Текст книги "P.S. Я тебя ненавижу (ЛП)"
Автор книги: Лорен Коннолли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Глава 28
– Можно мне сегодня вечером горячий тодди, а ты всё равно будешь уверен, что я горю по тебе?
Это первые слова, которые я говорю Дому утром. Вопрос, с которого я его бужу.
Я уже двадцать минут лежу в наших спутанных простынях, запоминая, как он держит меня во сне. Это не классическая поза «ложки», ведь мы прижаты друг к другу лицом. И не классическое объятие, когда я утыкаюсь носом в его грудь. Где-то в процессе засыпания Дом просунул руку между моих ног, крепко обхватил бедро и притянул меня к себе. Моя голова выше его на подушках, а его лицо уютно устроилось между моими грудями. Он до сих пор обнимает мою ногу, словно это его плюшевый мишка, а я этим пользуюсь – запуская пальцы в его мягкие волосы, иногда осторожно нюхая их, потому что мне нравится, как его кедровый шампунь смешивается с солоноватым запахом его пота.
Как бы мне ни нравилась эта полудремотная сессия ласки, пришло время возвращать его в мир живых.
Дом издаёт в горле низкий звук, который пробегает мурашками по моей обнажённой коже.
– Докажи.
– Доказывать, что я хочу тебя? – Я кончиком пальца обвожу изгиб его уха и улыбаюсь, когда его крепкая шея покрывается гусиной кожей. – Наш секс-марафон этого не сделал?
Он что-то неразборчиво бурчит и прижимает нос к нижней стороне моей груди.
– Мне нужно больше доказательств.
– Ты неутомим. Знала, что стоило купить тебе ту порнушку на заправке.
Но даже изображая раздражение, я выскальзываю из его объятий и начинаю целовать его тело, двигаясь вниз. Как только мои губы оказываются достаточно низко, я обхватываю его наполовину твёрдый член, который очень быстро становится полностью твёрдым.
Теперь Дом раскинулся на спине, его челюсть приоткрыта, затуманенный взгляд прикован к тому месту, где мой рот прикусывает его бедренную кость. В этом месте есть что-то, что меня притягивает. Я не могу насытиться тем, как оно подрагивает и нагревается от моих прикосновений. Решаю, что хочу оставить здесь след.
Не такой постоянный, как татуировка на его запястье, но что-то, что продержится какое-то время.
Доказательство, что хотя бы ненадолго Дом был моим.
Я нежно втягиваю кожу его бедра в рот, дразню языком, прикусываю, зная, что на этом месте останется маленький синяк.
Челюсть Дома сжимается, ноздри раздуваются. Он дышит тяжело, наблюдая за мной, а его бёдра невольно вздрагивают. Задача выполнена. Я отпускаю его, касаясь губами помеченного места в тихом «прости». Хотя, если честно, я ни капли не сожалею.
Его дыхание становится чаще, бёдра снова дёргаются.
Я обхватываю основание его члена, встречаюсь с ним взглядом через его тяжело вздымающуюся грудь.
– Это то, что тебе нужно?
Я провожу языком вдоль толстой вены, пульсирующей по всей длине его напряжённого члена, собираю каплю солоноватой влаги на кончике.
– Так я доказываю, что хочу тебя?
– Мэдди… – простонал он, голос хриплый. – Чёрт. Тебе не нужно…
Дом пытается приподняться, будто собирается меня остановить. Будто это испытание для меня, а не желание, которое преследует меня с пятнадцати лет – с того момента, как я впервые узнала, что такое минет.
Прежде чем он решит, что остановиться – это правильный поступок, я втягиваю его в рот, заключая Дома в тёплую, влажную ласку.
Не слишком глубоко. Но достаточно. Он стонет и валится обратно на подушки, сдаваясь. Правильно. Теперь я командую.
Пока я работаю ртом, его бёдра дают осторожные, молчаливые просьбы проникнуть глубже. К сожалению, минет и приступ астмы – не лучшее сочетание, так что я ограничиваюсь неглубокими, мучительно дразнящими движениями. Зато компенсирую это твёрдым всасыванием его чувствительной головки.
Дом срывается в поток грязных слов, его пятки вдавливаются в матрас, мышцы пресса напрягаются.
– Чёрт. Я сейчас кончу. Блядь, Мэдди.
