Текст книги "Аксель и Кри в Потустороннем замке"

Автор книги: Леонид Саксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА XIII. ВЕЛИКИЙ ЗВЁЗДНЫЙ

Аксель, Кри и профессор, разинув рты, глядели в пустоту, не веря спокойным, по-змеиному шипящим звукам голоса. В глазах мальчика стояли восхищение и ужас, в глазах девочки – ужас и восхищение, а в горящих глазках Фибаха, очень похожего сейчас на своих цыпочек, – просто ужас. Зато какой!

– Скажешь, что ты уже разобрался со Шворком, – продолжал комиссар. – Осталось провести пробный полёт с тобой и детьми на борту. Между прочим, это и впрямь было бы неплохим испытанием верности пса… Но испытание не состоится, так как зловредные дети склоняют Шворка к измене! Скажи, что ты уничтожил обоих, а пуделя заставил помогать. Чтоб образумился! На деле же ты отпустишь Акселя и Кри и вернёшься… Как, неплохо?

– Да вы не поняли! – взвизгнул Фибах, мечась по комнате, как крыса в западне. – Он может просто запретить мне это! Услышит отчёт о бегстве собаки и запретит… Или использует запасной вариант, а я попаду в немилость! Не рискуйте же мною из-за каких-то сопляков!

– Оттянуть отчёт! – рявкнул Хоф.

– Невозможно! Вы не знаете Штроя!

– Тогда выкручивайся сам! Придумывай что хочешь! И помни: если дети улетят ещё до вечера – награда превзойдёт твои ожидания… Сделаю тебя старшим духом, когда мы тут всех убъём, и будешь как мой заместитель командовать новой Землёй! Но если с их голов упадёт хоть волос…

Фибах оцепенел. Такого он и впрямь не ожидал услышать.

– Да что в них такого, в этих?.. Простите, Ваша Вечность! Я совершу невозможное, лишь бы угодить вам! А сейчас… ещё раз простите, но я должен идти… приветствовать…

– Приветствуй, – разрешил комиссар. Фибах кинулся к двери. – Стой!

Профессор втянул голову в плечи и покорно повернулся.

– Вот таким ты мне больше нравишься… Я бы и сам поприсутствовал при твоём отчёте, – медленно произнёс Хоф. – Но Штрой может меня обнаружить…

– Непременно обнаружит! – с жаром заверил Фибах. – Он говорил, что чует чужого звёздного духа за сто миль… если у вас нет особой защиты!

– Защита есть, – обронил комиссар, – но рисковать ни к чему. И доверять тебе так сразу – тоже. С этой минуты всё, что видят и слышат брат и сестра Реннеры, буду видеть и слышать я. Возьмёшь мальчика с собой на отчёт…

– Штрой не позволит! – захлебнулся Фибах. – Он решит, что я сошёл с ума!!! Ещё никто… даже старшие духи… даже сам Главный Диспетчер…

– Как ни странно, я это знаю. Но кто тебе велит его показывать? Наоборот, ни в коем случае! Спрячь его где-нибудь поблизости, чтобы он всё видел и слышал. Человечка-то Штрой, я думаю, не чует так обострённо? А если и почует, скажешь, что он тебя дожидался.

– Человечка? Честно говоря, сам не знаю… – пробормотал Фибах. – Подобных случаев у меня с ним не было… Я слышал, что есть специальные заклятия от подслушивания, которые обнаружат даже муху. Если он их использует…

– Брось, профессор! Кого ему здесь бояться? Это приказ! А теперь иди, но не слишком быстро… Мальчик догонит тебя.

Фибах неохотно поклонился, метнул на Акселя полный ненависти взгляд и ткнул пальцем влево. Аксель понял, что надо идти за ним не к холлу, а в противоположном направлении – вверх. Судя по тому, что дверь за Фибахом приоткрылась, Хоф проверил, не подслушивает ли учёный муж снаружи. А затем в ушах детей раздался долгожданный – но теперь уже человеческий! – шёпот:

– Прости, Аксель, что впутываю тебя в опасное дело, но я не верю этому негодяю! Он может выдать нас в любую секунду, а твоё присутствие его хоть немного удержит. Я тоже буду рядом, но пригрозить этим Фибаху, как ты, наверное, понимаешь, не смогу…

– Почему? – перебила Кри.

– Тем сильнее будет его искушение предать! Если Штрой сразу уничтожит меня, пришедшего ему прямо в руки, у Фибаха будет надежда вывернуться. А вдруг я здесь один? Кроме того, с мощью Многоликого он уже знаком, я же для него – тёмная лошадка. Очередной смертник… А вот если я неизвестно где, но в то же время поблизости – я ещё, может быть, смогу наказать его за измену! Надеюсь, не предаст… Он так много разболтал, а я столько посулил ему… Ты, конечно, вправе отказаться, Аксель, только я, честно говоря, думаю, что терять тебе нечего!

