Текст книги "Дом Монтеану. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Lina Mur

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Надо же, ты ещё здесь, пастор. Вновь пришёл исповедовать меня или решил найти сотню моих минусов? – фыркнув, складываю руки на груди, продолжая смотреть перед собой.

– Ты замёрзнешь, Флорина, – Томáс набрасывает мне на плечи свою куртку, но я дёргаю ими, пытаясь сбросить её, а он упрямо возвращает её на место.

– Мне не холодно. Спасибо за заботу, но это лишнее. Что тебе нужно? – спрашиваю, бросая на него взгляд и перестав бороться. Потом отдам куртку тому, кому она точно понадобится.

– Охраняю свою королеву, – спокойно отвечает он.

– Во-первых, я не твоя королева. И уж точно не королева для себя. Во-вторых, ты даже не состоишь в нашем клане. В-третьих…

Он резко наклоняется и целует меня.

– Прекрати, – возмущаюсь я и толкаю его в грудь. – Хватит так делать.

– Зато это заставляет тебя замолчать и не говорить чушь, – отвечает он, пожимая плечами, и отворачивается.

Закатываю глаза и хмурюсь.

– Уйди. Хочу побыть одна, – требую я.

– Это очень старинный склеп, ему около двухсот лет, остальные могилы появились позже, хотя это место не предназначено для кладбища. Видимо, люди решили, что это всё же оно, и даже не задумались, что это частная территория, – замечает он, приближаясь к входу, но я успеваю схватить его за локоть. Томáс удивлённо смотрит на мою руку, а потом на меня.

– Я запрещаю, – цежу сквозь стиснутые от ярости зубы.

– Почему? Я хотел рассмотреть его ближе. Это очень красивое строение. Видно, что его создавали с любовью. А статуи…

– Замолчи и уходи отсюда, – рычу я и пытаюсь сдвинуть его с места. Но это гиблое дело, когда перед тобой вампир. Это чёртов камень, очень большой камень.

– Ты боишься знакомить меня с семьёй? – усмехается он и дёргает рукой, отчего мне приходится его отпустить.

– Томáс, я серьёзно. Это кладбище, здесь не шутят. Здесь приходят проститься или навестить кого-то.

– Хм, вряд ли здесь есть кто живой, кроме нас с тобой, поэтому я никогда не видел смысла в этих камнях. В телах, которые уже съели черви, и в костях нет души. Это просто расходный материал.

– Боже мой, ты такой нудный. Мне, правда, сейчас хочется побыть одной, – настаиваю я.

– Прости, Флорина, но я здесь не для того, чтобы следовать твоим приказам, а для того, чтобы быть рядом с тобой и защитить. Если придётся, то даже от самой себя.

– Я не собираюсь ругаться с тобой снова, Томáс, а ты вынуждаешь меня это делать.

– Я не вынуждаю, а веду спокойный диалог с тобой, но ты всё же чувствуешь и проявляешь свои эмоции. Пусть они негативные и пропитаны болью, но это чувства, и я считаю, что это отличный шаг вперёд. Поэтому я не вижу смысла в ругани с тобой, Флорина. Мы ничего не можем изменить. Мы уже сказали друг другу всё, что можно было вытащить из нашей общей боли, поэтому и этот этап уже пройден. Я собираюсь перейти к следующему.

Замерев, слушаю Томáса и понятия не имею, что он собирается…

– Нет! Стой! – визжу я, когда он молниеносно распахивает двери и влетает в склеп. Я забегаю следом, останавливаюсь и жмурюсь. Чёрт.

– Выходи отсюда, немедленно! Тебе нельзя здесь находиться! Немедленно! – кричу я, толкая его в плечо снова и снова. Я оббегаю его и закрываю собой обзор, раскидывая руки в стороны. – Убирайся, чёрт бы тебя подрал! Ты не имеешь права находиться здесь!

Томáс мрачно смотрит на меня и отрицательно качает головой.

– Лучше уйди, Флорина, иначе мне придётся передвинуть тебя силой, – грозит он.

Я сглатываю и поднимаю подбородок.

– Хочешь пройти дальше, тогда тебе придётся применить силу, чтобы убить меня, потому что иначе ты не получишь…

Он наклоняется и сгребает меня в охапку. Его объятия такие сильные и крепкие, отчего у меня даже кости хрустят. А через мгновение я уже могу дышать и жадно хватаю воздух ртом.

– Нет, – шепчу я, с ужасом наблюдая, как он включает фонарик и освещает склеп.

