Текст книги "Женский клуб по вторникам"
Автор книги: Лиза Коветц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
12
Пропасть между двумя мирами
«Девочки» съехали. Крышу починили. Старые, использованные презервативы, которые валялись на заднем дворе, закопали в землю под новый газон. Оставалось только надеяться, что у будущих владельцев дома не будет собаки. Лакс заплатила Карлосу, чтобы он покрасил стены внутри, сказав ему, что дом принадлежит другу приятеля с работы и ему нужен хороший маляр, и чтобы об этом никто ничего не знал. Она заплатила ему хорошие деньги с легкой руки. Потом она продала дом.
В качестве начальной стоимости риелтор назвал абсурдно большую сумму денег. Лакс понизила ее до 20 000 долларов, и через шестнадцать часов дом был продан за сумму, на 60 000 долларов выше запрашиваемой. На эти деньги Лакс купила на Манхэттене квартиру с двумя спальнями, нуждающуюся в капитальном ремонте.
– Эй, привет, – как-то сказал ей Карлос во время телефонного разговора, и Лакс услышала, как в отдалении плачет ребенок, – Если, типа, ну ты поняла, этим чувакам с работы еще когда-нибудь понадобится, ну, что-то таскать или двигать, позвони мне, ладно?
– Как раз есть такие люди, – Лакс водила пальцем по облупившейся краске на кухне у Тревора. – У них квартирка на Манхэттене, там нужен небольшой ремонт, и они хотят, ты понимаешь, чтобы я об этом позаботилась. Покрасила ее и все такое.
– Ты хочешь покрасить ее всю в фиолетовый цвет?
Ее риелтор советовал покрасить стены в цвет ирландского льна, так он причудливо называл бежевый.
– Тебе нужна работа или нет? – торопливо спросила Лакс, волнуясь, что Тревор может выйти из душа и услышать разговор с бывшим парнем о недвижимости и ремонте.
– Да-да. Где и когда?
Кухня была в ужасном состоянии. Лакс заказала новую мебель, а Карлос ее установил. Она оставила старую раковину, планируя отмыть ее и с его помощью поменять счетчик. Карлос оказался отличным штукатуром и заделал все дырки в стенах и потолке всего за один день. Они убрали ковер, обнаружив под ним жучков и деревянный пол. Один из приятелей Карлоса работал на парня, у которого был шлифовальный станок, и этот приятель не постеснялся одолжить станок и лак, прийти в субботу и отремонтировать пол за наличные. Карлос работал как ломовая лошадь, а Лакс помогала ему в выходные.
– Нет, нет, на прошлой неделе моя мама болела, – говорила она Тревору. – А в эти выходные инфекцию подхватила моя школьная подружка, и я присматриваю за ее ребенком, чтобы она могла, так скажем, отдохнуть.
Лакс пришлось шесть недель притворяться больной гриппом, чтобы избавиться от расспросов друзей и родственников. В последний уик-энд пришла Джонелла и помогла ей убрать квартиру.
– Я бы покрасила все в фиолетовый цвет, – заметила Джонелла, когда они сделали передышку.
– Ага, я тоже, – согласилась Лакс, наблюдая, как мышцы на спине Карлоса играют под рубашкой.
– Сними рубашку, – подсказала Джонелла.
– Мне не настолько жарко, – ответил Карлос.
– Ага, но мы-то горим, – рассмеялась Джонелла.
Он заржал, как самец гориллы, и бросил потную рубашку в Лакс.
– А теперь брюки, – продолжала Джонелла.
– Нет.
– Ну, давай, малыш.
– Мне надо работать.
– И что с того?
– На мне нет трусов.
– Упс.
– Так, значит, представление закончено? – спросила Лакс.
– Ага, он не хочет вымазать свой член в краске.
– Его можно понять.
– Да пошли вы обе к черту, сумасшедшие шлюхи. Не пытайтесь залезть ко мне в штаны.
Он провел валиком по стене, и все пятна исчезли под новым, чистым слоем краски. Будущий владелец сможет потом выкрасить стены в любой цвет.
– Как работа? – поинтересовалась Джонелла, отдраивая раковину.
– Отстой, – ответила Лакс, протирая холодильник. – Как материнство?
– Отстой. Но малыш – просто чудо. Карлос вернулся в дом своей мамочки, чему я рада, потому что, Господи, он ведь козел последний!
