Текст книги "Семья"

Автор книги: Лесли Уоллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Ее никогда нельзя было назвать сногсшибательной красавицей. В ее лице было всего чуть-чуть много – огромные темные глаза и скулы. Под скулами были слишком глубокие впадины. За время, пока они были любовниками, Палмер понял, что женщины могут увлекаться косметикой, особенно тенями, даже если они занимают высокие посты в банковском мире.

Большинство женщин старались делать глаза больше, темнее, чтобы они сильнее притягивали к себе мужские взгляды. Ему казалось, что Джинни, наоборот, приглушала глаза с помощью косметики. Теперь она выглядела не такой яркой и не так выделялась, что соответствовало ее положению в обществе.

Палмер скорее догадался, чем услышал – «Аминь!» Ведущий сделал несколько кратких заявлений перед началом приема. Палмер взглянул на него, поймал взгляд губернатора и вежливо поклонился. Официант поставил перед ним большую розетку салата из охлажденных фруктов. Потом Палмер посмотрел в другую сторону, вежливо кивнул сенатору и председателю правления крупной строительной компании. Почти в конце стола он увидел темные кудри Джинни. Она склонилась над тарелкой. Джинни что-то написала на клочке бумаги, потом передала его официанту.

Палмер подумал, что Джинни сделала отличную карьеру. Уже несколько женщин-репортеров газет, уйдя из журналистики, стали работать по связям с прессой и общественностью, но никому не удалось так преуспеть, как Джинни. Она сначала работала на ЮБТК. Когда Палмер пришел туда, она досталась ему по наследству. Она доказала, что была его единственным верным союзником в жестокой борьбе, последовавшей за его приходом в ЮБТК. Потом он стал во главе ЮБТК И в конце концов именно Джинни, а не он, прекратила их связь. До сих пор Палмер не мог понять, почему она это сделала.

Он полагал, что она убедилась в том, что он никогда не расстанется с Эдис. И еще ей, наверное, надоело коммерческое банковское дело. Джинни предпочла более простую форму Сбербанка. Там занимались простыми операциями – сбережениями, ипотекой и еще кое-чем. Она называла эти банки – «банками простых людей». Но, вероятно, она просто разлюбила его после того, как замолкли залпы сражения и рассеялся дым. Она разобралась в его тактике ближнего боя.

Палмер с ужасом понял, что официант с клочком бумаги направляется прямо к нему. Он почувствовал, как у него загорелись щеки. Официант передал ему записку и вежливо отошел. Палмер увидел знакомый почерк. Он почувствовал, как у него сжалось горло. Хотя для этого не было причины. Он сотни раз видел ее почерк. Почему вид почерка любимой женщины после долгой разлуки с ней мог так сильно взволновать его?

«Мы с вами встречались раньше?» – было написано в записке. И стояла подпись: «Горящая желанием».

Палмер слегка ухмыльнулся. Он начал шарить по карманам, пытаясь найти ручку, чтобы написать ей ответ. Видя его затруднения, официант подошел к нему и подал фирменную ручку «Уолдорф».

«Я играю в банковские игры», – написал Палмер. Он задумался, стараясь найти несколько шутливых выражений, но вместо этого приписал: «Если будут танцы, могу ли я рассчитывать на первый танец с вами?»

Он смотрел, как официант медленно пронес его послание Вирджинии Клэри. Она улыбнулась, читая записку, потом повернулась и нашла взглядом Палмера среди других людей. Она отрицательно покачала головой и губами сказала: «Простите».

Потом она подняла вверх два пальца. Палмер утвердительно кивнул. Они начали есть фруктовый салат.

Значит, у нее кто-то есть, подумал Палмер. Тот, кому принадлежит первый танец.

Он понимал, что было глупо и по-детски надеяться, что за это время у нее не появится кто-то. Она была весьма привлекательна. По роду своей работы она встречалась с огромным количеством мужчин. Некоторые из них были не женаты или хотели позволить себе роман на стороне, как до того – Палмер.

И тут он вспомнил еще одну причину, по которой им пришлось расстаться, – она хотела выйти замуж. Он знал, что она уже была замужем. Ее муж и крохотный ребенок погибли в автокатастрофе, Джинни осталась жива. Палмер помнил, что как-то она сказала ему, что, если их связь будет продолжаться, она не станет искать себе подходящего партнера для брака. Видимо, она его нашла, или он нашел ее.

