Текст книги "Украденное счастье. Цветок на камне"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
Часть II
Глава 1Гаянэ сидела на застланной ковром тахте, опустив голову, согнув плечи, и Вардан невольно ощущал свою вину. В последние дни жена ушла в себя и, казалось, думала только о ребенке, который вот-вот должен был появиться на свет.
Каринэ не сомневалась в том, что сумеет принять у невестки роды, но все же на всякий случай решила позвать Анахиту, как самую искусную в селении повитуху.
– Вы посидите тут, – с преувеличенной бодростью произнесла она, взглянув на сына и невестку, – а я скоро вернусь.
Когда Каринэ входила во двор Анахиты, навстречу попалась какая-то женщина, со знакомым и вместе с тем странно изменившимся лицом. Тихо поздоровавшись, она быстро прошла мимо, и только тогда Каринэ узнала Асмик.
Что она делала у Анахиты? С одной стороны, в этом не было ничего удивительного: к гадалке и знахарке обращались многие. И все же Каринэ заподозрила неладное. Если она сама жила поблизости, то Асмик пришлось добираться до Луйса по занесенной снегом тропинке под пронзительным ветром. Вероятнее всего, она пришла к Анахите так поздно, потому что не хотела быть замеченной и узнанной жителями селения.
Каринэ вошла в дом гадалки. Анахита задумчиво перебирала кости. Каринэ показалось, что гадалка сообщила предыдущей гостье плохие известия. Анахита была вдовой и имела двух сыновей, которые давным-давно ушли из Луйса в Исфахан, на заработки, да так и не вернулись. И хотя женщина всегда брала плату за свои услуги, все знали, что она принимает беды односельчан близко к сердцу и искренне стремится помочь.
– Зачем к тебе приходила Асмик? – с ходу спросила Каринэ.
– Ты пришла, чтобы узнать об этом? – насмешливо промолвила Анахита.
– Нет, но мне показалось, что у нее было важное дело, и потому…
– Тебе известно, что я не выдаю чужих тайн, Каринэ! – перебила гадалка. – В противном случае многие жители Луйса давно поубивали бы друг друга! – И, помедлив, добавила: – Но ты – мудрая женщина и, надеюсь, поведешь себя достойно. Будет лучше, если ты узнаешь обо всем сейчас и – от меня.
Почувствовав слабость в ногах, Каринэ села и сложила на коленях похолодевшие руки.
– Я тебя слушаю.
– Ты хотела узнать, зачем приходила Асмик. Так вот: она беременна.
– От кого?
Анахита сделала паузу. Ее желтые глаза в свете свечи казались золотыми.
– Догадайся.
Каринэ замотала головой.
– Ох, нет!
– Рано или поздно это должно было случиться, – заметила Анахита.
Каринэ вскочила, едва не опрокинув стул.
– Нам всегда говорили, что знатные люди – это золотые слитки, в отличие нас, тех, кто сделан из обычной глины! Но теперь я знаю, что это не так, потому что эта девчонка просто жалкая потаскушка! Родила от мусульманина, а теперь соблазнила моего сына!
– Успокойся. Сядь. Ты знаешь, что Асмик всегда нравилась Вардану. Он с радостью овладел бы ею в тот же миг, как только ее увидел. Но тогда это было невозможно. А теперь она сломалась и сдалась.
– Ты ее оправдываешь?!
– Она очень несчастна. Она чувствует себя виноватой, ей не нужен этот ребенок. Она плакала и говорила, что не знает, как выпутаться из этой истории.
– Думала бы раньше, когда валялась в кустах! Какой позор! – в сердцах воскликнула мать Вардана.
– Да, позор… Она тоже так считает. Асмик просила меня избавить ее от плода, пока люди не догадались, что она в положении. Она не собиралась говорить об этом твоему сыну.
Каринэ затаила дыхание.
– Что ты ей ответила?
– Я дала ей настойку, но она не подействует. Я не стану ее калечить, потому что она еще очень молода и если с ней что-то случится, ее ребенок останется сиротой. А еще потому, – Анахита тяжело вздохнула, – что ее ждут такие беды, каких ни одна из нас не пожелает самому злейшему врагу!
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво произнесла женщина.