– Ты прав, – сказал Аксель, стараясь придать голосу твёрдость. – Тем более, что не ты меня, а я тебя впутал во всё это. Идём!

– Я тоже с вами! – застонала Кри, озираясь сквозь слёзы. Ей было одинаково страшно оставаться и идти. Первый страх, вероятно, победил бы, но комиссар не дал ему на это времени.

– Нет! Для тебя есть особое задание! Может, самое важное… Беги к Шворку… вернее, иди – спокойно и незаметно. Если остановят, сошлись на Фибаха! Поговори с псом. Включи ему речь. Только чтоб никто не подслушал… Это будет первое, что ты спросишь – нет ли у него защиты от подслушивания… Постарайся понять, готов ли он бежать отсюда ещё раз, и что для этого нужно. Словом, на чьей он стороне? Скажи, что профессор хочет убить этими Смертями и вас с Акселем, и свою бывшую жену, и всех людей! Про жену упомяни обязательно, пёс, видно, не забыл её… Скажи, что, если он нам поможет, мы найдём его прежнюю хозяйку, а Фибаха обезвредим, и он будет Шворку больше не страшен! Вообще выведай о пуделе всё, что сумеешь… Можешь назначить побег этой же ночью. Повтори мне всё!

Кри торопливо повторила, дрожа, но ничего не упустив. Аксель посмотрел на неё с гордостью. У кого ещё такая сестра! Дженни бы на её месте превратилась в слёзную лужу… или нет?

– И последнее… Сюда не возвращаться ни в коем случае! Особенно если в пути будут приключения. Останешься внутри пса. Мы придём, как только сможем. Если до двух… нет, до часу ночи нас не будет – беги одна. Нет-нет, плакать и обниматься некогда! Вперёд!

И все трое устремились к двери.

Кри поскакала вниз, как мячик, но у поворота опомнилась и пошла медленнее. Аксель с тоской оглянулся на неё. Мысли мальчика, как ни странно, были прикованы сейчас к ней, а не к самому грозному испытанию, которое ожидало его впереди. Что-то с ней будет? И не в час ночи, а через час? Через минуту? Он вдруг опять почувствовал дурноту, как в день похищения Кри. И опять твёрдая рука – на сей раз невидимая – взяла его за локоть, и твёрдый голос сказал:

– Осталось немного, Аксель. Чем бы всё ни кончилось… Соберись!

Они нагнали Фибаха метров через двести. Тот был уже не в халате и шлёпанцах, а во фраке с галстуком-бабочкой и ковбойских сапогах со шпорами. Сверкнув очками на Акселя, он молча сделал отстраняющий жест и торопливо пошёл вверх по угрюмому тёмному коридору. Ещё минуты через две впереди послышались тошнотворный скрежет и вопли: «Заходи справа! Огня сюда! Там кто-то прячется!» Но Фибах на сей раз не обрадовался своей выдумке, и уж подавно не стал прятаться. Грязно выругавшись сквозь зубы, он щёлкнул пальцами и пробормотал заклятие. Голоса смолкли, а вместо них послышался странный нарастающий свист, словно падала бомба с самолёта. Секунду спустя из-за поворота выехала, стоя вертикально, картина «Ночной дозор». Она выглядела точно так же, как на стене в Гобеленовой комнате. Молча проехав мимо профессора, опешившего Акселя и невидимого Хофа, почти оригинал Рембрандта устремился по коридору вниз, видимо, возвращаясь в королевские покои. На душе у Акселя стало чуть легче: теперь патруль ничем Кри не помешает…

Внезапно Фибах остановился. Он резко обернулся к Акселю и, опустив жилистые руки ему на плечи, – словно ему ужасно хотелось вцепиться мальчику в горло! – хрипло сказал:

– Ты в самом деле не знал про заговор Вселенной Хас?

– Н-нет, конечно… – пробормотал Аксель, но не отвёл взгляда. – Мы ведь только дети!

– Дети… Хороши детки! – прошипел Фибах. Он явно хотел добавить ещё много чего, но вспомнил, что за ним может наблюдать зловещий Тратануз, Отец Отчаяния и Белый Глаз Меданарфа. Самому профессору вполне подошла бы в данный момент роль Сына Отчаяния, а уж если какого-нибудь отца – то это был бы Отец Бессильной Злобы.

– Будешь слушаться меня, – оскалился он, неохотно отпустив Акселя. – Беспрекословно! Спрячешься, где я скажу, и ни звука! Иначе…

Резко повернувшись, он устремился вперёд, мало заботясь, поспевает ли за ним мальчик. Акселю пришлось перейти на бег. Впрочем, бегал он отменно, и не Фибаху было по силам его утомить. Каменная спираль вела всё вверх. Судя по размерам скалы, в которой находился замок, они уже давно должны были выйти за её пределы и находиться сейчас высоко в небе. Аксель подумал, что никогда не сможет привыкнуть к чудесам Свёрнутого Мира. Ну как, скажите на милость, внутри маленького яблока можно спрятать большое?

