Текст книги "Теперь я твоя мама"

Автор книги: Лора Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Глава семьдесят девятая
Карла

Карла смяла лист бумаги и швырнула его в мусорную корзину. За ним последовали и другие. Наконец, когда слова больше не имели значения, а оправдания – смысла, она закончила письмо дочери.

Дорогая Джой!

Когда это письмо попадет тебе в руки, ты уже будешь знать правду. Завтра я собираюсь встретиться с Патрисией и дать разрешение на то, чтобы она рассказала тебе, кто я. Я писательница, однако никакие навыки не помогли, когда я попыталась подыскать слова, чтобы объяснить дилемму, перед которой оказалась.

Я не желала тебе зла. Мне просто нужно было быть рядом. Что я собиралась делать? Наблюдать за тобой из-за сухих каменных стен? Прятаться в кустах? Я до сих пор не знаю, что сделала бы, если бы ты тогда не пришла на кладбище. Возможно, судьба забрала у меня инициативу, но когда я увидела тебя, то не могла позволить тебе уйти.

Патрисия найдет подходящие слова. Она умеет сопереживать. Она утешит тебя. Пожалуйста, не отворачивайся от меня. Я так долго ждала, чтобы обнять тебя.

Я люблю тебя.

Карла.

Карла подписала адрес и приклеила на конверт марку, понимая, что если не отправит письмо сейчас, то утром порвет его в клочья и попытается написать другое, более внятное и понятное. Когда она выходила из квартиры, то заметила букет фрезий, которые купила у продавца цветов на Графтон-стрит. Она вынула их из вазы и завернула в бумагу.

Холодный ночной воздух обдувал лицо, когда она шла по дорожке вдоль канала. Она застегнула верхнюю пуговицу на пальто, поглубже натянула на голову шляпу. Бросив письмо в почтовый ящик, пошла дальше. Если повезет, она сможет заснуть. Она посмотрела на шлюз, где однажды хотела утопиться, и перед ее глазами вдруг возникла Анита. Но это была всего лишь утка, которая неуклюже заковыляла к воде, где тут же преобразилась в грациозную птицу. Берег густо порос камышом. Карла положила цветы в камыши, где было обнаружено тело, и постояла несколько минут, глядя на воду. Что Анита думала о ней? Считала ли она ее подругой, почти матерью? Или эксцентричной дамой, страдающей от бессонницы и убивающей время до рассвета?

Она подошла к скамейке, которая стояла на берегу канала напротив ее дома. Бездомные часто коротали здесь ночи. Сейчас на ней сидел всего лишь один человек. Он поднял глаза и, увидев ее, поднялся.

– Это вы.

Дэвид Доулинг удивленно посмотрел на нее. Возможно, он подумал, что она фея, вышедшая из камышей. Может, даже лебединая дева.

– Что вы здесь делаете? – спросила она.

– Я заходил к вам домой, но никого не застал.

– Извините.

– Кто из вас извиняется? Карла Келли или Клэр Фразьер? – Он вздрогнул от холодного порыва ветра и снова опустился на скамейку. – Сегодня Дилан приходил к Джой. Она знает, кто вы.

Слишком удивленная, чтобы отвечать, она села рядом с ним. Он отодвинулся, когда их плечи соприкоснулись. Карла запахнулась в пальто и сунула руки в широкие рукава.

– Почему вы лгали нам? – спросил он.

– Как я могла рассказать правду?

Он покачал головой.

– Я жил во лжи с тех пор, как появилась Джой. А теперь я узнаю, что вы тоже лжете.

– Я не собиралась лгать… но все произошло так быстро… я растерялась… В ту ночь, когда вы пришли ко мне, я собиралась все рассказать. Но Джой пропала, и вы ушли…

Она беспомощно замолчала.

– Почему я должен вам верить? – спросил он. – Вы пришли в наш дом и приняли наше гостеприимство с одной лишь целью – чтобы уничтожить нас Что ж, вы достигли того, чего хотели. Вы забрали ее у меня.

Карла наблюдала, как камышница плещется в неподвижной воде.

– Если бы она была вашей дочерью, вы бы не сделали то же самое?

– Сделал бы, – кивнул он. – Но я бы сделал это честно.

– Как? Шестнадцать лет, Дэвид! Она никогда не будет моим ребенком. Она всегда будет принадлежать вам… независимо оттого, что происходит сейчас.

Он встал и подошел к кромке воды. На какой-то ужасный миг она решила, что он прыгнет в канал. Она рванулась к нему, сама потрясенная этой потребностью защитить его, но он стоял неподвижно и глядел на воду.

– Пойдемте ко мне. – Она взяла его за руку и потянула от воды. – Нам надо обсудить все.

– Что нам еще обсуждать?

Он отдернул руку и повернулся, чтобы уйти.

– Дэвид, вы помните слова, которые вы когда-то написали мне… Карле Келли?

– Что вы имеете в виду?

Он недоуменно уставился на нее.

– Я запомнила их, – ответила она. – «Если бы вера могла двигать горы, то вы спровоцировали бы землетрясение. То, что покоится на дне, обычно очень хрупкое и непостоянное. Раньше или позже – я всем сердцем надеюсь, что раньше! – появятся трещины, и вы воссоединитесь с Исобель».

Какое-то мгновение он молчал, понурив голову.

– Если бы мне не хотелось расплакаться, я бы рассмеялся над парадоксальностью ситуации, – сказал он. – Увидимся в суде, Карла.

Она наблюдала за его удаляющейся фигурой. Камышница исчезла из виду. Вероятно, она испугалась группы девушек, которые, несмотря на ветер, щеголяли в тонких блузках с голыми животами. Их голоса разносились над водой, а пронзительный смех говорил о том, что их вечер только начинается.

На следующий день Орла Кеннеди позвонила ей, чтобы сообщить, что Дэвид нарушил условия освобождения под залог. Он пренебрег запретом и посетил Исобель Гарднер без ведома ее социального работника. По этой причине он будет находиться под стражей до суда.

Глава восьмидесятая
Джой

Отец пишет ей каждый день. Обычной почтой. Он приказывает ей крепиться. Он докажет свою невиновность, так что бояться ей не стоит. Иногда Джой верит ему, но потом ее мысли устремляются в другом направлении и она думает, что он останется в тюрьме навсегда. В суде у него не будет ни единого шанса, если там окажется Карла Келли, несчастная и обиженная. Судья будет ее марионеткой. Джой ненавидит ее. От ненависти ее бросает то в жар, то в холод, и появляется ощущение, что какие-то маленькие насекомые ползают под кожей. Доносчик, сука, лгунья, шпионка, разрушительница семей, самозванка… мать… мать…

Патрисия пытается уговорить ее простить и забыть. Но как она может? Ее сердце превратилось в ледышку и останется таким, пока отца не выпустят. Она порвала письмо Карлы Келли. Слишком поздно… слишком поздно… слишком много лжи. Невозможно простить. Доносчик, сука, лгунья, шпионка…

Мэри, лежащая на соседней койке, не соглашается с ней. У нее был вывих бедра, и иногда они с Джой вместе ковыляют по коридору.

– Прощение, – говорит она, – записано в книге раскаяния. Когда ты будешь готова простить себя, тогда твое прощение распространится и на других.

Как Джой может простить себя? Она позволила матери умереть, она заставила Дилана усомниться, а теперь ее отец попал в тюрьму, потому что она послала за ним. Все очень просто.

Ей снится мать. Ее мать-воровка. Джой знает, что она мертва, однако она выглядит такой живой, когда стоит перед домом с открытой Судебной книгой. Ангелы летают у нее над головой. Шесть ангелов в белых одеждах и с мерцающими крыльями. У них такие светящиеся детские лица! Джой хочется летать с ними, но гипс тянет ее к полу. Мать улыбается, когда поднимает взгляд от Судебной книги и смотрит на ангелов. Она не видит, что Джой пытается взлететь. Ангелы взмывают ввысь и исчезают, а мать опускается вниз. Джой хочет вырваться из этого сна, но потом понимает, что на самом деле она не спит. Сны наяву… Она слышит, как Мэри сопит на соседней кровати. По коридору протарахтела тележка с завтраками. Ночь за окном сменяется серым рассветом. Мать опускается все ниже и ниже. Она еще улыбается, но вскоре ее лицо исчезнет в крошащейся глине.