– Она просила меня погадать.
– Ты сказала ей правду?
– Нет. Я никогда не говорю людям такой правды, – ответила Анахита и заметила: – Нам всем суждены испытания, но Асмик достанется больше всех.
– И поделом!
– Не говори так, – строго произнесла гадалка.
– А что я должна делать? – Каринэ никак не могла прийти в себя. – Гаянэ вот-вот родит! Рано или поздно Вардан узнает, все узнают!
– Да. Потому я хочу попросить тебя быть мужественной и мудрой. Не вини Асмик. Не вини сына. Постарайся успокоить невестку.
Когда у Гаянэ начались роды, Каринэ выпроводила Вардана из дома, сняла крышки с посуды, открыла сундуки, развязала все узлы на одежде невестки и распустила роженице волосы. Постелила на пол чистой соломы и послала работника за Анахитой и соседками. Гаянэ старалась держаться мужественно, хотя ей было очень страшно. Побледневшая от страха, она дрожала всем телом. Больше всего на свете молодой женщине хотелось, чтобы рядом находился Вардан, чтобы он держал ее за руку, но это было невозможно.
Последний ходил взад-вперед возле дома и напряженно размышлял. Неожиданно ему пришла в голову мысль о том, что было, когда рожала Асмик. Возле нее не было никого, кроме Анахиты и Хуриг, тогда как на помощь Гаянэ спешила целая толпа беспрерывно гомонящих соседок. Многие из них поглядывали на Вардана с каким-то странным любопытством, и он не мог отделаться от мысли, что им известны его тайны.
Прошло много времени, прежде чем его позвали в дом. Обессилевшая Гаянэ лежала в пышно убранной постели, однако до того как Вардан смог подойти к ней, ему подали ребенка, завернутого в пеленки, будто в белую скорлупку.
– Девочка! – сказала Анахита, и окружавшие ее женщины заулыбались.
Вардан неловко поблагодарил повитух и осторожно принял маленькое тельце. Ребенок был легким, почти невесомым. Глаза дочери были открыты и казались удивительно большими и черными, она смотрела на него серьезно, пожалуй, даже строго.
Вардан подумал о том, как хрупка человеческая жизнь. Такие мысли приходили к нему и раньше, например когда погиб его отец или когда мать Асмик покончила с собой. Но тогда эти мысли явились к нему перед лицом смерти, а не перед едва народившейся жизнью.
Он наклонился и нежно прикоснулся губами к личику ребенка.
– Какая красивая! Я назову ее Аревик, «солнышко», несмотря на то, что она родилась поздним вечером!
На ресницах измученной, но счастливой Гаянэ дрожали слезинки.
– Прости, что не смогла подарить тебе сына!
– В следующий раз пусть лучше старается! – сказали женщины и засмеялись.
Вардан присел на постель.
– Ты не представляешь, как я благодарен тебе за дочь!
В последующие дни он был на диво предупредителен и заботлив с Гаянэ. Каринэ, безмерно довольная появлением внучки, зорко наблюдала за сыном. Нет, он не знал про Асмик. Пока не знал. Как и его жена.
Это продолжалось довольно долго, пока однажды на улице Гаянэ не встретилась все та же Ануш, которая насмешливо заявила:
– Хорошо старается твой Вардан! Не успела одна жена родить, как он тут же сделал ребенка другой!
Гаянэ побледнела.
– О чем ты?
– О том, что Асмик вот уже несколько месяцев ходит не одна; между тем поблизости не появлялось ни одного мусульманина!
Гаянэ сразу поверила в то, что женщина говорит правду.
Зиму сменила весна, горы были окутаны дымкой тающего снега. Временами оттуда доносился глухой грохот лавин. В колеях узкой дороги хлюпала вода. Дул сильный, теплый, влажный ветер.
Гаянэ бежала, увязая в грязи, ломая руки и еле сдерживая рыдания. Она не заметила, как очутилась перед домом, в котором жила Асмик. Молодая женщина никогда не бывала здесь прежде и сразу почувствовала, что это нехорошее место, заброшенное, неуютное и зловещее.
Крыльцо поросло мхом, терраса была пуста. Гаянэ испугалась. Внезапно ей почудилось, что здесь могут обитать только призраки.