Вдруг стены коридора разошлись, и над головами бегущих посветлело. Ещё шаг – и мальчика ослепили солнце и голубое небо, а в лёгкие хлынул свежий ветер. Все стояли на каменном балконе, который опоясывал большой зал обсерватории. То, что это была именно обсерватория, Аксель понял сразу. Внизу, в семи-восьми метрах под ногами, сверкали линзами мощные телескопы, нацеленные в зенит. Множество непонятных блестящих инструментов, весов и треножников было расставлено между ними. Крыша зала состояла из двух полушарий, усыпанных алмазными изображениями созвездий и сейчас раздвинутых под открытым небом. В углу обсерватории, разумеется, темнел зловещий колодец (впрочем, где его не было? Разве только в Гобеленовой комнате почему-то…). Но внимание Акселя сразу же приковали не телескопы и не мигающие звёзды на потолке, а непонятный предмет на мраморной площадке в центре помещения. Предмет испускал такое же сияние, как беловато-голубая, мертвенная луна где-нибудь над пустыней или в горах. Это, однако, был не шар, а овал, формой напоминающий бутон гигантского цветка. Высотой в три человеческих роста, он медленно вращался вокруг своей оси. И – если приглядеться – на его поверхности переливались золотистые нити, которые делили бутон на лепестки. А по стенам зала сверху вниз, словно капли воды по стенам пещеры, ползли холодные голубые искры огня…

Фибах молча ткнул пальцем в угол балкона, откуда Акселю даже не было видно, что делается внизу, сделал угрожающий жест и по винтовой лестнице спустился к площадке. Но мальчик вовсе не собирался довольствоваться одним только слухом! Он тут же лёг на живот и пополз к перилам балкона, высеченным, конечно же, в форме знакомых чудовищ. Чуть приподнявшись на локтях, он теперь вполне мог видеть всё, что хотел. Судя по шороху слева, то же сделал и Хоф, не пожелавший стоять, несмотря на невидимость. Затем Аксель почувствовал, как к его губам прижался незримый палец, и понял, что это значило: «Что бы ни случилось – ни шороха!»

Профессор тем временем уже подбегал к бутону, и матовый отблеск лёг на его лицо и руки, сделав его похожим на мертвеца. Вот его пальцы коснулись поверхности… погрузились в неё… медленно втянулись туда же локти, плечи, голова… и весь он исчез, словно оплетённый паутиной гигантского паука. Ещё секунда – и чёрная, непроглядная тьма космоса обрушилась на Акселя и Хофа, сверкнув им в глаза бесчисленными звёздами и окутав ледяным холодом! Аксель открыл было рот, чтобы крикнуть, но страшный мороз сковал его челюсти. Он понял, что умирает, – и тут ударила тысячерукая молния, потрясшая своды замка… Яркий, тёплый день вновь нахлынул на дрожащего мальчика. Аксель с трудом поднял заиндевевшие ресницы и глянул вниз.

Лунный бутон исчез! Вместо него по площадке медленно передвигался скрюченный Фибах, толкая перед собой тележку на колёсиках. На тележке стоял громадный цветочный горшок, а в нём высился исполинский колючий кактус. Размерами он не уступал пропавшему бутону и вырос, наверное, в какой-нибудь Мексике, не иначе! Ствол состоял из трёх сочленений: два больших – каждое чуть выше Фибаха – и верхнее, поменьше, словно голова. У среднего сочленения было два отростка, идущих вверх параллельно основному стволу и напоминающих человеческие руки.

– С благополучным прибытием! – скалился Фибах, угодливо наклоняясь вперёд, с риском заполучить в нос рыжий, твёрдый, как сталь, шип растения. – Не желаете ли чего-нибудь бодрящего с дороги?

– А что у вас есть? – живо спросил кактус приятным баритоном.

– Коллекционный коньяк! – вскинул профессор руку с пузатой, тёмной бутылкой, похожей на ручную гранату. – Из погребов баварского королевского дома…

– С удовольствием! – сказал кактус. Фибах уже закатил его под самый балкон, в мягкий полумрак, наклонился к нему и с бульканьем начал лить в горшок жидкость из бутылки. Видно, она была очень крепкой – аромат долетел даже до Акселя. Смотреть ему теперь было неудобнее, зато слышно гораздо лучше.

– Ещё? – спросил Фибах, разгибаясь.

– Спасибо, хватит… С моей печенью лучше соблюдать осторожность. Я не хочу злить моего врача. Садитесь, профессор, и позаботьтесь лучше о себе…

Неизвестно, вложил ли кактус в последние слова какой-то мрачный намёк или просто любезничал, но Фибах предпочёл истолковать его фразу буквально. Он опустился в кресло, и на коленях его прямо из воздуха возник серебряный подносик со скромной одинокой рюмочкой.

– Так Ваша Вечность, стало быть, позволяет себе иметь самочувствие? – игриво хихикнул он. – В таком случае, ваше здоровье!

– Почему бы и нет? – ответил кактус. – