Текст книги "Исчезнуть не простившись"

Автор книги: Линвуд Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 5

Со временем, когда я узнал ее лучше, и Синтия впустила меня в свое сердце, она рассказала о своей семье, о Клейтоне и Патриции и ее старшем брате Тодде, которого она то любила, то ненавидела в зависимости от обстоятельств.

Говоря о них, она часто путалась с временами.

– Мою мать звали… мою маму зовут Патриция. – Она конфликтовала с той частью себя, которая смирилась, поверив, будто они умерли. Искры надежды существовали подобно углям погасшего костра.

Она была членом семьи Бидж. Разумеется, это скорее походило на шутку, потому что большой семьи, во всяком случае со стороны отца, не существовало. У Клейтона Биджа не имелось ни братьев, ни сестер, ни других родственников, а родители умерли, когда он был совсем молодым. Им не приходилось посещать семейные сборища, спорить, к кому поехать на Рождество, хотя случалось, что Клейтону и на праздники приходилось по работе уезжать из города.

– Я и есть семья, – любил говорить он. – Больше никого.

Он не был сентиментальным. Никаких запыленных семейных альбомов с фотографиями прошлых поколений, вызывающими грустные воспоминания, снимков из прошлого, старых любовных писем к Патриции, которые следовало бы выбросить, когда она выходила за него замуж. Когда ему было пятнадцать, на кухне случился пожар, охвативший весь родительский дом. Память о паре поколений улетучилась вместе с дымом. Он жил сегодняшним днем и не пытался заглянуть в прошлое.

У Патриции тоже не было почти никакой семьи, но по крайней мере сохранились следы ее существования. Многочисленные снимки в альбомах и коробках из-под обуви – ее родители, родственники и друзья детства. Ее отец умер молодым от полиомиелита, а мать была еще жива, когда она повстречалась с Клейтоном. Считала его очаровательным, хотя и излишне тихим. Он уговорил Патрицию сбежать и выйти за него замуж, так что формальной свадьбы не было, и это всегда расстраивало маленькую семью Патриции.

Ее сестру Тесс ему определенно не удалось завоевать. Ей не нравилось, что он большую часть времени проводит в дороге, оставляя Патрицию заботиться о детях. Но он их обеспечивал, казался вполне порядочным и глубоко, искренне любил Патрицию.

До встречи с Клейтоном Патриция работала в аптеке в Милфорде, на Норт-Брод-стрит, утопающей в зелени, сразу же за старой библиотекой, где имелась обширная коллекция записей классической музыки, которой она с удовольствием пользовалась. Она расставляла товары по полкам, сидела за кассой, помогала фармацевту, но только с самыми простыми вещами. У нее не было хорошей подготовки, она знала, что недоучилась и следует снова пойти в школу, получить какую-то специальность, чтобы себя обеспечить. То же самое можно сказать и о ее сестре Тесс, которая работала на фабрике в Бриджпорте, выпускающей детали для радио.

Клейтон однажды зашел в аптеку, чтобы купить батончик «Марс».

Патриция любила говорить, что если бы ее муж вдруг не возжелал шоколадку в тот июльский день 1967 года, проезжая через Милфорд в очередной деловой поездке, все сложилось бы совсем иначе.

Что касается Патриции, то вышло просто замечательно. Ухаживание не заняло много времени, и уже через несколько недель после замужества она была беременна Тоддом.

Клейтон нашел миленький дом на Хайкори-стрит, оказавшийся им по карману, недалеко от пляжа и Лонг-Айленд-сауна. Он хотел, чтобы его жена и ребенок жили в приличном доме, пока он был в отъезде. Он продавал промышленные смазки и другие товары в механические мастерские между Нью-Йорком и Чикаго вплоть до Буффало. У него было много постоянных покупателей, а значит, мало свободного времени.

Через пару лет после Тодда родилась Синтия.

Я думал обо всем этом по дороге в среднюю школу «Олд Фэйерфилд». Когда я так задумывайся днем, обычно это касаюсь прошлого моей жены, ее воспитания, членов семьи, которых я не знал и, судя по всему, так никогда и не узнаю.