Джой нажимает на красную кнопку возле кровати, но к тому времени, как прибегает медсестра с уткой, уже слишком поздно. Джой стошнило на кровать. В палате больше нет ни ангелов, ни призраков.

– Просто плохой сон, – говорит медсестра.

– Он был реальным. – Джой опускается на стул, пока меняют постельное белье. – Я не спала.

Вторая медсестра берет в руки ее медицинскую карту.

– Галлюцинации, – делает она вывод. – Я поговорю с доктором Ноланом о болеутоляющих.

– Медики! – ворчит Мэри, когда Джой садится на постель, бледная среди накрахмаленных простыней. – Они Умеют вправлять кости, но бессильны, когда дело доходит до толкования прекрасных загадок разума. Это мать передала тебе сообщение.

– Она мне не мать.

– Она свободный дух. Поэтому она счастлива.

– Откуда вам знать, что она счастлива?

Мэри принимается напевать что-то себе под нос, собирая черные волосы в пучок и закалывая их. Она точно знает, куда нужно засунуть каждую блестящую заколку. Мэри тянется за зеркалом только тогда, когда нужно нанести макияж.

– Зря, – говорит она, как всегда, когда смотрит на свое отражение. – В моем возрасте нежелательно с утра смотреть в зеркало.

Джой поднимает руки над головой и тут же опускает их. Это вызывает боль, но очень скоро физиотерапевт заставит ее хромать по коридору туда-сюда и выполнять самые невероятные движения. Неспешное течение жизни в больнице мешает нормально думать. Она опускает голову на подушку и закрывает глаза. В голове проносятся обрывки воспоминаний.

«Я записываю твое имя в Судебную книгу». Сколько же раз она слышала эти слова? И она слышала их снова в карете скорой помощи, когда рот матери искривился. Она крепко держала Джой за руку, и с ее губ срывались какие-то еле понятные слова… написано кровью… написано в книге.… Что же она говорила? Или и то и другое?

– В книге? – произносит Джой. – Или кровью?

– Написано в книге, – отвечает Мэри. – Кровь больше не течет. Она нашла свой источник.

Джой глядит на нее. Лицо Мэри покрыто морщинами, но скоро оно изменится. Ее губы заалеют блестящей помадой, а серьги вспыхнут, словно звезды. Каким-то непостижимым образом ее морщины разгладятся и исчезнут. Люди видят ее живые черные глаза и не замечают, что она довольно-таки старая. Мэри – ее настоящее имя. Она никому, кроме Джой, этого не говорит. Как экстрасенсу ей приходится поддерживать определенное реноме.

– Нехорошо, если пойдет слух, что Миранда Мей скачет по больничным коридорам, словно какой-то кузнечик, – шепчет она.

Джой пообещала сохранить ее секрет. Но похоже, что все остальные в больнице тоже его знают. Медсестры просят ее дочитать по ладоням, а вчера она, завесив простынями все окна, гадала доктору Нолану на картах Таро.

– Написано в книге раскаяния. – Мэри надевает блестящие серьги. Вот-вот начнется изменение. – Что она велела тебе сделать?

– Она ничего не сказала.

– Язык не всегда необходим для обмена знанием. Тебе следует читать знаки, которые она оставила после себя.

– Доброе утро. Подъем!

Пациенты терпеть не могут медсестру, которая приходит по утрам. Она приносит с собой частичку внешнего мира, напоминая об уличных пробках, толчее в общественном транспорте и дрянной погоде.

– Так-так, что у нас здесь? – Она останавливается в ногах кровати Джой и удивленно глядит на нее. – Слезы? Так не пойдет.

– С ней все будет в порядке, – говорит Мэри.

Слыша уверенность в ее голосе, Джой снова чувствует себя сильной. Она шепчет имя Сюзанны. Сюзанна… Сюзанна…Имя кажется незнакомым. Произнося его вслух, она рвет первую ниточку, которая связывала ее с ложью.

Когда завтрак подходит к концу, а врачи возвращаются с утреннего обхода, она звонит Патрисии.

– Я хочу встретиться с матерью, – говорит она. – Попросите ее приехать сюда.

– Семья определяется не только кровью, – говорит Мэри, пока они ждут Патрисию. – Ты всегда будешь для них на первом месте.

– Но я принадлежу ему и ей, – возражает Джой.

– Ты принадлежишь себе, дитя.

– Что-то незаметно. У меня много родственников, и все хотят, чтобы я стала частью их.

– Наука не в силах измерить, сколько любви могут вместить наши сердца. Не бойся. У тебя в сердце достаточно места для тех, кто принадлежит тебе.

– У меня нет места для нее, – говорит Джой. – Она обманула меня, заставила отца влюбиться в нее. Я ее ненавижу.

Мэри что-то бормочет под нос и закрывает глаза.

– Что? – спрашивает Джой.

Но Мэри только улыбается и глубже зарывается в простыни. Патрисия приходит и помогает Джой перебраться в кресло-каталку.

– Карла приехала, – говорит она. – Она ждет тебя в комнате для свиданий. Удачи.

Она вывозит Джой из палаты.

– Я справлюсь сама, – говорит Джой, когда они останавливаются перед нужной дверью.

– Ты уверена?

– Да. Это ненадолго.

Когда Патрисия уходит, Джой несколько секунд сидит не шевелясь. Ей нужно собраться, но гнев все кипит и не хочет проходить. Доносчик, сука, лгунья, шпионка… От этих слов у нее начинает болеть голова. Она толкает дверь и заезжает внутрь. Карла Келли сидит в кресле. У нее на плечах яркий цветастый шарф. Очков нет, а волосы длиннее, чем раньше. Она встает, когда видит Джой. На щеках вспыхивают красные пятна. Руки у нее дрожат, как тогда на кладбище. Тогда светило солнце, воздух был неподвижен и прозрачен…

Внезапно ярость улетучивается. Джой понятия не имеет, куца она делась. Она цепляется за нее, пытается вернуть, но злость исчезает, растворяется, а на ее месте медленно возникает воспоминание о том, как «бокстер» занесло и он влетел в парковую изгородь. Ощущение, словно висишь вверх ногами. Понимание, что умрешь, и слишком поздно… слишком поздно узнать силу материнских объятий, которые укрыли бы от опасности.

Мать вздрагивает, словно заглянула в мысли Джой. Ееруки замирают, и, если не считать легкого подрагивания нижней губы, она не двигается. У нее темно-карие лучистые глаза. Не зеленые и странные, как помнит Джой. Они гармонируют с ее лицом… и с лицом Джой. Ее рот чуть приоткрыт, будто она хочет прошептать имя Джой. Сколько раз за эти годы она звала дочь? Исобель… Исобель? Сколько бессонных ночей она провела, ожидая прихода нового дня, чтобы возобновить поиски?

– Мамочка… – шепчет Джой, и в этот момент лицо Карлы теряет свое спокойное выражение, словно что-то разворотило ей грудь и заставило перестать дышать. Джой не знает, отчего это происходит. – Мамочка, мамочка…

Звук ее голоса заставляет Карлу собраться. Внезапно она оказывается рядом с Джой, становится на колени и нежно обнимает ее. Джой тоже обнимает ее. Так они и сидят, шепча бессмысленные ласковые слова и радуясь долгожданному воссоединению.

Потом можно и поговорить.

– Я думала, что ты меня ненавидишь.

Джой смотрит на свои руки, все еще поцарапанные после аварии.

– Я не могла ненавидеть Карлу Келли за то, что она разрушила мою жизнь, но ненавидеть Клэр Фразьер было легко. Но вот она… Сюзанна… Ее я хотела возненавидеть. Но не могу… хочу… но не должна…

Мать встряхивает головой.

