Текст книги "Зона риска"

Автор книги: Лев Корнешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

И НЕУДАЧНЫЕ ДНИ БЫВАЮТ ХОРОШИМИ

Писатель, книгами которого зачитывался Роман Жарков, назвал одну свою повесть странно, вкладывая особый, скрытый смысл в явно обозначенное противоречие: «Ничего нет лучше плохой погоды». Роман как-то выбрался из дома в мокрый снегопад и добросовестно протопал пяток километров пешком навстречу колючему, порывистому ветру, пытаясь понять, что в ней хорошего, в плохой погоде? И только много позже, после знакомства с Инной, он понял, что не одним лишь ясным солнышком хороша погода для человека.

Вот, например, тот памятный день – неудачный он был, побили его крепко, и настроение было препаршивое. В заводском Дворце спорта проходили соревнования по боксу среди учащихся ПТУ. Роман выступал за свое училище не очень удачно. По сумме очков он проиграл бой, хотя и был уверен в победе – соперник казался хлипким, вялым. Но на ринге паренька словно подменили, он обрушил на Романа град ударов, умело и очень технично атаковал, измотал и в конце концов навязал свою тактику боя.

За Романа «болели» ребята из ПТУ, он держался изо всех сил, но поделать ничего не смог. «Впредь злее будешь», – только и сказал тренер. Он, конечно, тоже расстроился. Поражение лишало надежд на призовое место. После боя Роман привел себя в порядок и, взвинченный, еще не остывший, остался посмотреть другие поединки. Прошел на трибуну для зрителей, отыскал свободное место. Думать ни о чем не хотелось, тело еще не остыло от ударов, болели мускулы, въедливо вертелась мыслишка: «Слабак, переоценил себя... Вышел покрасоваться! Хорошо еще, что без нокаута обошлось. А то лежал бы селедкой на ринге...»

Он не сразу обратил внимание на то, что его настойчиво и как-то очень по-свойски трогают за плечо. Потом не глядя пробормотал:

– Отцепись.

Подумал, что кто-то из товарищей по училищу подсел, чтобы утешить. А всякие сиропные успокоительные слова терпеть не мог. Отец всегда говорил: «Когда тебя крепко побьют, думай не о том, что больно, а как рассчитаться...»

– Не очень вежливо с вашей стороны, – услышал Роман.

Рядом с ним сидела незнакомая девушка. Когда она заняла это место, Роман не заметил. Он смутился:

– Простите, я думал, это кто-нибудь из приятелей.

– Так и быть, прощаю, – сказала девушка. И ехидно добавила: – Учитывая, что вам и так крепко досталось.

– Видели?

– Это было забавно.

– Кому как.

– Переживаете в гордом одиночестве? Не печальтесь – все еще впереди.

Девушка хорошо смотрелась в темно-синем спортивном костюме. У нее были коричневые глаза и светлые, как рожь осенью, волосы, рассыпавшиеся по плечам. Лоб прикрывала челка, ровно обрезанная у тоненьких бровей. «Где я ее видел?» – попытался вспомнить Роман. Не вспомнил. Впрочем, все современные девчонки очень похожи друг на друга, особенно когда появляется какая-нибудь новая мода – на джинсы, прически «под мальчиков» или еще на что-нибудь эдакое. Стандарт – великое дело...

– Мы с вами знакомы? – спросил он. И тут же извинился: – Простите за нелепый вопрос...

– Ведь вы Роман Жарков? – Девушка говорила так, будто они были действительно раньше, в какой-то прежней жизни, знакомы, встретились после нескольких лет разлуки и теперь заново узнают друг друга.

– Да. Значит, вы меня знаете?

– Не воображайте, что вы знаменитость. Все проще. – Девушка показала программку соревнований. – Средний вес, ПТУ при автозаводе... Только что вас гоняли по рингу.

