Текст книги "Все цвета тьмы. Часовой галактики"

Автор книги: Ллойд, Биггл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– Да, они решат ее, – признал Даржек. – Рано ли, поздно… Я полагаю, что вы, возможно, недооцениваете наших ученых. Изобретение трансмиттера может, вопреки вашим догадкам, оказаться не случайным.

– Есть ли у вас какие-либо рекомендации?

– Конечно. Вы сами признаете, что имеющиеся у нас трансмиттеры не представляют собой угрозы. Они – величайшее достижение человечества, и я не вижу никаких оправданий попыткам остановить наше развитие только потому, что в отдаленном будущем оно может чем-то угрожать вам. Пусть все идет своим чередом. Оставьте нас в покое. Если же вы будете настаивать на нашем отказе от трансмиттеров, нам, по крайней мере, полагается справедливая компенсация. Помощь, равная телепортации по значимости.

– Ваши рекомендации приняты к сведению и будут учтены. Хотите ли вы что-нибудь добавить?

– Да, – сказал Даржек. – Я считаю, что вы не правы по поводу тьмы внутри нас. Среди нас есть и святые и грешники, люди праведные и аморальные, люди этических принципов, достойные восхищения, и люди абсолютно беспринципные; не говоря обо всем разнообразии оттенков этих спектров. Мне кажется, что вы пытаетесь мерить людей шкалой, в которой существуют либо черное, либо белое, добро или зло. Я и сам не знаю, готовы ли люди к дружбе с инопланетными существами, но уверен, что они вовсе не безнадежны. Если человек в самом деле порочен, как вы утверждаете, вы и ваш народ – гораздо хуже. Обладая чудовищно развитой технологией, вы могли бы изгнать с Земли нужду и голод, слабых сделать сильными, угнетенных – освободить от гнета. Но вы, вместо того, чтобы созидать, – разрушаете. Вместо того, чтобы помочь человеку идти своим путем, вы сбиваете его с пути. Существо высокой морали, увидев, что ближний его лежит в сточной канаве, не станет мешать ему подняться. Напротив, поможет в этом. И я рекомендую вам повнимательнее присмотреться к цвету той тьмы, что – внутри вас самих.

– Возражение принято и будет учтено. Осталась лишь… частная проблема. Что нам делать с одним конкретным человеком? Что скажете, Ян Даржек?

Даржек равнодушно махнул рукой.

– Ну, эту проблему вряд ли можно назвать значительной…

– Мы так не считаем.

– Наверное, это – намек на то, что мне следует стереть память. Конечно, кое-что из случившегося я с удовольствием вспоминал бы в старости, однако, для этой цели мне достаточно и других впечатлений. А хорошо бы помнить, как выглядит Земля с Луны… У меня там были другие заботы, и взглянул-то я лишь одним глазком, однако это мне все равно хотелось бы помнить. А пуще всего не хочется расставаться с воспоминаниями об Исайе, Алисе и других… Они помогли мне познать самого себя, увидеть в новом свете, и такой возможности мне больше не представится.

– Это все?

– К чему спрашивать… Вы ведь не можете сохранить эти воспоминания частично. Я ведь с ума сойду, вычисляя, откуда взялись всплывающие из подсознания факты, и как они связаны с моей жизнью.

– Решение по поводу классификации вашей планеты и вашего народа еще не принято, однако уже решено, что Ян Даржек волен совершенно свободно распоряжаться собственной памятью.

– То есть… воспоминания останутся при мне? От начала до конца?

– Выбор за вами. Вы вольны сохранить их полностью, либо частично.

– Тогда я лучше умолкну. Несите ваш… стиратель памяти. Я не хочу ничего помнить. Предпочтя сохранить память нетронутой, я принял бы на себя всю ответственность за последствия. А последствия могут оказаться совершенно непредсказуемыми, даже для меня.

– Вы – потрясающий человек, Ян Даржек. – Инопланетянка поднялась на ноги и развернула перед ним скафандр. – Узнаете?

– Такой же точно, как те, которые носят на Луне мои соотечественники… – Тут взгляд Даржека упал на перерезанный воздушный шланг. – Да это же тот самый, что я украл с базы!

– Да, тот самый. Слушайте же, Ян Даржек. Во Вселенной существует далекая планета; я не успею объяснить вам, насколько она далека. На ней есть сооружение, природу коего я также затрудняюсь объяснить, хотя вы назвали бы его музеем. Но это – не просто собрание редкостей, какие я видела в ваших музеях. Это строение и все, что в нем находится, почитаемо так, как не в силах выразить ваш язык. И этот скафандр будет выставлен там, наряду с сокровищами отнюдь не самыми незначительными. И, пока существует наша цивилизация, которая, надо сказать, велика и полна сил, и конца ее не видят даже самые пессимистичные из прогностов – люди со всей галактики будут рассматривать этот скафандр, читать эпическое повествование о Яне Даржеке и удивляться. Возможно, в далеком будущем, столетия спустя, туда попадут и ваши соотечественники. Будете ли вы рады такому блестящему бессмертию? Многие из моего народа вынесли бы куда большее, чтобы достичь куда меньшего.

– Я бы сказал, что все это – так неожиданно… Как-то не привык я совершать ничего эпического.

– Вы пожертвовали жизнью, чтобы спасти пятерых существ, являвшихся, по сути, вашими врагами.

– Я вовсе не жертвовал жизнью, не спасал их и не считал их своими врагами. Все, что мы совершили, мы совершили вместе. Действуя заодно. Я внес свой вклад, Исайя – свой, а главную работу проделала Алиса. Даже те, кто не делал ничего, помогли уже тем, что не мешали, хотя все, чему их учили, требовало от них обратного.

– Они все видели, – медленно проговорила инопланетянка. – Они видели, с какими трудностями вы столкнулись, возвращаясь к ним, тогда как легко могли бы остаться со своими людьми. Затем вы отдали им свой кислород. Если бы не это, Алиса не успела бы вовремя. Вы намеренно пожертвовали собой ради дела, выглядевшего в тот момент безнадежным. С их точки зрения.

– Я с детства был оптимистом.

– Вы – едва цивилизованный обитатель далекой, совершенно незначительной планеты, наделенный не более, чем рудиментарным понятием о морали, и – то, что вы совершили, привело в ужас всех, вплоть до верховного командования.

– Вы кое о чем забыли, – сухо сказал Даржек. – Еще и тьма внутри меня – не того цвета.

– Таково ваше мнение?

– Таково мое мнение о тех, кто у вас там заведует цветами. Я еще увижу Алису, Исайю и прочих?

– Они уже отбыли. И просили передать тебе вот что:

 
«Когда споет свою песнь без воздуха ветер,
Когда сомкнётся разорванный круг,
И ясным днем без единого лучика солнца,
И быстротечною ночью без облачка тьмы, —
Я и тогда не забуду.»
 

– Это – строки из поэмы, известной во многих мирах. Исайя перевел ее для тебя, но перевод его, боюсь, плоховат.

– Пожалуйста, передайте им, что я все понимаю, и к ним испытываю те же чувства…

– Конечно.

– Прежде, чем приступить к стиранию памяти, я бы хотел задать еще один вопрос.

– Я – к вашим услугам, Ян Даржек.

– Каким будет вердикт?

– Вердикт?

– По поводу «УниТел». И всей Земли. Как вы намерены поступать?

– Вердикт еще не сформулирован. И, даже если бы он был вынесен, мне с сожалением пришлось бы отказать тебе в ответе. Ведь вы кое-что знаете о нашем Кодексе и, конечно же, сможете меня понять.

– Но какой смысл скрывать его от меня, если намять моя будет стерта сразу же после нашей беседы?

– Если бы даже Кодекс позволял, это вызвало бы ненужные осложнения и недопустимую трату времени. Стирание памяти – длительная и тонкая процедура; к тому же, прежде мы должны, с вашей помощью, разработать ложные воспоминания о том, где вы были и что делали все это время. Вдобавок, наш техник должен подготовить для вас парик. Судя по вашим фото, волосы ваши значительно пострадали, и это будет выглядеть крайне подозрительно.

– Пустяки…

– Наши техники весьма искушены в подобных делах.

– Я знаю. И все же не вижу вреда в том, что вы ответите мне, если моя память немедленно после этого будет стерта.

– Это будет нарушением моей присяги – и вашей тоже. Как бы ни сложились в будущем отношения между нашими народами, ваш народ, Ян Даржек, никогда не узнает ответа на этот вопрос. Никогда. Вы готовы?

Даржек неохотно поднялся на ноги.

На этот раз он снова не смог отыскать дверь; пришлось подождать, пока инопланетянка не откроет ее перед ним.

23

Ян Даржек расплатился с таксистом, прибавив непомерные чаевые, и проводил взглядом машину, ракетой умчавшуюся по Шоссе де Ловен. День стоял замечательный, и Брюссель был прекрасен. Не было причин торопиться, наоборот, очень хотелось заглянуть в знакомый ресторанчик и немного подкрепиться.

Но дело нельзя было считать завершенным, пока не сдан отчет об его окончании с приложением счета. А уж сколько дел накопилось в конторе за время его отсутствия! От этой мысли Даржек вздрогнул. Неохотно, но уверенно, как человек, только что достойно справившийся с нелегкой задачей, он распахнул дверь и вошел в здание «Gare de trans universel».

Здесь к нему тут же кинулся, отчаянно размахивая руками, полноватый, невысокий человек:

– Мсье Даржек!

Даржек мрачно кивнул.

– Здравствуйте, мсье Вьера. Рад видеть вас.

Помощник менеджера резко наклонил голову и схватил Даржека за руку.

– Но, мсье Даржек! Где же вы были? И местная полиция, и детективы из Америки, и инженеры – все они нам вздохнуть спокойно не давали! Вопросы, вопросы, просто голова – кругом! «Где мсье Даржек, где мсье Даржек? Куда он пропал?» Откуда же мне знать, отвечал я. Я ведь даже не видел, как вы прыгнули в трансмиттер! Смотритель у стойки сказал, что вы прыгнули и – пуффф! Исчезли! – Мсье Вьера прищелкнул пухлыми пальчиками. – Но ведь все, кто пользуется трансмиттерами, пуфф! – и исчезают! И не моя вина, если пассажир исчезнет – пуффф! – и попадет не туда! Но мне, кажется, не поверили…

– Я замолвлю за вас словечко, – посулил Даржек. – С вами очень приятно было работать, но до сих пор у меня не было возможности поблагодарить вас. Все дела, дела… Я лично отмечу ваш вклад в беседе с мистером Уоткинсом.

– Tres bien. Очень любезно с вашей стороны. Знаете, очень неприятно чувствовать себя в ответе за то, о чем совершенно ничего не знаешь. Но, мсье Даржек… – Внезапно помощник менеджера осекся и с тревогой оглядел Даржека. – У меня к вам дело чрезвычайной важности. Если бы вы были столь любезны…

– Да, конечно, – ответил Даржек.

– Тогда пожалуйте в мой кабинет, мне нужно переговорить с вами наедине.

– Безусловно.

Слегка встревоженный, Даржек прошел вслед за мсье Вьера в его кабинет.

– Надеюсь, исчезновений больше не было? – спросил он, когда мсье Вьера плотно прикрыл за ним дверь.

– Non! Non! – в ужасе вскричал мсье Вьера. – Никоим образом; даже не вспоминайте об этом! Садитесь, прошу вас!

Даржек сел; мсье Вьера тоже пристроился на краешке кресла и принялся перебирать канцелярские мелочи на своем столе. Вид у него был крайне смущенный.

– Не знаю уж, как и объяснить, мсье Даржек, – начал он, переместив сигарный ящичек из правого угла стола в левый. – Когда вы были здесь в последний раз, то прошли стойку на Париж, перепрыгнув через турникет, и далее, вслед за пассажиркой, отправлявшейся в Париж, прыгнули в трансмиттер. Лишь позже я узнал, что в Париж вы так и не попали. По крайней мере, об этом мне говорили так много раз, что это, по всей вероятности, правда.

– Истинная правда, – подтвердил Даржек. – В Париж я не попал.

– Bien. – Мсье Вьера отодвинул сигарный ящичек в сторону. – Вы утверждаете, что в случившемся виновата «УниТел»?

– Конечно, нет. Я снимаю с «УниТел» всякую ответственность за то, что не смог попасть в Париж.

– Прекрасно! – Мсье Вьера передвинул сигарный ящичек на середину стола и расплылся в улыбке. – Невыразимо рад это слышать! Теперь я могу обсудить с вами то, что уже давно не дает мне покоя. Я видел собственными глазами, что вы не прошли через турникет. Вы перепрыгнули через него. Вы не станете отрицать этого?

