Пока мы выезжаем с парковки, хлопья становятся всё больше, но он лишь включает полный привод и уверенно ведёт нас сквозь бурю.
В Северную Дакоту сегодня мы не поедем. Решаем испытать удачу и заселиться в тот мотель, который я забронировала вчера. Пока я ввожу адрес в его телефон, на экране всплывает входящее сообщение.
– У тебя сообщение от Адама.
– Прочитай. – Дом не отрывает взгляда от дороги, которая стремительно превращается в белую пустыню.
Я с преувеличенной серьёзностью прочищаю горло, пытаясь подражать младшему брату Дома.
– Адам: Мне нужен совет по поводу одной возможности.
Сообщение детализирует предложение – известный мастер по изготовлению авторской мебели предложил Адаму оплачиваемую работу в своей мастерской после выпуска. Но он сомневается, стоит ли отказываться от плавания, ведь план всегда был – Олимпиада.
Я видела работы Адама в соцсетях, когда он выкладывал фото и видео. Но даже не догадывалась, что для него это не просто хобби. В груди скребётся вина. Надо было держать связь. Теперь Адам и Картер – почти чужие. Между нами столько всего нужно восстановить, столько я упустила, пока пряталась на другом конце страны.
– Что ответить? – спрашиваю я.
Дом опирается левым локтем о дверцу, задумчиво прикусывает нижнюю губу. И моё предательское тело тут же отзывается лёгким жаром.
– Напиши, что я наберу его завтра, обсудим.
– Поняла, – начинаю печатать. – Сколько эмодзи вставить?
– Ноль.
– Значит, три. Лицо с поднятой бровью – чтобы он понял, что ты серьёзно обдумываешь его вопрос. Улыбка с сердечками – чтобы он знал, что ты ценишь, что он обратился именно к тебе. А третье какое?
– Мэдди… – В его голосе звучит предупреждение.
– Я зацелованный смайлик обожаю…
– Я торможу.
– Ладно-ладно! Без эмодзи. Но не вини меня, если твоя сухая фраза покажется ему отпиской.
Пока я дразнила его, сообщение уже ушло. Адам тут же прислал лайк. Я возвращаю телефон на крепление, чтобы Дом не потерял маршрут, и надеюсь, что мы доберёмся до мотеля, пока снег не усилился.
Проходит несколько километров, прежде чем я задаю вопрос, который всё это время крутился у меня в голове.
– Как думаешь, почему он написал тебе, а не родителям? Про эту стажировку?
Мистер Перри хоть и загружен работой, но явно любит детей и всегда находит для них время. А Эмилия – одна из самых добрых женщин, которых я знаю. Она бы обрадовалась, услышав о предложении Адама.
Я никогда не звонила Сесилии, потому что ей никогда не было до меня дела. Я всегда звонила Джошу. Или справлялась сама. Похоже, теперь у меня остался только второй вариант.
Дом наклоняет голову, с хрустом разминая шею.
– Мама с папой поддержат любое его решение. Но они всегда придерживались подхода, что мы должны сами разбираться в своих проблемах. Особенно теперь, когда близнецы уже взрослые. – Он морщится. – В теории это может звучать как хорошая родительская тактика. Дать детям шанс попробовать, ошибиться, научиться и отвечать за свои поступки.
– Ты не согласен?
Дом чешет затылок.
– В какой-то степени. Но иногда мне не хватало совета. От кого-то, кто прожил жизнь чуть дольше меня. От кого-то, кому я доверял.
– И ты пытаешься быть этим человеком для Адама и Картера?
– Когда они позволяют.
Не в первый раз я думаю об их семейной динамике. Родители Перри всегда были жизнерадостными, лёгкими на подъём, всегда готовы поддержать и подбодрить. Они были добрыми и любящими.
Но мистер Перри проводил огромное количество времени в больнице, а благотворительная организация Эмилии отнимала куда больше сорока часов в неделю. Дом был тем, кто нёс ответственность за младших, беря на себя роль родителя.
– Они на тебя равняются, – говорю я.
Дом фыркает с тихим смешком.
– Может быть. Это не значит, что они меня слушаются.
– Конечно, слушаются. – Я продолжаю, даже когда он бросает на меня скептический взгляд. – Ладно, может, не на сто процентов. Но тебя они слушают больше, чем кого-либо ещё.
– Не больше, чем тебя.
Я открываю рот, собираясь возразить, но вместо этого вырывается лишь:
– Что?
Дом не отрывает взгляда от заснеженной дороги.
– Ты для них авторитет. Ты – укротитель близнецов Перри. – Его губы трогает лёгкая ухмылка, но тут же исчезает, когда пальцы сильнее сжимают руль. – Случившееся тогда… У меня не было шанса тебя поблагодарить. За всё, что ты для нас сделала. Тем летом.
То лето.
Лето после моего первого года в колледже, когда я впервые за месяцы увидела Дома. Он всегда был ответственным, но в те первые дни казалось, что он вот-вот взорвётся от подавленного беспокойства.
Авария его матери почти уничтожила его.
Я всегда думала об этом как о лете, когда Дом от меня отказался. Но это было и лето, когда чей-то запрещённый левый поворот врезался в бок Приус миссис Перри, отправив её в больницу. Ту самую, где работал её муж.
Каково это было для Натаниэля – узнать, что его жена внизу, в отделении неотложной помощи, изломанная, избитая, истекающая кровью?
Я никогда не говорила об этом с его отцом – мы не были настолько близки. Но знаю, что он, возможно, впервые в жизни взял отпуск. Эмилия неделями оставалась прикованной к постели, нуждаясь в помощи во всём. Потом – реабилитация. Дом должен был начать стажировку на полный день, но Джош говорил, что мистер Перри хотел, чтобы он отказался от неё и заботился о братьях, пока он сам снова выйдет на работу.
Да, я помогала, но, если честно, это было эгоистично. Я хотела сбежать от бабушки и проводить больше времени с Перри. Хотела, насколько возможно, притворяться, что их семья – моя.
– Всё лето я провела у бассейна, – пожимаю плечами. – Никаких мучений.
– Просто твое присутствие облегчало всё, – говорит он, постукивая пальцами по рулю в каком-то случайном ритме. – Адам был по уши влюблён в тебя.
Я фыркаю.
– Тебе нравилось, что твой младший брат на меня пускал слюни? На похоронах ты не выглядел таким довольным.
Дом смотрит вперёд, но я замечаю, как уголок его губ едва заметно дёргается, будто он сдерживает улыбку.
– Знаешь… – начинаю я задумчиво. – Может, мне стоило отправиться в это путешествие с Адамом. Раз уж я так повлияла на его жизнь.
– Не выйдет, – бурчит Дом без особого убеждения. Он протягивает руку и накрывает мою ладонь своей, сплетая наши пальцы.
Я застываю, переваривая это неожиданно непринуждённое прикосновение.
Друзья так делают? Держатся за руки?
Даже если да, вряд ли тепло его ладони должно вызывать у меня такой странный, тянущий трепет.
Но мне удаётся дышать ровно. Без запинок и резких вдохов, которые могли бы его насторожить.
Он и на экскурсии к светлячкам пытался взять меня за руку. Может, у Дома просто привычка хвататься за вещи.
– Вернёмся к теме, почему, по-твоему, влюблённость Адама была полезной, – продолжаю я, откладывая размышления о дружеских прикосновениях на потом.
Дом тяжело вздыхает, но сдаётся.
– Он делал всё, что ты говорила. Если мама, папа или я просили его вынести мусор, это были пятнадцать минут нытья и в итоге кое-как сделанная работа. – Его взгляд скользит по мне, прежде чем снова вернуться на дорогу. – Но стоило тебе сказать: «Адам, хватит лениться, вынеси мусор» он тут же несся исполнять приказ. Всё в рекордные сроки, без возражений. И сразу возвращался, спрашивая, что ещё можно сделать.
Теперь, когда он это озвучил, я вспоминаю, как Эмилия и Дом часто просили меня передавать Адаму простые просьбы. Тогда мне было всё равно, чем помочь. Даже если просто быть курьером. Но, похоже, я невольно стала буфером между ним и подростковым бунтом. Мысль об этом вызывает у меня новый приступ сдерживаемого смеха.
– Ты знала, что у Картера дислексия?
Эта неожиданная фраза выбивает меня из шутливого настроя.
– Я… Нет. Не знала.
Ещё одна деталь, которую я бы заметила, если бы не исчезла из их жизни.
Половина улыбки Дома, которую я могу видеть, кажется болезненной.
– Мы тоже долго не знали. Видели, что он умный, но в школе у него всё валилось из рук. Мама всегда тяжело вздыхала, когда приходили оценки. Папа раздражался. Он, конечно, был за самостоятельность, но злился, когда мы не могли справиться. А Картер… он просто не понимал, в чём дело. И закрывался. – Дом проводит большим пальцем по моим костяшкам. – Думаю, именно поэтому Адам начал косячить. Чтобы отвлечь внимание от брата. Да, у него тоже были плохие оценки. Но он не был тем, кто залил всю раздевалку пеной для ванн.
– Что случилось? – Я чувствую себя ужасно, не зная всего этого. Всё, что я знаю, – Картер был на выпускном фото вместе с Адамом. Значит, что-то изменилось.
– Вся раздевалка взорвалась от пены после домашнего матча по футболу.
– Нет, не это. Хотя звучит потрясающе, и я хочу к этому вернуться позже. – Адам, ты гениальный засранец. – Что случилось с Картером?
Дом сжимает мою руку – тёплое, ободряющее давление.
– Помнишь те графические новеллы, которые ты постоянно брала для него в библиотеке?
Я киваю. Иногда Картер прятался под моим зонтом, листая их, потому что, в отличие от Адама, не мог весь день выдерживать социальную активность.
– Он продолжал их читать. Даже после того, как ты… – Дом прочищает горло. – После того, как тебя не стало рядом. Он читал их постоянно. Начал тайком носить с собой в школу, читать на уроках. Один из учителей заметил, что у него они всегда с собой, и спросил, почему ему так нравятся. Картер сказал, что благодаря картинкам он может следить за сюжетом, даже если слова не имеют для него смысла.
Голос Дома становится хриплым.
– И тогда он понял. Четырнадцать лет, и никто до этого не догадался. Вот тебе и государственное образование. Он едва мог читать, но его просто проталкивали дальше, прямо в старшую школу. Хотя это и показывает, насколько он сообразительный, да? Что как-то ухитрялся скрывать, насколько ему тяжело.
У меня сжимается сердце за того тихого подростка, которого я знала.
– Но сейчас у него всё хорошо?
– Когда мама с папой узнали, они поговорили со школой, нашли ему хорошего репетитора. Теперь он хочет быть писателем. Ты знала? Хочет рассказывать истории. Учится на писательском, с дополнительным курсом по дизайну. – Дом нежно проводит пальцем по моей руке. – Очередной способ, которым ты помогла тем летом. Близнецы боготворили тебя. Мама обожала. Папа пытался дать тебе денег, лишь бы ты оставалась подольше. А я…
В салоне машины повисает тишина. Я стараюсь не дать раздражению просочиться в голос, когда наконец разрываю её.
– Ты был благодарен за мою помощь, – заканчиваю я за него.
Его хватка крепчает.
– Не совсем.
– Тогда что?
Дом сжимает челюсть, затем расслабляет её.
– Когда ты помогала мне, я мог дышать. А когда мог дышать, я видел тебя.
У меня перехватывает дыхание, как если бы мы только что перевалили вершину американских горок.
Но на самом деле мы замедляемся, сворачивая на парковку мотеля. Весь этот сумасшедший вихрь – только в том, что я чувствую рядом с этим человеком, которого, возможно, я никогда по-настоящему и не знала.
– А сейчас ты меня видишь? – шепчу я, в голосе больше уязвимости, чем я когда-либо позволяла себе рядом с Домиником Перри.
Его ответ не заставляет себя ждать.
– Ты – всё, что я вижу.
Глава 26
Если бы не риск быть похороненной под лавиной снега в арендованной машине, я бы ещё час сидела в оглушённом молчании.
«Ты – всё, что я вижу.»
Это сказал Дом. Про меня.
А затем…
– Вылезай из машины, Мэдди. Замерзнуть насмерть тебе не позволено.
Чуть менее потрясающее заявление.
Дом выбирается из-за руля, обходит машину и открывает для меня дверь, помогая выбраться. Он держит меня за руку, пока мы пробираемся сквозь всё увеличивающиеся сугробы. Если бы наш поход занял ещё немного времени, сомневаюсь, что даже Дом смог бы довезти нас обратно. Мы отряхиваем снег с ботинок и вваливаемся в тепло дома. В гостиной потрескивает живой огонь, и мне хочется броситься к нему, впитывая его дымное тепло.
Но я следую за Домом к стойке регистрации.
– Ох, бедняжки! Вас застала буря?
Сандра, пожилая белокожая женщина с добрыми голубыми глазами, смотрит на нас с сочувствием из-за стойки. Она управляет этим мотелем вместе с мужем Аланом – сдержанным корейцем с мягкой улыбкой и чуть припухшими веками.
– Да, похоже на то, – Дом отвечает ей с кривоватой улыбкой. – Нам бы переночевать тут ещё одну ночь. Это возможно?
– Ох, боюсь, ваши комнаты уже забронированы.
Мой желудок неприятно сжимается, когда я встречаюсь с Домом взглядом.
Что теперь?
Даже доехать до другого конца города сейчас было бы смертельно опасно.
– Но, – быстро добавляет Сандра, – не переживайте. Место для вас найдётся. У нас свободна Утренняя комната – так мы её называем, потому что утром там самый красивый свет. Вам придётся делить её, но там есть большая кровать и кушетка. Места хватит. Как вам такой вариант?
Мы снова смотрим друг на друга. Только теперь я не могу понять, о чём он думает.
Вместе.
Спать вместе.
То есть, спать в одной комнате вместе, поправляю себя мысленно. Не то чтобы…
– Да, – выдавливаю я, осознав, что Дом ждёт от меня окончательного согласия. Откашливаюсь. – Это отлично.
Как будто у нас есть выбор.
Я забираю ключ, пока Дом уходит за нашими сумками. А сама, как мотылёк на свет, тянусь к камину, наслаждаясь его мягким сиянием. Спустя минуту Дом присоединяется ко мне, и даже после прогулки по снегу его тело излучает почти столько же тепла, сколько пляшущие языки пламени.
– Возможно, и завтра в Северную Дакоту не поедем, если это не прекратится, – говорит он тихо.
Я прослеживаю за его взглядом к окну – снег всё так же валит белой стеной. Ветер гремит в стёкла, и я ловлю себя на том, что наслаждаюсь этой атмосферой.
– Посмотрим утром. Если всё так же будет мести, может, Сандра позволит нам остаться в Утренней комнате ещё на одну ночь.
Ещё одна ночь в одной комнате с Домом.
«Ты – всё, что я вижу.»
Щёки вспыхивают, но я легко списываю это на жар пламени.
Дом кивает. Мы молча стоим рядом, пока Сандра не заглядывает в гостиную.
– Снаружи становится не по себе. Но не волнуйтесь, Алан делает сэндвичи, а я поставила вариться суп. Как только устроитесь, приходите в столовую, мы вас накормим.
– Спасибо, Сандра, – отвечает Дом и, прежде чем я успеваю сделать шаг, кладёт ладонь мне на спину, мягко направляя прочь от огня. Будто боится, что я могу в него шагнуть, если оставить меня без присмотра.
Может, так и есть. Мне так нравятся камины, что иногда хочется просто свернуться внутри этих потрескивающих языков пламени.
В комнате я первой занимаю ванную, включая горячую воду. Кожа неприятно липкая от пота после похода, и я хочу быстрее смыть с себя весь этот день. Сбрасываю одежду в угол, забираюсь под душ и тихо стону от облегчения. Мыло пахнет мятой, бодряще и свежо. Я быстро намыливаюсь, смываю пену, хоть и хочется постоять под водой подольше. Но Дом тоже должен принять душ.
Вытираюсь полотенцем, закручиваю волосы в тюрбан, натягиваю мягкий гостиничный халат. Подбираю грязные вещи и выхожу в спальню.
Дом проходит мимо меня, как только я переступаю порог, и дверь за ним закрывается с чётким, окончательным щелчком.
Пока жду, когда Дом закончит душ, надеваю чистый свитер и леггинсы, вытираю волосы полотенцем и осматриваю кушетку. Она выглядит вполне удобной – завалена подушками, укрыта мягкими пледами. Стоит у окна, из которого видно, как засыпает снегом этот зимний мир. В целом – идеальное место для сна.
И всё же мои глаза снова находят кровать с балдахином.
Матрас, в который можно утонуть и не хотеть вылезать днями.
Особенно если рядом будет один конкретный мужчина…
– Прекрати, – бурчу себе под нос, качая головой.
Дом держал меня за руку, катал на спине, говорил милые вещи, которые могут значить больше… но он ни разу не упомянул тот поцелуй в аэропорту.
Мы делаем вид, что этого не было. Мы оставляем прошлые ошибки позади и становимся друзьями. Это самое важное.
«Ты – всё, что я вижу.»
Его слова звучат в памяти. Фраза, гораздо более интимная, чем что-либо, чем делятся просто друзья.
Но я не хочу повторять ошибок прошлого. Что, если я всё неправильно понимаю? Если всё снова окажется недоразумением?
Я не могу снова сделать шаг навстречу только для того, чтобы его отвергли.
Отвлекаю себя, находя в сумке толстые шерстяные носки и натягивая их на ноги. Дом выходит из ванной – волосы ещё влажные, лицо свежее после горячего душа. На нём другие джинсы и длинный лонгслив.
– Пойдём есть, – бурчу я, внезапно раздражённая тем, насколько он чертовски привлекательный.
Может, мне стоит поспать на диванчике у камина, чтобы вообще не думать о том, что этот мужчина будет всего в нескольких футах от меня в одной комнате.
В столовой расставлены маленькие столики, накрытые на двоих. Несколько уже заняты другими постояльцами. Мы с Домом занимаем дальний угол у большого окна. Снаружи слишком темно, чтобы разглядеть что-то дальше крыльца, но фонарь освещает завихрения продолжающегося снегопада.
– Отличная погода для сна, – заявляет Сандра, подходя к нашему столу с широкой улыбкой. – Но сначала вам нужно хорошенько подкрепиться. У нас сегодня куриный суп с лапшой, горячие сэндвичи с сыром и ростбифом. Что для вас приготовить?
Мы делаем заказ. Я, конечно, выбираю горячий сырный сэндвич – потому что это единственно верный вариант. Сандра скрывается на кухне, оставляя нас наедине.
– Ты впечатляюще водишь в снегопад, – говорю я. – По-моему, нас ни разу не занесло.
Дом лишь хмыкает, сосредоточившись на том, чтобы разложить столовые приборы идеально ровно. Он даже не смотрит на меня.
Я пробую снова.
– Думаю, раз уж ты выиграл спор, тебе полагается ночёвка у меня, когда мы поедем в Айдахо. Когда планируешь туда?
– Не знаю, – бормочет он, переводя взгляд с приборов на окно.
– Ты уже нашёл координаты?
– Да.
И всё? Я сжимаю зубы, стараясь не раздражаться.
– И?..
– Это опять будет поход, – отвечает он и оглядывает зал, словно я настолько скучная, что ему интереснее наблюдать за другими гостями.
– Поход, ясно. Хорошо, я буду готова, – бурчу я, мысленно добавляя: Чтобы тебе не пришлось снова меня тащить.
Дом молча кивает. В этот момент Сандра приносит нашу еду. Остаток ужина проходит в тишине – я больше не пытаюсь разговаривать, а Дом не пытается что-либо сказать. Я злюсь молча и улыбаюсь только тогда, когда Сандра снова подходит к нашему столу, на этот раз с подносом, полным дымящихся кружек.
– Это специальный горячий тодди от Алана. Он довёл рецепт до совершенства. Идеальный напиток для снежного вечера. Хотите попробовать?
Напиток, чтобы отвлечься от напряжённой атмосферы за столом?
– Да, пожалуйста! – радостно протягиваю руки за одной из кружек.
Сандра довольно улыбается, передаёт мне напиток и уходит к следующему столику, когда Дом сдержанно качает головой и отказывается.
Я поджимаю губы, осторожно дуя на горячую жидкость, не желая обжечься.
Но прежде чем я успеваю сделать глоток, чья-то рука перекрывает мне обзор, заслоняя напиток.
– Подожди, – тихо говорит Дом, его взгляд цепляется за мой с каким-то странным, жёстким решением. – Не пей.
– Что с тобой? – раздражаюсь я, и злость, которую я пыталась подавить весь вечер, прорывается наружу. Я думала, что уже справилась с тем чувством неуверенности, которое он во мне порой вызывает. Но с тех пор, как мы добрались до мотеля, он словно стал каменной статуей.
Я предполагаю, что он жалеет о сказанном в машине. О том, что я поняла это не так, как он имел в виду.
– Можешь… просто подождать? Не пей пока.
Мои щёки вспыхивают.
– Ты что, думаешь, у меня проблемы? – возмущаюсь я. – Я обычно выпиваю всего раз или два в неделю. Не заливаю же джин литрами, чтобы пережить день.
К тому же, горячий тоди звучит сейчас чертовски привлекательно. Тёплый лимон с мёдом, щепотка гвоздики и лёгкое жжение виски.
– Дело не в этом. – Дом убирает руку, но, когда я не хватаюсь тут же за кружку, продолжает быстро, будто боясь, что я передумаю слушать. – Каждый раз, когда ты меня целовала, ты была выпившей. – Его челюсть напрягается, потом расслабляется. – А потом ты сбегала. Я не хочу, чтобы это стало закономерностью.
Я вскидываю голову.
Он не совсем неправ. Но это не значит, что всё только на мне.
– Что именно ты не хочешь делать закономерностью? – спрашиваю я. – То, что я тебя целую? Или то, что мне нужно немного выпить, чтобы это сделать?
Я скрещиваю руки на груди и сверлю его взглядом.
– Я не хочу, чтобы ты меня целовала в состоянии, когда я не уверен, что ты действительно этого хочешь, – отвечает он, наклоняясь через стол, а его тёмные глаза удерживают меня на месте. – Если ты не совсем трезвая, я не собираюсь этим пользоваться. Как бы сильно мне ни хотелось прикусить эту твою обиженную губку, которую ты сейчас так выпятила.
Губа, о которой он говорит, сама по себе разжимается, вместе с моим ртом. Я начинаю заикаться.
– Я не была пьяной каждый раз, когда мы целовались!
Дом приподнимает бровь.
– Джин в самолёте. Пиво, джин и текила в Делавэре. И в первый раз мы тоже выпивали.
Чёрт. Он прав.
В ту летнюю ночь я хотела приободрить Дома и угостила его любимым пивом. Уговорила спасателя у бассейна купить мне пива – тогда Дом уже был совершеннолетним, надеюсь, сейчас у него вкус стал изысканнее. Мы выпили на двоих шесть банок. Две лёгких банки не делали меня пьяной. Скорее, просто чуть-чуть смелее.
Но судя по выражению лица Дома, для него это было важно.
– Я никогда, ни разу, не получил от тебя трезвого поцелуя, Мэдди. И меня это убивает.
Я в шоке смотрю на человека, которого, как мне казалось, я знала.
На лучшего друга моего брата, который, как я всегда думала, видел во мне только обязанность. Ответственность. Жалкую девчонку из соседнего дома, которую поцеловал из жалости, а потом сразу об этом пожалел.
С тех пор как мы встретились в Аризоне, я старалась вписать Дома в рамки дружбы. Старалась не обижаться на него. Старалась не влюбиться в него. Дружба. Простая, чёткая цель.
А он хочет моего поцелуя так сильно, что это его убивает?
– Как у вас дела? – Сандра подходит к нашему столику, не замечая тяжести нависшей над нами тишины.
Я делаю глубокий вдох и выдавливаю улыбку.
– Всё хорошо. Только я поняла, что ужасно устала. Если выпью это, тут же усну. Спасибо, но, пожалуй, откажусь.
Я придвигаю всё ещё горячую кружку ближе к хозяйке.
– Мэдди… – начинает Дом.
– О, без проблем! – бодро отзывается Сандра. – У вас был насыщенный день. В шкафу есть дополнительные одеяла, а завтрак подаётся в восемь утра. Спокойной ночи!
Она подхватывает кружку и, подмигнув мне так, чтобы Дом не заметил, уходит.
Я поднимаю взгляд и встречаюсь с его настороженными глазами.
– Пошли, – говорю, вставая из-за стола с удивительно ровным голосом. – Мы закончим этот разговор наверху.
