Текст книги "Дом Монтеану. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Lina Mur

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Церковь. Точно, – улыбнувшись своей гениальной идее, я возвращаюсь к машине, сажусь в неё и направляюсь в церковь. Дело в том, что везде, в любой церкви тебя покормят. По крайней мере, мы всегда кормили бесплатно путников и позволяли им переждать бурю или просто отдохнуть в одной из комнат для служителей церкви. Так что мой единственный вариант добыть еду в это время – церковь. Я точно помню, где она находится. У меня до сих пор идеальная память, что не может не радовать.

Церковь стоит так одиноко среди снега и тяжёлых туч на небе. Она слегка подсвечивается уличными фонарями, и я иду к ней. Она старая, и ей уже давно никто не занимается. Но когда-то она была прекрасной. Я помню нашу церковь рядом с домом, в котором мы жили. Церковь была так красива. Она была произведением искусства. Мой отец не жалел ни денег, ни времени, чтобы создать её. Туда приходили и люди, и вампиры, и оборотни. Все, кто хотел быть ближе к Создателю. Но её уничтожили. Я её уничтожила.

Кривлюсь от воспоминаний и толкаю тяжёлую деревянную дверь от себя. Она со скрипом открывается, и я заглядываю внутрь пустой церкви. Тихо прохожу дальше, закрыв за собой дверь. Здесь так приятно пахнет. Мне всегда нравился этот букет ароматов, он меня успокаивал, поэтому наверно, после того поцелуя со Станом и моей лихорадки, я ждала друга именно здесь. Я молилась, чтобы он вернулся ко мне. Тогда я ещё молилась.

Присев на одну из лавок в первом ряду, я смотрю на красивое и старинное распятие Христа и множество свечей, расставленных вокруг. И мне хорошо. Клянусь, что я хочу спать и в то же время не засыпаю. Чувствую себя настолько умиротворённо и тепло, словно я вернулась в прошлое. Словно вот-вот кто-то из моей семьи позовёт меня к ужину или завтраку. Словно ладонь мамы коснётся моего лица, и я увижу в её глазах поддержку, что бы я ни сотворила.

– Мисс?

Резко распахиваю глаза и вздрагиваю от искренней неожиданности услышать в такой час приглушённый мужской голос. Поворачиваю голову вправо, откуда и раздался голос.

– Простите, мне хотелось помолиться в одиночестве. Слишком поздно, да? Дверь была открыта, – отвечаю, поднимаясь с лавки.

– Нет, мисс, никогда не поздно молиться. Я могу вам чем-то помочь? – Из темноты выходит высокий мужчина. Его тёмные, поистине чёрные волосы зачёсаны назад. Его глаза сверкают оранжевым и жёлтым светом в отблеске свечей, и что-то внутри меня щекочет. Этот голос… умиротворяющий, спокойный и убаюкивающий. Я слышала его.

– Мисс? Вы в порядке? Вам что-то нужно? – Мужчина подходит ко мне ближе, и теперь я вижу его твёрдый подбородок, покрытый небольшой чёрной щетиной, словно он сегодня забыл побриться. Его губы слегка приоткрыты, и он мягко дышит. От него исходит аромат тёплого воска, амбры, ладана и чего-то ещё… чего-то очень знакомого мне, но я не могу уловить этот аромат, он ускользает от меня. Он одет в чёрную рубашку с колораткой и такие же чёрные брюки.

– Я… мы встречались раньше? – хмурясь, спрашиваю. Я знаю этот голос. Он так знаком мне.

– Нет, мисс. Вряд ли. Я помню всех прихожан, – он мягко улыбается мне, и мой желудок сводит ещё одним болезненным спазмом, отчего я кривлюсь и на секунду жмурюсь.

– Мисс, вы в порядке? – Пастор касается моей руки, и меня пронзает ещё одна вспышка боли. Боже мой, меня сейчас вырвет. Я с ужасом понимаю, что мой фонтан вот-вот оросит этого красивого пастора, и зажимаю рот рукой. Я отскакиваю от него и несусь вон из церкви. Только не сейчас. Не сейчас. Стану придётся уничтожить воспоминания пастора обо мне, и я не поем. Нет…

Вылетаю на улицу и корчусь в болезненных муках, пока меня тошнит прямо на крыльце. Кровавая рвота вырывается из моего рта. Я захлёбываюсь ей и кашляю.

– Господи, мисс!

Я готова рухнуть от боли в своём горле, но руки пастора подхватывают меня за локти и помогают удержаться в таком скрюченном положении, пока тошнота не заканчивается. На глазах выступают слёзы. Слёзы, чёрт возьми! Слёзы от боли. И она реальна.

– Давайте, мисс, обопритесь о меня. Я вызову кого-нибудь, а сначала отнесу вас внутрь. – Пастор кладёт мою руку себе на плечо и тащит меня обратно. Дверь за нами хлопает, и через несколько секунд я вновь оказываюсь на той же лавке, что и раньше.

Пастор держит меня в сидячем положении, пока я пытаюсь взять себя в руки. У Стана появилась ещё работа. Пастор достаёт белоснежный платок и касается моих губ. Чёрт. Это уже плохо. Мне нужно срочно уйти отсюда. Я и так наследила. Опять.

– Мисс…

Я провожу дрожащей от слабости рукой по капюшону, и он падает назад.

– Флорина… Фло… моё имя, – хрипло говорю я.

– Простите? – Пастор, сидящий на корточках передо мной, даже отшатывается от меня. Это странно.

– Флорина, моё имя, – повторяю я, внимательнее глядя в его лицо. – Вот чёрт.

– Не поминайте…

– Да к чёрту. Это ты. Ты, – ко мне сразу же приходит осознание того, где я видела его. – Ты Уильям, который посоветовал мне пойти к другому психологу. Как ты оказался там или здесь? Что за чёрт?

Пастор глубоко вздыхает и прикрывает на секунду глаза. Тень от длинных ресниц падает на его щеки, а затем он снова смотрит на меня.

– Уильям моё мирское имя. Меня зовут Томáс. Соломон – мой близкий друг, и в тот день у него случились непредвиденные семейные обстоятельства. Он попросил меня взять его пациентов и провести диагностику. Я занимался этим в университете, пока не понял, что хочу служить Создателю и помогать людям лечить их души, а не умы. Поэтому да, мисс Флорина, это был я. Если вам уже достаточно информации, то я бы хотел знать, кому мне позвонить, потому что вас рвёт кровью.

Я ошарашенно смотрю на него, и эта ситуация могла бы быть комичной, если бы не была так ужасна. Стан сказал, что встретился с неким Соломоном и стёр его воспоминания обо мне и у девушки-регистратора, но вот никакого Уильяма в их памяти не было. Значит, он врёт. Чёрт. Ничего, я нашла этого подставного Уильяма, и Стан узнает, что с ним не так.

– Это рак, – вру я. – Звонить никому не нужно. Это бесполезно. Теперь понимаете, почему меня отправили к психологу? Мои родственники считают, что я… схожу с ума. А тогда, мои слова, были протестом. Хреново болеть раком.

Пастор немного морщится из-за моей ругани, но кивает.

– Понимаю. Вам что-нибудь нужно?

– Воды, если можно.

– Конечно, я сейчас принесу, никуда не уходите.

– Без проблем, – усмехаюсь я.

Наблюдаю за тем, как Томáс или Уильям, это я ещё узнаю, быстро направляется вглубь церкви и исчезает в темноте. Так, что-то здесь явно не сходится. И мне это не нравится. Мне на самом деле стоило бы уйти, но я не могу. Физически не могу сдвинуться с места, мои ноги меня не слушаются. Что за чертовщина?

– Боже. – Резь в желудке вновь разгорается с новой силой. Я обхватываю руками свой живот и пытаюсь встать, меня, кажется, сейчас снова стошнит. Я раскачиваюсь из стороны в сторону и тихо вою от невыносимой боли. Это, правда, безумно больно, отчего даже голова наливается кровью и горит.

– Боже мой! – выкрикиваю я от силы, с которой мои внутренности сжимаются, и с ещё одним криком падаю на пол, ударяясь всем телом. Потрясано. Просто потрясно. Где этого пастора носит? Я сейчас сдохну здесь. Мне нужен Стан. Сейчас. Мне очень нужен Стан.

Стан…

– Мисс Флорина, – раздаётся надо мной голос пастора, и он сам быстро опускается на пол, приподнимая меня.

– Чёртов рак, – хриплю я.

Мужчина прикладывает стакан с водой к моему рту, и когда вода попадает на мой язык, то по всему телу разливается приятное тепло, но оно не согревает, а наоборот охлаждает мои вены. Мой пульс, который я не слышала уже так давно, стабилизируется, и только сейчас я понимаю, что даже моё зрение было размытым.

Я сажусь сама на полу и забираю из руки пастора стакан. Когда я касаюсь его кожи, то он вздрагивает, видимо, он принял обет безбрачия, раз так реагирует на прикосновение.

– Спасибо. Мне уже лучше, – говорю я и передаю ему пустой стакан. – Я могу немного посидеть здесь, а потом уехать? Нужно прийти в себя.

– Да, конечно. Я бы посоветовал вам позвонить своему жениху.

Резко вскидываю голову и прищуриваюсь.

– Что вы сказали? Жениху?

– Вероятно, вы та самая невеста, которая сбежала перед свадьбой сюда вместе со своим женихом, чтобы отдохнуть от предстоящего торжества, – с улыбкой отвечает он. – В городе говорят о вас. Вы новенькие, а значит, это самая главная тема на обсуждении после воскресной службы.

– Ах да, – киваю я. – Мой жених… он уехал. Ему нужно было уехать по работе, а я осталась одна. Всё было хорошо, но я проснулась и поняла, что хочу есть. Из-за болезни я мало питаюсь, иногда пью только воду. Поэтому я решила выехать в город и найти еду. Ни одного круглосуточного магазина не нашла.

– Это маленький город. Уклад жизни другой. Значит, вы умираете и решили выйти замуж? Зачем? – интересуется Томáс и садится рядом со мной.

– Мой жених, это мой лучший друг, решил воплотить мою мечту в жизнь. У меня последняя стадия рака, и меня уже не спасти. Рак желудка. Метастазы поразили много органов, поэтому бесполезно уже что-то делать. Но наша свадьба стала безумием. Это выматывало меня, и мой жених решил, что я должна отдохнуть. Я всегда любила Аляску.

– Это очень достойный поступок с его стороны. Он вас любит.

– Я его тоже люблю. Он прекрасный друг, – слабо улыбаюсь я.

– Вы упомянули, что голодны. Вы хотите есть?

– Очень. У меня желудок болит, – признаюсь я.

Томáс улыбается мне и кивает.

– Пойдёмте, у нас осталась похлёбка с обеда. Она вас насытит.

Пастор помогает мне подняться, и это приятно. Правда, мне становится так хорошо и снова внутри умиротворённо. Но я не должна заснуть. Нельзя. Я же буду просто трупом, и он вызовет полицию и ещё кого-нибудь. Так что я поем и уеду, а завтра Стан всё подчистит за мной.

Пастор вводит меня в небольшую комнату, в которой ярко горят дрова в камине, расположенном напротив небольшого письменного стола. А также здесь множество свечей, наполняющих комнату таинственным светом, и стеллажи с книгами. Два высоких кресла расположены рядом со столом, за который мне и помогает сесть Томáс.

– Я сейчас вернусь. Схожу на кухню. Если вам будет вновь плохо, пока меня нет, то не беспокойтесь о беспорядке. Не стыдитесь того, что вы больны.

– Тогда буду как у себя дома, – усмехаюсь я.

Что-то не так. Но что? Томáс странный. Нет, дело не в его мужской привлекательности или же вежливости. Дело в другом. Он странный и точка. Я знаю. Он странный. Он что-то скрывает.

Томáс отсутствует не настолько долго, чтобы я могла встать и перестать разыгрывать из себя тяжелобольного пациента, ведь я уже в порядке. Он возвращается с подносом, на котором стоят тарелка с супом, стакан чая, лежит хлеб и овсяное печенье.

– Спасибо, – улыбнувшись, я набрасываюсь на еду. Я, и правда, была безумно голодной. Я ем суп и закусываю хлебом, пока Томáс, расположившись напротив меня, наблюдает за мной.

– Давно вы ели, мисс Флорина?

– Давно, – киваю, – в последние дни меня постоянно тошнило из-за лекарств, которые я принимаю, чтобы дожить до свадьбы. А сегодня проснулась и очень захотелось есть.

Я делаю глоток чая и жмурюсь от приятного тепла внутри себя. Класс. Как же хорошо, нормально поесть. Это просто кайф.

– Значит, вы ещё и психолог? – интересуюсь, бросая в рот кусочек печенья.

– Как я и говорил, обучался, пока не осознал, что это не мой путь.

– Часто вы замещаете своего друга?

– Нет, – его мягкий смех вызывает у меня на лице непроизвольную улыбку. – Это был мой первый раз. Я был ужасен, да?

– Не знаю, до этого я не ходила к психологам. Но вот что странно, Томáс, – как только я произношу его имя, то он словно давится слюной и начинает кашлять. – Вы в порядке?

Он прикрывает ладонью рот и несколько раз кивает.

– Да… да, поперхнулся. Простите, мисс Флорина. Так что же странного в том, что я помогал ближнему своему? – Он убирает руку и кладёт её снова на подлокотник. Никаких колец или украшений. Никакого особенного запаха, кроме того, что присутствует здесь из-за свечей, масел и старых книг.

– Я вернулась ведь на следующий день, чтобы извиниться за своё поведение. Но оказалось, что никто не знает некоего Уильяма.

– Конечно, нет. Это моё мирское имя, и я не хотел создавать трудности для своих прихожан. Моё имя Томáс. Соломон тоже не знает его. Это был мой первый раз, и я сильно волновался, а вам не за что извиняться. Я всё понимаю. Вы говорили то, что говорили из-за бессилия.

– А если нет? – спрашивая, склоняю голову набок, мягко играя с ним.

Томáс улыбается и даже тихо смеётся.

– Тогда мне придётся сообщить вам плохую новость, мисс Флорина, рак поразил ваш мозг.

– Вы правы, – киваю я, – так и есть. Порой я несу несусветный бред, и это пугает всех вокруг. Я это не контролирую.

– Они должны понимать, что вы больны. Но многие отрицают близкую смерть. Вы готовы к ней?

– Абсолютно. Я не боюсь, – усмехнувшись, вытягиваю ноги и спокойно смотрю на Томáса. – А вы? Боитесь смерти?

– Нет. Смерть – это лишь состояние нашего тела, а душа продолжает свой путь. Это прекрасно.

– То есть жестокая смерть, которой подвергаются люди, тоже прекрасна?

– Вы говорите о телесной боли. Душа не знает жестокости, она чиста и невинна.

– Оргии. Разве это не проявление грязи души?

– Вам нравится это слово, не так ли? Вы провоцируете им людей, – улыбается Томáс. Его не задевает моя дерзость. Обычно все начинают учить меня доброму слову, осуждать подобное и нести другую чушь.

– Может быть, это моя тайная фантазия. Даже у умирающих есть свои фантазии. Ну так что, Томáс? Что насчёт оргий? Церковь ведь осуждает их, а вы? Каково ваше мнение? – допытываюсь я.

– Это всё от лукавого, мисс Флорина. Дьявол всегда нас испытывает, чтобы вовлечь наш разум в агонию вины и страданий. Это его работа.

– Выходит, что даже у убийц остаётся чистейшая душа?

– Именно так. Душа не создана для войны. Она создана для жизни. Но люди больше полагаются на свой разум, где множество лишнего шума, который в них вкладывает дьявол. Он их путает, и моя задача помочь людям услышать свою душу.

– А вы её слышите, Томáс? Слышите свою душу? Никогда не грешили? Не допускали хотя бы мало-мальски греховных мыслей?

– Я живой человек, мисс Флорина. И порой тоже могу стоять на распутье, но я всегда возвращаюсь к своей душе, иначе бы меня здесь не было. Я бы не выбрал такую жизнь.

– По вашим словам, все мы попадём в рай, ведь наши души чисты. Не находите это нечестным? Кто-то живёт по правилам Создателя, а кто-то по правилам Дьявола, но все попадают в лучший мир, даже если постоянно нарушали заповеди. Это несправедливо.

– Вы сейчас смотрите на этот мир со стороны физического тела, вашего разума, но если посмотреть со стороны души, то она не виновата в поступках разума. Она тоже страдает, пока человек нарушает заповеди. Душа имеет право на освобождение из тюрьмы. Мы с вами не имеем права судить, мисс Флорина. Мы не обладаем такой властью, ведь мы все равны перед великим судом Создателя. Он будет решать, а не мы. И вы думаете, он не наказывает эти невинные души?

– И как же? Отдаёт их Дьяволу, чтобы развратить их?

– Нет, он отправляет их обратно в наш мир, чтобы каждый человек прошёл свой путь правильно, как предписано его душой. И пока душа не станет сильнее, не обретёт голос, она тоже страдает, проживая жизнь за жизнью в теле бренного и нечестного человека.

– Всё это, конечно, прекрасно на словах, Томáс. Но в жизни всё иначе, – я отодвигаю поднос и ставлю его на стол, чтобы поднять. Томáс делает то же самое.

– И как же иначе?

Смотрю прямо в его глаза. Знал бы он, что мы в аду, и есть такие существа, как я, которые убивают и всё никак не могут умереть.

– Душа не имеет голоса. Она лишь сторонний наблюдатель и судья, а не невинность в чистом виде. Она копит наш опыт, чтобы потом выплюнуть его обратно в нас. Не Создатель нас судит, а мы сами. Мы всё делаем своими руками и наказываем себя тоже ими. Мы и есть Создатели этого ада и рая на земле. Мы творцы справедливости и делаем выбор, не важно какая у нас душа. Есть души чёрные, запятнанные кровью и убийствами, которые продолжают творить зло, но они живут наравне с невинностью и чистотой, чтобы показать другим контраст и дать выбор. И всегда зло побеждает, но всё зависит от контекста, Томáс. Зло тоже бывает светлым, чистым и ярким. Зло это любовь в вашем понимании, в понимании вашего Создателя, Томáс, ведь любовь – это боль, страдания и непонимания, месть и горе, потери и смерти, это вся жизнь людская. Любовь не бывает чистой и невинной. Любовь всегда грязная, как похоть, страсть и желание. Это всё от лукавого. И если так оно и есть, то я дьявол, как и вы, Томáс. А Дьявол имеет свойство каяться и имеет право на прощение, если сам того захочет. Но захочет ли? Нет, потому что он имеет право на своё существование и не обязан извиняться за то, что он живой. Дьявол внутри нас, как и Создатель. Но я бы никогда не выбрала одну из сторон, ведь без ярких эмоций и страсти жизнь становится каторгой, человек превращается в раба, каким был Создатель. И здесь снова можно говорить о лицемерии, но я и так вас утомила, поэтому лучше поеду домой, – улыбнувшись, немного склоняю голову набок, показывая Томáсу, что завершила этот разговор в свою пользу.

– Вы не можете меня утомить, мисс Флорина. Скорее, восхитить и дать пищу для размышлений, но никак не утомить, – Томáс широко улыбается и становится таким симпатичным. Его тёмные глаза сейчас сверкают от веселья. Я позабавила его, и то, что он так спокойно отнёсся к моим словам, мне нравится. Раньше я очень любила изводить своими дьявольскими мыслями священников, и даже делала это специально. Но затем они начали повторяться своей реакцией, и стало скучно. А сейчас я говорила с человеком и насладилась этим временем.

– Давайте я помогу вам отнести поднос на кухню. Я и так создала вам много хлопот, – произношу и тянусь руками к подносу.

– Не беспокойтесь, мисс Флорина. Я сам. И это были не хлопоты, мне было приятно. – Томáс тоже тянет руки к подносу, и в какой-то момент наша кожа касается друг друга, и боль вновь разрезает мой желудок. С тихим вскриком, что для меня совсем несвойственно, дёргаю поднос в сторону, и он летит на пол, а я охаю и прикладываю ладонь к своему животу. Всё происходит словно в замедленной съёмке, Томáс пытается поймать посуду, но не успевает, и она с громким звоном бьётся о пол, как и металлический поднос. Осколки разлетаются в разные стороны, попадая и на мои штаны, и на брюки Томáса.

– Ох, боже мой, мне так жаль. Так жаль, – виновато бормочу я. – Эти приступы меня доконают. Они внезапно появляются в желудке. Простите, Томáс, мне, правда, жаль. Я восполню финансово ваши потери из-за меня.

Чёрт. Что это теперь за боли?

Но я решаю, что это не так важно. Я не хотела быть настолько неуклюжей. Я же вампир, чёрт возьми.

Опускаюсь вниз, чтобы собрать осколки посуды. Томáс следует за мной и перехватывает мою руку, обхватывая запястье. Его пальцы такие горячие.

– Не нужно. Не беспокойтесь. Ничего страшного не случилось. Вы поранитесь. Я тоже часто бью посуду, – успокаивает меня Томáс. – Я сам соберу.

Приподнимаю голову и слабо улыбаюсь.

– Я, правда, не хотела. Думала быть полезной. Вы и так натерпелись от меня моих раковых приступов, бреда и много чего другого.

– Мисс Флорина, не беспокойтесь, вашей вины здесь нет. И я точно не терпел, я наслаждался. Тем более во многих религиях считают, что битая посуда к счастью, – мягко отвечает он, отпуская мою руку.

– И всё же, давайте, я помогу вам собрать стекло.

– Просто поднесите мне поднос, я сделаю это сам.

Кивнув, я тянусь за подносом и держу его, пока Томáс складывает на него куски стекла и керамики. Но в какой-то момент Томáс замирает, и я озадаченно смотрю на то, как он жмурится, словно от боли, повторяя мою мимику, случившуюся буквально несколько минут назад.

– Томáс? – Хмурясь, смотрю на него, и в этот момент он хватается за большой и острый осколок тарелки. Остриё протыкает его кожу, отчего он шипит, резко убирая руку. Тёмная и густая кровь из глубокого пореза на его большом пальце и ладони начинает быстро скатываться вниз, окропляя пол и разбитые осколки.

– Боже мой, Томáс. – Отпускаю поднос и хочу помочь ему, но моя кровь замирает. Мой пульс повышается всё выше и выше. Горло начинает сушить до боли. Челюсть ноет и словно становится больше. Слюна голода прокатывается по моему горлу и подступает к губам.

А кровь капает. Кап. Кап. Кап. Так медленно. Каждая капля, подсвечиваемая огнём из камина, сверкает и с громким стуком, для моего слуха, капает на белоснежные осколки.

Чёрт… чёрт… я голодна. Это все признаки вампирского голода. И я вот-вот могу обратиться. Я убью этого мужчину прямо здесь.

Время восстанавливает свой ход, оно больше не задерживается. Оно идёт своим чередом, а мне душно внутри, больно из-за желания облизать эту кровь.

– Мисс Флорина, вы в порядке? – Томáс быстро подносит палец ко рту, и я поднимаю голову. – Вы побледнели.

– Я… меня тошнит. Мутит… кровь. Смешно, не правда ли? Смешно, что я… что меня мутит, когда я вижу кровь, хотя меня рвёт ей же, – отвечаю и быстро встаю, постоянно сглатывая слюну чёртового голода.

– Довольно сложно вам приходится.

– Вы в порядке? Сильный порез? – интересуюсь, но делаю два шага назад. Надо уходить. Причём срочно.

– Я в порядке. Не беспокойтесь, я…

– Мне нужно идти. Спасибо за всё, Томáс. Пока.

Махнув ему рукой, я пулей вылетаю из кабинета и бегу по коридору.

– Мисс Флорина, стойте!

Чёрт. Я так давно не питалась человеческой кровью, что даже забыла точную дату, когда мои клыки прорезали тонкую кожу, а мои вены горели от удовольствия. Но я прекрасно помню её на вкус. Я помню, какая она вкусная и сладкая, и сколько в ней силы. Я помню, что она как доза для наркоманов. И я до сих пор ощущаю аромат крови Томáса. Она невероятно манящая и полна обещания свести меня с ума.

Запрыгиваю в машину и вижу, что Томáс выбегает из церкви. Резко нажимаю на педаль газа и срываюсь с места.

Всё же для Стана здесь появилась работа, а мне какое-то время придётся избегать Томáса, пока жажда не пройдёт. Как и есть возможность снова попробовать выпить кровь, раз моё тело и моя сущность проснулись.

Глава 11

Жажда. Ты думаешь, друг мой, что жажда – это лишь недуг тех, кто выбирает более безопасный способ питаться? Нет. Жажда может поразить тебя в любой момент, в любом месте, и тогда ты забудешь, что находишься среди друзей или же в кругу семьи. Всё, о чём ты будешь думать это только о своём выживании. А твоё выживание – это, вероятно, смерть твоей матери или отца, брата или возлюбленного. Ты набросишься на одного из них, и пока жажда не отступит, не сможешь отпустить свою жертву. Ты убьёшь её, потому что жажда – это состояние нашей крови вне зависимости от того, когда и чем ты питаешься. Жажда также рождает жадность. Тебе мало, хочется ещё и ещё. Твой разум не может насытиться, кровь становится слишком сладкой и невыносимо наркотической. Это переживают все из нас. Даже древние вампиры вроде меня могут в любой момент ощутить приступ жажды, но в отличие от более молодых, у нас есть шанс убежать. Не всегда. Бывают осечки. Но мне пока удалось сделать это, а вот удастся ли в следующий раз, я не знаю.

После мерзкого инцидента с Томáсом я вернулась домой и решила снова попробовать кровь из холодильника. Я даже разогрела её, но меня стошнило. Значит, это была просто минутная слабость, потому что мои эмоции исчезли, как и чувства. Снова всё исчезло, я опять стала больной. Хотя я и не выздоравливала.

Через пару часов вернулись Стан и Сав без хороших новостей. Они не смогли найти то место, потому что местность изменилась. Обрыв стал просто мягким склоном, на котором сейчас можно покататься на лыжах. Лесов уже нет, да и Стан ничего не почувствовал, пока они бродили там. Я же, в свою очередь, рассказала им про Томáса и то, что я поела. Это их удивило, но Сав заверил меня, что Томáс очень добрый и участливый пастор. Он помогает всем и достойно несёт своё звание пастора. А также я спросила про Соломона, и оказалось, что его Сав тоже знает. Он работает психологом в городе, и они часто встречаются с Соломоном, чтобы поговорить. Они все нормальные, а я вот нет, раз считаю, будто мы что-то упустили. Доверие – слишком сложная вещь, которой больше нет в моём словаре.

– Привет, – я наклоняюсь над ухом Стана, пока тот лежит на диване с патчами под глазами.

– Я услышал тебя ещё час назад. И пахнешь хорошо. Ты искупалась, – улыбнувшись, Стан открывает глаза, и теперь я смотрю на него сверху вниз.

– Ага. Я поспала и хочу есть. Кровь не хочу. Знаешь, хочу что-то… оладьи или гамбургер. Хочешь прокатиться до города?

– Конечно. Но нам придётся захватить с собой Сава.

– Зачем? – хмурюсь я.

– Сава здесь знают, и если мы будем рядом с ним, то к нам тоже не будет никаких подозрений. Тем более ты обещала съездить вместе с нами к тому месту, – Стан садится на диване и снимает патчи.

– Хорошо. Напиши ему, а я пока подожду, – киваю я.

Стан хмыкает и на секунду замирает, а потом улыбается.

– Выпендрёжник, – закатив глаза, я пихаю его вбок и сажусь рядом. – Ты мог бы просто написать ему, а не лезть в его голову.

– Так быстрее. Мы встретимся в городе через полчаса.

– Отлично. Тогда поехали. Я очень хочу есть, – улыбаясь, направляюсь к двери, Стан сразу же появляется рядом и снимает с вешалки тёплую куртку.

– Мне нормально. Не хочу.

– Для людей ненормально. Здесь очень холодно и морозно сейчас, Русó.

– Господи, я для них раковая больная, у меня должны быть какие-то больные заскоки. Я не ношу куртки, – кривлюсь я.

Стан цокает и натягивает на себя куртку, позволяя мне выйти из дома. Мы садимся в машину, и я предвкушаю предстоящий завтрак.

– Русó?

– Да? – поворачиваю голову к Стану.

– У меня снова были видения вчера и сегодня. Они стали чаще, – мрачно произносит он, видимо, решение сказать мне об этом дались ему с трудом.

– Ладно. Я в порядке. О чём они были? И когда? Ты не упоминал о них.

– Три раза пока мы были на склоне. Один раз я просто лежал в кровати и дышал женским телом. Запахом её шеи, наполняя свою кровь её ароматом. То есть твоим ароматом. Второй раз я укусил тебя, и в видении это свело меня с ума. В третий раз ты укусила меня, и это снесло мне крышу.

– Так, это обычный обмен кровью во время секса.

– Это не секс, – злобно цедит Стан. – Это нечто большее.

– Ладно, – цокаю я. – Нечто большее. Было что-то ещё интересное?

– Да. С каких пор у тебя под кожей расположен фамильный герб твоей семьи, Русó?

Замираю, не веря своим ушам.

– Что? – шепчу я.

– Я провёл пальцами по твоему бедру и почувствовал выпуклость. Она была твёрдой, я изучал её и сразу же понял, но не в видении, а потом в реальности, что там, у тебя под кожей, трёхглавая змея с телом льва. В видении я просто обожал это, я касался пальцами и губами этих выпуклостей, а вот в реальности я сразу же понял, что это, татуировка для вампира, которая никогда не заживёт и никогда не исчезнет, если эту кость не вытащить.

– Вот чёрт, – выдыхаю я и касаюсь своего бедра. – Откуда ты узнал? Как?

– У меня нет ответа. Так ты это сделала? Ты заклеймила себя гербом своей семьи и внедрила в своё тело чью-то кость? – уточняет Стан.

– Это просто невозможно, но да. Это слияние костей маминого и папиного черепа. Я украла их и сделала это на память, – тихо признаюсь.

– Выходит, что в видениях я, действительно, вижу тебя, Русó. Это ты. И это ты настоящая, а не прошлая. Ты сделала эту татуировку после их смерти.

– Да, я сама вырезала её и внедрила в себя через десять лет после гибели родителей, – киваю я.

– Становится всё интереснее и интереснее, – хмыкает Стан. – Но явно там не я.

– А кто? Ты видел себя или кого-то ещё? Получается, что ты можешь тактильно всё изучать.

– Я не контролирую события, которые там происходят. Я лишь наблюдаю и запоминаю ощущения. Себя я тоже не вижу, как и тебя. Я, вообще, особо ничего не вижу, на моих глазах марлевая повязка.

– Ты говорил об этом Саву?

– Нет. Я просто сказал ему о том, что это было, и то, что опять был секс. Но я не упоминал о многом. Это касается только тебя, Русó.

– Это не может касаться меня, потому что эти вещи происходят с тобой, Стан. Ты мог знать, что у меня есть татуировка. Ты раздевал меня перед сном. Поэтому я также не исключаю факта твоих фантазий на фоне ритуала, который мы провели, – пожимаю плечами и снова отворачиваюсь к окну.

– Но это не я. И я не трогал твои бёдра. Я лишь стянул с тебя штаны, и всё, – бурчит Стан.

– Ты мог не заметить, что дотронулся до татуировки, но твой мозг это запомнил.

– Думай что хочешь, Русó, но это не мои фантазии. Если бы эти фантазии были моими, то они бы меня возбуждали, а я никогда ещё не возвращался возбуждённым в реальность. Никогда.

– Ладно. Давай просто поедим. Хочу поесть, – заканчиваю разговор, потому что считаю иначе, чем Стан. Но его фантазии меня теперь не особо волнуют.

Когда мы въезжаем в город, то уличные фонари ярко освещают центральную дорогу, а также здесь находится множество людей. Ещё слишком рано прятаться, и я вижу здесь настоящую жизнь.

– Сав уже ждёт нас, – Стан показывает на мужчину, стоящего у своей машины и болтающего с какой-то пожилой семейной четой. Он улыбался им и даже смеялся, от этого внутри меня появилась зависть. Сав был частью этого города, пусть и не совсем смертной, но к нему, и правда, относились тепло.

Мы со Станом подходим к Саву, только тогда он замечает нас и отрывается от обсуждения какого-то фильма с другими людьми. Он представляет нас людям, улыбающимся нам и сообщающим, что они уже знают о нас и поздравляют с грядущим событием. Никого, кажется, не удивляет то, что я без тёплой куртки или же шапки, как остальные. Напротив, пока мы идём к кафе, видимо, единственному на весь город, потому что в нём очень много людей, все с нами здороваются и останавливают нас, чтобы переброситься с нами парой слов.

– Боже, как классно здесь пахнет, – шепчу я и оставляю свою компанию, чтобы первой занять столик у окна. Я довольно плюхаюсь на кожаный диванчик и улыбаюсь.

– Вы сегодня в хорошем настроении, Ваше Высочество, – замечает Сав, снимая верхнюю одежду.

– Да, я выспалась и хочу есть. Хочу всё из меню и по чуть-чуть. Можно? – спрашивая, с надеждой смотрю на Стана, и он улыбается мне.

– Конечно. Я сейчас закажу и вернусь. Сав, что ты будешь?

– Только кофе.

Сав садится напротив меня, пока я изучаю небольшое и шумное кафе.

– Вы словно заинтересованы жизнью, – замечает Сав.

– Я просто выспалась, поела, и меня не тошнит. А также здесь милые люди, – пожав плечами, отвечаю я.