– Зачем же мне это отрицать, – сказал Даржек. – Суть была в том, чтобы я прошел в трансмиттер сразу вслед за той пассажиркой, и времени на препирательства со смотрителем у меня не было…

– Совершенно верно. Однако ж, несмотря на то, что вы не прошли сквозь турникет и не попали в парижский трансмиттер-приемник, вы должны были попасть в Париж. Понимаете?

– Боюсь, что нет.

– Но, мсье Даржек! Вам, безусловно, известно, что правила – прежде всего. Хоть вы и перепрыгнули через турникет, это не освобождало вас от обязанности предъявить билет. Вы остались должны «УниТел» стоимость одного билета в Париж!

Оказавшись в нью-йоркском терминале, Даржек отправился прямо в кабинет Теда Арнольда, задержавшись лишь для того, чтобы наполнить свой портсигар. Закурив по дороге, он не смог сдержать удивления: каким лее хорошим, приятным на вкус может быть табак! Целую неделю до этого ему приходилось курить такую мерзость, что странно, отчего там, в Брюсселе, вообще курят…

Арнольда на месте не оказалось, но дверь в его кабинет была распахнута. Даржек вошел и поднял трубку телефона:

– Тед Арнольд сейчас в здании? – спросил он у оператора.

– Не знаю. Вы хотите, чтобы я разыскала его?

– Да уж, пожалуйста. Скажите, что он должен немедленно зайти в свой кабинет. Передайте, что положение – критическое, и, если его не будет в кабинете через пять мнут, солнце сегодня, вполне возможно, не сядет.

– Будьте любезны, повторите.

– Положение – чрезвычайное. Ч-р-е-з-в-ы…

– Я передам.

Повесив трубку, Даржек развалился на софе.

Через десять минут в кабинет ворвался Арнольд. Некоторое время он, в остолбенении, взирал на Даржека, затем с воплем кинулся к нему и сжал его в объятиях.

– Пусти! – заорал Даржек. – Пройдя невредимым огонь, и воду, и прочие пытки, я вовсе не хочу быть раздавленным насмерть!

Арнольд выпустил его.

– Где же тебя черти носили?

– Это – вместо «добро пожаловать»? Я ведь уехал в Брюссель, и был в Брюсселе, и только что вернулся из Брюсселя – где, кстати, вашим терминалом управляют сущие пираты. А вот где ты сам шляешься?

– Ты звонил к себе в контору? Джин уже знает?

– Нет. Свойственная мне преданность интересам заказчика привела меня прямо сюда.

– Я ей скажу. А то еще в обморок упадет, если ты просто так, как ни в чем не бывало, войдешь в контору. – Схватив трубку, он набрал номер. – Джин? Он вернулся! Ну конечно. Вот, сидит у меня на софе, и рожа у него, как обычно, хитрющая! Нет, я не спрашивал. Он здорово похудел и зачем-то постригся, но, вроде бы, все в порядке. Нет, Джин, лучше не надо. Сейчас начнется заседание совета директоров, и он там понадобится. Ну, может быть, несколько часов. Почему бы нам всем не поужинать вечером? Ну да, устроим праздник! Я тебе позвоню. Пока, милая!

– Милая?! – воскликнул Даржек. – Ты называешь Джин милой?

– Да, ты ведь не знаешь. Мы с Джин…

– Проклятье! Стоит уехать из города всего на пару недель, и лучший твой друг… Тед, вот уж от тебя я никак не ожидал подобного свинства!

– Старина, я и в мыслях не имел, что ты любишь ее… Она работает у тебя уже четыре года, и у тебя была уйма времени на то, чтобы объясниться…

– Нет, я не люблю ее. Просто она – лучшая из всех секретарш, какие у меня были, да вдобавок незаменима в делах определенного рода. Она – прирожденный детектив. За исключением себя, я не встречал подобных ей. Нет, я, точно, замкну провода в первом же попавшемся трансмиттере и суну тебя внутрь. И суд меня оправдает.

– Если тебе нужна секретарша на всю жизнь, на ней нужно жениться. Значит, ты все это время был в Брюсселе?

– Я ведь уже сказал.