В этот миг из дома вышла Асмик. Гаянэ в ужасе попятилась, потому что ей показалось, что это покойная Сусанна. Длинные черные волосы, большие печальные глаза, холодное лицо, замедленные движения.
Потом молодая женщина поняла, что все-таки это не восставшая из могилы покойница, а ее дочь, и попыталась разглядеть, отяжелела ли походка Асмик, пополнела ли она станом.
Когда это могло случиться? Гаянэ прикусила губу. Очевидно, осенью. Тогда Вардан часто отлучался из дома и возвращался сам не свой. Смотрел в одну точку и не отвечал на вопросы. Его лицо пылало румянцем, а глаза метали молнии.
В те дни Гаянэ не решилась его трогать. Из-за ее беременности они не спали вместе, и ей казалось, что она отдалилась от мужа. Теперь Вардан вернулся в ее постель, к тому же души не чаял в дочери. Подумав об этом, молодая женщина почувствовала себя сильнее и сделала шаг вперед.
– Ты – кошка! Змея! Ждешь ребенка от моего мужа! – отчаянно прокричала она, сжав кулаки. – Будь ты проклята! Пусть погаснет твой очаг! Я желаю, чтобы ты умывалась слезами!
Асмик побледнела и задрожала всем телом, но не произнесла ни слова. Немного постояв, Гаянэ побрела прочь. Ее не оставляло чувство, что она говорила с призраком.
Вернувшись домой, молодая женщина принялась собирать вещи, не обращая внимания на испуганные уговоры свекрови. Привязав ребенка к спине, она выскочила из дома, и тут во двор вошел Вардан.
– Ты куда? – встревоженно произнес он, загораживая проход.
– Я ухожу. – Гаянэ смотрела на него как на чужого. – С меня довольно! Я знаю, что Асмик ждет от тебя ребенка! Ты всегда относился ко мне как к пригретой из милости нищей, вот я и собираюсь стать нищей, вместе с Аревик!
Вардан отшатнулся и закрыл лицо руками. Как же он был наивен и глуп, думая, что придет весна и он вновь ослабеет от счастья, каждый день сжимая Асмик в объятиях, упиваясь ее близостью, ее телом!
Все вышло иначе. Он обрек ее на новый позор, вдобавок Гаянэ покидает дом, унося с собой его дочь!
Вардан знал, что Асмик права: он никогда не сможет оставить семью и землю, на которой родился. Это она… она сумела пойти против своей среды, своего рода, своей веры, сполна окунуться в безумие. А он… он был не таким. Вардан в самом деле не представлял, как станет жить в Исфахане или другом городе, ежеминутно тревожась об убитой горем матери, покинутой земле, брошенных жене и дочери.
Бог щедрой рукой преподнес ему то, что он желал получить больше всего на свете, но угрызения совести и чувство долга убили вкус этих даров.
– Не уходи, – глухо произнес он, – не уноси Аревик. Я вас люблю, я желаю остаться с вами!
– Ты лжешь! – Раненная в самое сердце, Гаянэ не считала нужным скрывать свои чувства. – Ты никогда меня не любил! Я была нужна тебе для утехи! Для того чтобы не было скучно долгими зимними ночами, – ты сам об этом сказал! Теперь твое одиночество скрасит Асмик! Возьми ее в дом и гордись, что твои потомки принадлежат к знатному роду!
Вардан бросился навстречу жене и сгреб ее в охапку.
– Нет! Умоляю, не надо…
Гаянэ вырвалась, оскалила зубы, разразилась странным болезненным смехом и бросила:
– Тогда скажи, что ты просто развлекался с ней, а любишь… любишь меня! Поклянись, что никогда не дотронешься до нее!
Спустя несколько минут они вошли в дом. Каринэ видела, что Вардан изменился, почернел лицом. Он дал все требуемые клятвы, и Гаянэ вернулась, но это не принесло облегчения ни ей, ни ему. Вечер прошел напряженно. Всякий раз, когда Вардан обращался к жене, она отвечала ему дрожащим от ожесточения и горя голосом. Каринэ молча шила, не поднимая головы. После разговора с Анахитой она не знала, кого осуждать, а кого жалеть.
