Текст книги "Аксель и Кри в Потустороннем замке"

Автор книги: Леонид Саксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА II. КОМИССАР ХОФ

Этот день – как и последующие дни – слились для Акселя и его родителей в сплошной кошмар, нескончаемый и невыносимый, который, к сожалению, отличался от страшного сна тем, что всё происходило наяву. Хорошо ещё, что Аксель стоял не на самом берегу: лишившись сознания, он запросто мог упасть в воду и захлебнуться. Когда час спустя, шатаясь, исцарапанный ветками мальчик с безумными глазами ворвался в Амалиенбург и билетёр вызвал полицию, события понеслись с быстротой молнии. Сначала люди в жёлтых рубашках и зелёных брюках искали вместе с Акселем место преступления, везли его в криминальную полицию и звонили на работу его родителям. Затем его осматривал врач и поил чем-то горьким, но успокаивающим. Потихоньку мальчик приходил в себя, то есть к нему возвращалась способность понимать обращённые к нему вопросы и кое-как отвечать на них. Временами его даже клонило в сон – видимо, под действием лекарства.

Для человека в мятом сером костюме, вошедшего в комнату, где на небольшом, но мягком диване беспокойно дремал Аксель, весь этот ужас был работой. Сначала он с порога довольно долго рассматривал дремлющего мальчика, затем, когда тот внезапно дёрнулся и в страхе открыл глаза, негромко спросил:

– Можно войти? – Хотя, как потом оказалось, это был его собственный кабинет.

Аксель кивнул и вскочил. У него вдруг – в который раз за сегодня – мелькнула безумная надежда, что Кри найдена, но при взгляде на спокойное лицо лысоватого пожилого человека с очень маленькими и очень внимательными глазами он почувствовал слабость в ногах (тоже не впервые) и откинулся – вернее, рухнул со стоном – на спинку дивана.

– Сиди, сиди… – мягким, глуховатым голосом сказал человек. – Я думаю, тебе даже лучше ещё полежать. А я, если ты не против, посижу рядом и кое о чём тебя расспрошу. Идёт?

– Да… – слабым голосом сказал Аксель. – Но я всё-таки сяду.

Человек придвинул к дивану стул и опустился на него. Вид у него был тоже не слишком свежий, словно он эту ночь не спал.

– Хорошо. Я комиссар Хоф. Постараюсь помочь твоей сестре. Я нередко занимаюсь такими делами.

– Какими? – тихо спросил Аксель, отводя глаза.

– Пропажей детей. И очень часто всё кончалось хорошо, – быстро добавил пожилой человек голосом настолько убедительным, что не всякий взрослый уловил бы фальшь. Но Аксель был очень умным мальчиком, и вдобавок все его нервы были напряжены.

– Не надо меня утешать, – сказал он, чувствуя, что в глазах у него сильно защипало. – И потом, Кри не пропала. Её украли.

– Украли, – повторил Хоф. – Как именно?

Аксель ожидал вопроса «кто?» или даже «зачем?» и растерянно поглядел на комиссара.

– По воздуху, – пробормотал он, сам чувствуя, как дико это звучит. – Уле… улетели.

– Расскажи-ка мне всё по порядку, – предложил Хоф. Он уже примерно знал, что услышит: Аксель дважды, торопливо и сбивчиво, рассказывал про летающее чудовище – в полицейском участке в Недерлинге и – более подробно – врачу, который давал Хофу рекомендацию: допрашивать сейчас или лучше подождать. Врач считал, что рассудок мальчика помутился от шока, но всё же можно попробовать хоть что-то выяснить: каждая минута сейчас работала на похитителей. Кроме того, врач с комиссаром надеялись, что при допросе в более спокойной обстановке к Акселю вернётся разум. Главное сейчас – не давить на него и не мотать ему нервы, какие бы чудеса он ни рассказывал.

– Так… – сказал Хоф минут через десять. – Ну, а на что это существо было похоже?

– Я же сказал: на собаку! – твёрдо сказал Аксель. – Большой лохматый пёс.

– Какой породы?

Аксель испытующе покосился на комиссара. Но лицо пожилого собеседника было вполне серьёзным.

– Я… я уже и сам думал… Но не знаю. Я не разглядел. Кри раньше меня догадалась, что там не туча…

– Ты уже говорил. Но неплохо бы понять, почему? У неё зрение лучше?

– Н-нет… Не знаю… Мы оба никогда не жаловались.

– Это ничего не значит, – возразил комиссар. – Ладно, продолжай. Итак, твоя сестра первой заметила опасность. Верно?

– Верно…

– Но не сделала попытки спастись или предупредить тебя.

– Ну да. Она прямо остолбенела!

– «Стояла, как примёрзшая», – сказал ты. Что ж, я могу это понять, – поспешно продолжал Хоф, видя, как побледнел Аксель, вспоминая ту страшную минуту. – Но всё же у тебя были две-три секунды, чтобы разглядеть это… существо.

– Только со спины, – возбуждённо приподнялся на локте Аксель. – Только сзади! Когда оно уже улетало. Если б я меньше вертел головой и быстрее соображал, я мог бы…

– Ты гораздо меньше рассказал бы мне тогда, – успокоительно поднял ладонь комиссар, – а сделать что-то вряд ли сумел бы. Уж наверное, ОНО настигло бы вас и в лесу. А?

– Да нет же! – простонал Аксель, ломая руки. – ОНО… то есть она… была слишком большая, чтобы протиснуться между деревьев. В роще мы были бы в безопасности! – Он помедлил. – Мне почему-то кажется, что у неё на морде и на теле были складки… как у шарпея. Но ведь шарпей не мохнатый!

Хоф прошёлся по комнате и присел на подоконник. Акселю вдруг померещилось, что он сейчас достанет из кармана трубку и закурит – не хуже Шерлока Холмса. Но Хоф и не думал курить (мало того, его подчинённые не смели курить при нём: у него была аллергия на табак).

– И какого размера была эта штука? – спросил комиссар, глядя в окно.

– Ну… – Аксель сощурился. – Примерно как сорокатонный грузовик «вольво».

– О, ты разбираешься в машинах! – улыбнулся Хоф. – Такая точность нам поможет.

И Аксель испытал чувство облегчения. Он никак не мог понять, верит ему Хоф или нет.

А Хоф не знал, что и думать. Чутьё подсказывало ему, что этот мальчуган не бредит и даже, кажется, не лжёт. И что на свете случаются невероятные вещи, комиссар тоже знал. Но очень их не любил.

– У меня тоже есть неплохая машинка, – сообщил комиссар. – Вон она стоит, погляди.

Он поманил Акселя к окну, и тот без видимого усилия встал и пересел на подоконник.

– Во-он та, серая, с краю. Видишь?

– Да. Красивая… – вежливо добавил Аксель.

– А какой она марки, знаешь?

– «Пежо-206».

– Молодец! А вон та, красная, рядом?

– «Рено». Но модель я не знаю.

– Я тоже, – соврал комиссар с довольным видом. – Видно, новинка… Да, с тобой не ошибёшься!

Аксель, конечно, уже догадался, что никакой машины у комиссара Хофа нет и в помине. То есть она у него, безусловно, есть, но, скорее всего, не эта! Просто комиссар хочет проверить, вправду ли он, Аксель, может определить марку машины и, стало быть, величину грузовика «вольво». Значит, ему поверили! И он действительно помогает найти Кри! При этой мысли он глубоко вздохнул и почти пришёл в себя.

– Ну а теперь, – сказал Хоф, – давай чуть-чуть прогуляемся, если ты не против. Сначала вниз, в этом же здании, а потом прокатимся и осмотрим место происшествия.

– А мама и папа?

– Не волнуйся. С ними уже работают. Мы их поставили в известность, что ты нам пока нужен. Когда побываем в парке, я отвезу тебя домой.

– Ох… Нет, ничего… Спасибо. Я готов.

Пока спускались в подвал, Аксель не замечал ничего вокруг. Если бы комиссар сейчас привёл его в Хеллабрунн и втолкнул в клетку с тигром, он бы и то не заметил. Мальчик думал только о том, в каком отчаянии папа и мама, как они ждут – и, может быть, уже ненавидят – его, справедливо обвиняя во всём. Пойти на поводу у восьмилетней малявки после всех родительских наставлений и изречений на стенах! На лбу надо писать у таких, как он, огромными несмываемыми буквами, серной кислотой! Не увидеть того, что первой разглядела Кри, стоять столбом и зевать, пока не произошло непоправимое! Ему плохо верилось, что он больше никогда не увидит сестру. Этого, конечно, не будет… не может быть, но чего же она натерпится, дожидаясь, что он её спасёт! А если похитители будут морить её голодом, пока не получат выкуп? У Акселя опять подкосились ноги, но как раз в этот момент комиссар – видимо, случайно – поддержал его под локоть, да и лекарства ещё действовали.

– Есть хочешь? – спросил комиссар, звоня в тяжёлую металлическую дверь, похожую на встроенный сейф-гигант. – Нет? Даже, наверное, тошнит при такой мысли? А всё-таки надо поесть, иначе какой ты мне помощник? В машине чего-нибудь пожуём…

Им открыл молодой офицер в очках с красными стёклами и повёл их по коридору без окон с одинаковыми металлическими дверями по обе стороны. У одной из дверей он остановился, набрал на маленьком пульте в дверной панели комбинацию цифр, загородив её при этом спиной, вложил в открывшуюся щель карточку с магнитной полосой, и дверь, щёлкнув, медленно ушла в стену, а красная лампа, горевшая под потолком, пару раз мигнула очень неприятным багровым светом и погасла. Аксель даже прикрыл глаза и пожалел, что у него самого нет красных очков.

– Сигнализация, – объяснил Хоф, перехватив его взгляд. – Такие кабинеты не для посторонних…

В комнате не было, однако, ничего особенного, по крайней мере, на первый взгляд. Стол, несколько стульев, мягкий ковёр на полу, а у каждой стены от пола до потолка – металлические стеллажи с сотнями металлических же выдвижных ящиков разных цветов. В дверце каждого ящика, кроме привинченного номера, была щель для магнитной карточки – уже не той, с помощью которой офицер открывал входную дверь.

– Садись, отдохни, – кивнул Хоф на стулья.

– Спасибо. Я не устал, – выпрямился Аксель.

– Ты уже совсем оправился, я вижу. Хорошо… отлично…

И комиссар сделал паузу, явно обдумывая какое-то нелёгкое решение.

– Где мы? – спросил Аксель, начиная чувствовать себя неуютно.

– В одном из залов Центральной розыскной картотеки земли Бавария. Здесь, – комиссар махнул рукой на ящики, – весь Мюнхен. И ещё много чего… Я, конечно, имею в виду преступления.

Хоф прошёлся по комнате и остановился у большого стеллажа с двумя одинаковыми отделениями, различающимися только цветом: ящики левого отделения были белого цвета, а ящики правого – чёрными.

– А вот это – специальная картотека, посвящённая пропавшим детям. Все случаи за много-много лет. Мы не пускаем сюда посторонних, – продолжал комиссар, уже не раздумывая и не делая пауз, – но я нарушил инструкцию и привёл тебя сюда, за что, вероятно, получу взыскание. Строгое взыскание! Однако мне сейчас важнее, чтобы ты, глядя на эти ящики, ещё раз задумался о том, правду ли – и всю ли правду – ты мне рассказал. Видишь, – Хоф положил руку на белые ячейки, – это те случаи, которые закончились удачно. Когда пропавший ребёнок был найден и возвращён семье. Чёрные ящики – сам понимаешь… Туда попадают и те дела, когда жертву преступления находили, но слишком поздно.

– Слишком поздно для чего? – дрогнувшим голосом спросил Аксель.

– Ты уже понял.

В подземной комнате повисла тяжёлая пауза.

– Так вы всё же не верите мне? – мальчик посмотрел в глаза комиссару.

– А разве я хоть раз сказал, что верю? – И Хоф буквально воткнул Акселю в глаза такой жёсткий взгляд, что тому захотелось отодвинуться подальше в тёмный угол вместе со стулом. – Или что не верю? Верить тебе я не имею права, потому что ни в этой картотеке, и нигде на свете не упоминалось того, о чём ты рассказываешь. А не верить – значит признать, что ты обманываешь полицию. Что ты желаешь зла своей собственной сестре, своим родителям, которые вырастили и выкормили вас обоих. И ещё многим детям, да и взрослым тоже, с которыми похитители расправятся завтра. Когда покончат с Кри…

– Нет! – крикнул Аксель, вскакивая и сжимая кулаки. – Нет!!!

– Тогда помоги нам. Помоги как следует. Не стоит считать, – снова заговорил Хоф, не отводя глаз от белого, как бумага, Акселя, – каких ящиков больше в этом подвале – белых или чёрных. Нас ведь с тобой что волнует: чтобы дело Кристине Реннер не попало в чёрный ящик, даже если б он здесь был один-единственный. Верно?

– Нет…

– Нет?

– Нет! Я не хочу, чтобы Кри попадала в ваши ящики – белые или чёрные. Я просто хочу найти её живой и здоровой!

– Не выйдет, – отрезал Хоф. – Ничего у тебя, малыш, не выйдет без баварской полиции, которая, к твоему сведению, считается лучшей в мире…

– А комиссар Хоф – её самым лучшим сыщиком, – неожиданно подал голос офицер в красных очках.

– Помолчи, Вальтер, – отмахнулся Хоф. – Но никакая полиция, даже самая лучшая, не может работать вслепую. Сейчас, Аксель, наши глаза и уши – это ты. И если ты не подведёшь нас… если только твою Кри не украл сам дьявол, я её найду! – рявкнул он неожиданно, да так громко, что Аксель и офицер в углу подскочили. Но офицер тут же снова уселся на стул, а Аксель остался стоять.

– Но я… я же уже сказал всё, что знаю… – прошептал Аксель, опустив глаза.

– Я не уверен, – всё так же жёстко ответил Хоф. – Сам посуди. Да, сейчас много разных летательных аппаратов: вертолёты, дельтапланы, чёрт… дьявол… не знаю! Много чего. Есть даже такие реактивные баллоны, надев которые на спину, человек может летать почти как птица – быстро и точно. И хотя всё это не самые удобные средства для похищения, это всё-таки возможно. Но чтобы летала собака, да ещё размером с грузовик… Ты-то сам поверил бы такому?

– Нет, – честно ответил Аксель, глядя ему в глаза.

– Вот видишь, теперь я слышу от тебя сплошные «нет». Так нам твою сестру не найти… Значит, ты признаёшь, что собаки не летают? И что не бывает лохматых шарпеев размером с сорокатонный «вольво»?

– Нет! – ещё твёрже сказал Аксель, по-прежнему не отводя взгляда. – Бывают. И летают! Ведь я же видел. Понимаете, ВИДЕЛ! А вы думаете, я вам лгу!

– Думаю, не лжёшь, – неожиданно сознался комиссар. – Ты и в самом деле видел этот… шворк. Но потом что-то сбило тебя с толку, и тебе показалось, что это он во всём виноват. Ураганов, да ещё таких, чтоб они могли унести человека, в городе ни сегодня, ни вот уже много лет не случалось. Был фён, тёплый ветер. И поднялся он примерно в это время. Но этого, как ты сам понимаешь, недостаточно… Ну не дьявол же в самом деле унёс твою сестру?!

«Всё-то у него дьявол на языке», – подумал Аксель. И спросил, садясь:

– А вы не верите в дьявола?

– Хм… Во что я верю – это сложный вопрос. Но, видишь ли, если речь идёт о волшебстве, то я тебе тут не помощник. А сам ты вряд ли найдёшь свою Кри.

– Но почему бы не сделать так, – Аксель подался вперёд вместе со стулом, широко распахнув глаза от возбуждения, – я ищу, а вы помогаете. А вдруг и я смогу что-то, чего даже вы не можете?!

– Интересно, что же это такое может мальчик одиннадцати лет, чего не может весь полицейский аппарат? – опять – и довольно едко – встрял офицер в красных очках. И снова Хоф отмахнулся.

– Помолчи, Вальтер! Если у тебя мало опыта, не хвастайся этим. Иногда свидетели определяют успех всего дела. А иной раз откалывают такое… Ты смотри у меня, – повернулся он к Акселю, – не вздумай играть в сыщика! Не хватало ещё тебя потом разыскивать! Итак, заканчиваем беседу. Тебе больше нечего мне сказать? Действительно нечего?

Акселю уже не хотелось говорить «нет», и он просто мотнул головой.

– Хорошо, – без малейшего раздражения (по крайней мере, так казалось) заключил комиссар. – Может, в парке ты вспомнишь ещё что-нибудь. С погодой, правда, не везёт, многие следы мог испортить ветер… Да! Как же я не подумал! Послушай, – теперь уже подался к Акселю он сам, да и красноглазый в углу, казалось, что-то сообразил и тоже наклонился вперёд, – а как на тебя действует фён?

– Фён? – в голове у Акселя вдруг словно вспыхнул свет. – Ну да! Это я не подумал! Конечно! Он подул и принёс собаку! (Хоф устало вздохнул и отвернулся.)

– В таком случае она прилетела из Альп, – сказал Вальтер. – Где ж ещё можно спрятать такую махину?

– Меня часто застигал фён, – торопливо добавил Аксель, на которого тяжёлое молчание Хофа действовало угнетающе, – и на улице, и за городом. И ничего! Ничего мне не мерещилось, если вы об этом.

– Рад слышать, – сказал комиссар без малейшей радости. (Уж за это можно было ручаться!) – Тогда поехали.

ГЛАВА III. ТРЕТЬЕ ПОХИЩЕНИЕ

На осмотр места происшествия Хоф возлагал ещё меньше надежд, чем на розыск летающего пуделя или ризеншнауцера. Многовато бреда для начала, думал он, сидя за рулём никакого не серого «пежо», а синего «мерседеса». Уж скорее можно надеяться на вести из других земель или стран о банде киднэпперов, которые, сбежав из психиатрической клиники, пользуются для своих налётов собаковидными дирижаблями. Или ждать, пока не прояснится рассудок у этого мальчугана… если только он и впрямь помутился. К последней мысли комиссар почему-то возвращался всё реже, особенно косясь на Акселя сейчас, когда тот, наскоро умытый и причёсанный, с проснувшимся голодом поедал на заднем сиденье гамбургеры, запивая их какао из термоса Хофа. Вот ведь беда-то какая: не похож этот Аксель Реннер на шизофреника. Хоф уже знал, что никакими приступами бреда, так же как и слабым зрением, мальчик никогда не страдал, а славился в школе и дома на редкость уравновешенным и спокойным характером. Даже так: если уж Аксель Реннер чем-то и страдал, то, видимо, чрезмерным послушанием и нелюбовью ко всему, что нарушает повседневный порядок. Правда, с умом и фантазией у него, кажется, всё в норме, пожалуй, они развиты даже больше, чем положено в его возрасте. Такой не вдруг что-то затеет, но если уж решит выкинуть номер… Успехи в математике. Играет в шахматы. Очень любит сестру, как и она его, хотя по характеру эти дети – полная противоположность. Всегда стоят друг за дружку горой перед родителями, не говоря о чужих. М-м-м-да…

– Ну, наелся? Тогда вылезай, приехали.

И ещё. Какого… – нет, хватит уже нынче поминать нечистого! – зачем понадобилось кому-то, на воздушном шаре или без, красть девчушку, отец которой торгует велосипедами, а мать – парикмахер? Конечно, думал Хоф, шагая с Акселем по парку впереди группы экспертов (высланных в подмогу уже работающим), мы можем в этом деле столкнуться с маньяком, и это будет хуже всего. Но маньяки обычно намечают жертву заранее, а эта самая Кри, если верить свидетелю, просто попалась преступнику под руку. Или нет? Мальчик говорит, что незадолго до похищения жертву фотографировали. Японца – найти. Или доказать, что его никогда не было и весь рассказ Акселя Реннера – ложь от начала до конца.

В парке их уже ждали. Трое костлявых молчаливых людей с какими-то непонятными приборами и пакетами в руках сновали у самой воды между кустами и деревьями, прямо напротив ротонды. (Один из этих типов в разговоре с комиссаром чуть позже назвал её «храмом Аполлона».) Кто такой Аполлон, Аксель не знал, но был ему признателен за то, что благодаря этому его храму может точно указать место похищения. Где-то за кустами фырчал микроавтобус; время от времени один из трёх костлявых бегал туда зачем-то, бубнил, относил и приносил.

– Ничего? – спросил Хоф.

– Только это. – Ему протянули прозрачный пакет, где лежало что-то ядовито-серое с белым отблеском, скрученное, похожее на ворс от ковра.

– ?

– Шерсть. Похоже, собачья, но точно пока не знаем. Висела на том дереве, во-он, где флажок…

– Вижу, – буркнул Хоф. Ветка нависала над водой как раз у самого места похищения. Если бы что-то впрямь свалилось с неба, оно могло бы здесь зацепиться. Вздор. Чушь. Которая теперь прибавит работы.

– Какой-то неестественный цвет, – сказал комиссар, изучая загадочный комок. – И блеск… Напоминает стекловолокно.

– Да, мы тоже озадачены. Потому что это явно шерсть живого существа. Никаких красителей, синтетики. Чистая шерсть!

– Разбирайтесь…

Но разбираться больше действительно было не с чем. Место, где лежал в обмороке Аксель, легко нашли по смятой траве, и это было всё. Ни следа девочки. Тем не менее люди, которых привёз Хоф, вместе с Тремя Костлявыми ещё раз принялись прочёсывать траву и кусты в поисках неизвестно чего. А комиссар ещё немного поговорил с Акселем, но тот ничего не мог прибавить. Чувствовал он себя благодаря свежему воздуху и еде почти нормально, и сна не было ни в одном глазу. Напротив, при виде места, где он так оплошал, куда вообще не должен был ни за что на свете приводить Кри, проданную им за монетку, в его душе встрепенулась бодрость и слепая, его самого пугающая злость.

Он сжимал кулаки от ярости. Хотелось не отвечать на новые дурацкие вопросы, а самому подняться в воздух на каком-нибудь полицейском вертолёте – есть же такой где-нибудь у Хофа – и лететь на розыски. Но он понимал, что ему не верят и вертолёта не дадут. Кто он? Никто. Малявка…

А потом произошло то, чего Аксель и ждал, и боялся больше всего на свете. Его повезли домой…

Дома всё было и лучше, и хуже, чем он предполагал. Родители не сказали ему ни одного слова упрёка, и Аксель знал, что вечно будет им за это благодарен. Но это же было и самым ужасным, хотя никто не стал к нему хуже относиться. Детлеф и Ренате Реннер были сильными людьми. Они не пропустили ни одного рабочего дня. Наоборот, им было бы в десять раз хуже сидеть в четырёх стенах и думать о своём горе.

Мать и отец пытались утешить Акселя как могли. Без конца говорили с ним о чём угодно, кроме того, что было у них на уме, старались не оставлять одного. Часто звонил Хоф, и Аксель сам не знал, хочет он этих звонков или нет. Хотя прекрасно понимал, что с сыщиком ему повезло. Когда комиссар привёз Акселя домой (сам привёз, не поручил никому костлявому-красноглазому), то долго сидел у них, пил кофе, листал семейный альбом и расспрашивал о Кри и о нём. Аксель узнал о себе много нового и, пожалуй, лестного. В другое время всё это было бы очень приятно, но сейчас он от души презирал себя. А когда начали говорить о Кри, то встал и вышел. Уезжая, комиссар захватил её последние фотографии.

Хуже всего было ночами. Аксель не мог сомкнуть глаз, ворочался и знал, что все не спят. Запах лекарств в маминой комнате словно электризовал воздух. Иногда доносился шёпот отца и ответный плач. Приходилось накрывать голову подушкой. Пытка не кончалась, она принимала новые и новые формы. Например, когда Хоф, перевернув вверх дном все отели и бюро путешествий, нашёл-таки того японца, который фотографировал Кри в Амалиенбурге. Это оказался не кинорежиссёр, но всё же достаточно состоятельный и солидный человек, банковский служащий из Иокогамы, господин Юко Фумитори… или Фумитори Юко, по визитной карточке, которую он прислал родителям, было трудно понять, где у него имя, а где фамилия. Как и многие другие, совершенно незнакомые Реннерам люди, он ещё и звонил, и предлагал деньги и помощь. Мало того: пригласил Кри вместе с семьёй погостить у него на вилле в Японии, когда девочка найдётся. Этого делать не следовало: разве он, как и сам Аксель в глубине души, не понимал, что всё кончено? Что Кри уже не вернуть? И всё же господин Фумитори здорово помог следствию: фотографии получились просто великолепные, глядишь – волком выть хочется! А в каком восторге была бы сама Кри, если бы их увидела… Её мечта сбылась: снимок девочки в голубой блузке показывали по телевизору и печатали во многих газетах. Аксель возненавидел прежде любимый телевизор и журналы.

Отец пытался его отвлечь (его бы самого отвлечь, но как?), брал с собой на работу, в магазин велосипедов, и Аксель помогал ему торговать: развешивал на стендах перчатки и наколенники для «инлайн-фаррадов», громоздил ущелья из картонок с велосипедными шлемами, и пару раз даже выбивал чек в кассе. Прежде он был бы счастлив. Но сейчас…

Акселю вообще-то сразу было ясно, что надо делать, ещё там, в парке, где копошились Трое Костлявых. Но не хватало духу вот так, сразу оставить родителей. И в то же время он отдавал себе отчёт: комиссар Хоф один не справится. Потому что не верит ему, Акселю. Мальчик не знал, что Хоф, сам не понимая зачем, всё же связался со всеми службами, гражданскими и военными, которые в тот день следили за небом Баварии, и спрашивал о неопознанных летающих объектах. Таковых, конечно, не оказалось. И рекламных шаров, ни в форме собаки, ни в форме медведя, ни в форме чёрта лысого, ни даже в обычной форме никто не запускал.

Но даже если бы Аксель всё это знал, это только подстегнуло бы его решимость. Он забросил все свои игры, все развлечения, старался не подходить к телефону. (Школьные приятели, слава богу, не смели звонить: вся Германия уже знала о беде семьи Реннер.) Проходили час за часом и день за днём, слабенькая надежда всё гасла, и на шестую ночь, где-то к трём утра, Аксель сел в постели и шёпотом сказал самому себе:

– Завтра пойдёшь искать. Как потерял сестру, так и найдёшь. Или я убью тебя. Понял?

– Да, – ответил он – опять-таки самому себе. И тут же наконец уснул. Как убитый.

Но Аксель был человеком основательным и серьёзным; если уж начистоту, то он начал готовиться к неизбежному ещё три или четыре дня назад. План его был проще простого, а с точки зрения кого-нибудь постороннего – глупее глупого:

1) У него, Акселя, есть свои излюбленные маршруты для прогулок и дел (не искал бы новых, дуралей, ничего бы и не было!).

2) Так почему бы и летучей собаке не иметь любимых маршрутов для кражи детей? Чувствуется, уж в чём – в чём, а в этом у неё лапа набита!

3) Но где они пролегают? Где легче всего заметить и схватить добычу, если ты хочешь остаться незамеченной? Да в парке, конечно! Улица – людная, лес – густой, поле – пустое… в смысле, почти некого хватать, а если кто и появится, то заметит тебя издалека. То же самое – реки, моря и океаны.

4) Комиссар Хоф дал ему, Акселю, ниточку: между внезапно налетевшим фёном и появлением собаки над местом, больше всего пригодным для похищения, должна быть связь.

5) Аксель должен ждать на том же проклятом месте, когда вновь задует горячий ветер. Шворк прилетит вместе с фёном и унесёт Акселя к Кри.

6) А дальше будет видно.

7) Если в Нимфенбурге ничего не выйдет, пробовать во всех других парках Мюнхена, пока не получится.

ПРИМЕЧАНИЯ: 1) Спасибо красноглазому Вальтеру за то, что он сам считал шуткой, и что на самом деле – наверняка правда. Шворк прячется в Альпах. И если Вальтер настолько глуп, что не понимает, где шутка, а где правда, то это его проблемы, пусть почитает что-нибудь про Шерлока Холмса; Аксель даже готов ему одолжить эту книгу при условии, что Вальтер вернёт её в прежнем состоянии и в срок. Но если Шворк и впрямь прячется в Альпах, надо взять с собой тёплые вещи для Кри и себя.

2) Шансы на успех велики: этой твари некогда рассиживаться у себя в горах, ей надо летать и добывать пищу для Кри. И – как знать? – может быть, ещё для целого выводка голодных мальчиков и девочек.

«А если… если она уже съела Кри и съест тебя, вместо того чтобы кормить вас обоих?» – не раз всплывал вопрос в его сознании, особенно по ночам. Но Аксель каждый раз отгонял его. Во-первых, собаки не едят людей, а служат им. Может быть, эта собака потерялась… да, потерялась, ищет хозяйку и решила, что Кри ей для этой роли как раз подойдёт. Она и вправду подойдёт, она любит собак. Во-вторых… что легче: сидеть вот так и терзаться всю жизнь, чувствуя себя предателем, погубившим собственную сестру, или чтоб тебя очень быстро съели? Пожалуй, второе.

«А как же папа с мамой? Они останутся совсем одни! Разве можно бросить их сейчас?» Это тоже был очень «ночной» вопрос. Аксель встаёт, суёт босые ноги в тапочки, заворачивается в халат, который мог бы вместить троих таких, как он, и бредёт через свою тёмную комнату в маленькую гостиную. Там, перешагнув через полосу лунного света, можно подойти к тёмному резному комоду бог весть каких времён и прочитать висящую над ним застеклённую табличку. Надписи может быть не видно, смотря по тому, лунная ночь или нет, но все ночи этой недели – лунные, а надпись Аксель всё равно знает наизусть:

 
«Забудь своё отчаянье: оно
Не небесами – бездной рождено».
 

Вот так. Нужно забыть отчаяние. Нужно объяснить маме с папой, что он, Аксель, не может иначе, но так, чтобы и они не смогли ему помешать. Он оставит им письмо.

«Дорогие мама и папа!

Я понимаю, как вам тяжело, но мне придётся ненадолго оставить вас одних. Это я виноват, что пропала Кри. А вы же сами меня учили: если что-то плохо сделано, переделывай, пока не получится. Комиссар Хоф – хороший человек, но он не верит в летающую собаку, и поэтому она никогда ему не покажется. Вы тоже в неё не верите, я знаю, хотя я вас в этом не виню. Я постараюсь с ней встретиться, когда задует фён, и выручить Кри. Только сами не пробуйте так поступать: силой тут, боюсь, не поможешь, да и нужно, чтоб кто-то оставался дома и мог передать комиссару, что я звонил. Его телефоны у меня, правда, с собой, но до вас мне дозвониться всё-таки легче. Если, конечно, там, где я найду Кри, вообще есть телефон.

Как только я найду Кри, я сразу же вернусь.

Ваш сын

Аксель Реннер».

Дату Аксель пока не ставил. Да и само письмо существовало только в его памяти. В нужный момент он его напишет за считаные минуты, а если сделать это заранее, оно может случайно попасться кому-нибудь на глаза.

Все последние дни он внимательно слушал сводки погоды. Как и его родители, Аксель не слишком уважал «веттерфрёше» – «лягушек, предсказывающих погоду», или, как их иногда ещё называют, метеорологов. Но сейчас они были для него самыми важными людьми на свете. И всё-таки, если бы не папа, он бы прослушал долгожданную весть.

– Завтра задует фён, – сказал перед сном Детлеф Реннер жене. Это было вечером седьмого дня после похищения.

– Ненавижу это слово, – глухо сказала фрау Ренате.

– Я тоже.

На том разговор и кончился. А ведь раньше погоду в доме обсуждали подолгу и со вкусом: не помешает ли она поехать куда-нибудь всем вместе на выходные? Загружался припасами «фольксваген», Аксель и Кри носились как угорелые из гаража в дом, следя, чтоб родители не забыли чего-нибудь… Как будто всё это было сто лет назад.

– Мама, – спросил Аксель, случайно услышавший разговор и с ужасом понявший, что откладывать нельзя уже НИЧЕГО, – кем был дедушка Гуго?

– Что? – удивилась фрау Ренате, на секунду забыв печальные думы. – Ты же знаешь, малыш. Твой дедушка был страховым агентом.

– Нет, это я всё правда знаю. Мало ли кто страховой агент! Я, наверное, не так спросил.

– А как надо было? – Фрау Ренате, приобняв сына, заглянула ему в глаза. После несчастья она не только не стала любить Акселя меньше (чего он очень боялся), но, наоборот, относилась к нему ещё нежнее и внимательнее, чем прежде. К тому же она свято чтила память о своём отце, и её радовало, что Аксель, как ей казалось, во многом напоминает деда. Вопрос, заданный не по-детски серьёзно, заинтересовал её. Понимая, что ей предстоит ещё раз пережить (и опять по его вине!), сын отступил и чуть было не убежал к себе, но неимоверным усилием воли заставил себя продолжить разговор – только глаза всё время отводил.

– Ну… чего он в жизни хотел? Если б мог выбирать? Мне почему-то кажется, что он не очень любил свою службу.