– Так Эд Ракс, выходит, прав. Брюссель велик… Минутку. – Он снова взялся за телефон. – Шу? Это я, красавица моя. Ян Даржек только что вернулся с того света. Да, у меня в кабинете. Извести об этом босса и передай, что мы будем у него в одиннадцать. Нет, ни минутой раньше. Прежде чем спускать на него свору директоров, я хочу сам послушать его историю.

Он повесил трубку.

– Ну, рассказывай!

– О чем? – поинтересовался Даржек.

– Ты серьезно?! Ракс всю Европу перевернул вверх дном, «УниТел» потратила на детективов целое состояние, все мы жутко переволновались… Мы поняли, как они это проделывали, и поняли, что ты положил их фокусам конец, но ни сном, ни духом не ведали, что с тобой случилось и где тебя искать.

– Я был в Бельгии, в каком-то подвале, и все это время умирал со скуки. Даже не припомню, когда мне в последний раз настолько было нечего делать. Обязательно включу это в счет.

– Что с их трансмиттером?

– Я его уничтожил. Разобрал по частям, а части – разломал на кусочки. Так что про злоумышленников смело можно забыть. Этот трансмиттер им ни за что не отремонтировать, даже если бы они что-то понимали в трансмиттерах.

– Когда исчезновения прекратились, я понял, что произошло нечто в этом роде. Кстати, если даже они его отремонтируют, пакостить нам больше не станут. Я разработал парочку усовершенствований…

– Гениально. А раньше этого нельзя было сделать? До того, как я оказался в этом подвале?

– Я ведь не знал, что именно они делают, пока ты не подкинул идею насчет тех «холостых» рейсов…

– Ну что ж, по крайней мере, мои страдания были не напрасны. Кстати, Тед, я и раньше тебя уважал, но после того, как мне довелось заглянуть внутрь этого трансмиттера… Однажды я видел, что внутри у телевизора, и от всех тех электронных хитросплетений у меня чуть голова не закружилась. А тот трансмиттер – это сущий кошмар! Что за голова нужна, чтобы во всем этом разбираться?!

Арнольд ухмыльнулся.

– Голова должна быть устроена соответственно. Но ты до сих пор не ответил на главный вопрос: кто эти злоумышленники?

– Этого вопроса ты до сих пор не задавал. И, если не возражаешь, отложим этот разговор до заседания совета.

– Ну, как скажешь. Выпьем кофейку, прежде чем отправляться наверх?

– Мне – две чашки. И кусок пирога. Питался я последнее время – не сказать, чтоб роскошно, и, если в Бельгии вообще есть кофе, никто не соблаговолил мне его принести.

– Сейчас принесут. Может, еще чего-нибудь?

– Нет. Только кофе и пирог. Черничный.

– Хорошо. – Арнольд снял телефонную трубку и послал кого-то за кофе. – Знаешь, – продолжал он, усевшись в кресло и задрав ноги на стол, – в первый раз с момента твоего исчезновения на душе у меня спокойно…

– Ну, извини. Не было у меня возможности ежечасно звонить и отчитываться о ходе следствия.

– Да я не к тому. Ясно дело: что бы ты там ни говорил о том, что умирал от скуки, скучать тебе там не пришлось. Удивительно, что они вообще тебя отпустили… или ты – сам?

– Да, они меня отпустили. Долго раздумывали, затем мы черт знает, сколько времени торговались, но в конце концов они меня отпустили.

– И как же ты умудрился их уболтать?!

– Расскажу на совете. Дважды подряд излагать эту историю – выше моих сил.

– Ладно. Мне ведь, сам понимаешь, любопытно, – сказал Арнольд. – Ведь получилось, что это я тебя втравил неизвестно во что, а ты и исчез. И я ничего не мог поделать. Оставалось только отправить людей разыскивать тебя, а самому сидеть и грызть ногти, пока они что-нибудь разнюхают. И все поиски были впустую…

– Неудивительно. Ведь не посадишь же детективов решать инженерную проблему. Так зачем поручать поиски инженерам? Твой Перрин, возможно, гений в электронике, однако ему никогда не…

– Но я не поручал поисков Перрину! – перебил его Арнольд. – Я, лично, вообще никого никуда не посылал. Это Ракс подбирал людей и ставил перед ними задачи.

– У меня отчего-то возникло впечатление, что Перрин тоже разыскивал меня.

– Перрин сейчас на Луне. Что ты на меня так уставился? Газет не видел? Разве ты не знаешь, что мы полетели на Луну?

– Я и в самом деле не видел газет с тех пор, как прыгнул в трансмиттер. А на Луну мы летаем уже давно, но при чем тут Перрин?

– Я хочу сказать: «УниТел» теперь работает и на Луне. Мы установили там трансмиттер, и Перрин заведует им. К несчастью, командует всем этим НАСА, и все до единого политики, да еще со всеми своими родственниками, ужасно обрадовались возможности бесплатно гулять по Луне. Позавчера сам президент там побывал – как же, первый президент США, побывавший в космосе… Газеты, конечно, подняли вокруг этого небывалый шум, и такая реклама стоит затрат, но некоторые ослы из совета директоров вечно чем-нибудь недовольны. Считают, что с президента нужно было взять плату за переброску…

– Может быть, когда-нибудь вы и начнете отправлять пассажиров на Луну.

– Будем, и скорее, чем ты думаешь. Мы уже работаем над новой конструкцией трансмиттера. Дела идут! Для отправки на Луну пришлось собирать специальный трансмиттер, и его отправили туда ракетой, поэтому пришлось заранее обучать космонавтов обращению с ним, чтобы сумели установить, настроить и принять нашего специалиста. Сейчас мы сооружаем трансмиттеры для Нью-Фронтир Сити и Лунавилля, и…

– Ха! И, вдобавок ко всему этому, за время моего отсутствия он еще успел подыскать себе невесту! А говорил, что только ногти грыз в ожидании, пока меня не отыщут… Инженер ты, может быть, и прекрасный, но вот друг из тебя – никакой. Увел у меня секретаршу…

Внезапно Даржек умолк и нахмурился.

– Что случилось? – спросил Арнольд.

– Все-таки откуда я взял, что Перрин меня разыскивал?

Тут принесли кофе и пирог – целый пирог на двоих, и они, не торопясь, приступили к трапезе. Затем они поднялись в приемную, где мисс Шу известила Уоткинса об их прибытии со всей церемонностью средневекового герольда, только вдвое громче и радостнее.

Томас Дж. Уоткинс усадил Даржека в кресло под громоподобные аплодисменты. Арнольд тоже сел к столу, а мисс Шу осталась стоять у дверей.

– Все мы сердечно поздравляем и от души благодарим вас, мистер Даржек, – сказал Уоткинс. – Мы знаем, что ваш успех превзошел наши самые смелые ожидания, однако даже не догадываемся о том, что именно вы для этого сделали. Пожалуйста, изложите нам все подробности.

– Я надеялся, что совет соберется в полном составе, – заметил Даржек.

– Так оно и есть, – заверил его Уоткинс.

– В тот день, когда я начал это дело, на заседании присутствовали около десяти человек. Где же мистер Гроссман?

– Мне следовало объяснить заранее, – быстро сказал Арнольд, – что мистер Даржек был лишен возможности читать газеты в то самое утро, когда исчез. Ян, Гроссман больше не директор. Он немного… перепутал деньги компании со своими собственными. И решил недоразумение в пользу собственного кармана. Мы подозревали, что он и есть тот предатель, о котором ты говорил, но пока что он это отрицает.

– Предателя не было, – сказал Даржек. – Просто некоторые члены совета слишком невоздержаны на язык. Всем ли известно, что случилось до момента моего исчезновения?

– Я ввел их в курс дела, пока мы ожидали вас, – ответил Уоткинс.

– Замечательно. Если так, вы знаете, что нам удалось опознать одну из исчезавших женщин в брюссельском терминале. Мой ассистент проследил, как она совершила поездку в Париж и вернулась в Брюссель, и, когда она отправилась в Париж во второй раз, я сумел пройти «рамку» трансмиттера почти следом за ней. После чего мы с нею оказались в некоем подвальном помещении, где присутствовали еще трое, и двое из них, к несчастью, обладали превосходной реакцией. Приземлившись после прыжка, я потерял равновесие и, таким образом, оказался не в самом выгодном положении. Через несколько минут меня крепко связали и бросили на груде угля.

