Текст книги "Женский клуб по вторникам"
Автор книги: Лиза Коветц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
19
Удар
Его погубила кровь. Всего лишь крошечное пятнышко крови, которая брызнула из носа Тревора на блузку не того человека, не в том месте, не в то время. Если бы не кровь, все могло бы закончиться хорошо.
За всю жизнь Тревора ударили лишь однажды – его сын. Они играли в флаг-футбол, и это была чистая случайность. Тедди зажал в кулачке флаг соперника, собираясь триумфально выбросить его вверх, вот только по пути кулак встретился с подбородком его отца. Голова Тревора резко откинулась назад, и, как следствие, он ходил с огромным синяком и фиксирующим воротником несколько недель.
Когда Лакс ударила Тревора посреди вестибюля фирмы «Уорвик и Уорвик», ее правый кулак попал прямо ему в висок.
Лакс была сильной, но слегка медлительной. Она сделала достаточно предостережений, пусть даже недостаточно ясно выражаясь.
– Если ты не уберешься, Тревор, тогда, держите меня семеро, я тебе вмажу.
Для Тревора слово «вмазать» – как и его синонимы «заехать», «стукнуть» и «ударить» – было пустозвоном, пустой угрозой. Лакс, в свою очередь, хотела предупредить его, что необдуманные поступки впредь не останутся безнаказанными.
После нескольких восхитительных часов наедине с Карлосом она с трудом добралась до своей одежды и обнаружила семнадцать пропущенных вызовов от Тревора на своем мобильном телефоне. Еще он звонил ее матери и Джонелле. Ее шокировало даже не количество звонков. А тот факт, что она никогда не давала ему их телефонные номера. Лакс почувствовала, как петля сжимается вокруг ее шеи. Он даже не знал фамилию Джонеллы и все-таки разыскал ее. Лакс поняла, что отношения взяли неверный курс, а она не могла поджав хвост бежать к своему брату Джозефу всякий раз, когда у нее начинались неприятности. Поэтому она решила спрыгнуть с поезда еще до того, как он сойдет с рельсов. В понедельник, после работы, она собрала вещи и переехала к своей матери.
Всю неделю Тревор делал все возможное, чтобы вернуть ее. Цветы. Письма. Билеты в кино. Она предупреждала, она несколько раз просила его «отвалить на хрен», но, несмотря на простоту этих слов, Тревор не понимал ни их, ни причин ее поведения.
Даже в последнюю минуту перед разрывом он не догадывался, что это произойдет. Если бы Тревор мог просмотреть случившееся в замедленной съемке, то отчетливо увидел бы, что, когда он зажал Лакс в углу вестибюля и она сказала: «Бели ты не уберешься, я тебе вмажу», кисти ее рук уже сжимались в кулаки. Она дала ему достаточно времени, чтобы он отошел. Вместо этого он придвинулся ближе, умоляя: «Зайка, неужели мы не можем все обсудить?» Лакс приняла боевую стойку, широко расставив ноги. Руки подняла к лицу, сжав их в кулаки.
Джонелла бы догадалась, что за этим последует. Карлос, Джозеф и любой ребенок с детской площадки, которого хоть когда-нибудь били, просек бы сразу, что Лакс, с кулаками на уровне глаз, собиралась ударить. Она ждала, давая ему еще один шанс уйти, но Тревор был иноземцем, туристом, случайно наткнувшимся на мятеж. Он сделал шаг вперед, пытаясь коснуться ее, и в тот же момент – бац!
Лакс предполагала, что он попытается дать сдачи, поэтому левой рукой прикрывала голову. Правой она размахнулась и резко ударила его по лицу. Шлеп.
Но в том, что из его носа хлынула кровь, была виновата не только Лакс. Тревор отлетел к стене, а потом повалился вперед и ударился головой о стол с журналами. После того как Тревор рухнул на пол, Лакс перешагнула через него и медленно прошла мимо ошеломленной секретарши, через лабиринт коридоров фирмы, к своему рабочему столу. Мышцы ее живота были так напряжены, что она не могла дышать. Ее босс, вскоре ставший бывшим, позже скажет своим друзьям, что она «дышала, как собака». И это на самом деле было близко к истине. Лакс схватила свою сумочку, пакет с ленчем, блокнот и пошла обратно в приемную.
