Текст книги "Зона риска"
Автор книги: Лев Корнешов
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Дома он сварил крепкий кофе и снова сел за письменный стол – нельзя давать сердцу почувствовать слабину, иначе оно поведет себя как капризный механизм, чего доброго, еще начнет диктовать свою волю.
«Завтра же пойду в бар «Вечерний», – решил он. – И найду Анжелику».
На следующий день Андрей завертелся, закружился в редакционной толкучке и отложил визит в кафе «на потом».
Через два дня миленькая секретарша отдела писем Олечка принесла ему коричневую папку – в ней были подобраны письма на темы «подросток и улица», «подросток и свободное время», «подросток и взрослые» – словом, обо всем том, о чем шел разговор с редактором.
Андрей понял, что ему вежливо намекают – пора, мол, браться за выполнение редакционного задания.
ДВА ПИСЬМА НА ОДНУ ТЕМУ ИЗ КОРИЧНЕВОЙ ПАПКИ
«Мне 17 лет. Учусь в медучилище. Комсорг группы. Чем привлекает меня улица? Прежде всего общением. Примерно с 7-го класса мы (обычно человек 15—18) по вечерам стали собираться на улице. Играли в нами же придуманные игры, пели, спорили обо всем на свете. Улица стала для меня просто необходимой. Дома меня оберегали от всего, родители даже ссорились шепотом в другой комнате.
На улице я начала понимать, что такое жизнь. Чтобы улица не влияла на ребят плохо, родителям и другим взрослым надо самим выйти вечерами на улицу. Именно так в самое нужное для меня время поступили мои родители. Они предложили ездить за город, в поход, на рыбалку. Конечно, они не делали за нас то, что мы могли делать сами (варить обеды, ставить палатки), а просто что-то предлагали дельное.
Человека, особенно подростка, нельзя лишать улицы! Потому что потом, когда подросток вырывается из-под родительской опеки, он просто пьянеет от свободы и кидается от одной компании к другой, а порой и к той, которая не только петь, но и пить научит. Светлана К.».
«Мне 16 лет. Я ученица девятого класса. Учусь хорошо. На улицу никогда не хожу. А раньше ходила часто. Но потом мне стали просто физически противны те, кто там обитает. Ребята стремятся выпить, ругаются даже при девушках, дико хохочут на всю улицу, говорят пошлости, дают волю рукам. И всегда разговоры об одном и том же: где-то была драка, кто-то с кем-то зароманил, хорошо гульнули на чьем-то дне рождения.
Я однажды высказала свое мнение по поводу одного советского ансамбля, сказала, что песни в его исполнении мне очень понравились. А в ответ услышала: «Ты просто отстаешь от моды». Им подавай зарубежную эстраду. Заучивают слова, не зная их перевода, бьют по струнам, орут песни на разных языках, не понимая их смысла. И это они считают самым модным и современным? Ну скажите, разве нормальному человеку захочется слушать эту никому не нужную долгоиграющую пластинку?
Я не ставлю себя выше других, поймите меня правильно, но не могу найти общего языка с девчонками и ребятами, проводящими все время на улице. Мне не о чем с ними говорить: их интересы – модные диски, глупые анекдоты. Я предпочитаю другое... Многие говорят: «Там весело». Может быть. Но чем такая веселость, лучше скучная серьезность. Оля М.».
В СТРАННОМ ПОЛУМРАКЕ ТРЕВОЖНЫЕ ОГНИ...
С первой попытки в бар «Вечерний» Андрей не попал. Он безропотно простоял в очереди два-три часа, услышал много нового для себя. Но когда до заветной двери оставалось совсем немного, швейцар объявил, что сегодня свободных мест не будет. Неудачники, беззлобно поругавшись, разошлись. Андрей потоптался еще недолго и тоже побрел домой. Он был «совой», любил работать по ночам и сейчас с удовольствием думал о том, как положит перед собою листы чистой бумаги, выпьет крепкого кофе – вечер был зябкий – и попытается набросать контуры очередного творения. Трудился он над своими очерками неспешно, основательно, не любил журналистского трюкачества и того, что именовалось модным термином «фрагментарность».
Две фразы с вопросительными знаками появились на листках:
1. О чем говорят в очереди в молодежное кафе?
2. Почему можно простоять весь вечер и в это самое кафе так и не попасть?..
В следующий раз Андрей, наученный опытом, поступил разумнее. Он позвонил директору бара. Его не хотели соединять, но магические слова «вас беспокоят из газеты» и на этот раз безотказно сработали. Ничего не объясняя, Андрей попросил зарезервировать для него столик. «Я хотел бы провести вечер в баре, о котором много слышал». – «Сошлитесь на меня, – сказал директор, – столик вам будет. К сожалению, не смогу познакомиться с вами, так как у меня вечер уже забит...» Вот и хорошо, обрадовался про себя Андрей, вести светские беседы не входило в его намерения.
У него не было никакого плана, он не знал, с чего начнет знакомство с завсегдатаями бара, как будет искать таинственную «Анжелику».
Как всегда, у отделанных под «старину» дверей бара «Вечернего» вилась очередь. В ней твердо знали, кто за кем, и потому не лезли вперед, не напирали, здесь не было ни суеты, ни той дерганности, когда очередь формируется стихийно. Здесь был порядок, и он удивлял больше бестолковости. Потребовалось время, чтобы потом, через много дней, Андрей понял, на чем он держится. Ребята болтали со своими подружками, увеселяя их шуточками, иные отрешенно помалкивали, подняв воротники небрежно распахнутых плащей. Андрей постучал в дверь.
– И вы надеетесь, что эти врата откроются? – спросила его девушка, стоявшая неподалеку.
– Обязательно, я знаю заклинание, – уверенно ответил Андрей.
– В случае удачи возьмите меня с собой. Я девушка честная, имейте это в виду.
– Очень приятно слышать, – шутливо склонил голову Андрей.
Выглянул швейцар, и Андрей, назвав имя-отчество директора, сказал, что для него оставлен столик. Он продемонстрировал свою визитную карточку. На швейцара она произвела впечатление: судя по всему, местная публика обходилась без визиток. Швейцар посторонился.
– Идемте, – пригласил Андрей девушку, так смело набившуюся в спутницы. – Люблю честных девушек, – добавил он.
– Это у меня такая поговорка. Наверное, сейчас она была не очень к месту.
– Самокритика бывает полезной. – Андрей галантно пропустил девушку вперед.
– Уже и здесь успела, Елка, – проворчал швейцар, водворяя на место массивный крюк.
Андрей повернулся к девушке:
– О, я вижу, вас прекрасно знают! Пользуетесь популярностью? – Спросил: – Как дальше будем развлекаться: вместе или порознь?
– Если вы за – вместе. А мальчикам я скажу...
– Каким мальчикам и что вы скажете?
– Чтобы к вам не приставали. Они не любят, когда наши девушки появляются с незнакомыми ребятами.
– Строгие у вас нравы. – Андрею невольно вспомнился репортаж своего коллеги. Тот писал о чем-то подобном.
Столик оказался в углу, Андрей отыскал его по табличке «занято». Он был удобным: как бы в стороне, но оттуда виден весь зал.
Бар небольшой, человек на сорок-пятьдесят. Стойка с вертящимися стульями. Кофеварка, ряды бутылок: Андрей обратил внимание на иностранные этикетки. Елка, перехватив его удивленный взгляд, объяснила: «Бутафория. Для респектабельности. «Белая лошадь» в это стойло никогда не заглядывала».
Она чувствовала себя свободно. Андрей удивился этой ее черте – ведь познакомились каких-нибудь несколько минут назад.
За столиками сидели в основном очень молодые люди. Небрежно распахнутые сорочки, пестрые галстуки со сдвинутым узлом, пиджаки на спинках стульев. На пластиковых квадратах – коктейли с соломинками, недорогое вино, конфеты, кофе.
Играл кассетник «Весна», музыка звучала приглушенно, несколько пар топтались посреди зала. Это был медленный танец, и парни без особого стеснения прижимали к себе партнерш. Танцевавшие умело лавировали среди столиков, стараясь ничего не опрокинуть.
Свет был неярким, розовато-голубым, не резал глаза. Массивная, под бронзу, люстра погашена, зал освещали боковые бра и ряд разноцветных лампочек над стойкой, за которой сноровисто трудилась плотная девица в длинном вечернем платье.
Ела уже от входа приветливо махнула ей рукой.
– В случае чего я скажу ребятишкам, что это я вас пригласила. Так что не удивляйтесь, мы с вами старые друзья.
– В таком случае меня кличут Андреем.
– Усвоила, – сказала девушка. – Если это правда.
– А с какой стати мне вас обманывать? – удивился Андрей.
– Некоторые предпочитают короткометражки.
– Что?
– Вечер себе в подарок, а дальше – ищи...
Андрей счел своевременным сменить тему:
– Ваше имя я уже знаю.
– Конечно, швейцар Ваныч меня назвал.
– Правильно. Что будем есть-пить?
– Я на мели, предупреждаю честно. – Ела глянула в маленькое зеркальце, чуть поправила волосы.
– Нет проблем, – уверенно заявил Андрей. – Я только сегодня получил гонорар.
– Значит, журналист.
– Точно.
Во взгляде Елы прорезался интерес, журналист – престижная профессия.
– Здесь нет официанток, – предупредила она. – Так что потопали к Надьке.
– Кто это?
– Барменша, вон та, которая в рыжем парике и длинном платье. Она раньше в системе «Интуриста» работала, ее оттуда вытряхнули, на чем-то прихватили, – мимоходом объяснила Ела.
Они подошли к стойке, Андрей взял меню, протянул спутнице:
– Выбирайте.
– Чао, Наденька, – ласковым голосочком протянула Ела.
– Салютик с приветиком, – неожиданным басом отозвалась барменша.
– Что ты нам посоветуешь?
– Берите «шампань-коблер», кажется, сегодня он получается.
– Два, – согласилась Ела и повела глазами на Андрея – как он отнесется.
– Один, – сказал Андрей, – и коньяк, пятьдесят, еще конфеты, потом будет кофе.
Ела заказ одобрила, сказала вполголоса:
– Продолжайте в таком же духе.
Барменша Надя приготовила какую-то смесь, поставила коньяк и конфеты на стойку. Съязвила, впрочем, беззлобно:
– Вот, Елка, ты и возвысилась – сидишь за директорским столиком.
– Вперед по лестнице, ведущей куда: вверх, вниз, к успеху? Куда, Андрей?
– Посмотрим.
Разговор шел в каком-то телеграфном стиле, Андрей пытался настроить себя на соответствующую волну, это пока не удавалось.
Ела, блаженствуя, тянула коктейль. Андрей выпил свой коньяк, принялся за конфеты. На них обращали внимание.
«Что это еще за тип причалил?» – услышал Андрей реплику из-за соседнего столика.
Ела ее тоже слышала и объяснила:
– Мы сидим за столиком, который у директора в резерве. Потому и называется директорским. Для его личных гостей и важных персон... И пусть очередь в полкилометра – этот столик будет свободным. Директор очень любит себя и своих друзей.
– Как директорская ложа в театре. – Андрей аккуратно свертывал обертки от конфет в плоские квадратики.
– Для малолетнего сыночка фантики собираете? – спросила Ела.
– Не женат.
– Ого! Редкая по нынешним временам птица.
– Отчего же?
– Обычно врут, что развелся, обманулся, разочаровался, разлюбил, что там еще?
– Но я действительно...
– Верю. Впрочем, это детали жизни, несущественные к тому же.
Ела небрежно откинулась на спинку стула, рассеянно смотрела в зал, с кем-то поздоровалась, кому-то кивнула. Ей нравилось, что на них обращают внимание.
– Здесь как на сцене, – сказал Андрей.
– Сто лет не была в театре.
– Почему же? – удивился Андрей. – Сейчас много премьер.
– Разве я похожа на тех, кто простаивает у театральных касс часами, чтобы заполучить билетик?
– Нет, – вполне искренне согласился он.
Он бросил украдкой взгляд на свою неожиданную знакомую. Ела была симпатичной девчонкой со вздернутым носиком, миндалевидными глазами. Она была бы даже красивой, если бы не «чересчур». Чересчур много «штукатурки» на лице, чересчур широкая из дешевой ткани юбка-клеш, чересчур яркая брошь на блузе с чересчур большим вырезом. И чересчур много свободных движений – этакая нарочитая бойкость.
