Текст книги "Средневековая андалусская проза"

Автор книги: Лисан ад-Дин Ибн аль-Хатыб

ГЛАВА О ВЕРНОСТИ

К числу похвальных склонностей, благородных свойств и достойных качеств в любви и в любом другом деле относится верность. Поистине, это сильнейшее доказательство и самое ясное свидетельство хорошего происхождения и чистоты нрава. Й верность бывает различна, сообразно различию, обязательному для всех тварей, живущих на земле. Я скажу об этом отрывок, где есть такой стих:

 
Свидетельство свойств человеческих – ваши дела;
Вещает нам вещь, из чего она произошла.
 
 
Цветет олеандр, но не зреет на нем виноград;
Душистой смолой никогда не прельстится пчела.
 

И первая степень верности – это верность человека тому, кто ему верен. Вот она, непременная заповедь и долг любящего и любимой, и отступает от него лишь скверный по природе – нет ему благой доли в будущей жизни, и нет в нем добра! И если бы не отказались мы в нашем послании говорить о качествах женщин и природных их свойствах, об их притворстве и о том, как от притворства исчезают естественные черты и качества, – право, добавил бы я в этом месте то, что надлежит сказать в подобном случае. Но мы намеревались говорить лишь о том, что хотели рассказать о делах любви, и только, а говорить об этом можно бесконечно, ибо удивительны дела любви.

Рассказ

Вот ужасное проявление верности в этом смысле, которое я наблюдал, и устрашающее по обстоятельствам – это история, виденная мною воочию. Я знал одного человека, который согласился порвать со своей возлюбленной, самой для него дорогой среди людей, и хотя смерть казалась ему слаще, чем разлука с ней на одну минуту, это было ничто в сравнении с клятвой о сокрытии тайны, ему доверенной. И тогда возлюбленная дала клятву, что никогда не заговорит с любящим и между ними не будет близости, если влюбленный не откроет ей тайну, и, хотя доверивший ее был в отсутствии, любящий отказался от этого, и продолжал один скрывать, а другая держаться в отдалении, пока не разлучили их дни и не поглотило их небытие.

Затем следует вторая ступень – это верность тому, кто изменяет. Она относится к любящему, а не к любимой, и нет для возлюбленной здесь пути, и это для нее не обязательно. Такую верность может вынести лишь человек стойкий и сильный, с щедрым сердцем, свободной душой, великой рассудительностью, значительным терпением, правильным суждением, благородным нравом и безупречными намерениями. Тот, кто отвечает на измену подобным же, заслуживает упрека, а вот поведение, о котором мы скажем, удивительно потому, что не всякий на это способен. Предел верности здесь в том, чтобы не воздавать за обиду подобным же, воздерживаться от дурной оплаты делом или словом и не спешить, доколе возможно, пока есть надежда на благосклонность любимой и на ее возвращение, пока виднеется хоть ничтожнейший признак того, что она вернется, и существует хоть слабый проблеск. Когда же наступит отчаяние и укрепится гнев, тогда избавишься ты от обмана, окажешься в безопасности от несчастья и спасешься от обид. И хотя воспоминание о прошедшем мешает утолить гнев из-за того, что случилось, твердая обязанность людей разумных, и тоска о минувшем, и невозможность забыть о том, с чем покончено и к чему нет возврата – самое устойчивое доказательство истинной верности. Подобное качество весьма прекрасно, и надлежит следовать ему при всех видах общения людей меж собою, как бы оно ни проявлялось и к чему бы оно ни приводило.

Рассказ

Я помню одного человека из числа искренних друзей моих. Он привязался к одной девушке, и укрепилась между ними любовь, но потом девушка обманула его, и нарушилась их дружба, и стала известна повесть их, и печалился он из-за этого сильной печалью, но не ответил он тем же.

Рассказ

Был у меня один приятель, и дурными стали его намерения после крепкой дружбы, от которой не отрекаются. И каждый из нас знал тайны другого, и отпали заботы об осторожности; когда же мой друг ко мне переменился, он разгласил то, что узнал обо мне, хотя я знал о нем во много раз больше. А затем дошло до него, что его слова про меня стали мне известны, и опечалился он из-за этого и испугался, что я воздам ему за его скверный поступок тем же. И дошло это до меня, и написал я ему стихотворение, в котором успокаивал его и извещал о том, что не будет ему отплачено тем же.