Когда она вернулась, мистер Уорвик собственной персоной, а вместе с ним Марго и несколько других старших юристов уже толпились вокруг Тревора, прикладывая к его кровоточащему носу отглаженные носовые платки. Тревор уставился на Лакс, когда она проходила мимо него. Он заметил у нее в руках сумочку и бумажный пакет. Лакс вышла из офиса и направилась к лифтам.
– Вот она! Вот она! – закричала секретарша из приемной, когда Лакс нажала кнопку вызова лифта с указателем вниз.
– Оставьте, миссис Дичер, оставьте! – крикнул Тревор. Секретаршу звали Бичер, но у Тревора был сломан нос, и он с трудом выговаривал слова.
– Я звоню в полицию, – заявила миссис Бичер.
– Дет! Дет! Де дадо! – закричал Тревор, и все с ним согласились.
– Никакой полиции! – сказала Марго громко.
– Будет лучше, если мы разберемся в этом сами, господа, – добавил мистер Уорвик. Он повернулся к Тревору: – Так что, черт возьми, случилось?
– Я не знаю, сэр. Я упал и ударился о кофейный столик.
Миссис Бичер внимательно слушала. Лгал Тревор или нет, ей нужно было услышать его версию, чтобы суметь потом подтвердить ее.
– Это был несчастный случай, – сказал Тревор, с видом человека, принявшего решение.
Дело было закрыто. Марго выдохнула, чувствуя облегчение от того, что инцидент исчерпан. Оказалось, что на самом деле это было всего лишь недоразумением, которое забудется, когда кости срастутся, а синяк исчезнет.
– Это не несчастный случай, – Крисцентия Пибоди отковыривала маленькое красное пятнышко крови, которое испортило ее шелковую кремовую блузку. Ту самую, с кружевным воротником, которая ей так нравилась.
Эта женщина, Марго, которая контракт на рождественский каталог назвала контрактом на рождественский клитор, тряслась над мужчиной с разбитым носом. Что произошло между худой, безвкусно одетой, рыжеволосой девушкой и этим мужчиной средних лет, ее не касалось. Чего нельзя было сказать о пятне крови на ее блузке. Этот маленький красный кружок сделал ее свидетелем, поэтому она все рассказала.
– Рыжая девчонка, они ссорились, и она велела ему убраться, оставить ее в покое. Но он продолжал приставать к ней и упрашивать ее пойти к нему в офис, где они смогли бы обсудить это наедине. Она стала кричать, но было не похоже, что он собирался оставить ее в покое. Когда он схватил ее за руку, она ударила его. На самом деле довольно сильно.
Крисцентия была очень корректна в своей оценке событий. Миссис Бичер описала бы этот маленький эпизод из жизни Тревора и Лакс похожими словами, хотя и встала бы на сторону Тревора, потому что он всегда был добр с ней.
– Найдите эту женщину, – приказал Уорвик. Потом указал на Тревора. – Вы – в мой кабинет.
Марго отчаянно хотелось последовать за Тревором в кабинет Уорвика. Тревор был таким великодушным идиотом. Наверняка он расскажет Уорвику все, даже то, что тому знать не нужно. У Тревора развяжется язык, и тогда у старика найдется множество оснований для того, чтобы уволить его. О, конечно, они посмеются над произошедшим. Уорвик, возможно, даже благодушно похлопает его по спине за то, что тот вышел сухим из воды, но рано или поздно он все же даст идиоту Тревору пинок под зад и в конце концов уволит его за интрижку с секретаршей.
– Найдите эту девушку, – обратился Уорвик к Марго, когда она попыталась войти в его кабинет.
– Но я думаю, моя помощь нужнее здесь, в вашем офисе.
– Я еще не забыл, как составлять контракт, мисс Хиллсборо. К тому же, я хочу, чтобы вы приняли меры. Я не умею разговаривать с женщинами. Очевидно, что Тревор полный идиот. Мне нужно, чтобы вы поговорили с ней по-женски. Идите не как юрист, а как женщина, разыщите ее, поболтайте с ней и уговорите подписать документ, который мы с Тревором составим. Поройтесь в базе данных сотрудников и найдите ее дело. Идите.
Марго бросила взгляд поверх плеча мистера Уорвика и увидела, как Тревор сел на красный кожаный диван и опустил голову на руки. Она надеялась, что инстинкт самосохранения в нем победит желание признаться.
– И не возвращайтесь без подписанного соглашения, Хиллсборо.
По дороге в Квинс Марго ощутила, как неприятно ей это поручение. Уорвик написал документ, освобождающий фирму от любой ответственности, какие бы обвинения Лакс ни выдвигала против Тревора. В дипломате Марго лежали два чека на 5000 $ и 10 000 $ соответственно. Если Лакс захочет больше, чем 15 000 $, Марго придется сделать звонок. Уорвик ждал у телефона.
Когда Марго приехала, Лакс сидела на крыльце дома своей матери.
– Почему бы нам не зайти внутрь, – предложила Марго.
– М-м-м, плохая идея.
– Я никогда не вела дела на крыльце и не готова начать.
– В конце улицы есть кафе, если ты не против прогуляться.
– Нет, нам нужно обсудить кое-какие личные моменты. Я думаю, в кафе для этого слишком людно.
Лакс встала, загородив собой дверь в дом. Там, внутри, ее мать и брат валялись пьяные на диване. На кухне был беспорядок. Линолеум пожелтел, и лишь в тех местах, где его разъела кошачья моча, остались белесые пятна.
– Я не могу пригласить тебя войти.
«Вот черт, она собирается подать в суд, – подумала Марго. – Лакс будет судиться. Это явная враждебность. Как я заставлю ее подписать эту бумагу?»
– Что мне нужно сделать, чтобы ты все-таки пригласила меня войти в дом?
У Лакс загорелись глаза. Она облизала губы, глубоко вдохнула и заявила:
– Ладно, объясни мне, почему разрешено взять деньги в залог недвижимости.
– Что? – переспросила Марго.
– Ты что, глухая?
– Нет, я просто… хм… ну тебе разрешается брать деньги в залог недвижимости, потому что это твои деньги и ты можешь делать с ними все, что хочешь.
– Все?
– Да.
– На них можно даже что-то купить?
– Конечно. Они же твои.
Лакс молча обдумывала услышанное, пока Марго не прервала ход ее мыслей.
– Теперь мы можем войти?
Лакс толкнула дверь и впустила Марго в дом. Запах кошачьей мочи был невыносимым.
Сидя на кухне, Марго видела краем глаза пожилую женщину и молодого мужчину, которые смеялись над телевизионным шоу в комнате. Кухня была выкрашена в оранжевый цвет с розовой отделкой, а на треснувшем пластике стола стояла целая коллекция икон Мадонны, светящихся в темноте. По мнению Марго, все это являлось отражением представлений Федерико Феллини.
– Ну? Чего ты хочешь? – сев напротив Марго, Лакс теребила в руках одну из позеленевших Мадонн.
Марго сидела в нерешительности, ее взгляд приковывали бархатные картины с клоунами, висевшие за спиной у Лакс. Лакс обернулась, чтобы посмотреть, куда уставилась Марго.
– У моего отца одна из лучших во всей стране коллекций картин с клоунами, написанных акрилом по бархату. Ты могла слышать о них, если, ну, читала журналы по теме.
От кошачьего запаха у Марго начали слезиться глаза.
– Ты не могла бы открыть окно?
Лакс поднялась, открыла окно над раковиной и так и осталась стоять там.
– Так чего ты хочешь? – спросила она снова.
– Юридическая фирма «Уорвик и Уорвик» хочет принести извинения за то, что произошло с тобой сегодня.
Брови Лакс полезли на лоб, и на ее губах заиграла легкая улыбка.
– Да, – пробормотала она. – Это было ужасно.
– He сомневаюсь. Вместе с извинениями мы хотим предложить тебе 5000 $ в качестве компенсации за нанесенный ущерб, при условии, что ты подпишешь документ, освобождающий фирму от ответственности.
– Дай-ка, – Лакс протянула руку за бумагами, которые Марго доставала из дипломата. – Мне можно будет остаться еще на один день, чтобы забрать свои вещи и стереть личные файлы из компьютера?
– Ты не уволена.
Лакс подняла глаза, оторвав взгляд от контракта, ручка зависла в воздухе.
– Что? Сегодня что – мой день рождения? Или первое апреля?
– Ты отказываешься от своего права подать в суд, приходишь завтра на работу, и мы даем тебе чек на 5000 $.
– Я сомневаюсь, что хочу видеть Тревора.
– Тревор ушел.
– Типа, уволен?
– Нет, не типа уволен, а действительно уволен, – спокойно подтвердила Марго.
Лакс отодвинула от себя бумаги.
– Десять тысяч, – сказала Марго.
– Ты вампир, да?
– Пятнадцать тысяч – мое последнее предложение. Я даю тебе пять минут, чтобы его обдумать. Через пять минут оно будет недействительно.
Лакс посмотрела на Марго так, словно та была человеческой особью какого-то нового, доселе неизвестного вида.
– Я попробую угадать, да, ты, типа, сбежала из какого-то городка на Среднем Западе, кишащего толстозадыми, тупыми людьми, которые все вместе хлопают на счет один и пять. Ты понимаешь, о чем я?
Марго смотрела на нее в недоумении. Она понятия не имела, о чем говорит Лакс.
– Я говорю о людях, типа, которые, выезжая куда-нибудь компанией, надевают одинаковые футболки, чтобы не потеряться в толпе. И ты, типа, приехала сюда, чтобы от чего-то сбежать, но человек не может сбежать. Ты никогда, понимаешь, никогда не сбежишь оттуда, где ты была, когда училась в средней школе. Я пытаюсь сказать, что человек может бросить что-то, может сказать, что ему это не нравится, но даже если ты уйдешь, на тебе все равно останется пятно. Возьми, к примеру, меня: куда бы я ни бежала, я всегда буду слегка помята и сломана. Я с этим живу. Но, знаешь, Тревор – он чистый человек. Понимаешь, о чем я? Ага, он думает, что пострадал из-за того, что с ним развелись и он вынужден был отдать свой летний домик, ба-ха-ха, но он не знает, что такое быть уничтоженным. Если я поступлю с ним вот так, он узнает, что это такое.
– Мы не собираемся никого наказывать, мы хотим защитить фирму от негативной огласки и дорогих судебных процессов.
– Я хочу взять эти деньги, – начала Лакс, – но еще я хочу, чтобы Тревор остался. Я уйду. У него останется его дурацкая работа, а я получу два и четыре.
– Нет, мы договорились на 15 000 $, – возразила ей Марго высокомерным тоном.
– Ага, 15 000 $. Два и четыре означает, что я всегда буду знать, когда руки дирижера опустятся, Марго.
Марго вдруг показалось чудным: сидеть на кухне, выкрашенной в оранжево-розовые цвета, в окружении вещей в стиле китч, и слушать, как ее ошибки исправляет Лакс Фитцпатрик. Может, дело было в испарениях марихуаны из соседней комнаты.
– Мы говорим о музыке?
– Ага, есть люди, назовем их малодушными, ладно? Эти люди хлопают в ладоши на первый и третий удар такта, потому что они не чувствуют ритм, который приходится на второй и четвертый удары. Понимаешь, такт, мы говорим о музыке, ясно?
– Я этого не знала.
– Теперь знаешь.
– Спасибо.
Лакс кивнула.
– А теперь, сделай мне ответное одолжение и объясни, чем хорош заем под залог дома.
– Ну, м-м-м, ну, ладно. Деньги – это хорошо, тебе стоит пустить их в оборот. Они не должны лежать без дела, заставь их работать. Если у тебя есть молоток, а ты запираешь его в чулан и не пользуешься им, он не слишком-то полезен.
– Как их достать? Как сделать их, ну, доступными?
– Берешь вторую на дом.
– Вторую – что?
– Закладную.
– А если нет первой закладной?
– Ну, тогда у тебя все просто отлично. Вероятно, любой банк предоставит тебе кредит, если у тебя во владении есть собственность.
– Значит, ты получаешь кредит в банке. Когда ты идешь в банк, что они хотят знать о тебе? Ну, понимаешь, я имею в виду, как о человеке, который собирается взять деньги.
– Все.
– О! – выдохнула Лакс.
– Я имею в виду, все в финансовом плане. Личные вопросы их не интересуют.
– Им нужно, чтобы была работа?
– Лучше, если она есть. Но если собственный капитал достаточно велик, ты можешь получить ссуду, не раскрывая информацию о своих доходах.
– Понятно.
Лакс встала, эффектно заканчивая разговор.
– Спасибо, что зашла.
Встав из-за пластикового стола, Марго дрожащими руками стала складывать бумаги в дипломат. Она только сейчас начала привыкать к вони, и у нее возникло внезапное желание внимательно рассмотреть каждую из светящихся Мадонн. Но Лакс уже стояла у двери.
Марго поднялась и прошла за Лакс в прихожую. Ей не хотелось уходить. Хотелось заглянуть в гостиную и посмотреть, что за люди там лежат, уставившись в телевизор. Она хотела прокрасться в детскую комнату Лакс и посмотреть, висят ли еще на стене школьные помпоны болельщицы. Лакс открыла дверь и выпроводила Марго из дома.
– Что ты будешь делать с работой?
– Я с этим разберусь.
– И чем ты будешь заниматься?
– Не знаю.
– Я прослежу за тем, чтобы мистер Уорвик написал тебе хорошие рекомендации.
– Мне все равно. Я оставлю на твоем автоответчике телефон моего адвоката. Можешь отправить ему по факсу этот документ и чек с курьером. Пятнадцать тысяч – и Тревор остается. Я ухожу. Эйми будет в восторге, я уверена, – сказала Лакс, стоя на крыльце.
Марго кивнула. Когда Лакс успела стать женщиной, к тому же деловой женщиной? Когда у нее появился адвокат? Марго посмотрела на Лакс, стоявшую в дверях. Та же ужасная прическа. Та же безвкусная одежда. Лакс повернулась и пошла в дом.
– Давай пообедаем вместе! – крикнула Марго ей вслед.
Лакс оглянулась и посмотрела на нее как на сумасшедшую. Марго повысила ставки:
– Если ты пообедаешь со мной, я расскажу тебе все о процентах.
– Тревор мне уже про это рассказал, – рассмеялась Лакс, закрыв за собой дверь.
Через минуту она снова появилась на пороге.
– Если ты так сильно любишь Тревора, как же получилось, что сейчас ты не спасаешь его задницу? – спросила она.
– Я не люблю его, – солгала Марго, но потом передумала. – Как ты узнала о моих чувствах к Тревору?
– Я что, по-твоему, каменная? Я сидела в конференц-зале и слушала твои истории про Атланту Джейн и ее мужчину, который по описанию похож на Тревора. Я знаю тебя, я знаю, как тебе хочется секса. И ты хочешь заниматься этим с ним, прижавшись к его китайскому шкафу, который стоит у него дома. Но теперь это невозможно, потому что я тебя обошла. Раз ты любишь его так сильно, как же получилось, что это я защищаю его?
– Это, м-м-м, это, понимаешь ли, не моя фирма. Я даже не совладелец. Я просто работаю там. И я должна позаботиться о том, чтобы самой не потерять работу.
Лакс посмотрела на Марго и содрогнулась от отвращения. Она вошла в дом, и, хотя Марго стояла и ждала чего-то, больше не вернулась.
20
Шлюхи
– Я сделала все возможное, Тревор. Я старалась изо всех сил и уговорила Лакс уволиться, чтобы ты смог остаться. Это было непросто. В смысле, ей действительно нравилась эта работа, но я сумела убедить ее в том, что ей проще найти новое место, чем тебе. В итоге мне пришлось повысить планку до 15 000 $, и она все-таки подписала бумагу. Теперь все позади. Так что снимай штаны и срочно займись со мной любовью, – Брук была убеждена, что именно так все и должно прозвучать.
– Я не могу ему это сказать, – выдохнула Марго.
– Это близко к истине, – возразила Брук. – Ты поехала в Квинс, спасла его задницу, решила его проблему, и это стоило компании 15 000 $.
– Она охотно подписала документ и сказала, что уйдет еще до того, как я предложила ей это сделать. Все это было так… как бы это назвать?
– Странно? – вмешалась Эйми.
– Благородно. Но кое-что действительно было странно, я имею в виду этот дом и зомби на диване. Боже, Лакс живет в шоу «Дом дураков».
– Думаешь, она лесбиянка? – в голосе Брук прозвучала надежда.
– Нет, – запротестовала Марго. – У нее был секс с Тревором, и ей это нравилось. Очень.
– Может, все-таки ее иногда и к женщинам тянет? – не унималась Брук.
– Я не заметила никаких признаков этого, хотя мы и не говорили о сексе. Ну, разве что о сексе, который у нее был с Тревором, и о том, как это отразилось на ее работе.
– Как она теперь будет зарабатывать деньги? – поинтересовалась Эйми. Она была прикована к постели уже несколько недель и пропустила всю историю под названием «Лакс бьет Тревора».
– Наверное, будет жить у своей матери, и, о мой Бог, вы не представляете на что похож этот дом! Такое чувство, что его отделкой занимались выпускники заведения, которое я бы назвала «Школой дизайна для сумасшедших олигофренов». Все стены выкрашены в разные цвета, коллекции старых игрушек и китч повсюду. Это многое объясняет! Конечно, именно поэтому она так одевается. Лакс выросла в идиотском детском шоу. Шоу пьяных и обкуренных детей. Боже мой! Этот запах кошачьей мочи и марихуаны на кухне был просто невыносим! И при всем этом, поразительно, сколь многого она достигла в жизни.
Марго и Брук невольно посмотрели на Эйми.
– Что? – спросила та.
– Ты не возражаешь против того, что мы разговариваем о Лакс?
– Почему я должна возражать?
Осознанно или нет, Эйми вынудила их избегать тем, связанных с Лакс, или, по крайней мере, притворяться, что избегают. Несмотря на то что они были уже достаточно взрослыми, чтобы полностью подчиняться ее воле, ни Марго, ни Брук в присутствии Эйми не упоминали о Лакс.
И все же с этой девушкой их многое объединяло. Марго должна была связаться с Лакс по рабочим вопросам и ждала этого, имея на то личные причины. Брук пригласила Лакс в Кротон-на-Гудзоне, в родительский домик у бассейна, чтобы нарисовать ее портрет. Это потребует нескольких сеансов, и Брук надеялась, что за это время они подружатся. Эти женщины были самостоятельны, они могли делать то, что им по душе, но не могли предложить Эйми вернуть Лакс в их клуб.
Брук и Марго старались проведывать Эйми хотя бы раз в день, заходили к ней, принося с собой продукты, DVD-диски и хорошее настроение. Вечером во вторник они решили устроить собрание клуба прямо у нее дома.
– Кто хочет начать? – спросила Марго.
– Я, – в унисон ответили Эйми с Брук.
– Начинай ты, – предложила Брук. – У меня всего лишь маленькая песенка, которая пришла мне в голову в прошлую пятницу, когда я ехала в поезде.
Эйми открыла свою рукопись. Лежа в постели, она не могла пользоваться компьютером, поэтому писала все от руки. Эйми остро ощущала нехватку компьютерной «проверки правописания». После стольких лет набирания текстов на клавиатуре она обнаружила, что не может вспомнить, как пишутся прописные буквы. Ее пальцы сводило судорогой, процедура удаления слов была чертовски неприятной. В итоге она зачеркнула те отрывки и слова, что ей не понравились, и, перечитывая текст, поняла, что он не слишком отличается от исчерканной писанины Лакс.
«– Я стою у двери, – начала читать Эйми, лежа на спине и держа лист над головой. – Он кладет деньги на стол, и я начинаю заниматься с ним вещами, которые так похожи на любовь, но на самом деле все это ради денег и ради того, чтобы выжить. Я ношу платье, которое едва прикрывает тело. Его легко снять, и оно скрывает мой позор. Этот человек уже бывал здесь раньше, так что я знаю, что ему нравится. Я жду, когда он велит мне раздеться.
Он велит мне показать ему сиськи, и я снимаю верхнюю часть платья, по очереди обнажая груди. Ему нравится смотреть на части моего тела по отдельности. Я целиком ничего для него не значу. Ему нравится, когда мои груди прижаты друг к другу, создавая роскошное декольте, и я сжимаю их, стараясь не закрывать соски. Ему нравится теребить мои розовые соски пальцами. Мои груди очень мягкие. Мне не больно.
Oн встает со стула. Это движение внезапно и пропитано маниакальным влечением, как будто и у него есть неотложные желания, которые нужно исполнить. Он хватает мои груди руками, и я теряю равновесие, когда он берет мой сосок в рот. Он толкает меня к стене, срывая с меня платье.
– За задницу придется доплатить еще пятьдесят долларов, – напоминаю я ему.
Он кивает и ворчит, соглашаясь с ценой, обещая заплатить, когда закончит.
– Наличные на стол, – шепчу я, отталкивая его руку, чтобы он не забыл, кто мы такие и чем занимаемся.
Он достает деньги и, отсчитывая, бросает их на столик, где я могу им видеть. Он чувствует облегчение? Или он зол? Это не имеет значения. Он возвращается ко мне. Он толкает меня на пол и разводит лит ноги. Он заплатил за мою задницу, и он ею воспользуется.»
Эйми замолчала, прижав рукопись к груди;
– А что было потом? – спросила Брук.
– Ну, – сказала Эйми, – написав это последнее предложение, я сидела в постели и смотрела, как маленький квадратик солнечного света двигается по одеялу. И сидела так, не шевелясь, очень долго. Когда луч добрался до моей груди, я позвонила в банк и перевела все деньги, что он посылал мне из Токио, с нашего общего счета на мой личный. Потом я позвонила его агенту и взяла у нее номер телефона отеля, в котором он остановился в Токио. В конце концов я позвонила своему адвокату и попросила его отправить в Токио по факсу документы на развод.
Марго и Брук тихо сидели, не зная, что сказать.
– К тому времени уже перевалило за шесть, я лежала в постели, пока не пробило десять. Наверное, я хотела заплакать, но слез не было. Этого не случилось. Мне не хотелось даже шевелиться. Думаю, если бы даже мне нужно было встать и поехать в офис, я бы не смогла этого сделать. Не могла делать ничего, кроме как лежать здесь и смотреть в потолок. В конечном счете мне, вероятно, придется уехать, – наконец сказала Эйми. – Я имею в виду, переехать из этой квартиры. Она слишком большая, я не могу себе этого позволить.
– Да уж, – выдохнула Брук.
– И все из-за этого, – заявила Эйми, помахав в воздухе листочками. – Я думала, что немного поэкспериментирую, попробую представить себе, каково это – быть проституткой, и – угадайте что! Все эти ощущения уже были внутри меня. В смысле, нет, я не продаю свое тело, но я продаю свою любовь и привязанность. Он посылает мне деньги и вытирает об меня ноги. Так он может чувствовать себя любимым, когда ему нужно окунуться в семейное счастье. Пошел он! Я не такая.
– Ужас, – сказала Брук, – впредь я буду очень осторожна, когда соберусь что-то написать.
Марго с Эйми рассмеялись.
– А как ты чувствуешь себя сейчас? – спросила Марго.
– Я чувствую ликование и страх. Я чувствую себя освобожденной и встревоженной. Так, будто в данный момент все хорошо, но на самом деле я не хочу быть одинокой матерью. Когда я рассказала своей маме, что бросила его и что боюсь быть матерью-одиночкой, она ответила мне: «Даже те, кто слабее тебя, это переживают».
– Она права, – заметила Марго.
– Да, но я-то ожидала, что она скажет что-то вроде: «Ты не одна, дорогая, мы с папочкой всегда будем рядом с тобой».
– Я всегда буду рядом, – не задумываясь, выпалила Марго.
– Конечно, мы обе поможем тебе, Эйми, – мягко добавила Брук.
Эйми знала, что ребенка, который только начинает жить, можно сравнить с невероятно глубоким колодцем потребностей – он доходит чуть ли не до ядра земли. Эйми боялась, что если они с ребенком начнут обращаться за помощью, то никогда не остановятся. А Брук с Марго думали о том, что раз они делят вместе горести, то смогут разделить и любовь.
– Спасибо. Думаю, я справлюсь.
– Нет, правда, – продолжала настаивать Марго, – я хочу помочь.
– Ладно, но учти, это будет посложнее, чем поход в магазин игрушек, – предупредила Эйми.
– Мы всегда будем рядом с тобой, – заключила Брук.
Эйми улыбнулась и удивилась, ощутив, что щеки ее краснеют, а глаза увлажняются.
Подав на развод, она чувствовала себя такой сильной, но когда осознала, что процесс запущен, силы вдруг ее покинули.
– Ну что, кто-нибудь еще хочет что-нибудь прочитать? – спросила она, смахнув слезы. Эйми не хотела нервничать, и не важно, печаль или любовь были тому причиной. Она хотела избавиться от боли, которую он ей причинил, и продолжать жить.
– Я, конечно, понимаю, как тебе тяжело, – сказала Брук, – но постарайся ради своей же пользы отвлечься от переживаний. Я попробовала себя в поэзии и набросала маленький стишок о мастурбации.
– Удиви нас, – улыбнулась ей Эйми.
– Ну, ладно, поехали, – подбодрила себя Брук. Она зачитала свое стихотворение по памяти.
– О! Браво! Браво! – зааплодировала Марго.
– Не совсем в рифму, – призналась Брук, – но, с другой стороны, разве подберешь хорошую рифму к слову «дилдо».
– Ну, «Бильбо», – предложила Эйми, – но я не представляю, что может этот хоббит делать в твоем стишке.
Пока они пытались найти идеальную рифму, мысли Марго колебались между «вибратором» и «сексом», потом устремились к «любви» и решительно остановились на «деньгах».
– Ты думаешь, это правда так? – спросила она. – Я имею в виду, быть проституткой.
– Понятия не имею, – ответила Эйми. – Спроси у Лакс.
– Какая же ты злая, – с укором сказала Брук.
– Я не хотела, чтобы это прозвучало грубо, – начала оправдываться Эйми. – Я только хотела сказать, что Лакс упускает свой звездный час, продавая себя за деньги. Но может быть, я и впрямь задела ее за живое. Я имею в виду, что, если такой вероятности нет, ты этого и не боишься, и… о Господи, думаете, Лакс действительно была проституткой?
– У нее есть сбережения, – начала Марго. – Она не просит рекомендации и, кажется, совсем не интересуется тем, как найти новую работу. У нее есть адвокат, которому она платит. Старик. Один из тех людей, что вот уже три года как мертвы, но продолжают ходить на работу. Я порылась в его биографии и практически уверена, что он не порядочный человек. У него только два клиента: Лакс и какая-то старушка.
– Ты же не думаешь, что он ее сутенер? – ахнула Эйми. – Тогда нам надо донести на него. Разве мы не должны ее как-то защитить?
– Нет, нет. Не может быть. Или может? Сутенеры должны быть крепкими парнями, верно? – спросила Марго у Брук.
– Ты меня спрашиваешь? Я выросла на Пятой авеню! Ближе всего к проституции была моя няня. Она любила меня за деньги, которые ей платили мои родители.
– Нет, этот старик не может быть сутенером. Он с трудом держит карандаш. Хотя, с другой стороны, он сумел исправить ошибки в моих документах.
На мгновение в комнате повисло молчание, все три женщины думали о своем.
– Я вела себя по-свински, да? – спросила Эйми.
– Конечно, по-свински, – засмеялась Брук. – А о чем ты?
– О Лакс. Она ужасно одевается. И она грубая и вульгарная. Она слишком молода и слишком красива. Слишком много у нее перспектив. Но сидя здесь, мы говорим о том, была ли эта бедная девочка шлюхой, и я понимаю, сколь многим я обладаю и воспринимаю это как должное. Мне нужно быть добрее к ней. Я вела себя, как Грима Змеиный Язык, когда должна была быть Арагорном.
– Последнее предложение я ни черта не поняла, но первая мысль попала в точку. Да, ты была порядочной свиньей по отношению к ней, – согласилась Брук.
– Я стану лучше. Я буду добрее к ней. Почему бы вам не позвать ее с собой в следующий раз?
– Да, – кивнула Марго. – Как только она подпишет документ об освобождении от ответственности, я поговорю с ней.
– Может, нам стоит ей заняться? – предложила Эйми. – Взять ее в поход по магазинам, сделать ей хорошую стрижку?
– Мне она нравится такой, как есть, и в любом случае тебе нельзя вставать с постели, – напомнила ей Брук.
– Когда я повезу ей бумаги и чек, приглашу ее с нами на ленч. Но запомни, Эйми, она не щенок и не сиротка, – заметила Марго, собираясь сказать что-то еще, но ее прервал звонок в дверь.
