Текст книги "Заговор Грааля"

Автор книги: Линн Шоулз

Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Заговор Грааля

ПосвящаетсяНэнси – за спичку,Гэри Гивенсу – за искру,Кэрол и Томми – за пламя.

Авторы хотят поблагодарить следующих людей за то, что эта история выглядит достоверной:

Доктора Марка А. Эрхарта, профессора молекулярной биологии, Чикагский Университет

Дактора Кена Винкеля, директора Австралийского центра по изучению ядов, кафедра фармакологии, Университет Мельбурна, Австралия

Доктора Джозефа У. Барнетта, профессора и заведующего кафедрой дерматологии, Медицинский факультет университета Мэриленда

Дж. X., пожелавшего сохранить анонимность в силу требований профессиональной этики.

Князь тьмы – недаром князь…

Уильям Шекспир, «Король Лир», акт III, сцена IV [1]1
  Перевод Б. Пастернака. – Здесь и далее прим. перевод


[Закрыть]

ПРОЛОГ

Создав небо и землю, Бог сотворил по образу и подобию своему первого человека и назвал его – Адам. Потом призвал Он все воинства Небесные, всех ангелов и архангелов, и повелел им склониться пред Адамом и почитать его, ибо хотел Бог наделить Адама властью над всей Землей и тварями ее. Но Люцифер, прекраснейший среди ангелов, позавидовал и отказался поклониться Адаму. Он собрал вокруг себя других, думающих так же, ^образовалось огромное воинство, восставшее против Создателя. Ужасная битва разразилась меж Божьими ангелами и теми, кто отвернулся от Него. Пролилось столько крови, что две великие реки потекли по знойной пустыне. В конце же великий воин, архангел Михаил, и все воинство Небесное одолели Люцифера и изгнали его и мятежников с Небес.

Падшим ангелам было запрещено впредь появляться на Небесах. И спустились они на Землю, и стали тайно ходить среди людей. Шли годы, ненависть их росла, и Люцифер поклялся, что однажды отомстит.

Но был меж них один, кто раскаялся и втайне стал искать прощения у Господа. Имя ему было Фурмиил, Ангел Одиннадцатого Часа. За его раскаяние Бог подарил ему смертность и позволил прожить оставшиеся дни как человеку. Дух Фурмиила не мог вернуться на Небеса, и Господь дал ему дочь, чтобы призвать ее при рождении занять место отца среди ангелов. Но поскольку Бог предчувствовал, что близится время Люциферова отмщения, он позволил жене Фурмиила произвести на свет близнецов, дабы другая дочь жила на Земле. Она выросла, не подозревая о том, что по венам ее течет кровь нефилим.

И назначено ей быть призванной – голосом своей крови.

БРОШЕНА

Ниневия, Север Ирака

Вылезай! – раздался в машине тонкий высокий голос водителя-иракца. Автомобиль затормозил, взметнув песок и пыль.

Коттен Стоун выпрямилась – сон как рукой сняло.

– Что? – Она пыталась хоть что-нибудь разглядеть в надвигающихся сумерках.

– Вон! Американцев не вожу.

В радиоприемнике визжал возбужденный голос иракского диктора.

– В чем дело? – спросила она. – Что-то не так? Водитель распахнул дверцу и побежал к багажнику.

Коттен стала дергать ржавую ручку, и та наконец со скрипом поддалась.

– Эй, что выделаете? – воскликнула она, выпрыгивая.

Тот открыл багажник и швырнул обе ее сумки на обочину шоссе.

– Вы что, хотите оставить меня здесь? – Она обошла машину сзади. – Посреди этой чертовой пустыни?

Водитель прислушался к радио. Коттен подняла большую сумку, в которой лежали ее видеопленки, и засунула обратно в багажник.

– Послушайте, я отдала вам все деньги. У меня больше нет наличных. – Она вывернула карманы. Почти не приврала. Она приберегла около двухсот долларов, спрятав их в пустой коробочке от пленки. Запас на крайний случай. – Понимаете? Видите, больше нет денег. Я вам заплатила, чтобы доехать до границы.

Водитель ткнул ее в плечо указательным пальцем.

– Конец дороги для американки.

Он снова вытащил сумку и швырнул ей. Коттен попятилась и споткнулась. Потом водитель обогнул машину, уселся за руль и заскрежетал передачами, разворачивая старый «фиат».

– С ума сойти, – произнесла Коттен. Она уронила сумку на землю рядом со второй и, глядя на удаляющиеся габаритные огни, заправила за ухо выбившуюся прядку волос цвета чая.

Ветер пустыни с тихим шелестом нес первую вечернюю прохладу, а розовое январское небо становилось темно-синим. Коттен вытащила куртку с капюшоном и надела ее, уже чувствуя, как холод пробирается внутрь.

Она попрыгала на месте, глубоко засунув руки в карманы. Темнота, густая, как сырая иракская нефть, наползала на пустыню. Кто-то обязательно проедет мимо – должен проехать, подумала она.

За десять минут не появилось ни одной машины. В конце концов она схватила сумки и пошла. Камешки и песок хрустели под ее походными ботинками, будто осколки стекла. Она оглянулась, надеясь увидеть свет фар, но там была только темная, бесплодная пустыня.

– Напрасно я поверила этому типу. – Ее голос прозвучал ломко и сухо. Должно быть, он что-то услышал по радио и до жути испугался. Коттен знала, что американская армия готовится ко вторжению. Несколько недель среди иностранных журналистов об этом ходили слухи, а в Вашингтоне и Лондоне все громче били барабаны войны. Не секрет, что в стране уже находились маленькие передовые отряды американцев и британцев. Вторжения можно ждать еще несколько месяцев, но было сложно скрыть, что в арабских странах у южных границ Ирака наращивают силы. На местном арабском новостном канале постоянно говорили о том, что среди ночи тут и там появляются и исчезают диверсионные и разведывательные отряды. Совершали стратегические облеты даже истребители, беспилотные «предаторы» и высотные разведывательные аппараты, которые испытывали эффективность иракских ракет и радарных установок. Коттен поддернула лямку.

– Сама виновата, – сказала она. – Все твое дурацкое упрямство.

Несколько недель назад она стояла в кабинете Теда Кассельмана, директора отдела новостей CNN, и умоляла, чтобы тот послал ее освещать влияние экономических санкций на женщин и детей в Ираке. Она считала это важной темой, и ее не волновала нестабильность в регионе. Американцы должны видеть, что их санкции делают с невинными людьми. И, говорила она Кассельману, если США собираются атаковать Ирак, она хочет быть там, в эпицентре событий.

Коттен не упомянула, что еще она хочет быть подальше от Торнтона Грэма. Она не сказала об этом Кассельману, потому что знала – если придется объяснять, она может расклеиться. Душевная рана была еще слишком свежа. Ее желание делать сюжет на такую тему было понятно само по себе – энергичная, жадная до славы журналистка хочет получить задание, чтобы попасть в заголовки мировых новостей.

«Сэтеллайт Ньюс Нетворк» не посылает новичков в горячие точки, повторял Кассельман. Да, он признавал, что у нее есть талант и есть будущее. Да, он понимал, что она способна работать в сложных условиях. И да, он соглашался, что задание на Ближнем Востоке именно в этот момент – прекрасная возможность начать успешную карьеру. Но Коттен не просто новенькая, она – женщина, а о том, чтобы в такое время послать женщину в Ирак, не может быть и речи. После начала войны туда отправлялись только те журналисты, которых отобрали сами военные и прикомандировали к действующим частям. И только мужчины. Правила есть правила, поэтому – нет.

Она возмутилась и разразилась тирадой о том, как это все несправедливо.

Кассельман прервал ее еще одним твердым «нет».

Успокоившись, Коттен смогла наконец убедить шефа отпустить ее с группой журналистов хотя бы до турецкой границы. Там она могла бы сделать репортаж о положении беженцев, которые устремятся на север с началом конфликта.

Он пришел в ярость, когда узнал, что она поехала дальше, в Багдад.

А сегодня утром позвонил и приказал ей уезжать.

– Скоро станет опасно. Хватай свои прекрасные ноги в руки и убирайся оттуда любыми способами. И я хочу тебя видеть сразу же, как только вернешься. Ясно?

Коттен попыталась успокоить его и выиграть время, но он повесил трубку, и она не успела изложить свои доводы.

Когда она вернется домой, он ее просто уморит своими «я тебе говорил» и «следовало бы тебя уволить». Вернее – еслиона вернется домой. Коттен поежилась. Она застряла посреди иракской пустыни и замерзает.

* * *

Чарлз Синклер смотрел из окна своего кабинета на кампус, раскинувшийся вокруг лабораторий «БиоГен-тек» неподалеку от Новоорлеанского университета. Вдали лежало голубое озеро Поншартрен. Синклер наблюдал, как маленькая армия садовников с желто-зелеными газонокосилками и на электромобилях движется по лужайке и среди деревьев – подстриженных и очень опрятных. Ему нравилась опрятность.

Зачирикал телефон на столе, и он подпрыгнул, пролив несколько капель кофе с цикорием на персидский ковер.

– Да?

– Доктор Синклер, на восьмой линии международный вызов, – сообщил его секретарь.

Синклер нажал мигающую кнопку. Он не будет отвечать по громкой связи.

– Синклер слушает.

Шипение на линии раздражало, и он прижал трубку к уху.

– Мы обнаружили вход в гробницу два дня назад, – произнес собеседник. – Сегодня после полудня открыли.

Синклер сжал трубку так, что пальцы побелели.

– Ахмед, надеюсь, у вас хорошие новости. – Он принялся мерить шагами кабинет.

– О да. Все в точности так, как предсказал Арчер.

– Что вы нашли?

– Множество артефактов и кости, – продолжил Ахмед. – Оружие, ритуальный хлам, несколько свитков и шкатулку.

Адреналин побежал по жилам, пальцы у Синклера задрожали.

– Как выглядит шкатулка?

– Черная, без надписей, квадратная, сторона около пятнадцати сантиметров.

Синклер взмок – пот пропитал белый накрахмаленный воротник рубашки от «Армани». Пока генетик молчал, паузу заполняли помехи.

– А что внутри?

– Я не знаю.

– О чем вы? Вы же там были, разве нет?

– Арчер ее не открывал. Пока мы разговариваем, он и остальные пакуют вещи. Нам нужно уезжать отсюда, становится слишком опасно. Все дергаются. Нет времени объяснять…

– Нет! – Синклер стиснул пальцами переносицу. – Немедленно ступайте туда и изымите шкатулку. Пусть Арчер покажет вам, как ее открыть. Позвоните сразу, как увидите, что внутри, и заберете ее. Понятно?

– Да. – Голос Ахмеда терялся среди помех.

– Ахмед, – сказал Синклер, стараясь говорить тихо и сдержанно. – Я приказываю выполнить задание. Это очень, очень важно.

– Я понимаю.

Синклер положил трубку и уставился на телефон. Араб даже понятия не имеет, насколько он ничего не понимает.

ГРОБНИЦА

Внезапно Коттен услышала шум мотора. По неровному шоссе приближалась машина, вдалеке прыгал свет фар. Наконец-то, подумала она. А что, если это иракские солдаты? Она отступила на песчаную обочину, сердце отчаянно колотилось. Наконец машина приблизилась, и по огонькам на кабине и кузове девушка догадалась, что это топливная цистерна. Она сделала несколько шагов вперед, размахивая руками, но машина не остановилась. Прикрывая глаза от песка и камешков, взметнувшихся из-под колес, Коттен смотрела, как она с грохотом исчезает – столь же быстро, как и появилась.

Вообще-то, наверное, глупо вот так голосовать. Кто знает, что сейчас на уме у какого-нибудь иракца. Будет безопасней не показываться никому на глаза и пройти как можно дальше до наступления утра.

После часа ходьбы Коттен плюхнула сумки на землю и уселась на одну. От тяжести болели руки, и она дрожала от холода, пробравшегося под плотную куртку. Когда вернется в Штаты, поедет во Флориду и будет дол го-долго оттаивать. Обязательно.

Коттен опустошила одну сумку, вытащив все, что можно бросить здесь. Разбирая вещи, она думала, не глупо ли было ехать в Ирак. Может, она приняла дурацкое решение. Ничего не взвесила, а когда Кассельман начал протестовать, вцепилась в свою идею, как собака в кость. Для нее нашлись бы и другие задания – столь же важные, так же способные увести ее от Торнтона.

– Черт, черт, черт, – повторяла Коттен, откладывая самое необходимое: бумажник, паспорт и журналистское удостоверение, а еще фотоаппарат, объективы, пленки и пластиковую коробочку, в которой лежали деньги на крайний случай. Она засунула их в другую сумку, с видеокассетами.

Потом, бросив последний взгляд через плечо на кучку оставленных вещей, поплелась дальше.

Поднялась луна и осветила пустыню – достаточно, чтобы не сбиться с дороги. Коттен размечталась о своем диване и пледе, о чашке горячего кофе из «Старбакса» или, еще лучше, мягком «Абсолюте» со льдом.

Внезапно она остановилась и моргнула – убедиться, что впереди не мираж. Вдалеке сияли огни. Не фары автомобилей, но электрические огни какого-то поселения или лагеря. Она поставила сумку на землю и размяла плечо и локоть, чтобы восстановить кровообращение. Вытащив фотоаппарат, прикрутила телевик и навела резкость. Если это окажется лагерь Республиканской гвардии или даже иракских регулярных войск, американке, путешествующей в одиночестве, придется туго. Коллеги в Багдаде рассказывали о жестокости, изнасилованиях… мужчины ведут себя как животные, как дикие псы.

Она осмотрела площадку. Не видно ни оружия, ни военных автомобилей – ничего, напоминающего военные укрепления. Скорее похоже на котлован. Ковши, палатки, столы, кучи земли. Археологические раскопки? Коттен поняла, что оказалась где-то рядом с ассирийскими развалинами, которые разбросаны по всей стране.

Несколько старых грузовиков стояли возле полуразрушенного каменного сооружения. Вокруг суетились люди.

Вдруг это ее шанс безопасно доехать до границы? Она помедлила, решая, стоит ли рисковать. Наконец разобрала фотоаппарат и пошла на свет.

Вблизи стало видно, как люди носятся по всей площадке, загружая оборудование и ящики в грузовики. Должно быть, здесь стало опасно вести раскопки – из-за периодических стычек между иракскими военными и все более дерзкими курдскими повстанцами, которых поддерживают США. Она прислушалась, пытаясь различить голоса. Турки! Не иракцы. Коттен с облегчением приблизилась к площадке и подошла к одному из мужчин.

– Простите… – начала она.

На нем была темная рубашка с пятнами от пота под мышками. В холодном воздухе резко пахло немытым телом. Он с минуту рассматривал ее, словно недоумевая, откуда она взялась.

– Нет английский, – произнес он, поднимая ящик с тачки и швыряя его в кузов грузовика. Если бы она не отскочила, он бы ее этим ящиком смел. Коттен попробовала остановить другого мужчину, но тот шагнул в сторону и окинул ее раздраженным взглядом.

Кто-то похлопал ее по плечу, и она обернулась. Рядом стоял невысокий коренастый человечек.

– Американка? – Да.

– Я турок, – заявил он и улыбнулся, показывая полный рот кривых желтых зубов под усами, закрывающими губы.

– Мне нужно ехать, – она указала на север. Он кивнул в сторону развалин.

– Сходите к доктору Арчеру. Гэбриэл Арчер. Кто-то окликнул его, и турок, вежливо кивнув, поспешил прочь.

Несколько человек залезли в один из грузовиков. Двигатель кашлянул, и машина выехала на дорогу. Оставалось еще два, но и их быстро загружали. Не так много времени, чтобы найти этого доктора Арчера и упросить, чтобы ее подвезли.

При свете луны Коттен отыскала вход в каменное сооружение. Деревянные леса поддерживали стены; девушка нагнулась, проходя под низкой аркой. Впереди вдоль прохода висел ряд голых лампочек. Она дошла до ступеней, ведущих под землю. Поблизости стояли ведра с землей, приготовленные для выноса наружу, где их опрокидывали на решето. Слышался треск генератора, подающего энергию на лампы, которые цепочкой уходили вниз. Коттен заглянула в провал и позвала:

– Доктор Арчер! Вы здесь? Молчание.

– Доктор Арчер! – позвала она громче.

Она услышала, как снаружи хрипло завелся еще один грузовик и уехал. Осталась только одна машина.

Коттен пошла вниз по ступеням. В ледяном воздухе пахло склепом. Она лишь однажды бывала в склепе, но отчетливый запах плесени, сырой земли и камней врезался в память. В то время Коттен была маленькой, но похороны отца помнила хорошо: тошнотворно-сладкий аромат цветов, странное кислое зловоние химикатов и холодный каменный запах гробницы.

Лестница вела в маленькую комнату. Коттен пересекла ее и заглянула в короткий тоннель, переходящий в просторное помещение. Там стояли двое. Один – слегка сгорбленный, седой, в пыльной рубашке цвета хаки и линялых джинсах. Наверное, это Арчер, подумала она, потому что второй человек был смуглым и в арабском наряде.

Коттен протиснулась в узкий проход.

Арчер стоял в дальнем углу гробницы, рядом чем-то вроде алтаря, как показалось Коттен. Она заметила бурые кости и блеск металла. Доктор держал открытую шкатулку, на которую оба пристально смотрели.

Коттен уже открыла рот, чтобы позвать его, как вдруг араб достал из-под одежды пистолет. Девушка застыла. Араб навел оружие на Арчера.

– Отдайте это мне! – потребовал он.

Арчер закрыл крышку и отступил, крепко прижимая к себе шкатулку. Глаза его расширились, лицо побелело.

– Так вы один из них.

Коттен вжалась в деревянную опору. Они покачнулись, и на землю посыпались камешки и песок.

Мужчины обернулись на звук и секунду смотрели на нее. Арчер уронил шкатулку и потянулся к оружию. Он бросился на араба, и оба упали на грязный пол.

Араб ткнул пистолетом в голову археолога. Арчер выбросил локоть, сбив прицел, и выстрел в каменной комнате прозвучал оглушительно.

Араб навалился на Арчера, прижимая пистолет к щеке старика. Громко захрипев, Арчер толкнул араба, пнул его коленом и с силой ударил головой об стену. Оглушенный противник на миг ослабил хватку, и Арчер выбрался из-под него. Араб поднял пистолет, прицелился, но археолог увернулся и тяжело навалился на противника. Оружие оказалось между ними.

Раздался второй выстрел, но на этот раз грохот заглушили тела.

Коттен задержала дыхание; оба мужчины лежали без движения. В комнате стало тихо, лишь кровь стучала у девушки в ушах и сердце колотилось в груди.

Наконец Арчер пошевелился и медленно откатился от араба. Его рубашка была испачкана красным. Из груди араба сочилась кровь.

Арчер с трудом поднялся и склонился над убитым, вытирая рукавом лицо. Грудь его тяжело вздымалась. Затем поднял шкатулку и сжал ее так, что побелели костяшки пальцев.

Потом закашлялся и выпрямился, уставившись на Коттен. Он прищурился, сделал несколько неловких шагов и упал.

– Сердце, – произнес он, хватаясь за грудь.

Коттен выронила сумку и осторожно двинулась вперед, оглядываясь. Проходя мимо тела араба, она пристально взглянула на него.

– Что сделать? – спросила она, опускаясь на колени рядом с Арчером. – Я позову на помощь.

– Нет. – Арчер взял ее за руку. Снова закашлялся, и Коттен положила его голову к себе на колени. – Шкатулка… Возьмите ее. – Он оглянулся на мертвеца. – Теперь они ни перед чем не остановятся.

– Кто? О чем вы говорите?

Его лицо исказилось от боли. Дрожащими руками он протянул Коттен ящичек. Кожа его побледнела, губы потемнели.

– Не отдавайте им шкатулку.

– Что это? – спросила она.

– 26, 27, 28, Матфей, – слабеющим голосом прошептал мужчина.

– Я не понимаю.

Арчер не ответил – похоже, он смотрел сквозь нее. Потом потянул к себе, и она склонилась, чтобы расслышать его шепот.

Недоуменно покачала головой.

– Но это же бессмысленно. Вы хотите, чтобы я остановила солнце… зарю?

Он явно собрался с силами, поднял голову и произнес неожиданно окрепшим голосом:

– Geh el crip.

Коттен пошатнулась. Он просто не мог этого сказать. Это невозможно. Невозможно. Арчер говорил на языке, которого она не слышала с детства. Один-единственный человек говорил с ней на этом языке – ее сестра-близнец.

Ее умершаясестра-близнец.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Откуда вы знаете эти слова? – дрожащим голосом спросила Коттен. Но глаза Арчера уже закрылись. Руки его разжались, голова медленно откинулась назад, дыхание остановилось.

Археолог был мертв.

Лампочки мигнули и погасли. Должно быть, в генераторе кончилось топливо, догадалась Коттен. Она осторожно сдвинула голову Арчера с колена. Ему ничем не поможешь, а времени терять нельзя, остался только один грузовик.

Она зажала шкатулку под мышкой и, стараясь не споткнуться о камни, стала пробираться в темноте, надеясь, что двигается к коридору. Неожиданно земля задрожала, стены закачались. Коттен села на корточки и прикрыла голову, думая, что потолок рухнет. Посыпались песок и пыль, оседая у нее в волосах и на тыльной стороне рук. На спину падали мелкие камешки. Может, где-то рядом бомбят?

Грохот затих, и она поползла дальше. Ее сумка не так уж далеко, но в угольно-темном помещении двигаешься медленно.

Руки коснулись пола, и она отпрянула.

Кровь араба.

Коттен поежилась и вытерла руки о штаны мертвеца. Добравшись до стены, она ощупью нашла дорогу к выходу из тоннеля, где остались ее вещи. Пошарила в нейлоновой сумке, достала фонарик и повернула кончик, но лампочка мигнула и погасла.

– Ну же! – воскликнула она, встряхивая фонарик. Он снова засветился, но совсем слабо.

Зажав фонарик в зубах, Коттен выложила несколько кассет и еще кое-какие вещи на грязный пол и убрала шкатулку Арчера в сумку. Пока она снова укладывалась, свет опять погас. Девушка провела рукой по полу, проверяя, все ли собрала.

Помещение снова содрогнулось, потом еще и еще. Коттен явственно услышала хлопок – такой же, как в своем сюжете о современном вооружении ВВС: с подобным грохотом истребители преодолевают звуковой барьер.

– Арчер, – позвал мужской голос из прохода. – Мы больше не можем ждать.

Пауза.

– Вы слышите меня, Арчер? Мы уезжаем!

– Подождите, – закричала Коттен, застегивая молнию сумки и вскакивая на ноги.

Спотыкаясь в темноте, она добралась до прохода. Грузовик взревел и выехал на шоссе, когда она вылезла из руин.

– Стойте! – заорала она и побежала к нему.

В кузове поднялся турок и начал махать Коттен. Подбежав к грузовику, она подбросила свою сумку. Турок подхватил ее, потом нагнулся и рывком втянул девушку в кузов.

– Быстро бегаешь, – сказал он.

Она нервно засмеялась и села, тяжело дыша.

– А где Арчер? – спросил он, запинаясь: машина подпрыгивала на ухабистой дороге.

Брезент, натянутый на деревянные стойки и частично прикрывавший кузов, хлопал от ветра, мотор рычал, заглушая слова.

– Умер. Сердечный приступ. – Коттен показала на грудь.

Турок покачал головой и перевел новости нескольким мужчинам, ехавшим с ними в грузовике.

В темном небе ревели самолеты, над горизонтом выстрелили два оранжевых луча. Она смотрела и со страхом ждала, что ракеты попадут в американские истребители, если это они. Но ничего не случилось. Ракеты пролетели над пустыней и сгорели, словно падающие звезды.

Грузовик ехал на север, к турецкой границе, Коттен сжалась в углу, обхватив колени руками. Она пыталась осознать, что произошло в гробнице: один человек хотел убить другого из-за шкатулки с неизвестным содержимым. И эти странные слова умирающего, которые можно принять за бред, если бы не одно «но». Он обратился к ней на языке, который знали только она и ее сестра-близнец – сестра, умершая при рождении.

* * *

Ее разбудили чьи-то крики. Утреннее арабское солнце поднялось уже высоко и ослепило девушку, когда она села в кузове. Турки-землекопы выбирались из грузовика, словно муравьи. Коттен приподнялась и осмотрелась.

Люди шли вдоль шоссе, шагали по склонам, выходили из-за окрестных гор. Беженцы, подумала она, уходят, пока не началась война. Женщины, прижимая младенцев к груди и крепко держа за руки старших детей, обступили грузовик, нахлынули, как приливная волна. Коттен вглядывалась в их застывшие лица. Вот что должны увидеть американцы.

Она схватила сумку и спустилась на асфальт. Обогнув грузовик, увидела вереницу других машин с заглушёнными двигателями, с пустыми сиденьями и кабинами. Коттен поняла, что добралась наконец до турецкой границы – должно быть, где-то возле города Заху. Вдоль холмов тянулась высокая ограда из проволочной сетки, шоссе у пропускного пункта сужалось; дорогу преграждали танки и машины с вооруженными людьми. Сотни турецких солдат, все с оружием в руках, подгоняли беженцев к узкому проходу, где тех быстро досматривали и проверяли документы, прежде чем пропустить.

Коттен прижала к себе сумку и влилась в толпу. Когда перед нею осталось лишь несколько человек, она достала паспорт и журналистское удостоверение.

– Американская пресса, – закричала она, размахивая документами. – Американская пресса!

Она остановится и сделает несколько снимков происходящего, дайте только пройти контроль. Душераздирающие черно-белые фотографии: лица крупным планом, большие темные глаза детей, детские ручки, цепляющиеся за руки матерей. Она уже представляла, как снимки вставят в ее видеосюжет. Без музыки, без озвучки. Лишь застывшие образы отчаяния и страха. Это будет замечательная, трогательная концовка. Проберет всех.

Молодой турецкий солдат увидел Коттен и помахал рукой:

– Проходи, американка. Сюда.

Он схватил ее за плечо и втянул через границу в Турцию.

– Спасибо, – сказала она, но тот уже изучал документы следующего.

Неожиданно за руку ее схватил офицер и дернул в сторону.

– Документы! – потребовал он.

– Я американка, – сказала Коттен, глядя прямо в холодные глаза на суровом лице. – Я только что показывала свои документы солдату на контрольном пункте.

– А теперь покажете мне.

Коттен протянула ему паспорт и журналистское удостоверение.

– Я работаю на американском новостном канале CNN.

Он раскрыл ее паспорт и сравнил фотографию с той, что была в удостоверении.

– Сюда, – сказал он, подталкивая ее к грузовику в нескольких ярдах от них.

– А в чем дело? Я только что закончила съемки в Багдаде и возвращаюсь в Нью-Йорк. Вы не имеете…

Задний борт грузовика был открыт, и офицер указал внутрь.

– Кладите сюда сумку.

Спокойно. Это обычный досмотр. У них нет повода подозревать, будто она незаконно ввозит что-то в страну.

– Открывайте, – велел офицер, кивая на ее сумку. Коттен расстегнула молнию. Даже под кучей кассет виднелся угол шкатулки Арчера.

– Что на пленках?

– Мой материал. Это съемки детей и стариков.

– Детей, – произнес он, разглядывая кассету и наклейку. – Откуда мне знать, что вы не врете?

Коттен вытерла лоб рукавом:

– Придется просто поверить мне на слово. Он отложил кассеты в сторону.

– Где ваша камера?

– Я репортер, – ответила она. – Мой оператор еще в Ираке.

Он продолжал копаться в сумке.

– А это? – спросил он, вытаскивая шкатулку Арчера.

– Грузик.

– Для чего?

– Чтобы уравновесить штатив фотоаппарата.

– А где штатив?

– Пришлосьбросить.

– Но взяли эту деревяшку?

– Она уже, была в сумке, когда я уезжала. Я торопилась.

Он перевернул шкатулку, потряс, затем снова положил в сумку и достал фотоаппарат-зеркалку. У Коттен отлегло от души.

– «Никон», – произнес офицер, рассматривая его. – Очень хороший.

– Да, хороший, – согласилась она, теряя терпение. – Я могу идти?

– Смотря…

– Смотря что?

– Что произойдет с этим фотоаппаратом.

– Он стоит семьсот…

– Очень, очень хороший, – повторил он, поглаживая корпус.

Коттен потянулась за фотоаппаратом, но офицер отдернул руку.