– Спасибо, что не даете забыть эти волнующие минуты. Но вас я не могу вспомнить, – признался Роман. Его теперь не очень занимали соревнования, тем более что очередная пара сражалась как-то канительно, гулко обменивалась безвредными ударами, один из боксеров явно уступал своему противнику, и на него жалко было смотреть.

– Это потому, что вы меня видите первый раз, – объяснила девушка, ничуть не смущаясь. – Цените, я сама напросилась на знакомство.

– Но у меня такое ощущение, будто мы уже виделись.

– А вдруг и в самом деле... Вы бывали на теннисном корте? Я занимаюсь теннисом...

– Нет, – покачал головой Роман.

– Тогда не гадайте – наши пути не пересекались, – уверенно сказала девушка. – Меня зовут Инесса, проще – Инна.

– Очень приятно. Как меня зовут – вы знаете.

– Я видела вас и раньше. Бываю на соревнованиях по боксу. Признаюсь, нравится смотреть, как представители сильной половины рода человеческого ни за что ни про что лупят друг друга. Как-то сама собой напрашивается мысль о духовном превосходстве женщин над мужчинами.

– Всегда так было – аристократы играли в теннис, кажется, его называли еще лаун-теннисом, благородные девы слушали на балкончиках серенады, а трудовой люд предпочитал поработать кулаками, – меланхолично заметил Роман.

– Вы, оказывается, философ, – оживленно удивилась Инна, – кто бы мог подумать!

Бой на ринге закончился, трибуны кричали, шумели, и Роман подождал, пока схлынет волна звуков.

– Я слесарь, – не без гордости возразил он.

– А почему вы об этом объявляете таким колючим тоном? – Инна смешно округлила глаза.

Она разговаривала с Романом легко и непринужденно. Неловкость, едва заметная в самом начале, исчезла, со стороны они казались добрыми знакомыми,

– Предпочитаю сразу расставлять все знаки препинания. Таким, как вы, ведь нравятся журналисты, кинорежиссеры, писатели, в крайнем случае перспективные научные сотрудники.

– Ого! – сказала Инна. – Откуда вы знаете, кто и что мне нравится?

– Вижу.

Девушка привлекала и раздражала одновременно. Тоненькая, гибкая, какая-то вся уверенная в себе, она слишком свободно затеяла разговор, бросалась словами, почти не задумываясь над ними. Таких свойских девчонок Роман видел на стометровке, они чем-то напоминали вечерних бабочек – яркие и пестрые, их манили огни ресторана «Арктика», они были, как сказал бы профессор Стариков, не слишком щепетильны в выборе знакомых.

Роман обычно избегал бойких и шумных девчонок, считал их пустышками, только и умеющими щебетать о модах. Инна чем-то их напоминала, но в то же время была другой, не такой, как они. Манера разговора не казалась вызывающей, косметики на лице – в меру, держалась уверенно, но без развязности. Роман, конечно, понятия не имел о том, что это целое искусство – уметь преподнести себя, «обаять» с первых минут знакомства. Но он не мог не видеть, что девушка действительно красива. Он наконец сообразил, почему ему показалось, что где-то уже видел Инну.

– Вы похожи на Мирей Матье!

– А вы способны на комплименты, – лукаво улыбнулась Инна. – Если, конечно, это комплимент...

– Я люблю песни Мирей Матье, – серьезно объяснил Роман.

– Тогда вы полюбите и меня. – Инна продолжала улыбаться. И тон у нее был такой, словно она сказала что-то само собой разумеющееся.

– А вам это нужно? – с непонятным волнением спросил Роман.

У Инны была странная привычка разговаривать: она очень красиво растягивала фразы, будто любовалась чистыми тонами своего голоса.

– Мне – нет. У меня достаточно поклонников. Правда, среди них еще не было слесарей. Будет новый факт в моей биографии.

– Слесарем я стану через несколько месяцев. А пока только учусь...

– Трудно сказать, кто кем будет-станет, в кого превратится. – Инна внимательно посмотрела на Романа. – Я ведь тоже не прима балета.