– Всему свое время, Джой. Столько всего произошло за такой короткий срок…

– Она вела дневник, – Джой должна помочь матери понять. – Она называла его Судебная книга.

– Ты рассказывала, помнишь? У озера. Я была так рассержена, что даже пришлось отойти в сторону.

– Я много думала об этом с момента… – Джой указывает пальцем на гипс. – Я думаю, что это была Судебная книга для нее. Что-то вроде терапии. В машине скорой помощи когда мы ехали в больницу, она не переставала говорить о ней. Наверное, хотела, чтобы я нашла ее. Это логично. Если она больше не могла быть со мной, то не имело значения знает кто-нибудь правду или нет. Правда написана в той книге… она повторяла это… Я думала, что она имела в виду кровь, но это не имеет смысла.

– Где она хранила эту книгу?

– В разных местах. Одно время она лежала в ее шкафу, но полиция обыскала дом в поисках улик, и они ничего не нашли. Думаю, что она зарыла ее.

– Зарыла?

– В саду разрушенного коттеджа. Она туда ходила, когда мы ругались. Словно это был грот, в котором можно спрятаться. Однажды она отвесила мне оплеуху за то, что я пошла следом. Иногда я пряталась и наблюдала за ней. Она становилась там на колени и молилась.

– Ох, Джой… а была ли ты когда-нибудь счастлива? – спрашивает мать.

– Думаю, да. – Она энергично кивает. – Но я или тянулась к ней, или отдалялась. Всегда старалась получить ее одобрение. Хотя теперь я понимаю, почему это было невозможно. Лучше всего было, когда отец возвращался домой. Я знаю, что он не мой папа… но я не могу…

– Все нормально, Джой.

– Ты думаешь, он виноват?

Мать не колеблется. Когда она говорит, что он ничего не знал, Джой облегченно вздыхает.

– Но он попал в тюрьму из-за нее, – говорит она.

– Когда он предстанет перед судом, то сможет изложить свою историю. И присяжные будут решать.

– Ты скажешь это судье?

– Мое слово имеет вес, но я всего лишь свидетель, один из многих. То, как твоя семья жила в прошедшие шестнадцать лет, будет изучено и проанализировано. Потом присяжные вынесут решение. Видишь, Джой, я только маленький винтик в этой большой машине.

– Если бы у тебя были доказательства, они бы послушали.

– Какие доказательства я могу предоставить? Все, что у меня есть, – это уверенность. Но не доказательство.

– Эта книга могла бы стать доказательством.

– Но если ты права и она ее зарыла, как ее отыскать? Я видела то место. Там все так заросло.

– Есть еще одно место. Раньше там росли цветы. Их посадили, они не вырастают сами. Я смотрела в Интернете. Если ты найдешь ее дневники и отдашь суду, они поверят.

– Ты хочешь, чтобы я их нашла?

– Мэри говорит…

Джой смущенно замолкает. Мать не поймет, если узнает, что она верит в экстрасенсов. Но, может, она тоже верит в них? Может, у них очень много общего?

– Мэри говорит, что правда спрятана в месте камня.

Мать откидывает голову, смотрит на потолок и о чем-то думает. Потом глядит Джой в глаза и кивает.

Глава восемьдесят первая
Карла

Карла ехала до самого Рокроуза без остановки. Невероятно уставшая после событий этого дня, она обрадовалась, когда Джои Доулинг принялся ухаживать за ней и приготовил спагетти с соусом болоньезе. На следующее утро он должен был улетать из Шеннона в Дублин, чтобы встретиться с семьей потом в Лондон на деловую встречу. Он не хотел оставлять ее одну в Рокроузе. Ему приходилось заниматься делами бабушкиной студии и справляться с шоком от последних событий.

– Джой сказала мне, почему вы приехали, – произнес он, когда они убирали со стола после ужина.

– Ты не веришь в Судебную книгу?

– Все возможно, если мы говорим о Сюзанне. Но я никогда не видел, чтобы она что-нибудь записывала. Думаю, что Джой послала вас ловить ветер в поле. Если бы существовали какие-то улики, она бы уничтожила их.

– Она умерла скоропостижно. Какими бы ни были ее намерения, у нее не осталось времени на это.

– Возможно, но меня это не убеждает.

– По всей видимости, она тебе не нравилась?

– Я не верю всему этому бреду об экстрасенсах… но что-то в Сюзанне было. Джой бы назвала это аурой. Она была невидима, но иногда я чувствовал холод, который окружал ее. Она была холодной женщиной, очень властной. Я был сводным братом Джой, но она не позволяла мне много общаться с ней. Я всегда недолюбливал ее. Теперь я ее ненавижу. Мой отец может попасть из-за нее за решетку. Кто поверит, что он невиновен?

– Я, – ответила Карла.

Дэвид Доулинг стоял слишком близко к каналу. Еще шаг, и он упал бы в воду. Ей пришлось бы прыгать следом и вытаскивать его. У нее нашлись бы силы на это. А потом она сделала бы ему искусственное дыхание, чтобы вернуть к жизни. Могла бы она полюбить этого человека, если бы считала, что он виновен в краже ее дочери? Нет, тысячу раз нет!

– Я никогда никого раньше не ненавидел, – признался Джои. – Но вы, наверное, носили в себе эту ненависть шестнадцать лет. Как вам удается так держаться?

Действительно, как? Карла прошлась по комнатам, где ее дочь томилась среди чужих людей, которые сделали ее своей. В спальне, где Сюзанна Доулинг прожила всю свою замужнюю жизнь, ничто не напоминало о ее существовании. Карла застыла на пороге. В этой комнате они занимались любовью, зачинали детей и теряли их, когда так распоряжалась судьба. Кровать была новая, как и белье на ней. Ящики в столе и комод были пусты. Карла опустилась на колени и заглянула под кровать. Пыль заставила ее чихнуть, но там ничего не было, никаких люков или неприметных ящиков.

Она вошла в комнату Дэвида. На спинке стула висел толстый свитер, на двери – куртка с капюшоном. В одном месте она была вымазана нефтью. У куртки было много вместительных карманов, достаточно глубоких для ручек и биноклей, измерительных приборов и очков, а еще для острых резцов. Карла представила его под обжигающим солнцем пустыни на буровой вышке, ищущего черное золото под землей.

В спальню Джой она вошла в последнюю очередь. На стене висели плакаты с различными рок-группами. Похожие плакаты она видела в комнате Джессики. Ее комод был набит кремами. На столе валялась бижутерия. Какой-то журнал для подростков лежал раскрытый на кровати. В корзине для грязного белья она увидела одежду, которую Джой засунула туда перед приездом социальных работников. Карла легла на кровать и уткнулась лицом в подушку. У нее не осталось слез, как, впрочем, и желания плакать. Она заснула на кровати Джой и оставалась там до утра.

Солнце, поднимаясь над живыми изгородями, пронзило облака кроваво-красными лучами. В воздухе пахло морозом, дыхание превращалось в пар, когда Карла медленно шла к коттеджу. Рядом с ним стоял экскаватор.

Джои проехал по аллее и остановился. Взъерошенными волосами, открытым взглядом и легкой походкой он напоминал отца. Он посмотрел на опавшую листву, которую она сгребала в аккуратные кучи.

– Удачи! – сказал он. – Я скажу Джой, что вы здесь. – Он поколебался. – Я заеду к отцу. Ему что-нибудь передать?

Она покачала головой.

– В последний раз мы немного повздорили, – сказала она. – Думаю, он не захочет слушать ничего из того, что я могу сказать.

Небо посветлело, тонкие облака приобрели розовато-серый оттенок. Она сняла шарф и куртку и продолжила работать.

В полдень Карла поехала в «Моллойс» обедать. Заказала суп и булочку. Внезапно ей безумно захотелось есть. К булочке подали отличный соус, которым следовало наслаждаться не спеша, но она буквально проглотила все, желая побыстрее вернуться в место камня. Эти слова наконец обрели значение.