После того как Гаянэ бросила в лицо Асмик злые, истерические обвинения и убежала, последняя села на крыльцо и закрыла лицо руками.
Молодая женщина не заметила, как рядом остановилась Хуриг и тихо промолвила:
– Я все слышала, госпожа. Это правда?
Асмик отняла руки от лица, и Хуриг увидела сжатые губы, огромные остановившиеся глаза. Тоскливый взгляд. Это было лицо Сусанны, Сусанны Агбалян.
– Да. Правда. Я опять жду ребенка.
Преодолев свои чувства, старая служанка села рядом и принялась гладить девушку по голове.
– Почему это случилось?
– Он давно этого хотел, а я была ему обязана, – просто сказала Асмик и добавила: – Я слишком беспомощна и безвольна.
– Нет, – возразила Хуриг, – вы постоянно переступали черту, на что решится не каждый. Переступали, руководствуясь только своими чувствами. Плохо лишь то, – она тяжко вздохнула, – что ваши дети никогда не будут носить достойного имени и не займут места в вашем роду.
– Мой род умер.
– Да, у вашего отца не было братьев, но стоит надеяться, что Григор Манавазян и его дети живы.
– Это не имеет значения. Они в Византии. Они сразу сдались и уехали. Только моя мать осталась, потому что была сильной.
– Да, госпожа Сусанна была сильной, – сказала Хуриг. – Настоящая армянская женщина, честная, любящая и гордая.
Слова старой служанки ужалили Асмик в самое сердце, и она ответила:
– Я не такая.
– Вы – нежный белый цветок, растоптанный жестокой судьбой. Цветок, вырванный из привычной почвы и брошенный на голые камни. Госпожа Сусанна успела выйти замуж, родить семерых детей, у нее был опыт и жизни, и стойкости. И все же, – неожиданно добавила Хуриг, – она сдалась, сдалась тогда, когда наступил роковой момент, когда она… ни за что не должна была сдаваться!
– Она не знала, как жить дальше, и теперь я тоже этого не знаю, – прошептала Асмик.
Зато Гаянэ хорошо знала, как нужно действовать. Она не стала ждать, пока по Луйсу расползутся сплетни, и сама поведала односельчанкам о том, что случилось в ее семье, а также пожаловалась отцу Саркису. Подкараулила Манука, дядю своего мужа, и рассказала ему о недостойном поведении Вардана.
Манук относился к племяннику с уважением, несмотря на то, что в свое время пятнадцатилетний Вардан решительно отстранил его от управления хозяйством покойного брата.
Выслушав сбивчивую исповедь Гаянэ, Манук ответил:
– Не стану скрывать, я был против того, чтобы мой племянник женился на тебе, ибо муж и жена должны быть сделаны из одного теста, только тогда у них будет лад. Однако если Вардан что-то задумал, его невозможно сбить с толку. Думаю, у него были веские причины взять в жены именно тебя. А потом он вдруг переметнулся к другой женщине. Сдается, это произошло не случайно. Достаточно вспомнить, как он вызвался быть крестным отцом ребенка, которого та родила от араба. И чего ты от меня хочешь? Он не послушался меня прежде, не станет слушать и на этот раз.
Уязвленная, раскрасневшаяся, плачущая злыми слезами женщина быстро проговорила:
– Я хочу, чтобы община Луйса приняла решение прогнать эту женщину из селения! Пусть возвращается в свой Исфахан!
Манук задумчиво потер подбородок.
– Нельзя сказать, что она живет в селении.
– Зато приходит сюда, чтобы пакостить!
– Полагаю, мой племянник сам ее навещал.
– И она его принимала! Порядочные женщины так себя не ведут.
Мужчина пожал плечами.
– Ей не позавидуешь. Я не берусь ее судить и не пытаюсь понять. Сначала история с мусульманами, потом странная гибель ее матери, теперь – связь с Варданом. Ходили слухи, что арабы взяли ее силой… Если это так, то мы были несправедливы по отношению к ней. Все, кроме моего племянника.
Гаянэ расхохоталась.
– О да! Они увезли ее силой, она умудрилась бежать и вернулась в селение целехонькой! Ни порванной одежды, ни синяков, ни горьких слез!
