Текст книги "Украденное счастье. Цветок на камне"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Прощение
Первое время Эсме казалось, будто судьба затолкала ее в комнату, где царит непроглядный мрак. У нее не было опыта нищенской жизни, она стыдилась жалкого состояния, в котором поневоле очутилась; принимая помощь от посторонних людей, женщина терзалась муками совести. А еще она смертельно переживала за дочь.
События свились в роковую цепь; думая об этом, Эсма горько усмехалась. Мурад пошел продавать ожерелье, подаренное ей Таиром, и его ограбили и убили. Она принялась торговать на рынке и добилась успеха, но воровской мир, к которому принадлежал бывший возлюбленный и отец ее дочери, взял ее за горло.
Молодая женщина решила продать книги и на вырученные деньги уехать в Басру вместе с Джалилой. Придется попросить помощи у отца. Эсма была готова пойти на любые унижения, лишь бы Джалила не голодала.
Рано утром она простилась с Зейнаб и ее семьей, взяла дочь за руку и отправилась на рынок. Один из сыновей соседки нес сундучок с книгами. Эсма решила, что, расставшись со своими реликвиями, она не станет задерживаться в Багдаде и сразу отправится в путь.
На базаре к ней подходили многие люди, но почти никто из них не знал грамоты и не нуждался в книгах. Наконец в середине дня какой-то господин пожелал купить сокровища Эсмы. Он долго торговался, говоря, что местами книги попорчены огнем, и хотя молодая женщина знала истинную цену работы багдадских каллиграфов, она так устала, что у нее не было сил спорить.
Джалила тоже измучилась; девочке надоела жара, к тому же она хотела есть.
Эсма подошла к торговцу лепешками. Женщина решила поберечь деньги и покупать только самое необходимое. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем они доберутся до Басры и она отыщет отца.
Джалила схватила лепешку и жадно вонзилась в нее зубами. В этот миг она напомнила Эсме Амаля, который родился в нищете. О, только не это! Ужасны не голод, не грязь и рваная одежда; самое страшное заключается в том, что это влечет за собой бедность духа, тупую покорность судьбе. Из-за нищеты душа одевается в броню, а сердце превращается в камень.
Эсма привыкла погружаться в свой внутренний мир, размышлять и мечтать. Она забыла о том, что в теперешней жизни нужно быть внимательной как никогда. Когда Джалила доела лепешку и они собрались идти дальше, молодая женщина обнаружила, что мешочек с деньгами исчез.
Не в силах поверить в случившееся, она растерянно озиралась. Кругом толпились мужчины, шныряли мальчишки. Все было как всегда, никто не обращал на нее ни малейшего внимания.
Прошла минута, и ей захотелось завыть, закричать, в изнеможении опуститься на землю и раскачиваться из стороны в сторону, как делают люди в порыве безысходного горя.
Вместо этого Эсма вынула из-за пазухи засушенную розу и бросила ее себе под ноги.
– Мы поедем к дедушке? – спросила Джалила, когда они медленно брели по рынку.
– Да, – словно во сне ответила Эсма, – только немного позже.
Она не знала, что теперь делать. Вернуться к Зейнаб и Меджиду? Они сами бедны, и она не может сидеть у них на шее. Поискать работу? Кто возьмет в лавку или мастерскую женщину с ребенком? И где они с Джалилой будут жить?
В конце концов женщина и девочка так устали, что присели прямо на землю возле какой-то ограды. Люди шли мимо них, Эсма видела их ноги, но ни разу не подняла головы, чтобы заглянуть им в лицо. Она сделала это, только когда перед глазами заколыхался подол длинного платья какой-то женщины.
С трудом оторвав взгляд от земли, Эсма увидела старуху в черном одеянии.
– Почему ты здесь сидишь? – строго спросила та.
Эсма усмехнулась про себя. Быть может, она должна платить и за землю, по которой ходит, и за воздух, которым дышит?! Молодая женщина ничего не ответила, и старуха продолжила:
– Где твой муж?
Эсма с трудом разомкнула губы.
– Он умер. Я вдова.
– Тогда почему не идешь домой?
– У меня нет дома.
– Что значит нет? Где ты жила раньше?
– Наш дом сгорел. У нас ничего не осталось.
Пожилая женщина протянула руку и взяла Эсму за плечо.
– Вставай. Пойдем со мной.
Однако та не собиралась спешить.
– Куда? – недоверчиво спросила она и крепко прижала к себе дочь.
– Ко мне. Меня зовут Надира. Я живу вдвоем с племянницей. Тебя никто не побеспокоит.
– Почему ты приглашаешь меня к себе? – удивилась Эсма.
– Не ночевать же тебе и твоей дочери под забором! Ты такая ухоженная; вижу, знавала лучшие времена. Тебе не выжить на улице.
Эсма поднялась с земли. В конце концов, у нее нет выбора. Оставалось надеяться, что старуха не заманит ее в ловушку.
К удивлению молодой женщины, Надира жила в приличном доме; внутри было небогато, но уютно и чисто, в небольшом дворике росли цветы. Племянница, молчаливая, миловидная молодая женщина по имени Руфина, поздоровалась с гостями и поспешила скрыться в своей комнате.
– На что вы живете? – поинтересовалась Эсма, не заметив следов того, что хозяева занимаются каким-либо рукоделием или еще как-то зарабатывают на пропитание.
– Помогают добрые люди, – уклончиво ответила Надира. – Вот твоя комната. Отдыхайте.
Несколько дней Эсма и Джалила наслаждались покоем. Жизнь в доме Надиры была похожа на ту, к которой молодая женщина привыкла с детства. Старуха сама ходила за покупками и готовила еду; она отклоняла попытки гостьи помочь в домашней работе. Руфина держалась незаметно и тихо; судя по всему, она не желала вступать в разговор с незнакомкой, которую привела тетка. Эсма несколько раз спрашивала пожилую женщину, чем и как ей придется расплачиваться за гостеприимство, но та только отмахивалась.
Однажды ночью Эсме понадобилось выйти в сад. Ночь была теплой, даже душной, и ей захотелось побыть на воздухе. Над головой простиралось темное полотно неба, по которому были рассыпаны несметные сокровища звезд. А посреди этого богатства сиял яркий, немигающий глаз луны.
Эсма собиралась вернуться в комнату, где спала Джалила, как вдруг услышала странные звуки. Она прислушалась, потом обошла дом. Звуки доносились из помещения, которое занимала Руфина. Это напомнило Эсме детство, когда она впервые случайно услышала, как мать и отец занимаются любовью.
Щеки молодой женщины вспыхнули, как два пиона. Эсма вспоминала, как пробиралась в комнату Назира, как Таир тайно являлся к ней по ночам, и глубоко вздохнула. Значит, к Руфине приходит мужчина. Любовник, не муж. Возможно, именно он содержит ее и Надиру? Тогда что здесь делает она, Эсма?
Молодая женщина не подала виду и держалась, как обычно, хотя в ее сердце нарастала тревога. Возможно, хозяйка дома просто очень добра, хотя с некоторых пор Эсма не верила в бескорыстие людей.
Она оказалась права. Через несколько дней Надира позвала Эсму в свою комнату, усадила ее и заявила:
– Пора рассказать тебе правду. Надеюсь, за эти дни ты поняла, что в моем доме тебе не причинят вреда. Я скажу все как есть, а ты решай, подходит тебе это или нет. Сюда приходят мужчины, приходят, чтобы встречаться с молодыми женщинами, которые у меня живут. Они платят за это деньги.
Эсма вздрогнула и опустила глаза.
– С Руфиной?