– Хотите вернуться в Америку, а? – спросил он, снимая крышку с объектива. Потом посмотрел в видоискатель. – Мы уже задержали несколько американцев для допроса. Такие у нас правила. – Он повел объектив влево, потом остановился. – А вас надо задерживать?

Коттен неохотно выдохнула:

– Нет.

Офицер восхищенно повертел «Никон» в руках, затем перекинул ремешок через голову.

Коттен смотрела на свой фотоаппарат – очень хотелось сорвать его с шеи пограничника, но она решила, что в данных обстоятельствах придется им пожертвовать, выбора нет.

Со стороны пропускного пункта послышались крики.

– Чертовы придурки. – Офицер сунул ей в руки паспорт и удостоверение. – Вали домой, американка.

Он повернулся и поспешил на шум; «Никон» болтался у него на шее.

Коттен застегнула молнию на сумке, убрала документы в карман и пошла вперед.

За военными автомобилями по обеим сторонам шоссе было море машин, грузовиков, фургонов и автобусов. Люди стояли на крышах и подножках, с отчаянием высматривая своих родных в потоке иммигрантов. Коттен двинулась по дороге в поисках такси или рейсового автобуса.

Вдруг раздался пронзительный свист. Справа от нее из окна автобуса кто-то размахивал руками. Турок из отряда археологов.

– Едем в Анкару, леди! – заорал он. – Скорее!

Кажется, я люблю этого человека, подумала Коттен, бросаясь к автобусу. Порывшись в сумке, она вытащила свой неприкосновенный запас наличности и купила билет у водителя. Поднявшись в автобус, пробралась сквозь толпу пассажиров, по дороге с благодарностью похлопав по плечу нового друга. И втиснулась на последний ряд. Коттен прижимала к себе сумку, гадая, какую же контрабанду она только что вывезла из Ирака. Не терпелось остаться наедине со шкатулкой, чтобы рассмотреть ее.

Через минуту старый автобус задрожал, затрясся и выехал на шоссе. Она бросила быстрый взгляд назад, в окно. Поток беженцев превратился в наводнение.

Долгая поездка через всю Турцию была не очень приятной. В автобус набилось слишком много людей, и Коттен надышалась всех запахов, присущих человеческим телам. Она где-то слышала, что человек – самое вонючее животное. Это считается достоинством – отпугивать хищников. Теперь она убедилась, что так и есть. Но дело не только в удушливых ароматах – она не могла заснуть из-за постоянной тряски. Когда автобус наконец прибыл в Анкару, Коттен была такой голодной и грязной, как никогда в жизни.

Она угостила турка и его друзей обедом в небольшом кафе возле автобусной станции, расплатилась кредиткой, крепко пожала ему руку и поехала на такси в столичный аэропорт Эсенбога. Там она взяла билет до Кеннеди, с пересадкой в Хитроу.

Хотя ужасно не хотелось расставаться с сумкой, она решила сдать ее в багаж, чтобы не пришлось объясняться с турецкой службой безопасности насчет деревянной шкатулки. Сумка скорее пройдет досмотр, если ее не будет рядом. Оставалось только молиться, чтобы в шкатулке Арчера не оказалось взрывчатки или еще чего-нибудь, на что реагируют детекторы.

Коттен умылась в женском туалете аэропорта, но в самолете все равно ей было неловко, когда она села рядом с молодой женщиной, одетой в свежую синюю рубашку и отутюженные брюки. Женщина подчеркнуто отстранилась.

Коттен завернулась в самолетный плед; на горизонте разливались золотисто-пурпурные сумерки. Раздумывая, что за тайна лежит в ее сумке в глубине грузового отсека, она опустила шторку на иллюминаторе, закрыла глаза и погрузилась в беспокойный сон.

* * *

В британском аэропорту Коттен забрала сумку с транспортера и быстро проверила, на месте ли шкатулка. Очередь прибывших пассажиров тянулась к паспортному контролю на британской границе. Коттен крепко сжала ручки сумки, так, что ногти впились в ладонь.

К счастью, служащий, проштамповавший ее паспорт, не заметил, что она нервничает. Девушка направилась к таможне.

– Хотите что-нибудь задекларировать? – спросил таможенник, когда она поставила сумку на стол.

– Нет, – внутри все сжалось, когда мужчина вгляделся в ее лицо.