Рассказ

Вот история, подходящая к содержанию книги, хотя и не принадлежит к нему (предыдущие рассказы тоже не относились к предмету послания и этой главы, но они с ним сходны, как говорили мы и условливались). Мухаммад ибн аль-Валид ибн Маскир, писец, был со мной близок и предан мне во дни вазирства отца моего – помилуй его Аллах! Когда же случилось в Кордове то, что случилось[46]46
  Когда же случилось в Кордове то, что случилось… – Имеется в виду разграбление Кордовы берберами в апреле 1013 г.


[Закрыть], и изменились обстоятельства, он выехал в одну из областей и сблизился с ее правителем, и возвысился его сан, и пришли к нему власть и хорошее положение. И оказался я в той стороне, при одной из своих поездок, но не воздал он мне должного, – напротив, его тяготило мое пребывание там, и он обошелся со мной дурно, как плохой друг.

Я попросил его в это время об одном деле, но не подумал он даже пошевелить пальцем, чтобы сделать что-либо и исполнить просимое. И я написал ему стихотворение, в котором бранил его, и он ответил мне исполнением моей просьбы, но я не просил его ни о каком деле после этого.

Мною сказаны стихи, которые не относятся к предмету главы, но сходны с ним. Вот часть их:

 
Похвально тайну хранить всегда и везде с опаской;
Похвальней не осквернять услышанного оглаской.
 
 
Дороже редкостный дар, чем просто щедрый подарок.
Зачем же тебе тогда прельщаться доступной лаской?
 

Затем следует третья степень – это верность после того, как поразила любимого гибель и внезапная превратность судьбы, и поистине, верность при таких обстоятельствах выше и прекраснее, чем при жизни, когда есть надежда на встречу.

Рассказ

Рассказывала мне женщина, которой я доверяю, что она видела в доме Мухаммада ибн Ахмада ибн Вахба, прозванного Ибн ар-Ракиза, потомка Бадра, пришедшего с имамом Абд ар-Рахманом ибн Муавией, – да будет доволен им Аллах! – одну невольницу, прекрасную и красивую. У нее был господин, но пришла к нему гибель, и продали эту девушку среди его наследства, и отказывалась она допустить к себе мужчин после своего хозяина, и не познал ее ни один человек, пока не встретилась она с Аллахом – велик он и славен! А эта девушка хорошо пела, но отреклась от своего искусства, и не стала она из числа тех, кого берут для потомства или наслаждения, – все это из верности тому, кого похоронили в земле и над кем соединились могильные плиты.

А названный господин этой девушки хотел приблизить ее к своему ложу вместе с остальными своими невольницами и вывести ее из той жизни, которой она жила, но девушка отказывалась. И хозяин бил ее не раз и подвергал мучениям, но она вытерпела все это и осталась при своем отказе. И поистине, это проявление верности весьма необычное!

Знай, что верность более обязательна для любящего, нежели для любимой, и соблюдение условий ее для него более необходимо, ибо влюбленный первый привязывается к любимой и идет навстречу принятию обязанности; он стремится укрепить любовь, призывает к истинной дружбе и стоит первым в числе ищущих искренней любви. Он опережает любимую, ища услады в достижении дружбы, и связывает свою душу поводьями любви, опутав ее вернейшими путами и взнуздав ее крепчайшей уздой. Но кто принуждал его ко всему этому, если он не хотел этого довершить, и кто заставил его привлекать к себе любовь, если не был он намерен заключить ее верностью тому, от кого он ее добивался?

Любимая же – только человек, к которому чувствуют влечение и к которому обращают свою любовь. Она выбирает, решая, принять или оставить, и, если приняла она, – это предел надежд, а если отвергла, то не заслуживает порицания.

Но стремление навстречу близости, и настойчивость в сближении, и готовность ко всему, чем привлекает человека согласие и искренность в присутствии и в отсутствии, – все это никак не относится к верности. Ведь для себя хочет счастья ищущий этого, и для своей радости он старается и ради нее трудится. Любовь зовет его к этому и подгоняет, хочет или не хочет он, а верность похвальна лишь у того, кто мог бы пренебречь ею.