– А кто вы? – Роман давно уже хотел спросить, где работает или учится его новая знакомая.

– Угадайте.

– Вы студентка или трудитесь лаборанткой, чертежницей, ну, словом, на какой-то такой работе, где мозоли не набьешь.

Инна словно не заметила колкость.

– Нет.

– Тогда секретарша у солидного начальника. Вам там самое место – в солидной приемной, среди всяких телефонов и множества посетителей-поклонников.

– И что за ужасная манера говорить мимоходом гадости? – возмутилась наконец Инна. Но Роман видел, что ее забавляет эта игра в «угадайку» и возмущение у нее наигранное, деланное, ее не задевают колкости, они от нее отскакивают, потому что она знает себе цену – умная, раскованная, красивая.

– Ну почему гадости? Тысячи девушек работают секретарями – и ничего. Профессия как профессия.

– Скажите еще, что у нас любой труд почетен.

– А разве не так?

– Нет уж, пусть эти сказки остаются для желторотиков. Жизнь иначе устроена. Будь вы сыном профессора, вы бы в ПТУ, в слесари не подались.

Роман промолчал. Соревнования уже заканчивались, да и мешали они своим разговором другим зрителям. На них оглядывались, шикали, а знакомый по секции бокса парень даже погрозил кулаком.

– Пожалуй, пора идти, – сказал Роман.

– Да, да, – поддержала Инна, – дальше уже просто неинтересно. Знаете что? Идите собирайтесь, встретимся через пятнадцать минут у центрального входа.

Вот все как просто... Пока Роман робко прикидывал, как бы тактично напроситься в провожатые, девушка сама все решила. И сообщила об этом так, будто по-другому быть и не могло.

Им оказалось по пути – такое совпадение. И когда вышли из метро, Инна предложила:

– Погуляем недолго? Что-то домой не хочется. Вечер по-настоящему весенний.

Роман с удивлением осмотрелся. Как же он не заметил, что наступила весна? От деревьев шел влажный, дурманящий запах. Было начало апреля, деревья только просыпались от зимней спячки – в свете фонарей было видно, как начали набухать почки. Голые ветви не казались безжизненными – еще немного тепла, и проклюнутся клейкие листочки.

Уже сняли еловый лапник с многолетних цветов – он защищал их от зимней стужи. Горками чернела земля, ее привезли для цветников. От нее тоже шел терпкий весенний запах. Снега не было, солнышко днем высушило ленту бульвара. А люди одеты по-разному: кто-то успел сменить зимние пальто на плащи, но встречались и меховые шапки. Ребята щеголяли в легких куртках. Роман обратил внимание на то, что почти все мужчины задерживают взгляды на Инне, и ему стало приятно – он рука об руку идет по бульвару с очень красивой девушкой.

Бульвар этот все ребята называли Сиреневым.

СИРЕНЕВЫЙ БУЛЬВАР

Конечно, у бульвара было другое название, более официальное, но, наверное, однажды весенним ясным денечком кто-то из молодого населения окрестных улиц и проспектов первым воскликнул: «А бульвар-то наш – сиреневый!» Когда-то, по представлениям ребят очень давно, при планировке бывшей городской окраины под новый жилой массив строители проложили нитку бульвара по улице, выглядевшей совсем по-деревенски: с палисадниками, с буйным кипением сирени весной. Палисадники и заборчики снесли, а вот сирень постарались сохранить, и чуть позже садоводы обновили ее хорошими сортами. На бывшей окраине любили сирень, соседи хвастались ею друг перед другом, ходили смотреть и сравнивать, у кого лучше. Эта привязанность передалась и новым жителям Оборонной и других улиц: нигде на бульваре не торчали таблички с угрожающе бессильными надписями: «Цветы не рвать!», «По газонам не ходить!», но никто не посягал на цветы, и даже в пору, когда сирень клонилась к земле под тяжестью фиолетовых, розовых кистей, ни у кого не поднималась рука сломать душистую ветвь.

