Текст книги "Теперь я твоя мама"

Автор книги: Лора Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава сорок шестая
2006 год
Сюзанна

Доктор Уна Виллиамсон составляет мне компанию вечером по вторникам, когда я играю в бридж. Во время последнего турнира мы были единственными игроками, которые получили большой шлем в пиковой масти. За годы мы так хорошо набили руку, что теперь легко узнаем, какие карты на руках у других игроков. Но в ее кабинете, где нас разделяла стойка, а не карточный стол, я потерялась.

Было сложно привыкнуть к ее подходу. Она задавала слишком много вопросов. Устала ли я? Она сказала, что у меня повышенное давление, но не сильно. Это означает, что у меня так называемая «гипертензия белых халатов». Но, с другой стороны, надо сделать еще анализы.

Я сказала, что со мной все в порядке. Просто начало менопаузы.

Она проверила мою карточку.

– Ты здорова, – сказала она. – Тебе, по всей видимости, надо сделать полный осмотр.

– Тебя послушать, так я похожа на старую развалину, – заметила я, но она даже не улыбнулась.

– Тело – это очень хрупкий механизм, – ответила она. – Его сложнее восстановить, если запустить. Виктор Брин подчиненных не щадит. Ты перерабатываешь? Ты участвуешь в стольких комитетах. Когда у тебя последний раз брали мазок из шейки матки? А кровь когда проверяли?

– Полгода назад, – ответила я. – Мой гинеколог делал. Мой гинеколог в Дублине.

– Как его зовут? Я ему напишу, – сказала она. – Я не хочу тебя пугать, но такое обильное кровотечение, как ты описываешь, означает, что мы можем говорить об удалении матки.

Кто это «мы», интересно? Я слезла с гинекологического кресла и сказала, что организую все сама. Если уж мы говорим об операции, то я предпочла бы иметь дело со своим специалистом. Я старалась, чтобы мой голос звучал мягко, но все равно заметила на ее лице недоумение, Она отступила от меня, словно я оскорбила ее, сняла резиновые перчатки и отшвырнула их в сторону.

От всего можно избавиться, но только не от прошлого.

Дэвид тоже у нее проверяется. В прошлом году он делал анализ крови из-за паразитов, которых подцепил в Мексике. Твой анализ крови, когда тебя отвезли в больницу, выслали бы в клинику Святой Анны. Что мне еще оставалось делать, как не взять и просто уйти?

Ночью Слепой жеребец носится по моему сну и кусает меня а живот. Я кричу, но вокруг тишина. Мой рот набит опилками. Я пытаюсь отбиться от него, но тело не слушается меня. Он все глубже впивается в меня. Начинает течь кровь, словно речка в распутицу. Я просыпаюсь проклятая – да, я правильно расслышала! – проклятая чревом, которое ненавидит меня.

Когда я просыпаюсь, то сразу понимаю, что снова пошла кровь. Она идет каждый месяц, иногда два раза. Она идет мощным потоком, который сложно остановить. У меня свинцово-белое лицо, как будто вся кровь вытекла из моего тела. Но потом все проходит.

Шепот становится все более настойчивым.

«Забери ее отсюда… забери…»

Завтра мы летим в Испанию. Интересно, шепот отправится туда вместе со мной?

Мы остановимся на вилле Виктора. Мы ездим туда каждое лето с тех пор, как я начала работать на него, но на этот раз это будут рабочие выходные, когда мы будем оценивать потенциал испанского рынка. Я идеальный человек для того, чтобы управлять зарубежным филиалом. Я изучала испанское вещное право и хорошо знаю язык, чтобы вести дела.

Я должна поступить, как советует доктор Виллиамсон. Сделать мазок из шейки матки. В Испании я смогу обратиться к врачам, начать с чистого листа. В Маолтране по мне будут скучать, но жизнь продолжается. Дэвиду нужен отпуск. Он расстроился из-за турбазы, но это пройдет. Испания пойдет ему на пользу, он отвлечется. Может быть, наш брак лишь ширма, но я пыталась проявлять понимание. Иногда я смотрю на него словно со стороны. Я представляю его в постели с другой женщиной. Представляю то, как поднимается и опускается его крепкое тело, как его взъерошенные волосы закрывают лоб, а голова запрокидывается от наслаждения. В такие моменты меня тянет к нему, как тянуло к Эдварду Картеру, но уже слишком поздно… слишком поздно для сожаления. Нас с тобой ждет другое будущее.

Я люблю Испанию. Пыльные холмы резко выделяются на фоне голубого неба. Ленивые дни, когда солнце блестит на красных крышах и ничто не двигается, кроме пальм, чьи листья дрожат на ветру, и красно-желтой глины под лапами рыжего кота. Никаких пицц и английских завтраков, никаких ирландских пабов с их дубинками и трилистниками, никаких караоке-баров или спотыкающихся пьяниц на этом тихом курорте, где говорят только по-испански и живут только туристы и испанцы, сбежавшие из больших городов.

Мы незнакомцы среди незнакомцев, и чудовище у меня на плече молчит.

Глава сорок седьмая
Джой

– Не правда ли, это прекрасно? – говорит мать Джой, когда они идут по эспланаде в сандалиях и ярких платьях, открывая миру загорелые плечи. Она выглядит моложе, симпатичнее и улыбается настоящей улыбкой. – Я люблю солнце, а ты, Джой? Серое сменилось голубым. Разве тебе не нравится голубое?

Джой кивает и соглашается. Легче согласиться, чем напоминать ей, что в Ирландии небо тоже голубое. Только ее мать никогда не замечает, когда сияет солнце и мелкие озера вспыхивают, словно изумруды, прежде чем уйти под землю, а Атлантический океан, тот же океан, который она видит из окна в спальне в Испании, искрится золотом. Вилла принадлежит мистеру Брину, отцу Дэнни. У нее белые стены и терраса, выложенная плиткой. Вокруг стеклянного стола стоят шезлонги. Там есть плавательный бассейн, а наверху находится солярии. Сегодня море штормит, идет проливной дождь, а небо затянуло тучами, что должно показать матери, что небо не может быть вечно голубым.

Разговоры о том, чтобы переехать из Рокроуза, заставляют ее нервничать. Скандалу внизу не видно конца. Пока что отец побеждает, что, по мнению Джой, ничего не значит. Мать будет гнуть свое, чтобы он работал за рубежом. В конце концов она все равно окажется в выигрыше. Как всегда. Он полетит в Техас, или Мексику, или Японию, или еще куда-то, где можно найти нефть, а Джой будет жить с матерью в Испании.

– Сюзанна могла бы продавать песок арабам, – сказал мистер Брин, когда однажды пришел к ним на ужин. – А снег эскимосам.

А теперь она решила продавать испанские квартиры ирландцам, которые хотят убежать от дождливой погоды.

Джой открывает ноутбук и посылает Джои электронное письмо.

Привет, братишка. Внизу у нас происходит полное дерьмо. Что нового? Как у вас дела? Как там Линни и Лиза? Линни все еще крадет твои диски? Отруби ей руки…

Она прекращает писать и закрывает уши руками. На этот раз отец разошелся не на шутку. Она иногда гадает, какой была бы ее жизнь, если бы ее родители развелись, как у Люсинды Бреннан. Люсинда проводит выходные в Эннис с отцом и его новой подружкой. Они едят обеды на вынос и смотрят фильмы ужасов.

– Весело, – говорит Люсинда. – Лучше, чем ирландское рагу и чертовы домашние задания.

Ее родители никогда не разведутся. Она однажды спросила отца об этом, и он рассказал о злости, которую почувствовал, когда его отец покинул дом. Он не хочет, чтобы она испытала то же самое. Когда ему было восемнадцать, отец попытался вернуться, но к тому времени им уже нечего было сказать друг другу. В следующий раз, когда он увидел отца, тот был в гробу. Слишком поздно.

– Некоторые семьи проводят много времени вместе, но при этом впустую растрачивают его, – часто говорит отец. – Мы проводим время с пользой, и это заставляет нас ценить его.

Мать хлопает дверью в гостиной и бежит наверх. Она закрывает дверь в спальню, и Джой слышит щелчок замка. На этой вилле все равно три спальни. Больно знать, что у ее родителей когда-то был секс, но еще неприятнее понимать, что они закрылись каждый в своем одиноком мирке.

Мать запирает дверь в спальню с прошлого месяца, когда Джой вошла к ней без стука. От одной лишь мысли о крови ей становится противно и страшно. Ее мать собирала с постели простыни, покрытые красными потеками. Матрас тоже был запачкан кровью.

– Немедленно выйди из моей спальни!

