Текст книги "Мертвечина"

Автор книги: Линда Фэйрстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

26

Блеск золотых и серебряных монет в витрине конторы братьев Старк зачаровал меня не меньше, чем Холи Голайтли[17]17
  Героиня рассказа Трумена Капоте «Завтрак у Тиффани» и одноименного фильма режиссера Блэйка Эдвардса с Одри Хепберн в главной роли.


[Закрыть] – сияние алмазов в магазине «Тиффани». Каждая монета лежала на бархатной темно-синей подушечке, и все вместе напоминало скорее музейную экспозицию, чем выставку товара.

Майк приехал последним, и мы втроем представились секретарше в приемной комнате. Чэпмен небрежно оглядел коробки с монетами.

– Неплохая копилка у этих ребят, верно?

– Чем сегодня занимался? – спросил Мерсер.

– Так, слонялся здесь и там. Пытался выяснить, кто вчера огрел мисс Купер зонтом по спине.

– Ты узнал в 1-м округе, у них были похожие случаи?

Майк обернулся к Мерсеру.

– Черт, хорошо, что она не заезжает ко мне по утрам, проверять, надел ли я трусы.

– Значит, ничего похожего?

– В Нижнем Манхэттене есть пара горячих точек. Но место между паромной станцией и автобусными остановками обычно хорошо патрулируется. Дельцы с Уолл-стрит слишком часто жаловались на бродяг и попрошаек.

– Ты проверил надзирателей из женской тюрьмы?

– Мы получили данные на всех охранников. Какой у них рабочий график и все такое. Хотя ты не видела лицо того парня, я на всякий случай запросил их фотографии с указанием веса и роста. Кстати, у меня появилась еще одна идея.

– Какая? – спросил Мерсер.

– Насчет судебных исполнителей. Эти парни тоже носят синие форменные штаны. Один из них мог проследить за Куп от здания суда до церкви, а потом подождать ее снаружи.

– Господи, уж там-то у меня никак не может быть врагов! – воскликнула я со смехом. – Благодаря моему отделу эти ребята заработали кучу сверхурочных. К тому же, когда я веду дело, Лора всегда угощает их печеньем.

– Ладно, а что скажешь о своей подруге Этте Гаттс? Один из ее двоюродных братьев работает судебным исполнителем. Это любимый дядя малышки Тиффани, брат ее покойного отца.

– Где, в уголовном суде? – спросила я, пытаясь вспомнить чиновника по фамилии Гаттс.

– Нет. В Верховном, по гражданским делам. Дом 60 по Центр-стрит.

– Но я никогда…

– Она обещала с тобой разобраться, помнишь?

– Да, но Тиффани сегодня звонила Уиллу Недиму. Он считает, что она хочет расколоться и сдать нам Кевина Бессемера.

– Может, ее мамочка об этом еще не знает. Подумай сама, вчера вечером ты как раз должна была пройти мимо Верховного суда.

– Но как он меня узнал?

– Не будь наивной, Куп. Он мог прийти вместе с Эттой Гаттс в тот первый раз, когда она заявилась к тебе после ареста Тиффани. У него такая же форма, он работает в суде, и для миссис Гаттс вполне естественно обратиться к нему за помощью. А потом он попросил кого-нибудь тебя показать. Возможно, именно этот парень проколол тебе тогда шины.

Мерсер вмешался в разговор.

– Налицо мотив, возможность…

– Скоро я буду чувствовать себя в безопасности только у «П. Дж. Бернстайна».

Небольшой магазинчик и закусочная на углу соседней улицы были идеальным местом, куда я всегда могла обратиться в поисках уютной обстановки и куриной лапши, если мне не хотелось уходить далеко от дома.

– Не считая того, что тебя может стошнить от картофельных оладий, – сказал Мерсер.

– Мистер Старк ждет вас. – Секретарша нажала кнопку на своем столе и отрыла дверь во внутренние помещения.

Не успели мы переступить порог, как снова раздалось жужжание. Поднялась металлическая решетка вроде тех, что ставят в банковских хранилищах, и мы двинулись дальше под присмотром видеокамер.