Возможно, получив шанс провести с ними какое-то время, я бы скорее догадался, что руководит Синтией. Но реальность была такова: женщина, которую я знал и любил, вылеплена больше тем, что случилось, когда она потеряла семью – или семья потеряла ее, – нежели случившимся раньше.

Я заскочил в кафе, где продавали пончики, чтобы купить кофе, с трудом удержавшись от пончика с лимоном, который можно было взять с собой в школу, положив в рюкзак с сочинениями студентов, и нес его, когда заметил Роланда Кэрратерза, директора и, возможно, моего лучшего друга в школе.

– Ролли, – сказал я.

– А мне? – спросил он, указывая на пластиковую чашку в моей руке.

– Если проведешь мой первый урок, я сгоняю и куплю.

– Если я проведу твой первый урок, мне понадобится нечто покрепче кофе.

– Все не так плохо.

– Они дикари, – сказал Ролли без тени улыбки.

– Да ты ведь даже не знаешь, какой это класс и кто там учится, – возразил я.

– Если он состоит из студентов этой школы, тогда они дикари, – совершенно серьезно заявил Ролли.

– Что происходите Джейн Скавалло? – спросил я. Сложный ребенок из трудной семьи, она посещала мой творческий класс, доставляла много хлопот администрации и торчала в школе, пока не уйдут секретари. Ко всему прочему, писана она как ангел. Ангел, который может с удовольствием врезать вам до искр из глаз, но все равно ангел.

– Я сказал, что ей вот столько осталось до исключения. – Ролли держал большой и указательный пальцы в половине дюйма друг от друга.

Пару дней назад Джейн и еще одна девица устроили шумную драку у школы с вырыванием волос и царапаньем физиономий. Наверняка из-за какого-то мальчика. Разве бывает иначе? Драка привлекла целую толпу восторженных зрителей, которым было наплевать, кто победит, лишь бы такое завлекательное зрелище продолжалось, поэтому они восторженно вопили, пока не появился Ролли и не растащил девчонок.

– И как она на это отреагировала?

Ролли энергично пожевал жвачку и даже прищелкнул ею.

– Ладно, – сказал я.

– Тебе она нравится, – заметил он.

Я открыл крышку на чашке с кофе и отпил глоток.

– В ней что-то есть.

– Ты не теряешь надежды, – отозвался Ролли. – Но у тебя есть и хорошие черты.

Мою дружбу с Ролли можно назвать многослойной. Он мои коллега и друг, но поскольку на пару десятилетий старше, одновременно является для меня своего рода отцом. Я обнаружил, что вспоминаю о нем, когда нуждаюсь в мудром совете, или, как люблю ему говорить, возрастной перспективе. Я познакомился с ним через Синтию. Если для меня он нечто вроде неофициального отца, то для Синтии неофициальный дядя. Он дружил с ее отцом, Клейтоном, до его исчезновения и, за исключением тети Тесс, был единственным человеком, связывавшим Синтию с прошлым.

Ролли собирался на пенсию, и порой чувствовалось, что он считает дни до переезда во Флориду, где намеревался жить в недавно приобретенном новом трейлере около Бредентона и ловить там марлинов или меч-рыбу.

– Уходить не собираешься? – спросил я.

– Да нет. А что?

– Да так… кое-что.

Он кивнул. Понимал, о чем речь.

– Заходи, лучше после одиннадцати. До этого я буду общаться с завхозом.

Я пошел в учительскую, посмотрел, нет ли для меня почты или важных записок, ничего не обнаружил и направился в холл, случайно задев плечом Лорен Уэллс, которая тоже проверяла свою почту.

– Извини, – сказал я.

– Эй, – начала она, прежде чем сообразила, с кем столкнулась. Увидев меня, Лорен удивленно улыбнулась. На ней был красный спортивный костюм и белые кроссовки, поскольку она преподавала физкультуру. – Эй, как делишки?