– Я не знаю, что тебе ответить, – сказал Манук. – Однако если он задумает бросить тебя и ребенка, я выступлю на твоей стороне. А что говорит Каринэ?
Гаянэ поджала губы и промолчала. Впервые в жизни она была сердита на свою свекровь. Та не поддерживала невестку; в ответ на ее жалобы только отмалчивалась. Иногда молодой женщине чудилось, будто Каринэ находится на стороне любовницы своего сына.
Между тем усилия Гаянэ принесли свои плоды. Когда спустя неделю Асмик подошла к церкви, женщины стали бросать в нее камнями и выкрикивать оскорбительные слова. Девушка в ужасе обратилась в бегство. Еще через несколько дней подстрекаемые женами мужчины созвали сельский сход, где в числе всего прочего повелели Вардану не встречаться с Асмик, ибо в противном случае она будет изгнана из Луйса. Молодой человек в гневе накричал на них, после чего покинул сход. Вардан понимал, в чем его обвиняют. Кое-кто из жителей селения сам был не без греха, однако никто из них ни разу не сталкивался со столь беззастенчивым, безумным, неприкрытым проявлением страсти.
Гаянэ, похоже, была довольна. А Каринэ, когда сын, улучив минуту, подошел к ней и в отчаянии прошептал: «Кто же теперь поможет Асмик?!», произнесла с уверенностью и сочувствием:
– Не волнуйся. Я помогу. В конце концов, у нее родится мой внук или внучка.
Кажется, впервые в жизни Вардан выглядел по-настоящему растерянным и беспомощным. Прежде ее сын не признавал поражений, как никогда не давал пустых обещаний и не отводил взгляда при виде опасности или правды, которая разрывала сердце на части.
Вардан нашел возможность увидеться с Асмик, когда земля только оделась тонким, быстро тающим покровом снега, таким же призрачным и прозрачным, как облака, что окутывали вершины гор.
Он взял ее лицо в ладони и произнес со всей горечью и нежностью, что скопились в его душе за минувшие дни:
– Почему ты мне не сказала?
Она казалась удивленной.
– Зачем?
– Разве не я явился причиной твоих страданий? Разве это не мой ребенок?!
Асмик едва заметно усмехнулась, чем напомнила ему Сусанну.
– Почему ты не говоришь, что именно я во всем виновата?
Вардан бережно обнял ее и привлек к себе.
– Потому что это не так.
Девушка отрешенно смотрела вдаль. Внезапно Вардану стало страшно. Каково ей жить, презираемой всеми, лишенной надежды на будущее!
– Я никогда тебя не оставлю.
– У тебя уже есть жена и ребенок.
– Я всегда хотел, чтобы моей женой была ты. И ты это знаешь.
Асмик не ответила, и тогда Вардан промолвил, снедаемый ревностью и досадой:
– Неужели ты все еще помнишь того человека и жалеешь о нем? Ведь он мусульманин, для которого женщина – просто удобная вещь, существо без души!
– Я о нем не думаю, – промолвила девушка, но по ее тону и взгляду Вардан понял, что она лжет.
Он украл у нее возможность встретиться с арабом, подменил ту «неправильную» и неправедную, но настоящую жизнь, какую она втайне желала изведать, другой, призрачной, той, о которой мечтал он сам. И, кажется, сделал только хуже. Она будет вынуждена остаться здесь и жить, ненавидимая и презираемая всеми, и ее дети – в том числе и его ребенок! – никогда не обретут законное имя.
– Прости меня! – искренне произнес он.
– За что?
– За мою любовь к тебе!
– Любовь, Вардан, – задумчиво промолвила Асмик, – то единственное на свете, что не требует ни прощения, ни раскаяния.
Глава 2Исфахан был красив и полон чудес, но за те годы, что Камрану довелось в нем провести, город так и не стал для него своим, может быть, оттого что стоял в окружении гор, которые напоминали ему о том, что он живет на чужбине. А еще – из-за безраздельного чувства утраты, что по сей день терзала его душу.
Об этой боли знал только один человек; то был его приятель, молодой хаким [17]Фарид ибн Али, подобно многим соотечественникам отправившийся в Персию на поиски счастья.
