Текст книги "Теперь я твоя мама"

Автор книги: Лора Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава сорок третья
Карла

В маленькой сельской церквушке, где Карла с Фрэнком и прочими гостями ждали невесту, он слегка толкнул ее коленом и прошептал:

– Это Шарон в первом ряду?

– Да. – Карла сложила руки на коленях и посмотрела на Шарон, которая держала сына на руках и заставила его замолчать, поцеловав в щеку. – Как ты догадался?

– Она вылитая ты.

– Уже нет.

– Ага, – согласился он, – но ты поняла, что я имею в виду.

Широкополая шляпа помогала Карле сохранить инкогнито. Когда она появилась на свадьбе Рейн, никто не обратил на нее внимания. При других обстоятельствах Карла была бы свидетельницей на свадьбе подруги. Рейн понимала, почему она отказалась: это могло бы разрушить ее с таким трудом завоеванную свободу.

Органист заиграл «Вот идет невеста…», и в проходе появилась Рейн под руку с Робертом. Он тут же узнал ее, и его глаза расширились. Он открыл рот, словно хотел произнести ее имя, но взял себя в руки. Он тоже привык к невидимости.

Когда они добрались до гостиницы, где происходил торжественный прием, Карла прямиком направилась в туалет. Она держала руки под холодной водой, пока они не занемели, а ее щеки не побледнели.

Он ждал ее снаружи.

– Карла…

– Клэр, – мягко поправила она.

– Рейн мне сказала. – Он понимающе кивнул и обвел ее взглядом. – Ты выглядишь ослепительно!

– Спасибо. – Она сняла шляпу и провела рукой по волосам. – Я все еще дергаюсь, когда гляжу в зеркало.

– Я так понимаю, ты поменяла квартиру.

– Да. Я переехала. А ты теперь семейный человек. Ты счастлив, Роберт?

– Иногда мне кажется, что да, – ответил он, – по-своему. А ты?

– Я довольна. Этого достаточно.

– Я думаю о ней каждый день. – Он говорил так тихо, что ей пришлось придвинуться ближе, чтобы услышать. – Вчера я был на кладбище. Ей было бы уже семь лет.

– Ей семь лет.

– Ты выглядишь иначе, – заметил, он, – но совершенно не изменилась.

Шарон, толкая детскую коляску с ребенком, остановилась возле него.

– Я тебя ищу. – Она посмотрела на Карлу, но не узнала ее. – Привет, – поздоровалась она, – я Шарон Доулинг. – Она махнула рукой в сторону ребенка. – А это наш сын Дэмиан.

– Поздравляю, Шарон.

На какое-то мгновение все замерли. Даже Дэмиан, казалось, притих, увидев выражение их лиц. Потом, словно не в силах выдержать напряжение, начал плакать.

– Он проголодался.

Шарон нагнулась и положила Дэмиану руку на голову, словно желая защитить его. Ее обесцвеченные волосы потемнели у корней. По всей видимости, она отращивала их. Возможно, ей надоело быть копией чьего-то воспоминания.

– Я отнесу его в комнату и покормлю.

– Я сейчас приду, – сказал Роберт.

Она кивнула и посмотрела на Карлу.

– Рада снова видеть тебя.

– И я, Шарон, – ответила она, удивляясь, как мило они беседуют, какими они стали невосприимчивыми к боли. Кто бы мог подумать, что они будут вот так стоять и не бросятся друг на друга с ножом?

– Могу я позвонить и встретиться с тобой? – спросил он, когда Шарон ушла.

– Нет.

– Просто поговорить.

– Нет.

– Я не буду…

– Нет, будешь.

Он кивнул.

– Ты права. А ты?

– Я не хочу рисковать и выяснять.

– Кто этот мужчина с тобой?

– Фрэнк Стонтон. Он друг.

– А-а, издатель. Рейн говорит, что он хотел бы быть для тебя чем-то большим, чем просто работодателем.

– Так и есть.

– А ты ему позволишь?

– Думаю, что да.

Он схватил ее за руку.

– Боже, Карла, как мы умудрились потерять друг друга?

– Я не знаю, Роберт. Но так случилось. И теперь мы ничего не можем с этим поделать.

Фрэнк организовал закуски и заказал напитки.

– Я уже собирался послать отряд на поиски, – сказал он, когда она опустилась на стул напротив.

– Я разговаривала с Робертом.

– Я так и знал. Если тебе хочется сбежать, нам не обязательно оставаться до конца приема.

– Звучит неплохо. Рейн поймет.

– Куда ты хочешь отправиться?

– К себе, – ответила Карла. – Если мне не изменяет память, у нас осталось одно незавершенное дело.

Она удивилась тому, как легко было любить Фрэнка. Ему нравилось жить на грани. Именно это безрассудство притягивало ее к нему. Если бы ее попросили описать свои чувства, она бы сказала, что это была удобная любовь, которая требовала от нее очень немногого. Никаких вопросов. Никаких скандалов, никаких перепалок. Карла не испытывала того огня, который притягивал ее к Роберту, или головокружительного безумного волнения, которое держало ее рядом с Эдвардом Картером. Истинной страстью Фрэнка было книгоиздательство. Он принимал ее прошлое, но не придавал ему большого значения. В сорок пять лет он был убежденным холостяком с привычным образом жизни, который не собирался менять. Их потребности совпадали, и, став любовниками, они не почувствовали никаких перемен.

Глава сорок четвертая
2005 год
Сюзанна

Сегодня вечером ты была звездой. Мы с Дэвидом сидели в первом ряду актового зала школы Маолтрана и наблюдали, как ты с важным видом выходишь на сцену. Эта сверкающая улыбка, эта самоуверенная походка, которая может в мгновение ока смениться томным скольжением. Твоя копна рыжих волос была плохой маскировкой, но никто ничего не заподозрил. Все, затаив дыхание, следили за собственными чадами и не обращали внимания на сходство, которое сразу же бросалось в глаза.

Как только началось прослушивание у Энни, я знала, что тебя возьмут. Учителя музыки обожают твой голос.

– Как же ты, наверное, гордишься дочерью! – сказала она, когда мы пошли за сцену. – И откуда у нее этот талант?

После представления мне хотелось сжать тебя в объятиях и рассказать, как прекрасно ты выступила. Голос у меня был напряженным, слова казались бессмысленными. Я увидела, как ты помрачнела. Ты вызывающе вскинула голову и с улыбкой повернулась к тем, кто пришел поздравить тебя. Ты думала, что я ушла, но мне было слишком больно, чтобы обращать на это внимание. Страх и боль. Я не знала, где заканчивалось одно чувство и начиналось другое. Живот скрутило, и я испугалась, что может пойти кровь. С каждым месяцем становится все хуже и хуже. О боже, как же я боюсь!

Важна только дисциплина. Йога и религия. Я обнаружила силу молитвы и… собственности. Это была идея Мириам, чтобы я позвонила в «Брин Окшионирс» и поговорила с Виктором Брином о работе.

– Эх, если бы ты надумала раньше… – сказала моя свекровь, вздыхая и делая вид, что расстроена, когда я спросила ее о работе в студии.

Наши отношения после случая с Джои испортились навсегда. Ради тебя мы по воскресеньям собираемся все вместе на ужин, но с годами отдалились друг от друга. Мы занятые люди. Столпы общества, так сказать. Каждый в своем деле. Время от времени я вспоминаю былые дни, но предаваться воспоминаниям означает стоять на месте, а у меня нет времени на остановки. Не тогда, когда меня постоянно теребит Виктор и цены растут как на дрожжах.

Я никогда не думала, что смогу удачно продавать недвижимость, но оказалось, что это проще пареной репы. Виктор считает, что мы одного поля ягоды. Я думаю, он прав. Приверженность. Вот его мантра. Стодесятипроцентная приверженность. Он любит повторять, что рынок недвижимости разрастается, что мы держим кельтского тигра за яйца и заставим его зарычать. Квартиры и городские усадьбы, поместья и автофургоны, замки и дворцы, двухэтажные квартиры, одноквартирные дома, террасы, бунгало, сараи и коробки для обуви… Виктор считает, что пришло наше время. Собственность правит бал. Продавать, продавать, продавать. В Маолтране кипит жизнь. Вполне в порядке вещей услышать в магазине польскую речь или глубокий гортанный африканский диалект. Величавые чернокожие женщины в цветастых одеждах обращаются ко мне по имени, как и подтянутые латвийцы и кареглазые румыны.

Сегодня вечером ты продала себя публике. Тебе аплодировали стоя. Камеры вспыхивали. Вот так, вот так. Еще, еще. Все хотят услышать еще. Мириам одной из первых начала хлопать тебе стоя.

– Разве ты не довольна, что бросила эту идею с домашним образованием? – спрашивает она меня.

Она не может удержаться и не уколоть меня, но она права. Я рада, что выпустила тебя на свободу. Я не подозревала, как тяжело нам уживаться вместе, пока ты не ушла от меня в тот первый день в школе. Ты крепко держала меня за руку, когда я постучала в дверь классной комнаты. Вначале мы каждое утро плакали, обе. Постепенно я почувствовала, что мой контроль над тобой слабеет.

Сначала директор школы Лилиан Марр обращалась со мной холодно, домашнее образование было вызовом ее авторитету. Но она растаяла, когда я сказала, что готова вступить в родительский комитет школы. После этого пришла очередь Торговой палаты и комитета за чистый город. В конце концов слиться с пейзажем оказалось достаточно просто. Люди в деревнях понимают, что такое депрессия. Серое небо. Серые камни. Изоляция. Со всяким может случиться.

Прошло много месяцев с тех пор, как я последний раз писала в дневнике. Как-то я вспомнила о нем, но мне совсем не хотелось изливать в него свой страх. Карла Келли исчезла. Как будто никогда и не существовала. Медленно пришло чувство облегчения. Я ожидала, что увижу ее по телевизору или в газете. Теперь я наконец смогла дышать полной грудью и ходить по земле без опаски.

Ты спросила, куда делась Судебная книга. Я и не представляла, как сильно ты ее боишься. Она как-то смешалась в твоей голове с понятием Судного дня, когда всех нас будут судить за грехи. Я никогда не собиралась использовать ее для того, чтобы нагонять на тебя страх, но ты нашла ее. Если бы я не увидела, что ты рисуешь в ней, ты бы показала ее Дэвиду. Ты всегда показывала ему все, что делала, ожидая от него похвалы. Я сорвалась. Прости меня. В тот момент я представила кошмарное будущее. Все, чего мы достигли, могло рассыпаться в прах. Тогда я забыла запереть ящик. Как я могла совершить такую ужасную ошибку?

Но вот я снова пишу. Уже поздний вечер. Шепот вернулся, когда умер отец Дэвида. Прошло полгода, как его похоронили. На прошлой неделе Мириам поставила на могиле надгробие. Я никогда не была с ним знакома. Когда я увидела его в первый раз, он лежал в гробу. Мириам позвонили из больницы среди точи. В жизни Кевина Доулинга было много женщин, но ни одна из них не была возле него, когда он умирал. Мириам и Дэвид поехали в Дублин и привезли тело в Маолтран. Теперь он упокоился, если на той стороне нас ждет именно покой. Но на этой стороне я страдаю. В своем завещании он оставил коттедж и землю вокруг него Дэвиду. Теперь у моего мужа появилась идея. В его глазах зажегся огонек, который он разделил с тобой. Он заказал архитектору план. Вы вдвоем часами изучаете его, обсуждаете, как можно расширить подъездную аллею и снести развалины коттеджа, чтобы расчистить место для турбазы. Луг Доулинг должен стать чуть ли не заповедником. В Маолтран потянутся ботаники и лепидоптерологи, [5]5
  Энтомолог, изучающий чешуекрылых бабочек и мотыльков (а также просто человек, увлекающийся собиранием и изучением бабочек).


[Закрыть]туристы и те, кто пытается понять мистическое значение древних гробниц. Я представляю, как археологи проникают в ее могилу. Мой неудавшийся ребенок… Мой секрет будет раскрыт.

Я пыталась найти ее, вспомнить точное место. Ты нашла меня, когда я копала. Я думала, что ты пошла к Люсинде, но ты вернулась домой раньше. У вас была перепалка из-за мальчика. Ты бросила велосипед возле дома и побежала в заросли. Там ты увидела горку свежевырытой земли. Я сказала, что решила пересадить в сад примулы.

– Их вырвут, когда будут валить коттедж, – пояснила я.

Ты была слишком озабочена ссорой с Люсиндой, чтобы удивляться.

Твои глаза горели от возмущения.

– Люсинда – такая корова! – сказала ты и следующие десять минут объясняла почему. Спустя час ты уже болтала с ней по телефону, хихикая и делясь секретами.

Дэвид приехал домой на следующий день. Очень опасно искать прошлое. Он не поверит в неубедительные отговорки о примулах. Виктор Брин – моя единственная надежда. Он не любит конкуренцию и планирует построить новую гостиницу на окраине деревни. В этом конгломерате участвуют четыре человека. Все они члены Торговой палаты, все дружат с Мэтти – членом местного совета. Дела здесь делаются вот как: кивок, подмигивание, и коричневый пакет незаметно переходит из рук в руки.

– У вас подъезд очень узкий, это создает угрозу безопасности транспорта, – говорит Виктор, когда я рассказываю ему о планах Дэвида и спрашиваю, сможет ли он в таких условиях получить разрешение на строительство. – Скажи ему, чтобы не строил воздушные замки. Пускай не тратит зря деньги.

Сегодня вечером на мюзикле он похлопал Дэвида по плечу и пожелал удачи в его начинаниях.

– Хитрый ублюдок, – сказал Дэвид. – Он сделает все, чтобы испортить мои планы.

Ему не нравится то, что я работаю на Виктора. Они вместе ходили в школу и хорошо знают друг друга. Дэвид советует тебе не общаться с Дэнни Брином. Он говорит, что яблоко от яблони недалеко падает и что он не хочет видеть его у себя дома.

Но ему не стоит беспокоиться, потому что все стремятся попасть в дом Дэнни. Там вы собираетесь вокруг плавательного бассейна, за карточным столом, в домашнем кинотеатре.

Боль немного притупилась, когда я начала писать. В доме ни звука, если не считать шепота. Такой тихий-тихий.

«Осторожно… осторожно… ступай осмотрительно…»

Слепой жеребец поблескивает на подставке. Я заканчиваю писать. Я нашла отличный тайник, который никогда не найдут, если только я не решу иначе. Если придет время… но этого не случится… но если все-таки… тогда ты узнаешь правду.

До тех пор только глаза слепца видят, что я пишу.

Глава сорок пятая
Джой

Джой едет на велосипеде по подъездной аллее прочь от дома. Вдали она видит холмы Буррена, напоминающие очертания огромного серого зверя, лежащего на земле. Она кричит отцу, который идет по лугу с другой стороны живой изгороди. Он поднимает руки над головой и начинает размахивать ими, словно сигнализируя о бедствии. Может, так и есть. Она сопротивляется желанию остановиться и подойти к нему. Люсинда ждала ее у себя еще час назад, а туда ехать не меньше двадцати минут. Жить на отшибе очень неудобно. Ей нужно либо просить родителей подбросить ее, либо ехать на велосипеде.

– Увидимся позже! – кричит она отцу.

– Будь осторожна! – кричит он в ответ. – Смотри, чтобы Пятнышко за тобой не увязался.

Пятнышко, тяжело дыша, бежит за ней. Он остановится в конце подъездной аллеи и будет ждать там ее возвращения. Удивительная собака, которая знает, что Джой сделает, еще до того, как она об этом подумает. Отец медленно прохаживается по лугу, опустив голову и сцепив руки за спиной. Она едет быстрее. Ей больно видеть его расстроенным, но он такой с тех пор, как не смог реализовать свои планы.

Старый дом почти не виден под листьями. Какой от него прок? Уже прошло так много лет с тех пор, как ее предки жили там, что он превратился в руину. Джой притормаживает, чтобы Пятнышко смог догнать ее. Он обгоняет ее и мчится за кроликом, который выскочил из живой изгороди. Кролик спешит по зеленой траве к центру дорожки. Глупый кролик! Ему следовало бы бежать в кусты и спрятаться. Она окликает Пятнышко. Пес весело машет хвостом и поводит ушами, но не останавливается и бежит к дороге. Кролик выбегает на улицу, где машины едут слишком быстро. Родители всегда предупреждают ее, что здесь надо останавливаться, смотреть по сторонам и прислушиваться. Джой зовет, но ее крик тонет в скрежете тормозов. Она понимает, что должно произойти, за мгновение до того, как слышит глухой удар и громкий визг. Потом наступает тишина.

Она бросает велосипед и бежит к дороге. Машина заехала на обочину, водительская дверца распахнута. Какой-то мужчина наклоняется над Пятнышком. Его спина согнута, слов он молится. Джой прислоняется к машине, закрыв лицо руками. Отец бежит через луг и обнимает ее, почти отрывает земли и прижимает к груди. Сердце его стучит, как барабан – Я думал…

Он громко сглатывает и крепче прижимает ее к себе. Он поддерживает ее, чтобы она не упала на землю. Или это она удерживает его, потому что он так сильно дрожит, что может вот-вот упасть?

– Я думал, что это ты…

– Это Пятнышко. – Она громко всхлипывает. – Он умер. Я знаю, что он умер.

Мужчина оглядывается на них через плечо и машет рукой, чтобы они подошли.

– Это ваша собака? – спрашивает он таким тихим голосом, что Джой его еле слышит.

Все еще всхлипывая, она кивает и наклоняется. Тело собаки вздрагивает, словно ее бьет током. Глаза Пятнышка напоминают ей о Слепом жеребце. У него такой же мутный взгляд. Мужчина нежно треплет Пятнышко по холке, чтобы заставить собаку не двигаться, а другой рукой ощупывает его в поисках повреждений. Когда он прикасается к одной из задних лап, Пятнышко дергается, издает протяжный вой и резко поднимает голову. Его тело содрогается, а потом снова замирает под нежными поглаживаниями мужчины.

– Он только ударился о крыло моей машины. – Мужчина отступает в сторону, чтобы Джой смогла опуститься на колени рядом с собакой. – Ранен, но не сильно.

– Мы отвезем его к ветеринару.

Ее отец звонит по мобильному и возвращается к подъездной аллее. Ему потребуется десять минут, чтобы дойти до джипа, и Джой рада, что мужчина предлагает подбросить их до клиники.

Она сидит на заднем сиденье с Пятнышком и успокаивает его. Пес лежит на куске картона, который мужчины использовали как носилки, чтобы погрузить Пятнышко в машину. Отец сидит рядом с ней. Время от времени он протягивает руку над Пятнышком и похлопывает ее по щеке или по руке. Вокруг его глаз залегли глубокие тени. Раньше она их не замечала. В зеркале заднего вида она видит выражение лица мужчины. Он перехватывает ее взгляд и улыбается.

– Уже недолго осталось, – говорит он. – Ваша собака, как только лапа заживет, будет в полном порядке. Она появилась словно ниоткуда. Я как раз притормозил, подъезжая к развилке. Если бы не это, у бедной псины не было бы ни единого шанса.

У мужчины светлые, торчащие во все стороны волосы. Он из Дублина. Она узнает его говор.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

– Джой Доулинг.

Он прищуривается, потом глядит на дорогу.

– Мы встречались раньше? – интересуется он.

