Текст книги "Исчезнуть не простившись"

Автор книги: Линвуд Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Меня это дело всегда терзало: почему она осталась в живых? Предполагая, разумеется, что остальные члены семьи мертвы. Я никогда не рассматривал всерьез теорию, будто семья может сняться с места и уехать, бросив одного из детей. Я могу представить, как трудного ребенка выгоняют из дома пинком под зад, такое случается постоянно. Но затевать подобное исчезновение, чтобы избавиться от одного из детей? Полный идиотизм. Скорее здесь какая-то грязная игра. И тут снова приходится вернуться к изначальному вопросу: почему она осталась в живых? Ответов на него немного.

– Что вы имеете в виду? – раздался голос Паулы Мэллой, хотя камера продолжала показывать Финли. Вопрос был вмонтирован позже, поскольку Паула в Аризону на интервью не ездила.

– Сами подумайте, – пожал плечами Финли.

– Что вы подразумеваете? – спросил голос Мэллой.

– Мне больше нечего сказать.

Увидев это, Синтия пришла в ярость.

– Господи, снова то же самое! – крикнула она в телевизор. – Этот сукин сын намекает, будто я имею к этому какое-то отношение. Я подобные сплетни слышала многие годы. И эта гребаная Паула Мэллой обещала, что они ничего подобного в передачу не вставят!

Но мне удалось ее успокоить, поскольку в целом передача оказалась довольно позитивной. Куски, где Синтия шла полому, рассказывая Пауле о событиях того дня, получились честными и правдивыми.

– Если кто-нибудь что-то знает, – уверил я ее, – то не обратит внимания на бредовые высказывания тупоголового старого копа. Более того, возможно, ему захочется выступить и возразить ему.

Вот так и прошла эта передача, попав в эфир сразу после шоу, в котором участвовала группа разжиревших, самовлюбленных рок-звезд, живших под одной крышей и соревновавшихся, кто из них скорее похудеет. Победителю доставался контракт на запись альбома.

Синтия не отходила от телефона с момента окончания передачи, полагая, что кто-то из видевших ее позвонит на телевидение немедленно. И продюсеры свяжутся с ней еще до восхода солнца, и загадка будет разгадана. Будущее как в фильме «Матрица».

Но никаких серьезных звонков не последовало.

По-видимому, никто из видевших шоу ничего не знал. А если и знал, то рассказывать не собирался.

В течение первой недели Синтия звонила продюсерам на телевидение каждый день. Они были довольно терпеливы, обещали сразу же сообщить, если что-то узнают. Вторую неделю Синтия заставляла себя звонить через день, но теперь продюсеры разговаривали отрывисто, уверяли, что нет смысла беспокоиться, им нечего сказать, никто не отозвался, и если это случится, они тут же с ней свяжутся.

Их занимали уже совсем другие истории. Синтия быстро стала старой новостью.

ГЛАВА 2

Грейс смотрела на меня умоляюще, но голос звучал твердо:

– Пап! Мне. Восемь. Лет.

«Интересно, где она этому научилась? – подумал я. – Этой манере разбивать предложения на отдельные слова для пущего драматического эффекта. Нам только этого не хватало. В нашем доме с драмой явный перебор».

– Да, – ответил я дочери, – я в курсе.

Ее хлопья уже начали размокать, и к апельсиновому соку она не прикоснулась.

– Ребята надо мной смеются, – заявила Грейс.

Я отпил глоток кофе. Только что его налил, а он уже почти холодный. Кофеварка, похоже, дала дуба. Я решил, что выпью чашку кофе и съем пару пончиков в «Данкин донатс» по дороге в школу.

– Кто над тобой смеется? – спросил я.

– Все, – ответила Грейс.

– Все, – повторил я. – Что конкретно они делают? Собирают собрание, выступает директор и велит всем смеяться над тобой?

– Теперь ты смеешься надо мной. Что же, она права.

– Извини. Я просто хочу понять, насколько широко распространена эта проблема. Полагаю, что все же не все. Тебе наверняка только так кажется. Но даже если это всего несколько человек, я понимаю, как это неприятно.

– Это и есть неприятно.

– Смеются твои друзья?

– Ага. Говорят, мама считает меня младенцем.

– Твоя мама всего лишь осторожна, – возразил я. – И очень тебя любит.

– Я знаю. Но мне восемь лет.

– Твоя мама просто хочет знать, что ты добралась до школы благополучно.

Грейс вздохнула и понуро опустила голову. Локон темных волос упал на карие глаза. Она ложкой принялась шевелить хлопья в тарелке с молоком.

– Но совсем необязательно провожать пеня до школы. Никто из мам не провожает детей в школу, только в детский сад.

Мы это уже проходили, и я пытался говорить с Синтией, как можно мягче убедить ее, что, возможно, теперь, когда дочь в четвертом классе, настало время пустить ее в свободный полет. Ведь Грейс могла ходить в школу с другими детьми, ей вовсе не пришлось бы идти одной.

– Почему ты не можешь отвести меня вместо мамы? – спросила Грейс, и я заметил в ее глазах хитрый огонек.

В редких случаях, провожая Грейс в школу, я всегда отставал от нее почти на квартал. Для всех остальных я просто прогуливался, а вовсе не приглядывал за Грейс, проверяя, благополучно ли она добралась до школы. Мы никогда даже намеком не признавались в этом Синтии. Моя жена верила на слово, что я шел рядом с дочерью до самой школы и ждал, когда она зайдет внутрь.

– Не могу, – сказал я. – Мне в восемь нужно быть в своей школе. Если я поведу тебя до этого, тебе придется час болтаться снаружи. Твоя мама начинает работать в десять, так что для нее это не проблема. Но когда у меня не будет первого урока, я смогу тебя проводить.

Если честно, то Синтия договорилась с Памелой о столь позднем начале работы, чтобы успеть проводить Грейс в школу. Синтия никогда не мечтала стоять за прилавком в магазине женской одежды, которым владела ее лучшая школьная подруга, но это позволяло ей трудиться не полный рабочий день и быть дома к возвращению дочери. Она пошла на уступки и не ждала Грейс за дверью школы, стояла немного дальше на улице. Оттуда Синтия могла легко разглядеть свою дочь, с волосами стянутыми в хвостик, среди толпы детей. Она пыталась убедить Грейс помахать ей, чтобы увидеть ее раньше, но та уперлась и отказалась.

Проблема возникла после того, как однажды кто-то из учителей попросил детей остаться после звонка. Возможно, потребовалось дать последние указания насчет домашнего задания, но Грейс сидела эти минуты в панике, причем вовсе не из-за того, что мать будет беспокоиться. Нет, она боялась, что, встревоженная опозданием, мать войдет в школу и начнет разыскивать ее.

– И еще: мой телескоп сломался, – заявила Грейс.

– Что значит – сломался?

– Штучки, которые прикрепляют его к основанию, разболтались. Я вроде их подтянула, но они снова ослабли.

– Я взгляну.

– Я же должна следить за убийцами-астероидами, – напомнила Грейс. – Но не смогу их увидеть, если телескоп неисправен.

– Ладно, – сказал я. – Взгляну.

– Ты знаешь, что если астероид налетит на Землю, это будет похоже на взрыв миллиона атомных бомб?

– Не думаю, что так много, – возразил я. – Но верю – это будет очень нехорошо.

– Чтобы избавиться от кошмаров насчет астероидов, падающих на Землю, я должна посмотреть в телескоп перед сном и увериться, что ни один не летит.

Я кивнул. Дело в том, что мы купили ей вовсе не самый дорогой телескоп. Скорее самый дешевый. И не потому, что не хотели выбрасывать кучу денег на вещь, которая, возможно, вовсе не заинтересует нашу дочь, просто не имели достаточно денег, чтобы ими разбрасываться.

– Так как насчет мамы? – спросила Грейс.

– Что насчет мамы?

