Текст книги "Аксель и Кри в Потустороннем замке"

Автор книги: Леонид Саксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА Х. БОЛЬШОЙ ВНУТРИСОБАЧИЙ СОВЕТ

У Акселя опять подкосились ноги и перед глазами поплыли какие-то круги. Он осторожно опустился на лежанку, открыл рот, подышал и, уставившись на Кри, сказал:

– Хоф…

– Хоф, – кивнула Кри. И в свою очередь уставилась на Акселя. Тот беспомощно поёрзал, встал, обошёл вокруг Кри и, покосившись на неё через плечо, спросил:

– Хоф?

– Хоф, – заверила та. И принялась ждать. Но Аксель явно не спешил побаловать её словцом. Он опять сел, оглядел Кри, словно пытаясь смутно припомнить, кто же она такая, и наконец задумчиво поинтересовался:

– Хоф?

– Хоф!!! – завопила Кри, выйдя из себя. – Ты что, спятил?! На лбу тебе написать? Планы придумывать умеешь, а когда они удаются, не знаешь, что с ними делать, да? Украл комиссара полиции – расхлёбывай!

– Отлично! – бодро сказал Аксель. Потом ещё раз покрутил головой и жалобно спросил: – А ты уверена?

– Ты не хочешь прилечь? – с беспокойством спросила Кри, забыв про свой гнев. – Давай я тебе сделаю компресс…

– Не надо. Что он делал, когда ты его нашла?

– Прятался в туалете с пистолетом в руке!

– Хм… Он здорово злится?

– Он в восторге! Сам понимаешь, только и мечтал, чтобы ты его выкрал… Но, – поспешно добавила Кри, видя лицо Акселя, – по-моему, он добрый. Злился он пару минут, и то не знаю, на тебя ли, а потом стал просто озабоченный. Ещё бы! Ведь я ему всё рассказала.

– Да тебе и рассказывать тогда было ещё не о чем…

– Он так не думает.

Помолчали.

– Мне казалось, – начала Кри, – ты сразу догадаешься насчёт Хофа, когда я расхваливала Фи… Балбесу мой аппетит. Может, придётся тайно носить комиссару еду! Вот мы сейчас поужинаем…

– Я не хочу есть…

– Нет, хочешь! Ты должен поддерживать свои силы и слушаться меня. Сейчас я приготовлю что-нибудь горячее, а ты пока полежи.

– Я не хочу лежать…

– Мне виднее. И мы наберём еды для Хофа и сходим к нему в подвал – как будто хотим навестить Шворица…

– Он не Швориц, а Шворк.

– Ну да… Как странно, что ты сразу угадал его имя. И слово-то, по-моему, не частое. Правда, Акси?

– Угу… Слушай, а у Хофа «хэнди» с собой?

– Конечно! Ты ведь похитил его при исполнении служебных обязанностей! – с гордостью за брата добавила Кри. – Только этот «хэнди» почему-то не действует…

Аксель досадливо крякнул. Потом вяло умылся в таком же крохотном туалетике, какой был в Шворке, лёг на лежанку, закинул руки за голову и мгновенно уснул. Кри тем временем заказывала и расставляла на столе ужин, не забыв про накрахмаленную скатерть и красивые салфетки. Через пятнадцать минут, когда она закончила и нерешительно посмотрела на брата, тот вздрогнул и рывком сел.

– Ты прямо железная, – сказал он Кри с уважением.

– Нет, я тоже устала, – просто ответила она. – Но мама говорит, что мы, женщины, выносливее мужчин. Приятного аппетита, Акси!

Увы, Аксель только поковырял запоздалый обед, поданный вместо ужина, – колбасу с клёцками. Кри, напротив, ела с аппетитом и приготовила пакет с едой для Хофа.

– Я ему показала, как пользоваться линией доставки, но мы решили, что пока из осторожности этого делать не надо, – пояснила она. – Ну, идём?

Аксель вызвал Пралине, но тот, хотя и был по-прежнему благосклонен, заверил, что на сей раз он им не нужен.

– До холла вы не заблудитесь: идите под уклон, тут нет развилок. В Свёрнутом Мире любой коридор – спираль. А в холле зажжёте факелы, щёлкнете пальцами и скажете: «Херунтерфаллен!» Тогда откроется лестница в подвал. Чтобы выйти из подвала, скажете: «Цершеллен!»

– А ещё… – робко начала Кри.

– Да?

– Надо же ещё… свёртывать за собой подвал. Нас не заругают, если мы этого не сумеем?

– За что?

– За трату энергии.

– Кто? – с презрением спросил крокодиломакак. – Этот нищий? Тот, чьё двадцать третье прозвище – Властитель Помёта? Пускай владеет тем, что порождают его уродцы, а не экономит нам жалкие крохи! Так что успокойся, Дочь Тревоги (при этих словах лопнула ещё одна молния, явно обогатив Подземный Мир новым прозвищем). Гуляй себе привольно по подвалу…

И ухнул в колодец.

Брат и сестра выскользнули из комнаты и двинулись под уклон. Аксель умел теперь зажигать факелы и, конечно, делал это, чтоб Кри не боялась. Да и сам он чувствовал себя уютнее, трогая иногда клинок за поясом. Но они достигли холла без всяких опасностей, и Аксель, щёлкнув пальцами, громко произнёс: «Херунтерфаллен!» При звуках его голоса в воздухе мелькнуло что-то серебристое, возникла дверь в приёмную, и оттуда выглянула Элоиза. Её горящие глаза-угольки и разинутая пасть заставили Акселя снова взяться за пояс, но птерокурица спряталась ещё стремительнее, чем выглянула. Тем временем большая плита в полу встала вертикально, и появились ступени, ведущие в темноту.

Спустившись по ним при вновь наколдованных факелах, Аксель и Кри увидели огромный, сырой, но довольно чистый подвал. В полу его зияло очень широкое жерло колодца. Двинувшись в дальний угол, к сеновалу, дети случайно глянули влево. И, остановившись, недоумённо заморгали – пытались сообразить, что же они такое видят. Они стояли перед двумя большими стойлами, смахивающими на лошадиные. Пол был устлан несвежей соломой. В центре каждого стойла возвышался огромный бак с надписью: «Помёт». И каждый бак был украшен цветным рисунком: горка чего-то рыхлого, а на ней – силуэт птерокурицы с совковой лопатой, которую труженица энергично вонзает в эту горку. На баке Амалии (к счастью, закрытом крышкой) сидела на складном стульчике сама владелица. Перед ней стоял этюдник и лежали акварельные краски и кисти. Амалия писала этюд, вдохновенно кладя мазок за мазком и поглядывая на свисавшую с потолка натуру. Художнице было очень удобно: благодаря баку и стульчику натура свисала прямо перед её носом. Беттина фон Краймбах-Каульбах вцепилась лапой в ржавый потолочный крюк над своим стойлом и болталась вниз головой на манер летучей мыши. Но она не просто позировала: одна из её лап была свободна, и этой лапой Беттина в свою очередь рисовала что-то карандашом в блокноте, который лежал на крышке её собственного бака. Сначала Аксель и Кри подумали, что натурой Беттине служит Амалия. Однако, приглядевшись, увидели, что та смотрит на истинную владелицу крюка – огромную летучую мышь. Мышь топталась по клавиатуре пишущей машинки, наполовину скрытой за баком Амалии, благодаря чему машинка быстро стучала. В неё был вложен лист бумаги. Подойдя поближе, Аксель и Кри сумели прочитать:

«ПРРРВАЯ В МРРРЕ АКАКАДЕМИЯ ИЗЯЩЩЩНЫХ ИСКУСССТВ ДЛЯ НЕМЛЕКОПИТАЮЩИХХХ ИММЕНИ ПРОФЕСССОРРА ФФФХХХ…»

Мышь, видимо, трудилась над этими строчками уже не первый час и изрядно устала. Перед машинкой были разбросаны кипы испорченной бумаги и драные копировальные листы. Наконец, когда машинка издала особенно суматошную трель, Амалия лениво глянула вниз и, свесив лапу с бака, дала мыши шлепка. Та, кувыркнувшись в воздухе, перелетела в стойло Беттины, ударилась головой о её бак и с минуту лежала без чувств. (Кри, любившая животных, негодующе охнула.) Очнувшись, бедняга устало заковыляла к машинке и вставила в неё новые листы и копирки. Затем мышь с такой дикой яростью разодрала старые, что казалось: мысленно она дерёт вовсе не их… И принялась прыгать опять.

– Вот тебе и ещё одно прозвище, – шепнул Аксель сестре. – «Профессор Фффххх»… Пошли отсюда, а то ещё привяжутся.

Они осторожно приблизились к сеновалу. Там, огромной тёмной глыбой, положив мохнатую голову на лапы, дремал Шворк. При виде детей он слабо шевельнулся, вяло махнул хвостом – но и только.

– Не болен ли он? – забеспокоилась Кри. – Вставай, пёсик, к тебе гости!

– Грустит из-за неволи, – вздохнул Аксель. – Проглоти-ка нас, дружище…

Пёс тяжело вздохнул и нехотя поднялся – весь в соломе и комках свалявшейся шерсти. Но молния, поглотившая Кри, была ничуть не слабее, чем прежде. Ещё пара секунд – и Аксель последовал за ней в «салон желудка». После освещённого факелами подвала им показалось, что в недрах Шворка царит полная тьма. Когда глаза детей привыкли к полумраку, они различили уже знакомую обстановку. «Салон» был пуст. Кри, плюхнув пакет с едой на одно из кресел, подбежала к двери туалета и легонько постучала. Дверь приоткрылась, замерла на несколько секунд, и из-за неё выскользнула тёмная фигура, держащая руку в кармане. Фигура спокойно обогнула сначала Кри, потом Акселя, подошла к креслу рядом с иллюминатором и села.

– Придвигайтесь поближе, – тихо сказал знакомый мальчику голос. – Не будем терять времени.

– Я принесла вам еду, – робко прошептала Кри. – И чаю… Но можно заказать кофе и всё, что хотите, раз уж мы здесь!

– Не уверен, что твои предосторожности помогут, девочка, – ответил Хоф, чьё лицо с трудом можно было различить в темноте, – но подкрепиться не мешает. Здравствуй, Аксель!

– Здравствуйте… – ещё более робко, чем Кри, сказал Аксель. – Вы очень сердитесь?

– Очень, – спокойно ответил Хоф. – Ну, заказывай чёрный кофе, Кри, и начнём.

– Простите меня, – глухо пробормотал Аксель, – я совсем не знал, как быть…

– Но я сержусь вовсе не на тебя, – вздохнул комиссар, откидываясь в кресле, – а на тех, кто заварил всю эту кашу. Ты как раз молодец, и я приношу извинения за моё недоверие к тебе и за советы не вмешиваться в следствие…

У Акселя гора с плеч свалилась! И преждевременно…

– Добавлю, однако, – продолжал Хоф таким тоном, словно они беседовали у него в кабинете, – что приношу извинения лишь от себя лично, но ни в коем случае не от мюнхенской полиции. Официально ты подверг опасности ещё двух человек, кроме потерпевшей. В том числе представителя закона, которого ты похитил при исполнении им служебных обязанностей, за что заслуживаешь самого сурового осуждения! Вот что ты должен помнить, если мы выберемся отсюда, а всё остальное имеет значение только для нас двоих. Ты понял?

Аксель понуро кивнул.

– Я бы ещё и не то тебе сказал… спасибо, Кри, без сахара… но уж больно случай уникальный! Вероятно, даже единственный в своём роде случай, когда опыт полиции бессилен, а одиннадцатилетний мальчуган и впрямь сумел сделать невозможное. Невозможное, над которым смеялся мой помощник Вальтер…

– Это красноглазый? – вмешалась Кри. – То есть… простите… это у которого красные очки?

– Да, это красноглазый, и вдобавок тупоумный, – усмехнулся Хоф. – Я-то сразу почуял, что мы ещё услышим о твоём братце… – Но сказано это было так, что Аксель опять воспрял духом.

– Ещё бы! – гордо заявила Кри. – Аксель ведь у нас – Спросивший Смерть! Так решил Пралине, а он зря не скажет!

Хоф резко дёрнулся в кресле.

– Та-ак… Что ты ещё успел натворить, друг? – Аксель снова понурился и уже не знал, облегчение он чувствует или стыд. Пожалуй, лучше вообще об этом не думать, а то свихнёшься! Видимо, комиссар пришёл к тому же выводу, поскольку добавил: – Ладно, давайте по порядку! Большой Внутрисобачий Совет объявляю открытым!

Кри и Аксель прыснули, и комиссар продолжал:

– Когда вы в следующий раз пожелаете меня похитить, прошу по возможности всё-таки согласовывать это со мной. Я выслеживал довольно гадкого типа… что это? Спасибо… и имел серьёзные шансы на успех, но тут мне на голову свалилась ваша зверюга! Я, кстати, сэкономил ей массу полётного времени, потому что как раз выехал из Мюнхена в вашу сторону – в Мурнау. Там, на берегу Штаффельзее, этот ваш Шворк меня и накрыл. И никто из опергруппы его не увидел, хотя люди стояли в двух метрах от меня. Чудовищно! – И он с аппетитом начал жевать клёцку. Аксель восхищённо следил за этим жеванием, поражаясь подобным нервам. Но вдруг его мозг кольнула какая-то странная мысль.

– А как же я… – вымолвил он, – как же я-то его увидел, когда он утащил Кри?

– Интересный вопрос, – признал Хоф. – И не единственный! Твоя сестра сообщила мне, что ты сразу угадал имя собаки. Ты уверен, что вы с этим пуделем – не старые знакомые?

– Что вы! – замахал руками мальчик. – Да разве я забыл бы?

– И всё-таки расскажи мне по порядку сам, что произошло с момента твоей второй встречи со Шворком. Не упускай ни одной, даже самой мелкой, странности наряду с самыми потрясающими событиями. О’кей?

Аксель добросовестно выполнил его просьбу, тем более, что Кри, уже обо всём знавшая, проявляла не меньший интерес, чем комиссар. Из-за неё мальчик не упомянул про эпизод с чудовищем в телевизоре, решив рассказать об этом как-нибудь наедине. Хоф, слушая, плотно поужинал и, не замечая этого, съел две добавки, которые по своей инициативе заказала Кри. Время от времени он перебивал и задавал уточняющие вопросы. Он потребовал показать ему чек на триста тысяч и, рассмотрев его, молча сунул в карман. К удивлению детей, его особенно интересовали взаимоотношения Фибаха с Пралине. И ещё – навязчивые сны о дедушке Гуго и его тетрадь. Аксель всё же рассказал ему про рисунок, только придумал, что вместо морды был нарисован Шворк.

– Да-а-а… – протянул Хоф, когда час спустя Аксель наконец умолк. – Это дело действительно не для слабонервных… Но хуже всего то, что мы можем рассчитывать только на себя. Особенно я!

– Что вы хотите этим сказать? – тревожно спросил Аксель.

– Объясню позже. У вас в комнате. Большой Внутрисобачий Совет срочно переносится туда и в связи с этим будет переименован… ну, например, в Совет Непонятной Вазы! А потом я со всеми удобствами поживу у вас в туалете, молодые люди. Хватит с меня барских привычек… Что-то не так?

– Всё так, – промямлил Аксель. – Мы вам очень рады, и втроём нам всем будет уютней, но… может, вам безопаснее остаться здесь? (Кри, пользуясь темнотой, больно ущипнула его, и он дёрнулся).

– Не думаю, – к великому облегчению девочки, покачал головой комиссар. – Главной целью профессора Фибаха – если только он вправду профессор и действительно Фибах – в ближайшие дни станет Шворк. Он вывернет пса наизнанку, пытаясь понять причины его непослушания, которые лично мне, кажется, уже ясны… Влезет ему в память. Возможно, прокрутит какие-то видеозаписи, где засняты все ваши приключения и наш теперешний разговор впридачу. И, уж конечно, обследует внутренние камеры пса, в том числе мой скромный приют. Не то чтобы мне не о чем было побеседовать с герром профессором… и даже, может быть, с его крокодилообразным другом. Но не сейчас! Не завтра. А хотя бы через пару деньков. И на это время я попытаюсь остаться незамеченным. В вашей комнате у меня ещё есть слабенький шанс. Здесь – никакого.

– Почему? – спросила Кри, вытянув шею от любопытства. – Почему через пару деньков? Вы ждёте полицию, да?

– Увы, нет, девочка… Мой «хэнди» молчит, и, боюсь, я знаю причину. Как и вы. Я объясню вам мои планы в вашем новом жилище.

– Так, может, и начинать Большой Внутрисобачий Совет здесь не стоило? – не унималась Кри. Аксель в свою очередь ущипнул её – не больно, но основательно.

– Кого ты учишь! – прошипел он.

– Пусть спрашивает, – успокоил его Хоф. – Это полезно… Ты абсолютно права, Кри, но, видишь ли, я не уверен, что благополучно доберусь до вашей квартиры. Да и там – мало ли сюрпризов? А так я хоть буду знать, что произошло к моменту моей альпийской командировки…

– Ну, тогда в путь! – вздохнул Аксель, уныло вспоминая сумрачную каменную спираль, где на каждом шагу кишат несвежие привидения и заботливые чудовища. Заметит кто-то Хофа – и что тогда? А хоть бы и проскочил – ну разве он сможет спать в крохотном туалетике? Пожалуй, придётся делать пи-пи в колодец, на голову Пралине, или заказывать ночные горшки…

– Погоди, – остановил его Хоф. – Вам, кажется, показывали, как стать невидимками?

– Нам не показывали! – встрепенулся Аксель. – Но я запомнил! Сейчас попробую… – Он щёлкнул пальцами и произнёс: – Оне Ауген!

И исчез.

– Здорово! – с восхищением и некоторой тревогой прошептала Кри. – Ой! – Что-то щёлкнуло её по носу.

– Это я, – хихикнула пустота. – Что, страшно?

– Ну погоди у меня! – рявкнула Кри, прищёлкнула и с возгласом «Оне Ауген!» растворилась в воздухе. До Хофа тут же донёсся топот ног, пыхтенье и шум короткой, но энергичной схватки.

– Так-так! – усмехнулся он. – Стало быть, невидимки видят друг друга… Впрочем, проверю сам. – И, применив заклинание, тут же увидел, что его тело превратилось в статую из богемского стекла. А на ковровой дорожке перед собой – очень красивого хрустального Акселя, лежащего навзничь. На нём сидела такая же хрустальная Кри, словно произведение великого мастера-стеклодува, и ожесточённо щипала брата.

– Я немного мутнее вас, – хмыкнул Хоф. – Обидно… Но позвольте, уважаемые волшебники, вы, кажется, говорили, что, когда вас заклинал наш общий друг питекантроп, вы не могли видеть друг друга?

– В-верно, – пробормотал Аксель, садясь. – Может, из-за темноты?

– А может, ты чего-то не умеешь? – досадливо сказала Кри.

– Но лучше так, чем никак! – подвёл итог комиссар. – Авось для всяких там птерокур сойдёт… Я больше всего опасаюсь их, ведь они, как я понял, птицы-шпионы?

– Да, – закивал Аксель. – Особенно там есть такая Элоиза… это кошмар! Вы только не сойдите с ума с непривычки, – подбодрил он Хофа. – Мы вот с Кри уже начинаем привыкать…

– Ой, смотрите! – ахнула девочка, словно опровергая его слова. – Чудеса-то какие! Я взяла чашку из-под кофе, немножко подержала её в руке, и она тоже стала невидимой! Без всяких заклятий…

– Ничего странного, – сказал комиссар. – Просто, как пишут в рекламе, «качество заклинания гарантировано!» Ведь иначе всё, что я только что с удовольствием скушал, но ещё не переварил, тоже сейчас виднелось бы в воздухе на месте моего желудка…

– Так идём?

– Идём. И сразу же проверим, замечает ли нас в таком виде Шворк! Вообще, пока не выберемся из подвала, – ни слова, у этих животных, вероятно, фантастический слух. Шагайте как можно тише…

«Вот голова! Я это знал, но подумал об этом ОН!» – восхитился Аксель. Тем временем Кри окликнула пса и велела ему выплюнуть всех присутствующих. Тот сделал своё дело без задержки, но, когда трое невидимок очутились у него перед носом, недоумённо заворочался. Он чуял их, втягивая воздух огромным влажным носом прямо перед лицами детей и Хофа, и явно не видел! Комиссар наклонился, вырвал у него из лапы клочок шерсти и спрятал в прозрачный пакетик, вынув его из прозрачного кармана. Пёс вяло отмахнулся от невидимой мухи и продолжал глядеть сквозь него. Тогда Хоф молча поманил Акселя и Кри за собой, и они двинулись к выходу из подвала.

Перед стойлами Амалии и Беттины комиссар задержался и довольно долго разглядывал Академию изящных искусств. Мышь всё так же тарахтела на машинке, а Амалия самозабвенно писала этюд. Но теперь он явно изображал Беттину в труде. Та не теряла времени зря: перед ней в большой лохани высилась гора зелёного и резко пахнущего вещества, которое невозможно было с чем-либо спутать. Орудуя совковой лопатой, Беттина метала увесистые лепёшки в приоткрытый бак.

Убедившись, что горящие глазки птиц не замечают ни его, ни детей, Хоф уступил роль проводника Акселю. Молча дошли они до лестницы, и мальчик, не решаясь погасить факелы, чтоб не привлечь внимания птиц, шепнул: «Цершеллен!» Как ни тихо открылась плита в потолке, обе зловещих твари встрепенулись и уставились прямо на невидимок. Но затем они, видно, решили, что к ним крадётся начальство с проверкой. Амалия ещё быстрей заработала кистью, а Беттина фон Краймбах-Каульбах с такой энергией принялась швырять помёт, что обычная точность изменила ей. Увесистый зелёный блин, перелетев через цель, врезался в голову Амалии, заляпав и этюд, и художницу. Через секунду обе птерокурицы слились в воющий клубок клювов и лап. Мышь, спасая свою жизнь, ринулась на крюк, причём успела выхватить из машинки последний лист. Но сама машинка была растоптана в пыль. С удовольствием убедившись в этом, мышь насадила лист на крюк, повисла сама, спрятала голову в крылья и уснула. А давящиеся от смеха Аксель и Кри вывели комиссара в холл, и плита закрылась за ними.

Наверное, дети расхохотались бы теперь во весь голос, но Хоф, наслышанный об Элоизе, предостерегающе помотал головой, указав на дверь приёмной. Затем он заглянул в бездонный колодец и, подойдя к парадному выходу из замка, осторожно коснулся массивной дверной ручки. (Она была сделана в форме известного уже чудовища – старшего духа, как сообразил теперь Аксель.) Бесполезно! Комиссар потянул сильнее, изо всех сил – то же самое. Хоф вернулся к детям, и невидимки устремились в тёмный коридор. Пройдя пару поворотов, комиссар вполголоса скомандовал:

– Стоп!

Аксель и Кри непонимающе уставились на него.

– Большой Внесобачий Совет продолжается, – пояснил Хоф.

– Как? Здесь? Почему? – хором спросили дети.

– Потому что в вашей комнате могут подслушать!

– Но вы же сами хотели… – начал Аксель.

– Я это сказал на случай, если всё, что говорится внутри Шворка, записывается на плёнку. Ни о чём важном ни в одной комнате этого логова говорить нельзя!

– Но Пралине… – начала Кри.

– А почему я должен ему верить?

Дети молча переглянулись. Было ясно, что комиссар прав.

– Тем более что мечтает это милое существо лишь об одном, – быстро и тихо продолжал Хоф. – И это очень важно! Это пригодится, когда я буду допрашивать Фибаха… Не перебивайте, дорога каждая секунда! Да, допрашивать, и как можно скорее, пока не прибыл главарь. К этому моменту профессор должен расколоться…

– Расколоться? – непонимающе повторил Аксель.

– Признаться! – шепнула ему Кри. – Какой ты глупый, Акси!

– Нет, он умница, – возразил комиссар. – Ты вот догадалась запоминать заклятья? А твой брат запомнил… и, надеюсь, это поможет мне незримо присутствовать на обеде в Гобеленовой комнате. Я бы с удовольствием нанёс визит герру профессору прямо сейчас. Но вы говорите, он болтун…

– Ещё какой! – с жаром воскликнул Аксель.

– Фантастический! – поддержала Кри.

– Вот поэтому я пойду на риск и буду ждать чуть ли не сутки, чтобы послушать его в свободной, так сказать, творческой обстановке. Он обязательно наговорит лишнего, особенно если вы начнёте им восхищаться…

– Можете не сомневаться! – радостно заверил Аксель.

– Уж мы начнём! – поддержала Кри.

– А в нужную минуту мы его припугнём его же речами, – кивнул Хоф. – Вряд ли у главаря нрав мягче, чем у Пралине, а? И уж он не погладит профессора по головке за длинный язык! Тот и так, судя по всему, наделал дел. Сначала Шворк, потом вы…

– Но, может, если он нас поизучает, ему простят Шворка? – предположила Кри.

– Сомневаюсь я, что у него что-то выйдет с вами. А главное, вы притащили сюда одного полицейского… Надеюсь, это станет последней каплей, и наш Фибах начнёт заботиться не о планах шайки, а о своей собственной шкуре. Планы же у них явно нешуточные!

– Почему вы так думаете, господин комиссар? – тревожно спросил Аксель.

– Можешь говорить мне «ты» и звать меня «Отто», – улыбнулся тот. – Не стесняйся, ты это заслужил. Почему я так думаю? Ну а зачем иначе им этот печально известный и отовсюду изгнанный доктор биологии? И, кстати, за что он был отовсюду изгнан? Постарайтесь это выведать… По-видимому, люди здесь не частые гости и сильно раздражают всех этих духов. О, это будет большое дело! Очень большое. Может быть, даже самое большое в моей жизни… если я сумею его завершить.

– Ну конечно, сумеете… сумеешь… Отто! – убеждённо воскликнул Аксель.