У верности есть условия, для любящих обязательные, и первое из них, чтобы сохранял влюбленный свои обещания возлюбленной, уважал бы ее в отсутствии и был бы одинаков и в явном и в тайном. Он должен скрывать зло любимой и распространять ее добро, прикрывая ее недостатки, украшая дела ее и не замечая того, что она делает по ошибке; ему надлежит принимать то, что на него возложено, и не учащать того, чего возлюбленная избегает; появление его не должно вызывать зевоту, и скука из-за него не должна стучаться в дверь. Возлюбленной же, если она любит одинаково, следует воздавать ему в любви тем же самым, а если она любит меньше, то любящий не должен заставлять ее подняться на ту же ступень и не подобает ему воспламенять возлюбленную, принуждая ее возвыситься до одинаковой с ним степени любви.

Достаточно с него тогда сдерживать себя в любви, не отвечая любимой тем, что ей отвратительно, и не устрашая ее этим. Когда же случается третий исход, то есть возлюбленная свободна от того, что испытывает любящий, пусть довольствуется влюбленный тем, что находит он, и пусть берет то, что легко дается, не ставя условий и не требуя невозможного. Ему принадлежит лишь то, чего достиг он своим рвением и что пришло к нему благодаря старанию.

Знай, что неприглядность поступков не видна тем, кто совершает их, и поэтому кажутся они вдвойне скверными людям, так не поступающим. Я говорю эти слова, не похваляясь, а следуя наставлению Аллаха, великого, славного: «Но о милости господа твоего, – вещай!» Наделил меня Аллах – велик он и славен! – верностью тем, кто связан со мной хотя бы одной встречей, и одарил меня бережностью к тому, кто встает под мою защиту, хотя бы разговаривал я с ним всего час, – и наделил в такой доле, что я благодарю и прославляю его, прося подкрепить меня и усилить во мне это свойство. Ничто так не тяготит меня, как измена, и, клянусь жизнью, никогда не позволяла мне душа и в мыслях повредить кому-нибудь, с кем была у меня малейшая связь, хотя бы и был велик грех его предо мною и многочисленны были его проступки. Меня поразило из-за этого немало бедствий, но не воздавал я за злое иначе, нежели добром, – да будет за это великая слава Аллаху!

Верностью похваляюсь я и в длинной поэме, где упомянул о превратностях, нас поразивших, и об остановках, отъездах и разъездах по странам, постигших нас. Она начинается так:

 
Она ушла, удалилась, она вернется едва ли,
И сразу выдали слезы все то, что ребра скрывали.
 
 
Как сердце в груди устало, и как измучено тело!
Тебе не спастись, не скрыться от вездесущей печали.
 
 
И в доме гостеприимном ты ложа не согреваешь;
Покоя ты не находишь, куда бы тебя ни звали.
 
 
Как будто облако в небе, ты мчишься неудержимо,
Гонимый ветром жестоким в чужие грозные дали.
 
 
Как будто ты вера в Бога, которую нечестивец
Отверг, потому что бредни в душе восторжествовали.
 
 
Что, если звездой во мраке к беззвучному окоему
Ты мчишься, дабы другие в покое век вековали?
 
 
На милость и на жестокость ответишь судьбе слезами,
Которые проливаться с тех пор не переставали.
 

Верностью также похваляюсь я в длинной моей поэме, которую я приведу целиком[47]47
  …в длинной моей поэме, которую я приведу целиком… – Как уже говорилось, переписчик сокращал текст книги по своему усмотрению, здесь поэма приведена в отрывках.


[Закрыть], хотя большая часть ее не относится к предмету книги. И было причиной произнесения ее то, что некоторые мои противники подавились из-за меня и злобно упрекали меня в лицо, забрасывая меня камнями за то, что я поддерживаю своими доказательствами ложное, – они были бессильны возразить на то, что я сказал, поддерживая истину и людей ее, и завидовали мне. И я сказал свою поэму, обращаясь в ней к одному из друзей моих, человеку с умом. Вот стих из нее:

 
Попробуй возьми ты меня, как взял бы ты жезл Моисея[48]48
  …как взял бы ты жезл Моисея… – намек на кораническую историю, заимствованную из Библии, – чудо с жезлом Моисея, превращенным в змею.


[Закрыть],
И можешь без страха потом ловить ядовитого змея.
 
 
Кричат они о чудесах, со мною расставшись надолго;
Зовут кровожадного льва, со львом повстречаться не смея.
 
 
Иные в безумье своем надеются так на имама,
Что ждут своего торжества, успеха ни в чем не имея.
 
 
Когда бы проникла в сердца моя непреклонная стойкость,
Кумиров не стали бы чтить, от благоговенья немея.
 
 
Частице иной никогда с глаголами не сочетаться;
Так низость со мной сочетать – пустая, поверьте, затея.
 
 
Идет он по мысли моей, как жила по бренному телу;
И, значит, вольно простаку считать меня за чародея.
 
 
Находят порой без труда следы муравьев беспокойных,
Потом великана-слона в лесах разыскать не умея.
 

ГЛАВА ОБ ИЗМЕНЕ

Как верность – одно из благородных качеств и достойных свойств, так измена принадлежит к качествам скверным и порицаемым. Изменником называется лишь тот, кто изменил первый, а тот, что платит изменой за подобное же, хоть и равен ему по сущности дела, – не изменник и не достоин за это порицания. Аллах – велик и славен! – говорит: «Воздается за дурное дело делом дурным, подобным ему», – и мы знаем, что второй поступок не есть дурное дело, но так как он однороден с первым по сходству, дал ему Аллах такое же название. Это встретится и будет разъяснено в главе о забвении, если захочет того Аллах.

Так как измена часто исходит от любимых, верность их считается делом необычайным, а то малое чувство, что проявляют они, равно самой великой любви, исходящей от любящих. Я говорю об этом:

 
Верность неоцененная, если верна любимая,
А у тебя, возлюбленный, верность, поверь мне, мнимая;
 
 
Выше врожденной смелости редкая храбрость робкого,
И понапрасну хвалится доблесть неколебимая.
 

Подлый вид измены, когда у любящего есть посланец к любимой, которому он доверяет свои тайны, и посланец этот старается расположить любимую к себе, чтобы та предпочла его любящему.

О таком человеке я говорю:

 
Я думал, что будет мне верен внимательный вестник,
Как верен владыке ретивый и строгий наместник,
 
 
А он разрывал наши прежние нежные узы,
Мою госпожу обольщал, как лукавый кудесник.
 
 
Хозяином был я, теперь я лишь гость и свидетель,
А в сердце любимой моей воцарился прелестник.
 

Рассказ

Рассказывал мне кади Юнус ибн Абдаллах и говорил он: «Помню, видел я в юности невольницу в одной из опочивален, и любил ее юноша из людей образованных, сын вельможи. И она также любила его, и они посылали друг другу послания, а посредником между ними и посланцем с их письмами был юноша, сверстник влюбленного, имевший к девушке доступ. И когда предложили невольницу для продажи, захотел тот, кто любил ее, ее купить, но поспешил опередить его посланец и купил ее. И однажды вошел он к ней и увидел, что открыла она ларец и ищет там какие-то свои вещи. И подошел он и стал рыться в ларце и нашел там письмо от того юноши, который любил ее, надушенное галией, хранимое с почтением. И рассердился он и спросил: «Откуда это, развратница?» – и отвечала она: «Ты сам принес его ко мне». – «Может быть, оно новое, после того времени?» – спросил юноша, и она сказала: «Нет, оно из тех старых, которые ты знаешь». И как будто вложила она ему в рот камень, – говорил кади, – и раскаялся он и умолк».

ГЛАВА О РАЗЛУКЕ

Мы знаем, что при всякой встрече неизбежна разлука и все, что близко, должно отдалиться, – таков обычай Аллаха для рабов его и для стран, пока не наследует Аллах землю и то, что есть на ней, – а Аллах лучший из наследующих. Нет бедствия среди бедствий сей жизни, равного разлуке, и если бы душа могла молвить из-за разлуки хоть слово, то кроме стона и рыданий она ничего бы не сказала. Услышал один мудрец, как сказал кто-то: «Разлука – сестра смерти», – и возразил он: «Нет, смерть – сестра разлуки».

