Текст книги "Аксель и Кри в Потустороннем замке"

Автор книги: Леонид Саксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Вот и «хвост» за вами, – с удовольствием прошелестел Хоф. – Я останусь тут, а вы вернитесь за поворот, там расколдуетесь и приходите в комнату Акселя. Придётся вам немножко поболтать на сон грядущий, да так, чтоб эта дама осталась довольна… Потом попрощайтесь, и Кри уйдёт к себе. А дальше – всё по инструкции. Спокойной ночи!

– Да уж… – вздохнул Аксель. – Идём, Кри. Последнее усилие!

И они сделали всё как велено. Появились из-за поворота, оживлённо обсуждая, чего это взбесился Ночной Дозор, а затем вошли в комнату Акселя. Зажгли огни и принялись молча искать глазами Элоизу. Нашла её Кри, легонько поведя кончиком носа в нужную сторону. Аксель вынужден был сознаться себе, что никогда ничего не заметил бы, если бы не знал, что искать. У карликового деревца в большой вазе появилось шесть тёмных кривых корней, которые временами хищно подрагивали. И, глядя на них, Аксель вдруг ощутил приступ холодной ярости.

– Ох-х… – делано зевнул он, плюхаясь на лежанку. – Я уже ничего не соображаю… А ты, Кри?

– Я тоже, – без всякого притворства ответила та, откинувшись на спинку стула. – Но знаешь, трёхразовое питание прежде всего! Я всё-таки поужинаю у себя в спальне. Тем более что здесь так вкусно кормят!

– Да, наш профессор молодец! – с ненавистью выдавил из себя Аксель. – Уж я для него постара-а-юсь…

– Ну нет! Это я постараюсь! – твёрдо сказала Кри, раздув ноздри. – Я ему за одну только маму обязана по гроб жизни. За нашу мамочку… – добавила она со слезами в голосе.

– И мы сделаем всё, чтоб наш Шворк опять полюбил герра Фибаха. На все триста тысяч, – сонно и хрипло добавил Аксель. – Но этих его ощипанных пеликанов, которые будто из кастрюли с помоями сбежали, я не выношу!

– Академия Изящного Помёта! – подхватила Кри. – Спорим, Элоиза у них тупее всех?

– А может, он их потом на мясо пустит, этих птеродур? – предположил Аксель, с наслаждением наблюдая, как закорчились от злости лжекорни. – Представляешь – котлеты из Элоизы под майонезом!

– Ты хочешь, чтобы меня стошнило тебе на пол? Сам будешь подтирать! – предупредила его сестра. – Да я бы от одного их вида месяц хворала и умерла у тебя на руках…

– Ну-ну… – осадил её Аксель. – Полегче! Великий Фибах не виноват, что эти кретинки только гадить умеют… И зарисовывать нагаженное!

И т. д. Они проговорили так минут пять, со смаком обсуждая разные уродства и тупость птерокур и мстительно косясь на вазу. Чёрные корни скребли землю всё яростнее… Вдруг из земли под ними брызнул фонтан голубых искр, раздался треск и запахло палёными перьями. Факелы мигнули и на секунду погасли. До детей донёсся сдавленный вой. И когда вспыхнул свет, они успели заметить, как когти-корни спрыгнули на пол, кинулись к двери и исчезли.

– Ну, теперь можно и поспать, – сам себе не веря, пробормотал Аксель и закрыл глаза. – Разбуди меня, как поужинаешь, Кри, я ненадолго переберусь к тебе, чтобы ты спокойнее уснула… И, – со значением добавил он, – приятного аппетита!

ГЛАВА ХI. ОБЕД В ГОБЕЛЕНОВОЙ КОМНАТЕ

Фибах сдержал слово: он не разбудил детей, хотя те проспали до двенадцати дня.

Аксель открыл глаза с ощущением, что в комнате, кроме него, кто-то есть. Он резко сел на постели и огляделся.

Сперва ему показалось, что он ошибся. Спальня была погружена в сонную тишину и полумрак. Но затем в единственном широком луче, падающем из узкого оконца на дверь, чуть выше и левее её, что-то блеснуло. На секунду Аксель разглядел нечто вроде гигантской стрекозы с трепещущими крылышками. Однако стоило таинственному насекомому вынырнуть из луча, где оно плавало в мириадах золотистых пылинок, как оно стало неразличимым. Спрыгнув на пол, мальчик подкрался поближе.

Перед ним, на уровне его восхищённых глаз, плясал в воздухе крошечный полупрозрачный человечек в трико и остроконечном колпаке. Его поддерживали два огромных крыла длиннее его туловища, по форме – как у ласточки, а вовсе не стрекозы. В руках человечек вертикально держал серебряную спираль – тоже больше собственного тела. Сверху и снизу она сливалась с воздухом, который со свистом поступал в нижний её конец и выдувался из верхнего. Всё воздушное пространство вокруг человечка дрожало и колебалось, словно над невидимым костром. Заметив, что за ним наблюдают, человечек улыбнулся и, держа спираль одной рукой, другой сорвал с лысой головы колпак в знак приветствия. Затем, нахлобучив его снова, он с лукавым видом поднёс нижний конец спирали к глазам Акселя. Перед мальчиком всё поплыло, он почувствовал, что его, как пушинку, втягивает и вращает подкравшийся ураган… И вдруг это ощущение резко оборвалось. Он по-прежнему стоял у двери в своей комнате, и золотистый луч света бил ему в прищуренные глаза. Но крылатого человечка больше не было.

– Дух-Выпрямитель, – произнёс Аксель с опаской и уважением. Вернулся к кровати и сел на одеяло. Потом вздохнул и откинулся на подушку со странным смешанным чувством. С одной стороны, он встал сегодня бодрым и отдохнувшим, голова была ясной, мысли – лёгкими. С другой – он явно что-то пережил во сне, и сон этот напоминал лихорадку, сменявшуюся периодами каменного забытья… Странно: в нём словно дрались две силы – тёмная и светлая, и светлая победила только к утру. Вдобавок (Аксель только не понимал, почему) его мучили смутные угрызения совести.

– Мне что-то снилось, – сказал себе мальчик, садясь в постели. – Надо только вспомнить, что… И всё станет ясно!

Но ясно не становилось, наоборот, тревога мучила его всё сильнее. «Я забыл что-то важное из своих снов! Может быть, даже главное во всех наших с Кри затянувшихся приключениях… Что ж, надо начинать день, и, когда упадёт вечерняя тень, тогда-то, может, и вспомню я, в чём же была тревога моя».

– Посмотрим, что делается у Кри, – сказал себе Аксель. И, подумав, непонятно зачем прибавил: – Которая там, за стеной. Внутри.

Он повёл сонным взглядом по своей мрачной каменной клетушке, и вдруг ему показалось, что она стала светлее и шире. Чуть ли не вдвое! А что это у дальней стены за лежанка и ширма? И что за фигурка быстро и энергично убирает бельё с лежанки? Да ведь это же Кри!

– Кри, что случилось? – слабо позвал Аксель, не зная, проснулся он или всё ещё дремлет. – Рухнула стена, что ли? А где же обломки?

Но Кри явно не слышала его и продолжала бодро шнырять по комнате, наводя порядок. Время от времени она с тревогой и любопытством поглядывала на ширму, за которой находился Хоф. Аксель вскочил и, шлёпая босыми ногами, побежал к сестре. Но вдруг искры брызнули у него из глаз, а на лбу вздулась шишка: он ткнулся головой в невидимую бугристую преграду. Проведя по ней руками, мальчик понял, что каменная стена, разделяющая его комнату и комнату Кри, никуда не исчезла. Просто она стала невидимой! Но почему? Что случилось?

Тем временем Кри с тряпкой и веником повернулась лицом к Акселю и, рассеянно скользнув по нему взглядом, продолжала уборку.

– Ага, – сообразил тот. – Значит, она меня не видит. Что бы всё это значило? Может, кто-нибудь заколдовал стенку, чтобы удобнее шпионить за нами обоими?

Но долго раздумывать ему не дали. Раздался стук в дверь, и, осторожно приоткрыв её, мальчик увидел в тёмном коридоре Амалию. Её злые глазки поблёскивали двумя угольками. В клюве она держала небольшой пакет.

– Шашеюсь, ше шасбушила? – проскрипела она. – Ша мошу вошы?

– Что? – ошеломлённо спросил Аксель. – Что ты говоришь?

Когти Амалии яростно заскребли пол, словно она изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься на него. Затем она выплюнула пакет чуть ли не ему в физиономию и рявкнула:

– Надеюсь, не разбудила? Я могу войти?

– Д-да… Пожалуйста, – сказал Аксель. И неожиданно для себя добавил: – Очень рад вас видеть, госпожа Амалия!

Птерокурица ошалело уставилась на него – видно, Фибах не баловал её подобным обращением. Она даже забыла, зачем пришла, и тупо застыла на месте. А Аксель вдруг почувствовал, как его угрызения совести стали слабее. В памяти его вдруг отчётливо всплыло ночное лицо дедушки Гуго, и в ушах зазвучал тихий голос: «Зачем ты дразнил её? Зачем издевался над ней? Разве она виновата, что её создали такой? Ты ведь не знаешь, как они запуганы, что ждёт их за нарушение приказа… Ты восхищаешься Хофом, но он никогда не стал бы создавать себе врагов там, где мог бы найти друзей! Вспомни, летающий пёс причинил тебе и твоей сестре куда больше зла, но вы простили ему, потому что у него симпатичная морда и приятный нрав. Пралине ты не посмел бы обидеть – а чем он лучше других? Возьмись за ум, пока не поздно, иначе даже твои заклятия кто-нибудь пересилит!»

Так они стояли и молча глядели друг на друга – мальчик и чудовище. Наконец Аксель очнулся, разлепил губы, тряхнул головой и пробормотал:

– Заходите же, прошу вас… Не хотите ли чаю?

– Чшшш… – слабо зашипела Амалия, щёлкая клювом и пытаясь постичь услышанное. (Наверное, это означало: «Чаю?») Затем она вошла в комнату, поморгала и сказала: – А Лиззи говорит, что ты настоящий человек. И что тебя надо растерзать!

– А… а разве вы имеете право? – осторожно молвил Аксель.

– Будем иметь! – гневно выпрямилась Амалия. Затем она повернулась к мальчику хвостом, вынула из пакета плоский, современного вида телефон и хлопнула его на стол. – Вот!

Аксель, по-прежнему как во сне, протянул руку и погладил птерокурицу по безобразным, жёстким перьям. Амалия икнула.

– Что ты делаешь? – растерянно скрипнула она.

– Мне нравится ваш хвост! – сказал Аксель. – И… сами вы очень нам с Кри понравились. Помните, я полетел вчера на вас, а ваши подружки начали вас за это обижать?

– Помню! – сказала Амалия. – И они запомнят! – Она огляделась. – Как у вас мало вещей, господин Реннер! У Мудрого Духа всё иначе…

– Я никакой не господин, – улыбнулся мальчик. – Зовите меня просто «Аксель».

– Таков приказ! – каркнула Амалия. – Я должна называть тебя «вы» и «господин Реннер». Но я и без приказа могу! – сообщила она вдруг.

– Как вам угодно, госпожа Амалия, – чинно ответил Аксель. «Если она может быть вежливой без приказа, то я – без дедушки Гуго, – подумал он. – И без каких-то выгод! Это даже приятнее, чем я думал».

– Но сначала-то вы обращались ко мне на «ты», – сделал он ещё один шаг по новому пути. – Может, вам всё же так больше нравится? Я ничего не скажу профессору…

– Не в том дело! – объяснила птерокурица. – Приказ Мудрого Духа вступает в силу через шестьдесят секунд по объявлении его виновному существу… или иному созданию, – добавила она, явно напрягая память. – Чтобы виновное существо или иное создание могло в течение указанного выше срока просить пощады либо выразить благодарность. Значит, и я могла звать вас на «ты» лишь в течение минуты со слов: «Таков приказ!» Ясно?

– Так, стало быть, я – «иное создание»? – подавляя гнев, уточнил Аксель.

– Да, господин Реннер! Я должна также установить у вас в стойле телефон и через полчаса по МВВ зайти за вами и госпожой Реннер, чтобы проводить в Гобеленовую комнату. Где вас ждёт общество Мудрого Духа и человеческий обед! – рапортовала Амалия, выпятив грудь, как солдат перед Фридрихом Великим. Теперь она явно по-другому относилась к ещё недавно ненавистному поручению.

«Лучше бы обед без всяких там духов», – подумал Аксель. И спросил:

– А что это такое – МВВ?

– Межпланетное Волшебное Время, действующее в пределах одной галактики! – отчеканила Амалия. – Вот часы! – И она указала клювом на небольшие часы-ходики, вделанные в дверь туалета. – Прикажете сверить с моими? – Она подняла левое крыло, и под ним в её боку блеснул круглый циферблат. – Совпадает до одной девятой микросекунды! Отсчёт времени пойдёт с момента, когда я покину стойло госпожи Реннер.