– Связали меня настолько качественно, что освободиться я смог лишь часа через три. К этому времени в комнате с трансмиттером остался лишь один человек. Справившись с ним, я разрушил их трансмиттер, однако при этом произвел довольно много шуму, чем привлек внимание остальных. Поскольку с шестерыми мне в одиночку не совладать, я вновь оказался на той угольной куче, связанный еще надежнее, да к тому же – под постоянным наблюдением. В таком положении я провел несколько следующих дней, хотя на второй день меня переселили с угольной кучи в комнату, которая была всего-навсего не прибрана.

– На шестой, кажется, день меня, все так же, под охраной, отвели наверх, и мы начали переговоры.

– Переговоры? – ошеломленно переспросил Уоткинс.

– Джентльмены, я был лишен возможности связаться с вами и испросить ваших инструкций. Мне пришлось взять на себя смелость действовать в ваших интересах, и что сделано, того не воротишь. Ситуация была такова: их трансмиттер был уничтожен, и они лишились возможности организовывать исчезновения. При этом я находился в их власти, но, если бы они даже решили разделаться со мной (а у меня сложилось впечатление, что эта возможность даже не обсуждалась), откуда им было знать, что известно моим помощникам, и насколько последние близки к раскрытию загадки исчезновений. Им нужно было сохранить тайну любой ценой, но, с другой стороны, такова же и цель «УниТел». Стоило возникнуть слухам об исчезновениях пассажиров, и компания неизбежно утратила бы доверие клиентов.

– Мне ситуация виделась именно так, и в ее оценке они со мной согласились. После чего я предложил им следующее: они прекращают всякие попытки вредить «УниТел», а «УниТел» прекратит попытки разыскать и покарать их. Оставался еще тот факт, что «УниТел» понесла по их вине немалые убытки и претерпела изрядные неудобства, поэтому я настаивал на денежной компенсации. Труднее всего было договориться о ее размерах. Я запросил полмиллиона…

– Господи боже! – воскликнул Уоткинс. – Вот это – нахальство!

– Я запросил полмиллиона, и они заявили, что это смешно. В ответ предложили пять тысяч, – и я заявил, что это смешно. Так мы перебрасывались цифрами несколько дней. Знай я, на какие расходы вы пойдете, чтобы разыскать меня, выторговал бы больше. Одним словом, в результате нашего соглашения компании причитается двадцать пять тысяч долларов. Вот чек. – Он подал бумагу Уоткинсу. – Дело закрыто. Есть ли еще вопросы?

– Да, – сказал Уоткинс. – Кто они?

– Мы не знаем и не пытались выяснить. Это было оговорено в соглашении. Скажем так: это люди, чьим интересам противоречила деятельность «УниТел». На этом – все.

– Как они умудрились перебросить свой трансмиттер из Нью-Йорка в Брюссель? – осведомился Арнольд.

– Об этом я их не спрашивал. Видимо, самолетом. Времени между исчезновениями из Нью-Йорка и из Брюсселя у них было достаточно – почти двадцать часов. Впрочем… это важно?

– Не особенно. Гораздо интереснее было бы узнать, как им удалось заполучить этот трансмиттер.

– Ответ тот же самый – мне просто не пришло в голову выяснять. Но, если вы проведете тщательную инвентаризацию, могу поспорить, что одного трансмиттера не досчитаетесь.

– Возможно. Трансмиттеров, пришедших в негодность в результате тех неполадок, было предостаточно. Какие-то из них подлежали ремонту, какие-то – нет. Перед открытием компании у нас царила такая неразбериха, что один трансмиттер вполне мог уйти на сторону, так, что мы и не заметили.

– Осталось решить лишь один вопрос, – сказал Даржек. – Мне не привыкать иметь дело с конфиденциальной информацией, и письменный отчет я готовлю только по особому требованию заказчика. В данном случае я бы не советовал оставлять документов.

– Согласен, – сказал Уоткинс. – Получи я письменный отчет, – уничтожил бы по прочтении. Посему – не стоит и времени тратить.

– Благодарю вас, джентльмены. У меня – все.

Поудобнее устроившись в кресле, Даржек закурил, не переставая дивиться тому, насколько хорош табак.

Уоткинс поднялся и еще раз поздравил Даржека с успехом.

– Есть предложение: кто за то, чтобы принять ситуацию такой, как описал ее мистер Даржек и признать полностью удовлетворительной? Кто против? Принято единогласно. Остается лишь выплатить мистеру Даржеку его гонорар. Предлагаю, в качестве такового, просто-напросто перевести эти двадцать пять тысяч на его счет.

– Двадцать пять тысяч – не многовато ли будет за две недели работы? – заметил Даржек. – Пусть даже это – две недели работы Яна Даржека лично… Хотя я еще не знаю, какие расходы понесла наша контора в мое отсутствие, и – сколько вы уже выплатили.

– Зайдите ко мне завтра, – сказал Уоткинс – Вместе разберемся с бухгалтерией. И пусть все наши проблемы решаются на столь радостной ноте: к общему удовлетворению, и в убыток врагам. Кто за то, чтобы закрыть заседание?

В приемной Даржека ждали Джин Моррис с Эдом Раксом. Ахнув, Джин бросилась в его объятия.

– Это он! – воскликнула она. – В самом деле. Но – что с его волосами?

Даржек мягко отстранил ее.

– Вот, – сказал он Арнольду. – Учись ставить ее на место, пока не поздно. Я еду домой. Хочу взглянуть, как там моя квартира.

– Ты еще не заезжал к себе? – спросила Джин.

– Нет. Долг повелел мне пожертвовать бренным комфортом.

Отступив на шаг, Джин внимательно оглядела его с ног до головы.

– И в самом деле, похудел. Но дома ты, определенно, был.

– Определенно, не был!

– Как насчет ужина? – спросил Арнольд. – Будем праздновать?

– Как угодно.

– Я тебе позвоню.

– Я буду дома до конца дня, – заверил его Даржек. – Может быть, даже до конца месяца.

24

Рон Уокер заехал за Даржеком в роскошном лимузине.

– Ты – что, совсем сбрендил? – поинтересовался Даржек после того, как шофер закрыл за ним дверцу. – Слыхал я о том, как газетчики используют средства из редакционного бюджета, но это – ни в какие ворота!

– Вы с Арнольдом до самой смерти не прекратите уедать меня редакционными командировочными? – взвился Уокер. – Ты прекрасно знаешь, что мне приходится писать четырехстраничные отчеты после каждой поездки в метро! Этот лимузин – от Томаса Дж. Уоткинса.

– А он-то тут при чем?

– Он узнал, что мы устраиваем праздник, и заявил, что финансовые и организационные вопросы – в его ведении. И ему нельзя отказать в размахе и стиле. До чего милый человек – достает из рукава лимузины и отдельные кабинеты в шикарных ресторанах с такой непринужденностью, что просто забываешь, что для этого требуется всего-навсего иметь деньги. Кстати, он тоже будет присутствовать – после того, как мы согласились принять его услуги и деньги, как-то неудобно было отказываться от его общества.

– А кто еще будет?

– Уоткинс привезет Эда Ракса, Арнольд – Джин, а я вот везу тебя. Получаются три счастливых пары…

– Ты насчет Теда и Джин уже знаешь?

– Об этом я знал раньше, чем они сами. Твое отсутствие их здорово сблизило. Думаю, так будет лучше для них обоих.

– Скорее всего, ты прав. Но на меня не ссылаться! Куда мы направляемся?

– В какой-то частный клуб, о котором я никогда не слышал. Его Уоткинс тоже вынул из рукава.

Шофер со всей возможной торжественностью доставил их к подъезду роскошного старинного особняка на Риверсайд-драйв. Швейцар в ливрее «сдал» их с рук на руки дворецкому, который препроводил друзей в небольшой обеденный зал на втором этаже.

– На табличке написано: «Викторианский клуб», – благоговейно выдохнул Даржек. – Но обстановка-то какая модернистская – того и гляди взлетит на орбиту! А эта странная картина, клянусь, была написана специально, чтобы прикрыть трещину в штукатурке!

Наверху их ждали улыбавшийся Уоткинс и официант с подносом, заставленным бокалами. Все собрались у роскошного камина, в который был вмонтирован кондиционер. Эд Ракс изо всех сил сжал руку Даржека, умудрившись при этом опрокинуть свой бокал. Официант, как ни в чем не бывало, подал ему другой и торопливо убрал осколки.