Теперь, когда потрясение прошло, Джой снова может ясно думать. Мужчина кажется ей знакомым. У него такая же загорелая кожа, как и у отца, словно большую часть времени он проводит на улице. Она вспоминает волны и серферов, Джои, разговаривающего с мужчиной с доской и парусом. Она тогда нарисовала вокруг них круг, но они были слишком заняты обсуждением кливеров и прочих парусов, а также скорости ветра, чтобы обращать на нее внимание.

– В Лехинче. Я была с братом Джои.

– Канадским парнем с доской?

– Он мой сын, – говорит ее отец. – Собственно, он сводный брат Джой.

– А-а, а я-то думаю… Меня зовут Дилан Ри.

– Я Дэвид. – Ее отец поднимает в приветствии руку, Дилан делает то же. – Вы недалеко живете?

– В нескольких милях от Балливона.

– Сами из Дублина?

– Да, там родился и жил.

– Как и моя жена Сюзанна. Как вы здесь устроились?

– Нормально. Я работаю психологом, а моя жена водит машину скорой помощи в клинике Святой Анны. Наши дети родились здесь. Если бы мы решились переехать назад в город, они бы сбежали от нас.

Их ждет ветеринар Сандра.

– С ним все будет в порядке, – она практически повторяет слова Дилана и обнимает Джой. – Он останется здесь на ночь. Вы сможете забрать его завтра утром. Это опасная развилка. Впредь вам следует пользоваться поводком.

Она вкалывает Пятнышку болеутоляющее средство. Глаза собаки закрываются.

Дилан отвозит их назад в Рокроуз и заходит к ним домой, потому что отец Джой настаивает. Ее мать сидит в оранжерее. Она готовит кофе и приносит лепешки со сливками и вареньем.

– Вы из какого района Дублина? – спрашивает ее Дилан.

– Из Клонтарфа, – отвечает она.

Дилан вырос в Хоуте. Джой знает, где находится Хоут. Из дома ее дедушки виден мыс Хоут-хед. Ночью он весь освещен огнями. Она гуляет по нему с дедушкой и Тессой. Дилан знаком с жителями Клонтарфа. Он называет некоторые имена, надеясь, что мать узнает их, но они ей незнакомы.

Мать постукивает чашкой по блюдцу и смотрит на часы. У нее встреча с отцом Дэвисом в церкви.

Дилан понимает намек и говорит, что ему пора.

Он останавливается, чтобы рассмотреть Слепого жеребца.

– Как красиво! – говорит он.

– Моя мать его спроектировала, – с гордостью говорит отец Джой. – У нее своя студия.

– Я знаю. Никки покупает там подарки на каждое Рождество. Но я никогда раньше не видел такой красоты.

Он наклоняется, чтобы приподнять жеребца, но тот прикреплен к столу.

– Он очень ценный. – Мать кладет руки на голову жеребца. – Джой постоянно носится по дому, поэтому пришлось принять меры предосторожности.

Носится! И почему мать всегда заставляет ее чувствовать себя такой неуклюжей? И перед незнакомыми людьми тоже. Джой ненавидит, когда она так делает. Хоть она и улыбается, превращая все в шутку, но обе понимают, что она значит. Каждое слово. У Джой миниатюрная мать. У нее маленькие руки, она носит изящные туфельки и двигается так, словно ветер толкает ее в спину.

Дилан прикасается к одному из копыт жеребца, проводит пальцем по слепым глазам.

«Слепой жеребец замка Лиманех» написано на подставке.

– Замок Лиманех, – говорит он. – Невеселое местечко. Джой показывает шрам на лбу. Мать выходит из оранжереи.

Она терпеть не может, когда Джой вспоминает тот случай. Дилан кивает, рассматривая шрам. Он уже почти не виден. Дилан говорит:

– Сложно прожить жизнь, не получив нескольких шрамов. У него небольшая клиника. Это место, куда могут прийти молодые люди и рассказать о своих бедах. Так, по крайней мере, он это описывает. Он снова бросает взгляд на жеребца.

– Я тоже был слеп, – говорит он. – Слеп ко всему, кроме собственных потребностей.