Текст книги "Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже"

Автор книги: Лев Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Знаете, когда вся жизнь отдана одному делу, смотришь на него и так и этак, со всех сторон. Сегодня выиграл, завтра проиграл – это обычное. Есть и другие вещи. Футбол очень разный, не все, правда, это видят. Например, когда мы играем с вашими, советскими, командами, я думаю об игре и ни о чем другом. Да, могут быть столкновения, опасные приемы, травмы, на то и футбол. Но я знаю, ни ваши ни наши не станут симулировать, умирать как в театре, вставать на колени и призывать бога в свидетели, бить по ногам, когда судья отвернется, оскорблять, мстить, обращаться к трибунам с разведенными руками, чтобы пожалели, возмутились и поддержали. Так я и привык делить людей и команды. Для одних – футбол порядочный всегда и во всем, а от других не знаешь, чего ждать. Мы – практики, мы молчим, да и не скажешь, толку никакого, один скандал. Но в голове держим. Так, вот, сегодня у меня в гостях люди порядочного футбола. Разве не имел я права собрать тех, кому доверяю? Это же не официальный прием. Можете быть уверены, то, что я сказал, известно всем тренерам, только одни согласны, а другие конечно будут отрицать...

Я сознательно не называю приглашенных и отсутствовавших: не ровен час УЕФА заявит протест по поводу именинного обособления. Большой новости монолог в себе не содержал, я имел возможность увериться, что нашим командам исстари свойственны открытость, порядочность, простота. Но получить подтверждение, что все это подмечено другими, было приятно.

Не ради обольщения рассказана история. Скорее наоборот. Вспомнилась она в связи с подступившим неблагополучием.

Известие небывалое и неожиданное: дисциплинарная комиссия УЕФА наложила денежный штраф в швейцарских франках на нашу федерацию по докладу комиссара матча сборных ГДР – СССР, проходившего в рамках отборочного турнира чемпионата Европы. Чехословацкий судья Кршнак предъявил желтые карточки Алейникову, Михайличенко, Литовченко и Рацу (соперникам – одну), что и дало основание обвинить наших футболистов в недисциплинированности. Оштрафовано было и тбилисское «Динамо» за игру с «Вердером» в розыгрыше Кубка УЕФА, где тбилисцы нахватали пять карточек.

Другой факт, тоже небывалый на наших стадионах. Тбилисский динамовец Арзиани ударил ногой лежащего соперника во встрече Кубка УЕФА с румынской командой. Он был удален с поля, дисквалифицирован на четыре матча. Наказание наказанием, но как же стыдно было это видеть, когда мы с детских лет зарубили себе на носу, что «лежачего не бьют». Выходка дикая. Не сомневаюсь, что ее осудили зрители на тбилисском стадионе. Ну а если бы «номер» был выкинут на чужом стадионе? Предсказать реакцию публики я не берусь.

Надо смотреть правде в глаза: обстановка как вокруг футбола, так и в самом футболе накаляется повсеместно. Можно в деталях не соглашаться с руководящими организациями УЕФА, с ее арбитрами и комиссарами. Однако нельзя не отдать ей должное в том, что она стремится всеми способами, которые имеются в ее распоряжении, остужать обстановку, взыскивая с виновных. Чего стоит одно устранение английских клубов из розыгрыша европейских кубков за хулиганское поведение болельщиков! Английских клубов, в этих турнирах исполнявших первые роли! УЕФА запрещает проводить матчи на «провинившихся» стадионах либо ставит условием, чтобы не было зрителей и телетрансляции, что бьет клубы по карману. Накладывает штрафы, дисквалифицирует футболистов за грубость и распущенность. Приговоры быстры, ясны, выносятся автоматически.

У нас присмотр за дисциплинарной практикой ведет спортивно-техническая комиссия (СТК) федерации, состоящая из общественников. Насколько могу судить, комиссия загружена, трудится со знанием дела, люди в ней авторитетные. Не в укор ей, а в защиту скажу, что делает она далеко не все и не так, как полагалось бы.

Всем известно, что за два предупреждения игрок пропускает матч. В сезоне 1987 года получили от двух до шести желтых карточек 133 футболиста, а пропустили они 129 матчей. Как же так, что за арифметическая загадка? Это результат того, что дисквалификация полагалась лишь за четное число предупреждений. Если, скажем, в стычке судья наказывал двоих, то тот, у кого это был второй случай, следующую игру смотрел с трибуны, а другой, проштрафившийся в пятый раз, снова выходил на поле. Такой, более чем странный, порядок был навязан сверху.

Наша СТК лишена возможности пользоваться дисциплинарным кодексом, его попросту нет. Едва ли не каждое происшествие становится предметом долгого разбирательства, одинаковые проступки наказываются по-разному, в зависимости от красноречия заступников, а это ведет к обидам. Есть случаи не стандартные, однако, как правило, взыскания должны накладываться по закону и невзирая на лица, что, кстати говоря, ограничило бы вмешательство со стороны.

Не имея кодекса, члены СТК, перечисляя разного рода проступки, о которых им известно, разводят руками и признаются в бессилии.

Игроки сопровождают решения арбитра издевательскими аплодисментами. Чем не провокация? Трибуны бушуют, и арбитр, глядишь, устрашен. Или нажим тренера и его окружения на арбитра, оскорбления, угрозы? Или то, что на скамьях запасных посиживают посторонние люди, а второй тренер тайком пробирается за ворота, подсказывает, хотя это запрещено?

Что если ввести командную желтую карточку? У нас же на каждом матче присутствует найтральный комиссар. Если команда схлопочет несколько карточек, должны последовать санкции. Какие? Да хотя бы перенос матча на другой стадион. Но обязательно надо, чтобы мера эта была предусмотрена кодексом и о ней все знали бы наперед.

Так сложилось, что тема дисциплины, порядка, морали решается преимущественно с помощью статистических выкладок, от которых у читателя голова идет кругом. Нам преподносят, что в чемпионате 1986 года было сделано судьями 208 предупреждений, а в 1987 – 238. Разболтались? Или, напротив, судейство стало взыскательнее? Цифр сколько угодно. Фамилий меньше. Комментариев и совсем мало.

До сих пор нет единой точки зрения по простому вопросу: хорошо или плохо, если судьи чаще выносят взыскания? Одни пугаются, объявляют положение тревожным, косо смотрят на судейскую коллегию. Такая трусливая реакция выдает ревнителей показного благополучия. Желтые карточки как желтый глаз светофора. Как без него?

Только и слышишь, только и читаешь про потери из-за травм. Не одна грубая, опасная игра тому виною. Но достаточно случаев, когда травмы нанесены в результате запрещенного приема. Почему бы врачам команд не представлять донесения, эпизоды ведь у них в памяти? Игроков, пропускающих матчи из-за травм, мы знаем, а виновники безымянны.

На протяжении нескольких лет Андрей Петрович Старостин и письменно и устно, с присущей ему образностью, восставал против «разящего» подката сзади, срезающего «под корень» и игроков, и саму игру. Его предостережение продолжает звучать как слово из духовного завещания благородного служителя футбола. Тем более оно весомо, что принадлежит не неженке, а первостепенному храбрецу.

Тема честности и корректности – из вечных. Мы в своем почитании звезд намеренно поминаем джентльменство Г. Федотова, Н. Симоняна, Э. Стрельцова, И. Нетто, В. Воронина, Б. Пайчадзе, А. Гогоберидзе, К. Бескова, А. Шестернева, А. Чивадзе. Нам доставляет особую приятность отозваться об увиденном матче, как о корректном.

Когда «вулкан» на трибунах проснулся, когда пришлось платить валютные штрафы, наш футбольный правопорядок оказался застигнутым врасплох.

Пришлось срочно вносить в Положение о чемпионате пункт об ответственности стадионов. Футбольные власти слишком долго поживали безмятежно, полагая, что все отрицательное – «у них», а к «нашим отдельным проявлениям» позволительно относиться со снисхождением. Но это, как мы говорим, инерция старого мышления. В футболе заимствуют и перенимают не одни тактические идеи. Густая сеть международных турниров накрыла собой сразу всех, и в тесноте, в сближении неминуема подражательность, в том числе и идущая во зло. Ничего не поделаешь, к этому полагается быть готовым, чтобы уберечься. Наш футбол издавна отличают многие достоинства. Но обольщаться тем, что он устоит в любых передрягах, более чем наивно. Сейчас не тактические и не учебные аспекты тормозят и мучают, а нравственные, те, что когда-то не внушали беспокойства.

Судейский вопрос, хотя и он из вечных, перед лицом возникших осложнений приобретает повышенную актуальность. После долгого затишья наконец судейский муравейник был потревожен, происходят перемены в его подземных ходах.

Но вот новенькая черточка. Целый ряд матчей проходит ныне в ожидании, когда же судья даст пенальти в ворота приезжей команды. Такой перекос интереса не назовешь привлекательным: что же это за игра, когда все надежды связаны с жестом судьи в сторону лысого пятнышка напротив ворот?! Тем не менее для подобных примитивных чаяний есть основания: в чемпионате 1987 года из 73 пенальти 56 били хозяева поля. Львиная доля! Хотя поручиться, что во всех случаях «львы» получали то, что причиталось, трудно.

Каждый из наблюдающих за футболом видывал сотню, а то и не одну, пенальти. Не знаю, как другие, а я те удары, которым становился очевидцем, делю, с точки зрения законности, на три разряда: бесспорные; спорные, когда можно назначить, а можно и не назначить; и, наконец, вздорные, высосанные судьей из пальца. Понятно, что пенальти третьего разряда – это происшествие, скандал. Напомню для иллюстрации, как в матче «Торпедо» – «Динамо» (Москва) в чемпионате 1989 года одиннадцатиметровый в ворота динамовцев били после того, как в их штрафной площади столкнулись и упали... два торпедовца. Как анекдот – недурно, да только динамовцам не до смеха. Но подобные случаи все же редкость, о них, как о диковинках, вспоминают и много лет спустя. О бесспорных вообще говорить не принято.

Споры, как и полагается по названию, вскипают вокруг «спорных». И тут мы сталкиваемся порой с удивительными сообщениями. Один пенальти в том же чемпионате, решивший исход важного матча, был подвергнут особенно тщательному исследованию группой экспертов из 11 (целая команда!) лучших арбитров. Результат голосования: пять согласились с назначением, четверо отрицали, двое воздержались. Что должны подумать по этому поводу мы, люди, так сказать, штатские, не носящие на груди красивых судейских эмблем? На мой взгляд, арбитр высокой квалификации просто не позволит себе балансировать на грани спорности, к чему ведет большей частью грех чисто формального истолкования эпизодов.

В футболе, как и в любой игре, придуманной людьми, существуют свои условности. Одна из них та, что штрафная площадь превращена в хрупкую, стеклянную, бьющуюся, где любая провинность может быть наказана жесточайшим образом – пенальти. Тут, как мне представляется, держат экзамен такие качества судьи, как справедливость, такт, чувство меры, ощущение ответственности. Пенальти – сильное средство и тем большей осторожности требует. Вполне возможно, что мое суждение идет вразрез с «методическими указаниями». Тем не менее если прислушаться к голосу совести, то неназначенный спорный пенальти выглядит неизмеримо меньшим по весу деянием, чем назначенный. Никого не учу, ни на чем не настаиваю, просто чувствую, что высшую меру (пенальти и есть расстрел), если бы довелось мне быть судьей, определял бы только в бесспорных случаях, не боясь прослыть либералом. Лучше такая репутация, чем ужасные подозрения в предвзятости, «купленности», которые неизбежно возникают у обиженных, если пенальти спорен.Нашу аудиторию озадачивает разница в трактовке правил зарубежными арбитрами и нашими. Не идеализирую иноземных судей, ошибаются и они. Но вот в матче тбилисского «Динамо» с «Вердером» в Бремене испанский судья дает три предупреждения нашим футболистам за затяжку времени и одно – за умышленную игру рукой. Придирка? А не потому ли так кажется, что нарушения подобного рода на наших стадионах сходят с рук? Понес ли когда-нибудь наказание у нас врач, выбежавший на поле без разрешения судьи? Не помню. А врача тбилисского «Динамо» дисквалифицировали на несколько матчей за такой проступок в игре с румынской «Викторией». Непривычная для нас мера, а резон в ней есть: зрелище «скорой помощи», мчащейся без особой необходимости, возбуждает публику, нервирует, настраивает против «обидчиков».

Тренеры и арбитры состоят в постоянной, ставшей однообразной, перепалке. На заявления тренеров о «неквалифицированном» судействе арбитры отвечают, что обвинения «неграмотны». Противостояние грозит стать безысходным, если стороны не перейдут к спору предметному. Не полезнее ли завести порядок, чтобы тренеры выдвигали конкретные претензии, а арбитры в ответ выдвигали свои истолкования? И пусть бы это происходило прилюдно, с помощью прессы и телевидения. Выиграла бы и аудитория, приобретя возможность влезать в тонкости игры и судейства, заодно выверяя свою правоту и свои заблуждения. Методика вырывается из узких цеховых рамок, приобретает широкое звучание. В конце концов, благополучие в судействе – это и благополучие игры, и разрядка напряженности в отношениях внутри футбола. И на трибунах тоже.

В репортерской практике мне не раз приходилось критически отзываться об арбитрах. Если же вести речь о так называемой судейское проблеме в целом, то я давно пришел к выводу: есть одна-единственная страшная угроза – предвзятость, иначе говоря подсуживание, или – мошенничество. Все остальное – промахи, зевки, разная трактовка эпизодов—нежелательно, досадно, однако объяснимо и поправимо. А подсуживание – чистой воды насилие над футболом.

У нас все свалили в кучу под названием «плохое судейство». Так удобнее. Удобство мнимое и опасное. Обнаруживая факты неназванного, ненаказуемого подсуживания, аудитория после этого готова и малейшую ошибку добропорядочного судьи считать злоумышленной.Из-за этого ералаша судейство как таковое берется под подозрение, ему придается чрезмерное значение. Едва ли не каждое Поражение на международной арене не обходится без намека на арбитра. Рассчитано на то, что «пожалеют». Однако эти беспредметные намеки срабатывают как мина замедленного действия, которая взрывается неведомо где и когда. С виду спасительная, ставшая прямо-таки официальной, отговорка сеет смуту в умах, болельщики, если не все, то многие, проникаются подозрительностью, и эхо Бремена или Бухареста отзывается громом на стадионах Москвы или Киева.

Трудно сохранять высокое мнение о нашей судейской коллегии. Мне думается, что она развращена преувеличением значения свистка. Еще бы, если верить тому, что говорится и пишется, то ее представителям дано решать судьбу даже не матчей, а чемпионатов, от них зависит, кто войдет в лигу, а кто из нее выскочит, словом, все определяют судьи.

В чемпионате 1987 года ЦСКА потерял очко из-за несомненного недогляда судьи. Было это в самом начале, в марте. Когда же в ноябре выяснилось, что армейцам не хватило очка, чтобы остаться в высшей лиге, все свалили на ту ошибку судьи. Как ловко! Можно забыть, что команда весь сезон играла из рук вон плохо, что после того злополучного матча провела еще двадцать два, а выиграла из них всего-навсего три.

Судей критикуют, проклинают – это на поверхности. А скрытно, невидимо – идут к ним на поклон. И не с пустыми руками. Как судье найти свое место? Иные и не находят. А те, кто находит, должны пройти через испытания и искушения, как святые мученики. Искушают их те же самые лица, которые клеймят.

Обязанностям репортеров ни конца ни края не видно, их поле битвы не очертишь белыми линиями. Да и о сроке службы наперед не условишься. Сколько бы мы ни писали об одном и том же, хоть двадцать, хоть тридцать лет, полагается не уставать от повторений, не отчаиваться, сохранять свежесть чувств, свежесть гнева.

Наши верные слова могут сегодня не принять, поставить нам в вину, предпочтут им другие – «уместные», «тактичные», «дружественные». Но что верно, то всегда верно, рано или поздно спохватятся, вернутся. И не важно, вспомнят ли, когда и кем было произнесено. Ради этого репортеры и идут сегодня на риск.

Как-то раз в «Футболе – Хоккее» мы опубликовали статью румынского тренера Стефана Ковача, в которой он провозглашал свои взгляда на последние футбольные моды. Спустя несколько дней мне позвонил Борис Андреевич Аркадьев:

– Не подумайте, что я с упреком. Однако считаю своим долгом поставить вас в известность, что Ковач, если не ошибаюсь, года четыре назад присутствовал у нас в Москве на семинаре, на котором я имел честь выступать. Многое в его статье я не могу назвать иначе как заимствованием. Не удивлен: мы всегда отличались транжирством идей. А за него рад – не зря к нам наведывался. Насколько могу судить, хороший тренер, команду свою ведет толково...

Вины за мной не было. Мое смущение, когда я не знал, что и ответить, было вызвано скорее удовольствием, чем неловкостью. Аркадьев преподнес урок скромного достоинства.

То и дело встречаешь выражение «футбольный романтизм». Должен сознаться, я не понимаю, что этим хотят сказать. Быть может, подразумевают игру красивую, в противовес «реализму» – игре упрощенной, основанной на силе и скорости? Или романтиками считают тех, кто плохо считает очки и места? А однажды было так. Пожаловался я собеседнику, из тренеров, что надоело слушать пересуды про договорные матчи, и в ответ услышал: «Неужели вы не видите, что время романтического футбола ушло?»

Странно выделять в футболе романтическое течение, когда он сам по себе не что иное, как романтическое зрелище. Люди тянутся к нему после трудов праведных, от невзгод, нездоровья, хранят его в воображении, по пути на стадион рисуют фантастические картины, а уходя со стадиона, преувеличенно преподносят то, что видели. Мне не однажды удавалось прибегать к футболотерапии, избавляться от нездоровья, от гнетущих мыслей переключением на размышления о предстоящем туре чемпионата, о его последствиях, о том, как могут сложиться матчи. Сначала это делалось ненамеренно, а потом стало приемом. И помогало.

Я бы рискнул выразиться так: у футбола-зрелища всего-навсего одна задача – быть таким, каким его хотят видеть зрители. Тем не менее природа его воздействия на огромнейшие аудитории – загадка. Футбол остается необъясненным и как бы невменяемым, с ним ни у кого не возникает желания связываться. Те, громко говоря, научные силы, которые к нему привлечены, заняты узкими, практическими целями – физиологией, методикой, режимом, медициной, чуть-чуть психологией.

Достаточно ли о футболе отозваться – «игра»? А ведь к выходу на арену он готовился по всем правилам искусства. Годами подбирается труппа—сочетание одиннадцати игроков, и далеко не всегда поиски завершаются успехом, нескончаемы репетиционные занятия, общими усилиями иод началом тренера задумывается образ действий.