Лорен появилась у нас четыре года назад. Перевелась из средней школы в Нью-Хейвене, где преподавал ее бывший муж. Когда брак распался, не захотела работать с ним в одном здании, во всяком случае, такие ходили слухи. Она сумела завоевать себе репутацию прекрасного тренера по легкой атлетике, чьи спортсмены выигрывали на многих районных соревнованиях, и получила возможность выбирать между несколькими школами, директора которых были счастливы заполучить ее.

Выиграл Ролли. Он нанял ее, как по секрету признался мне, зато, что она могла принести в школу, включая «потрясающее тело, копну каштановых волос и прекрасные карие глаза».

Я первым делом спросил:

– Каштановых? Откуда это известно?

Очевидно, я как-то странно посмотрел на него, поскольку он счел нужным пояснить:

– Расслабься, это просто наблюдение. Единственную палку, которую теперь могу поднять, я использую для ловли карпа.

За время работы в школе я никогда не привлекал внимания Лорен до того дня, как по телевизору показали шоу про Синтию и ее семью. Теперь же каждый раз, увидев меня, она интересуется, как идут дела.

– Ничего съедобного? – осведомилась она.

– А? – удивился я, на секунду решив, что она спрашивает, не принесли кто-нибудь еду в учительскую. Иногда таинственным образом здесь появляются пончики.

– От шоу, – пояснила Лорен. – Ведь прошло уже больше двух недель, верно? Кто-нибудь позвонил насчет семьи Синтии?

Странно, что она назвала Синтию по имени, не сказала: семья «твоей жены». Как будто знала Синтию, хотя, насколько мне известно, они никогда не встречались. Но возможно, было какое-то учительское сборище, куда положено приходить с супругами.

– Нет, – сказал я.

– Наверное, Синтия разочарована. – Она сочувственно коснулась моей руки.

– Ну, было бы здорово, если бы кто-то объявился. Должен же существовать кто-то знающий, даже после всех этих лет.

– Я постоянно думаю о вас обоих, – поделилась Лорен. – Только вчера рассказывала своему другу. А ты, как ты держишься? Все в порядке?

– Я? – притворился я удивленным. – Да, конечно. У меня все нормально.

– Потому что, – проникновенно продолжила Лорен, – иногда у тебя такой вид. Даже не знаю, наверное, это не мое дело, но я вижу тебя в учительской, и ты выглядишь усталым. И печальным.

Интересно, что на меня произвело большее впечатление? Что Лорен считала меня усталым и печальным или что она наблюдает за мной в учительской.

– Я в порядке, – уверил я. – Точно.

Она улыбнулась:

– Прекрасно. Это замечательно. – Она откашлялась. – Увы, мне уже пора в спортзал. Надо нам с тобой как-нибудь поболтать. – Лорен протянула руку, снова коснулась моего плеча, немного подержала ее там, прежде чем убрать, и выскользнула из учительской.

Направляясь на свой первый урок по творчеству, я подумал, что человек, составляющий расписание в средней школе и ставящий что-нибудь «творческое» первым уроком, либо совсем не понимает учеников, либо обладает изощренным чувством юмора. Я сказал об этом Ролли, который ответил:

– Именно поэтому они и называют его творческим. Ты должен обладать особым подходом, чтобы заинтересовать детей в такую рань. Если кто это и может сделать, так это ты, Терри.

В классе, когда я туда вошел, находилось двадцать одно тело, половина из которых распростерлись на партах и выглядели так, будто кто-то ночью удалил им позвоночник хирургическим путем. Я поставил на стол чашку с кофе и с грохотом опустил на него же рюкзак. Это привлекло некоторое внимание, поскольку они знали о содержимом этого рюкзака.

В конце класса семнадцатилетняя Джейн Скавалло так низко сползла на сиденье, что я почти не видел ее забинтованного подбородка.

– Итак, – начал я, – я проверил ваши рассказы, попадаются совсем неплохие. Кое-кто даже умудрился написать целый абзац, ни разу не употребив выражение «вашу мать».

Пара смешков.

– А вас не могут уволить за то, что вы так говорите? – спросил парень по имени Бруно, сидевший у окна. Белые провода из его ушей тянулись куда-то под пиджак.