Бернард Старк стоял у стола и смотрел в окно на Центральный парк и дождевые тучи над ним. Старку уже давно перевалило за шестьдесят, но он выглядел очень крепким. Загорелый, с редеющими седыми волосами и обаятельной улыбкой, в отлично сшитом дорогом костюме.

– Мне не раз приходилось сотрудничать с правительством, мистер Уоллес, с министерством финансов, Федеральным резервным банком и Монетным двором. Но ко мне редко обращались из прокуратуры. Чем могу помочь?

Мерсер объяснил ситуацию.

– У нас возникли кое-какие вопросы в процессе следствия. Мы подумали, может, вы нас немного сориентируете, прежде чем выберем неправильную дорогу и зайдем по ней слишком далеко.

– Разумеется, мы с удовольствием заплатим за вашу консультацию, мистер Старк, – добавила я.

– Скажите, о чем идет речь. Возможно, я смогу дать вам пару полезных подсказок. – Он подмигнул мне. – Денег я за это не возьму.

– Боюсь, пока у нас очень мало фактов, – сказал Мерсер. – Мы расследуем убийство. Похоже, преступник – или преступники – надеялись, что у жертвы могут оказаться очень дорогие вещи.

– Этот человек был коллекционером? – спросил Старк. – Поэтому вы пришли ко мне?

– Нет, она ничего не собирала. Мы нашли у нее в доме несколько ценных предметов, которые ей подарили много лет назад.

– Понятно. Она была из богатой семьи? Возможно, это один из старых клиентов моей фирмы? Я не мог читать ее некролог в газете?

Вряд ли, подумала я, если вы не выписываете «Амстердам Ньюс».

– Нет, ее убийство не вызвало большого резонанса.

Мерсер достал из кармана полиэтиленовый пакет для хранения улик, на котором было написано, где и когда нашли его содержимое, и передал Бернарду Старку.

– Можно высыпать их на стол и рассмотреть как следует?

– Конечно.

Старк перевернул пакет и аккуратно вытряхнул монеты на роскошный кожаный блокнот. Он передвинул их указательным пальцем, словно шашки на доске, и отсортировал по цвету и размеру.

– Что скажете? – поинтересовался Майк.

Торговец не торопился отвечать.

– Большинство монет довольно старые. Это видно по датам.

– Да, но какова их ценность? – нетерпеливо спросил детектив. – Они чего-то стоят?

– Взгляните сюда. – Старк указал на маленькие монеты, по виду ничем не отличавшиеся друг от друга. – Это пробные образцы. Они никогда не поступали в обращение. «Трехцентовые никели» – так их называли.

– И сколько за них могут дать на аукционе? – оживился Майк.

– Вот эта серия, датированная 1871 годом, оценивается по сто долларов за штуку. Те, что отчеканили двадцатью годами позже, примерно по двести.

Конечно, королевским даром это не назовешь, но мы не раз сталкивались со случаями, когда людей убивали за пригоршню мелочи или неправильную парковку.

Мерсер передал ему еще один пакет.

– Хм. – Старк извлек из ящика ювелирную лупу и вставил ее в глаз. – Вижу, у вас есть и иностранные монеты. Румыния, Швеция, Греция. Не бог весть какая ценность, но весьма любопытно. Говорите, они принадлежали любительнице, а не профессионалу?

Я не стала объяснять, что хозяйка украла эти предметы у коллекционера мирового класса. Бернард Старк был и без того заинтригован.

– Дело в том, что покойная… – начала я и осеклась. – В общем, она получила наследство от старого друга. Или что-то вроде этого, мы пока не совсем уверены.

– Здесь чувствуется чей-то опытный глаз, мисс Купер. Трансильвания, 1794 год.

Мы наклонились, чтобы посмотреть на указанный экземпляр.

– Два дуката. В последний раз, когда я видел такую вещицу, она стоила, – он прикинул в уме, – почти тысячу долларов.

Большинство магазинчиков в квартале Куини не принимали трансильванские дукаты. Наверно, она не могла расплатиться ими со своими мальчиками на посылках.

– Не хочу вас обидеть, мистер Старк, но как вы можете на глаз определить, что монеты настоящие? – полюбопытствовал Майк.

– Надеюсь, вы не хотите выведать мои секреты, детектив? – рассмеялся старик. – А для чего, по-вашему, люди несут ко мне золото и серебро? Это мое ремесло, мистер Чэпмен, как ваше – ловить преступников. Но если вы не доверяете моим глазам, всегда найдутся способы установить их подлинность.

Мы наблюдали, как он брал каждую монету, вертел ее в руках и разглядывал с обеих сторон.

– Видите эту красотку? – спросил Старк. Копаться в ворованной коллекции Куини, похоже, доставляло ему искреннее удовольствие. – Очень необычно. Давно не видел ничего подобного.

– А что это? – спросил Майк.

– Десятицентовик 1844 года. Только с изображением сидящей Свободы. Отличная поверхность натурального серебра, мы называем это «цвет шампань». Превосходно, мистер Уоллес, превосходно. Есть еще?

Мерсер протянул ему третий мешочек. В нем лежало еще несколько малоинтересных пробников, и широкая улыбка Старка вернулась только после того, как он взял в руки большой серебряный медальон и рассмотрел бледно-зеленую патину.

– Отменный экземпляр. Просто отменный. Взгляните на дату.

Он показал нам медальон, не выпуская его из рук. Надпись на латыни, которая шла по верхнему краю, гласила: «Свободная Америка».

– Четвертое июля 1776 года, – сказала я.

Майк рассматривал медальон с другой стороны.

– Здесь нет никакой цифры. Что это за монета?

– На самом деле это медаль. Здесь вы видите младенца Геракла – символ американских колоний, – вступившего в схватку с трусливым британским львом. Можете перевести латинскую фразу на обороте?

– Простите, нет.

– «Мальчик бесстрашный, храним богами».[18]18
  Пер. Н. С. Гинцбурга.


[Закрыть] Цитата из «Од» Горация, – пояснил Старк. – После сражений при Саратоге и Йорктауне каждый из членов Континентального конгресса[19]19
  Первый Континентальный конгресс (1774–1781), в 1776 г. принял Декларацию о независимости.


[Закрыть] получил такую медаль.

Майк сразу заинтересовался, как всегда, когда речь заходила о войне.

– Вы видели такие раньше?

– Они очень редки, мистер Чэпмен. Это превосходная, но весьма немногочисленная серия.

– Сколько можно получить за нее на черном рынке?

– Вопрос некорректный, детектив. У таких вещей нет уличной стоимости. Я уже сказал, это не монета. Но на аукционах медаль имеет большую ценность. В последний раз такую продали за десятки тысяч долларов.

Секретарша внесла в комнату большой поднос, украшенный ярким орнаментом с изображением монет всех видов и форм. На подносе стоял кофейник и несколько бутылок содовой.

Мы сделали паузу, чтобы освежиться.

Старк стоял с чашкой и блюдцем у окна, по которому начал стучать дождь.

– Я готов оказать вам любую помощь, но надеюсь, что вы посвятите меня в свою маленькую тайну.

– Тайну? – переспросил Майк.

– Моя семья почти сто лет занимается этим бизнесом. Мы ежегодно отслеживали покупки и продажи самых ценных и дорогих монет, – сказал Старк. – Как только вы выйдете из этой комнаты, я просмотрю все записи по «Libertas Americana» и постараюсь выяснить, где эта медаль пропадала последние полвека.

Я не стала возражать, хотя Куини хранила ее у себя намного дольше.

– Думаю, что принесу вам больше пользы, если вы скажете мне, с кем я имею дело. – Старк отвернулся к окну и предоставил нам возможность договориться за его спиной.

Я кивнула Майку – убийство Куини было его делом.

– Честно говоря, мы не очень ясно представляем себе, что нужно искать. Мы не знаем также, что искал преступник и нашел ли он то, что хотел. Жертва убийства, – добавил он после короткой паузы, – одинокая женщина-инвалид восьмидесяти двух лет, жившая в Гарлеме.

– С такими монетами? Без охраны, у себя дома?

– Мы нашли их у нее в шкафу, рассыпанными по полу. Грабитель – возможно, он был также и убийцей – видимо, успел хорошо их рассмотреть.

Майк помолчал, прежде чем продолжить.

– Сейчас об этом мало кто знает, но в молодости у нее был роман с одним из самых богатых людей мира. Он коллекционировал разные вещи, в том числе эти железяки. – Он перекладывал монеты на зеленой коже.

Старк уже почуял дичь. Он сел в кресло и развернулся к монитору.

– Уверен, что найду его в своей базе. Любой американец, выставлявший монеты на аукцион или приобретавший их в частную коллекцию, хоть раз прибегал к услугам нашей фирмы.

– Боюсь, это еще одна проблема, – произнес Майк. – Тот парень жил не в Штатах. Он не был американцем.

Майк снова взглянул на Мерсера и получил одобрительный кивок.

– Короче, это был король Египта.

Бернард Старк отодвинулся от клавиатуры и посмотрел ему прямо в глаза.

– Эта женщина хранила в гардеробе монеты из коллекции Фарука? Неудивительно, что она мертва.

27

Отодвинув монеты в сторону, Бернард Старк встал и закрыл дверь кабинета.

– Сокровища Фарука никого не доводили до добра. Удивительно, почему к ней не заявились правительственные агенты и не потребовали полного отчета.

Майк решил, что Старку можно доверить эту тайну.

– Представьте, что Куини добыла свои дукаты не самым честным путем. Скажем, она считала, что парень задолжал ей несколько долларов, и решила прихватить с собой пригоршню монет.

– Тогда понятно. Значит, Секретная служба просто не знала, где искать, а люди, через которых вещи попадали на рынок, не подозревали об их подлинной ценности, – сказал Старк, размышляя вслух.

– Почему вы уверены, что федералов могут заинтересовать старые ржавые железяки стоимостью в несколько тысяч долларов? – спросил Майк.

– Когда речь идет о короле Фаруке, на охоту выходят все, от Секретной службы до ЦРУ.

Слова Старка раздули тлеющий огонь. Почему он упомянул ЦРУ?

Мерсер подхватил тему в присущем ему мягком и непринужденном стиле.

– Боюсь, кое-что мне не совсем понятно, мистер Старк. Мы знаем, что Фарук собирал фамильные драгоценности всех королевских семей мира и что одни только яйца Фаберже могут стоить целое состояние. Мисс Рэнсом пришлось бы вывезти несколько мешков таких… скажем, мелких денег, чтобы получить за них подобную цену. Не понимаю, какой вообще был смысл связываться с монетами.

– Вы можете поговорить с экспертом по драгоценностям и узнать, чем отличаются яйца Фаберже и какова их рыночная стоимость. Что касается моей специализации, уверяю вас, детектив, что ей надо было взять всего одну-единственную монету. В коллекции Фарука существовал экземпляр, ради которого многие люди могли бы совершить убийство.

– Может, как раз его она и взяла? – предположила я. – Если вы опишете…

– Куини – так вы ее, кажется, называете? Куини не могла взять ту монету, о которой я говорю, – с улыбкой возразил Старк. – Она прошла долгий тернистый путь и в конце концов попала в наши руки. Я только хотел сказать, что многие вещи, которые приобретал Фарук, стоят огромных денег.

– Все же вернемся к упомянутой вами монете – той, которая прошла тернистый путь. Возможно, существует и другой экземпляр.

– О, нет, мисс Купер. Такие редкости «созданы из вещества того же, что наши сны»,[20]20
  У. Шекспир, «Буря», акт IV, сцена 1 (пер. М. Донского).


[Закрыть] и поймать их столь же трудно, как Синюю птицу. Эта монета – наша монета! – была скорее орлом, и я абсолютно уверен, что другой такой нет во всем мире.

– Вы говорили о ЦРУ и Секретной службе, – напомнил Майк. – Они-то как в этом замешаны?

– Я думал, вы знаете эту историю, детектив. Она вполне заслуживает самого тщательного полицейского расследования. Вам когда-нибудь приходилось слышать о «двойном орле»?[21]21
  Старинная американская золотая монета в двадцать долларов.


[Закрыть]

Старк подошел к стеклянной витрине в дальнем конце комнаты. Достав из нагрудного кармана маленький ключ, он отпер дверцу и снял с верхней полки черную кожаную коробочку с двойной застежкой.

У стола он открыл коробку и несколько секунд смотрел на большую монету, прежде чем передать ее нам.

– Это всего лишь копия, сделанная с золотого оригинала. Возможно, речь идет о самой замечательной из когда-либо отчеканенных монет.

Я взяла из гнезда блестящий диск и провела пальцем по его выпуклой поверхности.

– Она действительно великолепна, – сказала я.

Старк снял бумажку, приклеенную к внутренней стороне крышки.

– Вот выдержка из каталога того аукциона, где мы ее продали. Здесь она описана лучше, чем это мог бы сделать я.

Он зачитал текст. «Фигура Свободы изображена устремленной вперед, в широких одеждах, развевающихся на ветру. В левой руке она держит оливковую ветвь, в правой – горящий факел. По краям диска расположено сорок восемь звезд, внизу представлены здание Капитолия и солнечные лучи, расходящиеся от ног Свободы. Год выпуска 1933».

Майк взял у меня монету и перевернул на другую сторону. На реверсе были искусно отчеканены профиль летящего орла и достоинство монеты – двадцать долларов США.

– Вы продали одну из них на аукционе? – спросил Майк.

– Прошу прощения, мистер Чэпмен. Не хочу вас напрасно обнадеживать. Мы продали единственный экземпляр. Тот самый, что находился в коллекции Фарука. Аукцион состоялся в июле 2002 года.

– Но почему вы так уверены, что он единственный? Других не сделали?

– Нет, почему же, сделали, но правительство не пустило их в оборот. Всю серию уничтожили.

– Любопытно узнать, сэр, на сколько потянула ваша красотка. Какую цену вам за нее дали?

Старк ответил с нескрываемым удовольствием.

– Это было во всех газетах, мистер Чэпмен. Мне нечего скрывать.

Он аккуратно взял золотой диск, зажав его между большим и указательным пальцем.

– «Двойной орел» был продан дороже, чем любая другая монета за всю историю подобных аукционов. – Старк надулся от гордости. – За семь с лишним миллионов долларов.

Я взглянула на полиэтиленовые пакетики Мерсера с их ценным содержимым, тянувшим, однако, всего на несколько тысяч. Казалось невероятным, что одна-единственная монета достоинством в двадцать долларов могла стоить семь миллионов.

Майк тоже отнеся к этому скептически.

– Ради смеха, мистер Старк. Допустим, существует второй экземпляр. Точь-в-точь как ваш, чистейший оригинал. Предположим, мы нашли его в общей куче и принесли вам для оценки. Сколько бы вы мне за него дали?

– Ничего, мистер Чэпмен. Ни цента.

Майк рассмеялся.

– Ну, я смог хотя бы вернуть свои двадцать баксов?

– Нет, не смогли бы. Ваша гипотетическая монета не стоила бы даже тех двадцати долларов, что отчеканены у нее на оборотной стороне. Она стала незаконна в тот самый день, как появилась на свет.

Майк скопировал положение пальцев Старка, все еще державшего «двойного орла». Только у него в руках оказалось пустое место.

– Ноль. Пшик. Ничто.

– Конечно, мы могли бы ее расплавить и получить стоимость входящего в нее золота, но не более того.

– Интересно, почему?

– Все очень просто, детектив. После того как деньги выходят с Монетного двора, они должны поступать в обращение. Эту процедуру осуществляет министерство финансов, и без нее любая монета – включая «двойного орла» – не имеет законного статуса. Только процесс обращения делает их настоящими деньгами. – Старк вздохнул. – Вся ценность этого экземпляра связана с его исторической значимостью и уникальностью.

– Не расскажете подробнее?

– Разумеется. Надеюсь, мне удастся очаровать своим рассказом мисс Купер и выманить кое-что из ее маленьких сокровищ, – ответил Старк, имея в виду наследство Куини. – Я бы с удовольствием посмотрел на все, что вы нашли в гардеробе этой дамы.

Он начал с Золотой лихорадки сороковых годов девятнадцатого века, которая поставила молодую американскую нацию в ряды богатейших государств мира.

– Для растущей экономики министерству финансов требовались деньги с большим номиналом, чем золотой доллар. В то время самая дорогая монета имела достоинство десять долларов. Поэтому в Конгресс представили законопроект о выпуске металлического денежного знака достоинством двадцать долларов, содержащего почти унцию чистого золота.

Старк вернулся к стеклянной этажерке и принес еще несколько экземпляров из своей коллекции.

– Большинство этих двадцатидолларовых монет поступило в обращение, – продолжал он. – Их чеканили почти ежегодно между 1850 и 1933 годами.

Он протянул мне более старый вариант «двойного орла».

– Он выглядит совсем не так элегантно, как ваш, – заметила я.

– Спасибо Тедди Рузвельту. Будучи президентом, он встретил человека, которого многие считают величайшим скульптором Америки.

– Кто это? – спросил Мерсер.

– Сен-Годен. Огюст Сен-Годен. Рузвельт как-то пожаловался ему, что американские деньги выглядят недостаточно изящно. Старина Тедди мечтал об античной стройности и изысканной чеканке. Он нашел подходящего человека для воплощения своего замысла. Новый золотой «двойной орел» стал символом мощи и процветания Америки и превратился в предмет вожделения с того момента, как появился в обращении.

– Но на монете всего одна птица, – перебил Майк. – Почему его называют «двойным орлом»?

– Потому что он имеет двойной номинал по сравнению с десятидолларовой монетой, которую условно называли «орлом».

– И кто остановил полет этого «орла»? – спросила я.

– Другой Рузвельт, мисс Купер. Франклин, кузен Тедди. К 1933 году, когда состоялась его инаугурация, страна погрузилась в Великую депрессию. Газеты продавали за два цента, а пачку сигарет – за четвертак. Единственное, что сохраняло ценность во время кризиса, – это само золото.

– В банках началась лихорадка, и люди стали скупать золотые монеты, – добавил Мерсер.

– Поэтому через два дня после присяги президент Рузвельт закрыл все банки, наложил запрет на экспорт любых драгоценных металлов и лишил Америку золотого стандарта. После 1933 года в Соединенных Штатах больше никогда не чеканили золотые монеты.

– Значит, экземпляр Фарука появился до принятия этого закона?

– В том-то все и дело, мистер Чэпмен. Министерство финансов запретило легализацию любых золотых монет. Но оно не запретило их производство.

– И «двойной орел» Фарука появился уже после того, как мы отказались от золотого обеспечения? – поинтересовалась я.

Старк кивнул.

– В конце концов, Монетный двор – это просто фабрика. Клише для монеты было уже сделано, золотые слитки приготовлены, и через месяц после принятия закона сто тысяч «двойных орлов» появились на свет. Только тут министерство финансов спохватилось и запретило Монетному двору вводить их в обращение.

– Выходит, золотые «двойные орлы» существовали…

– Да, мистер Чэпмен, – сказал Старк. – Но они стоили не больше, чем маленькие золотые медальоны.

Майк откинулся в кресле.

– Целая стая золотых птичек вылетела из гнезда. Как их вообще можно отследить и сосчитать?

– Есть множество разных способов и правил, которые существуют так же давно, как и сама эта страна, – ответил Старк. – Римляне пробировали свои монеты, и наши отцы отечества также позаботились о создании пробирной палаты. Образцы из каждого выпуска – всего несколько сотен штук – тщательно взвешиваются и подвергаются скрупулезным анализам в лабораториях, пока все остальное хранится в Монетном дворе.

– А что стало с сотней тысяч «двойных орлов»?

– В 1937 году из министерства наконец поступил приказ, подписанный самим президентом: пустить всю серию на переплавку. Правительство было уверено, что все до единой монеты уничтожены.

– Тогда как же наш «орел» вылетел из клетки? – спросил Майк.

– Боюсь, тут дело не обошлось без нашей компании, – пояснил Старк. – 1944 год. Мой отец уже десять лет успешно занимался бизнесом, когда на рынке появилась крупная частная коллекция, которую он купил для перепродажи на аукционе. Коллекция принадлежала полковнику Джеймсу Флэнагану.

Старк отпил глоток кофе.

– Отец поместил объявление во все газеты. В качестве последнего и самого дорогого лота будущего аукциона значился «исключительно редкий экземпляр – „двойной орел“ 1933 года». Он просто не мог поверить своей удаче.

– Мухи сразу слетелись на мед, – ввернул Майк.