У нее был незнакомый голос, высокий и дрожащий, совсем не спокойный, как раньше, а лицо приобрело восково-белый оттенок, словно вся ее кровь вытекла на кровать. В тот вечер прислали новый матрас, а старый, с рыжим пятном в центре, увезли в контейнере. Полгода назад у Джой была первая менструация. Она уже привыкла к тому, что в это время у нее бывают боли и плохое настроение. Это мелочи по сравнению с тем, что она видела в комнате матери. Словно там кого-то зарезали.

Позже, когда мать накрывала на стол и напевала под нос какую-то мелодию, Джой спросила у нее насчет крови.

– Это менопауза, – пояснила она. – Не о чем беспокоиться. Это нормально, когда у женщин иногда сильно идет кровь. Не говори ничего отцу. Слышишь?

– Но если ты больна…

– Что я тебе только что сказала, Джой? Я не больна. Твой отец не любит слушать о женских проблемах. Как все мужчины. Я сейчас совершенно здорова.

Она говорила убедительно и, как обычно, была чем-то постоянно занята. Только когда мать запирала дверь в спальню, Джой вспоминала о крови.

Дождь прекратился, словно кто-то щелкнул рубильником и выпустил в небо солнце. Джой выходит на балкон и наблюдает, как ее отец ныряет в бассейн. Ей бы присоединиться к нему, но она не хочет чувствовать его гнев. Он несколько раз переплывает бассейн из конца в конец, вылезает из него, хватает полотенце и принимается быстро вытирать голову. Так он пытается поднять себе настроение. Теперь он пойдет бегать по пыльным дорогам и к пляжу, а потом вернется, весь покрытый потом. Его кожа будет блестеть на солнце, а кудрявые волосы закрывать лоб. Мать уйдет в дом, будто не в силах терпеть запах мужского пота, а он сделает вид, что не заметил. Его выдаст лишь вена, пульсирующая на лбу.

Если Джой заставят жить в Испании, она убежит. А если ее вернут обратно, она снова убежит. Что может сделать ее мать? Запереть ее в испанской башне, как Рапунцель?

Глава сорок восьмая
Карла

Больница Святого Винсента

3 июня 2007 года

Уважаемая Карла!

Я понимаю, что ты, вероятно, не хочешь обо мне слышать тем не менее я чувствую, что обязан написать тебе. Умирающий человек может пренебречь некоторыми условностями, а так как я сейчас стою на пороге забвения, то воспользуюсь этой привилегией. Зная дату своего неизбежного ухода, чувствуешь бремя ответственности… как что-то исправить… с чего начать… Когда тебе в шею дышит костлявая с косой, начинаешь паниковать. Ты, моя дорогая Карла, моя милая, краткая любовь, занимаешь сейчас все мои мысли.

Я не ожидаю, что ты проведаешь меня в больнице, но если ты будешь неподалеку и испытаешь приступ жалости, буду рад тебя видеть.

Твой с глубоким сожалением,

Эдвард Картер.

«Что это с мужчинами в пижамах?» – подумала Карла, направляясь к палате.

Они казались такими потерянными и забытыми, шаркали в клетчатых шлепанцах и пререкались с медсестрами, стараясь спрятать за этим свой страх. Эдвард Картер не был исключением. Ее поразило то, как сильно он похудел, какие у него бледные костлявые пальцы и лысый череп. Химиотерапия была опасной штукой, и Эдвард испытал на себе все ее побочные эффекты. Он сидел на стуле возле кровати и, опустив очки на кончик носа, читал «Айриш таймс».

Он отослал письмо Лео, пометив, что оно предназначено для Карлы. Читая, она с трудом подавила желание выбросить его. Но Эдвард умирал, и то, что произошло между ними, не значило ничего по сравнению с тем, с чем ему пришлось столкнуться.

– Святой боже! – воскликнул он, увидев ее. – Плохо, что один из нас совсем облысел. – Он провел рукой по голове. – Когда это случилось?

– Несколько лет назад. Я просто устала от газетчиков… Можешь называть меня Клэр.

– Я не собираюсь ничего такого делать.

– По-прежнему хочешь, чтобы было по-твоему, Эдвард? Что это за бред насчет смерти?

– Не надо меня утешать, Карла! – Он снял очки и сунул их в карман халата. – Если не можешь с этим справиться, лучше сразу же уйди.

Она придвинула стул и села рядом с ним.

– Я могу с этим справиться, Эдвард. Каков прогноз.

– Два месяца, если повезет. Простата. Слишком поздно обнаружили. Я сам виноват. Я не обращал внимания на опасные сигналы, которые подавало тело. Как обычно, был слишком занят тем, что губил свою жизнь.

– Я уверена, что ты не прав.