– Я, блин, очень на это надеюсь, – сказал я и показал на собственные уши. – Бруно, не мог бы ты на время убрать это?

Бруно вытащил из ушей наушники.

Я полистал бумаги, по большей части заполненные на компьютере, частично написанные от руки, и выбрал один листок.

– Ладно, вы знаете, я всегда говорю вам, что не обязательно писать, как люди стреляют друг в друга или как атомные террористы или инопланетяне выскакивают из человеческой груди, чтобы ваш рассказ был интересным. Что можно найти сюжеты в мирской жизни?

Поднялась рука. Бруно.

– Мир… какой?

– Мирской. Обычный.

– Тогда почему вы не говорите «обычный»? Почему вам хочется употребить вычурное слово, когда и обычное сгодится?

Я улыбнулся:

– Засунь наушники.

– Ну уж нет, вдруг пропущу что-то мирское, если заткну уши.

– Позвольте мне прочитать вам небольшой отрывок. – Я показал им листок и заметил, что голова Джейн слегка приподнялась. Может, она узнала линованную бумагу, или исписанный от руки листок выглядит иначе, чем страница, выползшая из лазерного принтера?

– Ее отец – во всяком случае, тот мужик, который спит с ее матерью достаточно долго, чтобы претендовать на это звание – вытаскивает из холодильника коробку с яйцами и разбивает два из них в миску. Бекон уже шипит на сковороде, и когда она входит в кухню, он наклоняет голову, вроде как предлагая ей сесть за стол. Он спрашивает, какие яйца ей больше нравятся, и она говорит, что ей все равно, поскольку раньше никто никогда не спрашивал ее об этом. Из того, что готовит ей мать, только яичные вафли из тостера имеют какое-то отношение к яйцам. И как бы этот мужик их ни приготовил, они все равно будут вкуснее этих чертовых вафель.

Я прервал чтение и поднял глаза.

– Комментарий?

Мальчик, сидевший за Бруно, заметил:

– Я люблю яйца всмятку.

Девочка на другой стороне класса сказала:

– Мне нравится. Хочется узнать, какой он, этот мужик, ведь если заботится об ее завтраке, тогда, возможно, он нормальный. Все мужики, которых удается подцепить моей матери, придурки.

– Может, тот мужик готовит ей завтрак, потому что хочет поиметь ее вместе с матерью, – вступает Бруно.

Смех.

Через час, когда они потянулись к выходу, я позвал:

– Джейн.

Она неохотно подошла к моему столу.

– Злишься? – спросил я.

Она пожала плечами, провела рукой по бинту, заставив меня обратить на него внимание.

– Это было недурно. То, что я прочитал.

Она еще раз пожала плечами.

– Я слышал, ты играешь с отчислением.

– Это та сука начала, – заявила Джейн.

– Ты хорошо пишешь, – сказал я. – Твой второй опус я послал на конкурс коротких рассказов, который проводится для учащихся.

Глаза Джейн заблестели.

– Некоторые твои вещи немного напоминают мне Оутс. Ты когда-нибудь читала Джойс Кэрол Оутс?

Джейн отрицательно покачала головой.

– Попробуй «Фосфорицирующий свет: признания банды девушек», – предложил я. – В нашей библиотеке ее скорее всего нет – плохие слова. Но ты наверняка найдешь ее в милфордской библиотеке.

– Мы закончили? – спросила она.

Я кивнул, и Джейн направилась к двери.

Я обнаружил Ролли в его кабинете, где он сидел за компьютером и пялился на монитор.

– Они хотят больше тестов, – показал он пальцем на экран. – Очень скоро у нас не останется времени, чтобы их чему-то научить. Мы просто начнем тестировать их с момента появления здесь до ухода домой.

– Так как насчет этой девочки? – спросил я.

– Джейн Скавалло, да, просто позор, – откликнулся он. – У нас даже нет ее теперешнего адреса. Последний, который нам дала ее мать, по-моему, уже два года как устарел. Переехала к какому-то новому типу, дочь забрала с собой.