– Естественно, объявлением заинтересовались самые крупные фигуры в области нумизматики, и один из них недолго думая позвонил в Монетный двор и попросту спросил, почему эта монета считается такой редкой. Он хотел узнать, сколько их было выпущено и какое количество поступило в обращение.

– И ответ был – ни одной?

– Вот именно. После этого в дело вмешались федералы. Монетный двор пригласил Секретную службу…

Я перебила Старка, переглянувшись с Майком и Мерсером.

– Конечно, я в курсе, что Секретная служба считается подотделом министерства финансов, но, хоть убейте, не знаю, почему. Мне всегда казалось, что она занимается только защитой президента.

Майк просветил меня в вопросах истории.

– Секретную службу создали в 1865 году специально для борьбы с фальшивомонетчиками, а также для силового обеспечения всех законов, касающихся финансовой системы и общей безопасности правительства. Охранять президентов они стали только после убийства Маккинли.

Старк вернулся к своему рассказу.

– Итак, в 1944 году, на второй день аукциона, мой отец сидел за столом в своем кабинете. Неожиданно к нему вломились два агента Секретной службы, которые заявили, что монета Флэнагана была украдена из Монетного двора, что она не имеет никакой ценности и они намерены конфисковать ее, прежде чем она попадет на аукцион.

Майк решил кое-что уточнить.

– А у кого Флэнаган купил этого нелегального «двойного орла»?

– Именно это и хотели знать в Секретной службе, – слегка нахмурившись, ответил Старк. – Кроме того, они спросили отца, почему в каталоге аукциона написано, что не меньше десяти экземпляров этой монеты находится в частных руках, и откуда у него такая информация.

– И они получили ответы?

– Разумеется. Отец и дядя проявили чрезвычайную готовность к сотрудничеству. – Старк снова заулыбался. – В конце концов они выложили за «орла» огромную сумму – шестьсот долларов. Они представили все чеки и квитанции и привели Секретную службу прямо к ювелиру, в сейфе которого хранилась монета.

– Значит, по крайней мере до одной они добрались, – сказал Майк.

– Совершенно верно, детектив. Это был один из первых уроков, полученных мной от отца. Главный агент Секретной службы потратил еще несколько месяцев на поиски других «двойных орлов», о которых рассказал отец. Он рыскал повсюду, как ищейка, в Филадельфии, Балтиморе, Мемфисе, Лондоне.

– Сколько экземпляров украли из Монетного двора и сколько избежали уничтожения? – спросила я.

– Десять. Они выяснили это, обратившись к тестовым образцам, которые в отличие от всей серии не переплавили по распоряжению правительства.

– И сколько из них Секретной службе удалось вернуть?

– Девять. Девять экземпляров обнаружили. Все, кроме одной монеты, попавшей к королю Фаруку.

– Правительство узнало, кто совершил кражу?

– Следствие выяснило все детали. В тот год, когда пропали «двойные орлы», в отделе пробации служил один мошенник по имени Джордж Маккейн. После 1937 года, в период между исчезновением «орлов» и аукционом, Маккейна арестовали за кражу ценностей.

– Значит, он сидел в тюрьме?

– Да, за то, что украл потом. В похищении «орлов» он не признался, и суд не предъявил ему это обвинение. Но в Секретной службе думают, что схема была та же. Когда отбирали образцы для пробации, – а Маккейн имел полный доступ к этим материалам, – он просто заменил несколько монет другими, такого же размера и веса, но не имевшими никакой ценности.

– Обычный фокус с подменой, – заметил Майк.

– Верно. Никто никогда не заглядывал в мешки с образцами, – сказал Старк. – Как только выяснилось, что «двойные орлы» не станут легальными деньгами – то есть не пойдут в обращение, – их просто оставили лежать на полках до переплавки. А Маккейн воспользовался правом доступа к материалам для пробации и прихватил десяток золотых птичек.

– Но почему они решили, что монет было именно десять? – спросил Мерсер.

Старк помолчал.

– На основании взвешиваний, которые проводились во время пробации. По крайней мере, они считают, что это точная цифра.

– Тот парень из Секретной службы отлично поработал. – Майк записывал упомянутые Старком имена и даты. – Как бишь его звали?

– Агента, занимавшегося поиском «двойных орлов»? Его звали Стрэйт. Гарри Стрэйт.