Палмер с такой силой воткнул вилку в кусочек ананаса, что чуть не разрушил всю фруктовую пирамиду. Он быстро привел в порядок фрукты в розетке.

И еще он подумал, что это не был случайный человек, партнер, пришедший ему на смену, это был человек, который женился на ней.

Он понимал, что должен радоваться за Джинни. Он всегда прекрасно относился к ней. Палмер прекратил борьбу с салатом, отодвинул его от себя и сказал себе: «Да, я очень рад за нее».

Глава семьдесят вторая

В восемь часов работа была почти закончена. У Рокко и его подручных ушло бы гораздо меньше времени, если бы не некоторые осложнения. Но было слишком много пауз и затяжек, когда они режиссировали эти снимки.

Они потратили два ролика пленки, заставляя позировать Типпи, Бена и Клэмена в самых необычных позах, какие только могла подсказать им их нездоровая фантазия. Рокко знал, что если бы он занимался этим один, ему хватило бы двух-трех позиций из тех, когда мужчины занимаются с девчушкой разными грязными выкрутасами. Простой человек с простыми вкусами, Рокко не мог придумать что-нибудь «эдакое». Здесь требовался настоящий полет фантазии.

Но один из парней, видимо, предавался удивительно разнообразным эротическим фантазиями – как с мужчинами, так и с женщинами. К тому времени, когда они закончили, даже Рокко стало немного не по себе.

Вначале Бен сильно мешал им. Он возмущался, сопротивлялся и вообще отказывался позировать. Рокко пришлось показать ему пистолет с длинным глушителем и объяснить, что воспользуется им не задумываясь.

– Ладно, – уговаривал его Бен. – Только оставь в покое девушку.

– Бен, ей от нас не открутиться.

– Она неважно себя чувствует. Она очень нервная, и это может…

– Заткнись, Бен, – прервал его Рокко. – Она по горло в дерьме, и ей уже не отмыться.

– Я сделаю все, что ты хочешь. Но не обижай девушку, она больна. Вы можете толкнуть ее на крайность.

– Угу, – тихо засмеялся Рокко. – И я это сделаю.

Клэмен настолько был счастлив, что его освободили от проволоки на руках и ногах и отодрали пластырь с глаз и рта, что он ни на что не жаловался, к тому же ему понравилось кое-что из того, что он проделал с Типпи, пока их фотографировали.

Типпи была в состоянии шока с самого начала. Рокко подумал, что она, наверно, сразу поняла, чем это все может кончиться.

Конец неотвратимо приближался. Рокко вынул вторую готовую пленку и спрятал ее в карман. Последняя серия фото была явно выраженного гомосексуального характера. Ему требовалось, чтобы только двое присутствовали на снимке, а третий будто бы снимал, таким образом, они – Бен, Клэмен и Типпи – участвовали в этой оргии. Нельзя было, чтобы могли как-то по-иному интерпретировать любой снимок этой оргии, фото шли одно за другим, декорации – кресла, постель и маленький дорожный красный будильник, ясно видимый на каждом снимке. На нем было видно, как медленно текло время. И становилось ясно, что занимаются этим не спеша, с удовольствием. Это был вечер развлечений – гомосексуалисты и одна дама.

– Бен, – сказал Рокко, – подотрись, оденься и гони на этот твой официальный прием. Галопом!

– Я тебя предупредил, Рокко. Если ты сделаешь что-нибудь плохое этой девушке, я…

– Одевайся. – Рокко произнес эти слова почти спокойно и не так громко, но Бен сразу заткнулся. Рокко подумал, что Бен был человеком, который уважал силу, ему даже, может быть, нравилось испытывать силу на себе самом.

Они, наконец, выпроводили Бена из квартиры. Было уже десять минут девятого. Один из помощников выскользнул на балкон, чтобы посмотреть сверху, как Бен поймает такси и уедет.

– Теперь нам нужно спешить, – сказал Рокко. – Свяжите этого слабака.

– Послушайте, парни, я…

Пластырь заглушил протест Клэмена. Не снимая перчаток, Рокко обошел парней, пока они связывали кисти Клэмена, и переставил будильник снова на восемь часов.

Он отошел в сторону, чтобы полюбоваться сценой. Потом зарядил последнюю пленку в «Минокс».

– Типпи, – приказал он, – на колени перед жирняком!

Он смотрел, как она двигалась – медленно, но с угрюмым повиновением. Потом он сказал:

– Дайте ему нож.

Рокко с одобрением наблюдал за тем, как вела себя Типпи. Если ее заставляли принять позу подчинения или если она должна была доминировать, не важно – легко и плавно переходила из одного положения в другое, как хорошо налаженный автомат. У нее были такие пустые глаза, что Рокко даже подумал, не наглоталась ли она чего-то. В общем, она была идеальной жертвой, то ли по воспитанию, то ли от природы.

Один из парней приладил нож к связанным рукам Клэмена и тут же отошел от него на всякий случай. Рокко одобрительно кивнул.

– Поверни рожу в сторону, Гарри, чтобы в кадр не попал пластырь. Хорошо Теперь наклонись немного, чтобы было видно, что ты собираешься ударить ножом девку. Хорошо!

Он быстро сделал четыре снимка. Он старался, чтобы на самой главной фотографии все было предельно четко видно. Типпи повернулась и посмотрела на него.

– Хорошо. Уберите его, – сказал Рокко.

Парень, вложивший нож в руки Клэмена, взял его за лезвие. Потом с силой ударил тяжелой рукояткой по влажной плоти над правым ухом Клэмена. Полуобнаженное тело толстяка осело вниз.

– Держите его, – приказал Рокко. – Сейчас самое сложное. – Он подбородком кивнул второму парню. – Давай, сынок.

Парень взглянул на Рокко. Это трио воплотило в жизнь его самые мерзкие фантазии, но он, казалось, застыл на мгновение.

– Давай, – сказал Рокко.

Парень мотнулся за спину Типпи, она не изменила позы. Он приготовил нож.

Было слышно тиканье красного будильника. Из-за пластыря слышалось невнятное бормотание Клэмена.

Но Типпи молчала даже в этот момент.

Глава семьдесят третья

Ужин шел к завершению, было примерно девять пятнадцать. Палмер взглянул на часы, а потом бросил взгляд в конец стола, где сидела Вирджиния Клэри. Ее уже там не было. Палмер отнесся к этому как к очень здравому шагу, поскольку большая часть речей еще только начиналась. Потом он рассудил, что она вообще всегда поступала очень здраво.

Через тридцать минут глаза его уже слипались от скуки, а сигарный дым, казалось, вытеснял из просторного помещения весь кислород. Он бросил украдкой взгляд на искусственные звезды на потолке как раз тогда, когда председательствующий объявил, что теперь все свободны и могут развлечься.

Палмер встал и потратил следующие пятнадцать минут на то, чтобы выбраться из-за стола. Его продвижение походило на передвижение краба, то двигающегося вбок, то отступающего назад, то кидающегося вперед, чтобы преодолеть мелкие препятствия в виде разных людей, останавливающих его, дабы засвидетельствовать свое присутствие.

– Вот мы и снова встретились, Вудс, – заверил его, пожимая руку, дородный мужчина с длинной незажженной сигарой. – Рад, что в ЮБТК ты не свихнулся или что-то в этом роде.

– Спасибо, Джорджи – Палмер всегда испытывал ужасное подозрение к людям, большей частью политикам, которые были способны помнить имена кого угодно. Но теперь, когда сам овладел секретом этого фокуса, он начал подозревать и себя в полнейшей неискренности.

– Детройтское слияние снова провалилось, – другой человек поймал правую руку Палмера и стиснул ее, – но если бы вы послушали меня, Вудс, то конвертировали бы облигации компании по курсу и избавились бы от них. Вам это еще не поздно сделать.

– Спасибо, Билл.

Палмеру удалось пройти мимо губернатора так, чтобы не привлечь его внимания. Уже само по себе это было вроде чуда. В предвыборный год лишь немногим, находящимся в радиусе рукопожатия, удавалось избежать оного со стороны губернатора.

– Относительно лицензии на вывоз нефти из Байи, Калифорния, Вудс, – произнес человек в пиджаке из клетчатой шотландской ткани, ухватив Палмера обеими руками, – придется переждать, а вопрос о сокращении годового выхода продукта будет уже решен до того, как мы сможем конструктивно подумать обо всем.

– Спасибо, Хэл.

Палмер уже готов был соскочить с края подиума, на котором стоял стол, когда врезался в заместителя губернатора, который энергично остановил его и изложил некоторые моменты предлагаемых изменений налогов на ближайшие пять лет. Палмер его тоже поблагодарил и двинулся дальше.

На протяжении следующих пяти минут его приветствовали еще полдюжины людей во фраках, один из которых представил его своей жене. Двое других жарко объясняли свои финансовые затруднения, третий расспрашивал, провалилось ли слияние с Народным банком, четвертый предложил возможность спекуляции долговыми обязательствами кубинского правительства через посредничество Швейцарии, а пятый хотел знать, правда ли, что рекламой ЮБТК занимается другая фирма.

Наконец Палмер обнаружил себя прижатым спиной к стене поблизости у входа в танцевальный зал. Он снова попытался высмотреть Вирджинию. Безуспешно. Оркестр начал играть одно из этих бесконечных попурри в умеренном темпе. Потом он заметил, как она мелькнула в дальнем конце зала, танцуя с высоким, плотным мужчиной с коротко подстриженными темными, с проседью, волосами.

Это был тот мужчина, которому она обещала первый танец, решил Палмер: она дала совершенно определенно понять, что найдет его, когда настанет время для танцев. Кроме того, думал он, ее совсем не заботит, приглашу я ее танцевать или нет. Более того, подумал он, я и сам этого еще не решил.

Когда он начал пробиваться к гардеробу, двери лифта раздвинулись, и группа мужчин с шумом высыпала в коридор. Один из них, газетчик, который обычно освещал новости бизнеса, заметил Палмера и обратился к нему.

– Что вы об этом думаете, мистер Палмер? – начал он.

– Привет, Эл. Думаю о чем?

– Ну, об этом… Подождите секунду, вы разве не знаете, что тут внизу был большой скандал?

– Какой скандал?

– На другом обеде, – объяснил газетчик. – Министр обороны должен был встретиться с группой бизнесменов высшего уровня. И, господи, всю Парк-авеню запрудили хиппи и всякие ведьмы, устроили там демонстрацию.

Палмер кивнул.

– Они протестовали против чего-нибудь конкретно?

Газетчик, ниже ростом, чем Палмер, полноватый, смотрел на него словно с недоверием.

– Вы шутите надо мной, мистер Палмер? Против войны во Вьетнаме.

– Понятно, – быстро заметил Палмер. – Уверен, что там полно полиции.

– Их там сотни. А меня послали на это вшивое сборище сберегательных банко… – Он замолчал, взглянув в глаза Палмеру. – Я не хочу проявить неуважение к кому-либо, но самое интересное – внизу, а не здесь.

– Такова уж наша жизнь в банковском деле, – сказал Палмер. Он услышал, что за его спиной оркестр перестал играть. – Мы всегда участвуем в скучных событиях. А все веселенькое всегда происходит где-то в другом месте.

Газетчик снова взглянул на него с недоверием.

– Вы опять шутите?

– Вовсе нет.

– На том ужине, внизу, собрались все крупнейшие представители медеплавильной и космической отраслей. Держу пари, что ЮБТК оплачивает половину перевозок того, что они производят.

– Это установленный факт?

– Ну, фигурально говоря, – добавил газетчик и тут же спросил: – А как получилось, что вас не было на том приеме?

– Не пригласили. Пригласили только на этот. – Палмер почувствовал, что начинает уставать от наивных вопросов этого человека.

Он повернулся и направился обратно в танцевальный зал. Журналист последовал за ним.

– Еще увидимся, Эл.

– Не могли бы вы прокомментировать?

На лице Палмера сохранялось вежливое выражение.

– Я думаю, что на нашем все было замечательно вкусно.

– Вы же понимаете, что я имею в виду, мистер Палмер. Относительно этой демонстрации и всего остального. О войне.