Я позволяю его члену выскользнуть изо рта, но продолжаю работать рукой, грубо поглаживая его в том темпе, который он сам мне показал.
Второй ладонью я осторожно обхватываю его яйца, дразня их лёгкими, игривыми сжатиями.
С моего ракурса я вижу, как этот всегда сдержанный мужчина разваливается передо мной. Его мощные руки хватаются за изголовье кровати, бицепсы напрягаются. Дыхание обрывается, спина выгибается. А потом его член дёргается в моей ладони, заливая мои пальцы и его грудь горячей спермой.
Я наслаждаюсь каждым моментом.
Руки Дома бессильно падают по бокам, его грудь судорожно вздымается, он жадно вдыхает воздух, глядя на меня с непроницаемым выражением.
Когда я отпускаю его член, Дом резко втягивает воздух – почти сердито.
Медленно я переползаю вверх по его телу, зависая над ним на четвереньках, обнажённая, волосы падают по бокам его лица, создавая вокруг нас тесное, интимное пространство.
– Как тебе такое доказательство? – голос у меня нарочито невозмутимый.
Он тут же обхватывает меня, притягивая к себе, и завладевает моим ртом в жгучем, требовательном поцелуе.
Я одновременно смеюсь и стону.
– Нет! – воплю, когда он наконец переключается на мой подбородок и шею. – Мы теперь какой-то спермобутерброд! Всё доказательство размазано по мне!
– Я хочу, чтобы доказательство было на твоих сиськах, – бормочет он, прижимаясь губами к бешено пульсирующей точке на моей шее.
И, чёрт возьми, этот человек получает, чего хочет.
В конце концов мы принимаем душ вместе, находим внизу обед вместе и устраиваемся в гостиной у камина.
Снег идёт слишком сильно, чтобы даже думать о том, чтобы сегодня выехать в Северную Дакоту. Сандра предлагает нам забронировать комнату ещё на одну ночь, и мы соглашаемся.
К сожалению, для меня это не совсем отпуск.
Я устраиваюсь на полу с ноутбуком и старым пазлом с птицами, который раскопала для меня Сандра. Открываю рабочую почту и стараюсь не офигеть от количества непрочитанных писем.
Обещаю себе: за каждые пять ответов – одна деталь в пазл.
Рассыпаю кусочки на кофейном столике и принимаюсь разгребать электронный завал.
Дом сидит позади меня на диване для обмороков, его ноги по бокам от моего тела, в руках вчерашняя газета.
Эти руки я теперь знаю намного лучше.
Стараюсь не думать об этом, иначе случайно напечатаю что-нибудь непристойное в ответ маркетинговому отделу.
Но он не облегчает задачу.
Дом делает самое развратное, что может сделать мужчина: носит серые спортивные штаны. Я не могу удержаться, постоянно заваливаюсь в сторону, прижимаясь к его голени, впитывая тепло и мягкость ткани. Каждый раз, когда я это делаю, его мышцы напрягаются, затем расслабляются, и мне кажется, что я чувствую лёгкое, почти невесомое прикосновение к волосам.
Когда временно покорённая гора писем тает, а пазл заканчивается, я помогаю Дому разгадать последние несколько слов в кроссворде.
А затем мы незаметно ускользаем наверх. Дом спрашивает, какие позы лучше всего подходят для моего дыхания. И щедро практикует каждую из них со мной. Между раундами декадентского секса мы говорим о всякой ерунде, которая ничего не значит, но заставляет нас улыбаться.
Мои фанфики. Его бейсбольные лиги. Секонд-хенды, где я нахожу лучшие свитера. Голубь, который постоянно наблюдает за ним, когда он жарит мясо на гриле.
Я дразню его, целую и обещаю себе, что не влюблюсь в него снова.
Это идеально. Но и хрупко.
Ни один из нас не упоминает прошлое, будто боится, что всё это рухнет под тяжестью воспоминаний.
Мы заключаем негласный договор – жить в нашем снежном пузыре секса и забыть обо всём остальном настолько надолго, насколько сможем.
Глава 29
– Мэдди, ты вообще слышала хоть слово из того, что я сказала?
Я уставилась на лицо Памелы на экране компьютера и поняла, что в какой-то момент за последние десять минут мой мозг просто отключился. Не то чтобы то, что она говорила, не было важным. Честно говоря, я вообще без понятия, о чём шла речь – возможно, она просто перечисляла список покупок. Проблема в том, что с тех пор, как я вернулась из Южной Дакоты на прошлой неделе, мне катастрофически сложно сосредоточиться.
– Прости, кажется, у меня сегодня проблемы с интернетом. Твой звук и видео пропадают.
Да, я вру. Но если быть честной, процентов семьдесят пять того, что она говорит на этих совещаниях, можно было бы уместить в одном письме.
– Ладно, – вздыхает Памела. – Я тогда просто отправлю тебе это в письме.
И вот, доказательство моей теории.
– Огромное спасибо! И я обязательно разберусь с рыночными графиками, о которых мы говорили.
– О, отлично. Да, это нужно сделать. И ещё, можешь объединить квартальные отчёты о производительности команды?
– Конечно. Берусь за это.
Не стоило мне этого говорить. Не стоило соглашаться на дополнительные задачи, которые вообще не входят в мои обязанности. Иногда их так много, что кажется, будто у меня вторая полноценная работа.
Но одна только мысль о том, чтобы отказать Памеле, заставляет меня покрыться холодным потом.
Она ценит мою работу. Считает меня незаменимым сотрудником. Я получила впечатляющую премию на праздники, да ещё и повышение.
Не порти то, что и так хорошо!
Я завершаю видеозвонок и какое-то время просто смотрю в пустой экран, собираясь с силами, чтобы наконец начать работать. Обычно у меня не бывает таких проблем. Обычно я практически двадцать четыре на семь в рабочем режиме.
Но в голове у меня сейчас совсем другие мысли.
Главным образом – образ обнажённого Дома.
А следом за ним – наш последний разговор перед разлукой.
– Ты с кем-то встречаешься? – спросил он, когда до аэропорта оставалось минут пятнадцать. – В Сиэтле?
– Отличное время, чтобы задать этот вопрос после двухдневного секс-марафона.
Он смерил меня хмурым взглядом, а я закатила глаза.
– Нет, ни с кем не встречаюсь. В данный момент я сплю с тобой. И только с тобой. А ты? Спишь только со мной?
Это выманило у него неохотную, но всё же улыбку.
– Да. С тобой и только с тобой.
– Отлично. Если что-то изменится, дай мне знать.
И я гордилась собой за то, что даже не намекнула на то, что было тем летом.
– Ничего не изменится.
Мне понравилось, как он это сказал. Почти срываясь на рык, будто предупреждая.
– Круто. Но если вдруг – предупреди.
– Мэдди.
Он вздохнул моё имя так, будто я самая утомительная женщина на свете. Что, впрочем, для Дома вполне может быть правдой.
А потом он протянул руку через центральную консоль и сжал мою ладонь. Так и держал её, пока мы не приехали к пункту возврата арендованных машин. Потом стоял рядом со мной в очереди на проверку безопасности. Проводил меня до моего выхода на посадку, хотя его был в другую сторону. Присматривал за моими вещами, пока я уходила в туалет. А когда объявили мою посадочную группу, сделал ту же финальную проверку, что и в аэропорту Далласа, только на этот раз, закончив, поцеловал меня.
– Приезжай на выпускной близнецов, – сказал он, едва наши губы разомкнулись.
Я ответила, что подумаю.
Прошла неделя, а я всё ещё думаю.
О нём. О том, что между нами. Что вообще происходит?
Всё слишком похоже на то, что было, когда мне было девятнадцать, и это пугает. Но в то же время кажется… большим. Глубже. Будто все барьеры, которые я воздвигла, покрылись трещинами, и Дом постепенно пробирается внутрь, к самому сердцу. И это одновременно прекрасно и ужасно. Потому что я не знаю, как этому доверять. Как доверять ему.
Может, мы просто… приятели по постели.
Хотя сомневаюсь, что именно это имел в виду Джош, когда поручил мне присматривать за своим другом.
Резко встаю из-за стола и начинаю нервно расхаживать по квартире, оставляя следы на свежевычищенном ковре. Иногда я убираюсь от стресса. К счастью, у меня достаточно собранных и оформленных пазлов, которые можно протереть от пыли. Беру швабру из шкафа и принимаюсь за работу, начиная с пазла, изображающего секвойный лес, который висит у меня над кроватью.