Разлука бывает разная, малая и большая, и первая из них – разлука на срок, когда уверены влюбленные в окончании ее и в скором возвращении. Это поистине горечь в душе и кусок, застрявший в горле, но все это исчезает при возвращении. Я знаю одного человека, – когда та, кого он любил, скрывалась с глаз его на один день, нападали на него беспокойство, и забота, и печаль, и огорчение едва не губило его.

Затем бывает разлука из-за запрещения встреч, когда не позволяют любимой видеться с любящим, и хотя бы была та, кого ты любишь, с тобою в одном доме, – это все же разлука, так как она разлучена с тобою. И поистине, порождает это грусть и немалую печаль, и мы испытали это, и было это горько. Об этом я говорю:

 
Вижу ночью, вижу днем дом властительницы милой,
Только скрыта от меня госпожа враждебной силой.
 
 
Разве легче мне теперь в этом сладостном соседстве,
Если милая моя там под стражею постылой?
 
 
Я не знаю, как достичь мне красавицы соседки,
До Китая долететь легче птице легкокрылой.
 
 
Я напиться не могу, хоть колодец ясно вишу,
И прельщает он меня, напоен подземной жилой.
 
 
До тебя рукой подать; камень только над тобою,
Но недаром твой приют называется могилой.
 

Я скажу еще из длинной поэмы:

 
Как в губительных скорбях обрести мне исцеленье,
Если рядом госпожа и при этом в отдаленье?
 
 
Я соседку полюбил, но, пожалуй, привело бы
В Индию меня скорей неустанное стремленье.
 
 
Так вблизи от родника изнывающим от жажды
Позволяет каждый шаг уповать на утоленье.
 

Затем бывает разлука умышленная – прибегает к ней любящий, чтобы удалиться от слов сплетников, боясь, если останется он, то будет это причиной запрещения встреч и поводом к сплетням и пересудам и падет меж влюбленными плотная завеса.

Затем бывает разлука, к которой прибегает любящий из-за каких-либо случающихся бедствий, которые вынуждают к разлуке, и оправданья его принимаются или отбрасываются, сообразно тому, что побудило его к отъезду.

Рассказ

Помню я одного моего друга, жившего в Альмерии. И случились у него дела в Шатибе, и направился он туда и поселился на время пребывания там в моем доме. А в Альмерии была у него привязанность – величайшая из его забот и сильнейшее его огорчение, и надеялся он освободиться, и покончить со своими делами, и быстро вернуться, и ускорить возвращение. Но прошло лишь небольшое время после того как поселился он у меня, и собрал аль-Муваффак Абу-ль-Джайш Муджахид, владыка Островов, свои войска, и созвал свои отряды, и пошел войной на Хайрана, правителя Альмерии, намереваясь уничтожить его, и пересеклись пути из-за этой войны, и сделались недоступными дороги, и охранялось море флотами. И во много раз умножилась скорбь моего друга, ибо не находил он к отъезду никакого способа, и едва не угас он от печали и дружил только с уединеньем, находя убежище во вздохах и безмолвии. А он, клянусь жизнью, был из тех, о ком никогда бы не предположил я, что его сердце покорится любви, и не отвечала страсти суровость его нрава.

Я помню, что приехал я в Кордову, после отъезда моего оттуда, а затем выехал, направляясь к дому, и соединила меня дорога с человеком из писцов, который отправился в путь по важному делу, оставив любимую, и сгорал из-за этого.

Хорошо знал я и человека, который привязался к своей возлюбленной; она жила уединенно, а его пути на земле были широки и дороги просторны, и в жизни его было все ему доступно, но показалось это ему ничтожным, и предпочел он остаться с тою, кого любил. Я скажу об этом стихотворение, где есть такие строки:

 
Поистине, для тебя всемирный простор ничтожен;
Мешает воину меч, не выхваченный из ножен.
 

Затем бывает разлука из-за отъезда, когда нет верных вестей о возвращении и неизвестно, случится ли вновь встреча. Это дело болезненное и ужасная это забота, тягостная случайность и тяжкий недуг, и чаще всего возникает тут беспокойство, когда удалившаяся – это возлюбленная. Об этом-то говорили так много поэты, и я скажу о том же поэму, где есть такие стихи:

 
Болезнь сокрушает меня, тяжелая мучает рана;
В отчаянье был бы я рад отведать любого дурмана.
 
 
Глотнуть я хотел бы вина, где столько смертельного яда,
Что маленький стоит глоток отравленного океана.
 