Она обвела взглядом комнату и сквозь прозрачную стенку увидела Кри. Затем дёрнулась, перевела горящий взгляд на Акселя и прошипела:

– Кто убрал перегородку в стойле?

– Это не стойло, а комната. А кто её убрал, я не знаю.

Амалия двинулась вперёд, наткнулась на невидимую преграду и опять тупо застыла.

– Вам лучше пройти через двери, – поспешно добавил мальчик. – Спасибо за всё! – Последними словами он опять ошеломил уродливую птицу.

– Есть предложение, – поморгав, неожиданно скрипнула та. – Господин Реннер мог бы попросить Мудрого Духа поставить у себя в комнате телевизор-отправитель.

«Вот это да! Начинала с „ты“, а теперь даже на „вы“ называть не смеет!» – подивился Аксель. Но ответ его был немилостив:

– Ну уж нет! Знаем мы эти телевизоры…

– Тогда господин Реннер мог бы попасть в Гобеленовую комнату без меня и без коридора, – продолжала Амалия. – И в любую точку пространства, где установлен телевизор-приёмник. Через телемост. Мгновенно!

– То есть как это – В ЛЮБУЮ ТОЧКУ ПРОСТРАНСТВА? – медленно выговорил Аксель. – А если телевизор-приёмник – в Мюнхене?

– Мюнхен – это точка пространства! – скрипнула птерокурица, словно плохо смазанная дверь.

– И… в Берлине?

– Точка пространства! – довольно каркнула Амалия.

– И… в Нью-Йорке? – выпалил мальчик. – Ну уж это вряд ли!

– Волшебный телемост действует в пределах одной галактики, – загробно сказала птерокурица. Аксель ошалело замигал.

– Здорово… – пробормотал он наконец. – А обычный телевизор… я хотел сказать – человеческий… «Панасоник», к примеру… он может быть приёмником? – И затаил дыхание.

– Никогда! – отрезала Амалия. – И если бы господин Реннер был способен задавать дурацкие вопросы, то я сказала бы, что этот вопрос из их числа. Я бы захохотала над ним! Но я выше таких вещей… – прибавила она, явно кого-то копируя. Едва ли птерокурица действительно знала, почему люди смеются. Однако Акселя сама идея хохочущей Амалии привела в столь сильный ужас, что он решил не задавать больше технических вопросов.

– Хм… Это Фи… профессор мне предлагает или вы сами? – подозрительно спросил мальчик, подумав.

– Я сама! – гаркнула чудо-птица. – Для экономии времени!

«Вот так, – сказал себе Аксель. – Дурак я несчастный… Уж если Амалия, которой я один раз молвил пару добрых слов, выболтала мне столько ценного, как же могут мне удружить остальные птицы, если я всегда так буду делать? Обязательно надо помириться с Элоизой!»

– Я вам очень, очень благодарен, госпожа Амалия, – с чувством воскликнул он. – Даже не могу сказать, как! Но ведь надо знать заклятие, правда?

– Правда! – охотно согласилась Амалия. – Если хочет пройти человек или младший дух. Старшие и звёздные духи проходят просто так!! – внезапно завопила она, явно гордясь услышанными (а может быть, даже подслушанными где-то) секретами.

– Интересно! Но я имел в виду не это, – терпеливо сказал Аксель. – Вы знаете заклятие?

– Обращаться к Мудрому Духу, – обнадёжила его птерокурица.

– Спасибо! Но я спрашивал вас не об этом, – ещё терпеливее сказал Аксель. – Я спрашивал, дорогая госпожа Амалия, не знаете ли этого замечательного заклятия ВЫ САМИ? ДЛЯ ЭКОНОМИИ ВРЕМЕНИ!

– Знаю… – неохотно ответила птица. И тут же прибавила: – За что заслуживаю наказания!

– Нет-нет, что вы! Это просто замечательно, что вы его знаете! Вы такая умная и… и… добрая, так почему бы вам и не знать? Научите меня, пожалуйста!

Но Амалия уже успела опомниться.

– Не положено! – твёрдо и сурово отрезала она. – Обращаться к Мудрому Духу!

«Ну ладно, – утешил себя юный дипломат. – Есть ещё две её подружки. Хватит пока и этого!» Он учтиво попрощался и вовремя сообразил, что незваная проводница не даст детям поговорить в коридоре с Хофом. Поэтому он предложил встретиться не у него, а в холле. Птерокурица охотно согласилась, затем, сделав книксен, отправилась к Кри. Там она провела куда меньше времени и вела себя, судя по её виду и движениям, гораздо грубее. Кри ведь во сне никто не надоумил быть подружелюбнее, да вдобавок Амалия, видимо, чувствовала, что девочка боится её. Кри всё жалась подальше от гостьи и поближе к ширме, но – молодец! – не зашла за неё, боясь подвести Хофа. Вот только здесь ли он, подумал Аксель, или ушёл на разведку с утра пораньше… Такие, как он, никого не боятся! Установив Кри телефон и указав на часы, Амалия удалилась. Но стоило ей только скрыться за поворотом, как оттуда послышался дробный топот во весь опор скачущих лап! И когда Аксель выглянул в дверь, то вновь увидел перед собой запыхавшуюся птицу.

– Вы что-нибудь забы?.. – начал он. Тогда Амалия огромной когтистой лапой молча выдернула из своего хвоста почти все перья и вручила этот безобразный букет потрясённому мальчику. А затем кометой ринулась прочь, помня о времени.

– М-да, – сказал Аксель, держа трофей подальше от носа. – Что ж мне с ним делать? – Подумав, он заказал хрустальную вазочку, наполнил её в туалете водой и воткнул туда перья наподобие букета. Затем поставил вазочку на видное место в центре стола и принялся рассматривать телефон. Это была суперсовременная штуковина: плоский корпус с тремя большими кнопками и трубка с антенной. Под белой кнопкой блестела золочёная гравировка «Родители», под голубой – «Кри», под ярко-красной – «Профессор Фибах». Пониже этих трёх кнопок торчал скромный рычажок с незолочёной надписью «Секретариат профессора Фибаха». И ещё пониже – через весь корпус – шла надпись чёрными зловещими буквами, похожими на приготовившихся к прыжку пауков: «Связь с духом профессора Фибаха осуществляется через секретариат».

– Через Лиззи, стало быть, – хмыкнул Аксель. – Ну-ну…

И отправился к Кри. Та встретила его так, как никогда не встречала по утрам даже маму. Несмотря на общество Хофа, ей, видимо, было очень страшно ночью… да ещё эта Амалия!

– Ну хватит, хватит виснуть у меня на шее… – проворчал наконец мальчик. – Время-то идёт… У тебя всё в порядке?

– Да… От ужина ничего не осталось, – тихо ответила Кри, указав глазами на ширму. И, бледная, с тёмными кругами под глазами, добавила: – Сама не знаю, когда заснула… но спала как убитая.

– Тебе сны не снились?

– Нет… а что?

– Ничего. Я пойду умываться.

– Умойся у меня! Тут такой отличный туалет! – с жаром посоветовала Кри. – Сейчас я дам тебе свежее полотенце и новенькую зубную щётку!

И Аксель умылся у неё, думая, что надо сегодня же любой ценой вытащить её отсюда. Насколько у неё ещё хватит сил? А всё этот негодяй… И телефончик свой лживый прислал, не забыл! Теперь этот телефон будет наводить на Кри ещё большую тоску. «Я убью его», – думал Аксель, чуть не перекусив от ярости зубную щётку. И потрогал спрятанный за поясом клинок. Ему стало чуть легче, да вдобавок он вспомнил кое о чём. Сбегал к себе в комнату и торжественно вручил Кри её любимое подводное ружьё.

– Игрушка, конечно, – громко сказал он, показывая на заточенный гарпун и туго перетянутую пружину, – но надо же тебе развлечься чем-то, кроме плюшевого медведя. Хорошо попадаешь в цель?

– Шесть из восьми.

– Я тут кое-что подрегулировал, так что осторожнее…

– Спасибо. Поняла. – И Кри надела ружьё на плечо.

– Ты что, так и пойдёшь на завтрак?

– Я свои игрушки всегда ношу с собой. Как и ты…

Они вышли в коридор и не спеша отправились вниз.

– Доброе утро, – тихо сказал Акселю в ухо знакомый голос, когда он завернул за угол.

– Это ты! Ты здесь! – с огромным облегчением пробормотал мальчик. Кри улыбнулась и потянулась руками в пустоту. Кто-то потрепал её по волосам и слегка оттолкнул от себя, напоминая об осторожности.

– Ты не слишком далеко зашёл с этим ружьём? Ей восемь лет! – напомнил Хоф.

– Она не выстрелит. Да и в кого? Но так ей спокойней, – ответил Аксель. – К тому же там есть предохранитель… Знаете, мне надо вам… тебе кое-что сказать.

– Меньше, чем ты думаешь, – усмехнулся комиссар. – Я как раз заглянул к тебе, когда ты, забыв закрыть дверь, беседовал с Амалией. Ты неплохо держался с ней, кстати сказать… Но что случилось со стеной у тебя в комнате?

– А в чём дело? – тут же встряла Кри. И Аксель был даже рад, что она по-прежнему чем-то интересуется, не превратилась в запуганного зверька. Он торопливо объяснил, что, в общем-то, и сам ничего не понимает.

– Я ведь только подумал, что неплохо бы взглянуть на Кри, и – раз! – увидел её.

– И прекрасно, не вздумай ничего менять! Да заколдуй и мою стенку, чтоб я тебя тоже видела. А ещё лучше – убери её совсем! – распорядилась девочка.

– Но я не умею, сколько раз повторять! – раздражённо буркнул Аксель.

– Странно… – протянул Хоф. – Может быть, тебе кто-то помог?

– Да нет же! Кого я мог позвать, раз ты не велел?

– Ну, тогда, значит, у тебя самого проявились волшебные способности, – совершенно серьёзно сказал Хоф. – А ну, пожелай что-нибудь!

– Хочу эскимо с клубничной начинкой! – громко произнёс Аксель, на всякий случай щёлкнув пальцами. Все застыли, но ничего не произошло. Он попробовал без щелчка – то же самое.

– Нет, что-то тут не то… – вздохнул комиссар. – Может, твоё желание сбылось потому, что ты был рядом с этим чёртовым… как его там… усилителем?

– Скорее уж рядом с моим родным дедушкой Гуго, – задумчиво ответил Аксель. – Он по-прежнему снится мне! Но к утру я всё забываю…

– Ах да, Гуго… Ну, если сегодня выдастся спокойная ночка, я непременно прочту его тетрадь, и ты покажешь мне тот рисунок. Как знать, возможно, это даст нам не меньше, чем болтовня Фибаха и его птичек… Кстати, я уже успел повидать герра профессора!

– Как? Когда? – одновременно спросили дети.

– Ночью. Я решил проводить Элоизу. И не ошибся: она сразу же отправилась с докладом! Мы с ней дошли до приёмной, а потом вместе проникли в святая святых – к профессорскому духу…

– Ты был там? Здорово! – восхитился Аксель. – Как это ты решился? А вдруг бы дух тебя увидел?

– Н-ну, честно говоря, я бы, может, и не решился… да уж больно несолидно звучал твой рассказ про все эти фокусы. Похоже, ты был прав, паренёк: всё это действительно балаган! Элоиза – почему-то дёргаясь и шипя от ярости – рассказывала, как вы уважаете Фибаха и горите желанием ему помочь. А дух задавал ей вопросы гробовым голосом и всячески нагонял на неё страх. Напоследок он показал ей в зеркале жаркое из неё самой с гарниром из овощей: это, дескать, если она в чём-нибудь ослушается. И отправил спать. Едва она унесла ноги, как из-за алтаря вылез прятавшийся там Фибах, довольно ухмыльнулся, сказал: «Дура!», протёр зеркало платочком и тоже отправился на покой. Я довёл его до личных покоев, кажется, не очень больших, и при случае сделаю там обыск. Но, боюсь, до допроса не будет времени… Ты, кстати, нашёл предлог, как заманить его к себе?

– Н-нет… – сознался Аксель. И вдруг его осенило: – Прозрачная стена!

– Неплохо, – одобрил Хоф. – А ещё лучше было бы, если б она иногда мычала…

– Как это – мычала? – растерялся мальчик.

– Коровой. Знаешь такое животное? Так вот, иногда оно мычит, и неплохо бы твоей стенке взять с него пример. Уж тогда некий доктор биологии точно зайдёт послушать… А вот и холл. Я умолкаю. Ну, друзья, за неимением коровы выдоите побольше из нашего Четырёхглазого Скотовода!

Чувствуя себя бодрее благодаря невидимой защите, Аксель и Кри вступили в холл. Им навстречу уже спешила Амалия. На сей раз она была в компании Беттины фон Краймбах-Каульбах, которой уже, видимо, успела рассказать о любезностях господина Реннера. Обе птерокурицы источали радушие, а Беттина – вот дела! – повязала морщинистую шею розовым бантом. Не иначе как решила затмить в глазах детей Амалию!

– Кри, похвали её бант, – шепнул Аксель. – Нет времени объяснять, но… в общем, веди себя так, словно тебя снимают в кино. Кстати, – вымученно добавил он, – таким птичкам и их хозяину и впрямь ничего не стоит сделать о тебе фильм.

Но прежде безотказное средство не подействовало. Кри только сжала губы, словно за эти сутки превратилась совсем в другого человека. Однако она по мере сил улыбалась и слабо поддакивала комплиментам Акселя. Через пять минут брат, сестра и птицы выглядели лучшими друзьями. И Аксель, как и в случае со Шворком, уже сам не знал, притворяется он или нет. Элоиза не показывалась, но её злобное присутствие ощущалось в воздухе.

– Нас, кажется, ждут… – напомнил наконец мальчик, удивляясь, что птицы вроде бы уже не торопятся. Тогда Амалия дотронулась лапой до зеркала рядом со входом в приёмную, и то отъехало в сторону. Открылась мраморная винтовая лестница, по которой можно было идти только гуськом. Впереди шла Амалия, и на её пути вспыхивали факелы, хотя явно не по её приказу. Затем – Аксель, за ним – Кри, и замыкала процессию Беттина. Вдруг Амалия повернулась к Акселю и каркнула:

– Мы с Тиной сейчас отстанем, а вы идите дальше. Это часть церемонии.

Через десяток метров она вдруг метнулась вправо и замерла в небольшой мраморной нише. На секунду Акселю показалось, что птерокурица раздвоилась. Но, приглядевшись, он увидел во мраке ниши гобелен, где левую часть занимало изображение Амалии, а правую – она сама, живая. Она словно наполовину погрузилась в ткань, застыв точным отражением своего портрета. Дети недоумённо потоптались и двинулись дальше. Ещё через десяток метров влево метнулась Беттина – её поджидал такой же гобелен, только она заняла левую часть. «Если дальше будут коврики для меня и Кри, мы никуда прыгать не станем», – твёрдо решил мальчик. Но ничего такого не понадобилось. Впереди показалась небольшая дверка, и брат с сестрой вступили в комнату, которая своей роскошью превосходила любую сказку.

Под ногами детей сверкал натёртый паркет, где, как в зеркале, возникли их робкие, держащиеся за руку отражения. А при взгляде на стены рябило в глазах от вихря красок! Потому что стены были сплошь покрыты гобеленами в массивных золотых рамах, украшенных такой лепниной, что каждую раму можно было разглядывать часами. Головки ангелов, вьющиеся растения, арфы, рога изобилия с вином и плодами – всё сплелось в радостном хороводе. А чего только не было на самих гобеленах, оттенённых кроваво-красными портьерами с золотыми фестонами! Под голубым небом, среди зелёных садов, цветов и водопадов застыли придворные дамы и кавалеры, пастухи и пастушки. Они стояли и сидели вполоборота друг к другу в изящных и жеманных позах, нюхали розы, катались на качелях, ласкали собачек и козочек. У стен под гобеленами ожидающе замерли пуфики и золочёные кресла с изогнутыми ножками и подлокотниками. На их алой обивке были вытканы такие же многоцветные картины, как и на стенах. В одном из углов комнаты стоял старинный музыкальный инструмент, похожий на белый сундук с тысячей накладных золотых украшений. А справа от него на золотом кусте сидел фарфоровый павлин размером с живого. Голова, гребешок, шея и грудка у него были тёмно-синие, крылья – золотые с красными обводами, длинный хвост пестрел сине-зелёными глазками. Только два предмета казались не совсем уместными в этой невероятной комнате, над которой много лет трудилось множество великих мастеров. Первый – длинный стол с кушаньями и винами, занявший всю середину помещения. А при виде второго Кри толкнула Акселя локтем и, хихикнув, шепнула:

– Смотри, Акси, – знакомые!

Действительно, это была большая картина, резко выделяющаяся на фоне гобеленов, словно её повесили здесь с особой целью. Весь Ночной Дозор, выстроенный в том порядке, в каком дети увидели его впервые, – спереди. Ни помоста, ни носильщиков, ни жевательной резинки, ни нелепого бормотания, ни мерзкого скрежета. Почему-то не было даже ночи! На картине сияло яркое солнце, заливая шлемы и копья, аркебузы и костюмы, загадочные и решительные лица воинов. И Аксель вдруг подумал, что если оставить их всех в покое и дать им просто стоять вот так, то ничего красивее он никогда не видел.

При звуках голоса Кри павлин шевельнулся и медленно повернул к детям синюю головку с тёмным глазом. Он спрыгнул с куста, церемонно поклонился, распустил хвост и стеклянным голосом спросил:

– Гости господина профессора?

– Да… – тихо ответил Аксель, против воли восхищённый чудесным созданием.

– Я доложу господину профессору о вашем прибытии, – прозвенел павлин и, плавно покачивая хвостом, выплыл в парадную дверь – белую с золотом. (Она была напротив той дверки, из которой появились Аксель и Кри.)

Минуты через две раздалось мягкое шлёпанье по паркету, словно прыгали две лягушки, и появился Фибах. Но не во фраке с бабочкой, как можно было ожидать при такой обстановке, а в длинном, метущем пол парчовом халате и домашних туфлях. И, хотя он всячески изображал неторопливое пробуждение, непохоже было, чтобы он только что встал. Глазки за стёклами очков сверкали бодро и хищно. За ним так же неторопливо выступал павлин, готовый к поручениям и услугам.

– Доброе утро… Как спалось, мои юные полуночники? – проворковал Фибах. – Полагаю, без тяжёлых сновидений?

– В общем, да, – заставил себя улыбнуться Аксель. (Оказывается, это иногда труднее, чем блуждать в горах!)

– Скажите спасибо мне! – довольно хохотнул профессор. – Вы мне сегодня нужны свеженькими…

– Как это? – тревожно спросила Кри. Видно, ей вспомнились игривые замечания Фибаха о его возможном людоедском будущем.

– Ну, я немножко вмешался в работу линии доставки… Велел, чтоб вам в ужин добавили кое-какие снадобья, вызывающие крепкий сон… о, не волнуйтесь, ничего вредного!

– Так вот почему я ничего не помню из своих снов! – не удержавшись, гневно воскликнул мальчик.

– Ну и, конечно, уже успели поболтать с родителями? – промурлыкал Фибах, однако глазки его смотрели насторожённо и тревожно. Аксель невольно сжал кулаки, но вовремя овладел собой, так как ждал этого вопроса. И, тяжело дыша, вежливо ответил:

– Их дома нету… Они, знаете… очень дорожат своей работой. Вечером…

– А как вам нравится моя столовая? – с явным облегчением продолжал профессор, косясь на Кри, которая заморгала и отвернулась.

– Просто класс! – солгал Аксель. Увидь он всё это где-нибудь в музее, ему бы и впрямь понравилось, но в быту он любил скромность. – Особенно вот это! – добавил он искренне, указывая на картину.

– А… это Рембрандт, – небрежно бросил Фибах, делая плавный жест экскурсовода. – «Ночной дозор»… Почти оригинал. Куда деваться, питаю слабость к великим старикам…

– Вы это утащили из музея? – с интересом спросила Кри. Она не знала, кто такой Рембрандт, но раз он великий, то и стоит, наверное, не три евро. И вряд ли обманщик Фибах захотел платить, это так на него не похоже… Наконец-то она видит настоящего грабителя не на экране!

– Я не сказал «оригинал», – ледяным тоном ответил профессор. – За кого вы меня принимаете? Я сказал: «Почти оригинал». Молекулярно точная волшебная копия, ясно? В глазах коллекционеров она бы стоила немногим дешевле подлинника, уверяю вас… Ну и, конечно, нет такой экспертизы, которая могла бы их различить.

– А почему «ночной»? – спросил Аксель. – По-моему, на картине светит солнце!

– О, это целая история… Полотно больше трёхсот лет висело в Амстердаме, в комнате с коптящим камином и потихоньку покрылось копотью. Вот со временем и возникло мнение, будто дозор изображён ночью. Но я, – самодовольно добавил Фибах, – в какой-то мере и впрямь сделал его ночным. Хватит им бездельничать! Что поделаешь, нам, волшебникам, иной раз нужно поупражнять на чём-нибудь своё мастерство…