Я понимаю, что Джош пытается сделать с этими письмами. Он вынуждает меня к приключениям. И частью меня я его за это люблю. Но другой частью ненавижу за то, что он продолжает вытаскивать меня из зоны комфорта. За то, что его просьба лишает меня чувства безопасности. Не столько физически, хотя и это тоже – каждый раз, когда я достаю ингалятор, чтобы справиться с одышкой. Но ещё он невольно заставляет меня рисковать сердцем. Потому что невозможно провести столько времени рядом с Домом и не отдать ему кусочек себя.
Он уже ранил меня раньше. Разбил в щепки.
Выживу ли я, если он сделает это снова?
Дождь хлещет по окнам, вторя буре у меня в голове.
Если держать всё просто, можно сохранить сердце в безопасности. Если мы с Домом будем просто встречаться, когда нам обоим удобно, без планов, без ожиданий.
Это была ошибка в прошлом. Я думала, что нахожусь в начале великой истории любви.
Но если это всего лишь способ выпустить пар, и он закончится вместе с поездками, тогда моему сердцу нечего бояться.
– Хотела бы я, чтобы ты был здесь, чтобы я могла накричать на тебя за это, – говорю я в сторону пиратского сундука, в котором хранятся оставшиеся вещи Джоша, представляя, что он слышит меня. – Ты всегда хотел, чтобы я была такой же смелой, как ты. Но я не ты. Честно говоря, я, наверное, просто трусиха. И это так несправедливо, что ты взял и умер, оставив мне это задание, вынуждая меня чувствовать себя некомфортно рядом с твоим чертовски привлекательным лучшим другом, а я даже поспорить с тобой не могу.
Я смеюсь в раздражённом бессилии.
А потом я снова думаю о выпускном.
Я должна бы радоваться возможности поддержать Адама и Картера в их важный день – и я правда рада. Но в то же время мой мозг подсчитывает: эта поездка означает, что вместо трёх встреч с Домом впереди будет четыре.
Выпускной. Северная Дакота. Айдахо. Аляска.
И всё внутри меня запутывается ещё сильнее. Я жду следующего приключения. Жду момента, когда снова увижу Дома, когда смогу его коснуться, поцеловать, когда он обнимет меня, когда мы вместе вскроем очередной конверт, выполним или скажем то, что задумал Джош, и…
И мне снова придётся с ним прощаться.
А потом останется ещё только два прощания.
И от этого накатывает чувство вины.
Вины за то, что я тороплю эти поездки, как только у нас появляется возможность. За то, что теперь жду этих приключений ещё больше – потому что они означают встречи с Домом. За то, что в своём нетерпении я неумолимо стираю последние следы брата.
Теперь, когда письма Джоша подходят к концу, я хочу одновременно оттягивать этот момент вечно и прочитать их все прямо сейчас.
А что будет после Аляски?
Что я сделаю, когда у меня больше не останется ничего от брата?
Когда мне придётся самой искать в себе смелость, останусь ли я той же Мэдди? Или вынесу из этих путешествий что-то большее? Заберу ли я с собой Дома?
Его дружба – это ценность, за которую стоит держаться. Мы сможем вернуться к переписке издалека. После последней поездки, скорее всего, долго не увидимся.
Но я хочу видеть его не просто как друга. И хочу видеть его без этого отсчёта, без финального прощания от Джоша, висящего над нами.
Бонусная поездка.
С этим решением я возвращаюсь к ноутбуку и заставляю себя сосредоточиться на работе до пяти вечера. В итоге, как обычно, заканчиваю ближе к семи.
Потом наливаю себе выпить, усмехаясь при воспоминании, как Дом попросил меня повременить с горячим тодди, потому что не был уверен, хочу ли я его по-настоящему.
Мэдди: Что мне привезти близнецам на выпускной?
Проходит меньше пяти минут, прежде чем телефон заходится серией быстрых вибраций.
Дом: Ты приедешь?
Дом: Когда у тебя рейс? Ты летишь в Филадельфию?
Дом: Я тебя встречу.
Дом: Ты остановишься у меня.
Я прижимаю бокал к губам, стараясь скрыть улыбку.
Мэдди: Я ещё не бронировала билет.