 
Бесстыдные ночи мои моею душою прельстились,
Как будто сокровищ моих преступная жаждет охрана.
 
 
Как будто врагиня судьба из рода лихих абшамитов[49]49
  Абшамиты – потомки родоначальника династии Омайядов, носившего имя Абд Шамс. Первый халиф из этой династии – Муавия, претендуя на престол, объявил себя мстителем за халифа Османа, после убийства которого в 656 г. халифом был объявлен Али, противник Муавии.


[Закрыть],
А сам я сторонник Али, противник халифа Османа.
 

Я скажу еще из одной поэмы:

 
Я думаю, ты образ рая, всесильным явленный Аллахом,
Чтоб друг Аллаха, богомолец, торжествовал над жалким прахом.
 
 
Я думаю, любовь пылает в моей груди огнем жестоким,
Чтобы свиданье прохлаждало меня своим целебным взмахом.
 

Я скажу еще стихотворение, где есть такие строки:

 
Я сам незрим, я как бы скрыт навеки в пламени призывном,
Зато видна любовь моя в своем томленье неизбывном.
 
 
Смотри, какие чудеса! Ты драгоценный камень в перстне,
А перстень – это небосвод в своем вращенье непрерывном.
 

Я скажу еще из поэмы:

 
Тебе не нужны сравненья, как солнечному сиянью,
Казались бы украшенья постыдной тщетною данью.
 
 
Дивлюсь я душе печальной; неужто не умирает
Она в затяжной разлуке, подверженная страданью?
 
 
Дивлюсь я бренному телу; никак его не разрушит
Судьба своею тяжелой неотвратимою дланью.
 

Поистине, когда потеряла душа надежду из-за далекого расстояния и почти отчаялась, что любимая вернется, причиняет возвращение после разлуки испуг, доходящий до предела, больше которого нет ничего, а иногда оно убивает. Об этом я говорю:

 
Ликуешь после разлуки, когда любимый вернулся;
Так радовался бы мертвый, когда бы вдруг он очнулся.
 
 
Спасает радость порою того, кто гибнет в разлуке,
Как будто лежал недвижимый, и ожил, и встрепенулся.
 
 
При этом следует помнить: нередко смертельна радость;
Был некто сражен восторгом, упал и не шелохнулся,
 
 
Как тот, кто томился долго жестокою, жгучей жаждой
И пить принялся так жадно, что сразу же захлебнулся.
 

Я хорошо знаю одного человека. Его возлюбленная на время от него отдалилась, а затем случилось ей вернуться, но едва любящий начал привет и не успел окончить его, как постигло любимую отдаление второй раз, и влюбленный едва не погиб. Я говорю об этом:

 
Не успела ты приветом скрасить мне существованье,
Кратковременную встречу вновь сменило расставанье.
 
 
Близость вновь сменилась далью, страсть былую возбуждая,
Словно в этой краткой жизни тосковать мое призванье.
 
 
Так бывает обнадежен путник молнией ночною,
Полагая, что во мраке видит он обетованье,
 
 
Но мгновенный этот проблеск в темноте густой и тяжкой
Разве только подтверждает, что напрасно упованье.
 

О возвращении после разлуки я скажу отрывок, где есть такие стихи:

 
Мне ваша близость освежила глаза, которые сгорали,
Когда разлукой нестерпимой меня жестоко покарали.
 
 
Аллаху, стало быть, угодно смиренное долготерпенье,
И возблагодарить Аллаха за испытанья не пора ли?
 

Рассказ

Передали мне из дальнего города весть о кончине одного человека, которого я любил, и невольно мыслями я обратился к могилам, стал бродить между ними, говоря:

 
Когда бы чрево земли, с голодным и хищным зевом,
Вдруг стало хребтом земли, а тот обернулся чревом!
 
 
Зачем не умер я сам, узнав о твоей кончине,
Когда зажглась во мне скорбь, столь схожая с диким гневом.
 
 
Омытый кровью моей, в моих схороненный ребрах,
Ты был бы преображен, как семя весенним севом.
 

А затем прибыло, спустя некоторое время, сообщение, что была эта весть ложной, и сказал я:

 
Я слышу добрую весть, и радости нет границы,
Как будто сердце на свет из тесной вышло темницы,
 
 
В зеленом ныне душа, носившая накануне
Такой печальный наряд под сенью мнимой гробницы.
 