На Сиреневый бульвар любили приходить в любое время года: и зимой, когда кусты сирени одеваются в пушистые белые шубы, и летом – сирень и поднимающиеся сразу за нею высокие деревья доброжелательно укрывали от зноя, духоты асфальта и отработанного бензина; и осенью – кусты долго держали на своих ветвях листву, словно не решаясь проститься с нею. Но особенно любили бульвар весной, в мае: все здесь, казалось, изнывает от обилия цвета, даже глаза устают от яркой, разбуженной теплыми ветрами красоты.

На Сиреневом бульваре объяснялись в любви, гуляли вечерами – рука на талии – подружки, здесь клялись в вечной дружбе и сюда приходили, чтобы в одиночку пережить коварную измену друга.

Еще здесь любили старую-старую песню под гитару, в которой несколько переиначили слова: песню про то, как сиреневый туман в весенней дымке тает, а над тамбуром горит вечерняя звезда...

Инна и Роман в тот вечер много раз прошли Сиреневым бульваром, что называется «от и до», и им было хорошо. Если бы Романа потом спросили, о чем они разговаривали, он вряд ли смог бы припомнить.

Роман вначале беспокоился, что Инне с ним скучно, потом перестал следить за каждым своим словом, ему было интересно разговаривать с этой появившейся невесть откуда умной и красивой девушкой.

И только когда бульвар стал пустынным и померк свет фонарей, Инна со вздохом сказала, что ей пора, уже поздно. Роман посмотрел на часы – была уже полночь.

– Ого, – удивился он, – сестренка, наверное, заволновалась.

– Вы что, обычно рано приходите домой?

– Да, все-таки спорт требует режима, да и вообще время дорого, каждый час на учете, столько надо успеть.

– А как же со свиданиями? Ведь нельзя же встретиться с девушкой, обменяться двумя-тремя фразами и «пока, миленькая, мне пора»?

– Я не хожу на свидания, – простодушно признался Роман.

– Может быть, вы скажете, что и с девушками не целовались?

Роман покраснел и чуть отодвинулся от Инны, чтобы не заметила, не почувствовала, как ему внезапно стало жарко. Ну что ей ответить? Прикинуться бывалым, повидавшим жизнь парнем, которому все трын-трава? Приятели иногда трепались о своих «победах», но это было как-то пошловато, несерьезно. Роман считал, что нельзя о сокровенном говорить так – с ухмылкой, мимоходом.

– Были же у вас подружки? – не успокаивалась Инна. Кажется, эта проблема ее всерьез заинтересовала.

– Должен вас разочаровать. Не было у меня, как вы говорите, подружек.

Инна примолкла, догадалась, наверное, что ее расспросы выглядят не очень тактично, какое-то время шла рядом. И когда молчание затянулось, стало тягостным, она сказала:

– Не провожайте меня дальше. Я уже рядом с домом. Нет, нет, не уговаривайте, я не люблю этого. Давайте условимся сразу: доверять друг другу, и если кто-то о чем-то просит – не возражать. Так лучше. Ведь вы хотите меня снова увидеть? Я знаю, хотите. И мы встретимся завтра, если вы можете. На этом же месте, в семь вечера. Идет? А пока до свидания, чао!

И, не дожидаясь ответа, быстро пошла по тротуару, оставив Романа в растерянности.

На следующий вечер без четверти семь он уже стоял на знакомом перекрестке, высматривая Инну в толпе прохожих – был час «пик», люди торопились после работы по домам. Она пришла в точно назначенное время.

Потом они встретились снова. И еще были другие встречи – частые, ожидаемые с нетерпением. Инна тоже не скрывала, что ей хорошо с Романом. И если не могла прийти по каким-то своим причинам, предупреждала об этом с искренним сожалением. А у нее действительно случались такие дни, когда произносилось краткое и категоричное «не могу». Расспрашивать почему, было бесполезно – Инна нервничала, стремилась поскорее распрощаться. А эта ее привычка постоянно оглядываться, будто опасаясь, что за ними кто-нибудь следит?

В один из вечеров Инна в своей обычной манере, когда не поймешь, чего в ее тоне больше – иронии или действительного интереса, спросила:

– А вы, Роман, не боитесь, что вам придется за меня отвечать?

– Инна, – взмолился Роман, – вы иногда начинаете выдавать такие шарады!

– Читали «Маленького принца» Экзюпери?

– Само собой.

– Помните, Лис говорит Маленькому принцу: если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу.

– Ты будешь для меня единственный в целом свете, – продолжил Роман.

– И я буду для тебя один в целом свете. – Мягкий голос Инны чуть дрогнул, потом она буднично сказала: – У этой красивой сказочки конец ну прямо из жизни: Маленький принц приручает Лиса и уходит, и вслед ему мудрый, добрый Лис напоминает: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил... Смотрите, Роман, вам придется туго, если вы сможете меня приручить!

– Лис хотел, чтобы его приручили, – напомнил тихо Роман. – А вы... Я даже не знаю, кто вы!

– Желаете, чтобы анкету заполнила? И автобиографию написала?

– Не шутите, Инна, так. Я смотрю на вас... и иногда думаю: почему вы каждую минуту такая разная?

– Это для того, чтобы вам не было со мной скучно. Согласитесь, нет ничего более унылого, чем однообразие.

– Вы даже не сказали, где вы работаете Или учитесь.

– Если это для вас так важно, пожалуйста – тружусь в меру своих сил в больнице.

– Вот уж не подумал бы! – удивился Роман.

– В больших больницах работают не только врачи, медсестры, санитарки, – объяснила Инна. – Там нужны также и хорошие физкультурники. О лечебной физкультуре что-нибудь знаете?

– Слышал.

– Это и есть моя работа. Для тех, кто перенес тяжелые заболевания, имеются специальные комплексы гимнастики. Поднять руку вверх – вдох, руку опустить – выдох... В общем, я инструктор лечебной физкультуры. Для больных – Инночка, солнышко.

– Вы любите свою работу?

– Я ее ненавижу.

Сказано это было так твердо и уверенно, что Роман поверил – не красуется, действительно ненавидит.

– Зачем же вы тогда ею занимаетесь?

– А что мне остается делать? В институт не попала, пришлось ограничиться специальными курсами. Окончила их и попала на работу в больницу.

Она говорила о том, как скучно и неинтересно ей работается, надо возиться с больными, беспомощными людьми: «Некоторым уже и о небе подумать бы пора, а они все лечатся, мучают себя и других».

Роман быстро подсчитал: выходило, что Инна старше его года на два-три. Это огорчало, но всего лишь чуть-чуть. Бывает ведь и так, что дружат с девушкой, которая старше...

– Попытайтесь снова в институт, – сказал он рассудительно, хотя и понимал, что ей советы не нужны.

– Нет уж, я постараюсь свою жизнь по-другому устроить. Более рационально, – холодновато ответила Инна.

– А работу сменить нельзя?

– Какая разница, что делать? Невелика радость сидеть в приемной какого-нибудь начальника, где, кстати, вы меня представили, подавать ему чай и свежие газеты.

– Идите к нам на завод. У нас люди всегда нужны.

– Ну и шуточки у вас, – рассмеялась Инна, да так громко, что прохожие оглянулись в удивлении. – Я и завод! Что может быть несовместимее?

– Но почему же?

– Знаете, Роман, или вы беспредельно, девственно наивны, или просто, извините, как бы помягче выразиться, недалеки.

– Не понимаю. – Роман был настолько удивлен, что даже не обиделся на грубость.

– Хорошо, в двух словах объясню. Только идемте сначала туда...

Они вошли в круг, вырванный у вечерней темноты светом фонаря.

– Посмотрите на меня, – потребовала Инна. – Посмотрите внимательно! Вы видите, какая я? Посмотрите на меня в профиль – не правда ли я похожа на тех женщин, которые увековечены на камеях? Вы сами сравнили меня с Мирей Матье. Кстати, не вы первый... Так что же вы хотите, чтобы я стала к конвейеру и восемь часов подряд завинчивала какую-нибудь гайку у бесконечного потока машин, на которых будут ездить другие? А если я хочу сама быть за рулем?

Инна стояла в освещенном круге, как на сцене. И она не торопилась уходить с нее, давая возможность всю себя рассмотреть. Когда девушка выговорилась, замолчала, Роман осторожно взял ее за руку, потянул в тень – на них оглядывались. И со стороны могло показаться, что идет бурное объяснение.

– Врежь ему, красотка, – посоветовал какой-то тип, проходивший мимо.

– Сначала я врежу вам, – угрожающе двинулся к нему Роман.

– Чеши дальше, малыш, и не спотыкайся, – доброжелательно посоветовала типу Инна. И неожиданно весело рассмеялась: – Ну, Роман, представляете, как это звучит: «Врежу вам»? Кто же употребляет в таких ситуациях «вы»?

Она вздохнула:

– Впрочем, оба мы, наверное, сейчас выглядим нелепо. Не понимаю, почему меня понесло в эти душевные дебри?

Роман уже успел заметить, как легко переходила она от раздражения к смеху, как хмурилась, как быстро меняется у нее настроение. А иногда походка у нее становилась быстрой и упругой, она как-то вся собиралась, будто готовилась к каким-то решительным действиям. Но через несколько минут снова шла ровно, без напряжения приноравливаясь к неспешным шагам своего спутника.

Если бы кто-нибудь ему сказал, что Инна забавляется, кокетничает, играет словами, он бы не поверил – кокетство представлялось чем-то совершенно иным, а здесь речь шла о вещах серьезных, о которых он и сам много думал в последнее время.

– Вот вы хотите быть за рулем, – возвратился он к прерванному разговору. – Ничего плохого в этом нет. Но достаточно ли темных глазок, пухлых губок? Может быть, есть более верные пути? Учиться, работать, добиваться успеха в жизни?

– Кто вам сказал, что это короткий путь? Должны пройти годы, прежде чем я чего-то добьюсь. Разве у ваших родителей нет таких знакомых: всю жизнь вкалывали, ворочали тяжести, к чему-то стремились, казалось им: вот еще немного надо подналечь, потом еще чуть-чуть – и будет положение, дача, машина? А годы уходили, укатывались куда-то в бездну, и когда все действительно приходило, было уже поздно: за руль машины садился сын, на дачу ездить не хотелось – ломала усталость, на работе подпирали более молодые и энергичные. Разве вы не знаете таких людей?

– Есть и такие, – согласился Роман. – Но я знаю и других, у которых есть машины и дачи, но они всегда были для них чем-то второстепенным. На первом месте у таких – дело, и они не понимают, как можно жить без дела. Машина что? Большая жестяная банка с мотором...

– Я замечала, что некрасивые девчонки себя утешают: не в красоте дело – была бы душа хорошая... Так и у вас – машины своей никогда не было, вот и считаете, что это просто жестянка...

– Далась вам эта машина, – досадливо махнул рукой Роман. – Ну, допустим, есть она у меня, что с того?

– В самом деле имеется мотор? – живо отреагировала Инна.

– «Жигули» отцовы, но я ими могу пользоваться по своему усмотрению.

– Вот как? Значит, у вас отец из этих – ну, героев труда, новаторов, рационализаторов, которые всегда в президиумах? Или из торговых деятелей?

– Из новаторов – это вы правильно. – Роману почему-то не хотелось говорить, кто у него отец. Его забавлял и раздражал этот разговор. С ребятами в ПТУ, с молодыми рабочими на заводе, среди которых у Романа было немало друзей, на такие темы как-то не приходилось говорить. Там был другой круг интересов, волновали совсем иные проблемы. Многие его товарищи были, что называется, одержимыми. Один увлекался ядерной физикой и свободно читал монографии, да такие, что не каждый студент мог осилить. Другой любил искусство и знал на память биографии всех знаменитостей, которые из фэзэушников стали народными артистами. Был парень, днем и ночью мечтавший о космосе, он всем рассказывал о том, что Юрий Алексеевич Гагарин тоже учился в ПТУ, а потом первым в мире увидел Землю из космических далей. У этого парня дома над столом висел большой портрет космонавта № 1, и он каждую весну 12 апреля мысленно докладывал Юрию Гагарину, что успел сделать за год. Были еще парни, решившие изготовить собственными силами малолитражку выше мировых стандартов. И, говорят, у них что-то получалось...

Словом, разные у Романа друзья-знакомые. Конечно, среди них попадались ребята, которые превыше всего ценили шмотки «Made in USA», жевательную резинку, всякие там сумочки-торбочки с броской надписью «Marlboro» или в этом роде. Но таких было немного, они жили какой-то своей жизнью, сразу после занятий исчезали из училища – их не интересовали ни спортивные секции, ни технические кружки. Да и парни в училище таких сторонились, смотрели на них как на больных непонятной болезнью.

Роману показалась нелепой мысль, что Инна может быть из «тех», очумевших от погони за модными тряпками, зарубежными дисками, и он с тревогой спросил:

– Неужели это и в самом деле предел желаний – собственные «Жигули»?

– Лучше «Волга»...

Инна сказала это вполне серьезно и сразу же заулыбалась, взяла Романа под руку.

– Роман, миленький, только не надо меня воспитывать. Я, конечно же, все понимаю правильно – и нравственные ценности предпочитаю всем иным. Просто у меня сегодня настроение такое – хочется поспорить. Ну не будьте же букой, улыбнитесь! Мне очень хорошо с вами, мне давно уже не было та-ак хорошо. Умеете вы улыбаться?

– Могу, – довольно угрюмо ответил Роман.

– Вот и прекрасно, очень мило с вашей стороны. И на сегодня хватит споров, мы уже почти пришли. Дальше не провожайте.

Они остановились у светофора, на перекрестке.

– Вот мы видимся уже в который раз, а вы все не разрешаете проводить до дома. Почему? – сказал грустно Роман.

– Что у вас за мода все время спрашивать «почему»? У других эта детская привычка проходит гораздо раньше.

Она подумала, что Роман может обидеться, ласково заглянула ему в глаза. У нее это очень красиво получалось: запрокидывала легко голову, чуть ближе подвигалась к своему спутнику, и тогда ее глаза были совсем рядом.

– Не надо, Роман, – попросила. – Если хотите, встретимся в воскресенье. Приезжайте на своих «Жигулях», покатаете меня. Выберемся за город, там, наверное, сейчас чудесно...

Инна протянула руку – ладошка мягкая:

– Пока...

В воскресенье он и Инна ездили за город, и было действительно чудесно. Инна не возвращалась больше теме «за рулем», а Роман не вспоминал этот странный разговор. Но и от расспросов о себе и своей семье уклонялся. Не потому, что чего-то опасался или не доверял Инне. Просто ему казалось нескромным хвастаться отцом, да и отец всегда советовал в рассказах о себе проявлять сдержанность.

– Пусть тебя принимают таким, какой ты есть, а не таким, каким хочешь казаться, – советовал профессор Жарков.

После загородной вылазки Инна разрешила все-таки подвезти ее до самого подъезда и не очень охотно дала телефон. Он записал для нее на клочке бумажки свой.

Они недолго постояли у машины. Роман видел, что девушке не по себе и она торопится уйти.

– Что с вами? – не сдержался, спросил. Странно, но его интересовало теперь в Инне все, и ему казалось, что у него появилось право на любые вопросы.

– Ничего, – не очень приветливо пробормотала Инна. И сказала совсем непонятное: – Надо что-то решать...