Текст книги "Прогулки с бесом. Том первый (СИ)"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Примирения денежными знаками с гражданами обиженных в прошлом Deutschland,ом давно прошло по Европе, а "гордые совецкие люди с презрением смотрели на иностранные подачки". Замшелая Европа дивилась:

– Необъяснимое поведение победителей: ныне, как никогда нуждается в иностранной помощи, любая монета окажется благом – и нате вам, гордость! У гордости срок есть, обиженные приняли компенсацию, и только "совецкие люди" никак не хотят отказаться от прошлых убеждений и живут в уверенности:

– Гордость совецких людей выше всяких компенсаций! – единственная на всю Европу гордость!

– Сорт обиды важен, Мелкая обида не может претендовать на глубокую, со временем любопытные докопаются и разоблачат обман. И хорошо, если без последствий, а если как прежде? Скандал в масштабе Европы? Забыл, как однажды на провокацию толкнул?

–На какую провокацию, напомни?

– Ага, когда зудом задал вопрос "стойкому и убеждённому" приверженцу фактов сжигания (живьём!) людей в печах Аушвица. И вопрос невинный присутствовал:

– Как представляете процесс сжигания тела, технология? Чем разогревали печи до нужной температуры в градусах Цельсия? Предлагали очереднику улечься на подающее устройство, сложить руки, закрыть глаза и прочитать отходную молитву? Или загружали в холодную печь и включали форсунки с неизвестным топливом? И, как от невинных и простых вопросов "товарищ" воспламенился и брызгал слюной?

– Припоминаю, было, было... Если набраться нахальства – и за малую обиду можно требовать больших компенсаций, всё кроется в названии обиды.

– Какая высшая?

– Вечно юный братец Геноцид без срока давности, сильный и неуничтожимый, ничего мощнее геноцида на сегодня нет. Подстать братцу Геноциду сестрицы "Кровная" обида, "Незабываемая", а возглавляет родственничков сестрица "Смертельная", той только трупы подавай. До сих пор на обидчиков охоту ведёт, а найдя немедля прихлопывает с участием международного суда. У вас издавна живёт "смех сквозь слёзы", предлагаю новинку добавить: "мир сквозь зубы".

– Растолкуй.

– Что непонятно? Видел улыбающихся людей?

– Видел, сам иногда улыбаюсь...

– Улыбаешься от уха до уха открытым ртом, а, не сцепив зубы?

– Понятно, вроде как бы и замирились, но открывать рот память не позволяет... фальш-улыбка.

– Она самая.

Что-то одно следовало оставить за "совецким народом": гордость основных победителей в далёкой войне и отказ от компенсаций, или разделить славу победы с союзниками ровно на две части и навсегда забыть учинённые врагами неудобства.

– Столько перебитых – и всего лишь неудобства? Хотя бы капля совести есть?

– Флакон с Совестью в командировки не беру, лишний, ненужный груз, за сутки до вселения положил в ячейку Вселенского банка, есть такой.

– Коли помянули примирение – не грех поведать историю о настоящем примирении.

– Длинная?

– Не особо, но впечатляющая.

– "Шапка" нужна? Заголовок, то есть?

– Сделай:

Ужасная история в сельской идиллии военного

и послевоенного времени в отечестве твоём.

Изложена бесом с правками, замечаниями и

сомнениями наборщика (моими).

– Было так: в одном месте заняли оккупанты деревню, и по обычаю иноземному не медля поставили над селянами старосту «из своих», или «наших», что без разницы: те и другие «кровь от крови, и плоть от плоти народа своего...» или что-то похожее. В будущем пришельцы собирались управлять аборигенами, а тогда старост ставили из «своих»

В деревне нашего рассказа проживал... "человеком" назвать не можем, человеческого в мужике было процентов пять, не более, таких на Руси честят "зверем" нанося обиду четверолапному зверью.

Зверское назначение мужик исполнял исправно, часто и с удовольствием, кое терпящие определяли как "не по делу", напрасно, "не перечь моему ндраву"

Задержек в пуске кулака не было как в семье – так и вне семьи, "крутым" был, в зверстве никого не выделял.

Если удариться в рассмотрение причин зверств людских – таковых окажется больше, чем нужно в нужном деле очистки человеческого древа от дефектных ветвей...

– ...занятие, караемое международным судом известного города в Европе.

– Нюрнберга?

– Нет, как-то иначе зовётся... забыл...

Время военное, проводить исследования патологии какого-то аборигена захватчики не собирались, но коротко, по-военному сказали:

– Назначаем старостой. За порядок спросим.

– Почему назначили старостой? Рекомендация сельчан?

– Логики не вижу: кто бы по доброй воле поставил явного палача управлять собою?

– Тебя логика обошла вниманием, оттого и не видишь, что всю историю тем и занимаемся, что ставим палачей на царство с редкой заменой на пьяниц и дураков.

– Не отвлекайся на мелочи, продолжай: у врагов манера была: сгоняли жителей селения на просторное место, выбирали крупный, внушительный экземпляр из аборигенов и делали командиром над остальными. Разве в мире животных не так?

– Предводитель с характером палача – естественно, а мягкий вожак приведёт племя к вырождению, проверено на иванах грозных.

Староста, какая ни есть, всё же власть, а любая власть без органов соблюдения порядка (полиции) таковой не является, будь ты каким угодно старостой.

Нужна вооружённая свита, нужна, без свиты никак, но кого рекрутировать? Только из своей деревне, не соседей звать, в самом-то деле! – и на другой день, поутру, по деревне прошёл приказ:

– Так, мужики, шустро прибежали до моего подворья, получили оружие и построились на получение указаний, как служить новому порядку! – а мужики, сукины дети, не идут, причины выставляют:

– Старые мы, какая с нас служба? Молодых нет, война вымела подчистую, быть тебе без войска.

А двух братьев неопределённого возраста мобилизация не тронула, не призвала защищать социалистические успехи, и подробности недосмотра неизвестны.

– Присутствие паники, мобилизационная неразбериха, возраст братьев...да что угодно! Повестка на явку в военное учреждение по дороге затеряться, могли и братья затеряться... Неразбериха, в общем. Староста до них:

– Чтобы поутру явились! – братья грозный окрик пропустили мимо уха и на утро не явились...

– ...точно так могли не явиться в военкомат и другие граждане страны советов?

– ...и началась у главы новой власти на селе затяжная война по имени "гражданская" в пределах одной деревни, но без правил и соблюдения женевских конвенций при ведении войн". Годится?

– Вполне.

– Нет нужды приводить список пакостей, учинённых старостой семейству братьев-отказников, но наибольшей была конфискация коровы "для нужд германской армии". Корова на селе первая кормилица во все времена, какими бы прекрасными они не были, в обнимку с молоком и лебеда в желудке приют найдёт. Без коровы... без коровы-матушки селянин долго не живёт...

Не остался представитель новой власти без опоры, нашёл слабого человека и повесил на шею вражеский "винтарь"...

Оккупационное время оказалось временным и коротким по меркам Истории: воинская мощь с востока погнала врагов туда, откуда и явились. Староста, было, собрался бежать вслед за врагами, но замешкался по неизвестной причине.

– Почему "неизвестной"? Очень даже известная и понятная, что человеку, что зверю: "пусть смерть получу, но в доме родном, не на чужбине кости лежать будут, родная земля примет". И зверью в человечьем обличье не отказать в любви к земле родной.

Взяли старосту братья-уклонисты, судили своим судом, где главной статьёй обвинения фигурировала реквизированная на нужды германской армии корова, и учинили быструю расправу: вывели недавнего сельского временного владыку в чистое поле, воздаяние по заслугам начали с отрубания рук с пояснениями за что:

– За корову! – полное четвертование не случилось: коварный староста умер от болевого шока и от потери крови.

– И братаны, узрев результат мести, тронулись рассудком.

– Основательно?

– Нет, не настолько, чтобы произвести расчёт с жизнью, так, средне... Где-то около забоя скота, или чуть выше.

тронулись рассудком

Окончив святое дело борьбы с врагом, братья отметили акт возмездия обильной выпивкой, явили себя односельчанам и заявили:

– Кто надумает хоронить падлу – узнаем и решим таким манером! – односельчане, зная нрав братьев, не посмели ослушаться и оставили труп на усмотрение природы.

Труп пролежал зиму, весну, а на лето скелет, чтобы не пугал детей и женщин, нарушив запрет судей, предали земле. Без могилы и опознавательного знака, принятого в христианском вероисповедании.

– Сомнительная история, неправдоподобная...

– Излагай сомнения.

– Правом безраздельно убивать подданных всегда владело

только государство, самосуды преследовались со всей строгостью закона. Как братанЫ без последствий угробили старосту?

– Благодаря формуле "вождя мирового пролетариата": "Государство – это вы...", но точное исполнение не знаю: "вы", или "мы"?

– История о возмездии окончена, или продолжение будет?

– Будет: мужик, что не устоял перед нажимом старосты и взял в руки вражеское оружие, после возврата всего и вся на круги своя, получил "червонец" на отсидку в лагере в славном городе Магадане, что стоит до се на краю земли русской. Отбыл срок, выжил, вернулся в село, работал честно и колхоз не обращал внимания на враждебное прошлое работника, но не братья: приходил очередной совецкий титульный праздник, основательно заливали на воротник, ловили давнишнего "полицая" и крепко били. Забавлялись, очищали совецкую землю от предателя.

– Получилось?

– Получилось, выжили мужика, ушёл из родной деревни бывший вражеский прихвостень.

– Мораль?

– Обойдёмся без морали...

– Кому ответ держать после выяснения, что история от первой и до последней литеры выдумка? Т

–Тебе, кому ещё? Мне-то бояться нечем, нет тела...

– Со старостой понятно, получил своё, не ушёл от возмездия, как братаны кончили пребывание в видимом мире? Знаешь?

– Знаю, стандартно, без особенностей: старшОй, пребывая в состоянии алкогольного опьянения средней степени, вздумал на шкив работающего агрегата по очистки семян поставить ремень привода, из всех деталей трудового подвига знаю один: бездушная техника по локоть размяла правую верхнюю конечность с последующей ампутацией. В миг жевания десницы герою в мельчайших подробностях пригрезилась отрубленная рука старосты...

– Жестокая, страшная картина, в деревне мужик без правой руки не мужик.

– Не скажи, шуйца уцелела, она-то и выручала, держала стакан.

– Младшенький?

– К сорока годкам цирроз печени приключился, да такой скорый и шустрый, что за срок меньше года мужик в мир иной отправился... Достаточно мрачных историй прошлого, возвращаемся в Фонд.

За семь десятков лет цветения социалистической системы, всё и вся за трудящихся решал очередной "отец нации", единственный и неповторимый, владевший даром видеть будущее страны на многие годы вперёд. Он-то и решал, "презирают савецкие люди иностранные подачки, или презрение давным-давно встало поперёк горла и мешает дышать? Пребывали во мраке неведения и не понимали причину нехватки воздуха, или что-то поняли, но молчали? Или прошлые обиды от врагов продолжали перекрывать доступ кислорода"? – никто, ни разу не устроил плебисцит с вопросом:

– Устали от презрения к древним врагам, или ещё лет пятьдесят продержитесь? Презираете заработанные

в молодости честным трудом на чужой земле иностранные деньги, или готовы всё, до единого пфеннига, отдать на укрепление социалистического отечества? – не было плебесцита-референдума, но хватало кухонного и злого:

– Слышь, Вань, я бы не против поменять "презрение и гордость советского человека" на марки... – говорил когда-то молодой, а ныне состарившийся строитель Рейха точно такому созидателю чуждой вражеской империи.

Любопытство, кое всегда "голое", дарило собеседникам вопро:

– Знать бы, в какую сумму оценят прошлый труд в шахте Рура ("стального сердца Германии") с сорок первого по пятый? – отвечал другой претендент, не выпячивавший обидчиво губы в сторону зарубежных работодателей:

. – Чего выпячивать-то? Какая разница, кто выжимал соки? Как однажды сказали в отечестве "человек создан на труд отечеству" – так и работал без вопросов, не привыкать к работе. На кого работать дело десятое, главное как труд оплатят.

Граждане страны советов, у кого имелись основания гонять в черепной коробке приятную мысль о предстоящей расплате за прошлое, немедленно и с наслаждением предавались мечтам. Такое занятие у простого народа определяется понятными словами:

– "Курочка в гнезде, яичко в пизде, а мы яешенку жарим" – редкое народное явление: понимали, что из не снесённых яиц яичницу нормальные люди яичницу не жарят, но от надежды "а, вдруг!?" не отказывались.

– Одно из любимейших ваших занятий.

Выплата компенсаций советским гражданам, побывавшим когда-то за рубежом не по собственному желанию, пришлась на времена, когда экономическое положение страны определялось привычным, простым и понятным только русскому человеку словом:

– Хуёвое – если сравнить граждан России с атомной бомбой – разница очевидна: когда в бездушном устройстве заряд урана превышает критическую массу и бомба взрывается – масса недовольных граждан может перевалить далеко за критическую без всяких последствий.

Лучшие политические, экономические и просто без звания, десятки лет пытались понять: "как, отчего и почему, каким образом, после многолетнего, упорного и успешного труда на строительстве социализма строители докатились до положения, когда недавний савецкий прочный, надёжный и устойчивый рубль, почти золотой, скатился в деревянные?

Отчего и почему платёжное средство подкатило к границе, за коей маячило "в базарный день гроша не стоит", отчего рублёвая гордость перешла к иностранным валютам?

Отправился к старшей сестре на семейный совет:

– Слышала новость?

– Какую? Новостей пропасть, успевай уши развешивать.

– Немцы собрались порадовать валютой за прошлое. И мы, вроде бы, не в стороне стоим от расплаты. Что думаешь, что скажешь? Пойдёшь в органы за поясняющими бумагами своему прошлому? Ага, военному? За справкой?

– Нет, нет, что ты! Дочь институт заканчивает, какие марки! Обойдусь без марок, как бы вреда не было!

– Каким образом?

– Ну, как же! А вдруг все узнают, что её мать...

– ... десятилетней два года пробыла в оккупации, и, мало того, в составе семьи оказалась в польском городе Люблине, совсем близко с "Кобет Майданек пекло"? И не помнит, почему и отчего не попала в само пекло? И родные органы, кои всегда и всё о тебе знали, вдруг потребуют объяснений, почему осталась жива и не оказалась в топке печи? За справкой иди в ФСБ, и если там на тебя нет ничего – получишь ответ:

– Извините, но вы чисты перед прошлым и настоящим, как слеза дитят", а о будущем не беспокойтесь. Думайте о настоящем проживании в стране, где позволительно быть кем угодно, даже сумасшедшей, пожалуйста, но будущее отменяется, не предвидится, и посему спите сном праведников. Что знаете о праведниках прошлого? – и, довольная ответом, остаёшься чистой перед прошлым, настоящим и... извиняюсь, будущего нет, нам отказано в будущем.

И глядя на нынешний мир чистыми, постаревшими глазами цвета небесной синевы скажешь:

– Не была на оккупированной территории, не выезжала в польский город Люблин в конце июля сорок третьего года в составе семьи – а как пройти мимо срока в год и три месяца в лагере польского города Люблина одноименного воеводства не знаешь. Не знаешь сестра, отчего и почему, пребывая рядом с "Кобет Майданек пекло" осталась цела, и об этом от органов получишь справку. Впрочем, как хочешь, а я иду сдаваться. Если не имею будущего – попытаюсь хотя бы слабой прозой оставить при себе кусочек прошлого. Коли не горишь желанием побывать в кусочке военного времени длиною в три полных года, не хочешь выяснить, насколько жестоко послевоенный склероз повредил память о военном времени – дозволь брату окунуться в прошлое и окажи помощь фактами.

Три военных года представляют больший интерес, чем последовавшие пятьдесят "мирных и щасливых", что вспоминать, какие радости?

Если за семьдесят лет "торжества" система не подарила столько интересного, как четыре года войны – какими словами поминать систему? Пятьдесят лет прятались от самих себя, может, хватит? Умирать скоро, пусть хотя бы память покается.

Попытки понять почему "власть советов" тянула резину с выплатой компенсаций пять десятков лет – привели к выводу:

– Произведи одновременно с гражданами обиженной Европы выплаты и савецким помощникам в строительстве Рейха – суммы до последнего пфеннига ушли в привычную и любимую графу "псу под хвост", родное государство тех денег и понюхать не позволило с оправданием:

– На врагов страны советов работали!

Умнейшая, но, как всегда, меньшая часть граждан знала о наползающем крахе, не минует крах, наступит, и тогда нужда заставит "гордых совецких людей" вытянуть руку в сторону иностранцев с беззвучной просьбой "помогите", а что занятые суммы принято возвращать с процентами – протягивающие руку не думают.

Друзья – это друзья, но если враги в трудное время быстрее друзей просчитали обстановку и протянули руку с с валютой – куда вписывать бывших врагов?

– Увидели и поняли; пора поддержать спадающие штаны гражданам сгинувшей страны советов.

Никто не знал о размерах компенсации за прошлое, неизвестность огорчала, но ненадолго: спасала поговорка о курочке в гнезде, о яичке в том месте, и о яичнице из ожидаемых яиц.

Какой процент бывших "рабов с востока" держал нехорошие крайне огорчительные мысли "хер вам, а не марки" не знаем, но, пожалуй, терпеливые и выдержанные бывшие строители чуждой савецким людям империи утешались и ободрялись:

– Жили без марок – и ещё поживём!

Оказаться в стороне от волнительной процедуры раздачи чужих денег своим гражданам "совецкое" государство, разумеется, не могло, и тогда-то и был сляпан

"Фонд Прощения и Примирения с прошлым".

– Искажаем, название иное: "Память. Ответственность и Будущее"

– "Ликуй Исайя"! – только за одно название фонда авторам миллион выдать следует! Кто автор фонда, , кто призывает мириться: граждане Германии, или "наши"? Вот он, желанный миг, вот оно щастье без границ, так и тянет на изречение красивостей: "глубоки мир и покой воцарились в глубинах остатков совецкой империи с названием Россия"! Дело за малым: получить желанную компенсацию, устроить шикарный банкет и сдать прошлое в архив.

– Надо же, половину века раздумывали: мириться, али "делать губы писей" ещё столько?

Вступление было интригующим и в духе времени. Так и есть: у всякого времени свой дух, но почему меняется правильного ответа никто не знает.

Кто из бывших строителей Рейха и что разглядел в названии Фонда – опросов не проводилось, не держим привычку интересоваться деятельностью вновь рождённых фондов, хватает веры, а если в ком-то сидит бес и толкает задавать необдуманные вопросы – следует задать вопрос квартиранту:

– В названии Фонда сокрыто предложение пересмотреть перечень давнишних обид, касавшихся напрямую граждан "страны советов" укреплявших могущество Рейха честным трудом.

Правопреемники прошлых работодателей обращались с предложением мириться не ко всем, но тем, у кого были основания мириться с прошлым. Статьи и пункты, кои предлагалось забыть бывшим работникам на Рейх, основатели Фонда не указывали, за них подсуетились "наши" и "свои"."Карточкой претендента на компенсацию" с ушами от прежней и любимой "совецким" народом педерастической "Анкетой".

Ах, как хочется быть первым, на кого свалились простые вопросы:

– Кто изобрёл примирительный Фонд: "наши", или потомки давнишних врагов? Правопреемники? – вопросы распирали гордостью:

– Надо же скудным разумом родить такое! Каков молодец! – что славу первооткрывателя мог перехватить кто-то ещё и влезть в соавторы категорически отвергалось.

– Как можно отбирать последнее!? – если Фонд соорудили "наши" в компании со "своими" – кражи по крупному обязательно случатся, и такая уверенность раздражала и основательно портила "предмарочный" участок жизни.

– Компаньон, это твой напарник такой сообразительный и наперёд знал, что кражи будут, а какие мысли в адрес Фонда, держали прочие претенденты?

– Ваши вечное "с бешеной собаки хоть шерсти клок".

Гнал подлые нехорошие мысли о соплеменниках, а те далеко не уходили, возвращались и отравляли жизнь:

– Наживутся, ох, наживутся фондовские суки на грошах бывших работников на Рейх, как пить дать, наживутся, непременно наживутся!

– Клянись высшей клятвой уголовного мира "падлой буду, век свободы не видать", если претендующие на компенсацию с тобой за компанию со всеми, не будете оповещены работниками средств массовой информации о том, как к "чистым" рукам "товарищей" из Фонда прилипнут солидные суммы немецкой валюты!? – и как в воду глядел!

На то время страна советов полностью истощилась средствами на создание фондов, и создать чисто совецкий "Фонд примирения с прошлым" не могла, потому-то и случилось раздвоение: марки немецкие, фонд – совецкий.

Призыв к примирению давнишние работники на Рейх услышали, но какими словами выразить примирение, если ни в душе, ни в памяти и других местах старых тел не присутствовало и капли вражды к древним работодателям претенденты не представляли.

Хорошо и честно работать "рабов с востока" враги научили, а пиздеть не по делу не у врагов не получилось: в языке врагов отсутствовало только русское определение "пиздеть не по делу".

– Как сегодня заявить сыну древнего работодателя: "твой папаша был нехороший и заставлял работать сверх меры" если сын предлагает расчёт за давнишний труд? Когда у плохих отцов хорошие дети рождались?

Помощь пришла от "своих" листком плохой, годной разве в туалете, бумаги с не лучшей типографии:

"Учётная карточка претендента"

кою без промедления, чтобы не отдаляться от прошлого, назвал "Анкетой", особа во все времена была ближе и понятнее: "спрашивают – отвечай"

"Карточка претендента" являлась сестрой Биографии в облегчённом варианте, и если первая давала какую-то свободу в "написать-воздержаться" – вторая требовала чёткого ответа на шестнадцать вопросов, "те же яйца только сбоку"

– "В профиль" лучше.

– Повторы портят литературу.

– Не все, повторы освежают память и выкладывают новое, пропущенное в первом прогоне. Органы знают об этом.

Основная задача при общении с любыми Фондами знать, где лежит кошелёк, и как бесшумно удалить содержимое.

– И без неприятных последствий, а это великое искусство.

Деятельность "мирительного" Фонда началась с закладки в претендующих на компенсацию граждан твёрдую, как бетон из цемента высшей марки, тревогу:

– Выплаты произведут согласно поданным документам! – поминание о неведомых документах пугали не менее, чем древнее предложение оккупационных властей явиться на регистрацию с последующей отправкой на чужбину. Что за документы, как выглядят, какая канцелярия выдаст? – отученные дышать "воздухом свободы" бывшие строители Рейха бесшумно заволновались, но получили указание:

– Документы о вашей работе на благо Рейха выдаст учреждение с названием "Контора Глубокого Бурения" Она, единственная и родная, во все времена жития вашего пеклась о "чистоте и моральной твёрдости совецких граждан", только она, и никто другой, всегда и всё о вас знала. Неужели непонятно? Ай, забыл?

Документы, документы! В отечестве нашем, других не знаю, проживает непобедимая и нестареющая уверенность "слово к делу не подшивается". Кто придумал сказку о "неправомерности подшивания слов к делу" – по причине недостатка времени вопрос о подшивке на рассмотрение не брался, а потому хватало старой информации: "подшить слова к делу" во все времена дозволялось "ответственным товарищам" и никому иному.

В невозможность подшивания "слова к делу" верила малая часть граждан-простаков, а остальные знали:

– Когда-то "подшить слово к делу" было проще сегодняшнего два пальца обоссать!

– Пальцы обоссываете до настоящего времени, с обссыванием пальцев ничего не изменилось, просто нынешние обоссанные пальцы к делам не подшиваются. Так и шло: слова, изображённые на бумаге с выбитой подписью под текстом "не погрешил ни единым словом в рассказе о себе, в чём и подписуюсь" – уполномоченные товарищи ставили печати, документ рождался и был готов и к подшивке в любое дело.

Удивительное время царило: основная масса граждан страны советов получала печати, а меньшая решала, кому печать пришпандорить, а кому:

– Пусть пока поживёт...

Документов, кои изготовлялись органами на основании рассказов возвращавшихся из неволи граждан "страны советов", было составлено превеликое множество и отправлено в архивы. Работа по переписи деяний и речений, возвратившихся из Рейха на принудительных работах, являлась большой и единственно ценной заслугой органов перед гражданами.

Устные повести фиксировались бумажным способом и отправлялись в архивы с наказом "хранить вечно и без огласки"

Совецкие люди, проторчавшие во вражеском плену три, а кто и четыре года, могли со стопроцентной уверенностью лишиться "облика савецкого человека", и тому были основания: "враги в совершенстве владели методами обработки психики неустойчивых граждан..." – методы совращения и во что совращали молодых савецких граждан не излагались, а что могли быть и "устойчивые совецкие люди" товарищи из органов не допускали.

– От какой сырости в передовом советском государстве появлялись неустойчивые против враждебной пропаганды личности, какую иноземную идеологическую инфекцию (заразу) стране советов несли вернувшиеся из-за кордона бывшие "совецкие" люди, от чего западного устои первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян могли не только пошатнуться, но и рухнуть к ебене матушке? Что было ценного на вражеском Западе, ради чего простой совецкий человек мог пойти на обман органов? Победившая страна, правая со всех сторон – и страхи до патологии, нервные оглядки по сторонам в собственном доме? Почему трусость высокой концентрации

висела в послевоенной атмосфере и ею "вольно дышал народ-победитель"?

Возвращенцам задавали вопросы о житии и деятельности в "логове врага", и в пылу дебатов, как бы невзначай, дознаватели переходили на язык побеждённых врагов с одновременным и внимательным разглядыванием лица отвечающего. Ловился на знании вражеского языка – не давали времени на обдумывание ответа и обвиняли в "работе на врагов в качестве переводчиков". Довод, что русский юноша, или девушка, могли за три года в силу природных способностей освоить язык "страны угнетения" не принимались. Текло золотое время царствования библейской уверенности: "многая знания – велии скорби"!

"Нет худа без добра"! – высока благодарность многих тысяч претендентов работникам "Конторы Глубокого Бурения" Кто думал, что через половину века документы о трудовых деяниях совецких граждан в логове врага будут оценены валютой?

– Погоди выражать признание работой органов, тормози, и представь один день "допросителя"

– Стандартные ответы: поймали, записали, пригрозили "вздумаешь увильнуть от поездки в Рейх родню к стенке поставим" Увезли, работал на шахте (заводе, на помещика)

– не было и единого признания:

– Служил в полиции Берлина в чине ефрейтора.

– Сколько ещё допрашивать? Сотню, тысячу? – и работники органов тихонько зверели.

Отчего и почему савецкие граждане посильным трудом строившие Рейх и заклеймённые "рабами" много лет не получали сочувствии от верхов и до се никто не берётся объяснять.

Повестей и рассказов о "бесчеловечном отношении к совецким юношам и девушкам, угнанным в рабство" достаточно, а вот рассказов о нормальных человеческих отношений рабовладельцев и рабов не видно.

– Гуманизм в общении рабов и рабовладельцев в нашей повести не поминается.

Звание "страна победившего социализма" никак не тянула на столь гордое звание, скорее была в списке стран "победивших самоедов", а сколько народу мечтало о смене названия нам неизвестно.

Хвала Конторе Глубокого Бурения! – быстро, как только заведено от рождения этой организации, выдавала справки всем, кто "вольно, или невольно, в трезвой памяти и здравом уме (или не совсем) испортил биографию "совецкого человека" перемещением за границы "страны советов туда и обратно в грозном зареве войны" Обремизились органы всего один раз, но основательно: "отец совецкого народа" не поверил лучшей в Европе советской разведке:

– Провокация! Друг Адольф не из тех, кто...

О прекрасной работе органов сделаны художественные фильмы, но документальных нет: кто и когда посмел делать фильм о грозной организации страны саветав, какие документы о провалах!?

Когда и в чём оплошала Контора ей знать, но основную, оплошность грозной организации ныне знает каждый второй гражданин страны:

– Нужно было не "верно и преданно" верить в гениальность вождя страны советов", а свернуть шею "вождю" лет за двадцать до начала войны. Начни с головы – тело партии скончалась следом, дышало на ладан, что и случилось в новейшие времена.

– "Зик транзит глория мунди"

– Не выпендривайся, давай перевод.

– "Так проходит слава великих", благородная латынь.

Но столь нужное, великое и святое дело, как сворачивание шеи одному во благо миллионам, следовало свершить с момента, как последний аналитик понял, что инородец возжелал единолично править Россией.

– Пример вреда толерантности: "вождя" следовало убрать способом, каким практиковал сам. Почему "нет"? Разве прошлый недосмотр Конторы Глубокого Бурения не обернулся России многими бедами, разве из богатыря с именем "Россия", нацмен, что в переводе означает "национальные меньшинства" не превратил матушку в калеку? Очередная "загадка русской души", и ныне достаточно граждан, кои уверены "вождь" совецкого народа (всего!) спас Россию!" – а нехорошие граждане из серии не выявленных врагов возражают:

– Будь стократным героем, но обделайся единожды и от всех великих деяний и наград понесёт вонью! Вот почему до сего дня провинившихся героев лишают наград и званий, кроме избранных.Потому иноземцы и добавляю вам очередную "загадку русской души". Сомневаюсь в национальной принадлежности граждан, до се любящих вождя-нацмена, скорее они "гибриды", но не русские. Не удаляйся от темы! О чём ведёшь речь в главе?

– Об "органах".

– Вот и продолжай о них.

– Что упомянутая организация за время существования жестоко обошлась с большим количеством граждан отечества – этого заявить не могу: никто из семейства по её прихоти не сгинул из видимого мира раньше времени. Поэтому говорить что-то худое в её адрес – грешить против истины. Если хулительное в адрес Конторы что-то и выскакивает – выпады исходят от беса.

– Резон просматривается: если в родном советском лагере не сидел чего "катить бочку" на органы?

– Но был во вражеском лагере, и враги не уничтожили. По твоей, бесовской логике, получается, что всякая власть, не лишившая жизни насильственно – хорошая? Уцелел у врагов, а потому нет причин поносить худыми словами?