Текст книги "Мертвечина"

Автор книги: Линда Фэйрстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

11

У меня было шесть минут, чтобы зажать Пэйдж Воллис в углу и сказать ей все, что я об этом думаю.

– Я могу немедленно остановить процесс. Но сначала мне хотелось бы услышать объяснения. С самой первой встречи я твердила вам, что существует одна-единственная вещь, которая может все испортить, и что самое главное – это откровенно отвечать на все мои вопросы, даже если они покажутся вам мелкими и незначительными. Мне плевать, как вы живете, какие у вас взгляды на мораль или чем закончится этот процесс. Но я хочу знать правду.

– Я не лгала вам, Алекс.

– Если в истории, которую вы мне рассказали, есть хоть одно слово лжи, я немедленно вернусь в зал и попрошу судью снять все обвинения. Сейчас самое время…

– Клянусь, я говорила только правду.

– Но при этом вы кое о чем умолчали, так? В таком деле, как ваше, утаить факты – то же самое, что солгать. Что вы от меня скрыли?

– Ничего важного. Это не касается Эндрю Триппинга и процесса.

– Не вам решать, что важно, а что не важно, Пэйдж. Я должна знать все детали. Абсолютно все. И я сама буду судить, насколько они важны. Понятно? Что это за друг, который ночью был у вас в квартире?

У Пэйдж был страдальческий вид.

– Не надо так жалобно смотреть на меня. Это был тот самый парень, Гарри Стрэйт, правильно? – спросила я.

– Какая разница? Эндрю все равно ничего не знал.

– Не играйте со мной, Пэйдж! Положение очень серьезное, неужели вы не понимаете? – Я по-настоящему вышла из себя. Максина стучала в стеклянную дверь, просила меня успокоиться и понизить голос. – Когда люди приходят к врачу, они рассказывают ему про каждый симптом, про все свои хвори и болячки, потому что иначе он не сможет поставить правильный диагноз. Но от адвокатов они скрывают массу фактов, все, что кажется глупым, странным, смешным или некрасивым, а потом надеются, что на суде он прикроет их задницу, даже не зная толком, что произошло на самом деле. Вы пришли не к тому человеку, Пэйдж.

– Простите, Алекс. Все это так… неприятно.

– Когда человека обвиняют в изнасиловании, это тоже чертовски неприятно. Особенно если он его не совершал.

– Эндрю Триппинг меня изнасиловал.

Она рассердилась, и меня это обрадовало. Если случившееся по-прежнему вызывало в ней гнев, значит, она говорила правду.

– Итак, о чем вы мне не сказали? – Мы стояли в маленькой душной комнате, и я упиралась пальцами в крышку стола. – Эндрю и Гарри знали друг друга?

– Нет, – быстро ответила Пэйдж. Помолчав немного, она добавила: – Во всяком случае, я так не думала. Я хочу сказать, не было причин считать, что они знакомы, поэтому такая мысль не приходила мне в голову. Но какое это имеет значение?

– Все, что касается вас, может быть использовано в суде. Я должна знать о деле столько же, сколько адвокат Эндрю: каждую подробность, которую он сообщил Робелону и за которую способен ухватиться Робелон, чтобы вышвырнуть вас – и меня тоже – из здания суда. Только так я смогу вас защитить. Если бы насильником оказался незнакомец, который влез к вам в окно, он ничего не смог бы рассказать о вас защитнику.

Она понимающе кивнула.

– Но с этим мужчиной вы провели три вечера, и каждый раз он беседовал с вами несколько часов. Вы тоже с ним говорили. Вы рассказывали ему разные вещи, о которых сейчас не помните, пустяки, мелкие подробности из жизни, не имевшие никакого значения до тех пор, пока не произошло преступление. Я не в состоянии восстановить все детали вашей беседы, я даже не знаю, о чем Эндрю мог рассказать Питеру Робелону. Не самый лучший расклад, как вам кажется?

Пэйдж в замешательстве молчала.

– Я вам помогу. Вечером шестого марта вы встретились с Эндрю. В тот день Гарри был у вас дома и ждал вашего возвращения?

– Нет. Но после…

– Мистеру Робелону требуется только заронить подобную мысль в головы присяжных. Подкинуть им мотив, который заставил вас солгать.

– Но я не…

– Послушайте, Пэйдж. Он постарается убедить присяжных, что Эндрю соблазнил вас и уговорил провести ночь у него дома. Утром вы проснулись, поняли, что вам придется объяснить свое отсутствие рассерженному любовнику, и…

– Гарри уже не был моим любовником. Все закончилось несколькими неделями раньше. Я просто не могла от него избавиться. Он не оставлял меня в покое.

Ее взгляд умолял меня о сочувствии и понимании.

– Как раз то, что нужно Робелону. Гарри вышел из себя, узнав, что вы провели ночь с другим мужчиной. Поэтому вы сказали ему, что вас заставили, но он не поверил, и вам пришлось раздуть эту историю. Как будто во всем виноват Эндрю. Что он вас принудил, изнасиловал.

– На чьей вы стороне, в конце концов? – спросила она. Пострадавшие не раз задавали мне такой вопрос. – Эндрю меня изнасиловал. Клянусь вам. Зачем вообще кому-то может понадобиться лгать, обвиняя человека в подобном преступлении?

– Чтобы спасти свою задницу. Или отомстить за какую-нибудь обиду. У меня нет времени перечислять все причины.

Максина снова постучала и заглянула в комнату.

– Судья ждет.

– Последний шанс, Пэйдж. – Я подошла к ней вплотную, теперь мы стояли лицом к лицу. – Если вы меня обманете, я потребую, чтобы вы сами предстали перед судом. За дачу ложных показаний. Есть еще какие-нибудь детали, которых я не знаю?

– Нет, я вам все сказала, Алекс. Гарри Стрэйт постоянно меня запугивал, он был слишком требователен, слишком ревнив. Я просто не хотела вмешивать его в это дело. Мне и в голову не приходило, что он может знать Эндрю. Я до сих пор не понимаю, как и почему они встретились, и не знаю, зачем он сюда пришел.

– Вы расскажете мне о Гарри в эти выходные? Можете заглянуть ко мне в воскресенье после обеда или просто позвонить по телефону.

Пэйдж кивнула. Я продолжала:

– Я хочу, чтобы вы вспомнили обо всем, что может связывать Стрэйта и Триппинга. Кто такой Гарри Стрэйт, что вы о нем знаете? Почему он вас запугивал, что вы подразумеваете под словом «требовательный»?

Я все еще надеялась, что четырехчасовая встреча с Даллесом Триппингом состоится, но мне хотелось знать, почему Пэйдж так боялась Стрэйта.

Пэйдж с неохотой пробормотала:

– Да, да, я все расскажу.

– И если он снова появится в зале, вы должны просто взять себя в руки и не обращать на него внимания. Это публичное слушание. Судья Моффет не может его выгнать.

Я открыла дверь, и мы вернулись в зал. На задних рядах никого не было. Моффет подождал, пока свидетельница займет свое место, и только потом пригласил присяжных.

Мои надежды на спокойный и сдержанный рассказ не оправдались. Больше того, я боялась, что теперь присяжные станут видеть в Пэйдж Воллис истеричную и неуравновешенную особу. Глядя, как она дрожит, заливается слезами и странно реагирует на обычного человека, появившегося в зале, по меньшей мере трое или четверо из них решат, что на ее показания не стоит полагаться.

– Можете продолжать, мисс Купер.

– Благодарю, Ваша Честь, – ответила я и снова взошла на подиум. – Давайте поговорим о том, что произошло шестого марта. Вы помните, какой это был день недели?

– Среда. Я как раз вернулась с ежедневного совещания, когда Эндрю позвонил мне на работу.

– Зачем он вам звонил?

– Предложил встретиться и поужинать.

– После вашего свидания в «Одеоне» вы общались с ним?

Пэйдж покачала головой.

– Вслух, – сказал судья Моффет. – Вы должны отвечать вслух. Стенографистка не может записывать ваши телодвижения.

– Да, Ваша Честь.

– «Да» – это значит, что вы общались с ним? – спросил судья.

– Нет. Я имела в виду «нет».

Она выглядела сконфуженной и напряженной.

– Вы встретились с обвиняемым?

– Да, в половине седьмого, в ресторане, который он предложил, недалеко от вокзала Гранд-Централ.

Пэйдж рассказала о меню, упомянула бутылку вина, которую они распили на двоих, и передала их разговор, касавшийся в основном Даллеса Триппинга.

– Кто платил за ужин в этот раз?

– Эндрю, – ответила она.

Робелон подал голос:

– Что она сказала, Ваша Честь? Я не расслышал.

Он всегда плохо слышал ответы, которые могли подкрепить его позицию, и заставлял свидетелей повторять их еще раз. Я прекрасно знала, как он подаст этот факт. Раз она позволила Эндрю Триппингу заплатить за ужин и вино, значит, поощряла его ухаживания. Робелон хотел подчеркнуть этот момент для присяжных.

Пэйдж пересказала почти всю беседу, которую они вели за ужином. Потом Эндрю пригласил ее к себе домой и предложил познакомить с Даллесом.

– Я согласилась. До сих пор Эндрю не говорил мне, что оставил мальчика на весь вечер одного. Меня это удивило, ведь он еще маленький. Поэтому я согласилась с ним пойти.

Они направились к дому на Восточной 36-й, и по дороге между ними не было никаких рукопожатий, прикосновений или разговоров об интимной близости.

– Эндрю открыл дверь ключом. Внутри было совсем темно, и я подумала, что…

– Протестую.

– Протест принят.

– Что произошло, когда вы вошли в квартиру? – спросила я.

– Эндрю включил свет. Даллес не спал. Я не сомневалась, что он спит, потому что было уже почти десять, и я не могла представить, как мальчик может ждать в полной темноте. – Воллис составила фразу так, чтобы исключить слово «подумала». – Но он сидел в углу гостиной на стуле, на деревянном стуле с прямой спинкой.

– Кто заговорил первым?

– Эндрю. Он назвал мальчика по имени и попросил подойти к нам.

– Тот ответил?

– Нет, он не сказал ни слова. Даже не шевельнулся. Тогда Эндрю снова обратился к Даллесу, командным тоном приказал ему встать и пожать мне руку.

– Что вы увидели, когда мальчик приблизился к вам?

– По его щекам текли слезы. Это было первое, что я заметила. Когда он подошел ближе, я обратила внимание, что его левый глаз распух, а на лице царапины.

– Вы ему что-нибудь сказали?

– Я опустилась на колени и взяла его за руки. Стала спрашивать, все ли с ним в порядке, но в этот момент отец начал кричать, что ему пора, наконец, вырасти и вести себя, как подобает мужчине.

– Что вы сделали потом?

– Я попыталась обнять мальчика и успокоить его. Но он отступил назад и вытер слезы тыльной стороной ладони. Тогда я встала и хотела подойти поближе, чтобы рассмотреть его глаз. «Что с тобой случилось?» – спросила я.

Пэйдж Воллис объяснила, что Даллес вернулся на свое место и на вопрос ответил его отец.

– «Он вел себя неправильно, – сказал Эндрю. – Но теперь он исправит свою ошибку. Верно, Даллес?».

Потом она описала, как Эндрю поставил два стула перед мальчиком и приказал Пэйдж сесть на один из них.

– И вы сели?

– Да.

– Вы не пытались уйти?

– Нет. В то время – нет. Я не думала, что…

– Протестую, – сказал Робелон.

– Протест принят. Не надо говорить, о чем вы думали, расскажите, что вы сделали, – напомнил Моффет свидетельнице.

– Да, Ваша Честь. – Она повернулась к присяжным. – Эндрю начал вести себя так, словно разговаривал с солдатом. Он заставил мальчика стоять навытяжку и отвечать на вопросы.

– Вы помните, о чем он спрашивал?

– Я запомнила первый вопрос. «Сыновья льва, – сказал Эндрю. – Расскажи, как их звали». Даллес стал отвечать. Он назвал Ганнибала и трех его братьев – у них были странные имена, Гасдрубал и Магон, точно не помню. Судя по всему, он ответил правильно. Потом Эндрю приказал ему перечислить все битвы, выигранные каким-то Аэцием, кажется, одним из римских полководцев. Даллес снова дал правильный ответ. Он знал все места и даты.

По словам Пэйдж, это был целый экзамен по военной истории. Наверно, Майк Чэпмен сдал бы его без труда, но десятилетнему мальчику пришлось усваивать материал за несколько месяцев, проведенных с отцом-шизофреником.

Пэйдж вспомнила еще пять или шесть вопросов, и пояснила, что на самом деле их было гораздо больше. Переходя к более трудной части показаний, она заметно напряглась.

– Дальше Эндрю начал забрасывать мальчика вопросами о Бенедикте Арнольде.[8]8
  Американский генерал, герой войны за независимость, перешедший на службу к англичанам.


[Закрыть] «Смерть предателям, – повторял он. – Ты ведь знаешь, что случается с предателями, сынок?» Даллес рассказал о предательстве в Вест-Пойнте и квебекской кампании, но потом Эндрю заговорил о битве за остров Валкур, и ребенок буквально оцепенел.

– Что сделал Эндрю?

– Он указал на дверцу шкафа. «Пистолет, Даллес. Не заставляй меня доставать пистолет».

Пэйдж Воллис сказала, что после этой угрозы Даллес задрожал всем телом. Она вскочила со стула и, схватив мальчика за руку, попросила Эндрю остановиться и отпустить ребенка с ней.

– Вы пытались выйти из квартиры?

– Протестую.

– Протест отклонен. Это важный момент. Продолжайте, мисс Воллис.

– Конечно, пыталась. Я сказала Эндрю, что ухожу и забираю с собой Даллеса. Он встал в дверях и заявил, что ребенок никуда не уйдет. Потом добавил, что, если я обращусь в полицию, найдутся люди, которые обо мне позаботятся. Это его точные слова. Я обещала, что не пойду в полицию, а просто покажу ребенка доктору. За себя я не боялась, меня беспокоил только бедный малыш.

– Эндрю Триппинг отступил от двери?

– Нет. Он положил руку на плечо сына и спросил, помнит ли он про пистолет. «Смерть предателям, – повторил он. – Бенедикт Арнольд был настоящей мразью».

Пэйдж Воллис опустила голову.

– Потом он отошел от двери.

– Вы ее открыли?

– Нет, мисс Купер. Тогда – нет.

Логичней всего было бы спросить ее, почему, но закон не всегда логичен. Свидетелю полагается говорить не о мыслях и чувствах, а о том, что он видел или делал сам.

– Что произошло потом?

– Даллес вырвался от меня и побежал к своему стулу. Отец пошел за ним.

– Что вы сделали?

– Я осталась. Я не хотела бросать ребенка в таких обстоятельствах.

Это был один из самых трудных моментов, который следовало объяснить присяжным. Я могла доказать, что поведение Триппинга представляло опасность для сына, но не более того. В тот вечер шестого марта у Пэйдж Воллис была возможность избежать насилия. Она не утверждала, что Даллеса Триппинга кто-то избивал, и не знала, откуда у него появились синяки. Эндрю упоминал о пистолете, но никто не угрожал ей оружием, и она не видела его сама.

– Протестую, – сказал Питер Робелон. – Требую вычеркнуть последнюю фразу из протокола.

– Протест принят, – ответил Моффет, постучав молоточком по перилам. Он поручил стенографистке вычеркнуть слова о том, что Пэйдж не хотела оставлять Даллеса в таких обстоятельствах.

Однако присяжные уже слышали эту фразу, и никто не мог вычеркнуть ее у них из памяти.

– Что обвиняемый сделал дальше?

– Он достал что-то из кармана. Какую-то маленькую вещицу. Сначала я не поняла, что это такое. Даллес начал плакать. «Пожалуйста, не надо», – повторял он снова и снова.

– Вам удалось разглядеть этот предмет?

– Щипцы. Маленькие металлические щипцы. Он откинул мальчику голову и вставил щипцы ему в ноздри.

Присяжная под номером четыре обмякла и закрыла глаза. Обморок, подумала я. Вполне естественная реакция. Номер восьмой перегнулся через перила и, похоже, смаковал детали. Наверно, слишком часто смотрит телевизор.

– Что вы сделали?

– Я попыталась его остановить. Но не смогла. Щипцы уже были в носу мальчика, и я испугалась, что, схватив Эндрю за руку, причиню еще больше вреда. Через несколько секунд он вытащил из ноздрей ребенка окровавленную вату.

– Вы говорили с ним об этом?

– Да. Эндрю сказал, что вставил Даллесу тампоны перед тем, как идти на ужин, чтобы остановить кровотечение из носа. Мне показалось, что эта процедура причинила мальчику большую боль, чем сама травма.

– Протестую, Ваша Честь.

– Протест принят.

Присяжные слушали очень внимательно, некоторые время от времени поглядывали на обвиняемого, чтобы видеть, как Эндрю Триппинг реагирует на показания Пэйдж Воллис. Мне отчаянно хотелось, чтобы свидетелем выступил сам Даллес. Без него у нас был всего лишь слабый намек на то, что отец каждый день проделывал с сыном.

Драматический рассказ оборвал перерыв на обед. Ни мне, ни Пэйдж есть не хотелось. Она с трудом проглотила сэндвич, а я поковыряла вилкой салат, чувствуя, что это начало стресса, который обычно развивался у меня во время слушаний и выражался в отсутствии аппетита и жутких головных болях, нараставших с каждым днем.

Вернувшись в зал суда, Пэйдж рассказала, чем закончился этот вечер. В какой-то момент, уже после полуночи, Эндрю позволил Даллесу переодеться в пижаму и лечь спать на узкой койке, которая стояла в углу кухни.

Потом Эндрю разговаривал с Воллис еще два часа, жалуясь на то, как ему тяжело воспитывать мальчика.

– Был уже третий час утра, – продолжала Пэйдж. – Эндрю встал передо мной. «Пойдем в спальню, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты сняла с себя всю одежду».

– Что вы сделали?

– Я ответила «нет». – Она пыталась держать себя в руках, но смотрела на меня, а не на присяжных. – «Не делай этого, Эндрю». Так я ему сказала.

– Эндрю вам ответил?

– Да. Он сказал: «Не заставляй меня причинять боль тебе или моему сыну».

– Что вы сделали, Пэйдж? – спросила я.

– У меня не было выбора. Я…

– Протестую, Ваша Честь. Это будет решать суд, – вмешался Робелон, улыбнувшись сидевшим на скамьях присяжным.

– Протест принят.

– Я пошла в спальню и сделала то, что потребовал Эндрю Триппинг. – Пэйдж бросила на Робелона гневный взгляд. – Я боялась, что он убьет своего сына или что-нибудь сделает со мной.

– После того как Даллес лег спать, Эндрю упоминал о пистолете?

Воллис тихо ответила:

– Нет.

– Вы когда-нибудь видели это оружие в квартире?

– Нет.

– Видели ли вы там какое-нибудь другое оружие?

– Да, очень много. Всякие странные вещи, которые лежали на столах и висели на стенах. Мачете, мечи, какие-то непонятные штуковины с острыми лезвиями. Я даже не знаю, как они называются.

– Он угрожал вам одним из этих предметов?

– Нет. По крайней мере, явно.

И я, и Робелон собирались использовать это обстоятельство в своих целях. Адвокат станет утверждать, что если бы Триппинг действительно хотел принудить Пэйдж Воллис к сексу, то у него были для этого более действенные средства. Я же буду настаивать, что как раз тот факт, что она не стала преувеличивать размеры грозившей ей опасности, говорит об искренности ее показаний.

Пэйдж описала, что произошло в спальне Триппинга. После того как он приказал ей раздеться и лечь, они не произнесли ни слова. Он делал что хотел, заставлял ее принимать разные позы и совершил несколько половых актов, которые ей пришлось во всех подробностях описать присяжным. Она сказала, что, переступив порог комнаты, плакала, не переставая, пока он не уснул.

– Когда это случилось?

– Примерно в четыре часа ночи.

– Потом вы ушли?

– Нет. Я лежала в кровати и ждала утра. Когда рассвело, я встала и оделась, стараясь двигаться как можно тише. Потом я разбудила Даллеса и помогла ему собраться. В это время я заметила на его теле множество синяков, они покрывали его бедра и плечи. Наверно, Эндрю услышал, как…

– Протестую.

– Из спальни Эндрю послышался шум, и я стала торопить мальчика. Когда мы уже были у входной двери, в прихожей появился Эндрю. Я сказала ему, что отведу Даллеса в школу и что мой домашний номер записан в его телефонной книжке на тот случай, если в будущем понадобится моя помощь.

– Что он вам ответил?

– Он снова спросил, собираюсь ли я идти в полицию, и шагнул к нам. Мы стояли уже возле лестницы, которая вела к выходу из здания, и я повернулась к нему лицом, закрыв собой мальчика.

– Вы ему ответили?

– Да. Я сказала, что он не должен подходить ближе и что ему не о чем беспокоиться. «Мне нельзя идти в полицию, – объяснила я Эндрю Триппингу. – В прошлом году я убила человека».

12

В своей вступительной речи я говорила присяжным, что свидетели приходят к нам такими, какие они есть. Теперь им предстояло узнать о том, что произошло с Пэйдж Воллис за несколько месяцев до встречи с Эндрю Триппингом.

– Это правда, что вы убили человека?

На Пэйдж снизошло какое-то странное спокойствие.

– Да, правда. – Она выпрямилась на стуле и открыто взглянула в лицо присяжным. – Это произошло случайно. В прошлом году, вскоре после Дня Благодарения, скончался мой отец. Ему было почти восемьдесят восемь лет, он умер во сне. После ухода на пенсию он больше двадцати лет жил один в маленьком доме в Вирджинии. Я была его единственным ребенком, он поздно женился и не хотел много детей, потому что его профессия требовала постоянных переездов.

Робелон вскочил с места и снова заявил протест.

– Ваша Честь, мы все любим вспоминать счастливое детство, – саркастически заметил он, вызвав у некоторых присяжных улыбку. – Но с нас вполне довольно того факта, что мисс Воллис убила человека. Остальное уже лишнее.

– Можно мне подойти, Ваша Честь? – вмешалась я.

Моффет попросил Пэйдж освободитель место свидетеля, и мы приступили к обсуждению проблемы.

– К чему вы клоните, Александра?

– Если на перекрестном допросе Питер не собирается спрашивать свидетельницу, почему она… м-м… совершила то, что совершила, мы можем опустить ее рассказ. Но если он намерен задать ей хоть один вопрос об упомянутом убийстве, я хочу изложить факты с нашей точки зрения. Мисс Воллис нечего скрывать.

– Что скажете, Пит?

– Конечно, у меня есть к ней вопросы. Но я предпочитаю от них отказаться и ограничить показания свидетельницы тем, что уже сказано.

– То есть вы совсем не хотите касаться этой темы? – спросила я.

Я знала, что когда Робелон услышит все факты, он не упустит возможности напомнить присяжным, что Воллис один раз уже сумела защитить себя в момент смертельной опасности. Значит, она могла справиться и с Триппингом. Я же собиралась подчеркнуть разницу в этих ситуациях, указав на то, что ночью шестого марта Пэйдж боялась не за себя, а за жизнь мальчика.

– Я уже заявил протест.

Моффет решил уподобиться Соломону и разделить ребенка пополам.

– Алекс, что вы хотите доказать? Что мисс Воллис убила человека в порядке самозащиты? У нее было оружие?

– Нет, Ваша Честь. Оно было у злоумышленника. Он приставил к горлу свидетельницы нож, между ними завязалась борьба, и, когда они оба упали на пол, он наткнулся на собственный клинок.

– Ясно. Вы можете расспросить об этом мисс Воллис. Но не надо подробно вдаваться в ее прошлое. Теперь вы, – обратился он к Питеру Робелону. – Вас я тоже ограничу. Оставайтесь в рамках, обозначенных мисс Купер. Ничего лишнего.

Все это означало, что, по мнению Моффета, присяжные уже приняли сторону Робелона. Он просто не хотел затягивать мою агонию.

Пэйдж вкратце рассказала об убийстве. Я вернулась к событиям мартовской ночи и расспросила о том, как после ее признания Триппинг позволил ей уйти вместе с его сыном. Позже я собиралась объяснить, почему обвиняемый остался дома и не попытался сбежать до приезда полицейских, – он поверил словам Воллис и решил, что она действительно не станет заявлять в полицию.

– Что вы сделали, покинув квартиру?

– Я пошла по улице вместе с Даллесом. Мне надо было объяснить ему, что я собираюсь делать. Чтобы он понял, что мое обращение в полицию ничем ему не повредит и он имеет полное право спокойно жить у себя дома. Сначала мы зашли в кафе. Я угостила его завтраком, подумав… Простите, сэр. Мальчик выглядел так, словно голодал несколько месяцев. Мы проговорили почти час. Когда мы вышли, я остановила первого же полицейского и попросила отвезти нас в участок.

Я знала, что скажет Робелон во время перекрестного допроса. Итак, мисс Воллис, заметит он, после того, как вас изнасиловали, и до того, как обратиться в полицию или к врачу, – вы решили плотно позавтракать яйцами с беконом? Или это была яичница? Чем вы сдобрили свой кофе, безалкогольным коктейлем или «Кровавой Мэри»?

– Куда вы поехали после полицейского участка?

– В больницу. Меня отвезли в Беллвью.

– Вас там осмотрели?

– Да, меня обследовала медсестра. Кажется, их называют судебно-медицинскими сестрами. Она устроила мне очень тщательный осмотр.

Я во всех подробностях расспросила Пэйдж о болезненной процедуре, через которую проходят все жертвы изнасилования, начиная с взятия мазков для анализа ДНК и кончая сбором лобковых волос и соскобов из-под ногтей.

– Мы согласны с результатами обследования, – заявил Робелон.

Разумеется, он был согласен. Они ничем не могли повредить его клиенту.

– У вас нашли какие-нибудь телесные повреждения, мисс Воллис?

– Нет.

В делах об изнасилованиях редко фигурируют ссадины и синяки. На самом деле, из всех жертв сексуальных преступлений меньше трети имеют внешние следы насилия. Я не могла сказать об этом при допросе Пэйдж, но на следующей неделе медсестру вызовут в суд в качестве эксперта, и тогда у меня будет возможность озвучить эти факты.

– После этого вы когда-нибудь виделись или говорили с Даллесом Триппингом?

– Нет.

– После этих событий и до того, как прийти сегодня утром в суд, вы когда-нибудь виделись или говорили с обвиняемым?

– Нет.

Я довела процедуру допроса до конца, оговорила все неясные моменты и сообщила суду, что у меня больше нет вопросов к свидетельнице. Было уже около четырех часов дня, когда, бросив быстрый взгляд через плечо, я убедилась, что в зале по-прежнему нет ни одного зрителя.

Робелон встал, собираясь приступить к перекрестному допросу, но судья подозвал нас взмахом гранатового перстня.

– С минуты на минуту должна подойти эта женщина с ребенком. Может, нам лучше отложить допрос до понедельника?

– Я готов продолжать, Ваша Честь.

Я знала, что Робелон хотел задать Воллис хотя бы несколько вопросов. Если процедуру начнут, Пэйдж запретят говорить со мной о деле до конца выходных. Его намерения не вызывали сомнений, и я заявила протест, хотя у меня не было оснований настаивать на своем праве общаться со свидетельницей. Мое любопытство в отношении Гарри Стрэйта, который так и не появился в зале, вполне могло подождать до понедельника.

Мне было ясно и другое: Робелон не хочет, чтобы присяжные целых два дня находились под впечатлением ее рассказа, который мог настроить их на сочувственный лад. Вместо этого он собирался еще раз указать на то, что у Пэйдж не обнаружили телесных повреждений, тогда на выходных эта мысль как следует укоренится в умах присяжных и сделает их более восприимчивыми к его идее «секса по взаимному согласию».

– Добрый день, мисс Воллис, меня зовут Питер Робелон, – сказал адвокат, подчеркнув тот факт, что в отличие от меня он никогда не встречался со свидетельницей. – Судя по результатам медицинского осмотра, у вас не нашли никаких телесных повреждений. Это верно?

– Да.

– У вас не было кровотечения?

– Нет.

– Покраснений или внутренних припухлостей?

– Я… я не знаю.

– Физического дискомфорта или каких-то других жалоб?

– После того как я вышла из спальни вашего клиента, нет.

– Разрывов или повреждений, потребовавших наложения швов?

– Нет.

– И в дальнейшем вам не понадобилось медицинское обследование или лечение?

– Разумеется, понадобилось. Мне пришлось пройти тесты на венерические болезни, – ответила Пэйдж, глядя уже на адвоката, а не на присяжных. – Я боялась последствий незащищенного секса.

Робелон допустил тот же просчет, что и многие другие адвокаты, попытавшись интерпретировать в свою пользу сухие данные медицинского отчета.

Он задал наспех еще несколько вопросов и на этом остановился, решив подготовиться к делу более основательно. Не прошло и десяти минут, как он заявил суду, что готов отложить заседание до понедельника.

Моффет отпустил присяжных, распорядился проводить Пэйдж Воллис в комнату для свидетелей – позже я должна оформить ее пропуск из здания суда – и попросил секретаря позвонить мисс Таггарт и узнать, почему они с Даллесом задерживаются.

Как мы и договорились, в половине четвертого приехал Мерсер Уоллес, чтобы дождаться Пэйдж и отвезти ее домой. Когда я вошла в комнату для свидетелей, он уже был там вместе с ней.

– Алекс, – при моем появлении она вскочила с места, – я хочу еще раз извиниться за то, что произошло сегодня утром. За всю эту… историю с Гарри Стрэйтом. Я хочу объяснить…

– Я тоже хочу этого, Пэйдж. Но нам придется подождать до следующей недели. Несколько месяцев назад вы откровенно рассказали мне о том, что убили человека, и почему-то полностью умолчали о бывшем любовнике, который непонятно как замешан в этом деле.

Мерсер покачал головой, явно желая, чтобы я не давила на Пэйдж и дала ей немного отдохнуть.

– Я просто пытаюсь извиниться. Мне и в голову не приходило, что это имеет какое-то значение.

– Ладно, все нормально. Короче, до тех пор, пока вы даете показания, мы с вами можем обсуждать только административные дела. – Я отложила все вопросы до понедельника, когда Мерсер снова привезет ее в здание суда.

Вошла Максина и вернула Пэйдж записную книжку. Мерсер протянул ей портфель, который она оставила у меня в кабинете.

– Наверно, лучше оставить это вам, Алекс. – Пэйдж открыла портфель и достала коричневый бумажный пакет. – Мне прислали ее из больницы, когда Даллеса поместили в приют и у них не оказалось его домашнего адреса.

Я взяла пакет и вынула из него синюю ветровку. На спине белыми буквами было написано «Янки», на груди красовалась эмблема клуба. Я улыбнулась. По крайней мере, теперь у меня есть хоть что-то общее с мальчиком.

– Я надеялась, что увижусь с ним сегодня и сама отдам куртку, – продолжала Пэйдж. – Поэтому и захватила ее с собой. Мне хотелось с ним поговорить, узнать, как…

– Забудьте об этом, Пэйдж, – сказала я. – По крайней мере, до тех пор, пока все не закончится. Сейчас я не смогу вам помочь, даже если захочу. Но эта куртка мне очень пригодится, когда я встречусь с Даллесом. Она поможет наладить с ним контакт. Я постараюсь купить к ней бейсболку.

– Значит, вы передадите ему куртку от моего имени?

– Конечно.

– В конце месяца будет решающая игра, и у меня как раз есть два билета, – заметил Мерсер. – Может, я оставлю Алекс дома и возьму с собой паренька.

– Для мальчика куртка была чем-то вроде талисмана, – сказала Пэйдж. – Он цеплялся за нее, как за спасательный круг. Ветровку ему подарила бабушка незадолго до смерти, и в то утро, когда я забрала его из дома, он отказался уходить без нее.

Я убрала куртку в пакет, радуясь, что, когда начну разговор с Даллесом, у меня в руках будет ниточка, которая связывает его со счастливым прошлым.

– Давайте подумаем, что мы еще можем сделать для вас, пока вы не ушли домой, – сказала я. – Свяжитесь с Мерсером, если в эти выходные у вашего дома появится Гарри Стрэйт. Или если будут какие-нибудь звонки. Хорошо?

– Договорились.

Поблагодарив Пэйдж Воллис за стойкость и терпение, проявленные на допросе, я отпустила их с Мерсером. Мы с Максиной направились по коридору в центральный холл, чтобы вернуться в зал через парадный вход.

В вестибюле, около зала, прислонился к колонне Майк Чэпмен. В руке он держал пачку «Мальборо», – хотя сигарет никогда не курил, – из которой торчала тонкая металлическая проволока, изображавшая антенну. Подойдя ближе, я увидела, что Майк разговаривает с коробкой, а в нескольких шагах от него расхаживает взбешенный Эндрю Триппинг.