– О, да, Карлос козел еще тот.
Они засмеялись, и Джонелла шлепнула Лакс по плечу одним из тех дружеских жестов, после которых остаются синяки.
– Когда ты заведешь своего?
– Ребенка?
– Ага.
– Только не я.
– А я собираюсь родить еще одного.
– Ты снова беременна?
– Не-а, только планирую.
– С Карлосом?
– С козлом Карлосом? Ни за что.
– А с кем тогда?
– С кем-то, кого я еще не встретила.
– А что на это скажет Карлос? – спросила Лакс и в качестве напоминания вытянула свой покалеченный крошечный мизинец, который зажил четыре года назад, но все равно выглядел кривым и сломанным.
– Карлос любит ребенка, но он не хочет еще одного из-за, ну, денег. Так что, когда я забеременею, я скажу ему, что ребенок от него, и не расколюсь, пока он не будет писать кипятком. А когда выяснится, что я соврала, он будет праздновать это событие, упадет передо мной на колени и поцелует мою толстую задницу.
План показался Лакс весьма разумным. Но она все равно боялась за подругу.
– А что если все пойдет не так и он разозлится?
– Все будет именно так.
Карлос был мужчиной небольшого роста, но очень сильным и жилистым. С него нечего было взять. В тюрьме ему было так же комфортно, как и в Квинсе. Для него не существовало запретов, когда он решался что-то сделать. В десятом классе Лакс была его лучшей девчонкой, а на втором месте была Джонелла. Он воспитывал свой гарем посредством ударов и пощечин, но только однажды сломал кость – крошечный мизинец Лакс. Он сжимал его, пока тот не хрустнул.
Вскоре после того, как Лакс окончила среднюю школу, ее старшего брата Джозефа тоже выпустили из тюрьмы. Увидев сломанный палец своей маленькой сестренки, Джозеф позвал Карлоса и сообщил ему, что Лакс теперь будет делать все, что захочет. Они много кричали, били друг друга, было много крови, в основном крови Карлоса. И хотя драка длилась довольно долго, Карлос и Джозеф изначально были друзьями, поэтому и закончил все на дружеской ноте.
– Да пошел ты на хрен! – гаркнул Карлос.
– Да пошел ты сам туда! – крикнул ему в ответ Джозеф. – И не забудь, что завтра мне нужно, чтобы ты меня подбросил.
– Да, подвезу.
– Это в твоих интересах.
Вернувшись в дом, Джозеф хлопнул дверью. Лакс сидела за кухонным столом, зажав уши ладонями. Она сконцентрировалась на шуме в ушах, похожем на шум морских волн, и пыталась не вслушиваться в звуки побоев. Джозеф улыбнулся сестре, похожей на испуганную мышь. Он прикоснулся к свежему синяку на ее щеке и сказал: «Карлос больше не будет тебя трогать». Потом он сел на диван и выпил пива с матерью. Когда Лакс перестала быть соперницей Джонелле, Карлос стал полностью принадлежать той.
– Думаю, теперь я хочу девочку, – размышляла Джонелла. В уголках ее губ притаилась забавная улыбка.
– У тебя совсем нет денег, – напомнила ей Лакс.
– И что с того?
Лакс промолчала.
– Деньги приходят и уходят, – Джонелла продолжала улыбаться, вспоминая, как хорошо она себя чувствовала во время беременности, и о том, как сладко пахнет кожа ребенка. Она была не настолько глупа и не собиралась заводить шестерых или восьмерых детей, как делали некоторые ее знакомые. Но, если бы она родила еще одного или, может, даже двоих, в доме ее матери это почти ничего бы не изменило.
– Мы никогда не разбогатеем, так почему не иметь сейчас то, чего хочется, – сказала Джонелла.
Она оценивающе оглядела кухню. Те места, над которыми она поработала сама, сияли чистотой, все остальное выглядело не так чисто. Джонелла еще раз перемыла все после Лакс.
– Хорошо, что ты доишь этого богатого парня. Ты бы в жизни не смогла сохранить работу в реальном мире.
Лакс нашла повод сбежать в гостиную: там она скатала брезент и убрала малярные ленты. Когда они собрали оставшийся мусор, квартира моментально преобразилась. Стоя посреди нее, Лакс вдруг увидела собственное будущее.
Джонелла подметала пол, рассказывая Лакс о старых друзьях и о всяких шалостях своего ребенка. Она перебирала всех, кто растолстел и у кого проблемы. К тому времени, как они добрались до спальни, о старых друзьях было больше нечего рассказывать. Они вдвоем сели на батарею, наблюдая за тем, как их бывший любовник красит стены.
Карлос был хорошим маляром. Никогда, ни за какие деньги в мире он не сделал бы этого, если бы знал, что квартира принадлежит Лакс. Узнай он это, наверняка нашел бы ее и переломал ей все остальные пальцы. Но то, что эта информация могла каким-то образом достичь его ушей, было маловероятно, потому что полумертвый юрист тетушки «просто-тетки» основал символическую корпорацию для того, чтобы избежать уплаты налогов. Новая квартира Лакс была записана на компанию, которую она окрестила «Тревор холдинге». Карлос мог узнать, что Лакс – настоящий владелец квартиры, только если бы она сказала ему об этом лично.
Карлос нанес на стену последний штрих бежевой краски, аккуратно опустил валик на клочок газеты и отступил назад, оценивая свою работу. Он остался доволен, расстегнул ширинку, повернулся к подругам и сбросил штаны.
– Ну, теперь я готов, – сказал он.
Девушки звонко рассмеялись.
Руки и торс Карлоса покрывали глубокие рельефные красные шрамы. Некоторые из них появились случайно, другие были нанесены умышленно. На его бицепсе красовалась мастерски выполненная татуировка, изображавшая петуха на виселице. Карлос, у которого было какое-никакое чувство юмора, любил поглаживать свою татуировку и говорить, какой у него прекрасно подвешенный петушок, намекая на совсем иную часть тела. Он был крепким, как скала, и однажды в жаркий день Лакс поцеловала его, когда Карлос ел персик. Этот поцелуй она запомнила навсегда: сладкий вкус свежего персика, смешанный со вкусом его губ и пота. Воспоминание нахлынуло на нее снова, когда он стоял перед ней и смеялся, сознательно дразня их с Джонеллой.
Джонелла прыгнула на него с разбега, и Карлос поймал ее. Они оба разделяли мнение, что секс – это хорошо, а их тела созданы для любовных утех. Лакс не сдвинулась с места.
– В чем дело, крошка?
– В тебе, Карлос, ты ей больше не нравишься.
– Нет, я думаю, дело в тебе, потому что ты растолстела, или, может, она завязала с лесбийскими замашками.
Лакс смотрела, как Карлос с Джонеллой движутся в едином ритме.
– Детка, не слушай его, ты вовсе не толстая, – ободряюще крикнула Лакс, когда ее подруга сбросила одежду на пол.
Джонелла, задержавшись губами на соске Карлоса по пути к его промежности, поманила Лакс к себе, и рука напомнила ей кобру, впавшую в транс от мелодичных звуков.
«Я подойду к ней сзади и буду касаться ее спины своей грудью, пока она не опустится вниз. Тогда руки и губы Карлоса будут принадлежать мне, пока она не оседлает его. – В своем воображении Лакс проигрывала все движения. Перед ней Джонелла уже прижала Карлоса к полу и забиралась на него сверху. Скоро был выход Лакс. Ей нужно было спрыгнуть с батареи, или она рисковала все пропустить. «Когда Карлос перевернет ее и пристроится к ней сзади, – размышляла Лакс, – я подойду и суну свои груди прямо ему в лицо». Она слезла с батареи, и тут они начали стонать.
– Детка, детка, детка. О, малышка. Да, детка.
– О, малы-ы-ыш.
– М-м-м, детка.
Корабль ушел в плавание без нее, но Лакс не могла пошевелиться. Она, зависнув между двумя мирами, смотрела, как золотистая спина Карлоса блестит от пота и как преображается лицо Джонеллы от удовольствия, становясь красивым. Джонелла выгнула шею и откинула голову, приоткрыв губы и хватая ртом воздух. Лакс снова вспомнила о персиковом поцелуе.