– Ты прекрасно знаешь, что это так. – Он улыбнулся и прижал руку к щеке. – Боже, а ты все еще красавица! Я никогда не мог отвести от тебя глаз.

– Глупости, Эдвард, ты всегда умел эффективно их отводить.

Шея у него была длинная и тонкая. Карла никогда не видела его в халате и шлепанцах, а уж тем более в пижаме. Он всегда был или безукоризненно одет, или полностью обнажен. У него была гладкая кожа и мускулистое тело, созданное для удовольствия.

– Рен вернулась из Италии, – сообщил он. – Она пообещала быть рядом, когда придет конец.

– Я рада за тебя, Эдвард.

Она удивилась его спокойствию. Она ожидала, что он будет рвать, метать и размахивать кулаками, пока не испустит дух.

– Странное дело, Карла… Ты думаешь, что можешь получить все… власть и удовольствие… и когда появляется возможность, ты не колеблешься. – Он говорил так тихо, что ей пришлось придвинуться еще ближе, чтобы услышать его. – Я погулял на славу. Но никогда не задумывался над тем, сколько боли причинил другим. Потом произошло это, и теперь я смотрю в пропасть такую глубокую, что не представляется возможным увидеть ее дно. Это очень страшная мысль: вечное падение сквозь собственное прошлое. Поэтому я начал отдавать долги, так сказать. Ничего особенного, просто извинился перед некоторыми людьми. И бездна уже не кажется такой глубокой и темной. – Он провел пальцем по ее щеке и сложил руки на коленях. – Я не очень много хорошего сделал для тебя…

– Ты не виноват.

– Я хотел связаться с тобой, когда газетчики пронюхали о наших прошлых отношениях. Но потом подумал, что для нас обоих будет лучше, чтобы я этого не делал. Никогда не знаешь, когда и откуда получишь удар. Невозможно быть политиком и не нажить врагов.

– Тебе прикрывают спину твои дневники.

– Я потерял друзей. Никто не любит болтуна, если только он не журналист. Джош Бейкер хорошо тебя укатал. Я не виню тебя за то, что ты ушла в подполье. – Он замолчал, глубоко задумавшись, прежде чем продолжать. – Я все думаю о прошлом, о времени в Лондоне. Помнишь ту дорожную пробку?

– Да.

– В последний момент ты попросила меня отвезти тебя домой. Я отказался. В своем высокомерии я думал, что знаю, что будет для тебя лучшим решением. Ты можешь извинить меня за то, что я такое дерьмо?

– Нечего прощать. Я всегда могла уйти и изменить точку зрения. Я решила этого не делать.

– С тех пор много воды утекло.

– Да, тяжелые были времена.

– Но посмотри на себя. Ты держишься увереннее, чем когда-либо. Ты все еще веришь, что сможешь найти ее?

– Я больше не уверена. Все, что я знаю, так это то, что она жива.

– Несмотря ни на что?

– Несмотря ни на что, – повторила она. Она взглянула на часы. – Мне пора, Эдвард.

– Так быстро.

Она нагнулась и поцеловала его в щеку. Он повернул голову, и их губы встретились. Он обнял ее худыми руками. Карла подавила желание отпрянуть от его сморщенных губ и ощущения неминуемой смерти.

Рената Картер вошла в палату и остановилась у его кровати. Она склонила голову набок и подняла красивые брови.

– Еще один должок? – спросила она.

– Это Клэр, – представил Карлу Эдвард.

Рената кивнула, словно между ними было понимание, которое существовало вне ревности или ненависти. Унее была та же прическа, а на ее лишенном морщин, почти детском лице застыло выражение вежливого недоумения. Не говоря больше ни слова, она открыла сумку, вынула выглаженную, аккуратно сложенную пижаму и нагнулась, чтобы положить вещи в шкафчик. Двигалась она быстро и решительно.

Карла вышла из палаты и направилась к лифту, когда Рената догнала ее. Она шла легкими, мелкими шажками, словно по стерне.

– Выпейте со мной кофе, – попросила она. – Я думаю, что настало время нам поговорить.

– У меня назначена встреча…

– Мне нужно всего лишь пять минут. Неужели я так много прошу? Чай или кофе? – спросила она, когда они зашли в бар.

– Ничего, спасибо.

Рената придвинула стул ближе к столу.

– Моего мужа заела совесть, – начала она. – Я рада, что вы пришли. Ему стало легче. Я удивилась, когда увидела вас. Я думала, что знаю всех подружек мужа. Потом я узнала вас Карла Келли во плоти.

– Извините, Рената. Вы не представляете, как я сожалею…

– Пожалуйста, не оскорбляйте меня сожалением. – Рената махнула рукой. – Я приняла решение простить мужа, но не его любовниц.

– Тогда что вы хотите от меня?

– Были еще женщины, много женщин. Он обращался со всеми вами одинаково. Я терпела его неверность ради детей, пока даже моему терпению не пришел конец. Вы стали последней каплей. Вы и дешевая шумиха, которая начинается везде, где бы вы ни появились.

Карла встала и отодвинула стул.

– Возвращайтесь к мужу, Рената. Меня уже достаточно наказали за глупость. Мне не хочется слушать ваши…

– Я никогда не думала, что мне будет стыдно, но это так. – Рената продолжала говорить, словно ее и не перебивали. – Вы заплатили за свою так называемую глупость сполна, но даже я признаю, что ваше наказание оказалось намного суровее проступка. Эдвард считает, что пал жертвой политики. Он, конечно же, ошибается. Нет ничего опаснее женщины, которой пренебрегли. Вероятно, Сью Шиан или еще кто-то из них утопили его. Вы догадывались о ее существовании? Ее или остальных? Или вы были настолько самоуверенны, что считали себя единственной?

– До свидания, Рената. Я надеюсь, что вам стало легче. Хотя почему-то мне так не кажется.

Карла, торопливо покидая здание больницы, подумала, что Эдвард Картер ошибался насчет змей в траве. Прошлым была жена с яростью в глазах. И когда она нанесла смертельный удар, яд попал глубоко.

Глава сорок девятая
Сюзанна

Я не думаю, что профессионально обсуждать анализ крови посреди хлебного отдела в магазине, но Уна Виллиамсон наткнулась на меня именно там. Она получила мое письмо, в котором я объяснила, почему не могу больше быть ее партнером в бридже, но она решила не отступать просто так. Она спросила, почему результаты от моего гинеколога не переслали ей.

Я ответила, что свяжусь с ним и узнаю, в чем задержка. Я сказала ей, что, к счастью, все анализы хорошие. Лечение, которое он порекомендовал, было успешным, и вопрос, который мы обсуждали, уже решен.

Она сурово посмотрела на меня. Неужели она подозревает? Как такое возможно?

– Ты потеряла в весе, – заметила она. – Ты на диете?

– Я так занята, – ответила я, – что постоянно не успеваю пообедать. Как только я обоснуюсь в Испании, все изменится. Ты должна приехать к нам. Устроить себе небольшой отпуск в солнечной стране – это как раз то, что доктор прописал.

Она вежливо улыбнулась моей попытке пошутить и пробормотала что-то неопределенное. Она отодвинула тележку в сторону и дала мне пройти. Я чувствовала, что она глядит на меня, пока я не повернула за угол. Ты в дурном настроении сидела в отделе косметики, пробуя разные помады, и руки у тебя были покрыты разводами персикового и розового цветов. Ты хандрила с тех пор, как Дэвид подписал аризонский контракт. Вероятно, поэтому ты дулась на меня. Я видела ненависть в твоих глазах. Она напугала меня, потом я разозлилась. Что плохого в том, чтобы переехать в Испанию? Ты заведешь новых друзей. Это позволит тебе расширить горизонты. Дэнни Брин будет регулярно приезжать с отцом, и ты сможешь пригласить на каникулы Люсинду.

Как только мы сели в машину, ты закатила скандал. Какой же у тебя злой язык, когда получается не по-твоему! Я знаю, что будет для тебя лучше всего, но ты не отстаешь от меня. Как и он, как и Мириам. Она имела наглость предложить, чтобы ты осталась здесь, с ней, пока я не обустрою испанский офис. Ты моя дочь. Да как она смеет! Жду не дождусь, когда наконец уберусь отсюда. Понимание того, что я могу сбежать, делает ожидание невыносимым. Две недели, и мы уедем.

Уже поздно. Даже шепот молчит. Сегодня вечером я просматривала альбом. Это моя хроника твоей жизни. Хроника моей реальности, какой я ее сделала. Я добавила последние фотографии из Испании. Какими довольными мы выглядим! Мы улыбаемся в камеру.

Потом я перелистала в начало… где все началось. Годы звали меня. Душевная боль и разочарование… шепот о том, что могло бы быть. В конце концов я закрыла альбом и вершась к Судебной книге, по которой в один прекрасный день мы все будем судимы по делам нашим.