Текст книги "Средневековая андалусская проза"

Автор книги: Лисан ад-Дин Ибн аль-Хатыб

 
Не так безобиден пустяк, поэтому будь осторожен!
Ничтожнейшим пренебрегать способен лишь тот, кто ничтожен.
 
 
Предшествует искра огню, она же причина пожара;
Намеками на неприязнь бывает разумный встревожен.
 
 
Великое в малом порой таится, как в семени древо.
Запомни, что этот закон во веки веков непреложен.
 

И ты видишь, что, когда влюбленный не уверен, что сердце любимой останется к нему расположенным, он начинает очень остерегаться того, чего не остерегался раньше, и старается исправить свои речи и сделать красивыми свои движения и взгляды – в особенности, когда ему на беду послан клеветник и испытан он человеком задорным.

А признаки этого в том, что любящий наблюдает за любимой и запоминает все, что она делает. Он хочет знать о ней все, чтобы его не миновали ни мелкие, ни важные подробности, и следит за ее движениями, – и, клянусь жизнью, ты видишь, что тупой становится в таком положении проницательным, а беспечный – внимательным.

Рассказ

Однажды я был в Альмерии и сидел в лавке Исмаила ибн Юнуса, врача-израильтянина, – а он был прозорлив и умел читать по лицам и хорошо это делал. Мы были среди друзей, и Муджахид ибн аль-Хусейн аль-Кайси спросил Исмаила: «Что ты скажешь про этого?» – и он указал на человека, удалившегося от нас в сторону, а имя его было Хатим, и прозывался он Абу-ль-Бака. И врач смотрел на него недолгое время, а потом сказал: «Это человек влюбленный». – «Ты прав, но почему ты сказал это?» – воскликнул Муджахид, и врач молвил: «Только из-за крайнего смятения, видимого у него на лице, не говоря о прочих его повадках, я понял, что он влюблен, и в этом нет сомнения».

ГЛАВА О ПОЛЮБИВШИХ ВО СНЕ

Всякая любовь неизбежно должна иметь причину, которая была бы основой ее, и я начну с самой отдаленной из возможных причин, дабы текла речь по порядку и всегда было вначале легкое и незначительное.

Одна из причин ее – нечто, о чем бы я не упомянул, если бы не видел этого, – так это необычайно!

Рассказ

Однажды я вошел к Абу-с-Сирри Аммару ибн Зияду, другу нашему, вольноотпущеннику аль-Муайяда, и нашел его задумчивым, озабоченным. Я спросил его, что с ним, и он некоторое время отказывался отвечать, а потом сказал: «Со мною приключилось диво, никогда не слыханное». – «Что же это?» – спросил я, и Абу-с-Сирри молвил: «Я увидел во сне сегодня ночью девушку и проснулся, и пропало из-за нее мое сердце. Я обезумел от любви к ней, и поистине, я в самом тягостном состоянии».

И он оставался многие дни, больше месяца, огорченным и озабоченным, и ничто не было ему приятно из-за обуявшей его тоски, пока не начал я бранить его и не сказал ему: «Большая ошибка, что ты занимаешь душу неистинным и привязываешься воображением к исчезнувшему, ненаходимому. Знаешь ли ты, кто она?» – «Нет, клянусь Аллахом!» – отвечал он, и я воскликнул: «Поистине, беспочвенны твои суждения и нет в тебе прозорливости, раз ты любишь того, кого никогда не видел, кто не создан и кого нет на свете! Если бы ты влюбился в изображение из изображений в бане[16]16
  …из изображений в бане… – Ислам запрещает мусульманам изображать живые существа (в Коране это запрещение прямо не высказано), однако многие запреты, в том числе изображать людей или пить вино, не всегда соблюдались. Так в Андалусии было принято расписывать стены бань изображениями людей.


[Закрыть], это было бы еще простительно!»

И я не отставал от него, пока он не утешился, а это едва ему удалось.

По-моему, все это самовнушение и последствия грез и сновидений, и об этом будет сказано в главе книги о желаниях и воображении мысли. Я скажу об этом стихотворение, где есть такие строки:

 
Узнать бы мне, кто же она, быть может, посланница солнца,
А может быть, призрак луны, мелькнувший в лазури безбрежной?
 
 
Кто знает, быть может, она – моя сокровенная дума,
А может быть, образ души, причуда тревоги мятежной?
 
 
А может быть, эта мечта, возникшая вдруг перед взором,
Моею душой рождена в своей очевидности нежной?
 
 
А может быть, морок она, вернее, предзнаменованье
Судьбы, угрожающей мне, и смерти моей неизбежной?
 

ГЛАВА О ПОЛЮБИВШИХ ПО ОПИСАНИЮ

Одна из необычайных причин любви, когда любовь возникает от описания, без лицезрения. От этого возвышаются до истинной любви, и возникает обмен посланиями и переписка, и забота, и страсть, и бессонница оттого, что невозможно увидеться. Поистине, рассказам, и восхвалению красоты, и описанию каких-либо событий присуще явное влияние на душу и на сердце, а когда ты услышишь пение девушки из-за стены, от этого случается любовь и озабоченность разума. Все это бывало не с одним человеком, но, по-моему, это здание шаткое, без фундамента. Ведь когда тот, кто отдал весь свой ум любви к человеку, которого он не видел, остается один на один со своими мыслями, непременно возникает в душе его образ, который он себе представляет, и существо, которое он придумывает. В его мыслях не рисуется ничего другого, и он устремляется воображением к этому образу, и если случится в какой-нибудь день ему увидеть ту, которую он выбрал, тогда любовь становится крепче или совсем уничтожается, – оба эти исхода случались и известны.

Чаще всего это случается между затворницами из благородных домов, живущими во дворцах, за завесой, и близкими им мужчинами. Любовь женщин при этом упорнее мужской любви, ибо женщины слабы, и природные свойства их скорее будят в них воображение, и любовь быстрее овладевает ими. Об этом я скажу стихотворение, где есть такие строки:

 
О ты, своей хулой неправомочной
Коснувшийся любви моей заочной,
 
 
Ошибся ты в суждении превратном,
Дерзнув назвать любовь мою непрочной.
 
 
Пускай мы знаем рай по описанью,
Картину назовешь ли ты неточной?
 

Я скажу также стихи о восхищении песней без того, чтобы упал взор на самого поющего; вот один из них:

 
Мой слух наполнен пылкими полками:
Так страсть моя воюет со зрачками.
 

И еще скажу я о том, как расходится истина с предположениями любящего, когда случится увидеть любимую:

 
На портрет словесный свой ты нисколько не похожа;
Был я в марево влюблен, сердце бреднями тревожа.
 
 
Барабанный бой страшит, поражая громким звуком,
Между тем как барабан – лишь натянутая кожа.
 

А о противоположном я говорю:

 
Кто говорит, что я прельстился басней?
Для взора красота еще опасней.
 
 
И если рай хорош по описанью,
Он, стало быть, воочию прекрасней.
 

Такие обстоятельства часто случаются между друзьями и приятелями. А вот что я о себе расскажу.

Рассказ

Между мной и одним человеком из шарифов[17]17
  Шарифы – букв.: «благородные», «люди дома пророка», то есть потомки родственников пророка. В зависимости от происхождения шарифы делились на две ветви: Алидов (потомков дочери Мухаммада Фатимы и Али) и Аббасидов.


[Закрыть] была крепкая дружба, и мы часто друг к другу обращались, но никогда не виделись. Потом Аллах даровал мне с ним встречу, и прошло лишь немного дней, как между нами возникла великая неприязнь и сильное отчуждение, которое продолжается до сей поры. Я сказал об этом отрывок, где есть такой стих:

 
Злобою любовь сменилась, отвращенью нет границы;
Так порой в небрежном списке искажаются страницы.
 

Противоположное этому случилось у меня с Абу Амиром, сыном Абу Амира, милость Аллаха над ним! Я испытывал к нему истинное отвращение, и он ко мне также, хотя он не видел меня и я не видел его; основанием этого были постоянные сплетни, которые переносились к нему от меня и ко мне от него, и подкрепляла их неприязнь между нашими отцами, соперничавшими из-за благосклонности султана и мирских почестей, которыми они пользовались. Потом Аллах помог с ним свидеться, и он был для меня любимейшим из людей, и я для него также, пока не встала между нами смерть.