– Закончили осмотр? – спокойно, будто речь шла о какой-то вещи, спросила Ела. – Ну и как, удовлетворяю?
– Извините меня, пожалуйста, – смутился Андрей. – Я не хотел вас обидеть.
– И не думаю обижаться. Вы имеете право.
– Почему? – заинтересовался Андрей.
– Вы привели меня сюда, угощаете, должны же что-то за это иметь.
– Как все просто!
– А зачем усложнять? – Ела достала из сумочки пачку сигарет, умело щелкнула по донышку, выбила одну, толкнула пачку по столу Андрею.
– Здесь не курят, – сказал он. Везде висели таблички со смешными надписями: «Благодарим вас за го, что вы у нас не курите».
– Какой странный! – Ела с удивлением взглянула на-Андрея. – Вы что, не видите?
В баре густо плавал сизый дым. Он поднимался к потолку и там светлел, растворяясь в углах. Пепельницы заменяли блюдца.
– Тогда мои, – предложил Андрей, доставая пачку «Мальборо» и зажигалку.
И вновь во взгляде Елы мелькнуло одобрение. «Интересно, сколько она отрабатывала такой вот томный, со смутным обещанием взгляд – под стандартных кинозвездочек?» – Андрей не мог воспринимать все, что видел, всерьез; ему казалось, что попал на репетицию какого-то пародийного спектакля.
– Американские сигареты да еще плюс «Ронсон»!
– Сигареты, допустим, наши, производятся по лицензиям американской фирмы. А «Ронсон» действительно зарубежный.
– Полсотни? – деловито спросила Ела.
– Нет, я купил зажигалку в Париже.
– Даже так?
– Какой идиот будет платить бешеные деньги за зажигалку, только потому, что она ронсоновская?
– Находятся... Кстати, почему вы взяли коньяк, а не «шампань-коблер», как я предлагала?
– Видите ли, Ела, я люблю все натуральное. То, что здесь носит наименование очень приятного коктейля, на самом деле бурда, в которую влито слишком много дешевого крепленого вина. Это видно с первого взгляда.
– У вас высокие запросы, – с улыбкой сказала Ела. – Хотела бы я когда-нибудь выпить настоящий «шампань-коблер» где-нибудь в Париже...
– За чем же дело стало? Есть «Интурист», Бюро международного молодежного туризма «Спутник»...
Ела удивленно повела тонко нарисованной бровью.
– Вы или наивный, или блаженненький...
– Ни тот, ни другой, – отрезал Андрей. – У меня десятки приятелей побывали в разных странах. И это не только журналисты, а слесари, токари, машинистки, служащие, актеры.
– Везет вам на друзей. А у меня только один знакомый отправился в далекое путешествие – на Север. И то не по своей воле... Вы можете и мне коньяк заказать? Еще кредитоспособны?
Бокал у Елы давно уже был пуст.
– Простите, – спохватился Андрей. – Я мигом.
Барменша Надя с видимым удовольствием налила два коньяка. Здесь его просили нечасто, стоил он дорого, а Надя помнила времена, когда стояла за стойкой в солидном заведении, где предпочитали дорогие вина и спрашивали французский коньяк. «Рассчитаюсь за все сразу», – предупредил Андрей. Надя кивнула. Новый клиент внушал доверие. Спросила:
– Вам нравится у нас? Ведь вы впервые здесь?
– Еще не определился, – вполне искренне ответил Андрей.
Пока он делал заказ, к Еле подошел парень, который явно верховодил в компании ребят, расположившихся за столиком в дальнем углу. Андрей заметил их раньше – уж очень небрежно развалились на стульях, бесцеремонно тащили девушек танцевать, сами выбирали кассеты для «Весны», и Надя не возражала, когда они вторгались в ее пространство. Литые спины, батники без морщин...
Парень вполголоса поговорил с Елкой, она ему что-то объяснила, угостила сигаретой из пачки Андрея, поднесла зажигалку. Был он невысок ростом, коренаст, спутавшиеся волосы падали на плечи.
– Добрый вечер, – подошел Андрей.
Знакомый Елы небрежно кивнул, взглянув на Андрея. Взгляд у него был скользящий, цепкий, так смотрят, когда прикидывают, как бы получше ударить. Собираясь в бар, Андрей экипировался соответствующим образом. Он отлично представлял себе вкусы завсегдатаев «Вечернего».
Судя по всему, объяснение Елы с приятелем закончилось мирно, она даже решила познакомить их.
– Мишель, – протянул парень руку, но как-то навыворот ладонью, явно копируя героев ковбойских фильмов.
Андрей покрепче сжал руку Мишеля, тот не сморщился, не дернулся, чувствовалось, что силенка у него имеется.
– Коньяк? – спросил Андрей. И показал барменше Наде двумя пальцами, что ему требуется.
Мишель опрокинул рюмку сразу, до дна и какое-то время сидел, полуприкрыв глаза.
– Да, это коньяк, – сказал, – Надька нюхом чует знатоков и выдает им чистый продукт, без примесей. Ну ладно, я потопал, веселитесь, детки.
Чуть косолапя, Мишель ушел в свой угол.
Андрей не стал расспрашивать Елу, кто это. Не утерпит, сама скажет. Так и получилось.
– Мишель Мушкет, раньше был просто Мишкой Шкетом... А теперь видите, какая у него братия?
«Братия» Мушкета шумела, попивая винцо, пускала под потолок струйки сигаретного дыма.
– Видно сразу, не монастырская, – – пошутил Андрей. – Ела, а что, если нам потанцевать?
– Сбацаем, – поднялась со стула Ела.
Андрею стоило немалого труда приспособиться к бешеному ритму, который предложила ему партнерша. Ела не слушала музыку, она, кажется, считала делом чести обгонять ритм. Она вертелась, крутилась, подпрыгивала, выбрасывала ноги, изгибалась в стремительном танце, названия которого Андрей не знал. Ела не танцевала, а именно «бацала» что-то свое, импровизируя на ходу, вовлекая Андрея в состязание на выносливость. Волосы бились по плечам девушки, взлетали над головой, она явно демонстрировала все свое умение, и другие танцующие чуть отодвинулись, расчищая пространство, – здесь имелись свои представления о вежливости. Андрей с большим напряжением выдержал это соревнование. Выручило то, что своевременно понял: в таких танцах партнерше нет никакого дела до него, не надо соблюдать правила, выделывай, что надумается, лишь бы поэнергичнее, побыстрее.
Музыка была стремительной, и Андрей не мог понять, что играется – наверное, какая-нибудь кустарная запись.
Ела упала на стул, одобрительно заметила!
– А вы ничего... Я думала – скиснете.
– Что мы танцевали? – поинтересовался Андрей.
– Без разницы. Разве дело в названии? Здесь некоторые ребята классно танцуют. Видите, вон там, направо от стойки, сидит девица? Ну да, вот эта, блондинистая с коричневыми глазами... Это Инка... А с нею длинный парень, Артем Князев, или, проще, Князь. Так они могут такое оторвать, что ахнешь. Удивляюсь, как их сюда занесло. Инка последнее время редко заходит, у нее, говорят, любовь. И Князь тоже гость нечастый, на то он и Князь...
– Чем же занимается ваш Князь в обычной жизни?
– А это вы его спросите. Знаете песенку: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу?
– Суровые у вас здесь нравы, – снова повторил Андрей.
– Наоборот, самые простые, каждый занимается чем хочет. Лишь бы другому на мозоль не наступал.
– Я не сделал этой глупости?
– Вроде бы нет, иначе кто-нибудь из Мишкиных друзей обязательно сшиб бы вас с ног, когда танцевали. А жаль, у вас шикарная курточка.
– И что дальше? – Андрею все это казалось забавным.
– Потом просто: догадливые сразу испаряются, а тех, кто начинает собачиться, – учат.
– Каким способом?
– Самыми разными.
– Допустим, я сроду был несообразительным мальчиком.
– Один против пятерых? – Ела пожала плечами. – Неразумно. Вы же видите, здесь Мишка заправляет. Он побаивается только Князя и то потому, что Князь, если почувствует, что проигрывает, уйдет, но отомстит обязательно. У него своя «фирма», и его ребятишки тоже умеют отвесить, не крохоборничая, по первое число.
– Очень образный у вас язык, – сказал Андрей, – хоть записывай афоризмы.
Ела кокетливо повела глазами, стараясь, чтобы этот парень, неизвестно каким ветром занесенный в их бар, увидел, какие у нее длинные ресницы.
За столиком Мишеля один из его приятелей дурашливо запел: «В хмуром полумраке печальные огни...»
– Прекрати, – услышал Андрей раздраженный окрик Мишеля.
Парень на полуслове оборвал подвывание.
«Нет, – подумал с тревогой Андрей, – во всем этом мало забавного. Скорее наоборот. Даже совсем наоборот».
– А вот там, – продолжала болтать Ела, – сидит со своим новым другом Анна Юрьевна, директор магазина «Фрукты – овощи»:
– И чего ей здесь надо? – Андрей лениво потянулся за сигаретой. Он начал понемногу усваивать стиль Елы. – Директорам магазинов положено по ресторанам гулять. Так, во всяком случае, пишут в детективных романах.
– Вот, – съязвила Ела, – Инкин бывший дружок, тоже директор, именно так и поступал. А сейчас он кто? Помогает стране перевыполнять план по лесозаготовкам...
– Понятно...
– Анна Юрьевна, проще Анюта, видно, притопала сюда от скуки. А может, Мишель ей заранее столик заказал, он у нее в грузчиках числится.
Ела «знакомила» Андрея с завсегдатаями бара, давая иронические, злые характеристики.
Вечер принес Андрею много неожиданностей. И почему эту штуку назвали баром? Кто, по каким соображениям взял чужеземное словечко и попытался пересадить его на нашу землю? А заодно со словечком и нравы... Нет, конечно, дело не в этом: «кафе» ведь тоже слово не из русского языка. И бары в городе есть такие, куда приятно зайти. Но откуда взялся именно такой бар, где даже в полумраке, в бледноватом свете немногих бра отчетливо виден мусор?
Андрей вспомнил, как горячо их газета ратовала за открытие в городе новых кафе, баров, других заведений вечерней службы быта, где можно было бы с удовольствием провести время. Но одно дело – добиться открытия «точек», другое – создать в них добрую атмосферу, чтобы человеку, пришедшему на огонек, было хорошо, он мог поговорить с друзьями, потанцевать, а не задыхаться в клубах табачного дыма и не ожидать, что с минуты на минуту на него набросятся драчливые аборигены.
– Здесь всегда такая публика? – спросил Андрей Елу.
– Не нравится? Могу утешить: нет, только по субботам. В будние вечера – случайные посетители, а вот в субботу – весь наш цвет.
– Избранные, так сказать, приходят сюда отвлечься от бренных забот?
– А вы не смейтесь. У каждого дел по горло. Вы думаете, Анюте из магазина легко свести концы с концами, не запутаться, так сказать, чтобы в любую минуту все в ажуре: ни недостачи, ни излишка, но себе и другим положить несколько красненьких?
«А она далеко не дурочка, – отметил Андрей. – Наблюдательна, зла, но без истеричности».
– Слушайте, Ела, скажите, вам нравится такая жизнь? Если я влез в запретную тему, ради бога извините...
– А кто мне может предложить другую? Добренький дядя? Его у меня нет! Вы? Так вы скоро исчезнете с моего горизонта – как только в этой симпатичной берлоге погаснут огни. Мою жизнь рисует Мишель Мушкет.
– Это в каком смысле?
– В прямом. Здесь почти каждый при ком-то. Я стараюсь ладить с Князем и другими, но имею честь числиться в свите Мишеля. Видите, как я с вами откровенна? Очень уж хорошо вы всему удивляетесь...
Она кокетливо сморщила носик, хлопнула длинными ресницами. Видно, у нее это уже стало привычкой – «показывать» себя, хотя получалось это смешно и наивно.
– Мне и в самом деле многое внове, – сказал Андрей, – но ведь я не турист и, имейте в виду, человек далеко не равнодушный.
– Значит, будете сейчас читать мне мораль. – Ела разгладила складки на юбке, с видом прилежной школьницы устроилась на краешке стула – руки на круглых коленках. – Начинайте, меня уже давно никто не воспитывал.
– Да нет же, зачем? Сейчас будем пить кофе.
– Значит, урок морали отменяется? Тогда мне кофе глясе. Это которое с мороженым.
– Знаю, – улыбнулся Андрей. – «Гляс» – на французском означает именно лед, «глясе» – холодный, ледяной.
Ела не без удивления посмотрела на Андрея. Сказала:
– Вам надо познакомиться с новым приятелем Инессы – он свободно шпарит на этом самом французском.
– Он здесь? – спросил Андрей.
– Нет, Инесса сюда его не водит. Он совсем другой породы. Из тех, для которых белое – это белое, черное – это черное и никаких промежуточных оттенков не существует. Ну ничего, его скоро тоже обломают. Здесь и не таким рога сковыривали...
Они еще недолго поболтали о том о сем. Ела легко подхватывала любую тему, старалась, чтобы ее новому знакомому не было скучно.
– Мне пора, – сказал Андрей.
Ела поднялась вместе с ним.
– Может, останетесь?
– Я сегодня немного тороплюсь, хочу поработать...
– Это правда, что вы, журналисты и писатели, пишете только после слоновьих доз спиртного?
– Басни, конечно, – поморщился Андрей. – Пока я пройдусь по бульвару, мои пятьдесят грамм коньяка окончательно унесет весенний ветерок.
Его обидел этот вопрос, к сожалению, бытует такое обывательское представление о труде, в который надо вложить душу и сердце. Ела это поняла и сказала, будто извинилась:
– Пьющим вас не назовешь... Это видно сразу. Я уйду с вами, так принято, иначе еще подумают, что вы мне отставку дали, а о своем авторитете я забочусь. Да и лавочка скоро закроется.
Под взглядами завсегдатаев они пробирались между столиками к Наде-барменше.
– Почему вы мне ничего не предлагаете? – неожиданно капризно спросила Ела.
– Что именно? – удивился Андрей.
– Поехать к вам, ко мне или к моей подруге, которая «случайно» в это время отсутствует, или к вашему другу – послушать музыку, как выражаются интеллигентные молодые люди. Мало ли вариантов...
– И все они вам известны?
– Во всяком случае, со многими из них меня пытались познакомить. Но, как все знают, моя любимая поговорка: держите меня, я девушка честная...
Андрей не смог разобрать, естественной или напускной была эта бравада. Он был отнюдь не пай-мальчиком, кое-что в жизни видел, но такая «простота нравов» изумляла и тревожила. Конечно, он понимал, что из ста девушек, которым он в первый вечер знакомства предложил бы нечто подобное, девяносто девять рассерчали бы, разобиделись, а то, чего доброго, и прекратили знакомство. Но вот есть, оказывается, и «раскрепощенные»...
Он попытался что-либо прочесть во взгляде Елы, но она отводила глаза.
– Все мои друзья в это время уже дома, а у вас нет подруг, сдающих комнаты напрокат, – сухо сказал Андрей. – И этот развязный тон вам совсем не к лицу. Вы лучше, чем хотите казаться.
Ела демонстративно чмокнула Андрея в щеку.
– Вы и в самом деле хороший, – сказала, – я уж думала, что такие перевелись, вымерли, как динозавры. Нет, оказывается, есть еще отдельные экземпляры. Извините, но здесь часто бывает так: угостят тебя коктейлем и через пять минут уже договариваются, где бы матрац найти.
– Гадость! – возмутился Андрей. Когда он сердился, лоб пересекала глубокая складка, взгляд становился тяжелым.
– Кому что нравится... – глухо сказала Ела. – Но, пожалуй, хватит об этом, обстановочка прояснилась...
Андрей попрощался с Надей, небрежно облокотившейся о стойку. Барменша обворожительно улыбалась, наметанным взглядом определив, сколько Андрей накинул «сверх».
– Заходите, – пригласила гостеприимно.
– В следующую субботу, – уточнил Андрей.
– Я скажу Ванычу, – пообещала Надя.
– А я займу столик, – сказала Ела. – Идет? – Она запомнила словечко, которое часто, к месту и не очень, употреблял Андрей.