Увидев, что Эсма не удивлена и не испугана, старуха тонко усмехнулась и ответила:
– Прежде было еще две. Одну взял в наложницы богатый купец, а вторая… вторая просто ушла. Руфина – несчастная девушка; родители продали ее жестокому человеку, который издевался над ней. Она была вынуждена сбежать. Я подобрала ее на улице, как и тебя. Здесь ей хорошо. Мужчины приходят к ней не каждую ночь; всего лишь два или три раза в неделю. Это уважаемые люди, которые имеют возможность позволить себе… некоторое разнообразие. Поверь, они вполне достойно относятся к женщинам.
– Ты живешь сама по себе? – спросила Эсма.
Старуха насторожилась. Ее сбивала с толку деловитость молодой женщины.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты кому-нибудь платишь?
– Никто из нас не живет сам по себе, – все так же уклончиво ответила Надира. – Все мы нуждаемся в защите. Но тебе не следует об этом думать. Ты будешь хорошо устроена; гораздо лучше, чем любая замужняя женщина. Тебе не придется заниматься тяжелой работой, терпеть придирки мужа. У тебя будет все, что ты пожелаешь. Если ты забеременеешь, я помогу тебе избавиться от ребенка. – И, окинув ее проницательным взглядом, добавила: – Думаю, тебе прекрасно известно, что такое судьба. Возражать бесполезно, убежать невозможно, бороться – глупо.
– Ты знакома с человеком по имени Таир? – спросила Эсма и внимательно посмотрела на Надиру.
Опять едва заметная растерянность, тень на лице, острые искры в глазах.
– Никогда о таком не слышала, – равнодушно промолвила Надира, и Эсме показалось, что она лжет.
– А если я откажусь?
– Пойдешь на улицу, – не моргнув глазом, ответила Надира.
– Ты позволишь мне подумать? – спросила Эсма, желая выиграть время. На самом деле она знала, что тут не о чем размышлять.
Старуха изобразила улыбку.
– Конечно. Три дня. Надеюсь, этого будет достаточно?
На протяжении этих дней Эсма силилась поговорить с Руфиной. Она давно поняла, что Надира не желает, чтобы они сближались, потому проникла в комнату молодой женщины, когда старуха ушла за покупками и та была одна.
Руфина сидела, опустив глаза.
– Чего ты хочешь? – тихо спросила она.
– Я знаю правду. Надира мне все рассказала.
– Тогда ты можешь выбирать.
– Тебе прекрасно известно, что у меня нет выбора.
Руфина взмахнула ресницами.
– В таком случае о чем мы говорим?
– О том, чего не удалось избежать тебе и, возможно, удастся миновать мне. Ты слышала о человеке, которого зовут Таир?
– Нет.
Эсма недоверчиво прищурилась.
– Он сюда не приходил?
– Я не спрашиваю имен тех, кто делит со мной ложе, – сказала Руфина. – Моя работа заключается не в этом.
Ее задумчивость смахивала на отупение, а неразговорчивость – на покорность. Эсма оставила расспросы. Она решила переночевать в доме Надиры, а наутро отправиться куда глаза глядят.
На самом деле она не могла уснуть. На подушку капали холодные слезы; Эсма удивлялась, почему они не застывают, словно льдинки. Возможно, она ошиблась, приняв стоны Руфины за стоны наслаждения. Стонать можно от безысходности, печали и боли. Скорее, именно так все и было.
Эсма стиснула зубы. Ее дочь не будет дочерью продажной женщины, ибо бесчестье порождает бесчестье, а несчастье – горе.
Утром она разбудила Джалилу, тихо выскользнула из комнаты и вышла за ворота.
– Почему мы уходим? – спросила девочка. Ей понравилось жить у Надиры.
– Это не тот дом, в котором можно оставаться, – сказала Эсма.
– Почему? Разве в нем плохо?
Женщина вздохнула.
– К сожалению, не все бывает таким, каким кажется.
– Куда же мы пойдем? – поинтересовалась Джалила, и Эсма честно ответила:
– Не знаю.