Она смотрела, как на лице ее подруги задумчивость сменяется блаженством и обратно. Это выглядело так, будто сначала ее посещала невероятно глубокая мысль, спустя мгновение она беседовала с Богом, потом погружалась в решение математической задачи, потом возвращалась к религии, затем снова к усложненной геометрии. И в это время ее брови то морщились, то разглаживались, а промежутки между этими трансформациями становились все короче. Математика – Бог; математика – Бог; математика – Бог. И когда Карлос входил в нее все быстрее и быстрее, оставался только Бог, Бог, Бог, Бог. Лакс знала, что Карлос из-за желания контролировать процесс, а не из благородства удостоверится, что Джонелла кончит первой. Та же черта его характера, благодаря которой он был удивительным любовником, делала его ужасным бойфрендом. Карлос получал огромное удовольствие, управляя женщинами.
– Нет, нет, нет-нет-нет-нет.
Поначалу Джонелла всегда боролась с подступающим оргазмом. Карлос обожал это в ней. Она пыталась оттолкнуть от себя волну, которая была слишком большой, слишком мощной, но Карлос нагонял ее снова и снова, сдавливая большими пальцами груди Джонеллы, облизывая ее соски. В краткое мгновение между отрицанием и согласием ее охватило смятение.
– Нет, малыш, да-да, малыш, нет! О нет!
Карлос на мгновение поднял глаза и встретился взглядом с Лакс. Слегка приоткрыв рот, она изо всех сил вцепилась в батарею, одной рукой обхватив свою грудь. Он подмигнул ей.
Когда все кончилось, Лакс знала, что они спросят, почему она не присоединилась к ним. Может быть, посмеются над тем, что она подглядывала. Наверное, Карлос предположит, будто она ждала его, ждала, что он будет принадлежать только ей, как в былые времена. Она угадала все его мысли в тот момент, когда он подмигнул ей. Словно пообещал что-то, что приберег лично для нее.
Лакс соскользнула с батареи. Повернула ключ в замке и бежала до самого метро. В квартиру Тревора она ворвалась, тяжело дыша. Он сидел на диване в одном халате и разговаривал по телефону, собираясь сходить в кино со старым другом. Лакс нарушила все его планы.
13
Нагишом на унитазе раввина
Марго знала, что платье, в котором она пойдет на эту свадьбу, должно быть сногсшибательным. Бирюзовым. Этот цвет был Марго к лицу. В конце концов она нашла облегающее платье с диагональным вырезом, ниспадающее так чудесно, как это получается только благодаря косо срезанной ткани. Из-за тонких лямок и обтягивающего материала ей нужно было обзавестись идеальным бельем. В магазине такое нашлось: продавщица назвала его поддерживающим бельем, несмотря на то, что сей предмет дамского туалета больше походил на корсет.
– В нем вы смотритесь подтянутой, – сказала ей продавщица в «Мэйсиз» [14]14
Macy's – сеть супермаркетов.
[Закрыть]. На вид ей было года двадцать три, и в ней было двести тридцать фунтов [15]15
104 кг.
[Закрыть]веса.
– На мне сейчас тоже такое белье, – горделиво сообщила девушка. – Скрывает не меньше десяти фунтов [16]16
5 кг.
[Закрыть]на бедрах.
– О, – выдавила из себя Марго, пытаясь заполнить образовавшуюся паузу, – здорово.
Несмотря на шокирующие характеристики корсета, она все-таки его купила. Вечером в день свадьбы Марго попыталась натянуть его на себя после душа, но поняла, что это невозможно сделать, когда кожа хотя бы немного влажная. Ну и бог с ним, подождет. Ей было чем заняться.
Марго накрасилась, надела туфли и уже принялась за прическу, когда зазвонил телефон.
– Во что ты одета? – поинтересовалась Брук.
– Сейчас на мне только туфли, – ответила Марго.
– Хм, ты замерзнешь под кондиционерами.
Они посмеялись.
– Ты знаешь, в чем придет Лакс? – спросила Марго.
– Я не говорила с ней с того дня, когда она схватила Эйми за волосы. Но что бы она ни надела, я уверена, это будет потрясающе.
Они снова рассмеялись, представив возможный наряд Лакс в сине-фиолетовых тонах, в обрамлении дешевых искусственных драгоценностей. Марго сидела обнаженная на диване в гостиной, ожидая, пока высохнет лак, и развлекала Брук, предполагая, как в этот самый момент Лакс тоже готовится к свадьбе сына Тревора. По ее сценарию Лакс держала в одной руке фен, а в другой – баллончик лака для волос экстрасильной фиксации.
Марго планировала как можно больше времени проводить в обществе Лакс. Она собиралась блистать своим остроумием и красноречием, привлекательно повиливая бедрами в то время, как под ее смелым, стильным платьем будет угадываться чувственное тело. Тревору не обязательно знать о поддерживающем белье.
Макияж закончен, волосы уложены, ногти высохли, туфли надеты – Марго была почти готова. Остался только чертов корсет.
– Мне пора, Брук, – сказала она. – Увидимся на свадьбе.
Настало время очной ставки с Поддерживающим Бельем. В руке оно казалось крошечным. Как летний костюмчик для маленькой девочки, только в данном случае верхняя часть была пришита к штанишкам. Марго сняла туфли и сунула ноги в штанины. Она смогла натянуть ткань на бедра, где белье благополучно и застряло. Пока она прыгала по комнате, пытаясь натянуть его выше, бирюзовое платье, которое она разложила на кровати, соскользнуло на пол. Марго пыхтела, ругалась, но так и не смогла натянуть на себя резиновый корсет, который пришелся бы очень кстати к следующему Хэллоуину как атрибут садо-мазохистского костюма или летом, если бы Марго решила заняться дайвингом. Она вбежала в ванную в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь. Масло для тела хорошо пахнет, но может просочиться через шелк платья. Крем для рук? Марго посмотрела на огромное количество баночек.
Кремы, гели, духи, мыло – все не то. Внезапно она увидела то, что надо. Недорогое средство – идеальное решение! Покрыв все тело детской присыпкой, она наконец сумела натянуть латекс на бедра и грудь.
– Слава Богу.
Она выдохнула, а вдохнуть уже не смогла.
– Вот это да. – Марго осмотрела свое новое белье. Оно стройнило, но было ужасно неудобным. И все-таки, если не думать о том, как дышать, Марго чувствовала себя плотно упакованной и в целом прекрасной. Нагнувшись, чтобы поднять упавшее платье, она поняла, что сегодня вечером сидеть не сможет. Ткань легко растягивается, но внутренним органам просто не остается места, когда она нагибается. Ее фигура будет выглядеть великолепно сегодня вечером: спина идеально прямая, живот втянут, груди выставлены на всеобщее обозрение, но Марго не очень хотелось упасть в обморок или потерять почку, поэтому ей придется стоять.
«Да и кто сидит на вечеринке? Я просто буду танцевать всю ночь», – убеждала она себя. Оставалось только придумать способ нагнуться достаточно низко, чтобы поднять платье с пола. Наконец, выполнив замысловатое танцевальное па, которое можно было бы назвать «червяк, роющий нору в ковре», Марго влезла в бирюзовое платье. Двигаясь, словно танцор лимбо, она ухитрилась встать на ноги и была готова завоевать мир.
– Отвезите меня на Лонг-Айленд. Лучше по магистрали ФДР [17]17
FDR Drive – скоростная автомагистраль в Нью-Йорке, проходящая по восточному краю Манхэттена вдоль пролива Ист-Ривер. Названа в честь Франклина Делано Рузвельта.
[Закрыть]к мосту Трайборо [18]18
Triborough Bridge – система мостов в Нью-Йорке, соединяющих районы Манхэттен, Бронкс и Квинс: висячий, подъемный и фермовый мосты, соединенные путепроводами.
[Закрыть], – сказала Марго таксисту, и обрадовалась, заметив его нескрываемое отвращение к ее командному тону и пышному одеянию, столь свойственное выходцам из стран третьего мира. Он, презрительно фыркнув, сделал так, как она просила, и повернул машину на ФДР.
– Что вы там делаете, леди? – спросил водитель, когда, бросив взгляд в зеркало заднего вида, не увидел никого.
– Ничего, – непринужденным тоном ответила Марго. Она растянулась на заднем сиденье машины, чтобы дать себе возможность дышать.
Ночь была теплой, и у нее с собой была только тонкая накидка да маленькая сумочка, отделанная настоящей бирюзой. Если станет прохладно, она одолжит у Тревора пиджак. Автомобиль подъехал к дому, указанному в приглашении.
– Выходите? – спросил водитель.
– Конечно. Дайте мне минутку.
Марго дождалась, пока из стоявшей перед ними машины выйдут люди, и она отъедет.
– Откройте мне дверь, пожалуйста.