Мэдди: И это было самонадеянно.
Дом: У меня большая удобная кровать.
Мэдди: Меня больше интересует, что у тебя есть из еды.
Дом: Планирую съесть твою киску.
Я поперхнулась джином, прыснув им по всей кухне, и расхохоталась, задыхаясь. Одной рукой вытираю пролитое, другой набираю ответ.
Мэдди: Это, конечно, чудесно для тебя, но что буду есть я?
Я уже приготовилась к чему-то вроде Как насчёт моего члена? Но, конечно, должна была догадаться, что он не такой.
Дом: Кислые человечки, сырные крекеры и столько лавандовых латте, сколько пожелаешь.
Вот же гад.
Мэдди: Ты знаешь, как соблазнить женщину. Я в деле.
Глава 30
Дом подкатывает свою машину к зоне посадки в аэропорту Филадельфии и тут же выпрыгивает из внедорожника, чтобы помочь мне с сумкой, которую я прекрасно могу поднять сама. Что я ему и говорю, плечом отталкивая его от чемодана.
Он не настаивает и позволяет мне самой загрузить его в багажник, но едва захлопнув дверь, тут же прижимает меня к бамперу. Его ладони охватывают моё лицо, пальцы зарываются в мой перекошенный, взлохмаченный я-часами-сидела-в-самолёте пучок, и он наклоняет моё лицо вверх… только чтобы поцеловать меня в нос вместо губ.
– Ты приехала, – бормочет он, прижимая ещё один поцелуй чуть ниже уха, вызывая у меня волну мурашек.
Я скрещиваю руки на груди, чтобы он не заметил, как сильно соски проступают сквозь майку. Дом замечает этот жест, его взгляд скользит вниз, затем снова поднимается ко мне. Хмурится, но не отпускает.
– Что-то изменилось? – спрашивает он.
О. Он думает, что меня больше не заводит его грёбаная притягательная задница с татуировками в виде медуз?
– Если ты хочешь свой перекус, то тебе лучше отвезти меня к себе.
Его глаза темнеют, губы кривятся в самодовольной улыбке, а в горле раздаётся низкое, довольное рычание, которое, чёрт подери, только усугубляет ситуацию с сосками.
– Ты тут главная.
Дом отступает, давая мне пространство, и я поправляю очки, делая вид, что не ощущаю потери его близости.
По дороге от аэропорта до его таунхауса он держит меня за руку и рассказывает о планах на завтрашний день. Мы собираемся выехать пораньше, чтобы попытаться избежать пробок на церемонию вручения дипломов. Там будут его родители. Ну и, разумеется, близнецы.
Нам нужно обсудить, как мы будем вести себя перед всеми, но я не хочу делать это, пока от меня всё ещё несёт бортовым питанием.
– Первым делом приму душ, как только доберёмся до твоего дома, – говорю я.
Дом кивает, включая поворотник.
– Я оставил тебе дополнительные полотенца в главной ванной.
Это звучит так, будто он говорит о ванной, которая соединена с его спальней.
– Ты же знаешь, что тебе не обязательно делить со мной кровать. Если у тебя есть свободная комната, я могу остановиться там.
Половина его лица, которую я вижу, морщится.
– Нет.
– Нет, у тебя нет лишней комнаты? – Таунхаус, по идее, должен бы содержать хотя бы одну гостевую.
– Она есть, – нехотя признаётся он. – Но… она сломалась.
– Сломалась? Вся комната?
Он снова кивает. Я с трудом сдерживаю улыбку и сохраняю серьёзный тон.
– Весь твой дом цел, а одна комната… взяла и сломалась?
Кивает. Его большой палец лениво скользит по моим костяшкам.
– А. Ненавижу, когда такое случается.
Дом лишь хмыкает, пока одной рукой ловко паркуется на жилой улице, демонстрируя мышцы предплечья, которые вполне можно было бы записать в разряд непристойной, порнографической, обжигающе-сексуальной демонстрации.
Полчаса спустя, после короткой экскурсии по его двухэтажному дому, который оказался не таким минималистичным, как я ожидала, с его тёмными деревянными книжными полками и уютным диваном, я вставляю линзы и наслаждаюсь душем в его огромной ванной.
Чистая и закутанная в слишком просторный халат, который он для меня оставил, возвращаюсь в спальню, чтобы достать одежду из чемодана. Пока он открыт, вытаскиваю платье, которое собираюсь надеть завтра, и заглядываю в шкаф Дома, надеясь, что если повесить ткань на ночь, складки от путешествия разгладятся. Когда устраиваю его на вешалке рядом с безупречно выглаженными рубашками Дома, замечаю кое-что, что, по идее, вполне должна была ожидать.
На полу его шкафа, спрятанный в дальнем углу, стоит небольшой сейф с цифровой панелью.
Тот самый сейф.
Дом так и не написал мне, что поменял код.
Я сажусь на пол, скрестив ноги, под рубашками с запахом кедра. На мгновение накатывает чувство, будто я собираюсь копаться в чужих вещах. Но потом напоминаю себе, что это мои вещи тоже.
Протягиваю руку и набираю четыре цифры.
0-7-1-8
Ручка сейфа щёлкает, и когда я её поворачиваю, дверь легко распахивается.
Мой день рождения. Почему мой день рождения?
Внутри лежат паспорт Дома и какие-то другие документы, которые меня абсолютно не волнуют. Всё моё внимание приковано к стопке конвертов, у большинства из которых рваные края – следы того, как мы в спешке вскрывали их, чтобы прочитать слова Джоша.
– Эй, Джош, – шепчу я, кончиком пальца постукивая по конвертам, будто пытаюсь привлечь внимание брата.
– Ты решила меня ограбить?
Я вздрагиваю и оглядываюсь. Дом стоит, прислонившись плечом к дверному косяку, и ухмыляется, наблюдая, как я копаюсь в его сейфе.
– А то. – Я захлопываю дверцу, дожидаюсь, пока снова раздастся щелчок замка, и только потом разворачиваюсь к нему полностью. – Но хороший вор всегда сначала соблазняет свою жертву.
Я потягиваю пояс халата, пока он не ослабляется, открывая меня, а затем раздвигаю ноги, приглашая его.
Глаза Дома опускаются, пробегая по моему обнажённому телу. Его веки чуть прикрываются.
– Ты хороша, – медленно тянет он.
Он делает шаг вперёд, и теперь уже я чувствую себя жертвой. В одно плавное движение Дом поднимает меня с пола и бросает на край кровати. Спустя секунду его лицо оказывается между моих бёдер, и я концентрируюсь на ровном дыхании, пока мои пальцы запутываются в его тёмных, шелковистых волосах.
Мы проводим ночь, заново изучая тела друг друга, прерываясь только на доставку пиццы и когда Дом объявляет, что нам нужно поспать. Я притворяюсь, что собираюсь уйти в «сломанную» гостевую комнату, но только потому, что мне нравится, как он низко рычит и цепляет меня за бёдра, утягивая обратно в кровать.
Когда утром меня будит раздражающая мелодия его будильника, я чувствую, как ткань моей ночной футболки стянута. Понимаю почему, когда замечаю, что его рука сжата в кулак, не отпуская её даже во сне. Это одновременно бесит и трогает.
В душе Дом держит меня за бёдра, прижимая к влажной плитке. Я стараюсь дышать ровно, подстраиваясь под его медленные движения. Когда я первая срываюсь, он обещает последовать за мной, хваля, как хорошо я его принимаю.
Из-за нашего затянувшегося душа его расписание летит к чертям. Но он только улыбается и продолжает касаться меня, пока я не хлопаю его по рукам со смехом, пытаясь надеть платье без его вмешательства.
Я выбрала простое летнее платье, струящуюся зелёную ткань с оранжевыми цветами. Но Дом, похоже, очарован завязками на плечах, проводя по ним пальцами, пока я пытаюсь заплести волосы в венок из кос.
Конечно, сам он выглядит так, будто мог бы рекламировать какой-нибудь секретный кедровый одеколон. Его серые брюки сидят на нём неприлично хорошо, а короткий белый рубашка подчеркивает лёгкий загар.
Всё утро мы флиртуем и подшучиваем друг над другом, собираясь вместе.
Но настроение меняется, когда в машине, по дороге к кампусу, я задаю очевидный вопрос.
– Что мы скажем твоей семье?
Пальцы Дома сжимают мою ладонь, которую он снова взял в плен.
– А что ты хочешь им сказать? – Он не отрывает взгляда от дороги.
Я разглаживаю юбку на коленях.
– Я не в восторге от идеи объяснять всей семье Перри концепцию «приятелей по постели».
Дом молчит, но сейчас он как раз перестраивается в плотном потоке, так что я не виню его за сосредоточенность.
Я прочищаю горло и озвучиваю то, что придумала ещё в самолёте.
– Скажем, что мы друзья. Дружелюбны. Что научились ладить во время путешествий. И что ты предложил мне свою «сломавшуюся» гостевую, когда я сказала, что хочу приехать на выпускной.
Я бросаю на него игривую улыбку, но он остаётся непроницаемым.
– Если тебе так будет комфортнее, – говорит он, когда мы съезжаем на нужный съезд.
Я киваю.
– Так будет меньше вопросов и странных взглядов.
Меньше удивлённых «почему Дом выбрал её?» Меньше сравнений с той девушкой, с которой он приезжал на выпускной близнецов в школе.
Я провела достаточно лет, терзая себя, сравнивая с идеальной Розалин. Не хочу видеть это в глазах окружающих. Не хочу снова чувствовать себя недостаточно хорошей.
Отворачиваюсь к окну, игнорируя неприятную тяжесть в животе.
Дом не отпускает мою руку, пока мы не паркуемся в гараже. Но не пытается снова взять её, когда мы идём к стадиону. Да и не должен.
Друзья не ходят, держась за руки.
Когда мы встречаем родителей Дома, они радостно заключают меня в объятия, благодарят, что я приехала. Я пожимаю плечами, чувствуя себя виноватой.
– Жалею, что пропустила их школьный выпускной.
Тот самый, на котором был Джош.
Телефон вибрирует в кармане. Быстрый взгляд на экран – Памела. Я игнорирую вызов. Но через секунду телефон начинает звонить снова.
Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт.
Я говорила ей про эту поездку. Но сказала, что буду доступна, если понадобится.
Почему? Почему я не сказала просто, что буду недоступна два дня?
– Я быстренько в туалет. – Я махнула большим пальцем за плечо, и Эмилия кивнула, обещая подождать.
Глаза Дома скользнули к моему вибрирующему карману, и я поспешила развернуться, прежде чем он увидит, как жар стыда окрашивает моё лицо.
Кажется, он знает, что я ускользаю, чтобы ответить на рабочий звонок.
Он ведь уже находил меня в кладовке для уборочного инвентаря.
Это было так давно. И в то же время, будто вчера.
Джоша нет уже больше года.
Я прижимаю ладонь к скручивающемуся от тревоги желудку и пытаюсь сосредоточиться на том, почему мне может звонить Памела.
Десять минут спустя, отсидевшись в не самом чистом кабинке и проведя начальницу по файлам с нужными данными, я бегу обратно туда, где оставила Перри, боясь, что они уже ушли искать места без меня.
Я выдыхаю с облегчением, когда замечаю в толпе голову Дома. Но потом люди передо мной расступаются, и всё внутри меня напрягается.
Пока меня не было, к ним присоединился ещё один человек.
Розалин.
Она улыбается Доминику, пока тот что-то ей говорит. Платье на ней струится лёгкими волнами, подол чуть задевает колени. Каштановые волосы мягко ниспадают на спину, переливаясь шёлковым блеском. Каблуки делают её идеального роста для Дома – ему не нужно наклоняться, чтобы разговаривать с ней.
Она смеётся, и я на секунду зажмуриваюсь, потому что, чёрт, даже у неё смех прекрасный.
Как он мог её разлюбить?
Я вдыхаю поглубже, открываю глаза и подхожу к группе, ощущая, как мои шаги гулко раздаются по бетонному полу.
– Мэдди! – восклицает Эмилия. – Вот ты где. Мы уж думали, потеряли тебя.
– Простите, – я неопределённо машу в сторону туалетов. – Длинная очередь.
Мама Дома понимающе усмехается.
– Ну вот, теперь все в сборе. Спасибо вам обеим, что приехали.
Она одаривает тёплой улыбкой нас обеих – меня и Розалин.
– После всего… – Эмилия прочищает горло, её глаза становятся стеклянными. – Просто не хочу, чтобы мы пропали друг из друга жизни.
Я сглатываю, чувствуя ком в горле. Она говорит искренне, и мне хочется, чтобы не было той искривлённой части меня, которая испытывает раздражение от того, что, несмотря на развод, бывшая Дома всё ещё отлично ладит с его семьёй.
Может, они просто ждут, когда они сойдутся снова?
Мне, кажется, надо вернуться в туалет и выблевать свои чувства.
– Привет, Мэдди. Мне очень нравится твоё платье, – говорит Розалин, её улыбка доброжелательная, взгляд искренний.
И в этом одна из проблем.
Розалин добрая. И порядочная. И умная.
И единственное, что она сделала, чтобы заслужить мои колючие эмоции – это полюбила и была любима Домиником Перри.
– Привет, – выдавливаю я. – Твоё тоже очень красивое.
Отлично. Молодец. Может, мне удастся не превратиться в ревнивое троллеподобное существо.
– Пошли занимать места, – вмешивается мистер Перри. – Не хочу сидеть на галёрке.
И я благодарна за это. Потому что сейчас у меня в голове только один вопрос:
Ты здесь, потому что всё ещё любишь Дома и хочешь его вернуть?
Блин. Я безнадёжна.
Всё, чего я хочу – это попросить Розалин подождать.
Просто немного дольше.
Дай мне его до Аляски. Пожалуйста. Я знаю, что ты идеальный выбор для него. Но просто позволь мне быть с ним ещё немного.
Мы садимся в ряд: мистер Перри, миссис Перри, Розалин, Дом. А я на краю. Та, кого можно легко убрать.
Чтобы не погружаться глубже в этот тянущий, удушающий водоворот эмоций, я начинаю всматриваться в толпу выпускников в квадратных шапочках, пытаясь найти знакомые лица.
– Ближе к нашей стороне, – шепчет Дом в самое ухо, отчего я вздрагиваю. – Четвёртый ряд с конца, восьмой стул.
Следуя его указаниям, я замечаю Адама и Картера. Первый болтает с парнем, сидящим позади него, а второй уткнулся в телефон.
– Вижу их, – говорю я, не сводя с них глаз.
По крайней мере, пока не чувствую лёгкое прикосновение к бедру. Опустив взгляд, замечаю, что Дом прищемил кончиками пальцев кусочек моего платья. Он играет с тканью, рассеянно перебирая её, будто сам не осознаёт, что делает. Но стоит мне посмотреть ему в лицо, как я замечаю, что он внимательно наблюдает за своей рукой.
Мистер Перри сосредоточен на съёмке начала церемонии, а Эмилия рассказывает Розалин о каком-то новом филиале некоммерческой организации, в которой работает. Никто не замечает, что делает Дом. Только я.
Вскоре мы уже аплодируем Адаму и Картеру, когда они пересекают сцену, а затем вместе с толпой отправляемся на поиски наших выпускников.
Близнецы улыбаются во весь рот, когда находят нас. Все обнимаются. Адам подхватывает меня и кружит в воздухе, а когда ставит на землю, я слегка покачиваюсь. Дом тут же крепко берёт меня за плечи, удерживая. Его пальцы скользят по бантам на моих бретельках, прежде чем он опускает руки.
Мы отправляемся на обед в мексиканский ресторан – настоящий, а не в фастфуд – и я вдруг чувствую себя посторонней на их семейном празднике. У них есть Розалин – зачем им я? Кажется, между ними совсем не осталось напряжения после развода. Будто его и не было вовсе.
Я благодарна Адаму, когда он садится рядом и, наклонившись ко мне, настойчиво просит подробно описать идеальный стол для головоломок. К моменту, когда тарелки пустеют, на его салфетке появляется набросок, который действительно выглядит как мечта, но я всё равно убеждаю его, что он не обязан его делать.
– Эй, – Картер толкает Адама в плечо. – Команда пишет.
– Чёрт, я забыл. – Он распрямляется, прячет салфетку в карман рубашки. – Мам, пап, часть команды по плаванию собирается выпить вместе, отметить выпуск. Вы не против, если мы пойдём?
Родители Перри обмениваются понимающими улыбками.
– Повеселитесь, – говорит Эмилия. – Но ты обещал быть на воскресном завтраке. Не забудь.
– Да, мам, – хором отвечают близнецы, отодвигая стулья.
