Текст книги "Наперегонки с ветром. Идеальный шторм (СИ)"

Автор книги: Лера Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава 12

Пахло свежестью и теплой хвоей, и я рассеянно улыбнулась, прежде чем открыть глаза.

Так пахла простынь, которую Кайл постелил вечером, пока я разжигала камин, – уютно и располагающе.

Жаль только, продолжения, на которое мы оба рассчитывали, на ней не последовало.

К тому моменту, когда мы, перебрав все возможные варианты тайника Йозефа Мерца, добрались до постели, смогли уже только уснуть.

Сойтись пришлось на том, что если Сесиль нам помочь не сможет, Кайлу придется спросить самого Йозефа.

Можно было и вовсе начать с этого, но никто из нас не стремился создавать лишние риски. Резко вырванный из жизни дух, у которого остались семья и дела…

Даже для нас стало бы своего рода безумием вызывать такого во Фьельдене в канун Ночи Осенних костров.

За окном царила густая тьма, какая бывает незадолго до рассвета, деревья, гнулись под порывами чудовищного ветра.

Кайла рядом не было.

Я просидела почти минуту, чутко прислушиваясь к дому.

Он молчал, но явно был сосредоточен не на мне, и, не подумав накинуть халат, я пошла вниз, стараясь на всякий случай ступать бесшумно.

Если бы что-то случилось, Кайл бы меня разбудил.

Я бы и сама проснулась, как проснулась в замке, почувствовав его рядом.

В доме тоже было темно, но дверь в кабинет осталась приоткрыла.

Обычно мы либо запирали ее, либо оставляли распахнутой настежь, но не бросали так.

Сердце почему-то пропустило удар, и, задержав дыхание, я надавила на дверь ладонью, плавно открывая.

Кайл сидел в своём кресле за столом, положив ногу на ногу, а на коленях у него лежала открытая книга. Над ней поднималось слабое рассеянное свечение, казавшееся в еще ночной темноте поразительно ярким. Этот свет падал Кайлу на лицо, отражался в абсолютно чёрных глазах, а уставленный в пространство взгляд был отсутствующим, почти диким.

На этот раз он совершенно точно был не здесь.

Вернее, они были вдвоём.

Судя по тому, что Эмери в буквальном смысле светилась, он уже дал ей насытиться. Зплатил немалым количеством своей энергии за откровенный разговор.

Достаточно откровенный, чтобы я могла быть уверена в собственной правоте относительно Матильды.

Если бы подобное пришло мне в голову вчера, я бы любым способом этого не позволила.

Вот только сейчас я явно была едва ли не третьей лишней.

Кайлу ничего не угрожало, его ничто не беспокоило.

Напротив, они казались вполне довольными друг другом, как старые друзья, наконец получившие возможность спокойно встретиться и провести время вместе.

Следовало так же бесшумно прикрыть дверь и уйти. Вернуться в спальню, дождаться там или в кухне.

Быть может, даже притвориться, что ничего не видела и не знаю.

Вместо любого из этих правильных решений я продолжала стоять и смотреть.

Золотистое, похожее на осенний рассвет сияние над страницами стало плотнее, и на долю секунды я почти поверила, что оно вот-вот превратится во что-то материальное, но вместо этого оно лишь рассыпалось сотнями ярких искр и погасло.

Кайл пошевелился не сразу. Ещё почти две бесконечные минуты он продолжал сидеть, глядя в никуда, а потом, когда поднял лицо, внутри у меня что-то оборвалось от того, насколько знакомым было это выражение.

Он проделал большую работу и был доволен ею.

Я так и не двинулась с места, пока он закрывал и откладывал книгу на стол, не шагнула ему навстречу, когда он поднялся.

Даже в таком пограничном состоянии я его не боялась, но продолжала смотреть, как завороженная, потому что это было красиво.

– Мы тебя всё-таки разбудили, – его голос прозвучал тихо и немного хрипло, как будто ему очень хотелось пить.

С большой долей вероятности, так оно и было, но прежде чем пойти за водой, я всё же подошла к нему и коснулась кончиками пальцев обеих щёк.

Кожа оказалась прохладной, хотя в доме было тепло.

– Иди в постель, я сейчас поднимусь.

Расспрашивать его прямо сейчас не было смысла, а ему не хотелось спорить, и, слушая, как он поднимается по лестнице, я почти бегом бросилась в кухню.

Тратить время на разведение огня оказалось жаль, и, проверив, что чайник полон, я просто занесла над ним ладонь, чтобы согреть.

В воздухе поплыл приятный травяной аромат, и, прихватив кружки, я вернулась в спальню.

Кайл лежал на своей половине кровати, подогнув одну ногу, и задумчиво смотрел куда-то в сторону камина.

Теперь он выглядел довольным почти до неприличия.

– Теперь я знаю, кто точно хорошо провёл время.

Я протянула ему чай, и он сделал большой глоток, прежде чем ответить, а потом отставил кружку и привлёк меня ближе.

Так мне было удобно устроиться не просто рядом, а прижаться к внутренней стороне его бедра.

– Она подтвердила всё, что ты сказала о Матильде. Если это важно.

– Ты все-таки не был уверен.

– Я хотел, чтобы была уверена ты.

– Это не стоило того, чтобы рисковать собой.

– Она не сделала бы мне ничего плохо.

Это было правдой, и волноваться было не о чем, но внезапно вернулось то странное чувство, что я уже испытала однажды, глядя на него в гостиной. Чувствую, что от нежности перехватывает дыхание.

Я пропустила прядь волос Кайла между пальцами, погладила его висок.

– Она сказала, что-то ещё? Кроме того, что ты совершил большую глупость, оставив это тело мне.

Он усмехнулся так, что стало ясно: я угадала.

Именно в этом Эмери его и упрекнула, хотя и наверняка беззлобно, лишь потому, что не смогла промолчать.

– Она не может ни описать, ни назвать имени того, кто привёз её во Фьельден. На ней печать молчания, – перехватив мою руку, Кайл погладил большим пальцем ладонь.

– Ты не можешь её сломать?

Мы переглянулись, потому что этот разговор был особым.

Ломать чужие печати, вторгаться за запреты было неэтично. Неправильно. Даже в какой-то мере преступно.

Если бы, конечно, хоть одному из нас было дело до такого понятия, как этика.

Он склонил голову на бок, словно раздумывал над тем, что собирается сказать.

– Это хорошая печать. Если она будет сломана, Эми конец. Она не погибнет, но будет наказана. Лишится последнего рассудка и уже никогда не сможет говорить.

– Вот ведь мразь.

Все, что я думала, говорила и делала с этой книгой отдавало чем-то решительно ненормальным.

Сучья Эмери не просто пыталась меня прикончить, она унизила меня и узнала обо мне больше, чем я сама хотела бы знать и уж точно никогда не рассказала бы никому другому. Ее присутствие в доме, даже если бы мы с Кайлом и правда вздумали жить как соседи, по уровню опасности превосходило танцы с факелом на пороховой бочке.

Я первая должна была бы быть заинтересована в том, чтобы от нее осталось одно воспоминание.

И все же меня это возмущало.

Когда она выкрутила мне руки и заставила подчиняться своей воле, я чувствовала себя отвратительно. В моем ппонимании, это было до определенной степени схоже с тем, что испытывала Сесиль, вспоминая о часе, в который был зачат ее первенец.

– Да вы и правда нашли общий язык, – Кайл вскинул бровь, разглядывая меня.

Я поморщилась и потянулась к его кружке, сделав вид, что не замечаю его вполне искреннего удивления.

– Какой бы тварью она ни была, такого никто не заслуживает. Тебе же она готова служить верой и правдой. До смерти, если придется.

– Но этот кто-то – не я.

И снова я не могла с ним не согласиться, и именно этот факт иногда злил меня до алых пятен перед глазами.

Расстаться с мужчиной, даже с мужем – невелика потеря, был один, появится другой, если в нем возникнет потребность.

Однако же за пять лет я и правда не встретила никого, кто мог бы сравниться с ним.

Даже такой же сучий, как Эмери, Йонас.

Даже Матиас, с которым при определенном стечении обстоятельств мне было бы во всех смыслах очень хорошо.

Разве что поэтому присутствие Жизель привело меня в такую оторопь – я почему-то ждала от Кайла того же.

Нет, впрочем, даже не ждала. Была абсолютно уверена в том, что он не сможет никем заменить меня так же, как я не сумела заменить его.

– Элис, – он позвал тихо и полувопросительно, но больше даже вскользь не улыбался.

Вместо ответа я коснулась губами уголка его губ.

– Давай с этим заканчивать. Через четыре дня Ночь Осенних костров. Не хочу видеть, что случится в этом городе, если мы не успеем.

Удобнее перехватив под спину, Кайл уложил меня на бок и сам устроился очень близко, лицом ко мне.

Как в ту ночь, когда я прочитала Эмери.

– Думаю, при острой необходимости Сэм его просто сожжет. Ему могут понадобиться опытные помощники.

Я засмеялась, прежде чем успела опомниться, и легонько толкнула его в плечо:

– Хватить издеваться.

Он засмеялся вместе со мной, так же тихо:

– Если бы у меня были такие намерения, я бы уже спросил, успела ли ты познакомиться с местными крестьянами. Здесь наверняка найдется с десяток смазливых юнцов, готовых смотреть на тебя с обожанием.

– Ты хочешь открыть класс по фехтованию? Кстати, не думала, что господин Этьен помнит, как держать шпагу.

– Я не знал, что тебе настолько нравится.

От этой любезной улыбки у меня перебило дыхание.

Кайл медленно отвел с моего лица упавшую на него прядь волос, а потом его рука опустилась ниже. С легким нажимом прошлась по плечу и ребрам, и я закинула колено ему на бедро, чтобы удобнее стало опустить ее под подол рубашки.

Из сдержанно-любезной его полуулыбка превратилась в откровенно самодовольную.

Как бы мы ни ссорились и что ни говорили друг другу, он был уверен в своем исключительном праве.

Точно так же, как я была уверена в том, что ему можно просто довериться.

Мы давным давно нащупали все важные грани и знали, где именно и в какой момент боль может и должна перейти в удовольствие и обратно.

Контроль со стороны Кайла мог быть только полным. Начиная от степени, до который мне следовало раздеться, до самого дыхания. Он четко знал, что делал, и не ошибся ни разу, и теперь у меня начинало так знакомо захватывать дух.

Никому другому я бы никогда и ни за что не позволила.

Все еще прохладная после работы с Эмери ладонь двинулась по внутренней поверхности моего бедра вверх, и в это время он продолжал удерживать меня взглядом.

А потом остановился – задержался ровно на красной полосе поврежденной и воспаленной кожи.

Вопроса вслух не последовало, но я хорошо видела, как поменялся его взгляд.

Стоило бы прикинуться дурой и спросить, в чем дело.

Вместо этого я облизнула пересохшие губы и сама подвинулась немного ближе.

– Шерстяные чулки.

На нежной коже вверху быстро появлялось раздражение, и отчасти поэтому я давно предпочитала брюки и не слишком стремилась на Север.

Поленившись заняться им с вечера, сейчас я даже не вспомнила, увлекшись более важными и интересными делами и разговорами.

Почти растаявшая улыбка Кайла превратилась в кривую и недобрую усмешку.

Он ничего не ответил, не шелохнулся, но по коже начало разливаться тепло.

Казалось, что вместе с ним ее покалывает тысячей иголочек, и это было так хорошо, что я закусила губу, уже не скрываясь и не сдерживаясь.

Он умел лечить так, чтобы сердце заходилось до неприличия сладко, а царапины и порезы исчезали в буквальном смысле на глазах.

Так, как не стал лечить в замке после моего памятного заезда на Норде через двор – потому что ждал, чтобы я попросила.

Стараясь удержаться в рамках допустимого, тогда я отдала предпочтение мази, потому что знала, как быстро этот жар разольется выше.

Теперь же, когда никакие неприятные ощущения мне не грозили, его ладонь продолжила движение, пока меня не пробила дрожь.

Она осталась все такой же прохладной, а пальцы сразу прошлись там где надо.

Кайл продолжал смотреть.

Ему нравилось видеть, как я теряю из-за него голову.

Нравилось отслеживать каждую мою насквозь фальшивую попытку дышать ровно.

– Поцелуй меня.

Он не попросил, а потребовал.

Очередной приказ Старшего специалиста, который я выполнила незамедлительно, оперевшись о перину, чтобы податься навстречу.

Это, наконец, был настоящий поцелуй – глубокий, непристойно влажный.

Такой, что голова начинала кружиться, а в ушах раздался приглушенный звон.

Когда воздух закончился, я почти упала на спину, а Кайл склонился надо мной так, чтобы я снова видела только его.

– Хотел спросить, но случая все не было. Чем ты собираешься заняться после Совета?

Его пальцы продолжали двигаться медленно, как будто между делом, и вместо приятного сдержанного смеха у меня получилась только рассеянная нервная усмешка:

– Теперь, видимо… Странствовать пешком и просить милостыню на беременную… лошадь…

Похожий на глухой скулёж короткий полустон сорвался с губ сам собой, и Кайл ухмыльнулся шире.

– Это должно быть очень увлекательно. Я думал, может быть, откроешь пекарню. Раз у тебя обнаружились настолько неплохие задатки.

Он крепко прижал ладонь к горячей и скользкой нежной кожей, двинул ею резче, и я окончательно потеряла нить разговора, хватая воздух.

– Ты!..

– Мудак, да. Я помню.

Он почти издевательски легко поцеловал меня в кончик носа, и я тут же зажмурилась, потому что его пальцы оказались внутри. Сразу два.

И правда, возмутительно просто.

Смотреть ему в лицо было невыносимо, под веками пекло, но я почувствовала, как мои губы дрогнули от нетерпения.

Едва ли ему потребовалось бы много, чтобы заставить меня просить, а с учетом того, как часто мы думали в последнее время об одном и том же…

Кайл молчал.

Только придвинулся ближе, чтобы видеть как следует и ничего не упустить – слипшиеся ресницы и сорванное дыхание, так выразительно отвердевшие соски.

Этот взгляд ласкал не хуже прямых прикосновений. Под него хотелось подставляться и вместе с тем – закрыться от него, потому что происходящее становилось чересчур откровенным. Почти болезненно личным.

Он продолжал брать меня пальцами, не касаясь свободной рукой и больше не целуя, даже не сминая как следует подол рубашки, и наравне с физическим удовольствием нарастало изумительно ощущение почти что загнанности.

Возможности просто довериться и не ограничивать себя, подчиниться полностью, заведомо зная, что ему никогда не придет в голову по-настоящему меня подавлять.

“Тебе ничего не стоило её сломать”, – собственный, но в то же время чужой голос, голос Эмери, прозвучал в мозгу отдаленным эхом.

Ему ведь и правда ничего не стоило.

Понемногу, постепенно…

Однако вместо этого он, стараясь быть готовым к любым неожиданностям, сделал все, чтобы я смогла благополучно жить без него.

В то время, когда я не думала об этом вовсе.

Еще не теряя терпение, но постепенно приближаясь к этому, Кайл толкнулся глубже, прижал основание ладони к самому чувствительному месту, и, воспользовавшись тем, что для этого ему пришлось прижаться ко мне теснее, я повернула голову, мазнула по его подбородку губами.

– Еще.

Мне хотелось потянуть время, помучить еще немного его и себя, но не прерывать этот момент.

Из-под ресниц я видела, что взгляд у него сделался почти таким же потусторонним, как был в кабинете.

Так и не ответив, он лишь немного сбавил темп, но стоило мне прикусить губу, чтобы очередной стон не вышел слишком громким, двинул пальцами резче.

– Кай!.. – вместо справедливого возмущения вышел приглушенный всхлип.

Сделав вид, что не расслышал, он повторил еще раз, и еще, и еще.

– Нечистый бы тебя побрал, Кайл!..

Я сжала его волосы на затылке, и в ответ он прикусил мне губу сам.

Солоно, до крови.

Так, что на этот раз мы целовались почти до изнеможения – до того момента, когда он, тяжело дыша, упал на спину рядом.

Комната вращалась, ветер за окном продолжал выть, хотя и небо сделалось уже грязно-серым, пасмурным. Рассветным.

– Мудак, – я хрипло засмеялась, потому что настроение было восхитительным, и толкнула его кулаком в бедро.

Пальцы дрожали, в голове и на душе было благословенно пусто и бесконечно хорошо.

– Абсолютный, – Кайл согласился с такой готовностью и таким самодовольством, что на этот раз мы засмеялись вместе.

Решив даже не пытаться встать, я перекатилась на него, устраиваясь поперек живота.

– Я начинаю думать, что ты просто нашел самый надежный способ заткнуть мне рот.

– Возможно. Отчасти.

Мы наконец встретились глазами.

Это было неизбежно, но я все равно замерла, не решаясь ни пошевелиться, ни вдохнуть.

Мы все еще как будто пробовали.

Как будто узнавали заново, сверяли старые карты с новыми системами координат.

Не спеша заходить безвозвратно далеко, двигались по самому краю.

Даже при всем желании я не смогла бы вспомнить, в какой именно момент поняла: что бы мы ни делали, насколько бы вопиюще непристойно и откровенно, подчас даже некрасиво или грубо это ни было, оно никогда и ни при каких обстоятельствах не станет грязью.

Самые запредельные шутки, самые порицаемые добропорядочными людьми предпочтения – при всей огромной разнице в опыте и воспитании нам удивительным образом нравилось одно и то же.

После того, как я в первый раз ласкала его губами, сгорая от стыда и азарта, он уложил меня себе на грудь и гладил долго и ласково.

Без лишних и ненужных нам обоим слов. Для деревенской девицы, да еще и никогда не бывавшей замужем и не знавшей пресекающих любую неловкость ударов от мужчины, это было запредельно.

Еще более немыслимым стало, когда резкое, пренебрежительное, употребляемое, как правило для того, чтобы оскорбить, слово «отсосать» оказалось неизменно желанной провокацией.

Он знал, что говорить у обочины той деревенской дороги.

Потянув край его рубашки вверх, но не трудясь снять её, я влажно провела губами по животу и ребрам. В рамках маленькой мести за тот разговор укусила под ними.

Кайл тут же перехватил меня за волосы, сжал не больно, но крепко, вынуждая поднять лицо.

– Кто разрешал?

Это было давнее и нерушимое правило: ему можно, мне нельзя.

В отличие от меня, он больше любил оставлять отметины и видеть их, чем носить на себе.

Исключение составляли только те часы, в которые я терялась настолько, что не вспомнила бы даже собственного имени.

Небольшое поощрение за готовность довериться настолько безоглядно.

Сейчас же я улыбнулась ему пьяно и нагло и двинулась ниже, а он не стал удерживать, потому что держать концентрацию нам обоим не хотелось.

А вот сосредоточится друг на друге и этом ленивом, но таком ослепительном предутреннем удовольствии – более чем.

Я медленно провела от основания вверх языком, оставляя широкий влажный след, и только потом быстро собрала волосы, скрутила их в узел.

Будто в насмешку Кайл тут же распустил его, но перекинул их на бок.

Так, чтобы ему было приятно смотреть, а мне – удобно двигаться.

Обхватив губами, я пропустила его глубже, постаралась дышать так, чтобы можно было свободно двигаться как можно дольше, не прерываясь для того, чтобы глотнуть воздуха.

Так медленно, как только могла, хотя и знала, что ему хочется быстрее.

Без смысла, без попытки передать прикосновением то, что я не могла и не желала выразить словами – сейчас было просто действие, приятное нам обоим.

Правильное продолжение хорошо начавшейся ночи.

Простынь по-прежнему пахла Фьельденом, и этот аромат так удачно смешивался с запахом Кайла.

Шёл ему необычайно.

Я втянула его носом, крепко сжала напряжённое бедро.

Он уже был близок к пределу, и, как ни жаль, пора была заканчивать.

Не успев толком начать.

А впрочем, на то, чтобы растянуть процесс у нас еще будет время. В конце концов, мы уезжаем не завтра.

Всё-таки сделав глубокий вдох, я быстро поцеловала Кайла в низ живота, а после опустилась на него снова.

Ощущение горячей и твердой плоти на языке отзывалось в груди теплой щекоткой.

Я начала двигаться ритмично и часто, в том темпе, который нравился ему больше всего когда-то.

Кайл снова стиснул в кулаке мои волосы, на этот раз откровенно поощряя, и я постаралась опуститься ниже, чтобы это стало ярким финальным аккордом.

Его терпение кончилось ровно в тот момент, когда кто-то заколотил кулаком в нашу дверь.

Одинаково загнанно дыша, мы переглянулись, проверяя, не померещилось ли нам это в угаре.

Стук повторился, но стал еще более настойчивым.

Солнце еще даже не показалось над горизонтом, но складывалось впечатление, что еще немного, и в дверь начнут колотить ногами.

Выругавшись сквозь зубы, но всё же вполне отчётливо, Кайл поднялся. Хотя и восхитительно нетвёрдо.

Спешно застегнувшись, он направился в коридор, а я помедлила еще секунду, а потом схватила халат и бросилась следом.

Кто бы там ни был, не стоило выходить к гостям с таким лицом и характерно припухшими губами. Однако что-то мне подсказывало, что через минуту нам окажется не до светских приличий.

Открыв дверь, Кайл отступил на шаг, потому что на пороге стояла совсем молоденькая девица. При таком освещении и из-за почти синюшной бледности я не сразу узнала её, а поняв, кто передо мной, сжала его локоть возможно даже слишком сильно.

Оказалось, что столь бесцеремонно к нам ломилась никто иная, как горничная Женни и Самуэля.

– Господин велел вам сказать: Матильда умерла этой ночью, – она сообщила это бесцветным, совершенно невыразительным голосом.

Без всякого приветствия и приличествующих случаю извинений.

Отсутствующий взгляд был устремлён мимо нас, в полутемное пространство за нашими спинами.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и побежала обратно – быстро, но почти так же неровно, как бежала по кладбищу прошлой ночью сама Женевьева.

Так, что становилось очевидно: о своём визите сюда она ничего не вспомнит.