Ей не хотелось идти на рынок, а бродить по улицам было бессмысленно. Молодая женщина направилась к реке. Хотя жизнь Эсмы нельзя было назвать легкой, прежде ей не казалось, что за фасадом каждого дома притаилось горе. Теперь же ей чудилось, будто паутина обмана, продажности и воровства опутала город; Эсме казалось, что преступность, подобно сорной траве, пустила глубокие корни и глушила ростки справедливости и добра.
Возле реки было почти так же жарко, как в центре города; ни малейшего дуновения ветерка: казалось, ветви деревьев застыли, а их листва покрылась золотой пылью. Эсма и Джалила провели здесь весь день; молодая женщина накормила дочь лепешками, которые взяла у Надиры, но сама ничего не ела.
Наступил вечер; к пристани возвращались запоздалые лодки. На обнаженных руках гребцов перекатывались мускулы; до Эсмы доносились возгласы, ругань, смех. Со стороны гавани долетал гул человеческих голосов. Скоро все стихнет; на смену кричащему дню придет молчаливая ночь.
Эсма медленно брела по берегу, не сознавая, что движется в ту сторону, где некогда находилась хижина Таира. В сумерках мелькали какие-то тени, кто-то удивленно оглядывал женщину с головы до ног, хотя большинство равнодушно проходило мимо. В этих краях обитали люди, которых в первую очередь волновала своя собственная судьба.
Вскоре кто-то преградил Эсме путь. На сей раз это была не старуха, а дерзкого вида молодая женщина в поношенной одежде, с нечесаными, грязными волосами.
– Что ты здесь делаешь? Кого ищешь? – с ходу спросила она.
– Никого. Мне некуда идти.
Незнакомка прищурилась.
– Что значит некуда?
Эсма повторила то, что некогда рассказала Надире, и услышала:
– Иди за мной.
Это было не приглашение, это был приказ. Джалила испуганно прижалась к матери.
– Куда?
– Переночуешь у меня.
На вид незнакомка была не из тех, кто бескорыстно помогает ближнему. Однако Эсма, которую почти оставили силы, безропотно последовала за ней, ограничившись вопросом:
– Как тебя зовут?
– Халима.
Она привела Эсму в хижину, пол которой был покрыт слоем грязи и соломенной трухи, а тростниковая крыша едва не падала на голову. В углу ужасающе убогого жилья сидела костлявая морщинистая старуха, которой можно было дать не меньше ста лет.
– Это моя мать, – пояснила Халима и неожиданно приказала Эсме:
– Снимай одежду.
Женщина опешила.
– Зачем?
– Наденешь мою. – Она рванула Эсму за ворот рубашки. – Поторапливайся, мне нужно уходить. А ты ложись спать. До моего возвращения никуда не выходи.
С изумлением и отвращением Эсма взяла в руки засаленное ветхое одеяние. Она не стала сопротивляться, ибо что-то подсказывало ей, что Халима все равно победит. А еще молодая женщина боялась, что обитательница трущоб обидит или напугает Джалилу.
Она лежала без сна, слушая кашель старухи, задыхаясь от запаха нищеты. Халима могла бы не предупреждать Эсму – ни за что на свете та не вышла бы во тьму, где человеческие лица кажутся лицами призраков, а сами люди превращаются в хищников.
Джалила крепко спала, доверчиво прижавшись к матери. Это было единственным утешением.
Утром Халима вернулась довольная. Если счастье бывает убогим и жалким, то она являла собой его яркий пример.
– Удачная ночь, – сказала она. Отхлебнула воды из позеленевшего кувшина и впилась острыми зубами в черствую лепешку. Насытившись, обратилась к Эсме: – Теперь твоя очередь. Надеюсь, тебе повезет. Ступай на берег. Там много иноземных купцов. Вечером отдашь мне три дирхема. – Видя, что Эсма молчит и не двигается, добавила: – Или ты думаешь, я стану держать тебя бесплатно?
– А моя дочь? – спросила Эсма, пристально глядя на Халиму.
– Пусть остается здесь. Моя мать за ней присмотрит. Я лягу спать. Как проснусь, накормлю твою девчонку.
Джалила заплакала, однако Халима грубо вытолкала Эсму из хижины.
– Иди! Лучший кусок достается тому, кто раньше приходит на пир.
Вслед неслись вопли Джалилы.
– Я вернусь! – повторяла Эсма. – Я скоро вернусь!
Она почти ослепла от слез и не видела дороги. Женщина бродила по узким, продуваемым яростным жарким ветром улочкам, не глядя на узкую полосу неба над головой, а только себе под ноги. Босые ступни покрывала пыль, подол платья пестрел прорехами. В глазах встречных мужчин Эсма читала презрение, женщины испуганно шарахались в сторону. Она никогда не думала, что грань, отделяющая свет от мрака, благополучие от нищеты, настолько тонка!
Женщина пыталась просить милостыню – ей ничего не подавали. Хотела стянуть в харчевне лепешку – побагровевший от злости хозяин накричал на нее и пригрозил тюрьмой. Что она могла сделать? Отдаться мужчине? Первому попавшемуся или чужеземцу, человеку иной веры, не знающему ее языка? Впрочем, какое это имеет значение? Язык обездоленности, безысходности и нищеты понятен всем.
Эсма не смогла себя пересилить и вернулась к Халиме ни с чем. В районе гавани ее несколько раз окликали мужчины – она в панике обращалась в бегство. Она могла бросить в грязь подаренную Таиром розу, но была не в силах сделать то же самое с собственной душой.
Джалила играла возле хижины с какими-то ребятишками. Увидев мать, девочка радостно вскрикнула и бросилась к ней. Эсма заметила, что красивый и чистый наряд дочери, который она с такой любовью шила и вышивала, исчез и Джалила одета в лохмотья. Ее личико было грязным, а волосы растрепались. У Эсмы потемнело в глазах.
«Возражать бесполезно, убежать невозможно, бороться – глупо» – так сказала про судьбу Надира. Но покориться судьбе – это все равно что отдаться на волю ветра: даже если сначала он вознесет тебя на крыльях, потом опять бросит на землю.
Эсма взяла дочь за руку, вошла в хижину и обратилась к Халиме:
– Где одежда?
– Какая одежда?
– Одежда Джалилы.
– Зачем она ей?
– Куда ты ее дела?
Халима зевнула и потянулась. В ее темных глазах дремало жестокое спокойствие.
– Продала.
Эсма сделала шаг вперед. В ее глазах зажглись искры непокорности и гнева.
– Как ты посмела?!
Халима поднялась на ноги.
– Какая муха тебя укусила? Райские птички не живут среди ворон – это ты способна понять? Лучше скажи, ты принесла деньги?
– Нет.
– Что значит «нет»? Чем же ты занималась весь день?!
Халима оскалила зубы и толкнула Эсму в грудь. Джалила испуганно вскрикнула. К горлу Эсмы подкатила волна ненависти, и она ответила на удар. Халима вцепилась в волосы женщины, принялась осыпать ее пощечинами, бить ногами. Джалила надрывалась от крика: досталось и ей. Хижина ходила ходуном, с пола взметалась соломенная труха.
Эсма выскочила на улицу, Халима – за ней. Какие-то женщины остановились и злобно смеялись, глядя на них. Эсме чудилось, будто это гиены скалят свои хищные пасти. Сбитая с ног, она упала на землю, и ей казалось, будто на ее голову вот-вот обрушатся небеса.
Женщина пришла в себя, когда над ней навис какой-то мужчина.
– Что происходит?
– Это новенькая, Касим. – Халима тяжело дышала, ее глаза метали молнии. – Я подобрала ее и девчонку на улице. Она прогуляла весь день и ничего не принесла. А когда я стала ее ругать, набросилась на меня.
Мужчина обратился к Эсме:
– Вставай. Завтра принесешь шесть дирхемов. А девчонка пусть просит милостыню.
Женщина поднялась на ноги. Ее била дрожь. В глазах было черно, как непроглядной ночью.
– Этого никогда не будет.
– Что еще скажешь?
Мужчина ударил ее по лицу, и она вцепилась в его руку зубами. Он закричал, оторвал ее от себя, бросил на землю и принялся в ярости пинать.
Эсма подняла глаза и прошептала из последних сил:
– Будь он проклят! Будь проклят во веки веков.
– Кто?
– Таир. Твой хозяин, твой Бог. Тот, кто никогда не станет моим хозяином и моим Богом.
Таир разглядывал украшения. Золотые цепочки были похожи на тонких змеек, которые грелись на ярком солнце, серебряные браслеты напоминали волшебный ореол луны, самоцветы переливались и сверкали, будто звезды на небе.
Прежде он радовался богатой добыче и сейчас не мог понять, почему блеск золота и камней не вызывает в его душе никакого отклика. Золото не тускнеет, значит, ослепли его глаза.
– Хороший улов, – сказал сидевший напротив мужчина. – Хватит для того, чтобы расплатиться со слугами халифа, да и нам останется немало.
Таир отодвинул блестящую кучку.
– Заплати за то, чтобы нам и дальше позволяли совершать преступления, возьми себе, сколько считаешь нужным, на остальное накорми тех, кто совсем обессилел.
– Тот, кто утратил силы, сам сгодится на корм воронам, – пробормотал собеседник и с готовностью сгреб добычу.
– Что с твоей рукой, Касим? – Таир кивнул на повязку.
Тот скривился.
– Вчера Халима подобрала какую-то одержимую, и та устроила свару. Меня угораздило вмешаться, и она вцепилась мне в руку зубами.
Таир холодно усмехнулся.
– В этом городе все сумасшедшие.
– Да, но эта женщина назвала твое имя. Она проклинала тебя!
– Уверен, у многих из них есть желание меня проклясть.
Касим нахмурился.
– Она не из наших. Прежде я никогда ее не видел. Если бы не одежда, ее можно было бы принять за богатую.
Таир почувствовал, как внутри что-то рушится, тает, гранит превращается в пыль, а лед – в воду.
– Как ее имя? – осведомился он, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
– Не знаю. Я не спросил. С ней девчонка лет пяти.
У Таира отлегло от сердца. Это не Эсма. И все-таки он сказал:
– Где она? Приведи ее ко мне.
– Она у Халимы. Я ее как следует поколотил, так что у нее не скоро появится желание пускать в ход зубы. А что ты намерен с ней сделать?
– Я хочу на нее посмотреть.
Когда Касим ушел, Таир задумался. В нем пропало желание обладать чем бы то ни было: властью, богатством, женщинами. Он вспоминал первые дни, даже годы своего «царствования», пьянящее ощущение силы, радости, сознание того, что он вознесся над остальными людьми, что мир повинуется его взгляду и слову.
Позже эти чувства прошли, им на смену пришли другие. Когда Таир ложился спать, ему казалось, будто со всех концов города к нему тянутся невидимые нити, он ощущал боль, страх, ненависть и голод тех, кто корчился в ветхих хижинах на куче тряпья, кто блуждал в ночи, сея смерть или пытаясь найти ее для себя.
Таир хотел отбросить эти мысли во тьму, но они не желали уходить, и он оказывался втянутым в губительный, мрачный водоворот. За эти годы ему так и не удалось взрастить в себе равнодушие. Как халиф ночи, он нес ответственность за несчастья других, так же как и за их преступления.
Он старался думать о своем положении, о богатстве, но эту сладость отравлял горький привкус несбывшейся мечты. У него было много женщин, но не было одной. Таир так и не обрел то, о чем грезил в детстве: тепло родного дома, благоухание уюта, тишину, нарушаемую мелодичным позвякиванием женских браслетов, ласковый взгляд и улыбку, что уносит в волшебные дали, в край покоя и счастья.
У него был сын, но Таир чувствовал, как они с каждым днем отдаляются друг от друга. Мужчина не сомневался в том, что, когда Амаль получит образование и освободится от его власти, он пойдет своей дорогой. Стоило ли гордиться таким отцом? Что он мог дать сыну, кроме нечестно нажитых денег?
За годы своего «правления» Таир многое услышал о настоящем халифе, великом Харун аль-Рашиде. Тот боялся жить в Багдаде и предпочитал проводить время в замке Амбара на Евфрате. Когда халиф прибывал в столицу для сбора недоимок и решения некоторых государственных дел, его соглядатаи хватали недовольных и бросали в тюрьмы.
Таир не сомневался в том, что многие из его подданных ненавидят его так же сильно, как иные ненавидели настоящего халифа Харун аль-Рашида. Он хотел быть справедливым, но можно ли быть справедливым, управляя преступниками?
– Вот она.
Таир поднял глаза. Касим держал за волосы женщину. Он толкнул ее в спину, и она распласталась возле ног Таира. Тот отшатнулся.
Женщина подняла взгляд. На ее коже горели огненные полосы ссадин, лицо было бледно, а в глазах стыла ненависть, холодная, как смерть, и глубокая, как морское дно.
– Выйди, – глухо проговорил Таир, обращаясь к Касиму.
Тот повернулся и вышел, и Таир протянул руки к женщине.
Она отпрянула.
– Эсма!
– Нет, – сказала она, – не притрагивайся ко мне. Я тебя ненавижу.
– Эсма! – выдавил Таир. – Я не знал, что ты в Багдаде. Я думал, ты давно уехала.
Она смахнула с лица прядь и горько усмехнулась.
– После того как ты ушел, отец купил для меня мужа. Я его не любила, но он был честным человеком. Его ограбили и убили. После смерти Мурада я стала торговать в его лавке. Дела пошли хорошо, но явились какие-то люди и потребовали плату. Когда я отказалась, они все уничтожили. Потом сгорел мой дом, и мы с Джалилой оказались на улице. Мне пришлось продать свои книги. Я хотела уехать в Басру, но у меня украли деньги. Я попала в дом женщины, которая предложила мне торговать собой. Я ушла от нее и вскоре очутилась в трущобах, где меня пытались заставить делать то же самое. Тогда я поняла: на землю опустилась вечная ночь. И этой ночью правишь ты. Ты – хищник, ты питаешься кровью заблудших и несчастных, ты покупаешь их души. Твои люди сказали, что моя дочь должна просить милостыню. У кого? У Аллаха? У судьбы? У халифа? У своего собственного отца?!
Он вздрогнул всем телом.
– Дочь?
– Да, твоя дочь, которую ты лишил места в своем сердце и в своей жизни. За это я тебя никогда не прощу. Если б у меня в руках был нож, я бы тебя убила.
Таир снял с пояса кинжал и вложил в руки женщины. В его лице не было ни кровинки, а широко распахнутые глаза приобрели цвет болотной тины.
– Покарай меня так, как я заслуживаю.
Эсма выронила оружие, закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Таир упал на колени, обхватил руками тело женщины и прижался к ней с такой силой, что она пошатнулась. Эсма пыталась его оттолкнуть, но он прошептал:
– Не надо! Если ты это сделаешь, я окончательно погибну. Вместе мы поможем друг другу выжить.
Таир ничего не сказал о прощении, но женщина почувствовала, что он молит об этом, – взглядом, движениями, всем своим существом.
– Мы не сможем быть вместе, мы слишком разные, – Эсма повторила то, что говорила много раз.
– Если люди созданы друг для друга, ничто не способно ни разделить, ни разлучить их.