 
Рассеян тягостный мрак, бесследно сгинуло горе,
Как будто ночная тьма в лучах отрадной денницы.
 
 
Не нужно мне новых чувств, я жажду лишь старой дружбы,
Которая мне милей обманщицы-чаровницы.
 
 
У облака я прошу не дождика знойным летом,
А тени, чтобы на миг в прохладе смежить зеницы.
 

И бывает еще прощание при отъезде любящего или отъезде любимой. Поистине, это одно из печальных зрелищ и тягостных состояний, при которых бывает разбита решимость самых твердых в своей решимости и исчезает при ней сила самых проницательных и стойких. Льются при этом слезы, застилающие глаза, и становится явной тоска любви скрытой.

Прощание – удел тех, кто обречен на разлуку, и надлежит здесь говорить о нем, как об упреках в главе о разрыве, и клянусь жизнью, если бы умер разумный человек в минуту прощанья, право, было бы ему простительно, ибо подумал он, что постигнет его через минуту прекращение надежды, и поселятся в нем страхи, и заменится радость печалью; поистине, это мгновение смягчает жестокие сердца и делает кроткими грубые души. Поклоны головою, долгие взгляды и вздохи после прощания разрывают завесы сердца и вызывают волнение в такой же мере, как делают это, при противоположных обстоятельствах, знаки глазами, улыбки и проявления согласия.

Бывают два вида прощания: одно – когда можно только смотреть и делать знаки, а второе – когда возможны объятия и пребывание вместе, а нередко, из-за какой-нибудь причины, это было совершенно недостижимо раньше, несмотря на соседство жилищ и возможность встречи. Поэтому и желали некоторые поэты разлуки и хвалили день отдаления, но это нехорошо, и неправильно такое мнение, и неосновательно подобное воззрение. Не равен час радости и нескольким часам печали; как же будет, если разлука продлится дни и месяцы, а нередко и годы? Это неверный взгляд и дурное суждение. И я восхвалил разлуку в своих стихах лишь из желания, чтобы случались бы каждый день встреча и прощание, как перед разлукой, хотя бы пришлось терпеть горести, заключающиеся в этом противном слове. И хочется этого, когда проходят дни, в которые не бывает встречи, и тогда-то начинает любящий желать дня разлуки, если бы это было возможно, хоть каждый день. О первом виде прощания я скажу стихи, среди которых есть такой:

 
Краше цветов упоительный день для меня,
Вздохи мои в этот день горячее огня.
 

А о втором виде прощания скажу я стихи, среди которых есть такие:

 
Сей лик прекрасный достоин заоблачного чертога;
Цветы перед ним склонились, как перед посланцем Бога.
 
 
Он свеж, когда солнце летом в созвездии Льва сверкает;
Пылает он, когда солнце в созвездии Козерога.
 
 
Пускай расстается с телом душа моя в день разлуки,
Он мне возвещает радость, которой чужда тревога.
 
 
Любимую обнимая, забыл я былое горе;
Зачем не дала мне прежде любовь такого залога?
 
 
Хоть слезы горькие льются, завидует единенье
Подобному дню разлуки, когда печаль у порога.
 

И разве появляется в мыслях и возникает в думах что-нибудь более ужасное и болезненное, чем разрыв из-за ссоры, наступившей между любящими, когда приходит к ним затем внезапная разлука, прежде чем поселился меж ними мир и был развязан узел разрыва. И поднимаются они для прощания, и забыты упреки, и пришло к ним то, что превосходит силы и заставляет улететь сон. Об этом я скажу стихотворение, где есть такие стихи:

 
Упреки напрасны теперь, отброшена злость, как личина;
Разлука – великая рать; ее посылает судьбина.
 
 
Разлукою посрамлена, бежит неуместная ссора;
Изгладилась в наших сердцах ее роковая причина.
 
 
Так бегством спасается волк, свирепого льва избегая,
Хотя пропадает подчас добытая волком дичина.
 
 
Сегодня разлуке я рад, она прогоняет раздоры,
Однако не помнить нельзя, какая грозит мне кручина.
 
 
Казалось, недуг отступил, и страждущему полегчало,
Однако спасения нет: потом наступает кончина.
 