– О господи, – выдыхает он. – Флорина.

Он с горечью в голосе поворачивает ко мне голову.

– Что это такое? – Он указывает рукой вперёд, но я поджимаю губы. – Я спрашиваю тебя, что это такое? Ты совсем рехнулась?

– Тебя это не касается. Это не твоё дело, – быстро отвечаю, обретая голос.

– Это меня касается. Это что такое, я тебя спрашиваю? Я знал, что у тебя проблемы с принятием гибели всей твоей семьи, но это, – он снова переводит свой шокированный взгляд вперёд.

– Уходи, – тихо прошу его. – Просто уйди.

– Боже мой, Флорина, ты же специально сводишь себя с ума. Откуда эти скелеты? Только не говори мне, что ты собирала их по кусочкам сама всё это время. Только не говори мне, что это вся твоя погибшая семья, которую ты воссоздала для себя. И не говори мне, что этот матрас и эта свежая еда приготовлены для тебя, и ты спишь здесь, а не в замке.

Я отворачиваюсь и цокаю. И не буду говорить.

– Боже мой. Боже мой, – шепчет в ужасе Томáс. – Флорина, ты же понимаешь, что нам нельзя долго находиться на кладбище, здесь специфический запах, который постоянно распространяют гниющие тела. Здесь отравленная почва. Здесь то, что может вызвать у нас язвы и убить нас.

– Я в курсе, но здесь нет этого запаха. Это склеп, а это просто скелеты, – бормочу я и чиркаю спичками. Зажигаю несколько свечей и избегаю встретиться с Томáсом взглядом.

– Господи, Флорина, – Томáс убирает фонарик и качает головой.

– Тебя это не касается, – повторяю я и подхожу к маме, чтобы поправить ей шляпку.

– Боже мой, Стан знает о том, что ты заперла себя здесь? Он знает, что ты уже подготовила для себя гроб и место среди всей своей мёртвой семьи? Стан знает, что ты специально убиваешь себя из-за вины и горя?

– Это его не касается, – рявкаю я, – как и тебя. Поэтому уйди.

– Выходит, Стан не знает о том, что здесь покоится и его семья тоже. Что ты собрала его мать и других родственников по скелетным костям и нарядила их. Он не знает, как и другие, что ты сходишь с ума от боли. Никто не знает, кроме твоих слуг. Это явно не ты принесла сюда еду. Ты не выходила из дома. И это продолжается все эти годы? Ты столетие проспала здесь? Ты столетие играла в семью со скелетами? Ты…

– Заткнись! – выкрикиваю я и выпрямляюсь. – Закрой рот, Томáс! Убирайся отсюда!

– Нет, – он дёргает головой и подходит ко мне.

Я со страхом пячусь назад, закрывая собой семью.

– Ты не тронешь их.

Он, кажется, и не собирался. Он обхватывает мои плечи и грубо разворачивает меня спиной к себе.

– Ладно, раз так, то ты не оставила мне выбора. Я не хочу, чтобы ты умерла, но и ты не хочешь жить из-за дерьма, которое здесь устроила.

– Отпусти, – шиплю я.

– Ты хотела быть здесь? Хорошо. А теперь смотри, – он силой заставляет меня наклониться прямо к изуродованному черепу моего отца. – Смотри, он мёртв! Он мёртв, слышала меня? Он умер, потому что это случилось! Он умер, сражаясь за свою семью, за тебя и твоё будущее! Он умер, как и все эти вампиры! Они мёртвые, и их смерть была напрасна!

– Прекрати… Томáс, пожалуйста, – умоляю я, пытаясь отвернуться, но он хватает мой подбородок и с болью заставляет смотреть.

– Видишь? Это младенец. Это самый маленький скелет здесь. И он на руках…

– Сестры, – хриплю я. – Это её первенец…

– Он не успел родиться, его убили. Его убили. Он тоже мёртв. Он мёртв, и его смерть была глупой и бесполезной. И вот этих тоже убили глупо. И вот этих. И этих. И этих.

– Томáс… не надо, – вою я, а он дёргает меня в разные стороны, заставляя смотреть в эти чёрные и пустые глазницы.

– Все эти вампиры мертвы, это скелеты в грязных и вонючих тряпках, твоя чёртова семья, которая никогда бы не приняла факт того, что ты с ними делаешь! Вот это твои родители?! Это те самые вампиры, которые смеялись и целовали тебя на ночь, они любили и воспитывали тебя храброй принцессой, а ты их подвела?!

– Закрой рот! – визжу я, выгибаясь в его руках.

– Ты подвела их и не тем, что сбежала, чтобы спасти оставшихся живых вампиров! Ты подвела их тем, что убиваешь себя, бросила всё на самотёк, предала их род и своё место в этом мире! Ты подвела всех этих вампиров! И они здесь упрекают тебя не за свою смерть, а за то, что ты сама из себя сделала бесполезный кусок дерьма, Флорина!

– Хватит! Пожалуйста, Томáс! Замолчи! – Чувствую, как мою грудь сдавливает от боли всё сильнее и сильнее, я не могу дышать. Мой взгляд становится туманным и размытым.

– Они смотрят на тебя своими пустыми глазницами и упрекают тебя в том, что ты сдалась! Они упрекают тебя за то, что ты предала их и весь свой народ, раз решила убить себя! Ты предала их только этим! Ты…

– Хватит! Остановись! – кричу я.

– Ты предала их веру в тебя, Флорина! Ты нарядила их и играешь в семью, а они ждут от тебя иного! Они учили тебя иному! Они никогда не воскреснут, потому что это скелеты! Никогда не вернуться к тебе, чтобы простить тебя, потому что им насрать на прощение, ведь ты предала их вид! Они никогда не смогут взять ответственность за жизни тысяч вампиров, которые тоже страдали и боролись за них, развивались и стремились создать другой мир! Они никогда больше не смогут сказать тебе, что ты хорошая дочь, потому что мертвы. А ты нехорошая дочь, раз убиваешь себя сама! Они никогда не простят тебя за то, что ты выбрала безразличие, смерть и безответственность перед своим видом!

– Хватит! – дёргаюсь в его руках и кричу во всё горло.

– Они никогда не смогут сказать тебе, что ты их наследие! Они никогда не придут к тебе и не покажут, что делать дальше, потому что уже дали тебе всё, что могли! Никогда не смогут защитить тебя, ведь они мертвы, а ты была живой! Они погибли с надеждой на то, что во главе вампиров встанет кто-то сильный и верный своему виду, а этим вампиром оказалась ты! Последняя из рода Монтеану! Выжившая королева! Ни черта ты не королева! Ты бросила свой народ! Спряталась здесь с ними, только бы ничего не решать! Ты убиваешь себя, только бы не взрослеть и не брать на себя ответственность за свой род, народ и за свою кровь! Вот что ты предала, Флорина! Ты предала их и кровь, которая течёт в тебе! Ты предала саму себя! Ты отвергла свой вид и поклоняешься тем, кто их убил! Ты боготворишь тех, кто пришёл и предал тебя! Ты счастлива, ведь никто не может увидеть, что ты делаешь, и никто тебя не осудит! Но они осуждают! Смотри, они осуждают тебя, мать твою! Они осуждают тебя! Они…

– Хватит! – кричу я, применяя всю свою силу.

Слабая волна проходит по моему телу, и Томáс отпускает меня. Я падаю на грязный и вонючий матрас, хватаясь руками за голову. Я до боли сжимаю свои волосы. Кажется, что боль, рвущаяся изнутри, сейчас разорвёт меня в клочья.

– Хватит… хватит… – скулю я, давясь слезами. – Хватит… умоляю тебя… хватит…

– Нет. Не хватит.

Я с ужасом и страхом вскидываю голову, когда Томáс поднимает ногу и бьёт по одному из скелетов. Это мать Стана.

– Нет! – визжу я. – Нет!

Томáс хватает платье и рвёт его, разбрасывая вокруг себя куски ткани. Его чёрные глаза смотрят на меня.

– Не смей! – Я поднимаюсь на ноги и сжимаю кулаки.

– Посмею. Они мертвы. Они это яд, который тебя убивает. А я живой. Я живой, и ты не хочешь остаться рядом со мной ради нас. Ты выбрала их. Эту смерть. Эту вонь. Эту ненависть. Эту боль. Я не позволю тебе, – грубо выплёвывает он с шипением.

– Не смей! – визжу я, когда он поднимает ногу и снова бьёт уже другой скелет. Я прыгаю на него, но Томáс отражает удар, и меня отбрасывает в противоположную сторону склепа. Я бьюсь всем телом о мрамор и скатываюсь на землю. Не могу шелохнуться, пока он разрушает каждого. Он разрывает их, ломает кости и разбрасывает всё вокруг.

– Остановись! Пожалуйста, остановись! – кричу я, поднимаясь на дрожащие ноги. – Остановись, прошу тебя! Томáс! Остановись, я буду жить! Остановись!

Я добираюсь до него и хватаюсь за его руку, плача и дёргая его за рукав свитера. Но он не обращает на меня внимания. Он разрушает всё. Я пытаюсь перекрыть ему путь, а он легко отталкивает меня снова и снова.

– Пожалуйста! Я умоляю, Томáс! Не убивай их! Не надо! У меня больше никого нет! Умоляю тебя! – скулю я.

– У тебя есть я. У тебя есть живые, Флорина. А это смерть, и пора положить конец этому! Я сделаю выбор за тебя, раз ты не в своём уме! Я выбираю за тебя, поняла? Я выбираю себя за тебя! – Глядя мне в глаза, он ударяет ногой в скелет отца.

– Нет! Нет! Нет! – ору я, запрыгивая на него, и бью его кулаками по плечам, но Томáсу не больно. Он продолжает ломать ногами и руками всё, над чем я так трудилась. Ногтями цепляюсь за его лицо и с криком царапаю его. Пыли становится всё больше и больше, это прах уничтоженных костей. Я кусаю его за ухо, чувствуя привкус его крови, но он и после этого не останавливается.

– Нет! Томáс! Нет!

Падаю на землю и вою, когда он уничтожает последнее.

– Нет… нет… – Ползу по грязному полу и трясущимися пальцами касаюсь праха. Я поднимаю его и сжимаю в ладонях, опуская голову. И я кричу. Кричу от боли и горя. Это была моя семья. Пусть я и не была хорошей для них, но любила их по-своему, как и они меня.

– Ты, – с шипением поднимаю голову на Томáса. – Ты всё уничтожил.

– Да, я всё уничтожил. Я их убил.

– Ты! Я ненавижу тебя! – кричу, подскакивая на ноги, и прыгаю на Томáса. Он успевает поймать меня и перехватить мои руки.

– Ненавижу, чёртов ублюдок! Ты убил их! Ты уничтожил всю мою семью! Ты! Ненавижу! – визжу я, пытаясь причинить ему боль. Я ору всё, что сейчас горит в моём разуме. Я кричу ему в лицо, и мне так больно. Мне очень больно, потому что мои кости крутит, и я то стону, то визжу, то вою, то рыдаю. И этот поток боли, отчаяния, бессилия и горя сливается, делая меня безумной. Я кричу во всё горло, сотрясаясь от рыданий. Я всё кричу и кричу, пока мой голос не садится до хрипа.

– Вот так, вот так, Флорина, – Томáс раскачивается вместе со мной из стороны в сторону, держа меня в своих объятиях, пока я продолжаю хрипло выть. – Вот так. Выпускай из себя всю эту грязь. Выпускай.

После такой истерики моё и без того слабое тело становится ватным и обессиленным. Мои ноги подкашиваются, и я медленно оседаю на землю. Томáс продолжает держать меня в своих руках.

– Я же… не хотела. Не хотела… я… я просто… не думала, я хотела жить… как они все. Они были семьёй… не я… они не принимали меня… мои братья и сёстры… они никогда не любили меня. А папа… папа считал меня самой сильной из них. Он говорил, что я не нуждаюсь в постоянном контроле и заботе, потому что сильная, а остальные слабее… но мне нужна была забота… я… боже мой, я убила их, – скулю, поднимая голову к Томáсу.

– Всем нужна забота, Флорина, всем. И я буду заботиться о тебе.

– Ты уничтожил всё здесь. Я так долго собирала их по кусочкам, – хнычу я.

– Это было необходимо. Ты заточила себя в этом аду, и он убивал тебя, Флорина, – Томáс проводит ладонью по моему лицу и убирает мокрые пряди с лица. Он мягко целует меня в губы. – Всё. Всё. Выпусти. Ты молодец. Ты можешь собой гордиться, – произносит он и опять целует. – Я постоянно размышлял, почему тебе не удаётся сломать какой-то барьер внутри себя? – Ещё один поцелуй. – Затем узнал о твоём прошлом и нежелании отпускать его, – Томáс вновь целует меня. – И всё же оставалось нечто страшное, что убивало тебя, и это не воспоминания, – целует ещё раз. – Это кладбище твоих надежд, любви, доверия, счастья и клятв, – снова целует. – И чтобы жить дальше, нужно это уничтожать. Мы не можем изменить прошлое, Флорина, но можем убить себя им. Мы не можем отвечать за поступки и выбор других, но можем принять это и понять, потому что это были не мы в их телах. Не мы руководили ими и ни к чему их не принуждали, – ещё один поцелуй в губы. – Мы не в силах побороть нашу боль, но мы можем взять её и сделать нашей силой. Мы не можем воскресить мёртвых, но мы можем помочь живым. А мы живы. Живы и те, кто дорожит тобой. Стан, его отец и ещё тысяча вампиров, которые доверили тебе, своей королеве, свои жизни, надежды, любовь и веру. Они находятся сейчас в том самом состоянии, в котором была ты перед огромным горем. И именно ты можешь защитить их от этой боли, зная, насколько она жестока. У тебя сейчас есть выбор, от которого зависит не только твоя жизнь и твоё будущее, но и жизнь и будущее многих других. Ты их королева. Ты та, за кого умрут. Так не заставляй временной цикл вновь показать тебе, что такое боль и предательство.

Мне трудно дышать, я хриплю, продолжая беззвучно плакать.

– Завтра будет лучше. Сегодня тебе плохо, ты чувствуешь отчаяние и бессилие перед прошлым. Но завтра ты станешь сильнее и переживёшь это. Ты уже пережила. Ранее ты не позволяла себе полноценно пережить эту боль. Ты заточила её в себе. Она пожирала тебя изнутри. И так день за днём ты будешь оживать. У тебя есть причина, чтобы жить. Это я. Это Стан. Это ещё и другие вампиры, которые надеются на тебя. Ты должна принять в себе свой род и наследие своей крови. Ты Монтеану. Ты королева и достойна этого. А сейчас мы пойдём домой, хорошо?

Я киваю и прижимаюсь к нему.

– Вот и отлично.

Томáс подхватывает меня на руки и несёт. Я смотрю в ночи на одинокие свечи, горящие там, где витает смерть. И я прощаюсь. Прощаюсь через боль и нежелание отпустить их. Я прощаюсь, и когда-нибудь моё время точно придёт. Вероятно, завтра, не знаю, но сейчас я просто молча прощаюсь.

Глава 27

Когда я потеряла всю семью, то у меня не было времени, чтобы горевать. Да, потом я разрушила дом из-за невыносимой боли, но это не помогло. Я упустила то время, когда должна была пережить потерю своей семьи. Когда я осталась одна, то не могла вынести в своей голове этого надоедливого голоса, осуждающего и оскорбляющего меня. Я выкрала остатки своей семьи из склепа Монтеану и привезла их домой. Я построила для них новый замок, красивый и уютный. Я вычистила их одежду и собирала каждого члена своей семьи целых десять лет. Это очень сложно по крупицам воссоздавать их скелеты, подбирать части каждой кости и склеивать их. Данное занятие меня отвлекло на целых десять лет, тогда же я перестала пить кровь. Я практически не отдыхала и была поглощена этой идеей. Когда моя семья была собрана, мне хотелось быть рядом с ними. Я жила там около пятидесяти лет. Затем мне стало неудобно спать в склепе, и я перебралась в дом, но ночевала рядом с ними, читала им, включала музыку и рассказывала о том, как меняется мир. Это спасало меня, я так думала. Я искренне полагала, что теперь всё будет иначе, и я смогу жить дальше. Но я умирала изо дня в день. Я больше не плакала, а улыбалась и уверяла себя, что семья рядом со мной ждёт меня, любит и гордится мной. Всё это было ложью.

Наблюдаю за тем, как в ночи на кладбище горит костёр. Я не двигаюсь, не рыдаю и не кричу. Просто стою у окна и смотрю на то, что было когда-то смыслом моей жизни, а сейчас исчезает. Задёрнув шторы, забираюсь обратно в кровать и смотрю в одну точку.

Томáс разрушил всё. Я знаю, что он отдохнул рядом со мной, нашёл себе кровь, у меня её здесь много, а затем ушёл на кладбище, чтобы навсегда стереть с лица земли и из моей памяти мою семью. Понимаю, он считает, что делает, как лучше. Но в моей груди огромная дыра и пустота.

– Ваше Высочество, – в спальню входит Жозефина с подносом в руках и ставит его на столик у окна. – Ваш ужин. Вы совсем ничего не едите.

– Спасибо, – выдавливаю из себя улыбку.

Жозефина тяжело вздыхает и подходит ко мне.

– Снова будете морить себя голодом?

– Я пока не хочу есть, меня тошнит, – признаюсь ей. – Да и как я могу есть, когда Томáс уничтожает мою семью и семейный склеп?

– Милая моя королева, это была ваша боль, а не семья. Они давно погибли. Мы пытались вас поддерживать, но здесь нужны радикальные меры, чтобы не умереть в этой боли. Я знаю, что такое горе. Томáс очень волнуется за вас, Ваше Высочество. Он взял на себя огромную ответственность, решив стать вашим врагом, только бы спасти вас из этого мрака. И раз уж он этот сделал, то значит, любит вас всем своим сердцем. Боль любимых мы разделяем с ними. Только те, кто любят, готовы жертвовать всем, и даже стать врагом, лишь бы спасти возлюбленных. Такие правила и у людей. Не злитесь на него, он действует согласно своему сердцу.

– Я понимаю его мотивы, – шепчу ей, – Томáс – пастор. Он помогает лечить души, ну а если душа прогнила? Если её не спасти?

– Душа не гниёт, моя дорогая, гниют тело и разум. А душа нет. Дайте позволение своей душе проснуться. Я уверена, что Томáс готов помочь вам двигаться дальше. Доверьтесь ему.

– Я уже доверяла, и ничем хорошим это не закончилось.

– Мы все ошибаемся, Ваше Высочество. Каждый из нас порой выбирает не тех, кто достоин нашего доверия. Из-за этих людей мы упускаем возможность довериться именно тем самым. Эти плохие люди убивают в нас веру, но наша задача состоит в том, чтобы не судить всех по одному человеку, а только по их поступкам. За всё время, пока Томáс находится здесь, он рядом с вами, заботится о вас, даже когда вы спите или злитесь. Он не вредит вам, а живёт вами. Пока вы спали, он был здесь и прислушивался к вашему дыханию. Он держал вас за руку и даже читал вам.

– Откуда ты знаешь об этом? – удивляюсь я.

– Я проверяла его, предлагала ему завтрак, ужин и обед, пока вы спали. Он отказывался, и я подслушивала, признаюсь. Я здесь служу только вам, Ваше Высочество, поэтому осторожничала с ним. Но он был рядом. Я слышала вашу ссору, не прислушивалась, но поняла, что вы ругались. Вывела всех из дома, чтобы никто не знал, о чём вы спорите. И вы явно сильно поругались, но Томáса это не остановило. Я могу предположить, что вы причинили друг другу боль, потому что когда влюблённые отрицают свои чувства и идут против них, то ранят друг друга. Ваше влечение друг к другу очевидно, Ваше Высочество. Поэтому я считаю, что Томáс именно тот человек, который сможет раскрасить снова ваш мир. Вы дожили до этого момента, поэтому не время умирать. Не время сдаваться. Не время опускать руки. Не время…

Дверь внезапно открывается, и в комнате появляется Томáс.

– Простите, я не знал, что вы здесь, Жозефина, – произносит он, мягко улыбаясь ей.

Жозефина отвечает ему тем же. Конечно, он не знал. Ну, да. Он вампир, и знает, и слышит всё.

– Уже ухожу. Я принесла ужин. Может быть, вам удастся её уговорить поесть. Её Высочество слишком расстроена и отказывается от еды.

– Я постараюсь, – кивает ей Томáс.

– Предательница, – шиплю я.

– Скорее купидон, Ваше Высочество, – хихикая, Жозефина быстро уходит, оставляя нас одних.

– Ты знал, что она здесь и читает мне лекцию, – фыркаю я.

– Конечно. Я решил, что она тебя утомила. И я думаю, что Жозефина не должна лезть в твоё сердце. Ты сама можешь принять решение, – просто отвечает он.

– Всю мою семью сжёг? – спрашиваю я, злобно прищуриваясь.

Томáс тяжело вздыхает и закатывает глаза.

– Мне казалось, что мы уже прошли этот этап, Флорина. Ты злишься искреннее или по памяти? – интересуется он и направляется к одному из моих шкафов.

Внимательно наблюдаю за ним.

– Искренне.

– Врёшь.

Я хмурюсь и складываю руки на груди.

– Ты не имел права.

– Имел. Когда тебе больно, то и мне больно. Когда ты страдаешь, я тоже страдаю. Когда ты умираешь, я тоже умираю. Разве тебе не читали лекции по поводу связи возлюбленных? – Томáс достаёт из моего шкафа огромную коробку, и я удивлённо приподнимаю брови. Откуда это у него?

– Читали, но такая связь образуется только после слияния.

– Если оба вампира здоровы. А если нет? – Томáс бросает на меня взгляд, я пожимаю плечами. Он начинает доставать из коробки свечи.

– Ты что…

– Если один из вампиров в паре болеет, то второй, как оказалось, чувствует всё намного сильнее, он болеет за двоих. Поэтому мне было невыносимо терпеть твою боль.

– А что ты делаешь? – спрашиваю, подползая к краю кровати.

– Расставляю свечи, чтобы зажечь их.

– Зачем?

– Для ритуала очищения. Я решил, что тебе он нужен. В моей деревне это было обязательным после того, как вампир принимал свою участь и жизнь. Я думаю, что ты готова это сделать.

– С каких пор ты решаешь за меня?

– С тех пор как признал тебя своей королевой и возлюбленной. Всё очевидно. Я долго думал над тем, что могу сделать, дабы облегчить нам обоим жизнь. И вспомнил, что когда вампир отказывался полностью от своего прошлого, то он проходил ритуал очищения и принятия новой жизни.

– И в чём заключается ритуал? Сжечь такого вампира к чёрту? – цокаю я.

– Нет, – Томáс улыбается и зажигает свечи вокруг моей кровати. – Суть ритуала сначала искупаться, очистить своё тело в настое специальных трав. Я попросил Жозефину принести мне их, она принесла. Затем, когда вампир очистит своё тело, нужно его умаслить специальным церковным елеем, он у меня тоже есть, а затем войти в круг свечей и принять себя и свою кровь. После этого вампиру становится легче, и боль отступает.

– Это сказки какие-то, – фыркаю я. – Никогда о таком ритуале не слышала.

– Ты и обо мне тоже не слышала, но я существую. Дай мне попробовать, Флорина. Сделай это ради меня. Позволь мне совершить ритуал. Если он не поможет, то клянусь, что сдамся и отойду в сторону. Я обещаю тебе.

Прищурившись, обдумываю его слова.

– То есть ритуал наполнит мою душу чем-то хорошим? Там сейчас пустота.

– Да, так и есть.

– И ты будешь обтирать меня маслом?

– Сначала я искупаю тебя.

– Ты?

– Да. Я очищу всё твоё тело, а потом оботру маслом. Мне это необходимо, Флорина. Я должен сделать всё, что в моих силах. И если увижу, что это не помогло, то сдамся, но не буду винить себя в том, что ничего не предпринял, пока мог.

– Хорошо, – с тяжёлым вздохом соглашаюсь я.

– Иди в ванную, включи воду и дождись меня, я пока здесь всё закончу.

Закатив ещё раз глаза, выползаю из кровати и плетусь в смежную комнату. Поворачиваю кран и наблюдаю за Томáсом, зажигающим свечи. Я не верю в эти ритуалы. Я слишком долго живу, чтобы верить в такую чушь. Я видела многое, даже тёмные ритуалы, но они ничего не изменили, кроме испачканных кровью рук и камней. Так что… я делаю это для Томáса. Я вижу, как он старается, и для него это очень важно. А я сейчас… хм, просто пялюсь на его задницу. Хорошая задница, я бы впилась в неё клыками или шлёпнула бы по ней, или…

– Отлично. Я сейчас добавлю настой из трав.

Вздрогнув, я моргаю, когда Томáс появляется в ванной комнате со стеклянной банкой в руках, в которой отвратительная на вид жижа грязно зелёного цвета. Гадость. Он добавляет эту мерзость в воду, и она сразу же становится светло розовой.

– Что это такое? – шепчу я.

– Я не скажу тебе, – улыбается Томáс, размешивая рукой воду. – Это травы, но их состав ты не узнаешь.

– Ты пытаешься заинтриговать меня? Я сама угадаю. Я хороша в травах. Итак, здесь… – втягиваю в себя воздух над водой и задумываюсь, – хвоя, можжевельник.

Это приятный пряный бальзамический сладковатый аромат и очень концентрированный, пахучий, другими словами. Раньше мы всегда добавляли его для уборки наших домов.

– Немного.

– Чабрец. Я знаю этот запах и обожаю чай с чабрецом, – улыбаюсь я.

– Он там есть.

– Полынь. Это самый популярный ингредиент.

– Совсем чуть-чуть.

– И что-то ещё. Что-то… очень знакомое из детства. Я помню его, но… не могу назвать, – хмурюсь я.

– Крапива, – подсказывает Томáс.

– Точно. Крапива. И есть что-то ещё, да? – спрашиваю, глядя на него.

– Ты не догадаешься.

Я снова нюхаю воду, но не могу уловить ещё один аромат. Он словно соединяет все остальные и делает их ярче, а сам базовый аромат словно внизу, под этим всем.

– Ладно, сдаюсь, – цокаю я. – Скажи.

– Нет. Давай забирайся в ванну, – приказывает он. – Только голой. Обещаю, что не буду смущать тебя. Буду смотреть в твои глаза, а не на твоё… Флорина.

Я уже стою голой перед ним.

– Ты серьёзно считаешь, что я смущаюсь своей наготы? – фыркнув, забираюсь в ванную и ложусь в неё. Опускаю голову на мраморное изголовье и жду, что же будет дальше. А если немного разнообразить ритуал?

– Здесь будет жарко. Уже жарко и влажно, а ты собираешься меня ещё и мыть. Почему бы тебе не снять футболку, чтобы не намочить её? – легко предлагаю я.

– Ты права, – быстро соглашается Томáс и стягивает с себя футболку.

Я с удовольствием наблюдаю за ним. Я бы облизала этот плоский и подкачанный живот. Я бы точно не упустила шанса провести вдоль выпуклой и пульсирующей вены, убегающей под полоску джинсов. Я бы…

– Боже, Флорина, – смеётся Томáс и брызгает водой мне в лицо, отчего я вздрагиваю.

– Зачем ты это сделал? – кривлюсь я.

– Ты знаешь. Я не так глуп, каким ты меня считаешь. Хоть я пока не могу читать твоих мыслей, но они написаны у тебя на лице. К слову, я не против, чтобы ты сделала то, о чём думала, но ты испугаешься и откажешь в этом и себе, и мне.

– Какая готовность, Томáс. Что-то ты не спешил трахнуть меня раньше, – раздражённо цокаю я.

– Потому что мне нужно было время, а ты не могла мне его дать. Ты нетерпелива и довольно капризна.

– Что за чушь? Я очень терпеливая и абсолютно не капризная, – обиженно отвечаю.

– Конечно, – смеётся он и выключает воду.

– И что дальше?

– Полежи так, подыши ароматами трав. Очисть своё тело изнутри.

– И ты будешь сидеть на полу рядом с ванной?

– Точно.

– Ладно.

Мы смотрим друг на друга, и я первая не выдерживаю его уверенного и самодовольного взгляда. Надо как-то сбить с него спесь. Он считает себя чересчур умным.

– Почему ты никогда не говоришь о себе? Ты выпытываешь у меня информацию, но о своём прошлом не говоришь ни слова? – меняю тему и теперь подавляю улыбку, потому что Томáс немного мрачнеет.

– Я не выпытываю у тебя информацию. Ты любишь поболтать, Флорина, а я за годы работы в церкви научился слушать. Я хорош в этом.

– И в игнорировании вопросов тоже. Так что насчёт тебя? Почему не говоришь о себе?

– Ты никогда не спрашивала обо мне, Флорина, – пожимает он плечами. – Ты никогда не интересовалась, что я чувствую, какой была моя жизнь, и что меня привело на Аляску.

– Я спрашивала, – возмущаюсь я.

– Нет. Не спрашивала. Ты следовала только правилам, как робот, что, вообще, презираешь. Но ты никогда не спрашивала меня, как я себя чувствую во всей этой обстановке.

– Потрясающе, я ещё и эгоистка. Ладно, Томáс, спрашиваю сейчас. Где ты был всё это время? Почему тебя не смогли обнаружить? Много ли встречал таких же, как ты? Что случилось с тобой в прошлом? Ты сбежал из деревни, а где жил? И…

– Погоди, слишком много вопросов. Я же говорю, ты нетерпелива. Тебе нужно знать всё и сию же секунду, так не бывает, Флорина. На всё нужно своё время. И сегодня я готов рассказать тебе что-то одно, завтра другое. Иначе мы выберемся отсюда только через пару месяцев.

– Ладно, сойдёт. Начинай. Я хочу знать всё, что ты сейчас готов мне рассказать.

Томáс смотрит на меня крайне внимательно, словно прикидывая в голове, может ли он мне доверять или же нет? А я жду. Он сказал, что я нетерпелива, а я очень терпелива, раз до сих пор не откусила ему голову за затянувшуюся паузу.