Текст книги "Дом Монтеану. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Lina Mur

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Верно. Не получилось.

– А если бы у вас была возможность укусить или получить любую кровь. Любую во всём мире. Кто бы это был? Не думайте, просто отвечайте.

Томáс.

– Никто. Я хочу только человеческую пищу. К примеру, кусок мяса. Стейк или пасту. Да, сегодня хочу стейк. Здесь можно найти хороший кусок мяса?

– Можно, я поделюсь с вами, мы всегда закупаем домой свежее мясо и храним его в большом холодильнике.

– Я привезу его, – обещает Стан.

Прищуриваюсь, глядя на эту компанию.

– Так, вы что-то задумали, – произношу я.

– Да, Русó, мы задумали спасти тебя. А теперь давай дальше, – цокает Стан.

– Ладно. Я уже хочу спать, – прикрываю рот ладонью, сладко зевая.

– У меня вопросов нет. Наш сеанс закончен, вы можете отдыхать, Ваше Высочество.

– Так быстро. Надо же. Круто. Тогда я пошла спать и хочу кусок мяса, – произношу, быстро снимая с себя все датчики, и поднимаюсь на второй этаж.

Мне теперь, правда, хочется спать и довольно сильно. Я падаю на кровать и сразу же отключаюсь.

Я критически осматриваю своё тело в зеркале, и оно ни капли не изменилось с момента моего официального взросления. Оно такое же молодое и крепкое, каким было четыреста лет назад. Я не выросла, не поправилась и не постарела. Моё взросление остановилось, что часто бывает у таких, как я, то есть у вампиров с чистой кровью. Моя мама в свои годы выглядела моложе меня сейчас. И конечно, перед людьми мы притворялись сёстрами, сиротами или просто близкими родственниками. Но сейчас я смотрю на своё тело по иным причинам. Красиво ли оно?

– Стан! – кричу я, продолжая разглядывать свою грудь.

– Что? Я пытаюсь приготовить это грёбаное мясо!

– Поднимись! Мне нужна твоя помощь!

Внизу что-то бьётся, и я хихикаю себе под нос. Через несколько секунд Стан появляется в ванной и замирает, недоумённо глядя на меня.

– Это что значит? Ты голая, Русó!

– Я в курсе. Скажи, мне не хватает размера груди? То есть они должны быть больше?

– Прости, что? – друг приоткрывает рот, пока я сжимаю свою грудь, поднимаю и опускаю её.

– Помнишь то время корсетов, они так приподнимали грудь, отчего она казалась больше. Это красиво?

– Хм… что происходит, Русó? Хватит издеваться над своей грудью.

– Ну, скажи, Стан! Она нормальная? – спрашиваю я и бросаю на него злой взгляд.

– Она нормальная для твоего телосложения. Ты не высокая, точнее, среднего роста, у тебя всё нормально. К чему, вообще, все эти вопросы?

– Да так. Ищу то, что начало гнить в моём теле, – отвечаю, пожав плечами, и натягиваю трусики, а затем топик.

– Ты никогда не интересовалась своим телом. Я имею в виду, что ты никогда не разглядывала себя, Русó. Что случилось?

– Я же сказала, что думала о гниении. Я ведь умираю, – спокойно отвечая, выхожу из ванной и беру спортивные штаны, но потом меняю своё решение и выбираю облегающие лосины.

– Ты ещё не умираешь, это только вероятность. И ты не гниёшь. Мы бы учуяли запах.

– Ладно. Это подходит? – показываю Стану чёрную толстовку под номером один и чёрную толстовку под номером два.

– Они одинаковые, Русó.

– Нет, неодинаковые. У одной ворот треугольный, а у второй стойкой. У одной более узкий низ, а у второй свободный. Что мне больше подойдёт?

– Так, меня это пугает, Русó. Что, мать твою, происходит? Почему ты прихорашиваешься? Для кого ты это делаешь? – спрашивая, прищуривается Стан.

– Я не прихорашиваюсь. Я в домашних трикотажных лосинах и выбираю бесформенную толстовку, которая делает меня похожей на мальчишку.

– А это что? – Стан подхватывает прядь моих волос, и я возмущённо убираю её обратно к другим.

– Это мои волосы.

– Они чистые, и ты их уложила. Не собрала их, как делаешь это сотни лет, а распустила их.

– Они ещё влажные, просто сохнут. И они всегда у меня вились, я ничего не укладывала.

– А ну-ка, это что блеск на твоих губах, Русó?

Я дёргаю плечом и хватаю чёрный свитер.

– Это гигиеническая помада, у меня губы сухие.

– Конечно. И для кого этого? Русó, я ухаживаю, трахаю и наблюдаю за женщинами много столетий, и всё это точно доказывает, что ты делаешь это для кого-то, чтобы понравиться ему.

– Господи, почему ты считаешь, что мы, женщины, не можем делать что-то для себя? Почему только из-за вас мы должны быть красивыми? Нет, Стан, я делаю это для себя.

Беру свой рюкзак и прохожу мимо Стана.

– И куда ты пошла?

– Искать себе нормальный ужин.

– Я готовлю грёбаное мясо! Для тебя!

– Ты меня отравишь, и у тебя сковородка горит, – смеюсь, показывая на плиту.

– Чёрт возьми! – орёт Стан и летит к плите, пока я обуваю ботинки.

– Не сожги дом, Стан, а я пошла искать ужин. Вернусь, не знаю когда, папочка. Не жди меня.

– Русó! Русó, мать твою, стой! Русó! Да к чёрту!

Я смеюсь и сажусь в машину. Изначально, когда Стан сказал мне, что он будет готовить мясо, я уже знала, что мне придётся самой искать еду. Стан не умеет готовить. Это то, что он всегда ненавидел и ненавидит до сих пор. Он миллион раз пытался и даже решил пойти учиться у лучших поваров мира, но увы, кому-то это просто не дано.

Бросив машину в начале центральной улицы, я иду по тротуару, кивая и здороваясь с горожанами, пока не нахожу кафе. Оно ещё работает, но там очередь. Чёрт. А я хочу есть. Я, правда, безумно хочу есть. Ничего. Я нахожу бар, в котором мы были со Станом, но не решаюсь туда войти одна. Там мерзко и воняет, а ещё много мужчин. Сейчас я не в силах себя защитить от излишнего внимания, поэтому мне придётся отправиться в супермаркет и найти что-нибудь такое, что я смогу съесть. Сделаю себе сэндвич в машине, тоже неплохо. Хотя я бы не отказалась от пасты. А если я поеду к Саву и попрошу Майди приготовить мне пасту? Точно. Я пока ещё их королева, они меня немного боятся, и также смогу узнать, что решили его дети насчёт обращения. Пока я жива, мне нужно успеть обратить их, иначе потом Стан вряд ли сделает это сам.

Улыбнувшись своему идеальному плану, я вхожу в супермаркет и останавливаюсь у картошки. Нужна картошка в пасте? Я не знаю. А может лучше поехать в церковь и поесть там? Мне понравился суп и хлеб, ещё там есть Томáс. Нет, вот именно из-за того, что там Томáс я и не поеду. Мне нельзя с ним встречаться. Нельзя. Его кровь творит со мной безумные вещи, а я не хочу ему навредить. Так что паста у Майди. Так, а что входит в пасту, кроме макарон?

Оказалось, что я понятия не имею, как готовить еду. Я знаю, как сделать сэндвич: два куска хлеба, соус, ветчина, и нормально. Но я хочу пасту. Она вкусная. Я ела её давно, и мне очень понравилось. А какие макароны нужны? В общем, поеду к Саву и попрошу его меня покормить. Бесплатно и вкусно, а пасту приготовлю позже.

Когда я уже убедила себя в своих решениях, я направляюсь к выходу из супермаркета и хватаю первое попавшееся самое дорогое вино. Принесу в качестве подарка, тогда меня накормят.

– Флорина?

О нет.

О да.

Ну вот, даже моё тело раздвоилось. Кровь начинает бурлить, а в голове крик из фильма ужасов: «Нет! Не подходи ко мне! Спасите!».

– Пастор, – натягиваю улыбку и поворачиваюсь.

Томáс стоит с полной продуктовой корзиной прямо за мной. И к моему ужасу, он осматривает мой новый прикид и задерживается на моих распущенных волосах.

– Интересный выбор. – Томáс смотрит мне в глаза, и я не знаю, о чём он говорит. О моей причёске, свитере или ботинках?

– Резинку для волос потеряла, – произношу, быстро убирая волосы назад.

– Я о вине, – ещё шире улыбается Томáс.

– О-о-о. Ну да, решила… это подношение, – шёпотом делюсь я и протягиваю кассиру деньги.

– Вы решили провести какой-то языческий ритуал, Флорина? – смеётся Томáс, кивком здороваясь с покрасневшей от симпатии к нему девчонкой за кассой.

– Если бы, всё куда проще. Это подношение Майди, чтобы она покормила меня. Стан сжёг мясо и чуть не спалил весь наш дом. Я ушла в поисках еды.

– Господи, всё хорошо? Он не пострадал?

– Нет, если только его мужское достоинство. Стан хотел удивить меня. Он облажался. Он никогда не умел готовить и не хотел учиться. Это не его, так что я просто ушла, чтобы не дышать гарью и не слушать его возмущения по поводу кривой сковородки, но никак не его рук.

Томáс сдерживает смех и прочищает горло.

Надо уходить и быстро.

Уходи. Уходи. Уходи.

– Ладно, хорошего вечера, пастор, – прощаясь, прокручиваю в руках бутылку вина и быстро выхожу из супермаркета.

Вот молодец. Всё прошло удачно, а теперь нужно поехать и обменять вино на еду. Господи, какая я голодная. Встреча с Томáсом ещё больше усилила мой голод.

– Флорина!

Нет!

Заводи мотор и вали отсюда! Уезжай! Сделай вид, что не слышишь!

Но что бы я сейчас ни думала, оборачиваюсь, а Томáс быстро подходит ко мне.

– Я спешу, – выпаливаю ему. – Очень спешу.

– Но ты ведь найдёшь для меня пару минут? Ты снова без куртки, – он хмуро оглядывает меня.

– Так я же быстро. В магазин и в машину. Мне не холодно, но будет, если я сейчас же не уеду.

– Флорина, нельзя так ходить по улице, – произносит Томáс и, к моему огромному шоку, снимает свою куртку и набрасывает её мне на плечи, оставаясь в чёрной рубашке.

– Но…

– Ничего, я привык, а ты нет.

– Хм, было бы лучше, если бы я села в машину и уехала. Тогда бы тебе не пришлось раздеваться. Это могут неправильно понять, – я оглядываю улицу, но, кажется, никому нет до нас дела. Мне есть! Мне есть дело! И эта куртка потрясающе пахнет! Она тёплая! Она вкусна! Я бы съела её!

– Теперь у тебя есть две минуты, чтобы поговорить со мной.

– Ладно. Что ты хочешь, пастор? – интересуюсь я, сдерживая свой стон от голода. У меня уже сосёт под ложечкой. Я так сильно хочу есть.

– Тебя не было видно целые сутки. Я спрашивал у Сава, как ты себя чувствуешь, он ответил, что всё хорошо. Но обычно, ты где-то здесь.

– Ты что, искал меня, пастор, чтобы убедить исповедоваться? – смеюсь я.

– Нет, я не искал. Я поинтересовался о твоём самочувствии. Твой жених тебя не обижает?

– Стан? – ещё громче смеюсь я. – Нет, конечно. Он никогда меня не обижал. Я знаю его всю свою жизнь, он мой лучший друг.

– Я помню иное и его некрасивое отношение к тебе тоже.

– Но это тебя не касается, пастор.

– И это верно.

Я закусываю губу изнутри, чтобы не накричать на него из-за своего голода. Пусть заберёт свою чёртову куртку! Не отдам, она такая ароматная, такая сочная, как стейк, как реки крови, как…

– Флорина? Тебе плохо? – Томáс касается моей руки, в которой держу бутылку вина, и я вздрагиваю.

– Плохо? Нет. Я… я в порядке.

– Ты стонала.

Боже мой.

– Я… хм… в туалет хочу. Очень.

– Врёшь, – усмехается он.

– Ладно, я просто безумно голодная. У меня уже всё тело болит, это невыносимо. И эта куртка… Боже мой, она так приятно пахнет. Поэтому мне нужно уехать отсюда и обменять эту бутылку на ужин. На хороший ужин. На пасту, но Майди вряд ли готовит пасту. А я хочу пасту, но я даже понятия не имею, из чего состоит паста. Единственное, что я знаю, что это спагетти. Но как их варить? Долго?

Томáс смеётся и отрицательно качает головой.

– Нет, недолго. Но ты явно голодная.

– О-о-о, да.

– И это странно, но я как раз сейчас поеду домой, чтобы приготовить сливочную пасту с грибами и копчёной курицей. Я был в супермаркете ради этих продуктов.

– Ты убиваешь меня, пастор, – хнычу я и дёргаюсь на месте. – Ты просто жестокий человек. Нельзя такое говорить тем, у кого рак, и кто хочет есть, и тем, кто умирает. Да такое вообще нельзя говорить, за это должны казнить.

– Предлагаю обмен.

– Обмен?

– Твоё вино на мою пасту.

– Разве тебе можно алкоголь?

– Да, Флорина. Я бы не прочь выпить немного вина. Был сложный день.

– О-о-о, то есть ты меня накормишь? Снова? Это уже входит у тебя в привычку.

– Я буду не против, но нам придётся её приготовить.

– Ну вот, – я разочарованно вздыхаю.

– Это займёт не больше двадцати минут.

– Тогда я в деле. Где мне обменять это на еду? – спрашивая, кручу бутылкой в воздухе.

– Пошли. Я живу чуть дальше от города. Я отвезу тебя на своей машине, а потом верну сюда, чтобы ты могла забрать свою или верну домой. Хорошо?

– Ты можешь даже украсть меня сейчас, я всё равно ничего не соображаю, пока не поем и уж точно дёргаться не буду.

– Звучит как-то пугающе и безумно.

– Томáс, мой мозг поражён раком, это нормально для меня, – смеясь, закрываю машину и бросаю ключи в рюкзак. – Итак, веди, пастор, меня в ад. Я давно уже готова.

– Флорина, – Томáс останавливает меня за руку.

– Да?

– Я не причиню тебе вреда, – серьёзно произносит он.

– Я в курсе. Ты же пастор.

– Ты знаешь, что церковный чин иногда ничего не значит. Но я не причиню тебе вреда, Флорина. И если тебе кто-то угрожает или причиняет вред, то ты можешь мне сказать об этом.

– Ты что, действительно, считаешь, что Стан лупит меня или же держит меня рядом с собой насильно?

Томáс утвердительно кивает.

– Нет. Стан хороший и очень преданный друг. Он никогда меня не бросал, это я его бросила. Если уж, кто и абьюзер в наших отношениях, то это точно я. Стан и мухи не обидит.

– Твоя наивность смешна, – хмыкает Томáс. – Нельзя забывать, что лев – это лев, а не мотылёк.

– Тогда перед тобой голодная львица, и она откусит кусок от твоей задницы, пастор, если мы сейчас же не приготовим поесть, – усмехаюсь я.

– Я тебя понял. Поехали. Тебе не нужно позвонить Стану и предупредить его?

– Господи, пастор, мне не пять лет. Давай уже, двигай своей красивой задницей и будем есть.

Он смеётся и показывает на джип, припаркованный недалеко от магазина.

Я знаю, что совершаю огромную ошибку. Но меня тянет к нему. Тянет с невероятной силой, и я просто физически даже не могу уйти. Он словно мощнейший магнит для всего моего тела, особенно крови. Конечно, я догадываюсь, что это может значить, и ты, мой друг, тоже. Но вспомни, что я умираю, у меня пропали силы, и я рождена вампиром, тогда твои вопросы отпадут сами по себе. Хотел бы ты, чтобы человек, который был к тебе добр, заботлив и терпелив, узнал, что ты убила слишком много таких же, как он, и можешь убить его? Хотел бы ты, чтобы такой человек знал, что ты всё равно умрёшь, что ты предатель, и что его убьют, если кто-то догадается о его связи со мной? Вряд ли. Поэтому не выдавай меня.

Глава 14

Я смотрю на мужские и в то же время аккуратные пальцы Томáса, грациозно поворачивающие руль в сторону выезда из города. Его профиль это самое красивое, что я видела. Он самое красивое, что я видела. А я видела многое. Да и знала я многих людей. От него словно исходит тёплый свет с особым, наркотическим ароматом для меня, и он дурманит мой разум. Мне хочется слушать его голос постоянно, смотреть на него и слышать его смех. Хочется коснуться его и провести ножом по его горлу, а затем впиться клыками в эту рану, чтобы умереть самой счастливой.

– Флорина, не смотри на меня так. Мне уже неуютно, – с мягкой улыбкой произносит Томáс.

– Прости, я не планирую тебя убивать, – выпаливаю я.

Что? Русó, ты совсем рехнулась? Тебе семьсот пятьдесят лет, пора бы уже стать нормальной. Да что со мной? Я же не такая. Я не таю от мужчин. Я, в принципе, ими только пользуюсь. Ладно, пользовалась. Но рядом с Томáсом мне хочется быть снова юной и глупой.

Томáс громко смеётся и бросает на меня весёлый взгляд.

– Ты очень необычная, Флорина. Ты наедине с мужчиной, который крупнее и сильнее тебя. Так безрассудно поехала с ним в тёмный лес. К тому же меняешь вино на еду.

– Ну, всё просто. Я и так умираю, поэтому если ты меня убьёшь, то сделай это нежно и желательно после того, как я поем. Я не боюсь смерти. Мне не страшно общаться с большими и грозными мужчинами. Они меня не пугают. Я не нарываюсь на них, не провоцирую их, но и отпор смогу дать. Так что в этом нет ничего необычного. А насчёт еды, я не умею готовить. Я в отличие от Стана давно с этим смирилась и наняла кухарку для себя. А он всё ещё мечтает стать великим поваром.

– Так между вами ничего нет? Я имею в виду интимной близости?

– Нет, – улыбаюсь я. – Может быть, мы пару раз участвовали в оргиях вместе.

– Опять раковый бред? – усмехается Томáс.

– Нет, – отрицательно качаю головой. Томáс присвистывает и озадаченно смотрит на меня. – Не осуждай, пастор.

– Я не осуждаю, просто немного озадачен. Мне казалось, что ты не приемлешь такого.

– Почему же?

– Потому что ты создана для одного. Ты не веришь всем подряд и тщательно выбираешь своё окружение. Ты отрицаешь любовь, но в то же время хочешь её. Ты считаешь, что только любовь сможет тебя спасти. Это считает и знает твоя душа, а вот твой разум напоминает тебе, что предательство это невыносимо больно. Оргии же – это отчаяние, когда человек распускает себя и становится безвольным. Должно было произойти нечто очень болезненное, чтобы ты это сделала.

– Ты так хорошо изучил меня? – хмыкаю я.

– Достаточно, чтобы понимать твои поступки и слова. Так я прав? Ты пошла на это из-за отчаяния? Бессилия? Чтобы забыться?

– Из-за скуки, – улыбаюсь я.

– Скуки?

– Да, мне было скучно. Стан предложил попробовать, я согласилась. Было весело первых три раза, а потом тоже стало скучно.

– Ты уверена, что это была скука, Флорина? Я не верю в твою скуку.

– А что это могло быть?

Если бы он знал, насколько я стара, то легко бы принял факт моей скуки.

– Я думаю, что ты надеялась найти любовь. Найти мужчину или женщину, с которой будешь счастлива. Ты пробовала с мужчинами, женщинами и в отчаянии пошла в группу людей, надеясь встретить среди них того, кто станет для тебя важным, особенным. Тебе не хватало любви, она зачастую даже отсутствовала в твоей жизни.

– И к чему ты клонишь, Томáс?

– Я ни к чему не клоню, Флорина. Я просто хочу, чтобы ты понимала, что порой мы ошибаемся из-за незнания и разочарования в наших надеждах, которые сами возложили на события или же людей. Это твоя модель поведения. Если ты не получаешь от определённой ситуации и человека того, что придумала в своей голове, то разочаровываешься, бросаешь это и делаешь ещё хуже.

– Так, я всё равно не понимаю, Томáс. При чём здесь это? В чём ты пытаешься помочь мне? В осознании, что моя болезнь не имеет ничего смешного? Но мне проще воспринимать всё через шутку. Или же ты намекаешь мне на то, что возишься со мной, потому что я потерянная раковая больная, и хочешь указать мне верный путь? Это глупо.

– Нет, нет, Флорина. Я не пытаюсь тебя изменить, просто хочу объяснить, что ты не так плоха, какой себя считаешь, ясно? Ты уже отрубила себе голову, но ещё слишком рано для этого. Попытайся не рубить сплеча.

– Ни черта не поняла, – хмурюсь я.

Правда, я не понимаю того, что он от меня хочет. Не понимаю, к чему этот разговор. Не понимаю.

– Ничего, потом поймёшь. Мы приехали.

Томáс паркуется возле одиноко стоящего небольшого шале и глушит мотор.

– Милый домик, – говорю я и выхожу из машины.

– Мне хватает. Я живу один.

– Долго живёшь один? – интересуюсь я, когда мы подходим к двери, и Томáс отпирает её.

Мне в нос сразу же ударяет его аромат. Даже не так, высокая концентрация аромата его крови. Это будет сложный вечер, очень сложный. Но уйти я уже не могу.

– Всегда, – Томáс мягко улыбается мне в темноте и ставит пакеты на пол. Он наклоняется, и в его руках появляется огонёк, а потом этот огонёк с молниеносной скоростью перерастает в длинную дорогу из огромной свечи.

– Вау, – восхищённо выдыхаю я. – Ты слил все свечи в одну?

– Да. Это экономично, и так я не порчу природу, как и наслаждаюсь запахом воска. Я люблю его. Ты пока располагайся, а я отнесу продукты на кухню.

– Ага.

Я отдаю Томáсу его куртку и бутылку вина, а сама опускаюсь на колени и, улыбаясь, рассматриваю широкую прямоугольную восковую дорожку в прозрачном стекле. Она огибает всю площадь гостиной, выполненной в минималистичном стиле дизайна. Здесь удобный широкий диван, два маленьких пуфика и большой плоский телевизор. Никаких личных вещей и фоторамок с фотографиями. Здесь пахнет воском, деревом, теплом и Томáсом. Потрясающе. Благодаря мягкому свету, вся комната выглядит, как с уютной картинки. А также здесь ещё много разного вида свечей, однотонного бежевого цвета. Они большие, маленькие, плоские, длинные, толстые и тонкие. Эти композиции разбросаны везде, даже в импровизированных вазах вместо мёртвых цветов. Потрясающе.

– Поможешь зажечь все свечи? – спрашивает Томáс, протягивая мне коробку спичек.

– Да, конечно. Это просто невероятно и очень красиво, – улыбаюсь я и подхожу к первой композиции. – Откуда такая любовь к свечам?

– Они гармоничны, натуральны и не напрягают моё зрение, расслабляют меня и помогают заснуть. Привычка.

– То есть ты не пользуешься электричеством?

– Пользуюсь: отопление, свет в душевой, плита и другие необходимые для жизни вещи. Даже здесь есть лампы, но мне больше нравится так.

– Я тоже люблю смотреть на огонь. В моём доме всегда горят камины. Они создают абсолютно иную атмосферу в доме.

– В Лос-Анджелесе?

– Нет, в Англии. Зачастую я живу там. Это Стан из Лос-Анджелеса, а я люблю Англию. Люблю прохладу и окружающую меня природу. Люблю уединение и спокойствие, запах мороза и дождя.

– То есть вы не живёте вместе?

– Нет, – смеюсь я. – Только иногда, когда посещаем друг друга, но в последние годы это бывает редко. Я отстранилась от Стана из-за… болезни. Не хотела, чтобы он страдал. Стан мне как брат. Он всегда оберегал и защищал, помогал и поддерживал меня, и был на моей стороне, даже когда я была не права или ошибалась. Он больше чем друг и брат мне. Он часть моей души и сердца. И он всегда будет там.

– А он доверяет тебе?

– Да, конечно. Он мне всё рассказывает. Его жена недавно умерла.

– Мне жаль.

– Я даже не знала об этом. Как раз в это время я отстранилась и игнорировала его. Я плохой друг, потому что Стану нужна была поддержка, ведь он даже сюда приехал со мной, терпит меня, а я… я всегда причиняла ему боль. И когда я была ему нужна, он просил впустить его, я сделала вид, что меня нет дома. Но я была там и не знала, что он только что похоронил свою жену. Поэтому я решила, что перед смертью должна отдать ему всё что могу и сделать его счастливым. И я снова облажалась.

– А он предлагал тебе лечение?

– Конечно. Стан только и твердит об этом. Он постоянно обещает, что мы справимся и вместе пройдём через это, я выживу, он будет со мной и не бросит. Стан старается, и я вижу это, просто… я больше ничего не чувствую. Я не могу дать ему того, что он ждёт. Даже обмануть его не могу, пообещав, что, да, я выживу. Это не так. А он постоянно твердит, что я выживу. Но что он может? Стан ведь просто человек. Он не может взять и одним взмахом своих рук вылечить меня, – горько усмехаюсь и передаю спички обратно Томáсу.

Мы зажгли все свечи. Я поднимаю голову, и наши взгляды с Томáсом пересекаются. Он накрывает мою руку своей, отчего моё дыхание спирает в горле.

– Ты бы хотела вылечиться?

– Не знаю. Нет. Наверное, нет. Я не вижу смысла в этом. Зачем? Это моя судьба, и я не буду ей противиться. Моя жизнь заканчивается, и я рада этому. Значит, всё, что должна была, я уже сделала. Да и ради кого? Я обуза для дяди и Стана. Я обуза для многих, поверь мне. Я бессильна.

– Выходит, что тебе нужна причина жить, Флорина. Ты пытаешься найти её, но не получается. От этого и появилась твоя скука. Ты каждый день, всю свою жизнь, искала эту самую причину, чтобы жить.

– Да, думаю, да. Знаешь, иногда я была просто безумной. Порой я делала такие экстремальные вещи, отчего у многих кровь стыла в жилах. Я хотела чувствовать себя живой, быть заметной среди остальных братьев и сестёр. Я была самой младшей, самой непохожей, и порой мне казалось, что меня никогда не выберут. Я и сама не привыкла выбирать себя. Этот мир вытесняет меня.

Томáс поднимает руку и убирает пряди с моего лица. Он делает это так нежно, невыносимо медленно и с ленивой улыбкой на губах.

– Я обещаю, что отсюда тебя никто не вытеснит. Приготовим пасту?

– Наконец-то, – радостно улыбаюсь я. – Клянусь, ты точно задумал меня измучить.

– Это не входило в мои планы, но ты не можешь меня винить, Флорина, мне слишком нравится разговаривать с тобой. Я редко это делаю и только тогда, когда сам хочу.

Стараюсь не улыбнуться ещё шире из-за его слов, которые приятно сказываются на моём разуме. Я ему нравлюсь. Я вампир и нравлюсь пастору. Это интересный ход событий.

– Итак, что я буду делать? Предупреждаю, я не умею ничего. Я умею только есть, – говорю, направляясь за Томáсом на кухню.

– Ты с этим справишься, – уверяет он меня.

Никогда не стояла в небольшой кухне вместе с мужчиной и не желала так его впечатлить, как в эту секунду. Я даже готова сейчас прибегнуть ко всей своей силе, чтобы он отупел от восхищения мной.

Томáс ставит кастрюлю с водой на огонь и просит меня нарезать грибы, пока он будет заниматься остальным. Нарезать что-то я могу. Я убивала в войнах и нарезала не только бинты, но и живых существ. Так что справлюсь.

– Ты постоянно здесь живёшь? – интересуюсь я.

– Да, уже пять лет точно. Переехал сюда, чтобы жить.

– А где ты был до этого времени. Томáс не похоже на американское имя.

– Мои родители были выходцами из Венгрии, переехали в Америку, когда я ещё не родился. Расположились в Канаде, потом вернулись в Америку, и мама родила меня здесь, недалеко от Сиэтла. Потом она меня бросила и исчезла.

– Боже, мне жаль. Она сбежала?

– Да, она не хотела воспитывать убийцу.

Замираю и недоумённо поворачиваю голову.

– Прости? – шёпотом переспрашиваю я.

– Мой отец был убийцей. Он был киллером, убивал людей по заказу. Но потом он свихнулся и начал убивать всех подряд. Просто убивать. Его посадили в тюрьму и приговорили его к смертной казни. Там он и умер, мне было около одиннадцати. Но моё имя знали все, и это осложняло мою жизнь в детском приюте. Я сбежал оттуда и начал работать, изменил имя на Уильяма, а потом поступил в университет. На втором курсе понял, что психология не моё, и перешёл служить Создателю. Так я нашёл себя, но в больших городах слишком много людей, а также жестокости. Я устал от неё с рождения, поэтому мой выбор пал на Аляску. Здесь тихо, никто не знает, что мой отец был убийцей, и я могу быть собой.

– Это ужасно. Мне безумно жаль, что тебе пришлось выживать в этом дерьме, под названием мир, – печально произношу.

– Я в порядке. Я знаю, кто мой отец, но я не такой.

– Ты не такой, это очевидно, – улыбаюсь я. – Мы не можем отвечать за ошибки наших родителей. Ты помогаешь людям. Ты из-за отца помогаешь людям, да?

– Я всегда хотел им помогать, поэтому выбрал сначала психологию, но мне было мало. Разум – это не то, с чем я бы хотел работать. Я хотел видеть больше. Хотел видеть души людей.

– Ты хотел увидеть свою душу в первую очередь. Таким способом ты хотел помочь себе и обрести гармонию внутри, отдав себя на служение Создателю, как дань, плату за погибших от руки твоего отца, – тихо заканчиваю за него.

– Именно так, Флорина, – слабо улыбается Томáс, и я передаю ему нарезанные грибы.

– Отличная работа. Но мы только начали. Хочешь вина?

– Да, с удовольствием, – киваю я.

Томáс вытирает руки о полотенце и откупоривает вино. Он разливает его по бокалам и протягивает мне один. Я делаю маленький глоток, и тепло сразу же растекается по моему телу.

– Приятное.

– Да, – киваю я. – Как часто ты приводишь сюда прихожанок и рассказываешь им о себе, готовишь ужин и спаиваешь?

Томáс смеётся и бросает на меня игривый взгляд, от которого у меня коленки дрожат. Боже, я не могу это контролировать. Он такой потрясающий.

– Ты первая. Ты моя первая жертва.

– Звучит довольно драматично.

– Драматично? Не пугающе. Ты узнала, что мой отец настоящий псих и убийца, – ещё громче смеётся Томáс.

– И всё же это драматично, красиво и даже сексуально. Свечи, вино, паста и много-много крови. Мило, – улыбаюсь я.

– Боже мой, Флорина, это ведь жутко. Я не собираюсь тебя убивать. Клянусь, что не собираюсь убивать тебя.

– Я знаю, не волнуйся так, пастор. Я знаю, что ты не сможешь меня убить.

– Ладно, теперь мне стало интересно. Почему же я не смогу тебя убить? Я сильнее и быстрее тебя, и мой отец был убийцей, – усмехается он, помешивая спагетти в кастрюле. – Тем более я идеально похожу на психа или маньяка. Я убедился в том, что за тобой никто не последует и не будет тебя искать. Ты смертельно больна и одинока, явно ищешь смерти, и я могу инсценировать самоубийство.

– Если ты, действительно, собирался меня убить, то не дал бы мне нож, это раз. Два, ты пастор. Ты сделал свой выбор, Томáс. Ты служишь душе, и твоя душа прекрасна. Ты хоть и скрываешь свою тёмную сторону, но она тоже полна света. Однако ты боишься её, считаешь, что она должна быть вылечена, а на самом деле отворачиваешься от неё, потому что знаешь, что в ней твоя сила, чтобы защищаться. Да и психи ведут себя иначе. Ты не псих и не убийца. Ты просто пастор, который хочет мира внутри себя и внутри других людей. Помимо этого, здесь не пропадают люди, так что маньяков в этом месте нет.

– Ты слишком хорошего мнения обо мне, Флорина. А если я не такой? Если я зло?

– Тогда ты самое безобидное зло в мире, – смеюсь я. – Что там с едой?

– Уже практически готово. Сейчас добавлю травы, спагетти к нашему соусу, затем черри и сыр. Наш ужин практически готов.

– Пахнет очень вкусно. Кажется, я даже умираю от ожидания, – улыбаюсь я.

– Не умирай пока, у тебя ещё есть время, – произносит Томáс и продолжает готовить, пока я наблюдаю за ним. Но внезапно он оборачивается и смотрит на меня довольно серьёзно.

– Я никого не приводил сюда. Никогда. Я не завожу отношений и интрижек с прихожанками. Я…

– Это была шутка, Томáс, – подхожу к нему и мягко улыбаюсь. – Не надо. Это твоя жизнь, и ты можешь водить сюда, кого хочешь. Это твой мир, а я здесь временно.

– Хочу, чтобы ты знала, я не доверяю никому, как и ты. Стараюсь вести благопристойный образ жизни. Старался, пока не появилась ты, и я до сих пор стараюсь. Я не причиню тебе вреда.

– Ты так упорно меня в этом убеждаешь, отчего я уже начинаю подозревать неладное. Что случилось? Что происходит?

– Я просто хочу, чтобы ты знала – здесь ты в безопасности, и я смогу тебя защитить.

– Ладно, только меня не нужно защищать, Томáс, я в порядке, а вот наш ужин сейчас сгорит.

– Чёрт, – он поворачивается и быстро выключает огонь под кастрюлей со спагетти. Томáс быстро двигается по кухне, определённо зная, что делать. Аромат еды становится ещё ярче, когда он смешивает все ингредиенты. Жар от сковородки опаляет его лицо и даже немного подсвечивает его, отчего он приоткрывает губы, а я закусываю свою губу, сжимая бокал с вином в руках. Томáс наклоняется ниже и пробует соус, его язык проходит по нижней губе. Томáс прикрывает глаза от удовольствия. Боже мой… я сейчас…

Хрусть.

С писком я подпрыгиваю на месте, красное вино течёт по моей ладони, как и кровь. Остриё раздавленного бокала впивается в мою кожу, и я издаю стон. Это больно, оказывается. Мне больно.