– Она пойдет со мной?

– Я с ней поговорю, – пообещал я.

– С кем это ты поговоришь? – спросила Синтия, входя в кухню.

В это утро она выглядела классно. Просто великолепно. Синтия была потрясающей женщиной, и я не мог наглядеться на ее зеленые глаза, высокие скулы, огненно-рыжие волосы. Они уже не были такими длинными, как в день нашей первой встречи, но впечатление все равно производили. Люди думают, что она тщательно следит за фигурой, но на самом деле, мне кажется, ей помогает быть в форме постоянное беспокойство. Беспокойство сжигает калории. Она не бегает, не ходит в спортзал. Да нам и не по карману членская карточка.

Как уже говорил, я преподаю в средней школе английский, а Синтия работает в магазине продавщицей, хотя имеет статус социального работника и некоторое время занималась этим, так что нельзя сказать, чтобы денег у нас было навалом. У нас есть этот дом, вполне достаточный для троих, в скромном районе, всего в нескольких кварталах оттого места, где выросла Синтия. Вы могли подумать, что Синтии захочется уехать подальше от того дома, но, мне кажется, она хотела остаться в этом районе, на случай если кто-нибудь вернется и попытается ее увидеть.

Нашим машинам уже по десять лет. Отдыхаем мы тоже скромно. Обычно едем в домик моего дяди у Монтпелье на неделю каждое лето, а три года назад, когда Грейс было пять лет, мы прокатились в Диснейленд, остановившись в дешевой гостинице в Орландо, где отчетливо слышали в два часа ночи, как какой-то тип в соседнем номере просил свою девушку быть осторожной и не слишком усердствовать зубами.

Но думаю, мы живем хорошо, и более или менее счастливы. Почти каждый день.

Ночи иногда бывают тяжелыми.

– С учительницей Грейс, – придумал я на ходу в ответ на вопрос Синтии.

– Зачем тебе говорить с учительницей Грейс? – удивилась Синтия.

– Я всего лишь сказал, что в одну из встреч учителей и родителей пойду и с ней поговорю, то есть с миссис Эндерс. В прошлый раз ходила ты, поскольку у меня было такое же мероприятие в школе – почему-то всегда совпадает.

– Она очень милая, – сказала Синтия. – Мне кажется, намного приятнее, чем прошлогодняя учительница, как там ее звали? Миссис Фелпс. Она мне казалась немного злой.

– Я ее ненавидела, – поддержала Грейс. – Она заставляла нас стоять на одной ноге часами, если мы вели себя плохо.

– Мне пора, – сообщил я, отпивая еще глоток холодного кофе. – Син, думаю, пришло время купить новую кофеварку.

– Я посмотрю, – пообещала Синтия.

Я встал из-за стола, не глядя на расстроенную Грейс. Я знал, чего она от меня хочет. «Поговори с ней. Пожалуйста, поговори с ней».

– Терри, ты не видел запасной ключ? – спросила Синтия.

– Что? – удивился я.

Она показала на пустой крючок на стене у кухонной двери, выходящей в наш маленький задний двор.

– Где запасной ключ?

Мы пользовались этим ключом, если шли на прогулку и не хотели брать с собой кольцо с ключами от дома и мастерской и кнопками дистанционного управления.

– Не знаю. Грейс, ты не брала ключ?

У дочери не было собственного ключа от дома. Он был ей практически не нужен, ведь Синтия всегда водила ее в школу и обратно. Грейс отрицательно покачала головой и посмотрела на меня.

Я пожал плечами.

– Может, я виноват. Оставил его рядом с кроватью. – Проходя мимо Синтии, я вдохнул запах ее волос. – Проводи меня, ладно?

Она пошла за мной к входной двери и спросила:

– Что-то не так? Грейс в порядке? Она сегодня утром что-то слишком тихая.

Я ухмыльнулся и покачал головой.

– Да все то же, Син. Ей ведь восемь лет.

Она немного отступила и нахмурилась:

– Она тебе жаловалась на меня?

– Ей нужно чувствовать себя более независимой.

– Так вот в чем дело. Она хотела, чтобы ты поговорил со мной, не с учительницей.

Я устало улыбнулся.

– Другие дети над ней смеются.

– Переживет.

Мы уже не раз говорили на эту тему, так что добавить мне было нечего.

Поэтому тишину нарушила Синтия:

– Ты же знаешь, кругом плохие люди. Их полно в этом мире.

– Я знаю. Син, знаю. – Я старался не раздражаться, не показывать, как мне надоел этот разговор. – Но сколько еще ты будешь ее провожать? До двенадцати? Пятнадцати? И в среднюю школу?

– Я разберусь с этим, когда придет время. – Она помолчала. – Я опять видела эту машину.

Машину. Опять какая-то машина.

Синтия по моему лицу поняла, что я не верю в серьезность ее опасений.

– Ты считаешь, что я рехнулась.

– Я так не считаю.

– Я видела ее дважды. Коричневая машина.

– Какой марки?

– Не знаю. С тонированными стеклами. Проезжая мимо нас с Грейс, водитель немного сбавил скорость.

– Остановился? Что-нибудь тебе сказал?

– Нет.

– Ты запомнила номер?

– Нет. В первый раз не обратила на нее внимания. А во второй слишком испугалась.

– Син, скорее всего это кто-то живущий в нашем районе. Людям приходится сбрасывать скорость. Там же впереди школьная зона. Помнишь тот день, когда копы устроили ловушку для любителей слишком быстрой езды? Старались заставить водителей днем снижать скорость в этом месте.

Синтия отвернулась и сложила руки на груди.

– Ты же не бываешь там каждый день, как я. Ты не знаешь.

– Зато я знаю, что ты оказываешь Грейс плохую услугу, не давая ей научиться самой о себе позаботиться.

– По-твоему, если какой-нибудь тип затащит ее в машину, она сумеет от него защититься?

– Как вышло, что от коричневой машины мы перешли к типу, который пытается затащить ее в машину?

– Ты никогда не относился к таким вещам так же серьезно, как я. – Она немного помолчала. – И думаю, для тебя это вполне естественно.

Я надул щеки, с шумом выдохнул воздух и сказал:

– Ладно, сейчас мы этот вопрос не решим. Мне пора двигать.

– Конечно, – согласилась Синтия, все еще не глядя на меня. – Думаю, я все же им позвоню.

Я поколебался.

– Кому позвонишь?

– На телевидение.

– Син, сколько прошло с того дня, как показали это шоу? Три недели? Если бы кому-то было что сказать, он бы это уже сделал. И с тобой бы обязательно связались. Им же захочется сделать продолжение.

– Я все равно позвоню. Я уже несколько дней их не тревожила, так что, возможно, они не слишком разозлятся на этот раз. Может, им кто-то звонил, но они решили, что это не важно, мол, это какой-нибудь придурок, но ведь могли и ошибиться. Хорошо еще какой-то сотрудник вспомнил, что со мной случилось, и решил заглянуть в прошлое.

Я мягко повернул ее и приподнял подбородок так, чтобы она смотрела мне в глаза.

– Ладно, делай все, что захочешь. Я ведь тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – сказала она. – Знаю, со мной нелегко жить из-за этого прошлого. И Грейс тоже достается. Я постоянно нервничаю, а на ней это отражается. Но в последнее время из-за этого шоу все снова стало таким реальным.

– Понимаю, – кивнул я. – Только хочу, чтобы ты жила для настоящего тоже. Не зацикливалась на прошлом.

Я почувствовал, как она пожала плечами.

– Зацикливалась? – повторила Синтия. – Ты считаешь, что я именно это делаю?

Я выбрал плохое слово. Хотя учитель английского должен справляться с такими задачами.

– Не относись ко мне снисходительно, – попросила Синтия. – Ты думаешь, будто знаешь, но это не так. Ты никогда не сумеешь понять.

Мне нечего было возразить, потому что она была права. Я наклонился, поцеловал ее волосы и пошел на работу.

ГЛАВА 3

Ей хотелось сказать что-то утешительное, последовало быть твердой.

– Я понимаю, что тебе может не понравиться эта идея, честно, понимаю. Все это действительно немного смущает, но мне уже приходилось решать такие вопросы и говорю тебе: я хорошо подумала – это единственный выход. В семье всегда так. Ты должен делать то, что должен, даже если это трудно, даже если это больно. Разумеется, то, как мы обязаны с ними поступить, сделать очень непросто, но нужно видеть общую, большую картинку. Это так же, как они когда-то говорили – ты, наверное, слишком молод, чтобы помнить – для спасения деревни надо ее уничтожить. Тут то же самое. Думай о семье, как о деревне. Мы должны делать все необходимое, чтобы спасти ее.

Ей нравилось говорить «мы». Как будто они – команда.

ГЛАВА 4

Когда мне впервые кто-то показал ее в Коннектикутском университете, мой друг Роджер прошептал:

– Арчер, будь осторожен. Эта крошка с порчей. Красивая, волосы, как пожарная машина, но она здорово сдвинута по фазе.

Синтия Бидж сидела внизу, во втором ряду лекционного зала, делая заметки о литературе по холокосту, а мы с Роджером забрались на самый верх, поближе к двери, чтобы можно было поскорее улизнуть, когда профессор перестанет нудеть.

– Что значит – сдвинута по фазе? – спросил я.

– Ну помнишь ту давнишнюю историю про эту девушку? Вся ее семья вдруг исчезла, и никто их больше никогда не видел.

– Нет. – В тот период своей жизни я не читал газеты и не смотрел новости. Как и большинство подростков, больше занимался самим собой – собирался стать писателем, как Филип Рот, Робертсон Дэвис или Джон Ирвинг. Я как раз определялся в выборе, поэтому не замечал текущих событий, за исключением случаев, когда более радикальные организации в студенческом городке начинали против чего-то там протестовать. Я тоже пытался внести свою лепту, поскольку это было прекрасным поводом познакомиться с девушками.

– Ладно, значит, ее родители, сестра или, возможно, брат, точно не помню, взяли и исчезли.

Я наклонился поближе и спросил шепотом:

– И что? Их убили?

Роджер пожал плечами:

– Кто, блин, знает? Поэтому еще интереснее. – Он кивнул в сторону Синтии. – Может, она и знает. Сама их всех прикончила. Тебе лично никогда не хотелось прикончить всю свою семейку?

Я пожал плечами. Наверное, такое на каком-то этапе приходит в голову каждому.

– По-моему, она просто не такая, как все, – сказал Роджер. – Не станет зря с тобой болтаться. Держится обособленно. Постоянно сидит в библиотеке, занимается, что-то пишет. Ни с кем не встречается, никуда не ходит. Но хороша.

Очаровательна.

Это был наш единственный совместный курс. Я учился в педагогической школе, собирался стать учителем на тот случай, если вся эта затея с писательством и бестселлерами случится не сразу. Мои родители-пенсионеры живут в Бока-Ра-тоне, Флорида. Они были учителями, и им это очень нравилось. По крайней мере не надо бояться экономического спада. Я поспрашивал ребят, узнал, что Синтия занимается в школе по курсу семьи и живет в студенческом городке Сторрз. Ее занятия включают курс генетики, вопросы брака, заботу о престарелых, домашнее хозяйство и прочее дерьмо.

Я сидел перед университетским книжным магазином в рубашке с эмблемой Коннектикутского университета и просматривал запись лекций, когда почувствовал, что передо мной кто-то стоит.

– Почему ты всех обо мне расспрашиваешь? – спросила Синтия.

Я в первый раз слышал ее голос. Мягкий, но уверенный.

– А? – удивился я.

– Кто-то сказал, что ты обо мне расспрашиваешь, – повторила она. – Ты ведь Терренс Арчер, верно?

Я кивнул:

– Терри.

– Ладно, так все же почему ты обо мне расспрашиваешь?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Ты в самом деле хочешь что-то узнать? Если так, то подойди и спроси меня, потому что я не люблю, когда люди говорят обо мне за моей спиной. Я всегда чувствую, когда это происходит.

– Послушай, ты извини, я только…

– Думаешь, я не знаю, что люди говорят обо мне?

– Слушай, у тебя что, паранойя? Я не говорил о тебе. Мне просто было интересно…

– Тебе было интересно, тали я самая. Чья семья исчезла. Так вот, я та самая. А теперь перестань совать свой долбаный нос в чужие дела.

– У моей матери рыжие волосы, – перебил я ее. – Но не такие рыжие, как у тебя. Скорее, пшенично-рыжие. Но у тебя они просто великолепные. – (Синтия моргнула.) – Ну да, может, я и задал несколько вопросов, мне было интересно, встречаешься ли ты с кем-нибудь, оказалось, что нет, и я теперь вижу почему.

Она смотрела на меня.

– Итак… – Я неторопливо собрал свои заметки, засунул их в рюкзак и перекинул его через плечо. – Ты уж меня извини. – Я встал и повернулся, чтобы уйти.

– Нет, – сказала Синтия.

– Что нет? – остановился я.

– Я ни с кем не встречаюсь. – Она сглотнула.

Теперь я почувствовал, что был слишком резок.

– Я не хотел изображать из себя придурка. Просто ты показалась мне недотрогой.

Мы пришли к согласию, что я был придурком, а она недотрогой, и закончилось все распитием кофе в студенческой закусочной, где Синтия поведала мне, что когда не учится, живет с тетей.

– Тесс очень милая, – сказала Синтия. – Собственных детей у нее нет, так что мое появление в ее доме после этой истории с родителями перевернуло весь ее мир вверх дном. Но она справилась. Да и что, черт возьми, ей оставалось делать? Она ведь тоже переживала трагедию – ее сестра, зять и племянник испарились.

– А что произошло с домом? Где ты жила с родителями и братом?

Такой уж я, мистер Практик. Семья девушки исчезла, а меня интересует судьба недвижимости.

– Я не могла жить там одна, – пояснила Синтия. – Да и погашать кредит и платить за все было некому, так что, когда им не удалось найти мою семью, банк вроде как забрал дом обратно, но тут вмешались адвокаты, и те деньги, которые родители успели выплатить за него, пошли в трастовый фонд, хотя это оказалась очень небольшая сумма. А теперь прошло столько времени, и все решили, что их нет в живых, верно? По крайней мере с юридической точки зрения. – Она поморщилась.

И что я мог на это сказать?

– Ну и тетя Тесс дает мне возможность учиться. Конечно, я работаю летом и все такое, но этого не хватает. Не знаю, как ей удается – растить меня, платить за мое образование. Наверное, она по уши в долгах, но никогда не жалуется.

– Надо же… – Я отпил глоток кофе.

И Синтия в первый раз улыбнулась.

– Надо же, – передразнила она. – Это все, что ты можешь сказать, Терри? Надо же? – Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. – Прости, не знаю, каких слов я жду от людей. Даже не представляю, что бы, твою мать, сказала, посади меня напротив самой себя.

– Не представляю, как ты справилась, – заметил я.

Синтия глотнула чая.

– Знаешь, иногда мне хочется убить себя, понимаешь? А потом думаю: вдруг они объявятся в один прекрасный день? – Она снова улыбнулась. – Вот это будет сюрприз.

И снова улыбка исчезла, словно унесенная легким ветерком.

Рыжий локон упал ей на глаза, и она заправила его за ухо.

– Дело в том, что, возможно, их нет в живых, и они так и не смогли со мной попрощаться. Или они все еще живы, но я им безразлична. – Она посмотрела в окно. – Никак не могу решить, что хуже.

Следующие пару минут мы молчали. Наконец Синтия произнесла:

– Ты очень милый. Если бы я стала с кем-нибудь встречаться, то выбрала бы похожего на тебя.

– Если придешь в отчаяние, – сказал я, – то знаешь, где меня найти.

Синтия снова посмотрела в окно, на студентов, проходящих мимо, и на мгновение мне показалось, что она от меня ускользнула.

– Иногда мне кажется, будто я вижу кого-то из них.

– В смысле? – спросил я. – Что-то вроде призрака?

– Нет-нет. – Она все еще смотрела на улицу. – Просто вижу кого-то и думаю, что это мой отец или мать. Что-то кажется мне знакомым, к примеру, наклон головы, походка, и я думаю, будто это один из них. Или, знаешь, вдруг вижу юношу примерно на год старше меня, который выглядит так, как выглядел бы мой брат через семь лет. Родители, они ведь не слишком изменились, верно? Но брат мог стать совсем другим, хотя что-то знакомое в нем обязательно должно остаться, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я.

– И когда я вижу такого человека, то бегу за ним, обгоняю, может, даже хватаю за руку, он поворачивается, и я получаю возможность его рассмотреть. – Она отвернулась от окна и вгляделась в свой чай, будто ища там ответа. – Но я всегда ошибаюсь.

– Когда-нибудь ты перестанешь так делать, – сказал я.

– Если найду их, – ответила Синтия.

Мы начали встречаться. Ходили в кино, вместе сидели в библиотеке. Она пыталась заинтересовать меня теннисом. И хотя теннис никогда мне не нравился, я очень старался. Синтия призналась, что не такой уж хороший игрок, просто середнячок с великолепным ударом слева. Но это оказалось достаточным преимуществом, чтобы сделать из меня мясной фарш. Когда я подавал мяч и видел, как ее правая рука поднимается над левым плечом, то знал, что нет никакой надежды отбить этот удар и послать назад через сетку. Иногда я его и увидеть не успевал.

Однажды я сидел, согнувшись над своей печатной машинкой «Роял», которую уже тогда можно было считать антиквариатом – огромным механизмом из стали, выкрашенным в черный цвет, тяжелым, как «фольксваген», и буквой «е», больше похожей на «с», даже если я только что сменил ленту. Я пытался закончить сочинение по Торо, на которого, если честно, плевать хотел откуда повыше. Синтия лежала под одеялом на моей узкой кровати полностью одетая, и от этого мне легче не становилось. Она заснула, читая потрепанную книгу Стивена Кинга «Мизери». Синтия английским языком и литературой не занималась и могла читать все, что ей, черт возьми, заблагорассудится, иногда находя утешение в страданиях людей, прошедших через худшие испытания, чем она.

Я предложил ей зайти в гости и посмотреть, как буду печатать сочинение.

– Довольно интересное зрелище, – заверил я, – поскольку умею печатать десятью пальцами.

– Одновременно? – спросила она. Я кивнул.

– Это действительно потрясающе, – согласилась Синтия.

Она принесла какую-то свою работу и тихо сидела на постели, прислонившись спиной к стене, а я время от времени чувствовал, что она за мной наблюдает. Мы встречались, но практически не прикасались друг к другу. Я мог позволить себе коснуться ее плеча, проходя мимо в кафе. Брал за руку, помогая сесть в автобус. Иногда мы стояли рядом, глядя в звездное небо.

Ничего больше.

Мне показалось, что она отбросила одеяло, но я продолжал печатать сноску. И кожей почувствовал, когда она встала за моей спиной. Она обвила руками мою грудь, наклонилась и поцеловала в щеку. Я повернулся, чтобы встретить ее губы. Позднее, когда мы уже лежали под одеялом, но главного еще не случилось, она произнесла:

– Ты не сможешь сделать мне больно.

– Я и не хочу делать тебе больно. Не стану торопиться.

– Я не о том, – прошептала она. – Если ты меня бросишь, если решишь, что не хочешь быть со мной, не беспокойся. Сделать больнее, чем уже было, невозможно.

К сожалению, она ошибалась.