Что в этом образе, только 4 – 4 – 2? Пусть две команды повторят друг друга в тактике, будут равны технически, с равным запасом натренированных сил – ни за что они в наших глазах не станут одинаковыми. Мы различим у них колебания настроений, волю свободную или волю подавленную, душевную уязвимость или полное самообладание. Мы увидим в той и другой разных людей с одинаковыми номерами на спинах, и эти разные люди внесут в игру что-то свое: один окажется не больше чем аккуратным службистом, другого осенит, и он затеет непредусмотренное, спутает карты. Хорошие команды и сильные игроки обязательно выражают себя как человеческое сообщество и как личности.

Все, что в футболе задумано и создано за кулисами, испытывается и реализуется в открытом конфликте с противником. И делается это в форме игры. Игра – форма, с помощью которой, в русле которой футболистам надо показать и выразить себя. Аудитория, следя за игрой, оценивает действия людей: как-то они покажут себя в конфликте, в запутанной ситуации.

И что тогда футбол, если игра – форма?

Много лет у меня ушло на изучение игры. Этого требовала работа в спортивных изданиях – «Советском спорте» и «Футболе—Хоккее». Там свои требования, там в чести репортеры и редакторы, умеющие влезть в чисто спортивную суть происходящего. И чем больше знаешь, тем тверже пишешь. Там принято избегать отвлечений, иронически именуемых «лирикой». «Лирик» долго в репортерах не проходит. Репортер до характеров, до судьбы не добирается, в лучшем случае иллюстрирует игру черточками характеров. Он привязан к внешней, технической стороне события, его святая, первейшая обязанность – пересказать, как было дело, выложить свои соображения и оценки.

Конкретность – большая сила, пренебрежение ею наказывается пустотой, когда самые звонкие, возвышенные слова лопаются мыльными пузырями. Если автор чересчур отвлечется и, как ему кажется, вознесется над полем, его перестанут понимать заядлые чтецы футбольной прозы. Она, эта проза, знает такие попытки. Проверено: ежели на какой-то турнир почему-либо выезжает журналист, знания которого приблизительны, он ударяется в пейзажи, интерьер, погоду, в подслушанные на ходу разговоры. Репортеры– знатоки, встречаясь с такими сочинениями, фыркают и кривятся, их коробит.

Человеческое содержание футбольного конфликта репортеру не то чтобы не по зубам, ему просто-напросто некогда о нем подумать. Да его и не поощряют.

Вспомним мастеров, которых в последние годы сами же репортеры избирали лучшими за год: Р. Шенгелия, Р. Дасаев, Ф. Черенков, Г. Литовченко, А. Демьяненко, А. Заваров, О. Протасов. Уж о них-то написано больше, чем о других. А что осталось в памяти? Разве что история выхода в мастера, признательность тренерам, партнерам, кое-какие взгляды на игру, на положение вещей в футболе. Это вроде переписи футбольного населения, где вопросы одинаковы, вариантов нет. Утолена элементарная любознательность, а знакомство не состоялось. Да и наловчились (с нашей помощью) мастера о себе докладывать, держат в уме наготове рассказы других, ими прежде читанные.

Один тренер, с которым я вольно, не для работы, беседовал дважды на протяжении нескольких лет, оба раза делал одинаковое предварительное заявление: «Только учтите, что материальные вопросы у меня решены...» Ему казалось, что тем самым он преподносит себя человеком, для которого интересы футбола существуют в идеальном виде. Разговор шел, а у меня из головы не выходило его заявление, мне не верилось, что человек, который решил свои материальные вопросы, мог остановиться и ограничиться. Да и с какой стати он напирал на свою независимость от материальной стороны? Хотел заранее отвести возможные обвинения? Но я и не собирался их предъявлять: какое мне дело до его приобретений? И мне казалось, что мы говорим на разных языках, я все равно подозревал, что разгадка этого человека таится именно в этом заявлении, а не в его пространных суждениях о тактике и стратегии.

Репортеры привычно толкуют, что тренер должен быть личностью, это стало общим местом. Что это означает, как расшифровывается? Почему у К. Бескова, пришедшего в «Спартак» в 56-летнем возрасте, получалось, а у О. Базилевича и Ю. Морозова, в расцвете лет, да защитивших диссертации, нигде не получается? В чем секрет успехов самого титулованного из тренеров – В. Лобановского? Как могло случиться, что футболисты «Зенита» отказали в доверии тренеру П. Садырину, с которым стали чемпионами? Догадок, версий сколько угодно, земля слухами полнится, а ясности нет. Точнее сказать, нам недосуг ее поискать.

Летом 1987 года в Лужниках динамовцами Киева и Минска был сыгран финал Кубка. Выдающийся финал! И замелькало: «Матч держал в напряжении до самого конца», «Захватывающая встреча», «Похвалы заслуживают обе команды». Были, как водится, отмечены и ошибки: то, что минчане преждевременно дрогнули на радостях, ведя в счете, никчемные замены игроков их тренером. Для газетного отчета—достаточно. А я все ждал, что найдется смельчак и изобразит финал во всей его красе, со всеми поворотами, со всем, что выпало пережить игрокам, тренерам и зрителям. Драма, которую не придумаешь и не повторишь, как писали в старину на театральных афишах – «Только одно представление!». Но матч, хоть и поощренный, остался в кипах хроники, где состарится и будет забыт. И мы лишились возможности узнать, каков футбол в свои звездные часы.

А что мы знаем о киевском «Динамо» в его исключительных сезонах 1975 и 1986 годов? Или о том, как прожил «Спартак» с 1979 по 1987 год, когда девять раз был призером? И разве мы не ощущаем конспективность и недосказанность даже в пространных свидетельствах о Льве Яшине и Олеге Блохине – людях редкостной судьбы?

Все радости и беды футбола зависимы от людей. Репортерам это известно, но говорят они об этом впопыхах, вскользь, после побед, с помощью прилагательных в превосходных степенях, которые давно доверия не вызывают. Наивно полагать, что футбольная одаренность – свойство исключительно физическое. Одаренность, как лампа, загорается, когда включены человеческие качества. В общей форме – понятно, но зависимость так и существует в общей форме.

Не знаю, каким станет репортаж спустя полвека (да и как будут выглядеть газеты, тоже неизвестно). Но направление, которого ему не миновать, проглядывает и сегодня, в строчках, а больше между строк.

Слишком влиятельны и многоречивы желающие обезличить футбол, представить его атлетической геометрией. Угрюмо и скучно тренеры повторяют: «В нашей команде не принято кого-либо выделять, если проиграли, то все виноваты, а выиграли – коллективная заслуга». На той же унылой волне они уверяют, что победа – это выполненное игроками задание, а проигрыш – невыполненное. Пусть бы разбирали это на производственном совещании, а не перед всем светом, неужели же мы сходимся следить за выполнением заданий, неужели поверим, что мастера на поле как школьники за диктантом?

А какой скукой несет от изобретенной в чиновничьем рвении сортировки турниров и матчей на «главные» и «этапы подготовки». Словно хотят у нас отнять удовольствие и низвести зрелище до ничего не значащего пустяка. Мы не хотим верить, что встречи сборной с командами Швеции или Италии шутейные, а нас уверяют, что они – «этапы».

Или еще одна молитва «за упокой»: «Не имеет значения, как мы играли, игру забудут, а ноль в таблице останется». Все поставлено с ног на голову. Игра изображена занятием напрасным и тщетным, а нулю придан облик скорбного гранитного монумента на века. Только прожженный практик, не верящий ни самому себе, ни завтрашнему дню, способен так обкорнать дело, которым занимается. Он погряз в табличном промышлении, ему невдомек, что зрители на стадионе запасаются не очками, а картинами, которые помнят и берегут годами, что хорошей игрой побеждают публику.

И вдруг, прорвавшись сквозь деловую монотонность, всплыл прелюбопытнейший вопрос, поднятый болельщиками. Было установлено, что в матчах «Спартак»– «Днепр» и «Динамо» (Киев) – «Днепр» в ворота днепропетровцев судьи ошибочно назначили одиннадцатиметровые удары. Удары нанесли спартаковец Ф. Черенков и динамовец И. Беланов, и оба – в цель. Тогда у некоторых зрителей и возникла мысль: «А что бы этим футболистам отказаться бить пенальти? Вот было бы благородно!»

Прекраснодушная наивность! Прекраснодушие в том, что людям грезится в футболе рыцарство, они мечтают о поступках безукоризненных, хотят видеть своих героев готовыми пострадать, принести жертвы ради истины. Право же, в пору, когда провозглашен сугубо практический подход к футболу, такая высокая мера требовательности восхищает.

В чем же наивность? Кроме правил, футбол подчинен еще и моральным установлениям. Одно из них: с судьей не спорят, судья всегда прав. Оно действует безоговорочно, хотя заведомо известно, что судья всегда прав не бывает, вернее сказать, и не может быть всегда прав. Оно действует именно потому, что судья ошибается: игра выйдет из повиновения, если футболистам позволят его за это судить. Это всеобщее стародавнее установление не знает исключений. Его с первых шагов вдалбливают мальчишкам. Да и мы с вами негодуем, если вдруг игроки окружат судью, галдят, размахивают руками, причем не думая, правы они или нет.

Иначе футболу не прожить, иначе ни один матч не будет доигран до конца. Самый лучший судья то и дело неверно назначает то аут, то корнер, то штрафной, но это мгновенно забывается, как мелочь.

Вспомним матч СССР – Бельгия на XIII чемпионате мира. В основное время – 2:2. Сгоряча наши комментаторы заявили, что оба мяча в ворота советской сборной забиты из положения вне игры. Спустя некоторое время, после телевизионных повторов, один мяч признали правильным. Криминальным остался второй, забитый Кулемансом. Знал ли опытный бельгийский форвард, что убежал в прорыв не по правилам? Думаю, что не знал. Во всяком случае, он не считал себя обязанным за этим следить, на то есть судьи. И хладнокровно отправил мяч в сетку.

Были произнесены и напечатаны полагающиеся в таких случаях резкие слова в адрес судей. А чуть позже вспомнили и о другом: о том, что наши защитники даже не пытались помешать Кулемансу, сами установили, что он в офсайде, и ожидали свистка. Теперь счет был предъявлен им: они нарушили то самое установление, что один судья осуществляет власть, а игрокам полагается вести борьбу, а не судить по своему разумению. Случай, кстати сказать, не единственный в практике нашей сборной.

Обидно терпеть из-за зевка судьи. Но ничего другого пока не предложено. Тренер сборной ФРГ, в прошлом игрок экстракласса, Беккенбауэр после финального матча его команды со сборной Аргентины, проигранного 2:3, заявил, что, по его мнению, один из мячей аргентинцы забили из офсайда. Глаз у него наметан. Но разве кто-нибудь его слушал?!

За годы выступлений мастера держат в памяти случаи, когда страдали из-за ошибок, офсайда или пенальти. И привыкают к тому, что всем выпадает на долю либо терять на судейских ошибках, либо приобретать, все под одним небом, сегодня ты, а завтра я. И бесполезно вдаваться в распри по этому поводу, это одна из реальностей футбола, равная для всех.

Есть и еще одна заповедь: игрок служит команде, общему делу. Предположим, игрок посчитал, что судья неверно назначил пенальти в ворота противника. А партнеры так не считают. Он откажется наносить удар. Тут же нанесет удар кто-то другой. А в ответ на объяснение, почему он не стал бить, последует реплика: «Забыл, как нам ни за что били месяц назад? Много на себя берешь, ты не один, есть команда».

Да и нельзя пренебречь, наконец, тем простым соображением, что в пылу борьбы игрок, как правило, не способен тут же, как автомат, выпалить «Да!» или «Нет!». Весь он был в порыве «забить!», и как сразу перевоплотиться в объективного оценщика?