Водитель посмотрел в зеркало заднего вида и никого не увидел. «Сумасшедшая полуголая бабенка», – подумал он, но тем не менее вышел из машины и открыл ей дверь. Марго, словно труп, вперед ногами, выбралась из такси. Она дала шоферу приличные чаевые, потому что он, хотя и вытаращил глаза, все-таки удержался от смеха.
Перед церемонией подавали напитки и закуски. Марго, прогуливаясь в поисках Лакс, столкнулась с Брук и Эйми в тот момент, когда Брук наливала себе водку.
– Это потрясающе! – громко объявила Брук.
Было очевидно, что она наполняла стакан уже не в первый раз. Водка стояла в ведерке со льдом, накрепко в него вмерзнув. По обеим сторонам ведерка были приделаны металлические стержни, которые крепились к стойке, позволяя даже самым пьяным гостям продолжать наливать ледяную водку в стакан, всего двумя пальцами надавливая на горлышко бутылки. А на льду красовались пингвины из яиц и оливок, балансируя на печенье и ныряя в океан икры.
– В чем пришла Лакс? – с нетерпением в голосе осведомилась Марго.
– Мы еще не видели ее, – сказала Эйми.
Мимо них, вальсируя, продефилировала бывшая жена Тревора.
– Привет, Кэндис! – помахала ей Марго, получив в ответ злобный взгляд.
– И как это понимать? – обалдела Эйми.
– И как у нее глазные яблоки еще не выгорели, – засмеялась Брук.
– Марго, я думаю, эта женщина ненавидит тебя.
– Хорошо, – подумала Марго, – пусть ненавидит. Надеюсь, на то есть причина.
– Как много людей с работы, – заметила Брук, когда они вошли в зал для церемонии.
– О Боже, это Лакс? – вдруг спросила Марго.
– Это секретарша раввина, – сказала Брук.
– Не знала, что Тревор еврей, – удивилась Эйми.
– Он не еврей, – объяснила Марго. – Невеста еврейка.
– Церемония начинается, – прокомментировала Брук, доливая себе водки.
– Ну, пошли, – кивнула Эйми.
– Погоди, я хочу еще икры, – взмолилась Брук.
– У тебя черное пятно от икры на губе, и, о Боже, посмотри на свои зубы! – воскликнула Эйми, ковыряясь в сумочке в поисках зеркальца.
Брук вытерла лицо и залпом выпила оставшуюся в стакане водку.
– Где будет проходить церемония? – спросила она.
– Здесь, – ответила Марго.
Войдя в украшенный гирляндами храм, они понизили голос.
– А где гостиная? – прошептала Эйми.
– Прямо здесь. Здесь есть еще одна комната.
Марго указала на стену в глубине синагоги, она складывалась, как гармошка.
– Там комната для бар-мицвы [19]19
Бар-мицва – религиозная церемония, которую мальчик проходит в возрасте 13 лет.
[Закрыть]. Стена убирается. В той комнате есть даже эстрада для оркестра. Под потолком вращающийся зеркальный шар и все такое.
– Потрясающая религия, если они держат под рукой зеркальный шар на случай важных событий, – подметила Брук.
Они молча заняли свои места на стороне жениха. Синагога была украшена длинными гирляндами из роз цвета розового сиропа «пепто-бисмол» и лентами, которые не позволяли подойти к скамейкам со стороны центрального прохода. Нужно было обходить скамейки с внешней стороны, рискуя запутаться в цветах.
– Это та самая еврейская принцесса с Лонг-Айленда [20]20
Long Island – остров, расположенный у юго-восточного побережья штатов Нью-Йорк и Коннектикут.
[Закрыть], – зашептала Эйми на ухо Брук, а та шикнула на нее, подавив смешок.
Брук, Эйми и Марго прошли в середину зала и заняли места поближе к цветочным гирляндам. Заиграла музыка, и голоса смолкли. Вошла девушка с цветами, с любопытством поглядывая на гостей, стала разбрасывать лепестки из большой корзины через каждые пару метров. Прошли дядя с тетей, за ними слегка растерянная пожилая леди, выглядевшая очень мило в лавандовом платье. Она остановилась посреди прохода, как будто внезапно забыла, куда идти. Гирлянды из роз, висящие над каждым рядом, позволяли ей двигаться только в одном направлении, раввин улыбался ей с видом человека, которому не терпелось поскорее кого-нибудь поженить.
– Но я не еврейка, – запротестовала старушка, обращаясь к Марго, стоявшей в конце ряда.
– Нет-нет, Тедди женится на еврейской девушке. Это свадьба Тедди, – Марго попыталась успокоить ее.
– Тедди?
– Сын Тревора.
Старушка беспомощно посмотрела на Марго и потянулась, чтобы взять ее за руку. Пока Марго боролась с гирляндой, пытаясь перебраться на другую сторону, внезапно появился Тревор и повел свою мать дальше по проходу. «Спасибо», – обернувшись, одними губами сказал он Марго через плечо, и ее глаза наполнились слезами.
– Ого, – зашептала Брук. – Не дай Боже стать такой.
– Т-с-с! – одновременно шикнули на нее Эйми и Марго.
Тревор вовремя посадил мать и вернулся назад, чтобы сопроводить своего сына.
Возбужденный вид Тедди не шел ни в какое сравнение с болезненным выражением лиц его родителей. Слишком большое число членов семейства, собранных в одном месте, может отяготить счастливое событие. Тедди, как однажды признался Тревор в разговоре с Марго, вряд ли когда-нибудь остепенится. И уж тем более он никогда не женится. Он жил с художницей, специализирующейся на граффити, когда брак его родителей развалился. И вдруг Тедди вступил в программу МБА [21]21
МВА – программа Master of Business Administration (магистр делового администрирования).
[Закрыть]и объявил о своей помолвке с этой типичной девушкой с Лонг-Айленда.
– Я не в восторге, – заявил Тревор Марго, когда она спросила его о свадьбе. – Она слишком заурядна для него.
Тревор выглядел решительным и смелым, и Марго хотелось протянуть руку и коснуться рукава его смокинга, когда он проходил мимо, но розы невероятных размеров делали невозможным любой контакт. Когда все собрались, свет немного приглушили, и началось шествие невесты к алтарю. Внезапно свет погас совсем. Спустя мгновение в глубине синагоги зажегся одинокий прожектор, и невеста в ослепительно белом платье предстала перед взорами собравшихся в луче падающего света. Мать Тревора открыла рот от изумления.
– Господи! – прошептала Брук. – Это же Барби в свадебном платье!
Все еще ошеломленные эффектом прожектора и появлением невесты, словно по волшебству, ни Эйми, ни Марго не осудили излишнюю разговорчивость Брук. Если невеста это и слышала, то не подала виду, она продолжала сверкать зубами, специально отбеленными по случаю важного события.
Блестящее облегающее платье невесты с диагональным вырезом и тонкими бретельками доходило до самого пола. Несмотря на это, невеста настояла на полной восковой эпиляции ног и зоны глубокого бикини, то есть всего ее тела, начиная с крошечных волосков на больших пальцах ног и заканчивая густыми, вьющимися волосами, которые росли от самого влагалища до бедер. Она запланировала поход в салон за день до свадьбы, но Тедди потащил ее на какую-то художественную выставку в город. Она перенесла эпиляцию на 8 часов утра, но проспала. Отменив встречу с раввином, невеста кинулась в салон на сеанс удаления волос в последнюю минуту. Это было ошибкой. Ее ноги, от больших пальцев до самого влагалища, везде, где были удалены волосы, покрылись маленькими красными пятнышками. Она планировала быть самой сексуальной в этот день, а в итоге стала похожа на ощипанного цыпленка. К свадьбе красные пятна сошли, но кожа ее была настолько раздражена, что невеста не решилась натянуть колготки. Поэтому под ослепительно белое платье с диагональным вырезом и тонкими бретельками она надела только простые белые трусики.
Марго заметила первой, но озвучила это Эйми.
– Боже мой, Марго, на ней такое же платье, как и на тебе, – заметила она, когда церемония закончилась, и они направились в комнату для бар-мицвы, где их ждал ужин и танцы.
– Ты о ком? – спросила Марго, делая вид, что не понимает.
– О невесте.
– Ну, уж нет. Ее платье…
– Белое, – закончила фразу Брук.
– Что тут скажешь? У нее прекрасный вкус.
Брук, Марго и Эйми должны были сидеть за одиннадцатым столиком вместе с другими коллегами по работе. На столе не было маленькой карточки цвета слоновой кости с каллиграфически написанным именем Лакс.
– Думаю, я сделаю еще кружок по залу перед тем, как сяду, – сообщила Марго друзьям, усаживающимся за стол.
Комната, которая казалась не слишком красивой при дневном свете, в темноте выглядела очень элегантно. Как Марго и предсказывала, под потолком в центре зала медленно вращался зеркальный шар, разбрызгивая сверкающие узоры света на улыбающиеся лица гостей. Марго стояла на месте и чувствовала, что могла бы простоять так всю ночь. Она притворялась, что слушает музыку, когда Тревор подошел к ней сзади и обнял.
– Спасибо тебе.
– О! – воскликнула она в ответ. – Спасибо за что?
– За мою мать.
– Ах, да. Конечно. Я бы сделала больше, если бы не…
– …если бы не цветы.
– Да, – согласилась она.
– Очень упрямые розы.
– До смешного упрямые. Ты в порядке?
– Да, конечно. Моя бывшая жена так же зла на меня сейчас, как и в те времена, когда мы были женаты. Не знаю даже, зачем мы затевали этот развод.
– Потанцуй со мной, – попросила Марго, не беспокоясь о том, что это было сказано совершенно не в тему.
– О, да, с удовольствием.
Он обвил руками ее талию. Она положила руку на воротник его смокинга, и они ступили на танцплощадку. Марго носила туфли на высоких каблуках почти каждый день, поэтому могла грациозно скользить в своих туфлях, благодаря которым она была почти с него ростом. В своих руках он чувствовал ее теплое, упругое тело и не догадывался, что частично этим Марго была обязана спандексу и резине. Какое-то мгновение они передвигались по залу, слившись в одно целое, как тигр, гордо шествующий по джунглям. Но, хотя у отца жениха было не так уж много обязанностей в свадебный вечер, Тревор с Марго прошествовали прямо к одной из них.
– Разрешите отобрать у вас кавалера? – бесцеремонно спросила невеста.
С мгновение Марго беспомощно смотрела на нее, скрывая свое возмущение тем, что ее опустила с небес на землю какая-то двадцатитрехлетняя мегера в облегающем платье с диагональным вырезом. Потом она изящно отступила, назад, глядя, как Тревор кружит в танце эту молодую девушку в почти таком же платье, как у нее. Марго улыбнулась и расслабилась, планируя свой побег.
Брук и Эйми махали ей, предлагая сесть с ними за стол, но она не могла присоединиться к ним и немного выпить. Она просто не могла сесть. Марго смотрела, как Тревор уносится от нее в танце, и ее улыбка становилась слегка неестественной. Она покинула зал и оглядела синагогу в поисках туалета.
Женская комната была заполнена кузинами, флористками и юными подружками невесты. Никто не пользовался туалетом, все просто вертелись перед зеркалами, расчесывая волосы и сплетничая о парнях. Одна девушка курила и хвасталась сережкой у себя в брови. Марго подумывала о том, чтобы пробиться через толпу в женской уборной и спрятаться в туалетной кабинке, но там ей тоже пришлось бы сидеть. Сегодня туалет был не тем местом, где она могла найти облегчение.
Марго прокралась через синагогу, холодно улыбаясь одинаково как друзьям, так и незнакомцам. Она заглянула в окно закрытого магазина подарков «Хадасса», притворяясь, что ее интересуют чашки, подсвечники и книги про Хануку [22]22
Ханука – еврейский национальный праздник.
[Закрыть]. «Я бы купила эти подсвечники, потому что они симпатичные. – Марго мысленно делала покупки. – И эти крученые свечи мне нравятся». Все остальное было в средневековом стиле пятнадцатого века и едва ли интересовало ее. Потом ее взгляд упал на дверцу магазина подарков, было похоже, что за ней находится другой туалет. Марго дернула дверь, и та оказалась не заперта.
Ее внимание сразу же привлек стоявший в комнате туалетный столик с зеркалом. Зеркало было украшено лентой с лампочками, наподобие тех, что вешают на зеркала туалетных столиков за кулисами. Одежда, в которой пришла невеста, была разбросана по всей комнате, и Марго заметила, что девушка так же, как и она, носит джинсы «Гэп» четвертого размера. Марго посмотрела на себя в зеркало и задумалась о том, какая разница между двадцатитрехлетней девушкой и пятидесятилетней женщиной. Никакой. Больше денег, больше власти, больше хладнокровия. «Что я потеряла?» Марго составила мысленный список:
