Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 71. Письма 1898 г."
Автор книги: Лев Толстой
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
* 103. Э. Э. Ухтомскому.
1898 г. Марта 29. Москва.
Дорогой Эспер Эсперович,
Ваш план о выселении духоборов в Манджурию мне очень понравился. Это дает возможность правительству избавиться от затруднительного положения и вместе с тем даст для постройки Китайской железн[ой] дороги прекрасную рабочую силу. Для духоборов же, если бы они были поселены вдоль дороги, это дало бы заработок, посредством которого они скорее бы могли оправиться и обзавестись. Между тем, Накашидзе сказал мне, что вы указываете место поселения в Китайском Туркестане. Мне кажется, что первый план гораздо лучше, и потому пишу вам, боясь, чтобы вы не подали записку об этом деле с предложением поселения в Китайском Туркестане.1 Жена мне говорила, что вы хотели приехать в Москву, и я очень радовался этому.2 Если это неудобно, то напишите мне, и тогда постараемся обдумать дело в письмах.
Письмо мое с обращением к русскому обществу3 нужно бы напечатать, хотя и когда-нибудь после, но нужно напечатать, п[отому] ч[то] я написал письмо в англ[ийские] газеты об этом же и надо бы, прежде чем обращаться к иностранцам, обратиться к своим.
Так вот, любезный князь, мои предположения. Что вы на это скажете?
Любящий вас Лев Толстой.
29 марта 1898.
Печатается по листу копировальной книги.
1 О планах Э. Э. Ухтомского Толстой знал от ездившего в Петербург И. П. Накашидзе. См прим. к письму № 73.
26 марта 1898 г. Ухтомский обратился к министру иностранных дел Муравьеву с письмом, в котором указывал на желательность выселения духоборов в Монголию. Он писал: «Органически срастаясь с «желтым Востоком», нам пора вкрапливать в него свои добрые семена. Если основная мысль Вам покажется правильной, то охотно позволю себе представить и детали довольно ясно мне рисующегося плана, как привести это в исполнение» («Дело архивное, 1 ст. Распорядительного отделения канцелярии главноначальствующего гражданской частью на Кавказе. О разрешении духоборам выселиться за границу». Началось 4 ноября 1897 г., кончилось 5 июня 1901 г.).
План Ухтомского встретил в административных кругах отрицательное отношение.
2 С. А. Толстая видела Ухтомского в свой приезд в Петербург 19—24 марта. В начале апреля Ухтомский был в Москве, но повидаться с Толстым не решился из осторожности.
3 См. письмо в «С.-Петербургские ведомости», № 71.
104. В. Г. Черткову от 29 марта 1898 г.
* 105. Э. Э. Ухтомскому.
1898 г. Марта 30. Москва.
Дорогой Эспер Эсперович,
Письмо это передадут вам приехавшие ко мне духоборы.1 Так как я знаю, что вы хотите ходатайствовать за них, я решил, что эта живая грамота есть самый лучший матерьял для этого ходатайства. Если я этой посылкой делаю вам неприятное, то именно ради бога простите меня.
Я не мог поступить иначе. Дело это слишком важное – так велика разница между продолжением тех же гонений, про которые они вам расскажут, и освобождением от страдания целого населения, что я не колеблясь рискую быть неприятным вам, хотя всей душой желал бы только быть вам приятным. Главное, я перед богом не мог поступить иначе. Помоги вам бог поступить согласно его воле и так, чтобы всегда с радостью вспоминать ваш поступок.
Любящий и уважающий вас
Лев Толстой.
30 марта 1898.
Посылаю вам копию письма, кот[орое] писал вам вчера, боясь, что оно почему-нибудь не дойдет.
1 Павел Васильевич Планидин и Д. Чернов. См. письмо Толстого к В. Г. Черткову от 4 апреля 1898 г., т. 88.
* 106. Н. Я. Симоновичу.
1898 г. Марта после 3. Москва.
Я рад был получить ваше письмо и согласен со всем тем, что вы там пишете. Если будете в Москве, заходите вечером и тогда переговорим о том, что нужно.
Печатается по машинописной копии из AЧ. Датируется на основании письма Симоновича, на которое отвечает Толстой.
Ответ на письмо Симоновича от 2 марта, в котором Симонович писал о своих взглядах и о своем тяжелом душевном состоянии; просил разрешения приехать к Толстому.
*107. Николаю II. Прошение от имени духоборов. Черновое.
1898 г. Апреля 2. Москва.
Его Императ[орскому] величеству
Кавказских христиан всемирного братства,
именуемых духоборами,
Прошение
В прошлом году подано братьями нашими прошение родительнице Вашей императрице М[арии] Ф[едоровне] о том, что[бы] разрешено было братьям нашим выселиться за границу. На прошение наше вышло по ходатайству родительницы вашей разрешение выпустить нас за границу, но только за исключением тех ребят наших, которые, как сказано в выданной нам бумаге, находятся в призывном для воинской повинности возрасте.
Находящиеся же в призывном возрасте сыновья наши, отказывающиеся по нашей вере от военной службы, ссылаются на 18 лет в Якутскую область, и потому выселиться мы можем, только покинув сыновей наших в дальнем, тяжелом и продолжительном изгнании. Ваше импер[аторское] величество, войдите в наше положение и пожалейте нас; отказаться от своей веры, воспрещающей убийство, мы не можем, служить в военной службе дети наши тоже не могут. Мы же не можем уйти на выселение, оставив сынов наших в тяжелом изгнании на севере Сибири. А между тем, если мы не уйдем, то и все сыны наши, входя в возраст, один за другим подвергнутся той же участи, как и те, кот[орые] теперь томятся в тюрьмах и изгнании, так как год за годом молодые люди наши будут призываться к службе и будут отказываться.
Войдите в наше положение, ваше величество, и сжальтесь над нами. Вам будут говорить, что нельзя освободить нас от обязанности военной службы, п[отому] ч[то], если освободить нас, то и другие еще люди последуют этому примеру и будут отказываться от тяжести военной службы; будут говорить еще, что если продолжать требовать от нас общей государственной обязанности, строго взыскивать с нас за неисполнение ее, то мы покоримся, и дети наши будут, как и другие, служить в военной службе. Не верьте этому, в[аше] в[еличество], ни то, ни другое несправедливо. Подражать нам для выгоды освобождения от военной службы никто не станет, п[отому] ч[то] наш отказ от военной службы не только не принес нам никаких выгод, но, в мирском смысле, принес величайшие бедствия. Мы были богаты, – мы разорены теперь, мы были любимы и уважаемы всеми людьми, – мы теперь ненавидимы и презираемы, мы были живы и здоровы, – большая часть наших расселенных и сосланных вымирают теперь от нужды и болезней. Сыновья наши были наши помощники и опорой, теперь они в тюрьмах и изгнании и не они нас, а мы, сколько можем, поддерживаем их. Мы жили среди русского населения, среди разработанных нами полей, садов, в домах, годами собранных нами; и мы всё это теперь оставляем, переселяясь в незнакомые нам места, среди чужого народа. Так что для выгоды никто не захочет последовать нашему примеру. Заставлять же сынов наших строгими мерами, казнями, ссылками, тюрьмами отречься от своей веры также невозможно, как это видно из того, что произошло с нами в эти последние годы. Если бы могли для людского закона отречься от божеского, то мы давно бы уж это сделали. Это сделали бы наши ребята, когда их истязали и секли по дисц[иплинарным] батальонам, когда держали по тюрьмам и разлуча[ли] с женами и родителями, высылали в ссылку. Сделали бы наши старички, томящиеся годами в изгнании и тюрьмах. И потому не верьте, в[аше] в[еличество], тем, кто будут говорить вам, что если выпустить нас за границу вместе с нашими ребятами, то и другие последуют нашему примеру, и тому, что гонениями можно заставить нас изменить нашей вере. Гонения только укрепляют нас в той истине, к[оторую] мы исповедуем, п[отому] ч[то] сказал Хр[истос], если меня гнали, будут гнать и вас. И[оанн], V, 20.
Мы слышали, что в[аше] в[еличество] считает ненужным и неправильным вмешательство насилия в дела веры, желаете не препятствовать вашим подданным верить так, как бог открыл им. Покажите же, в[аше] в[еличество], пример вашей мудрости и добрых чувств над нами.
То, что наша вера мешает нам исполнять требования государства, произошло не по нашей вине. Мы готовы были исполнять все требования государства, но не можем делать того, что запрещает нам бог.
Судите, справедливо ли слушать вас более, нежели бога, сказали апостолы, так же говорим и мы.
И потому, если мы не можем исполнять того, без чего нас нельзя терпеть в государстве, мы просим одно: отпустите нас.
В[аше] в[еличество] по своей доброте и благоразум[ию] не можете желать продолжения тех страданий, которым подвергаются наши братья и сестры; мы же не можем изменить себе, не можем и уехать, оставив в страдании изгнания наших братьев, сынов. И потому умоляем ваше величество, сжальтесь над нашими женами, детьми, стариками, и прикажите всех нас со всеми детьми изгнанниками выпустить за границу, где мы и не переставая будем за это благословлять имя ваше. Будьте милостивы, в[аше] в[еличество]. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Печатается по черновику-автографу. Датируется на основании записи в дневнике С. А. Толстой 2 апреля (см. ДСАТ, 1897—1909, стр. 43).
Черновик этого прошения был послан для ознакомления через М. О. Меньшикова, приезжавшего 3 апреля в Москву, Э. Э. Ухтомскому. Позднее Ухтомский передал прошение Д. С. Сипягину, бывшему в то время главноуправляющим «Собственной его величества канцелярии по принятию прошений» для передачи царю. См. прим. к письму № 309.
Это же прошение, несколько измененное, было подано поверенными духоборов главно начальствующему на Кавказе Г. С. Голицыну 21 июля 1898 г.(«Дело о разрешении духоборам выселиться за границу», ч. 1, листы 72—74).
Ответ на прошение, поданное духоборами главноначальствующему на Кавказе, был дан в секретной бумаге на имя губернаторов елизавет-польского, тифлисского, эриванского и бакинского и военного губернатора Карской области от 18 августа 1898 г. зa №№ 746—750: «Духоборы некоторых частей края обратились к главному кавказскому начальству, через своих доверенных, с ходатайством о разрешении выселиться за границу вместе с общею массою духоборов-постников также и их родственникам и единомышленникам, находящимся в ссылке на Кавказе и в Сибири, а также подлежащим в текущем году призыву к отбыванию воинской повинности.
По докладу об изложенном князю Голицыну, его сиятельство изволил указать, что состоящие в запасе армии и ратники ополчения, а равно раскаявшиеся духоборы могут быть увольняемы за границу по отдельно подаваемым каждым из них просьбам и при соблюдении всех указанных Министерством внутренних дел для сего условий. Духоборам же, состоящим в призывном возрасте, срок призыва коих еще не наступил, а также отбывающим наказание и состоящим под гласным надзором полиции, выезд за границу не может быть дозволен, а потому им не могут быть разрешаемы и отлучки в места приписки для ликвидации имущества...» («Дело о разрешении духоборам выселиться за границу», ч. 1, л. 104).
108—111. В. Г. Черткову от 4, 5 и 6 (два письма) апреля 1898 г.
112. Я. П. Полонскому.
1898 г. Апреля 7. Москва.
Дорогой Яков Петрович,
По разным признакам я вижу, что вы имеете ко мне враждебное чувство, и это очень огорчает меня. Люди идут совершать обряд говения и просят прощения и прощают; в евангелии сказано: если принес дар и вспомнил, что брат твой....1 поди и помирись...,1 то как же нам с вами, уже по нашим годам идущим уже не говеть и не приносить дар, а идущим на суд того, кто нас послал в эту жизнь, не желать уничтожить в нас недоброе, нелюбовное чувство, если оно закралось нам в сердце.
Мне уничтожать в себе недоброе чувство к вам нечего, п[отому] ч[то] его нет и не было. Я всегда, как полюбил вас, когда узнал, так и продолжал любить. Мне поэтому-то и особенно больно и даже удивительно ваше недоброе чувство ко мне. Если я ошибаюсь, то это будет для меня большая радость. А то, кроме того, что больно вызывать недобрые чувства в человеке, кот[орого] любишь, особенно обидно то, что вы получили ко мне дурное чувство с тех пор и как будто за то, что я постарался быть лучше и, откинув все другие соображения, употребил все силы на то, чтобы, как могу и умею, исполнять волю того, кто меня послал в жизнь и к которому я очень скоро должен пойти. Я мог ошибаться в этом искании лучшей жизни и более полного исполнения воли бога, но я знаю, что руководило и руководит мною одно это желание, и потому хороший и добрый человек, как вы, никак не может за это разлюбить человека.
Очевидно, тут есть какое-то недоразумение, и я очень желал бы, чтобы оно разрушилось. Пожалуйста, простите меня, если считаете, что я в чем-нибудь виноват перед вами, и не будьте дурно расположены ко мне. Мне и всегда было мучительно больно чувствовать и знать, что я виновник вызванного моими слабостями дурного чувства, а теперь, когда всякий день по несколько раз думаю и готовлюсь к смерти, это для меня особенно мучительно.
Так, пожалуйста, дорогой Яков Петрович, простите и не нелюбите меня.
Любящий вас
Л. Толстой.
7 апреля 1898.
На конверте: Петербург.2 Якову Петровичу Полонскому.
Впервые опубликовано в сборнике «Толстой и о Толстом», 1, стр. 31—32.
Яков Петрович Полонский (1820—1898) – поэт. Знакомство Толстого с Полонским состоялось в середине 1850-х гг., по приезде Толстого в Петербург из Севастополя. В 1857 г. они встречались в Баден-Бадене; в 1881 г. виделись в имении Тургенева в Спасском, куда Толстой приезжал 9—10 июля после примирения с Тургеневым (см. т. 49). После 1881 г., живя по зимам в Москве, Толстой несколько раз виделся с Я. П. Полонским. Консерватор и православный по взглядам, Полонский не прощал Толстому его резкой критики церкви и государства. В 1895 г. по поводу вышедшего за границей сочинения Толстого «Царство божие внутри вас» Полонский напечатал в «Русском обозрении» (№№ 4—6) полемическую статью: «Заметки по поводу одного заграничного издания и новых идей графа Л. Н. Толстого». После появления в «Вопросах философии и психологии» статьи Толстого «Что такое искусство?», Полонский написал резкую статью, о которой стало известно Толстому. П. А. Сергеенко предполагает (см. «Как живет и работает гр. Л. Н. Толстой», М. 1908, изд. 2-е, стр. 95), что эта статья Полонского вызвала со стороны Толстого данное письмо; но можно думать, что Толстому стало известно доброжелательное отношение Полонского к гонимым духоборам, а также то, что он был болен. М. О. Меньшиков писал Толстому 6 апреля 1898 г., что, по словам Ухтомского, Полонский собирается писать свои воспоминания о духоборах. «Но когда Ухтомский заметил, – писал М. О. Меньшиков, – что Вы принимаете участие в этом деле, Полонский замахал руками и чуть ли не отказался от своего намерения». 29 июня 1898 г., уже после обмена письмами между писателями, М. О. Меньшиков, сообщая о своем посещении Полонского в Либаве, писал: «Очень меня тронул Яков Петрович своим совсем юношеским рвением за сектантов...» По сообщению Меньшикова, Полонский писал о духоборах Победоносцеву.
1Многоточие в подлиннике.
2Далее вписано рукой Т. Л. Толстой: Знаменская 16.
Я. П. Полонский ответил 14 апреля 1898 г. См. «Летописи», 12, стр. 220—221 (там же напечатана вся сохранившаяся переписка Толстого с Полонским с 1857 по 1898 г).
113. Еугену Шмиту (Eugen Schmitt).
1898 г. Апреля 7. Москва.
Lieber Freund,
Ich habe mit roten Bleistift einige Worte einschrieben einige ausgestriechen und in Stellen die mir nicht ganz gut übergesetzt schienen Zeichen gemacht. Ich habe das Russische Original nicht bei mir so das ich den Punct 15 nicht wiederherstellen konnte. Wenn sie nach den Holländischen nicht die fehlenden Worte einschreiben können so streichen sie, bitte den ganzen Punkt aus. Die Aufschriften sind sehr gut und die ganze Übersetzung ausgezeichnet klar und schön.
Ich hoffe das Sie frei gesprochen sein werden und so freundlich sein werden mir über den Process. Nachricht geben werden.
Es wird mich sehr freuen Ihr Blatt das ich so lange nicht gesehen habe zu erhalten.
Ihr Freund L. Tolstoy.
7/19 April 1898.
Дорогой друг,
Я вписал красным карандашом несколько слов, другие вычеркнул, а те места, которые показались мне не вполне хорошо переведенными, обозначил значками. У меня нет под рукой русского оригинала, и потому я не мог восстановить пункт 15-й. Если вы не сможете вставить недостающие слова по голландскому тексту, то вычеркните, пожалуйста, весь этот пункт. Надписи очень хороши, и весь перевод совершенно ясный и хороший.
Надеюсь, что вы будете оправданы и что будете так добры, сообщите мне о процессе.
Буду очень рад получить ваш листок, которого я так давно не видал.
Ваш друг
Л. Толстой.
7/19 апреля 1898.
Печатается по машинописной копии из AЧ. Впервые опубликовано в книге: «Leo Tolstoi. Die Rettung wird kommen». Hander-Verlag. Hamburg 1926, XIX, стр. 53.
Ответ на письмо Шмита от 8 апреля нов. ст. из Будапешта, в котором Шмит писал, что посылает Толстому свой перевод мыслей Толстого о боге и афоризмов из его дневника, прося пересмотреть перевод. «Одно место из пункта 15, – писал Шмит, – я перевел из голландского текста с пропусками». Далее он сообщал, что 28 апреля состоится слушание его дела в суде по обвинению его в опубликовании антиправительственных статей.
* 114. А. В. Жиркевичу.
1898 г. Апреля 10. Москва.
Не отвечал вам, любезный Александр Владимирович, о вашем предложении хлопотать о перемещении Егор[ова] и др. в лучшее место, п[отому] ч[то] если вы можете это сделать, то какое же может быть сомнение, что это надо сделать, а, в 2-х, п[отому] ч[то] предположение о том, что вы можете это сделать, невероятно. Вопрос о духоб[орах] и всех отказывающихся от воен[ной] службы рассматривается как вопрос государств[енный] и огромной важности, и принимаемые меры решительные и неизменные. Одах[овского]1 помню. Поклонитесь ему от меня.
Жму вам руку.
Л. Толстой.
На обороте: Вильно. Военно-окружной суд. Александру Владимировичу Жиркевичу.
Датируется на основании почтовых штемпелей.
Ответ на письмо Жиркевича от 21 марта, в котором он спрашивал Толстого, не следует ли хлопотать о переводе Егорова и других сосланных ближе к Якутску.
1 Юлиан Игнатьевич Одаховский, полковник, сослуживец Толстого по Севастополю. См. о нем в т. 74.
* 115. Эрнесту Кросби (Ernest Crosby).
1898 г. Апреля 11? Москва.
23 April 1898.
My dear Crosby,
I think that Mr. Jones has noted quite rightly in refusing to help in the coercion that was wanted for the general good. (Coercion and all kind of violence is always wanted for the general good). To say that he acted rightly is not the adequate expression. I think he acted as he did because he could not act otherwise. To use coercion for a true christian is like a physical impossibility. And this impossibility is determining the position that such a man can occupy in society. Therefore I think that for a christian it is not necessary to renounce the position that he occupies for the reason of non-conformity of his position with his faith; he must only put in his position – it may be of an emperor, of a hangman, a president, a spy, a priest, a soldier, a judge – act in the position in which the christian enlightenment found him, as his conscience bids him, and the result will be just what it ought to be: he will be chassed from the position that he ocupied and that may be the best thing for him. That is what I think about the difficulty Mr. Jones is in.
It is great joy for me to know that there are men like Mr. Jones professing the christian doctrine not only in words but in deeds. Give him please my respect and love.
What a pitiful state of jingoistic hypnotization is your people in now. It is dreadful but gives me nothing unexpected and new. This terrible evil and superstition which is called a virtue and which is unhappily so strong in America – patriotism could not produce anything else. They do not gather grapes from thornes... And so patriotism produces only lies, violence, murder. The sole sorrow of my old age is that I have not succeded to communicate to my brothers the truth which I feel with the same evidence as I feel the light of the sun. That patriotism must lead to lies, violence, murder and the loss not only of material wellbeing but of the greatest moral depravation. I am not yet discouraged and am now writing again on the same subject an article entitled «Carthago delenda est»; I will speak and write on this theme till my last breath because I think patriotism is one of the draedfullest delusions and evils of the world.
Yours truly Leo Tolstoy.
23 апреля 1898.
Дорогой Кросби,
Я думаю, что Джонс совершенно правильно поступил, отказавшись помочь в принуждении, которое было нужно для общего блага. (Принуждение и всякого рода насилия всегда необходимы для общего блага.) Сказать, что он поступил правильно, неточное выражение. Я думаю, что он поступил так потому, что не мог поступить иначе. Истинному христианину применять принуждение физическое невозможно. И эта невозможность определяет положение, которое такой человек может занимать в обществе. Поэтому я думаю, что христианину нет необходимости отказываться от того положения, которое он занимает, ввиду несовместимости этого положения с его верой; он должен действовать в том положении, в котором его застало христианское просветление – будь то положение императора, палача, президента, шпиона, священника, солдата, судьи, – должен действовать так, как указывает ему его совесть, и тогда последствия будут таковы, какими они должны быть: он будет лишен занимаемого им положения, и это будет для него наилучшим. Вот что я думаю о затруднении, в котором находится г. Джонс.
Для меня является великой радостью сознание, что есть такие люди, как г. Джонс, которые исповедуют христианское учение не только на словах, но и на деле. Передайте ему, пожалуйста, мою любовь и уважение.
В каком жалком состоянии джингоистического гипноза находится сейчас ваш народ.1 Оно ужасно, но в этом для меня нет ничего ни неожиданного, ни нового. Патриотизм, – это ужасное зло и суеверие, которое называется добродетелью и которое так сильно, к сожалению, в Америке,– не мог создать ничего другого. Не собирают с терновника виноград... так и патриотизм рождает только ложь, насилие и убийство. Единственным огорчением моей старости является то, что мне не удалось сообщить моим братьям ту истину, которую я воспринял с такою же ясностью, с какою воспринимаю солнечный свет, а именно, что патриотизм должен приводить ко лжи, насилию, убийству и утрате не только материального благосостояния, но и к огромному моральному извращению. Я еще не отчаиваюсь и теперь опять пишу статью на ту же тему, озаглавленную: «Carthago delenda est»2; я буду говорить и писать на эту тему до последнего вздоха, так как думаю, что патриотизм одно из ужаснейших заблуждений и зол всего мира.
Искренне ваш Лев Толстой.
Печатается по листу копировальной книги. Дата копии нового стиля. 23 апреля старого стиля является датой окончания статьи «Carthago delenda est»).
Эрнест Говард Кросби (Ernest Howard Crosby, 1856—1906) – американский писатель, сочувствовавший взглядам Толстого. См. т. 70.
Ответ на письмо Кросби от 19 марта нов. ст., в котором Кросби писал о мэре города Толедо (штат Огайо) Самуиле Джонсе (см. о нем в т. 72, стр. 25), который отказывался применить насилие при проведении закона, «требующего закрытия питейных заведений в воскресные дни». Кросби просил написать Джонсу «по вопросу распространения трезвости при помощи насилия и о фальшивом положении христианина, стоящего во главе полиции». К своему письму Кросби прилагал письмо Джонса к нему от 15 марта нов. ст. по этому вопросу, в котором Джонс писал: «Я начинаю чувствовать, что реформаторство в капиталистических поселениях почти бесполезно. У меня нет готовой программы для будущего, но я стараюсь ото дня ко дню поступать так хорошо, как могу».
1 Толстой имеет в виду испано-американскую войну, которая фактически велась с февраля, хотя официально была объявлена 20 апреля 1898 г.
2 «Carthago delenda est» («Карфаген должен быть разрушен») – статья Толстого, оконченная 23 апреля 1898 г.