– Не будь так уверен, мальчуган, – мрачно покачал головой Хоф. – Во-первых, раньше в моём распоряжении был огромный полицейский аппарат… что это?

Из тьмы со стороны холла донёсся скрежет, от которого у Акселя знакомо и готовно заныли зубы. Не дожидаясь, пока послышатся лязг доспехов и вопли тревоги, он толкнул остальных участников Большого Внесобачьего Совета к стене и торопливо напомнил комиссару один из эпизодов своего невероятного, пёстрого рассказа.

– Ночной Дозор? – поднял брови Хоф. – Что-то знакомое… Где же я о нём слышал? Любопытно будет взглянуть! Но раз они всё равно нас не заметят, продолжим покамест. Итак, прежде у меня было много помощников, а за спиной моей – федеральные законы. Но для волшебного мира законов не написано, духа, как вы понимаете, не арестуешь и на скамью подсудимых не посадишь. Зато сам он может нам сделать много чего! И это, увы, ещё не главная проблема…

– А что же может быть хуже? – недоумённо пожал плечами Аксель. – Когда мы выберемся отсюда, ты расскажешь всё начальству, оно расскажет судьям, и те напишут нужные законы, ведь правда? А там, глядишь, найдётся и какой-нибудь способ справиться с духами! Вот мы с Кри ещё не совсем взрослые, допустим, но уже за один вечер выучились немножко колдовать… Верно, Кри? (Та яростно закивала).

– Ох, дорогие вы мои школьники, – тяжело вздохнул Хоф, качая головой, – как же вам хочется стать взрослыми… Мало вы ещё знаете о взрослой жизни. Ну, во-первых, с чего вы взяли… Молчите!

Из-за поворота вынырнула уже знакомая детям фантастическая процессия с копьями, аркебузами и факелами. Она грохотала мимо, горланя: «Заходи! Окружай! Оцепляй!» И оба кавалера – чёрный и белый – вновь бормотали о том, что надо бы поговорить, да не о чем, и что трёхсотлетний сон – это не шутка. И носильщики опять, надрываясь, волокли помост.

– Определённо я их всех где-то видел… – пробормотал Хоф, когда безумная команда скрылась за поворотом. – Что ж, может, и вспомню… Если наш коридор и впрямь замкнутая спираль, они ещё не раз пройдут мимо нас, стоит нам заболтаться. Но вас могут хватиться в любой момент! Итак, ваша задача: выведать у Фибаха побольше, а затем сразу же заманить его под любым предлогом в вашу комнату. И там уже в дело вступлю я! Вопросы?

– Вы хотели объяснить нам про самую главную проблему… – напомнил Аксель.

– Сначала узнаем всё, что можно! – решительно сказал Хоф. – Да и времени сейчас нет. Теперь вот что: со мной больше не разговаривать, и из невидимок не расколдовывать! Даже когда я буду допрашивать Фибаха. И особенно тогда! Если у вас возникнут проблемы, я сам вмешаюсь. Поняли?

– Да… но… – запинаясь, начал Аксель.

– Помолчи! Кри, ты согласна ночевать в отдельной комнате, если я там буду тоже?

– Х-хорошо, – прошептала Кри. – А… а нельзя нам всем троим спать в одной комнате?

– Лучше не надо! Когда увидят, что каждый из вас остался один, то, может, не будут так внимательно следить за вами. Да и вы не ляпнете лишнего друг другу… Закажешь мне ширму, матрац и бельё, словно бы для Акселя. Он немного полежит на всём этом, пожалуется, что жёстко спать, встанет и уйдёт к себе. Не сидеть же мне и впрямь у тебя в туалете… Так. Судя по моим часам – два ночи.

– Уже два! – ахнул Аксель. – Мы утром не встанем…

– Встанете как миленькие, – успокоил его комиссар. – У вас нервы на взводе… Что тебе, Кри?

– А можно, я… можно, я тоже буду звать вас «ты» и «Отто»?

– Ну конечно! А теперь – последняя просьба. Лично к тебе! Перед сном закажешь сытный ужин, словно у тебя аппетит разыгрался. Что-то для виду съешь, а остальное оставишь мне на завтрак. Я его незаметно съем к утру… по кусочку.

– Как вы… как ты только успеваешь продумать каждую мелочь! – в который раз подивился Аксель. – И ещё будь это преступники… а то – духи. Словно ты всю жизнь ловил не людей, а их!

– Вообще-то это секрет, но тебе я скажу, – улыбнулся Хоф. – Я просто мысленно заменил одних другими, чтоб не скучать. Кстати, о духах: Пралине больше не вызывать!

– Почему? – жадно спросил Аксель. Он уже почти решил, что станет не математиком, а полицейским, и будет работать у Хофа. И старался уже сейчас учиться ремеслу!

– Да потому, что кто не прислуга, тот хозяин! И мало ли что прикажет… А главное – он может меня разглядеть и невидимого. Фибах вряд ли это сумеет, но такая тварь куда опаснее…

«Гений, – заключил Аксель. – Ну почему я сам до этого не додумался? А?»

– Всё! Расколдовывайтесь! – нетерпеливо скомандовал Хоф. – Дозор прошёл, и не надо показывать тем, кто, может быть, караулит вас у ваших дверей, что вы умеете исчезать. Я иду следом!

– Райбе Ауген! – произнёс Аксель, щёлкнув пальцами. И возник из тьмы. Но Кри не появилась рядом, как это было, когда колдовал Пралине. Девочке пришлось повторить заклинание самой, чтобы обрести плоть и кровь. Дети решили, что ещё подучатся у крокодиломакака, если уж придётся с ним столкнуться, и двинулись вперёд, часто оглядываясь. Но видели только тьму. И всё же становилось как-то легче при мысли, что она скрывает друга!

Вдруг до их ушей донёсся невероятный гвалт. Вопили мужские голоса, копья уже не скребли, а лязгали, слышалось пыхтенье и – почему-то – детский плач. Но всё перекрывал громовой бас чёрного предводителя (наверное, это и был капитан Баннинг Кок?): «Вот оно! Лови… Не стр-р-релять! Перестр-р-реляем др-р-руг др-р-руга! Пикой колите! Пикой!» Акселю и Кри пришлось опять стать невидимками, да вдобавок припустить рысью, чтобы нагнать Ночной Дозор и понять причину переполоха.

Увы, последнее было не так легко! Вместо марширующей колонны перед детьми в призрачном свете факелов металась обезумевшая толпа. Люди сталкивались лбами, гремя стальными шлемами, роняли свои громадные копья (причём каждый раз стены сотрясал вой пришибленных соседей), что-то ловили растопыренными пальцами в воздухе… А посреди всеобщей свалки громоздился брошенный помост, и на нём, сурово и неподвижно глядя поверх голов, высился знаменосец. Рядом с ним стояла девочка в белом, с распущенными волосами, и вовсю рыдала. Из носа у неё текло, глаза закатились, но маленькая ручонка по-прежнему крепко сжимала пакетик жевательной резинки.

– Кошмар! – ахнул Аксель. – Кри, кого они ловят?

– Левее знамени… В воздухе, – шепнул ему в ухо голос комиссара. Мутно-белёсый Хоф снова был рядом! Аксель напряг глаза и увидел в воздухе какие-то тёмные кривые капли, которые слегка светились в темноте. Их было три – веером, и рядом – ещё три, и они то подпрыгивали под низкими каменными сводами, то ныряли вниз, постепенно выбираясь из толпы. Мальчику почудилось, что где-то он эти капли уже видел, только где? Вот белый кавалер попытался ткнуть их пикой, но тут же получил от кого-то невидимого жестокий удар в лицо и, уронив оружие и шляпу с перьями, покатился по полу…

– Вперёд! На прорыв! – скомандовал Хоф. – Вдоль стены!

Крадучись вдоль стены, перебегая и приседая, они миновали поле битвы, хотя Акселю очень хотелось задержаться и потрогать хоть одну аркебузу. Но надо было держать за руку Кри и заслонять её от дерущихся! Хоф же старался не терять из виду странные капли, которые, очутившись в безопасности, приземлились и, будто две жабы, запрыгали вверх по коридору.

– Упустим! – прошептал он мальчику. – Чёртова темень!

Тот быстро пробормотал: «Хёллехелле!» – и на стенах вспыхнули факелы. Стало светло как днём, и оказалось, что все уже стоят перед комнатой Акселя. Чуть дальше виднелась такая же, монастырского вида, дверь – видимо, спальня Кри. Чёрные капли явно встревожились из-за неожиданного освещения. Они как-то судорожно и гадко скрючились, словно два трёхлапых паука, а затем из воздуха возникла Элоиза. Капли оказались когтями на её лапах. Птерокурица разинула пасть, зыркнула глазками во все стороны, пытаясь понять, кто зажёг свет, и исчезла. Но когти остались и замерли, выжидая.