Текст книги "Средневековая андалусская проза"

Автор книги: Лисан ад-Дин Ибн аль-Хатыб

 
Словами я не насладился, которые мне в сердце дуют,
Как будто над его узлами, неуловимые, колдуют,
 
 
Мечтами не повелевал я, небрежно ими забавляясь,
И на меня мои мечтанья теперь, должно быть, негодуют.
 
 
Они меня клянутся бросить, хотя со мною неразлучны!
Они мои друзья навеки и потому со мной враждуют.
 

И еще говорю я в поэме, с которой обращаюсь к моему двоюродному брату[50]50
  …обращаюсь к моему двоюродному брату… – Абу-ль-Мугира аль-Вахаб, как и его двоюродный брат Али, автор «Ожерелья голубки», был вазиром халифа Абд ар-Рахмана V.


[Закрыть] Абу-ль-Мугире Абд аль-Ваххабу Ахмаду ибн Абд ар-Рахману, внуку Хазма ибн Галиба, отвечая ему:

 
Спроси́те следы кочевья, склоняясь над пепелищем:
Где тот, кто в своих скитаньях пустыню сделал жилищем?
 
 
Исчезло теперь кочевье, как тайный помысел, скрыто;
На голое место глядя, скитальцев мы тщетно ищем.
 

Люди не согласны насчет того, что тяжелее – разлука или разрыв. И то и другое – тягостное восхождение, красная смерть, черная беда и серый год, и всякий считает из этого ужасным то, что противоположно его природе.

Кто обладает душою гордой, любвеобильной, мягкой, доступной и устойчивой в обещании, для того ничто не сравнится с бедствием разлуки, так как она пришла намеренно и замыслили ее превратности рока умышленно. Поэтому не видит он, чем утешить свою душу, и, обращая думы свои к какой-нибудь мысли из мыслей, постоянно находит в ней оживление своей страсти, и возбуждает она печали, причиняя ему страдания и побуждая его плакать о друге. А разрыв – это вестник забвения и предтеча гибели любви.

Что же касается человека с душою томящейся, постоянно влекомой и обращающей взоры к любимой, беспокойной и переменчивой, то разрыв для него болезнь, влекущая гибель, а разлука – средство забвения и утешения. Я же считаю, что смерть легче разлуки, а разрыв навлекает одну горесть – и только, а если продлится он, то скорее всего вызовет усиление. Об этом я говорю:

 
Мне сказали: «Уезжай! Вот желанное решенье!
Может быть, в чужих краях обретешь ты утешенье».
 
 
Я в ответ: «Меня никто не утешит, кроме смерти;
Дважды в жизни яд меня не введет во искушенье.
 
 
Отдаление в любви хуже самой страшной казни;
Если милой нет вблизи, остается сокрушенье.
 
 
Сердце – лакомая снедь, страсть – назойливая гостья;
Ей не стану докучать, повторяя приглашенье».
 

Я видел людей, которые прибегали к разрыву с влюбленными и добивались его умышленно, боясь горечи дня разлуки, и страданий, и грусти, возникающей при расставанье. Такое поведение, хоть оно, по-моему, и не принадлежит к обычаям, угодным Аллаху, все же решительное доказательство того, что разлука тягостнее разрыва, – это ли не так, если среди людей есть такие, которые прибегают к разрыву, боясь разлуки? Я не нашел никого в мире, кто бы прибегал к разлуке, боясь разрыва, а людям свойственно всегда избирать более легкое и брать на себя менее значительное, и мы сказали, что это но относится к похвальным обычаям только потому, что поступающие так ускоряют беду, прежде чем она придет к ним. Ведь, может быть, того, чего они боятся, и не будет и, может быть, тот, кто ускоряет неприятное, не зная наверное, что ему суждено, ускоряет себе приговор.

 
Не избегай любви нарочно, поверь, дурное это средство;
Друзей терять по доброй воле глупей, чем промотать наследство.
 
 
Живет богатый, словно бедный, напуган бедностью голодной,
Которая с богатым рядом, так что грозит ее соседство.
 

Я вспоминаю, что у моего двоюродного брата Абу-ль-Мугиры есть стихи, где высказана мысль, что разлука тяжелее разрыва. Эти стихи из поэмы, с которой он обратился ко мне, когда ему было семнадцать лет или около этого. Вот они:

 
Неужто ты, друг, подвержен губительнейшему зуду?
Скажи, куда торопиться медлительному верблюду?
 
 
Поистине, расставанье опасностью угрожает.
Ты думаешь взять с собою любовь, как ты взял бы ссуду?
 
 
Лжецы говорят нередко: разрыв опасней разлуки,
Но это злостная кривда. Не верь болтливому люду!
 
 
Не ведают они страсти, глубин ее знать не знают,
Готовые уподобить любовь презренному блуду.
 
 
А для влюбленных разлука – дорога верная к смерти,
И этой истины страшной вовек я сам не забуду,
 

У меня есть об этом длинная поэма, которая начинается так:

 
Мне восторг непревзойденный утро, вспыхнув, даровало;
И, меня с тобою сблизив, счастье восторжествовало.
 
 
Редкий плод бесплодной почвы, первенец жены бездетной,
День, врачующий недуги, – благодатное начало!
 
 
Эти молнии сближенья не обманывают сердца,
И не блекнет сад зеленый, где блаженство созревало.
 
 
Перси-персики набухли; говорят они прекрасной:
«Поспешай же!» – но перечит сумрачное покрывало.
 
 
Так одно красотку тянет, а другое не пускает;
Со стыда лицо пылает, как заря весною, ало.
 
 
Мой недуг от глаз прекрасных, только в них же исцеленье,
Жизнь моя с моею смертью, а любимой горя мало.
 
 
От змеиного укуса лишь змеиным лечат мясом,
Или было бы смертельно ускользающее жало.
 

Разлука заставляла поэтов плакать в местах свиданий, и проливали они потоки слез, и поили землю водою томления, вспоминая, что было с ними там, и рыдали, и оживляли следы любимых их погребенную страсть, и принимались они стонать и плакать.

Рассказывал мне один прибывший из Кордовы, которого я расспрашивал о ней, что он видел наши дома в Палатах Мугиса[51]51
  Палаты Мугиса – один из кварталов Кордовы, названный так по дворцу Мугиса-румийца, предводителя отряда мусульман, завоевавшего Кордову в 711 г.


[Закрыть] на западной стороне города, и стерлись следы их, и исчезли их признаки, и скрылись места свиданий, и изменило их бедствие. И стали они бесплодными пустынями, после того как были населены, и безлюдными равнинами после толпы друзей. Это одинокие развалины, что были прежде прекрасны, и страшные ущелья, раньше безопасные; там убежище волков, где раздается свист гулей, там игралище джиннов и приют диких зверей после мужей, подобных львам, и красавиц, подобных изваяньям, пред которыми расточали обильные богатства; рассеяно теперь единенье их, и оказались они в разных странах, подобные племени Саба[52]52
  …оказались в разных странах, подобно племени Саба. – Арабская поговорка, основанная на преданье, согласно которому древнее племя Саба, обитавшее в Юго-Западной Аравии, рассеялось по всей Аравии после стихийного бедствия, произошедшего в конце VI в.


[Закрыть]. И кажется, что те разубранные опочивальни и украшенные покои, сиявшие, как сияет солнце, и рассеивавшие прекрасным видом своим заботы, когда объяло их разорение и охватило их разрушение, стали подобны разинутым пастям львов, возвещающим конец мира, и показывают они тебе, каков исход жизни его обитателей, и рассказывают, куда идет всякий, кого ты видишь стоящим. И становишься ты воздержанным в стремлении к благам мира, после того как долго воздерживался от пренебрежения ими.

И вспомнил я дни мои в Кордове, и мои наслаждения там, и месяцы моей молодости, проведенные с полногрудыми, к которым стремился и муж рассудительный, и вообразил я в душе, что находятся они под землей, в странах дальних и в краях отдаленных, и рассеяла их рука изгнания, и растерзали их длани отдаления; и представилось моему взору, что разрушена та беседка, которую знал я столь прекрасной, и пропали крепкие троны, около которых я вырос, и пусты дворы, где прежде толпились люди, – и явились слуху моему крики сов и филинов, что разносятся теперь над опустевшими, некогда многолюдными местами. И, бывало, ночи подражали дням, и растекались по дому его обитатели, и встречались его жители, а теперь дни подражают ночам в своей тишине и безлюдности. И заставили эти воспоминания плакать глаза мои, и сделали больно сердцу моему, и ударили камнем по печени моей, и усилили страдания ума, и я сказал стихотворение, где есть такие строки:

 
То, что поило меня, умирать заставляет от жажды;
Скорбь вызывает во мне то, что радовало не однажды.
 

Разлука порождает тоску, волнение и воспоминанье, и об этом я говорю:

 
Лишь бы ворон возвратился, отдаленьем окрыленный,
Для разлуки неизбежной срок назначив отдаленный.
 
 
Поклялась мне тьма ночная, что продлится бесконечно,
И свое сдержала слово: не прервался сон продленный.
 
 
В небесах звезда не знает, уходить или остаться,
Мешкает на небосклоне, словно путник утомленный;
 
 
Словно лучник, давший промах, или как беглец в испуге,
Как затравленный безумец или как больной влюбленный.
 

ГЛАВА ОБ УДОВЛЕТВОРЕННОСТИ

Неизбежно для влюбленного, когда запретно сближение, довольствоваться тем, что обретает он, и, поистине, в этом услада души, воскрешение надежды, обновление желаний и некоторый отдых.

Удовлетворенность имеет несколько степеней, сообразно тому, что достижимо и возможно, и первая из них, – когда довольствуются посещением. Поистине, в этом надежда из надежд, и возвышенно это среди того, что дарует судьба, хотя и проявляется при этом застенчивость и смущение, ибо каждый из любящих знает, что у другого в душе.

Посещение бывает двух видов: во-первых, когда любящий посещает любимую, и в этом случае возможно многое, а во-вторых, когда любимая посещает любящего, и тут ничто невозможно, кроме взглядов и незначительного разговора.

Об этом я говорю:

 
Сменилась близость отдаленьем; теперь я чужд былым усладам;
Кое-когда с тобой встречаясь, довольствуюсь я робким взглядом.
 
 
Хоть раз на дню тебя увидеть – предел моих мечтаний ныне,
А прежде было бы мне мало весь век прожить с тобою рядом.
 
 
Стремился к почестям сановник, однако в тягостной опале
Спасение души смиренно другим он предпочел наградам.
 

Что же касается ответа на приветствие и на обращенные речи, то в этом надежда из надежд, хотя и говорю я в моей поэме:

 
В отчаянье малым довольствуюсь, разлукою уничтожен:
Ответом твоим на приветствие, когда твой ответ возможен.
 

Но так чувствует себя лишь тот, кто способен в своих чувствах довольствоваться самым малым, лишь бы услышать из уст любящей надежду на большее, и в этом особенности тех, кто может или же способен ждать и надеяться. Я знал человека, который говорил своей возлюбленной: «Обещай мне и солги!» – желая утешить свою душу ее обещанием, хотя бы и неправдивым. Я сказал об этом:

 
Ты солги мне, суля невозможное счастье,
Чтобы счастье в тоске мне узнать понаслышке.
 
 
Если в жизни моей невозможны свиданья,
Подари мне тогда хоть мечтанья в излишке!
 
 
Так ликует народ, видя молнию в небе,
Даже если дождя не бывает при вспышке.
 

Вот нечто, относящееся к этой главе, – это видел я сам и видел со мною другой человек. Одного из моих друзей ранила ножом та, кого он любил, и видел я, как влюбленный целовал раненое место и плакал над ним снова и снова.

Я сказал об этом:

 
Сказали мне: «Ты ранен ею», но выразил я покаянье,
Ответив: «Нет, клянусь, не ранен, я в безнадежном обаянье.
 
 
Мою любимую почуяв, кровь к ней потоком устремилась
И не вернулась больше в жилы, так привлекательно сиянье!
 
 
И если милая врагиня в кровопролитии виновна,
То сам я – выкуп за такое благодеянье в злодеянье».
 

Непритязательность также и в том, что радуется человек и удовлетворен он, если обладает какой-нибудь вещью возлюбленной. Поистине, это прекрасное качество души, и пусть в этом нет ничего, кроме того, что рассказал наш Аллах великий о возвращении зрения к Якубу, когда дали ему рубаху Юсуфа[53]53
  Якуб и Юсуф – арабские имена библейского пророка Якова и его сына Иосифа (Прекрасного). Согласно легенде, слепой Яков прозрел, когда сыновья принесли ему рубаху Иосифа, сказав, что тот погиб, хотя на самом деле они продали брата в рабство, – история эта рассказана и в Коране.


[Закрыть] – мир с ними обоими! Об этом я говорю:

 
С тех пор как в безжалостном гневе со мной госпожа распростилась
И сердце в опале бессрочной за грешную страсть поплатилось,
 
 
Живу я лишь тем, что на память остались мне платья любимой,
Как будто в поношенной ткани желанье мое воплотилось;
 
 
И я при таком утешенье похож на пророка Якуба,
Который скорбел по Юсуфу, и сердце в груди возмутилось,
 
 
Однако в глубокой печали, в отчаянье неукротимом
Понюхал он платье Юсуфа, и зренье к нему возвратилось.
 

Сколько я видел влюбленных, которые дарят друг другу пряди волос, окуренных амброй, опрысканных розовой водой; концы их соединяют мастикой или белым очищенным воском и завертывают их в куски расшитой ткани, шелка или чего-нибудь похожего, чтобы было это памятью при разлуке. Что же касается дарения зубочисток, после того как их пожуют, или мастики, после ее потребления, то это часто бывает у всякой пары влюбленных, для которых недоступна встреча. Об этом я скажу отрывок, где есть такой стих:

 
Я никогда не сомневался: ее слюна – вода живая,
Хотя мое мертвеет сердце, в страстях бесплодных изнывая.
 

Рассказ

Рассказывал один из моих друзей со слов Сулаймана ибн Ахмада, поэта, что тот видел Ибн Сахля, хаджиба[54]54
  Хаджиб – букв.: «преграждающий» (путь к халифу, эмиру), в западных мусульманских государствах титул первого министра и главного вазира.


[Закрыть] на острове Сикиллия[55]55
  Сикиллия – арабское название острова Сицилии, находившегося под властью арабов с 878 по 1090 г.


[Закрыть] (а говорят, что Ибн Сахль был необычайно красив). И увидел он его в одном из мест увеселения, и Ибн Сахль шел, а за ним шла женщина и смотрела на него. И когда он отдалился, женщина подошла к тому месту, где стоял Ибн Сахль, проходя, и стала целовать и лобызать землю там, где остался след его ноги. Я скажу об этом отрывок; он начинается так:

 
Пускай хулители меня преследуют недобрым словом,
Я по твоим следам пойду; с безумным схож я звероловом.
 
 
О жители полупустынь, где засуха царит годами,
Когда пойдете вы за мной, моим подвигнутые зовом,
 
 
И наберете вы земли, где след запечатлелся дивный,
Минует вас неурожай в своем убожестве суровом,
 
 
Поскольку всякая земля, стопою тронута подобной,
Преображенная, родит в своем великолепье новом.
 
 
Так распознал ас-Самари[56]56
  Ас-Самари – библейский самаритянин, побудивший евреев поклоняться золотому тельцу; спрошенный Моисеем, самаритянин говорит, что он увидел то, чего не видели другие, – след посланника божьего; легенда добавляет, что это был след копыта коня архангела Гавриила (Джабраила). – Легенда эта полностью заимствована Кораном.


[Закрыть] след несравненного Джибрила,
След, от которого скудель прозрела под небесным кровом;
 
 
И вылепил ас-Самари из чудодейственной скудели
Шафранно-рыжего тельца, ревевшего протяжным ревом.
 

Я говорю еще:

 
Благословен твой край родной, где все живут на всем готовом;
Там благоденствует народ наперекор враждебным ковам;
 
 
Там каждый камень – самоцвет, а тернии подобны розам,
А наилучший мед слывет водой в богатстве родниковом.
 

Один из видов непритязательности – когда удовлетворяются посещением призрака во сне и приветствием видения; приходит это лишь от воспоминаний непокидающих, обетов неизменных и нескончаемых мыслей; и когда засыпают глаза и успокаиваются движения, прилетает призрак. Об этом я говорю:

 
Был юноша осчастливлен отрадным ночным виденьем,
Хотя влюбленного стража держала под наблюденьем;
 
 
И я всю ночь веселился, вкусив такие восторги,
Что ради них пренебрег бы любым другим наслажденьем.
 
 
Ко мне пришел призрак милый, когда воцарился сумрак,
И сердцем распоряжался, как вечным своим владеньем.
 
 
Явилась мне, как и прежде, хотя лежала в могиле,
И кто на моем бы месте считал ее наважденьем?
 
 
Мы стали, какими были; былое как бы вернулось,
Мою порадовав душу во сне двойным награжденьем.
 

Поэтами сказаны о посещении призрака слова диковинные, ими изобретенные, и каждый опережает другого, высказывая какую-либо мысль. Так, Абу Исхак ибн Сайяр ан-Наззам, глава мутазилитов, считает причиною посещения призрака страх души перед соглядатаями, поставленными над прекрасным телом. Абу Таммам Хабиб ибн Аус ат-Таи считал причиной этого то, что соитие с призраком не вносит порчи в любовь, а соитие с подлинным созданием вносит в нее порчу. Аль-Бухтури видел причину прихода призрака в том, что он освещается огнем страсти влюбленного, а ухода его – в опасении утонуть в слезах любящего. А я, не сравнивая своих стихов с их стихами – у них преимущество предшествования и первенства, и мы только подбираем, а они были жнецами, – но подражая им и идя по их следу и следуя по их пути, который они проложили и осветили, – скажу отрывок в стихах, где изъяснил я посещение призрака:

 
К моим глазам тебя ревную, как будто ты меня пытаешь
Самоубийственным соблазном: я прикоснусь, и ты растаешь.
 
 
Боясь подобного исхода, не смею днем с тобой встречаться;
Порою тихою ночною со мною ты во сне витаешь.
 
 
Уединяется во мраке моя душа с твоей душою;
К телесной нашей оболочке ты отвращение питаешь.
 
 
Гораздо больше наслажденья в таком таинственном соитье,
Поэтому с моей душою сближаться ты предпочитаешь.
 

В положении того, кто посещен во сне, различаются четыре разновидности. Во-первых, это влюбленный покинутый, огорчение которого продлилось, и затем увидел он в дремоте, что возлюбленная сблизилась с ним, и обрадовался этому, и возвеселился. А потом проснулся он, и грустит, и печалится, поняв, что то, что было, – мечтания души и ее внушения.

Об этом я говорю:

 
Целый день скупишься ты, так что днем я весь в заботах;
Утешает ночь меня, вся она в твоих щедротах.
 
 
Против истины грешишь ты, безжалостно считая,
Что тебя заменит мне солнце при своих красотах.
 
 
Навещает он меня, призрак твой неуловимый,
Защищает и целит в неприступнейших оплотах.
 
 
Счастья полного лишен, я вдыхаю сладость счастья,
Благодатный аромат, явственный в незримых сотах.
 
 
Неприкаянный, томлюсь между радостью и горем,
Не в раю и не в аду, словно люди на высотах[57]57
  Не в раю, не в аду, словно люди на высотах. – Согласно Корану, это те, кто не попал в рай и не отправлен в ад, а томится на «высотах» (подобие чистилища).


[Закрыть].
 

Во-вторых, это возлюбленный, близкий к любимой, но озабоченный случившейся переменой. И увидел он, задремав, что любимая его покидает, и огорчился из-за этого сильным огорчением, но затем пробудился он от сна, и понял, что это неправда и некое наваждение заботы.

В-третьих, это любящий, дом которого близок, и видит он во сне, что поразило его отдаленье, и озабочен этим и испуган, а затем пробуждается он, и исчезает то, что с ним было, и становится он снова радостным.

Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

 
Мне приснилось, что расстались мы в отчаянье жестоком
И при горестном прощанье слезы хлынули потоком;
 
 
А потом я пробудился в сладостных твоих объятьях,
И забота миновала в упоении глубоком,
 
 
Словно, встретившись, в объятья заключили мы друг друга,
Истомленные разлукой в сокрушенье одиноком.
 

В-четвертых, – когда живет возлюбленный далеко и видит он во сне, что приблизилось место посещения и жилища стали соседними, и веселится, и радуется, утратив печаль. А затем поднимается он после сна и видит, что это неправда, и печаль и забота становятся более сильными, чем прежде.

В одном из сказанных мною стихотворений я говорил о желанности забыться во сне, чтобы явился призрак, и сказал так:

 
Не спал бы влюбленный в ночной тишине,
Но призрак прекрасный приходит во сне;
 
 
Приходит он только ночною порой,
Сияя во мраке, подобно луне.
 

Один из видов непритязательности, когда довольствуется влюбленный тем, что смотрит на стены и видит ограды, которые окружают его возлюбленную. Мы знали людей с такими качествами, и говорил мне Абу-ль-Валид Ахмад ибн Мухаммад ибн Исхак аль-Хазин – да помилует его Аллах! – что один знатный человек рассказывал о себе подобное этому.

Непритязательность проявляется и в том, что любящему приятно видеть тех, кто видел его возлюбленную, и дружить с ними, а также и с теми, кто прибыл из ее страны. Это бывает часто, и об этом я говорю:

 
Как жилище адитов, печален покинутый дом;
Словно в стане Самуда[58]58
  Как жилище адитов… Словно в стане Самуда… – Ад и Самуд – племена, которые, согласно Корану, были истреблены аллахом за то, что не послушались пророков, посланных к ним со «словом божьим».


[Закрыть], царит запустенье кругом.
 

К этой главе относятся и мои стихи, сказанные по поводу того, о чем я сейчас расскажу. Однажды я гулял с несколькими моими друзьями, из людей образованных и благородных, в саду одного из наших приятелей. Мы походили немного, а затем нам захотелось посидеть, и мы выбрали место, прекраснее которого не было во всем саду, и оказались мы среди бегущих ручьев, подобных серебряным кувшинам, и птиц, распевающих напевы, которые глумились над тем, что создали Мабад и аль-Гарид, и висящих плодов, спускающихся к берущему их, и осеняли нас облака, сквозь которые глядело на нас солнце, рисуя перед нами поля шахматной доски. И нежная вода показывала истинный вкус жизни, и полноводные ручьи скользили, как туловища змей, и то поднималось журчанье их, то понижалось. И прекрасны были разноцветные цветы, качаемые благовонным ветром, и воздух был ровный, и сидели тут люди превосходные. И было все это в весенний день с робким солнцем, которое то скрывалось за нежными облаками, то появлялось, подобно смущенной невесте или стыдливой красавице, что показывается влюбленному из-за занавесей и потом скрывается за ними, боясь следящего глаза.

А один из нас сидел, опустив голову, как будто беседуя с кем-то, – и это потому, что у него была тайна. И мне указали на него, и мы пошутили немного, а потом меня заставили сказать стихи от имени этого человека и как бы его языком, и я произнес стихи, сочиненные тут же, которые записали по памяти только после, когда мы ушли. Вот они:

 
Блаженствовали беспечные в прохладе сада зеленого
В тени ветвей, колыхавшихся средь воздуха просветленного.
 
 
Смеялись цветы прекрасные, роскошно благоухавшие
Среди вертограда влажного, лучами не опаленного.
 
 
Одни – протяжными стонами, другие – радостным щебетом,
Листву оглашали певчие из племени окрыленного.
 
 
И было где разгуляться нам, и было чем нам потешиться:
Приманок было достаточно для пыла неутоленного.
 
 
В кругу моих собеседников, степенных и обходительных,
Иной затмевал толковника и праведника хваленого.
 
 
И все-таки было грустно мне в саду без моей владычицы;
Ничто в роскошестве сладостном не радовало влюбленного.
 
 
Уж лучше мне быть в темнице с ней, в ее горячих объятиях,
А вам, друзья мои милые, пора в чертог Обновленного[59]59
  Чертог Обновленного – по преданию, один из вестготских царей, правивших в Испании до нашествия арабов, увидал в Кордове развалины дворца и приказал отстроить его вновь, поэтому дворец и получил название «Обновленный».


[Закрыть].
 
 
А тот, кто собственной участи дерзнет предпочесть кощунственно
Хотя бы участь завидную властителя непреклонного,
 
 
Пускай горюет и бедствует, пусть мыкается, поруганный,
И пусть ничто не напутствует изгнанника посрамленного.
 

И сказал он и те, кто присутствовал: «Аминь, аминь!»

Вот каковы виды истинной непритязательности, свойственные влюбленным, которые я перечислил, не преувеличивая и не преступая меры. А у поэтов есть особый вид выражения довольствования тем, что есть у них и в чем хотят они показать свое стремление и проявить способность к глубине мысли. Каждый из них говорит согласно своей природе и таланту, но только это произвол языка, излишество в речах и злоупотребление красноречием, и то, что они говорят, неверно в корне. Один из них удовлетворяется тем, что небо осеняет его и его возлюбленную и что земля носит их обоих; другой – тем, что обоих их одинаково покрывают ночь и день, или чем-нибудь подобным; и всякий спешит достигнуть предела углубленности и заполучить знак первенства в тонкости изъяснения. А мне принадлежат в этом смысле такие слова, которые не смогут превзойти все те, кто захочет сказать о том же. Вот они:

 
Мне говорят: «Она далёко», но всей моей душою пленной
Твержу: «В одно и то же время мы с ней живем в одной Вселенной.
 
 
Одно и то же солнце всходит над нами утренней порою
И нам дорогу освещает, сияя славой неизменной.
 
 
Лишь день единственный в дороге, и я бы с нею повстречался,
Так что считаю нашу близость я совершенно несомненной.
 
 
У нас одна и та же вера, один и тот же Бог над нами,
И сочетает нас Всевышний своею властью сокровенной».
 

Как ты видишь, я удовлетворяюсь единением с той, кого люблю, с кем одинаков в знании Аллаха, от которого происходят и небеса, и своды, и все миры, и все сущее, и ни в чем не дробится оно, и ничто его не минует. Затем ограничился я, взяв из поучений Аллаха то, что любимая живет во времени, – это более всеобъемлюще, нежели то, что сказали другие об окружении любимой днем и ночью, хотя по внешности оно сначала кажется слышащему одним и тем же. Ибо все, что создано, подпадает под время, и время лишь условное название прохождения часов, течения небосвода и движения его тел; ночь и день зарождаются от восхода солнца и заката его, и оканчиваются они где-то в вышнем мире, а время не таково, и они – часть времени. И если какому-то философу и принадлежат слова, что мрак продолжается бесконечно, то очевидность опровергает это, и причины возражения ему ясны, но здесь им не место.

Затем изъяснил я, что если любимая находится в отдаленнейшем конце мира на востоке, а я – в отдаленнейшем конце его на западе (а такова длина обитаемой земли), то между ею и мною лишь расстояние в один день, так как солнце восходит в начале дня на начальном востоке и закатывается в конце дня на конечном западе.

Есть одна разновидность удовлетворенности, о которой я упомяну, прося у Аллаха защиты от нее и от людей, которым она свойственна, и восхваляя Всевышнего за то, что он научил наши души избегать этого. И состоит она в том, что разум совершенно заблуждается, и гибнет проницательность, и легким становится тяжелое, и исчезает ревность, и пропадает гордость, и соглашается человек делиться с другими той, кого он любит. Это случалось со многими людьми (да защитит нас Аллах от испытаний!), и бывает это истинным только тогда, когда природе человека свойственны привычки пса и он низок разумом, который будет мерилом того, что под ним, и слабы его чувства, и подкрепляется это сильной, всеохватывающей любовью. И когда соединятся подобные качества, перемешавшись друг с другом, зарождается среди них это низкое свойство, и родится эта дурная привычка, порождая за собой грязные и скверные поступки. А если обладает человек малейшим благородством и ничтожнейшей мужественностью, тогда подобная беда дальше от него, чем Плеяды, хотя бы умер он от страсти и растерзала бы его любовь. Я говорю об этом, насмехаясь над одним из тех, кто был снисходителен в этом отношении:

 
Не слишком ли широк ты сердцем? Ты посоветуйся с врачами,
Когда согласен ты делиться своими кровными ночами.
 
 
Так, значит, вдвое меньше влаги тебе довольно для полива?
Давай тогда разделим солнце и обменяемся лучами!
 
 
Допустим, половина туши верблюжьей тяжелей козленка;
Не слушай тех, кто докучает тебе поносными речами.
 
 
Иди за госпожой своею, куда прекрасная прикажет,
Пока играет чаровница двумя блестящими мечами.