Об этом есть такие стихи:

 
Человеческая жизнь переменами богата;
Он мой самый лучший друг, я люблю его, как брата.
 
 
Я теперь его люблю, а когда-то ненавидел;
Прямо должен я сказать: в нем я видел супостата.
 
 
Мнимый враг мне другом стал, так что в нем души не чаю;
И разлука нам страшна, словно тяжкая утрата.
 
 
Скрыть не в силах я тоски, стоит мне его покинуть;
Расставаясь, мы живем в ожидании возврата.
 

Что же касается Абу Шакира Абд ар-Рахмана ибн Мухаммада аль-Кабри, то он долго был моим другом, но ни разу не видел меня, а потом мы встретились, и дружба укрепилась и стала неразрывна и продолжается до сих пор.

ГЛАВА О ПОЛЮБИВШИХ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА

Часто любовь пристает к сердцу с первого взгляда, и такая любовь разделяется на два вида. Один – противоположен тому, что было сказано раньше, и состоит в том, что человек влюбляется в женщину, не зная, кто она, и не ведая ее имени и местопребывания; и подобное случилось не с одним человеком.

Рассказ

Рассказывал мне друг наш Абу Бакр Мухаммад ибн Ахмад ибн Исхак со слов одного верного человека, имя которого выпало у меня из памяти (я думаю, это был кади Ибн аль-Хаза), что Юсуф ибн Харун, поэт, прозванный ар-Рамади, проходил однажды мимо Ворот Москательщиков в Кордове, а направлялся он в мечеть. А это было место, где собирались женщины. И ар-Рамади увидел девушку, которая захватила целиком его сердце, и любовь к ней проникла во все его члены, и забыл он о дороге в мечеть и пошел следом за девушкой. А она быстро шла к мосту и, перейдя его, направилась в пригород, и, оказавшись у гробниц сынов Мервана – да помилует их Аллах! – что построены над их могилами на пригородном кладбище за рекою, обернулась и увидела ар-Рамади, который удалился от людей и не имел другой заботы, как об этой девушке. И она подошла к нему и спросила: «Что ты идешь позади меня?» – и ар-Рамади рассказал ей, как сильно охватила его любовь к ней. «Оставь это! – сказала девушка, – и не ищи моего позора. Тебе нечего меня желать, и нет пути, которого ты ищешь». – «Я удовлетворюсь взглядом», – сказал ар-Рамади, и девушка молвила: «Это тебе дозволено». – «О госпожа, свободная ты или невольница?» – молвил ар-Рамади. «Невольница», – ответила девушка. «А как твое имя?» – спросил ар-Рамади, и она ответила: «Хальва». – «А чья ты?» – спросил ар-Рамади, и девушка молвила: «Клянусь Аллахом, знание того, что на седьмом небе, ближе к тебе, чем то, о чем ты спросил! Оставь же невозможное». – «О госпожа, а где я тебя после увижу?» – сказал ей ар-Рамади, и девушка отвечала: «Там, где ты увидел меня сегодня, в такой же час, каждую пятницу. Или уходи ты, или уйду я», – сказала она потом, и ар-Рамади молвил: «Иди под охраной Аллаха!»

И девушка пошла к мосту, а ар-Рамади невозможно было за нею следовать, так как она оборачивалась, чтобы видеть, провожает он ее или нет. Когда же она миновала ворота моста, ар-Рамади пошел в поисках ее следов, но не услышал ответа ни на один вопрос о ней.

«И клянусь Аллахом, – говорил Юсуф ибн Харун, – я не покидал Ворот Москательщиков и пригорода с того времени и до сей поры, но не напал на след и не знаю, небо ли слизнуло ее, или земля ее поглотила. И поистине, из-за нее в моем сердце пылает нечто жарче углей».

Это та Хальва, любовь к которой он воспевал в своих стихах; потом он узнал кое-что о ней, после того как съездил из-за нее в Сарагосу[18]18
  Сарагоса (а р а б. Саракуста) – город в Северной Испании, завоеван арабами в 712—713 гг.; наибольшего расцвета достиг в начале XI в.; после распада Кордовского халифата Сарагоса стала центром независимой северо-восточной провинции (эмирата) и находилась под властью Туджибидов (1017—1039) и Худидов (1039—1118), затем город окончательно перешел в руки христиан.


[Закрыть], и это длинная история.

Подобные этому случаи многочисленны, и я скажу по этому поводу отрывок, где есть такие стихи:

 
Сорвали глаза мои вдруг печати в глубинах души,
И вызвала слезы она своим беспощадным укором.
 
 
За что же страдают глаза, наказаны ливнями слез,
И сам обречен я на казнь одним необузданным взором?
 
 
Последним был первый мой взгляд, когда я увидел ее,
И вечно казнюсь я с тех пор, жестоким сражен приговором.
 

Другой вид такой любви противоположен той, о которой будет речь в главе, которая пойдет после этой главы, если захочет Аллах, и состоит он в том, что человек влюбляется с первого взгляда в девушку, известную ему по имени, жилище и происхождение которой он знает. Отличие здесь в быстром или медленном наступлении развязки. Если кто полюбил с первого взгляда и быстро привязался после беглого взора, – это указывает на малую стойкость сердца, говорит о быстром утешении и свидетельствует о непостоянстве и пресыщении. Так бывает всегда в тех случаях, когда чувство скоро возникает, скоро и кончается, а то, что медленно возникает, то и медленней исчезает.

Рассказ

Я хорошо знаю юношу из сыновей писцов, которого увидела женщина из благородной семьи, высокого положения, скрытая за плотной завесой. Он проходил, и она заметила его и привязалась к нему, и он привязался к ней. И они долго одаривали друг друга посланиями, держась на острие более тонком, чем лезвие меча, и если бы я не отказался от намерения раскрывать в этом своем послании хитрости и говорить о кознях, я бы рассказал достоверные вещи, которые смущают смышленого и ошеломляют разумного. Да опустит Аллах, по своей милости, покров свой на нас и на всех мусульман и да избавит он нас от зла!

ГЛАВА О ТЕХ, ЧТО ВЛЮБЛЯЮТСЯ ЛИШЬ ПОСЛЕ ДОЛГОГО СРОКА

Среди людей есть и такие, чья любовь становится настоящей только после долгих шептаний, и частых свиданий, и продолжительной дружбы. Вот что скорее всего продлится и укрепится, и не оставит на этом следов бег ночей, – что вошло с трудом, нелегко и выходит. Таков и мой обычай, и в предании дошло, что Аллах, великий и славный, сказал душе, когда он велел ей войти в тело Адама – а оно было глиняное, – и душа устрашилась и испугалась: «Входи поневоле и выходи поневоле». То было рассказано нам нашими наставниками.

Я видел людей с подобным свойством, которые, почувствовав в душе своей начало любви и распознав в себе склонность к кому-нибудь, прибегали к разлуке и прекращали посещения, чтобы не увеличилось в них то, что они испытывают, но не в состоянии они были справиться со своими чувствами и не в силах были противостоять им, и становилась смерть, как говорится в поговорке, между ослом и его желанием прыгнуть на ослицу[19]19
  …становилась смерть… между ослом и его желанием… – пословица, означающая, что внезапно возникшее препятствие помешало осуществить какое-либо дело.


[Закрыть].

Это указывает на то, что любовь крепко пристает к сердцу людей, отличающихся таким качеством, и если она овладеет ими, то никогда уже не уйдет. Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

 
Велит уходить прямота, но то мне любовь преподаст,
Как многим другим до меня, свои роковые уроки.
 
 
Сначала в роскошном саду тебя привлекают цветы,
А в спелых тяжелых плодах играют сладчайшие соки,
 
 
Которыми ты опьянен, пока не заметишь в тоске,
Что ты оказался в цепях, а цепи такие жестоки;
 
 
Как будто в засушливый зной ты был мелководьем прельщен
И тут же вблизи берегов тебя поглотили потоки.
 

И поистине, долго дивлюсь я всякому, кто утверждает, что влюбляется от первого взгляда, и едва ему верю. Я считаю такую любовь лишь видом страсти, а чтобы она овладела в мыслях моих глубиной души и проникла за преграды сердца, то я не верю этому. Любовь никогда не прилеплялась к моему сердцу, иначе как через долгое время после того, как человек не покидал меня целую вечность, и я брался с ним за все важное и не важное. Таков я и в забвении и в тоске: я никогда не забывал дружбы, и моя тоска обо всем, что знал я прежде, поистине заставляет меня давиться водой и задыхаться, глотая пищу. Спокоен тот, у кого нет этого свойства!

Я ни от чего не чувствовал пресыщения, после того как узнавал что-нибудь, никогда не спешил ни с кем сдружиться при первой же встрече и не желал перемены в чем-нибудь из своих пожитков, – ибо я говорю не об одних друзьях и братьях, но обо всем том, чем пользуется человек из одежды, верховых животных, кушаний и прочего.

Я не наслаждался жизнью, и не покидала меня молчаливость и замкнутость с тех пор, как отведал я вкус разлуки с любимыми, и поистине, эта печаль постоянно ко мне возвращается и горесть забот непрестанно меня посещает. Воспоминание о том, что прошло, всегда делало мою жизнь горькой, когда начинал я ее сызнова, и поистине, я – убитый заботами в числе живых и погребенный печалью среди жителей мира. Аллаха же хвалим при всяком положении, нет бога, кроме него!

Обо всем этом я скажу стихотворение, где есть такие строки:

 
Не вдруг возникает любовь, которая длится весь век;
Не сразу великий огонь от этого вспыхнет огнива.
 
 
Приходит любовь не спеша; тем крепче твердыня любви,
Надежна в устоях своих, к любым переменам ревнива.
 
 
Нельзя преуменьшить любви; не сдвинуть ее, не столкнуть;
Недвижная – только растет, незыблемая – терпелива.
 
 
Поспешно травинка взошла, но быстро погибнет она,
В безвременном росте своем, болезненная, тороплива.
 
 
А я плодородная новь, которую трудно вспахать,
Однако большой урожай приносит подобная нива.
 
 
Враждебная лишь сорнякам, лелеет она семена;
Довольствуясь мелким дождем, не требует почва полива.
 

Но пусть не подумает думающий и не вообразит воображающий, будто все это противоречит моим словам, начертанным в начале послания, что любовь – связь между душами в их основном, вышнем, мире, – напротив, это подкрепляет их. Мы знаем, что душу в этом, нижайшем, мире окутывают завесы и постигают случайности, и окружают ее свойства земных сфер, которые скрывают многие ее качества, и хотя не изменяют их, но становятся перед ними. А на соединение можно действительно надеяться лишь тогда, когда душа к нему расположена и подготовлена, и после того как дошло до нее знание о том, что с нею сходно и согласно, и скрытые свойства души были противопоставлены сходным с ним свойствам любимой. Тогда душа соединяется подлинным соединением, без препятствия.

Что же до того, что возникает с самого начала из-за каких-нибудь явлений телесного предпочтения и одобрения взором, который не переходит за пределы красок, то в этом тайна страсти и ее истинный смысл. Когда же страсть увеличивается и минует этот предел, и совпадает с усилением ее сближение душ, в котором равно участвуют и душа, и природные свойства, – тогда она и называется любовью.

Отсюда и ошибается тот, кто утверждает, что он любит двоих и влюблен в двух разных людей. Это является лишь признаком страсти, о которой мы только что упоминали, и она называется любовью в переносном смысле, а не в подлинном. Что же касается души любящего, то он в избытке может обратить силы свои и на дела веры, и на земную жизнь, – ничем не противореча своей любовью к другой… Об этом я говорю:

 
Обманщик сказал, что любовь двоится по воле судьбы;
Так Мани[20]20
  Учение Мани (манихейство) – одна из философских систем, обычно объединяемых названием «гностицизм»; основано на представлении о вечной борьбе двух начал – добра и зла, света и тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия.


[Закрыть] солгал, говоря, что две у Вселенной основы.
 
 
Второй не бывает любви, и так же, как сердце одно,
В своем совершенстве любовь едина, хоть множатся ковы.
 
 
Как в мудрости вечной своей един всемогущий Творец,
Чья действенная благодать видна сквозь любые покровы,
 
 
Так в сердце, едином навек, не ведающем дележа,
Одна торжествует любовь, уставы которой суровы.
 
 
Незыблем всемирный закон в бессрочной своей правоте;
На этот закон посягать решаются лишь суесловы.
 
 
Иной в двоеверье своем подобен лукавым рабам,
Которые двум божествам служить и молиться готовы.
 

ГЛАВА О ТЕХ, КТО ПОЛЮБИЛ КАКОЕ-НИБУДЬ КАЧЕСТВО И СВОЙСТВО ЧЕЛОВЕКА И НЕ ЛЮБИТ ПОСЛЕ ТОГО ДРУГИХ СВОЙСТВ, С НИМ НЕ СХОДНЫХ

Знай – да возвеличит тебя Аллах! – что любви присуща действительная власть над душами и решающая сила; повелению ее не перечат, запрета ее не ослушиваются и власти ее не преступают; покорность ей неотвратима, и проникновение ее неотразимо. Она расплетает плотно свитое, ослабляет крепкое, размягчает застывшее, колеблет устойчивое, поселяется в сердца и разрешает запретное. Я знал многих людей, которых нельзя заподозрить в отсутствии проницательности, и о них не скажешь, что недостаточны их знания и не умеют они выбирать, или ослабла их сметливость. Однако эти люди в описании влюбленных превозносили их некоторые качества и свойства, ибо эти особенности становились для тех, кто любил их, привычными и особенно дорогими, и они только их одобряли, не признавая ничего дурного. А потом эти люди разлучались, вследствие разлуки, или разрыва, или из-за какого-нибудь другого явления в любви, однако не покидало их одобрение тех качеств и не оставляло их предпочтение подобных свойств другим, более достойным, среди творений, и не питали они склонности к иному, – напротив, качества и свойства, одобряемые людьми, становились для них неприятными и казались им низкими, пока не покидали они здешнего мира, и кончалась их жизнь в тоске по тем, кого они потеряли, по той, с кем были они вместе. И не говорю я, что это было с их стороны притворным, – наоборот, это случается по истинному природному свойству и выбору, в котором нет ничего привходящего. Они не видят ничего другого и не помышляют ни о чем ином.

Я хорошо знаю людей, у чьих возлюбленных была несколько короткая шея, и после этого им не нравились женщины с длинными шеями. Знаю я и человека, который впервые испытал привязанность к девушке, рост которой немного мал, – он не полюбил ни одной высокой после этого. Я знаю также человека, полюбившего девушку, рот которой был чересчур широк, – ему были противны все, у кого маленькие рты, и он порицал их и испытывал к ним истинное отвращение.

И я говорю не о тех, у кого недостаточны знания и образование, а именно о людях, изобильнейше наделенных способностью познавать и наиболее достойных именоваться понятливыми и знающими. А про себя я расскажу тебе, что я полюбил в юности одну свою невольницу – рыжеволосую, и мне не нравилась после этого ни одна женщина с черными волосами, пусть были они подобны солнцу или изображению самой красоты. Я ощущаю это с тех пор, и в этом основа моей натуры, и душа моя не соглашается на другое, и сердце мое не в состоянии любить иных.

То же самое произошло с моим отцом – да будет доволен им Аллах! – и так было с ним до тех пор, пока не пришел к нему его срок.

Что же касается многих халифов из сыновей Марвана – да помилует их Аллах! – и в особенности потомков ан-Насира среди них, то они все созданы с предпочтением рыжего цвета, и ни один из них не расходится в этом с прочими. Мы их видели и видели тех, кто их видел, со времени правления ан-Насира и до сей поры, и все они русые, по сходству с их матерями, так что это стало природным качеством у них всех, кроме Сулаймана аз-Зафира, – да помилует его Аллах! – я видел, что у него черные волосы и борода. Что же касается ан-Насира и аль-Хакама аль-Мустансира – да будет доволен ими Аллах! – то рассказывал мне вазир, отец мой, – да помилует его Аллах! – и другие, что оба они были русые, сероглазые, так же как и Хишам аль-Муайяд и Мухаммад аль-Махди и Абд ар-Рахман аль-Муртада – да помилует их Аллах! – я видел их неоднократно, и входил к ним, и видел, что они русые, сероглазые, так же как их дети, и братья, и все их близкие. И не знаю я – по предпочтению ли это, вложенному в них всех природой, или так происходит по обычаю, который был у их предков, и они ему следуют. Рыжий цвет ясно виден в волосах Абд аль-Малика ибн Марвана, внука Абд ар-Рахмана, правнука Марвана, сына повелителя правоверных ан-Насира (это тот, которого называют «отпущенным»[21]21
  …тот, которого называют «отпущенным». – Поэт Абд аль-Малик, потомок халифа Абд ар-Рахмана ан-Насера (см. словарь имен), был героем популярной литературной любовной истории о соперничестве сына и отца в любви к одной невольнице, из-за которой сын убил отца и был заточен в тюрьму, где провел шестнадцать лет, затем был выпущен на свободу, отсюда и прозвище.


[Закрыть]). Он был лучший поэт из обитателей Андалусии во времена потомков Марвана и чаще всего воспевал рыжеволосых. Я его знал и сиживал с ним рядом.

И дивиться следует не тому, что кто-то полюбит безобразную, а потом такую любовь не испытает он в отношении других, – так бывало! – и не тому, кому свойственно, с тех пор как он существует, предпочитать наиболее низкое, но тому, кто взирал взором истины, и потом одолела его случайная любовь, после того как он долго пребывал в согласии с общим мнением, и изменила она то, что душа его знала прежде, и сделалась эта перемена его природным свойством, а первоначальное свойство исчезло. И он знал преимущество того, чего придерживался раньше, но, обратившись к своей душе, находил, что она отвергает все, кроме самого низкого. Дивись же этому могучему одолению и великой власти, которую имеет любовь!

И такой человек – действительно самый правдивый в любви, а не тот, кто украшается свойствами людей, к которым не принадлежит, и приписывает себе склонность, с ним несогласную. Он говорит, что выбирает, кого любить, но если бы отвлекла любовь его зоркость, и похитила его мысль, и унесла его проницательность, – поистине стала бы она преградой между ним, и выбором, и желанием. Я говорю об этом в стихотворении, где есть такие строки:

 
Некий юноша влюбился в девушку с короткой шеей
И увидел в длинных шеях признак джиннов[22]22
  Джинны – духи, как добрые, так и злые.


[Закрыть] беспощадных.
 
 
Обосновывал свой выбор он весьма красноречиво,
Напрямик, без недомолвок и без промахов досадных:
 
 
Разве сернам грациозным при таких коротких шеях,
Обаятельным и стройным на своих копытцах ладных,
 
 
Только ради шей длиннющих, но не слишком-то красивых,
Предпочтете дромадеров, непростительно громадных?
 
 
В большеротую влюбившись, говорил другой частенько:
Большеротые газели лучше прочих травоядных.
 
 
В малорослую влюбившись, уверяет нас влюбленный:
В долговязых великаншах вижу гулей[23]23
  Гули – фантастические существа, которые, по арабским поверьям, подстерегают в образе женщин одиноких путников, чтобы их пожрать.


[Закрыть] кровожадных.
 

И еще я говорю:

 
Волосы рыжего цвета тщетно порочит навет;
Я все равно прославляю этот пленительный цвет.
 
 
Солнце такого же цвета, золото солнцу сродни;
Солнечный луч воспевая, свой выполняю обет.
 
 
Кто порицает нарциссы в благоуханном саду,
Где по ночам золотится звездный чарующий свет?
 
 
Пеплу и праху привержен разуму наперекор
Тот, кто прельщается черным, вечный нарушив запрет.
 
 
Угля чернее нечистый, и в преисподней черно;
Горестями омраченный, в черное скорбный одет.
 
 
Черное знамя[24]24
  Черное знамя – знамя Аббасидов, свергших в 780 г. династию Омайядов в Арабском халифате.


[Закрыть] взметнулось, и убедилась душа:
На перепутиях мира правды спасительной нет.