– Ничто не вечно – ни чувства, ни молодость, Камран, – говорил Фарид, стараясь утешить приятеля. – Рано или поздно твою бы любовь поглотило и стерло время.
Они сидели на каменной террасе дома, в котором жил Камран; солнечный свет играл, взбираясь по стенам, тускло мерцал под потолком. Молодой человек долго не шевелился и не отвечал; он сидел, прижав кулаки к подбородку, и смотрел в одну точку. Наконец промолвил:
– Прошло восемь лет, но я не могу ее забыть.
– Это всего лишь женщина, к тому же не мусульманка, – испытывая неловкость, произнес Фарид.
– Мне кажется, истинное чувство не знает ни веры, ни происхождения, ни других преград. В нашем случае это было именно так. Она нарушила все, что могла нарушить, и со мной произошло то же самое.
– И все-таки она сбежала от тебя, – осторожно напомнил приятель.
– Она испугалась за мать. За свою веру и душу. Да, христианки подчиняются мужчинам, но не так, как наши женщины. Они другие, они пропитаны гордостью, словно факел – смолой. Жизнь на чужбине, среди людей иной веры требует от них неженского мужества и стойкости.
– Она была такой?
По телу Камрана пробежала судорожная дрожь. Прежде его глаза были черны как уголь, но теперь в них зажегся живой, горячий свет, свет счастливых воспоминаний, неугасимой любви.
– Жасмин была похожа на огонь, вспыхнувший в безбрежном мраке, на травинку среди пустыни. Она напоминала хрупкий белый цветок. – И тихо добавил: – Мне бесконечно жаль, что я его сломал. Я думал, мы будем счастливы.
– Разве ты поспешил бы овладеть этой девушкой, если б она была нашей веры?
– Не знаю. – Взгляд Камрана был полон муки. – В такие минуты не думаешь о вере, о будущем, вообще ни о чем, кроме… любви. Это как помрачение рассудка, как болезнь…
Фарид пожал плечами. При всем желании он не мог найти лекарство от недуга, которым страдал приятель.
– Быть может, тебе нужно вернуться в Багдад?
Камран замер. О, Багдад, мудрый покой Востока, с его властной роскошью, пронзительной нищетой и кричащей суетой! Запах кофе, дымок кальяна, тревожащий душу ветер пустыни, узоры ковров и тонкогорлых медных кувшинов, многотысячная, похожая на яркую мозаику толпа на рыночной площади – ароматы и видения прошлой жизни.
Спустя мгновение его мысли вернулись к Асмик.
– Я остаюсь в Исфахане именно потому, что только здесь я чувствую себя связанным с ней невидимой тоненькой ниточкой. Если я уеду из Персии, эта связь окончательно оборвется.
– Ты искал ее?
– Повсюду. И напрасно. Иногда я думаю, жива ли она…
– Почему она уехала из того селения?
– Мир Жасмин рухнул, и она не знала, в ком и в чем искать опору. Она бросилась в пучину любви, потому что увидела в ней тот свет, который потеряла. А потом испугалась и решила вернуться к матери, а та покончила с собой. Тогда Жасмин меня возненавидела. Наверное, ей казалось, что, уговаривая ее бежать, я думал только о себе. Должно быть, она думала, что я не способен пойти ради любви на такие жертвы, какие осмелилась принести она.
– Прости, – Фарид дотронулся до его руки, – но то, о чем ты говоришь, противоречит нашему воспитанию и обычаям! Нельзя становиться рабом своих чувств, тем более чувств к женщине. Да, мы знаем им цену, воспеваем их красоту, наслаждаемся их ласками, но они никогда не станут равными нам.
– Мой отец тоже так считал. Я видел это по его отношению к моей матери и к другим женам. А мне всегда казалось, что существует много других способов возвыситься, не унижая тех, кто слабее. Когда однажды мой отец стал таскать мать за волосы и пинать ее, я вцепился в его руку, закричал и заплакал. Тогда он ударил меня по лицу и сказал, что я не мужчина, если веду себя подобным образом. Вспоминая об этом, я думаю: когда человек не может справиться со своим сердцем, это не преступление. Гораздо хуже, когда сердца просто нет.
Освобожденные от туманного покрова вершины гор возвышались друг над другом, а небо над ними было чистым и светлым. Запрокинув голову, Тигран вглядывался вдаль, туда, где вились едва заметные тропы и ослепительно сияли пятна вечных снегов. Мальчик любил край, в котором родился, и вместе с тем его не покидало чувство, что его настоящая родина находится не здесь, что он забрел сюда случайно и когда-нибудь навсегда покинет эти места.
Отчасти в том была виновата мать. Тигран рано узнал, что он происходит из знатного рода, хотя этому не было никаких подтверждений. Разве что их обособленное положение; но оно, догадывался мальчик, скорее свидетельствовало о презрении, чем об уважении жителей Луйса к его матери, сестре и к нему самому.
Они жили одни, совсем одни. Прежде с ними была Хуриг, но она умерла несколько лет назад, и Тигран плохо ее помнил. Иногда к ним приходила тетушка Каринэ, изредка – крестный, дядя Вардан. Они приносили подарки Тиграну и его младшей сестре Сусанне; при этом мало разговаривали с мальчиком и смотрели на него изучающе, настороженно, но Тигран не огорчался.
Главное, чтобы мать как можно реже впадала в то состояние, в каком пребывала сегодня. В такие дни мальчик убегал в горы и блуждал там, пока от голода не начинало сводить живот или пока красный шар солнца не касался своим краем далекого каменного хребта.
Изредка, когда Тигран возвращался обратно, мать уже хлопотала над приготовлением нехитрой еды и, увидев сына, привлекала его к себе, гладила по голове, и тогда он чувствовал ее любовь и скрытую вину. Но чаще она продолжала сидеть, как сидела, – неподвижная, отсутствующая, поразительно чужая. Ничто не могло вывести ее из этого состояния: ни хныканье Сусанны, ни уговоры, ни мольбы, ни даже гнев Тиграна. Наверное, начнись в эту пору землетрясение, она не обратила бы на него никакого внимания!
Мальчику чудилось, будто некий чародей околдовывает мать, похищает ее душу и на время уносит в свои неведомые чертоги, оставляя на виду пустую, холодную оболочку.
О чем она думала в эти минуты? Воскрешала ли в памяти прошлую жизнь, большой город с его рынками, площадями, город, в котором Тигран никогда не бывал? Отца, в честь которого он, Тигран, получил свое имя?
Но о его отце мать никогда не рассказывала. Ей не нравилось, когда мальчик пытался вызвать ее на откровенность; чувствуя это, не по возрасту серьезный и смышленый Тигран предпочитал молчать. Он любил свою сестру, но понимал, что мать относится к ним по-разному. Ее отношение к нему было куда сложнее, чем к Сусанне. Дочь она просто любила, тогда как сын порой вызывал в ней некие противоречивые чувства: наряду с любовью Асмик ощущала что-то похожее на раскаяние и досаду.
Она никогда не была щедрой ни на ласку, ни на разговоры, и временами Тиграну казалось, что он совсем ее не знает.
Задумавшись, мальчик не заметил, как отошел на большое расстояние от дома; так далеко он обычно не заходил. Мать запрещала Тиграну приближаться к селению. Она рассказывала детям о Боге и заставляла молиться, но не водила их в церковь. Все, что нужно для жизни, им привозил работник дяди Вардана.
Мальчик собирался повернуть назад, как вдруг увидел незнакомую девочку с корзинкой в руках, которая с любопытством смотрела на него из-за деревьев. На вид она была младше Тиграна, но старше Сусанны.
Опасаясь, что незнакомка убежит, мальчик быстро окликнул ее:
– Эй, ты кто? Что стоишь там? Выходи!
Вопреки ожиданиям она вышла ему навстречу.
Девочка была хорошенькая – пушистые вьющиеся волосы, большие черные глаза – и разодета, как картинка. Ее платье было расшито золотыми нитками и отделано яркой тесьмой, шею обвивало монисто, а на голове красовалась украшенная цветными бусинами шапочка.
– А ты кто? – смело спросила она.
Мальчик невольно смутился.
– Меня зовут Тигран. Я живу с мамой и сестрой вон там! – Он обернулся и показал рукой.
Девочка шумно вздохнула; ее глаза заблестели так, будто она прикоснулась к какой-то запретной тайне.
– Так ты тот, кого зовут арабчонком? – наивно поинтересовалась она.
– О чем ты? – настороженно произнес Тигран, чувствуя, как грудь холодеет, а лицо, напротив, заливает предательская краска.
– Моя мама говорила, что твою мать побили камнями, потому что она плохо себя вела с мужчинами, и запретили ей появляться в селении, – назидательно проговорила девочка, явно подражая взрослым и повторяя их слова.
– Почему ты говоришь, что она плохо себя вела? – прошептал Тигран.
– Потому что она принесла тебя и твою сестру в подоле.
– Что значит «принесла в подоле»?
Девочка задумалась, потом нашлась:
– То, что у тебя нет отца!
Тигран попятился, а потом побежал прочь, спотыкаясь о камни, ломая кустарник. Он не сразу понял, почему не видит дороги. Слезы были такими бурными и обильными, что он испугался, что никогда не сможет их остановить. Слова незнакомой девочки жгли сердце Тиграна так, будто она внезапно засунула ему за пазуху горсть горячих углей.
Плохо вела с мужчинами? Что это могло означать? Тигран никогда не видел возле матери никаких мужчин, разве что дядю Вардана, да и тогда они всего лишь разговаривали; к тому же мальчику казалось, что мать делает это неохотно и радуется, когда дядя Вардан уходит домой.
В материнской постели спала Сусанна, а он – отдельно, хотя Тигран не отказался бы, если б мать лишний раз прижала его к себе и погладила по голове.
Незнакомая девочка была права: причина всех их бед в том, что у него нет отца. Она живет в Луйсе и наверняка слышала это от взрослых.
Когда Тигран вернулся домой, мать заканчивала печь лепешки. Она была не слишком хорошей хозяйкой, стряпня тетушки Каринэ была куда вкуснее, но для мальчика это не имело значения.
Когда Асмик повернулась и увидела сына, ее губы тронула радостная улыбка.
– Где ты был? Я начала волноваться.
– Гулял, – пробормотал Тигран, стараясь не выдать своего настроения.
Едва ли не впервые в жизни он был по-настоящему уязвлен, даже зол. В нем вдруг проснулся маленький мужчина, пробудилось желание узнать все сразу и до конца. Нужно было только решиться, но это оказалось самым сложным.
Асмик рассеянно кивнула. Ничто не напоминало в ней ту наивную юную девушку, которая приехала в эти края вместе с матерью восемь лет назад. Теперь это была уставшая от жизни, но еще не сломленная ею женщина, внешне удивительно похожая на покойную Сусанну.
После того как Асмик запретили появляться в селении, она провела между собой и другими людьми резкую черту. Молодая женщина не винила тех, кто ее осуждал. С их точки зрения, все, что она сделала в своей жизни, было неправильно, бесчестно, преступно. Иногда Асмик мысленно возвращалась к точке отсчета своей судьбы, к тому моменту, когда она впервые узнала, какой страшной может быть жизнь, и размышляла о том, могло ли все сложиться иначе.
Хуриг отнесла Сусанну в церковь, чтобы окрестить девочку, а крестным отцом стал работник Вардана. Сама Асмик не смела появляться в селении и не пускала туда детей. Теперь, когда старая служанка умерла, их навещала Каринэ, и Асмик всякий раз говорила женщине, чтобы она больше не приходила. Ей не хотелось причинять горе семье Вардана. Его дочь Аревик была немногим младше Тиграна, а не так давно Гаянэ родила сына.
Асмик часто думала о будущем своих детей. Что их ждет? Сама того не желая, она подарила им жизнь, но отняла все остальное.
– Мама, я хочу с тобой поговорить. Я должен знать, кто мой отец! – Голос ребенка звенел от волнения.
Асмик вздрогнула и посмотрела на Тиграна. Он был похож на Камрана, и было нечто странное в том, что она видела в мальчике черты того, кто никогда не узнает о своем сыне.
– Я много рассказывала тебе о Тигране Агбаляне.
Услышав это, мальчик не по-детски твердо сжал губы, и его темные глаза угрожающе сверкнули.
– Тигран Агбалян – мой дед, а я спрашиваю об отце. Это дядя Вардан?