– Эл, я понимаю, что вы таким образом зарабатываете на жизнь, но разве не сущий идиотизм выуживать комментарии у человека, который даже не знал об этих событиях, пока вы не сказали ему об этом?

– Итак, я идиот, – ответствовал журналист. – Теперь, когда вы это знаете, как насчет комментария?

Палмер глубоко вздохнул. Он понимал, как глубоко завяз, в какое дурацкое положение попал, но будь он проклят, если позволит, чтобы этот придурок вывел его из себя.

– Знаете что? Напишите сами отчет о том, ради чего вас сюда прислали, или вернитесь вниз и задайте ваши вопросы кому-нибудь там.

– Вы объясняете мне, как я должен делать свою работу?

Палмер осознал, что он вывел парня из себя.

– О’кей, Эл, – сказал он тогда, – ваша взяла. Сделайте так: «Вудс Палмер сказал – никаких комментариев». Ладно? Снова друзья?

– Мне кажется, вы думаете, что я такой простак, которого вы можете…

– Этот человек вам надоедает? – спросила журналиста Вирджиния Клэри.

Палмер обернулся и увидел, что она стоит рядом с ним.

– Он…

– Эл, если он тебе досаждает, я прикажу полицейским вышвырнуть его вон.

Газетчик вытаращил глаза:

– Послушай, Джинни, он…

– Если одна вещь, за которой мы не постоим, – продолжала она, – мы не допустим, чтобы кто-либо стращал прессу. Верно, Эл?

– Джинни, – лицо Эла перекосилось от растерянности, – но это Палмер из ЮБТК.

У Вирджинии изумленно взметнулись брови, и она повернулась к Палмеру.

– Не имела представления об этом, сэр, – сказала она, – тогда… может быть, вы хотите, чтобы полицейские выкинули этого писаку?

Растерянность оставила лицо Эла, он понял, что его положили на обе лопатки.

– Очень забавно, Джинни, – он бросил в ее сторону выразительный взгляд и удалился.

– Все еще приобретаешь друзей всюду, где только появляешься? – небрежно спросил Палмер.

– Как любая женщина, работающая по связям с общественностью. – Она сделала паузу и с расстояния фута или двух окинула его взглядом. – А ты не изменился ни на йоту. Ни на морщинку. Ни на волосок.

Палмер попытался разглядеть, что такого произошло с ней, от чего она стала выглядеть и лучше, и моложе. Он знал, что сейчас ей около сорока, может быть, сорок один, но она выглядела едва на тридцать. Возможно, подумал он, разглядывая ее, это объясняется тем, что у нее нет несчастливой связи. Или есть, но счастливая. В любом случае, с ним это никак не связано.

– Я стала выглядеть лучше, не так ли? – спросила она.

– Гораздо. Но ты всегда прекрасно выглядела.

– Когда надоест банковское дело, попробуй заняться дипломатией. У тебя получается.

– Я говорю только правду.

Некоторое время никто из них не произносил ни слова. Потом она сказала:

– Кажется, тебе хотелось потанцевать?

Он медленно вел ее через толпу по периметру танцевального зала. Какой-то мужчина с багровым лицом схватил Палмера за руку и задержал его.

– Пятипроцентная, освобожденная от налогов муниципальная эмиссия, – сказал он. Палмер попытался сосредоточить внимание на его словах. – Арчер обдирает. – Потом добавил: – Этот арчер[118] подло стреляет на понижение.

– Спасибо, Оззи. – Палмер улыбнулся и увлек Вирджинию дальше к танцевальной площадке.

– Ты принял предложение? – спросила она.

Прежде чем он успел положить руку ей на талию, какой-то узкоплечий человек с бурыми пятнами на лице очутился между ними.

– Целое состояние можно заработать на шерстяной шотландской ткани, – с потрясающей откровенностью сказал он. – После того как Питер сбежал, вы стали синонимом благополучия.

– Спасибо, Артур.

Они уже вышли на площадку для танцев – оркестр теперь играл попурри из мелодий двадцатых и тридцатых годов, оранжированных в разухабистом темпе, с изобилием медных инструментов, лихим барабаном и сладкими стонами духовых, играющих на три такта.

Палмер пустился в свой неизменный фокстрот, прижимая Вирджинию к себе чуть сильнее, чем намеревался. Когда она была на каблуках, она была ростом до его плеча, а сегодня она была на каблуках. А когда она откидывала голову, чтобы взглянуть на него, разница в их росте как-то скрадывалась.

– «Ночи без сна, – начала она напевать, – и ссоры днем… Я скучаю по поцелуям, и я скучаю по ссорам».

– «Я хотел бы снова влюбиться», – добавил Палмер.

– Интересно, – сказала она, в то время как песня Роджерс и Харта плыла вдаль, – неужто существует мелодия или хоть один такт на всевозможные случаи?

– Их предостаточно, – ответил Палмер.

Она чуть пожала плечами, а может быть, это Палмеру просто показалось. Он размышлял над тем, что для такой невысокой девушки, как она, у нее очень большие груди, и, похоже, на ней нет ничего, что походило бы на лифчик.

– «И нет больше боли, – снова стала она подпевать, но тут мелодия приблизилась к окончанию первого куплета, – нет больше тяжести, теперь я здорова, но…»

– «Я предпочла бы напиться», – закончил Палмер.

– Это во втором куплете. В первом надо – «Я предпочел бы га-га».[119]

– Я пригласил тебя танцевать не для того, чтобы получить урок лирики Ларри Харта.

– По-настоящему ты меня вовсе не приглашал. Это мне пришлось отбить тебя у своего приятеля-журналиста.

– Да. Что же касается друзей… Кто был этот спортивного вида экземпляр, что пригласил тебя на первый танец?

– Джимми Кинкейд.

– Конгрессмен Кинкейд?

Она кивнула.

– С такой фигурой, ранней сединой и даром льстить, каким он обладает, он мог бы быть будущим мэром, или губернатором, или сенатором.

– Это его первое избрание…

– Все начинается с первого…

– И ты, – Палмер уже был не в состоянии контролировать себя, – планируешь в будущем стать «миссис Мэр», или «миссис Губернатор», или «миссис Сенатор»?

– «Я буду любить тебя до последнего дня своей жизни, – оркестр повторил песню, и она снова стала подпевать: – Я хотела бы снова влюбиться».

Улыбка застыла на лице Палмера. Казалось, он был не в состоянии стряхнуть ее.

– Мне кажется, ты пытаешься сказать мне что-то.

Она кивнула.

– Я пытаюсь сказать тебе, что я отошла от тебя. А после этого бесконечно долгого молчания я вполне уверена, что и ты отошел от меня.

– Конечно.

Она мурлыкала какое-то время мелодию, потом спросила:

– Ну, разве это не мило?

– Чудесно…

– Я имею в виду… имею в виду… – Она замолкла.

Он наблюдал, как блики света падают на ее лицо, и кружил, кружил Вирджинию. В какой-то момент ложбинки под ее высокими скулами показались ему почти темными, она была грустна и печальна, но потом свет изменился – и все заискрилось, он видел, что она счастлива.

– Ты помолвлена? – услышал Палмер свой собственный голос.

– Нет.

– Тогда что же?

– Тогда, пожалуйста, заткнись. Мы танцуем.

– «Поверьте мне, сэр, – пропел Палмер, – я бы предпочел классический бой между ним и ею».

– «Мне не нравится покой, и я хотела бы снова влюбиться», – закончила Вирджиния.

– Это так?

Она долго и пристально смотрела на него, пока оркестр переходил к мелодии Гершвина. Свет в зале убавился, и ее глаза стали темнее.

– Вудс, разве что-нибудь дает тебе право задавать мне все эти вопросы?

Он покачал головой.

– Прости.

– Рада это слышать. – Она слегка улыбнулась, без всякого намека на иронию. – Как подумаю, как долго я пыталась выбросить из головы мистера Палмера, не хочется подпускать его к себе даже на дюйм. Даже с этими твоими вопрошающими глазами. Ведь ты был чертовски хорошим офицером разведки, не так ли?

– Но я никого так не допрашивал, как тебя.

– Мне кажется, я больше не хочу танцевать, Вудс.

– Хочешь снова присоединиться к конгрессмену Кинкейду?

Ее глаза снова блеснули.

– Ты ревнуешь?

– Я… – Он перестал танцевать. Они стояли неподвижно посреди зала. – Просто до меня дошло, – сказал Палмер, – что я был оскорбительно груб с тобой. Разве не так? И это после того, как ты спасла меня от этого ублюдка Эла.

– Ты не был груб. Просто, кажется, мы с тобой не ту ноту выбрали.

– Не мы. А я.

Он взял ее за руку и увел с танцевальной площадки. Они постояли в стороне. Палмер заметил, что к ним направляется мужчина, на котором была одна из этих забавных официальных белых рубашек со стоячим воротничком, банкир-инвестор – и повернул Вирджинию Клэри к себе, чтобы создалось впечатление, что он не заметил этого красавца.

– Я чувствую, что говорю и делаю не то, что надо. Я и с Элом повел себя неправильно, – сказал он ей. – Эти дни я сам не в себе.

– Неприятности в банке?

– Да нет, другое. – Он коснулся пальцем виска. – Здесь. Вопросы. Без ответов.

Она долго и пристально смотрела на него, пытаясь прочитать его мысли. Палмер знал, что в былые дни она была способна достаточно часто понимать его, что поражало его. Конечно, они были очень близки тогда, он помнил это, а сейчас…

Человек в рубашке со стоячим воротничком ввязался в разговор с кем-то еще.

– Какого рода вопросы? – спросила Вирджиния.

– Гарри Элдер говорит, что я пытаюсь провести занятия по философии вместо заседания правления.

– Для Гарри любой вопрос, на который не может быть дан ответ в виде значка доллара и ряда цифр, автоматически становится предметом философии.

Палмер кивнул.

– Он очень сожалел, что не смог прийти сюда сегодня. Ты ему всегда нравилась.

Она кивнула в ответ и посмотрела через плечо Палмера.

– Что стряслось с этим парнем?

Палмер обернулся и увидел Бена Фискетти, одинокого и ужасно бледного, отхлебывающего из высокого стакана хайболл,[120] который, судя по цвету, состоял почти из одного виски. Палмер заметил, что уголок рта Бена непрерывно дергался.

– Странно, – сказал он. – Ты хорошо его знаешь?

– Достаточно хорошо.

Палмер помахал молодому человеку. Когда Бен уловил этот жест и разглядел, кто его сделал, у него дернулся и другой уголок рта, и он пролил треть своей выпивки на туфли проходившего мимо сенатора штата. Затем, даже не извинившись, направился прямо к Палмеру.

– Я сожалею, – произнес он.

– О чем? – Палмер повернулся к Вирджинии Клэри. – Могу я представить мисс…

– Мы встречались, – оборвала его Вирджиния.

Палмеру показалось, что в ее голосе прозвучала холодная нотка.

– О да. – Бен переминался с ноги на ногу. Он поднял руку, чтобы почесать щеку, и, казалось, изумился тому, что не обе его руки были заняты стаканом. Пытаясь сориентироваться, он еще раз выплеснул виски из стакана.

– Все в порядке? – спросил Палмер.

– Да, да, конечно… – Бен сделал отчаянный глоток и сократил содержимое стакана с виски на добрый дюйм вместе с кусочком льда. – Как, это… – его голос сник.

– Извините?

– Я сказал, как это… – Бен замолчал и выпил остаток виски. – Как… как вл… сл-слияние? Как идет с-слияние?

Его глаза были круглее, чем помнились Палмеру. Он размышлял: не боится ли его Бен? Он не разговаривал с ним со времени того прерванного обеда несколько недель назад; представление, которое тогда закатил Палмер, могло напугать и более сильного человек, чем Бен.

– Если это не… не будет слишком сам… сам-монадеянно, – начал говорить Бен.

Между блестящими черными бровями Вирджинии Клэри обозначилась складка.

– Мне кажется, – сказала она Палмеру, – я должна уйти.

– Можешь подождать минутку? – спросил он. Потом, не дожидаясь ответа, повернулся к Бену. – Я думаю, все утрясется, – сказал он. – Конечно, я не последняя инстанция. Я предполагаю, что вас беспокоит, будете ли вы служащим ЮБТК или нет.

Глаза Бена тревожно заблестели. Белки увеличились, но он постарался взять себя в руки.

– В-вовсе н-нет, – произнес он, затем торопливо добавил: – Я не имел в виду, ч-то т-таким путем… – Голос его сбивался и угасал, хотя он и пытался шевелить губами. – К-конечно, я хотел бы б-быть служащим ЮБТК.

– Я надеюсь, что мы можем сохранить вас на вице-президентском уровне, – сказал Палмер. И стал наблюдать за реакцией. Удивить его могло очень немногое – зависть, жадность, возбуждение. Но он не был готов увидеть вспышку настоящей паники. – В чем дело, Бен?

– Хор… великолепно. – Бен так сильно стиснул губы, что они побелели. – Великолепно, – повторил он, мучительно преодолевая заикание.

– Вы и я должны обстоятельно переговорить о вашей новой работе. Я имею в виду вопросы новой политики. Хорошее предложение относительно нового начинания – это великолепный вклад в достояние банка.

– Господи, я… – В то мгновение, когда слова должны были сорваться с его губ, Бен замолк. – Ох, – произнес он после длительной паузы, говоря очень медленно и отчетливо. – О, я вполне… понимаю. Я… уверен, что есть… много вещей, которым я… должен… научиться.

Вертикальная складка меж бровей Вирджинии Клэри углубилась. Палмер взглянул на нее и понял, что дольше удерживать ее не сможет.

– Поговорим в другой раз, Бен, – сказал он, сдерживая внезапный импульс слегка похлопать молодого человека по руке.

Они отошли с Вирджинией на расстояние, когда Бен не мог их услышать.

– Почему он так боится тебя? – пробормотала она.

– Ты заметила это? Будь я проклят, если знаю.

– Он выглядел напуганным до смерти. Но, может быть, причина в чем-то другом.

Палмер вздохнул.

– Может, тут причина более глубокого философского свойства. Этот мир посерьезнел, или я просто постарел и уже ничего не понимаю.

Теперь они отошли в угол. За ближайшим столом высокий мужчина с седыми волосами болтал с двумя другими мужчинами. И тут Палмер осознал, что в его распоряжении оставалось лишь несколько секунд до того, как он должен вернуть Джинни в ее компанию.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила она.

Палмер покачал головой. Ему очень хотелось, чтобы она сказала так, но теперь он понимал, что это не поможет.

– Я справлюсь сам, – сказал он.

– По-прежнему очень одинок, да?

– Я похож на одинокого мужчину?

– Кот, который гуляет сам по себе, – сказала она. – Но в один прекрасный день и он попадет прямо в западню. – Она взглянула на него. Складка меж бровей на секунду исчезла, а потом снова появилась. – А фактически ты уже в западне.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты действительно покупаешь этот банк?

– Возможно.

– Ты знаешь окружение Бена?

– Да.

– Я не из тех, кто стремится к сенсационным разоблачениям, – сказала Вирджиния. – Я не верю в предъявление обвинения по ассоциации. Но этот молодой красавчик прямо-таки испускает ужасное зловоние грядущих неприятностей.

Палмер отмахнулся от ее слов.

– Я очень сожалею, что обеспокоил тебя всем этим, Джинни. Ты была абсолютно права. Каждый из нас отошел друг от друга. А там тебя ждет великолепный седой конгрессмен. Он – сплошное удовольствие.

– Черт побери, Вудс, ты выводишь меня из себя.

– Ничего подобного.

Она взяла его за руку и повлекла к боковой двери из зала.

– Я не люблю, когда за меня все решают, – сказала она. На ее высоких скулах отразились вспышки красного света.

Когда она и Палмер проходили мимо дверей лифта, те раздвинулись.

– «Крыша под звездным небом», – скучным голосом объявил лифтер. – Едем вниз.

Вирджиния подтолкнула Палмера в лифт.

– Кинкейд может подождать несколько минут. Купишь мне внизу чего-нибудь выпить?

Палмер кивнул. Лифт стал быстро опускаться. Он почувствовал, как желудок его поднялся к диафрагме. И это мгновение вызвало в нем ощущение сладостного предвкушения, от которого перехватило дыхание.