Текст книги "Наперегонки с ветром. Идеальный шторм (СИ)"

Автор книги: Лера Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 20

– Почему ты мне не сказал?

– Разве о таком нужно говорить?

Он в очередной раз возвращал мне мою же фразу, – очередную из тех, что я так опрометчиво бросала Матиасу ночью в церкви.

Подняв всё ещё тяжёлую голову, я посмотрела Кайл в лицо просто чтобы убедиться в том, что он издевается.

Судя по довольному прищуру, именно так оно и было.

– Это нечестно.

– Зато эффективно.

Он попытался сменить положение, но я просто из вредности прижалась крепче, чтобы помешать ему это сделать.

Мы лежали на полу, Кайл на спине, а – удобно устроившись у него на груди. На ковре, аккурат под тем самым столом, на котором только что трахались до звона в ушах, крови и безнадёжно разорванной одежды.

От новости о том, что наша брачная клятва продолжала работать, у меня постыдно слабели колени.

Все эти пять лет.

На сеновале с Гаспаром.

На постоялом дворе с человеком, имени которого я не запомнила.

Когда он строил дом для Жизель.

– Но…

– Дай угадаю. Ты привыкла считать себя свободной, а я только что крупно нарушил твои планы?

Двигаться он передумал, но над удовлетворением, прозвучавшем в его голосе, захотелось рассмеяться.

Прокушенные губы тут же отозвались на это нехитрое движение болью, но я не обратила на нее внимание.

– Не без этого. Но ведь кровная клятва не работает… так.

Я много чего прочитала о кровном венчании, и все доступные и не слишком источники разной степени достоверности сходились в одном – мы оба не могли быть с другими без последствий, если оставались женаты.

– Работает по-разному. Если правильно дать свое разрешение на это, – Кайл провел ладонью по моим волосам от затылка до самых кончиков, задержался на спине, словно размышляя, а потом погладил еще раз. – Иногда людям необходимо пожить отдельно. Глупо было бы разводиться из-за этого.

С такой логикой было не поспорить, но за солнечным сплетением все равно расползался холод.

– Ты был женат.

– Мы не были женаты. Кажется, я тебе уже об этом говорил.

От неловкости щеки, в противовес этому холоду, начинали гореть, и оставалось только порадоваться, что я никогда не заливалась краской.

– Скажи еще, что не спал с ней.

– Ну почему? Пару раз мы попробовали. От скуки. Нам обоим не понравилось.

Я все-таки взглянула ему в лицо, и оказалось, что теперь он откровенно улыбается. Сдержанно, уголками губ, но в глазах плескалось всё озорное Пекло разом.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Какого Нечистого ты в таком случае наорал на меня, увидев у своего порога?

– Спустя пять лет.

– Ты меня тоже не искал.

– Я был уверен, что ты сама вернёшься.

По своей воли или нет, я в самом деле вернулась. Пусть и не разыскивая его, но в силу обстоятельств.

– Я нигде не встретила упоминаний ни о чем подобном.

– Это тонкости для посвященных. О них не пишут в книгах.

Новость о том, что мы были по-прежнему женаты, оказалась ошеломительной, и она объясняла… все. Его злость, которой он лишь усилием воли не позволил превратиться в настоящую жестокость. Несвойственную мне ревность и отчаянную, почти нездоровую потребность в нем.

Венчальная клятва продолжала действовать, а мы были рядом, но не были вместе. Кровь лишь пробудила и сделала острее все то, что связало нас когда-то.

Мое желание последовать за ним куда угодно, невзирая на опасности и риски.

Его готовность убить, а если придется, и пожертвовать собой ради меня.

И все это время, начиная с той секунды, когда он вернулся домой вместе с Жизель и уловил там мое присутствие, он знал об этом. Знал и наблюдал, как я лезу на стену, саму себя принимая за сумасшедшую.

– Какой же ты мудак.

Кайл все-таки засмеялся, только что голову не запрокинул от хохота.

– Я уже думал об этом. Нужно было вписать это в брачную клятву.

Я легонько толкнула его в бок, потому что мне смешно не было.

Кровное венчание было тонким обрядом, и суть его заключалась не только в том, чтобы засвидетельствовать свои намерения и верность.

Люди могли охладеть друг к другу, такое тоже случалось. Кровь воспринимала перемены быстрее разума, и если кто-то один в паре переставал… любить, клятва обоим становилась в тягость. Она тянула силы и здоровье с обоих до тех пор, пока до них не доходило, что она должна быть расторгнута.

Развенчаться было не сложнее, чем заключить такой брак.

Если для свадьбы добровольное и искреннее согласие требовалось от обоих, для исполнения обратного обряда хватило бы и кого-то одного.

Однако за последние пять лет у меня не было ни минуты, когда моя клятва была бы мне в тягость.

Я отвела взгляд от шрама на ключице Кайла и посмотрела ему в лицо снова.

Это было очень приятное чувство – знать, что ничего не выдумала, не приняла желаемое за действительное и не превратилась из нормального человека в зацикленную на мужчине клушу.

– Сволочь. Весело тебе было?

Он засмеялся снова, а потом сжал мои ребра крепче, чтобы подтянуть к себе ближе.

Так мне пришлось соскользнуть с его груди и упереться ладонями в ковер по обе стороны от его головы, но теперь мы смогли смотреть друг на друга прямо, не имея шанса отвернуться.

– Очень, – он улыбнулся, выговаривая это тихо и четко, и только потом пристроил ладонь мне на затылок, чтобы держать наверняка. – Ты оказалась не только самоуверенной, но и очень непредсказуемой сукой, Эли. Куда тебя понесло?

– От тебя подальше.

– И побыстрее. Стоило оставить без присмотра на пару часов.

– Ты ушел, пока я спала.

– И тебе не пришло в голову, что мне просто хотелось пройтись и восстановиться? Что Жизель могла вернуться? Или деревенские слоняться у дома?

Это было уже чересчур.

Настолько, что пришлось сползти ниже, лечь щекой на его плечо, чтобы не видеть лица.

– Не хотела услышать «нет».

Пальцы Кайла сжались на моем затылке крепче, а потом ладонь легла на шею сзади.

– Что навело тебя на эту светлую мысль?

Он спрашивал вроде бы легко, но при этом абсолютно всерьёз.

Так, что невозможно было соврать или уйти от ответа.

– У тебя была хорошая жизнь. Налаженная. Ты ведь знаешь, что я никогда не посмела бы рушить то, что тебе дорого. Жизель…

– Красивая, спокойная, прекрасно шьёт и отлично готовит. Я помню.

Я все-таки улыбнулась, хотя и против воли.

– Это весомый аргумент.

Кайл глубоко вдохнул и медленно выдохнул, погладил кончиками пальцев основание моей шеи, вызвав волну мурашек.

– Я знаю, что сковорода никогда не станет тебе милее пистолета.

Формулировка оказалась настолько точной, что мне захотелось его поцеловать, и я быстро коснулась остывающей кожи губами.

– И что мы будем с этим делать?

Кайл дёрнул плечом, – свободным, не тем, на котором я лежала.

– Я бы сделал ставку на твоего щенка. Он, помнится, неплохо готовит. Пусть отрабатывает уроки фехтования. К тому же ты ведь представляешь, сколь многого можно добиться от человека, который внезапно узнаёт, что переспал с чужой женой?

Я подняла голову, чтобы посмотреть на него снова и убедиться, что это не шутка.

– Да в тебе и правда погибает рабовладелец.

– А я не люблю зарывать таланты.

Было так хорошо и дико одновременно, что я не могла найтись с ответом, да Кайл его и не ждал.

Теперь, когда вещи были названы своими именами и буря в голове и в душе прекратилась, и на её место пришло спокойное опустошение.

Кайл медленно провёл подушечкой большого пальца от уголка моего глаза вниз по щеке, как будто запоздало стирал несуществующие слезы. Те, что видели в ту ночь. Те, за которые мне было так отчаянно стыдно.

Я хотела попросить его перестать, но не успела, потому что пол под ними качнулся.

Земля задрожала, а вслед за ней и стены. Посуда и стекла в дверцах буфета зазвенели, но осколки не посыпались на пол, потому что дом держал крепко.

На то, чтобы одеться, у нас ушло преступно много времени. Моё платье и рубашка Кайла были порваны в момент то ли страсти, то ли драки, и, прыгая посреди спальни на одной ноге в попытках побыстрее влезть в брюки, я бросила взгляд за окно.

Ветер заметно усилился, но деревья под ним не качались. Сейчас он шёл низом, трепал кусты, как будто не мог набрать силу и подняться выше.

Когда мы выскочили из дома, я оглянулась на конюшню, из которой доносилось тревожное ржание на три голоса.

Что-то процедив сквозь зубы, Кайл махнул в её сторону рукой, и лошади успокоились. Он поставил достаточно надёжный щит, чтобы бояться им стало нечего.

Земля продолжала уходить из-под ног, казалась зыбкой и готовой провалиться, отправив в бездну.

Для подножья гор землетрясение едва ли могло считаться невидалью, но это совершенно точно было не оно. Ничего, похожего на мощные толчки снизу не ощущалось, всё просто дрожало.

– Сучий Готтингс…

Прямо сейчас я была совсем не против собственноручно прикончить бывшего мэра за испорченный момент, и, судя по ответному смешку, Кайл был со мной солидарен.

Мы едва успели выскочить за забор, когда мимо нас пробежал Самуэль. Он был в брюках и оскаленной навыпуск рубашке, а Женни безнадёжно отстала, хотя и очень старалась успеть за ним.

Мне пришлось сбавить скорость и дождаться её, в то время как Кайл бросился за Сэмом.

– Элис!.. – задыхаясь, Женевьева вцепилась в мой локоть, но я не стала отвечать, просто увлекла её за собой.

Нестись через колдовской лес в Ночь Осенних костров по тёмной дороге, ведущей к кладбищу, наугад было заведомо плохой затеей.

Не зная, как именно смотрит Женни, – человеческими глазами или подправив себе зрение, – я предпочла надеяться на Кайла. Он видел в такой темноте лучше всякой кошки, и сейчас, когда он был впереди,эта способность должна была передаться и мне.

Оставалось только проследить, чтобы леди Готтингс не переломала себе ноги, споткнувшись о мелких и невидимых местных жителей.

Чем ближе мы были к кладбищу, тем светлее становилось вокруг, хотя должно было быть наоборот.

Сэм остановился, как будто налетел на невидимую стену, а Кайл замер за его плечом, и я невольно задалась вопросом о том, кому из них мы обязаны этим светом.

Здесь земля не просто дрожала, она ходила под ногами ходуном, а на фоне кажущегося прозрачную неба тьма между могилами была густой и непроглядной.

Сегодня было время мёртвых, они по своему законному праву вставали из своих могил.

Все, кроме той твари, что звалась Альфредом Готтингсом, и была теперь надёжно заперта и Кайлом, и Хозяином этих мест.

Самуэль был очень бледен, а его челюсти были сжаты так сильно, как если бы их свело судорогой.

Что ты здесь ни происходило, он явно видел такое впервые, и на всякий случай я сжала руку Женни крепче, чтобы помешать ей броситься к нему.

А вот Кайл как будто распрямился и набрался сил.

Он смотрел вперёд и одновременно в никуда, – туда же, куда смотрел Самуэль, – но выражение его лица осталось спокойным.

Разве что он стал чуть более собран, как перед важным разговором.

Как минимум трое из нас понимали, что договариваться и убеждать уже бесполезно.

Мертвецы Фьельдена искали отмщения.

Тех, кто умер в последние полгода, равно как и всех, кого давно опустили в могилы, потревожили в их праздник. Кто-то попытался заставить их послужить себе, утащить Самуэля на другую сторону не потому, что пришёл его срок или он сам напросился на это, а из личной выгоды.

Они всего лишь не потерпели этой дерзости, но их гнев мог стать страшен для города.

– Держи их, – Кайл сказал это Сэму, и тот сглотнул тяжело и поспешно.

– Что, если не смогу? Их возмущение справедливо.

Йозеф Мерц не был самым ярким и яростным из них, но он тоже был здесь, среди толщи тьмы, что стелилась между надгробными плитами. И ему точно было кого навестить в эту ночь.

Самуэль развернулся, посмотрел на Кайла с выражением, которое я не могла определить точно, глядя на его профиль сзади, но больше всего оно напоминало легкую растерянность и надежду.

– Их слишком много. И они никогда раньше не вели себя так. Думаю, лучше ты…

Отросшая прядь Кайл посмотрел на него в ответ, а потом, не отводя взгляда, кивнул в среде, на тех, перед кем они оба застыли:

– У меня есть власть приказывать, а ты – один из них. Ты принадлежишь этому месту, и тебя послушают по доброй воле.

Самуэль застыл. Ему не обязательно было знать подробности, чтобы чувствовать, что ему говорят правду. Его связь с Фьельденом и множеством его умерших жителей крепла с каждой секундой, а мне всё меньше хотелось думать о том, что может случиться, если они окажутся сильнее. Если кладбище завладеет его разумом, и мстить живым отправятся уже не духи, а сам Хозяин.

Его последнее испытание.

– Держи их. А мы пока разберемся с первопричиной, – Кайл хлопнул его по плечу, совсем как я накануне, развернулся и пошёл обратно.

Женни уставилась на него полными слез глазами, но он не дал ей ни заговорить, ни сделать броситься вперёд, потянул за собой.

– Нет, – спустя не меньше десятка шагов она будто очнулась, попыталась оттолкнуть его руку. – Мне нужно к нему.

– Чтобы путаться под ногами?

Тащить силой сопротивляющуюся женщину было опасно и глупо.

Я оглянулась, чтобы посмотреть на Самуэля, опасаясь, что он отвлечется на почти-плач своей обожкемой жены.

Он, к чести его, не дрогнул. Так и продолжал стоять, приподняв раскинутые руки, и вокруг его запястий обвивалась та самая тьма.

Ветер стелился уже под нашими ногами, мешал идти, прибивал к дрожащей земле.

Я развернула Женевьеву к себе, отвлекая от брошенной Кайлом, хоть и по делу, резкости.

– У Сэма есть работа, которую он должен делать. Ты ведь это понимаешь?

Она кивнула, и я заметила, что в ее глазах не было слез. Только лихорадочный блеск.

Даже в страхе за него она способна была слушать, и это стало главным.

Я кивнула ей в ответ, прежде чем продолжить:

– Он окажется в опасности, если будет думать не о деле, а о том, как защитить тебя. Ты ведь этого не хочешь?

Она отрицательно затрясла головой, а я потянула ее прочь, обратно к дороге.

– Тогда просто верь ему. Иди к нам и оставайся в доме, пока мы не вернемся. Ты поняла?

На этот раз она так же поспешно закивала.

Краем глаза я успела заметить, как Кайл поморщился, намекая, что я вожусь с ней слишком долго, но теперь Женевьева и сама торопилась обратно. Первый шок и первый порыв миновали, и она в самом деле поняла, как много теперь значит для ее Сэма свобода действий.

Словно в подтверждение этому, Фьельден, когда мы снова его увидели, оказался погружён по тьму.

Отстранившись от живых, его Хозяин переключился на мёртвых, и теперь в городе не горел ни один фонарь, а свечи и камины в домах сами собой погасли.

– Что за?.. – Женни посмотрела на меня, потом на Кайла.

– Иди, – тот подтолкнул её к нашему дому, и дождавшись, чтобы она, бросив на нас последний взгляд, закрыла дверь, коротко приказал включить свет.

Прошла секунду или целых пять, а потом в окне гостиной появился мягкий отсвет единственной свечи.

Я поблагодарила дом мысленно, зная, что он меня услышит.

– Готтиннс?

По моим ощущениям, эпицентр начавшегося раньше, чем ожидалось безумия, был рядом с ним, но в такое время легко было ошибиться.

Кайл кивнул и увлёк меня обратно к дороге:

– Пошли.

В городе ветер оказался сильнее и злее. Поднимаясь уже до пояса, он нас по улицам небольшие вихри из сорванной листвы.

К счастью, улицы эти были пустыми. Здесь, как и во всех прочих городах с самых крошечных деревушках, люди стремились укрыться дома в такую ночь. Защититься от нечистой, которой может вздуматься прийти за ними, вязанками чеснока и молитвами. Реже – по-настоящему действенными обрядами.

Единственным, что беспокоило меня в действительности, был тот факт, что мы слишком давно не работали вместе. Всё произошедшее за последние недели, было не в счёт, а значит, полагаться предстояло в первую очередь на чутье, взаимное доверие и опыт.

Перед домом Готтингсов нам никто не встретился, а двери и окна оказались открыты настежь. Ветер стучал створками, заставлял звенеть и дребезжать стекла.

Кайл поднялся по ступенькам, опережая меня на полшага и чутко прислушиваясь к пространству вокруг, но внутрь вошёл безбоязненно.

Стоило нам очутиться в широком коридоре, ведущем в гостиную, я поняла, почему. Этот дом умер. Пусть формально в нём продолжали жить, людям он больше не принадлежал. Ветер и тьма гуляли по нему свободно, сопровождая силу, которая теперь обитала здесь.

Гостиная показалась мне больше, чем в прошлый раз. Отсюда не вынесли мебель, но пространство как будто раздвинулось, стало шире для новых хозяев.

Райан Готтингс, ссутулившись, сидел на софе, ровно на том же месте, которое во время нашей встречи занимала его жена.

Увидев нас, он лишь поднял голову, посмотрел исподлобья, и я внутренне собралась, потому что это был уже не совсем он.

Готтингс оставался человеком, но сознание его плыло и туманилось, рассеивались на миллиарды частиц. Так могло быть только в одном случае – прямо сейчас его жизненная сила шла на корм тому, что он выпустил на свободу.

– А, это вы. Пришли позлорадствовать?

Голос тоже прозвучал глухо, как будто из-под толщи земли.

– Пришли убедиться, что ты идиот, – я посмотрела по сторонам, стараясь оценить масштаб бедствия.

Масштаб впечатлял.

Райан хрипло засмеялся и откинулся на спинку дивана.

– Думаешь, что сможешь остановить это? Никто не сможет.

– Разумеется. Город должен пасть, земли стать дикими, а люди погибнуть, потому что неуважаемая супруга бывшего мэра получилась то, что заслужила, – Кайл хмыкнул, не глядя на него, и прошёлся по комнате.

Он делал то же самое, что делала во время визита сюда я, – искал.

Разве что ты сложившейся ситуации его возможности и полномочия были много шире моих в тот раз.

Готтингс проследил за ним взглядом, медленно откинулся на спинку дивана.

– Ты много на себя взял. Возомнил себя вправе решать и миловать? Считаешь, что силенок хватит? Или пытаешься меня в этом убедить?

– Да плевать на тебя, – Кайл отозвался немного невпопад, разглядывая безделушки на каминной полке.

Я осталась стоять в проходе, с одной стороны, изображая для Райана идеальную мишень, с другой, – контролируя пространство.

Оно по-прежнему было пустым и гулким, и продолжали терять очертания.

Если здесь и оставался кто-то, кроме нас троих, – кто-то, кто не успел послушаться инстинкта и сбежать, – они и уже были мертвы.

Предсказуемо не удостоив меня вниманием и не восприняв как угрозу, Райан продолжал следить за Кайлом.

– Ты что, щенок, правда думал, что я поверю в то, что ты Нильсон?

Презрения и холодной снисходительности в его голосе хватило бы на десятерых.

Кайл усмехнулся так же мимолётно, как отвечали ему, а потом опустился в кресло, устроился в нём удобнее, положив ногу на ногу. Пристроил локоть на подлокотник и так, чтобы бывший мэр Фьельдена видел, сделал короткое движение двумя сложенными пальцами.

Всё двери и окна в доме захлопнулась одновременно, отрезая нас от города.

Ветер завыл и отчаянно забился в стекла, но не смог ни разбить их, ни открыть створки.

По щелчку пальцев Кайла в камне вспыхнул огонь.

Либо Готтингса вытянулось, приобрело выражение забавного недоумения.

Вот теперь он понял и поверил.

Его разлившейся по комнате страх был последним доступным ему человеческим чувством.

На нашу удачу, достаточно сильным, чтобы с ним ещё можно было разговаривать.

Кайл не спешил с этим, хотя и продолжал смотреть на него с любезной заинтересованности. Он оставлял Райану право задать свои вопросы, хотя и понимал не хуже меня, что таковых не осталась.

Этот человек, – вернее, то, что от него ещё осталось, – всё понял. Он хорошо знал, с кем имеет дело. Как знал и то, что Кайл знатно поджёг хвост его хозяину, разведя камин.

Сегодня Фьельден должен был сгинуть во тьме вместе со всеми жителями.

Каждый огонёк, тем более, такой, шел вразрез с заключённым Райаном договором, и отвечать за это было ему.

Пространство вокруг нас затихло, замерли настороженно, и я потратила почти минуту, завороженно разглядывая Кайла.

Сейчас он был не просто возмутительно хорош.

Он был воплощением той силы, которая правила миром этой ночью.

Самуэль почувствовал это первым, и первым же смутился оттого, что может говорить вот так, не стесняясь и напрямую.

– Итак, – сочтя, что Готтингс насмотрелся вдоволь, он качнул головой, возвращаясь к делу. – Где ты взял эту вещь?

Он не спрашивал: «Что ты сделал?», потому что и так знал, и от этого Райану стало ещё страшнее.

Его губы задрожали, как от старческой немощи, а голос явно подводил, но всё же он заставил себя ответить:

– Это был подарок.

А темноте за моей спиной произошло движение.

Существо, которое теперь владело этим домом, было недовольно тем, как легко Райан, – до сих пор так верно служивший ему Райан, – предавал его.

Очутившись между молотом и наковальней, – между ним и Нильсоном, – последнего он справедливо боялся больше.

– От кого? – Кайл поинтересовался отрывисто, намекая, что у него не так много времени на господина бывшего мэра.

Готтингс выпрямился. Очевидно, почувствовал то же, что чувствовала я.

Нас и правда нужно было торопиться, потому что оно двигалось на нас, но ни шагов, ни любого другого шума, которое могло бы производить некогда человеческое тело, слышно не было.

– От её отца, – теперь в голосе Райана послышались слезы. – Он принес это. Когда в очередной раз вернулся из столицы. Сказал, что это самый драгоценный дар. Что оно сделает для меня всё. Всё, о чем я только захочу попросить его. Хотя и потребует платы. Небольшой, всего несколько лет жизни. Десять или пятнадцать. Я и так не хотел доживать до немощи.

Это была обычная история, не хуже и не лучше остальных – люди платили тварям отпущенным им временем, и каждый наивно полагал, что счёт ему выставят в самом конце. Прожить яркую жизнь, обладая почти неограниченной властью и умереть в расцвете красоты и сил, успев насладиться плодами своих трудов, но не превратившись в бледное несложное подобие самого себя, – что могло быть заманчивее?

Никто из них никогда не вносил этот пункт в договор, полагая его очевидным.

Никто не задумывался о том, что свою плату сущность может потребовать в любой момент. Вырвать обещанные ей годы в тот момент, когда они больше всего нужны и желанны, насытиться и уйти, оставив душу скитаться неприкаянной.

А впрочем, если бы наивных и тщеславных дураков было меньше, меньше стало бы и работы у Германна Хольца, и занятных баек, которые он привозил из своих поездок по таким делам.

– А ещё оно просто огня. Оно любит огонь.

Готтингс вдруг схватился за голову, сгибаясь пополам, – то ли в порыве сожаления, то или потому, что она начинала лопаться от боли.

Твари, подобные той, с которой он связался, не терпели болтливости и хорошо хранили свои тайны.

Райан продолжал еще что-то бормотать, но речь его стала бессвязной, а в уголках губ выступила кровавая пена.

Ему уже нельзя было ничем помочь, как нельзя было ещё чего-либо добиться, в наводнение за чужими конвульсиями ни мне, ни Кайлу не доставляло ни малейшей радости.

Огонь в камине продолжал гореть.

Обойдя кресло, из которого начал подниматься Кайл, я рискнула сунуть руку прямо в него, провести ладонью над окошком, ощупывая основание дымоходной трубы.

Это пламя и правда не обжигало, полностью и безоговорочно подчиняясь тому, кто зажег его, и можно было почти не торопиться.

Долго искать мне не пришлось.

Рукоять сама легла в ладонь, и, извернувшись, я вытащила старинный кинжал с широким и длинным лезвием.

Он был помещен в каменной кладке так, чтобы, доставая его, человек не рисковал порезаться, но ножен не было.

Никаких дополнительных ограничений.

На эту вещь среагировали и я, и Эмери, но поискать тайник в камине, там, где огонь так легко может раскалить или даже опалить, ни одной из нас в голову не пришло.

Развернувшись, я обнаружила, что Кайл стоит над обмякшим на диване телом.

Умер ли Райан сам, прикончила ли его из мести эта вещь, очутившись в моих руках, или Кайл добил из жалости, – мне не было интересно, да и роли это не играло.

Позаботившись о том, чтобы тело не поднялось и не начало бродить по округе, он подошел ко мне.

Не спеша отдавать и тем самым взваливать на него дополнительную нагрузку, показала ему кинжал, протянув на раскрытых ладонях.

Кайл поморщился.

Это значило, что избавляться от него придется долго, грязно, затратно.

Мы всё еще не знали, кто привез во Фьельден эту дрянь, да ещё и подсунул ее мэру, а оставлять этого человека в живых было нельзя.

Равно как и нельзя было проводить обряд в занятом тварью доме.

Ни о чем не договариваясь вслух, мы переглянулись, готовясь убраться отсюда поскорее.

Кайл мазнул рукой, открывая окна и двери.

Под очередным порывом ветра рама ударилась о стену, и осколки посыпались на пол.

Мы оба развернулись на этот звук, потому что он оказался неестественно громким, и именно в этот момент справа, за камином мелькнула тень. Удар, нанесенный чем-то очень тяжелым, пришёлся мне в затылок, а вслед за ним наступила тишина.