– Если забыть о драке, – сказал я, – считаю, она стала немного лучше за последние несколько месяцев. Так уже не скандалит, меньше огрызается. Может, этот новый парень не так уж плох.

Ролли пожал плечами и открыл коробку с печеньем, лежащую у него на столе.

– Хочешь? – Он протянул мне коробку.

Я взял одну штуку с ванилью.

– Все это меня изматывает, – пожаловался Ролли. – Когда я начинал, ничего подобного не было. Знаешь, что я позавчера нашел за школой? Не пивные банки – если бы, – ты не поверишь, пистолет. В кустах, как будто он вывалился у кого-то из кармана, или его там спрятали.

Я пожал плечами. Ничего нового он мне не сообщил.

– Как вообще-то дела? – спросил Ролли. – Ты сегодня неважно выглядишь. Ты в порядке?

– Немного не в себе, – признался я. – Домашние дела. Син никак не хочет хоть чуть-чуть отпустить поводья с Грейс, дать ей капельку свободы.

– Грейс все еще разыскивает астероиды? – Ролли несколько раз приходил к нам в гости с Миллисент, своей женой, и с удовольствием беседовал с Грейс. Она показала ему свой телескоп. – Умная девочка. Наверное, в мать пошла.

– Я знаю, почему она это делает. Если бы у меня была такая же жизнь, как у Синтии, я, возможно, тоже бы цеплялся за вещи излишне крепко, но, черт возьми, не представляю, что делать. Она говорит, будто видела машину.

– Машину?

– Коричневого цвета. Два раза видела, когда вела Грейс в школу.

– Что-то еще случилось?

– Нет. Два месяца назад это был зеленый джип. Син говорит, что трижды за неделю заметила на углу бородатого мужчину, который странно на них посмотрел.

Ролли откусил кусок печенья.

– Может, в последнее время это из-за телевизионного шоу?

– Думаю, частично. Плюс к тому прошло ровно двадцать пять лет со дня исчезновения ее семьи. Ей нелегко приходится.

– Надо мне с ней поговорить, – сказал Ролли.

За годы после исчезновения семьи он иногда на время освобождал Тесс от Синтии. Они ели мороженое в «Карвел» на Бриджпорт-авеню, потом гуляли по набережной, разговаривая или безмолвствуя.

– Неплохая мысль, – согласился я. – И мы время от времени посещаем этого психиатра, женщину. Доктора Кинзлер. Наоми Кинзлер.

– Ну и как?

Я пожал плечами:

– Что, по-твоему, могло случиться, Ролли?

– Который раз ты задаешь мне этот вопрос, Терри?

– Мне только хочется, чтобы все закончилось для Синтии, чтобы у нее был хоть какой-нибудь ответ. Думаю, она в этом смысле очень надеялась на телевизионное шоу. – Я помолчал. – Но ты же знаешь Клейтона. Вы вместе ездили на рыбалку. Ты должен понимать, что он за человек.

– И Патриция.

– Разве эти люди вот так могли бросить свою дочь?

– Нет. Я считаю, всегда так думал, что их убили. Ты знаешь, я ведь говорил этим, с телевидения – серийный киллер или что-то в этом роде.

Я медленно кивнул, соглашаясь, хотя полиция никогда всерьез не верила в эту версию. В исчезновении семьи Синтии не было ничего похожего на другие известные им случаи.

– Тут одно странно, – заметил я. – Если серийный убийца ворвался в дом, увез их и убил, то почему оставил Синтию? Почему не убил и ее?

Ролли нечего было мне ответить.

– Можно тебя спросить? – произнес он.

– Валяй.

– Как ты думаешь, с какой стати дивно сконструированная учительница физкультуры станет совать записку в твою ячейку? Затем через минуту вернется и заберет ее?

– Что?

– Только помни, Терри, ты человек женатый.

ГЛАВА 6

Рассказав мне, что он наблюдал, сидя в дальнем углу учительской и вроде бы читая газету, Ролли сообщил приятные новости. Сильвия, преподавательница театрального искусства, завтра с утра пораньше устраивает репетицию большого ежегодного представления. На этот раз она ставит «Проклятые янки». В спектакле занята половина ребят из моего творческого класса, так что мой первый урок совершенно замечательно отменяется. Если стольких учеников не будет, остальные точно не покажутся.

Поэтому на следующее утро, когда Грейс взяла свой тост с джемом, я сказал:

– Угадай, кто сегодня проводит тебя в школу?

Она просияла:

– Ты? Правда?

– Ага. Мама уже знает. Мне сегодня не нужно идти на первый урок.

– И ты в самом деле пойдешь со мной, прям вот так рядом?

Я слышал, как по лестнице спускается Синтия, поэтому приложил палец к губам, и Грейс сразу же затихла.

– Итак, ягодка, сегодня тебя в школу провожает папа, – сообщила она. Ягодка. Так звала ее собственная мама. – Годится?

– Еще как!

Синтия подняла брови.

– Понятно. Моя компания тебе не нравится.

– Мам, – протянула Грейс.

Синтия улыбнулась. Если она и в самом деле обиделась, то ничем этого не показала. Грейс, не совсем уверенная, дала задний ход:

– Просто приятно ради разнообразия иногда пройтись с папой.

– На что ты смотришь? – спросила меня Синтия. Моя газета была раскрыта на странице, посвященной недвижимости. Раз в неделю здесь печатались объявления о продаже домов.

– Да так, ни на что.

– Нет, говори. Собрался переезжать?

– Я не хочу переезжать, – заявила Грейс.

– Никто не переезжает, – заверил я. – Только я иногда думаю, что дом побольше нам бы не помешал.

– Как мы можем получить дом побольше без переезда? – спросила Грейс.

– Конечно, – согласился я, – в таком случае придется переехать.

– Или что-то пристроить, – добавила Синтия.

– Ой! – воскликнула Грейс, озаренная блестящей идеей. – Мы можем построить обсерваторию!

Синтия рассмеялась:

– Я вообше-то думала еще об одной спальне.

– Нет, нет! – не сдавалась Грейс. – Надо построить комнату с дырой в потолке, чтобы, когда стемнеет, видеть звезды. И тогда бы у меня появился большой телескоп, чтобы смотреть прямо вверх, а не через окно, что западло.

– Нельзя говорить «западло», – с улыбкой поправила Синтия.

– Ладно, – согласилась Грейс. – Это будет «фокс пас»?

В нашем доме мы намеренно искажали произношение французского выражения «faux pas», в переводе означающее – оплошность. Это была наша общая с Синтией шутка, причем с таких давних времен, что Грейс искренне решила, будто именно так это выражение, обозначающее неуместный поступок, и произносится.

– Нет, лапочка, это не «фокс пас», – сказал я. – Просто это слово нам не хотелось бы слышать.

Переключив передачу, Грейс спросила:

– Где моя записка?

– Какая записка? – удивилась Синтия.

– О поездке, – объяснила Грейс. – Ты должна была написать записку.

– Ласточка, ты ничего не говорила ни про записку, ни про поездку, – сказала Синтия. – Нельзя вспоминать о таких вещах в последнюю минуту.

– Что за поездка? – поинтересовался я.

– Мы сегодня собираемся в пожарную часть, но без записки с разрешением нас не возьмут.

– Почему ты не сказала нам об этом сразу же…

– Не беспокойся, – перебил я Синтию. – Сейчас напечатаю записку.

Я рванул наверх в комнату, которая будет нашей третьей спальней, а сейчас служила одновременно офисом и помещением для шитья. В углу на столе стоял наш общий с Синтией компьютер. Там я проверял работы и готовился к урокам. Там же находилась моя старенькая машинка «Роял», на которой я печатал еще в университете. Я до сих пор пользовался ею для коротких записок, поскольку почерку меня был ужасный, и мне казалось, что проще заложить лист бумаги в машинку, чем включать компьютер, создавать документ, распечатывать его и так далее.

Так что я напечатал коротенькую записку учительнице Грейс, разрешая своей дочери покинуть территорию школы для осмотра пожарного участка. Я только надеялся, что буква «е», напоминающая «с», не внесет никакой путаницы с именем моей девочки.

Я снова спустился вниз, отдал Грейс записку, предварительно сложив ее, и велел убрать в рюкзак, дабы не потерять.

В дверях Синтия сказала мне:

– Убедись, что она вошла в здание.

Грейс была уже далеко и не могла ее слышать – крутилась на дорожке, напоминая бур для рытья ям.

– А если они останутся снаружи на весь первый урок? – спросил я. – Увидев, что какой-то тип болтается по двору, они не позовут полицию?

– Если бы я увидела тебя там, то тут же бы арестовала, – заявила Синтия. – Тогда проследи, чтобы она вошла во двор. Вот и все. – Она притянула меня к себе. – Так когда тебе самому надо быть в школе?

– К началу второго урока.

– Значит, у нас есть почти час… – И она бросила на меня взгляд, который я видел не так часто, как мне бы хотелось.

– Да, – сказал я ровным голосом. – Вы правы, миссис Арчер. У вас что-то на уме?

– Очень может быть, мистер Арчер. – Синтия улыбнулась и слегка коснулась губами моих губ.

– Грейс ничего не заподозрит, если я попрошу ее бежать всю дорогу до школы?

– Иди уже! – И она вытолкнула меня за дверь.

– Так какой у нас план? – спросила Грейс, когда мы пошли с ней по тротуару плечо к плечу.

– План? – переспросил я. – Никакого плана.

– Я хочу сказать, до какого места ты собираешься идти рядом со мной?

– Полагал, что войду с тобой в школу, может, посижу в классе с часок.

– Пап, не шути.

– Кто сказал, что я шучу? Мне бы очень хотелось посидеть с тобой в классе. Посмотреть, насколько усердно ты работаешь.

– Да ты даже за парту не влезешь, – возмутилась Грейс.

– Сяду сверху, – решил я. – Я человек не гордый.

– Мама сегодня очень веселая, – заметила Грейс.

– Ну разумеется, – ответил я. – Мама часто бывает веселой. – Грейс бросила на меня взгляд, подразумевающий, что я слегка привираю. – У твоей мамы в последнее время много забот. Сейчас ей очень трудно.

– Потому что прошло двадцать пять лет, – сказала Грейс. Вот так и заявила.

– Ага, – подтвердил я.

– И из-за этой телевизионной передачи, – добавила она. – Не знаю, почему вы не разрешили мне ее посмотреть. Вы же записали ее на пленку, верно?

– Твоя мама не хотела тебя расстраивать, – пояснил я. – Насчет того, что когда-то с ней случилось.

– Одна моя подруга записала это шоу, – тихо сказала Грейс. – Понимаешь, я вроде как уже видела эту передачу.

– Как же ты умудрилась? – спросил я.

Синтия держала дочь на таком коротком поводке, что наверняка бы знала, что та отправилась к подруге после школы. Или Грейс тайком притащила пленку домой и посмотрела ее, приглушив звук, пока мы находились в кабинете?

– Я ходила к ней домой во время ленча, – объяснила Грейс.

Даже если им только восемь, уследить за всем вы не в состоянии. Еще пять лет, и она уже подросток. Боже милостивый!

– Тот, кто позволил тебе посмотреть эту пленку, не должен был этого делать, – сказан я.

– Тот коп очень противный, – заявила она.

– Какой коп? О чем ты толкуешь?

– Тот, что в шоу. Он живет в трейлере? Такой блестящей штуке? Считает странным, что мама единственная, кто выжил. Я догадалась, на что он намекает. Он намекает, будто мама это сделала. Что она всех поубивала.

– Да, разумеется, он полная жопа.

Грейс быстро взглянула на меня.

– «Фокс пас», – сказала она.

– Если просто выругаешься, это еще не «фокс пас», – возразил я, качая головой и не желая вдаваться в подробности.

– Мама любила своего брата? Тодда?

– Да. Она любила его. Разумеется, они иногда ссорились, как большинство братьев и сестер, но она его любила. И не убивала ни его, ни отца с матерью, и мне очень жаль, что ты видела это шоу и слышала, какую ерунду нес эта жопа – да, жопа – детектив. – Я помолчал. – Ты расскажешь маме, что видела шоу?

Грейс, слегка ошарашенная моим бесстыдным употреблением грязного слова, отрицательно покачала головой.

– Думаю, она сбесится.

Наверное, она права, но соглашаться мне не хотелось.

– Ну может, тебе стоит спросить ее об этом, когда выпадет удачный день.

– Сегодня выпадет удачный день, – сказала Грейс. – Я вчера не видела никаких астероидов, так что с нами будет все в порядке, по крайней мере до завтра.

– Приятно слышать.

– Мне кажется, тебе уже пора немного отстать от меня, – заметила Грейс.

Впереди я увидел нескольких ребят примерно ее возраста. Из боковых улочек все больше детей выходили на нашу улицу. Школу, расположенную в трех кварталах отсюда, уже было видно.

– Мы совсем близко, – настаивала Грейс. – Ты можешь проследить за мной отсюда.

– Ладно, – согласился я. – Вот что мы сделаем. Ты поспеши вперед, а я пойду потихоньку, по-стариковски. Как Тим Конвей.

– Кто?

Я начал шаркать ногами, и Грейс засмеялась.

– Пока, пап! – Она ускорила шаг. Я не сводил с нее глаз, двигаясь крошечными шажками. Меня обгоняли дети, некоторые из них ехали на велосипедах или скейтбордах.

Она ни разу не оглянулась. Бежала, чтобы догнать друзей, и кричала:

– Подождите!

Я сунул руки в карманы, думая, как вернусь домой и смогу побыть наедине с Синтией.

Как раз в этот момент мимо проехала коричневая машина.

Это была старая североамериканская модель, довольно обычная – «импала», так мне показалось – со слегка заржавевшими колпаками на колесах. Окна тонированы, но сделано это было халтурно, по дешевке, стекла покрылись пузырьками, как будто у машины ветрянка.

Я стоял и смотрел, как она двигается вниз по улице, до последнего поворота перед школой, где стояла Грейс и болтала с двумя подругами.

Машина остановилась на углу в нескольких ярдах от дочери, и у меня на мгновение перехватило дыхание.

Затем один из задних подфарников начал мигать, машина повернула направо и скрылась из виду.

Грейс с друзьями в сопровождении специального полицейского в ярко-оранжевом жилете и с большим знаком «Стоп» в руке перешли через улицу на территорию школы. Тут она меня удивила: обернулась и помахала рукой. Я поднял руку в ответ.

Ладно, значит, коричневая машина все же существует. Но никто из нее не выскочил и не схватил мою дочь. Если водитель какой-то сумасшедший серийный убийца – в отличие от нормального серийного убийцы, – сегодня утром он заниматься своим промыслом явно не собирался.

Скорее просто какой-то тип ехал на работу.

Я постоял еще немного, наблюдая, как Грейс исчезла в толпе торопящихся учеников, и почувствовал, что меня охватывает печаль. В мире Синтии все сговаривались лишить тебя твоих любимых.

Возможно, если бы меня не терзали такие мысли, я бы возвращался домой более упругой походкой. Но на подступах к дому постарался сбросить с себя мрачность и думать только о приятном. Ведь моя жена ждала меня, причем скорее всего уже в постели.

Поэтому остаток пути я пробежал, быстро прошел по дорожке, вошел через переднюю дверь и крикнул:

– Я до-о-о-о-ма!

Никакого ответа. Синтия уже в постели, ждет меня наверху. Но, рванув по лестнице, я услышал голос из кухни:

– Я здесь, – сказала Синтия. Голос был подавленный.

Я остановился в дверях. Она сидела за кухонным столом перед телефоном. Очень бледная.

– Что случилось? – спросил я.

– Нам позвонили, – тихо ответила Синтия.

– Кто?

– Он не назвался.

– Ну и что он хотел?

– Сказал, что должен мне кое-что передать.

– Что передать?

– Сказал, они меня простили.

– Что?

– Моя семья. Он сказал, что они протают меня зато, что я сделала.