Знаю я человека, который пришел проститься со своей возлюбленной, но увидел, что той уже след простыл. И постоял он немного, глядя ей вослед, и несколько раз возвращался к тому месту, где некогда была его любимая, а потом ушел, и вид у него был огорченный, и взор его погас, и ум его помутился. И прошло лишь немного дней, как заболел он и умер, – помилуй его Аллах!

Поистине, разлуке присуще дивное действие в обнаруживании сокрытых тайн. Я видел человека, который таил свою любовь и скрывал то, что чувствует, пока не пришла случайно разлука, – тогда открылось затаенное, и сокрытое стало явным. Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

 
Ты мне любовь подарила, мои прервала мытарства;
Подарок твой запоздалый дороже всякого царства.
 
 
Тебе посетить бы прежде печальное мое сердце;
Тогда бы не проявила судьба своего коварства.
 
 
Однако пользовать поздно того, кто уже скончался,
Хоть при смерти помогают спасительные лекарства.
 

Я скажу еще:

 
Ты прежде на любовь скупилась, и я скорбел, многострадальный;
Зато теперь перед разлукой как сладок твой привет прощальный!
 
 
Но ты расщедрилась некстати, меня ты поразила в сердце;
От запоздалого привета еще печальнее печальный.
 

Это напомнило мне о том, что я пользовался некогда расположением одного из вазиров султана, во дни его знатности, и проявил он некоторую сдержанность, и оставил я его. Но прошли его дни, и окончилось его правление, и проявил он ко мне дружбу и братские чувства в доле немалой, и сказал я:

 
Со мною ты теперь приветлив, столь неприветливый когда-то,
И сердце у тебя приязнью, оказывается, богато.
 
 
Твоя любезность бесполезна, когда понять не так уж трудно,
Что в этом приступе приязни твое несчастье виновато.
 

Затем бывает разлука – приходит смерть, – и это уже конец, и нет тут надежды на возвращенье. Это беда постигающая, спину сокрушающая, это напасть судьбы и горе, и затмевает она мрак ночи. Она пресекает все мечты, уничтожает всякое желание и лишает надежды на встречу; тут бессильно слово и невозможно врачевание, и нет здесь уловки, кроме терпения, волей или неволей. Это самая великая беда, что постигает влюбленных, и нет для того, кого это поразило, ничего, кроме рыданий и плача, пока но погибнет он или это ему не наскучит. Вот язва, которую не бередят, боль, которая не проходит, и забота вечная. Об этом я говорю:

 
Нет, разлука – не утрата,
В худшем случае – расплата.
 
 
Грех оплакивать нам солнце
После ясного заката.
 
 
Разве только из могилы
Нет на этот свет возврата.
 

И часто видели мы людей, с которыми это случилось. А про себя я расскажу тебе, что я один из тех, кого постигло это несчастье и к кому поспешила такая беда. Я больше всех любил и сильнее всех увлекался одной из невольниц, бывших у меня в прошлом, которую звали Нум. Это была мечта для желающего и предел красоты, удивительная внешностью, нравом и по согласию со мною: я был отцом ее невинности, и мы одинаково любили друг друга. Но поразила меня судьба, и похитили ее ночи и течение дней, и стала она третьей между прахом и камнями, и было мне в пору ее кончины меньше двадцати лет, а она уступала мне в годах. И я провел после нее семь месяцев без сна и отдыха, и не уставали течь мои слезы, и, клянусь Аллахом, не утешился я до сего времени. И если бы был принят выкуп, я бы, право, выкупил ее всем, что имею из наследственного и нажитого, и не пожалел бы часть моего тела, – тотчас же и охотно. Никогда не была жизнь мне после нее приятна, и я не забыл ее памяти и не сближался с другой женщиной, и любовь к ней стерла все, что было прежде, и сделала запретным все, что было после нее.

Вот часть того, что я про нее сказал:

 
Хоть порой встречаются звезды среди тех, кто носит браслеты,
У возлюбленной и у солнца одинаковые приметы.
 
 
Потому-то сердце летает и спускается ненадолго,
В упоительном воспаренье выполняя мои обеты.
 

А среди стихотворений, в которых я ее оплакивал, есть поэма, заключающая такие строки: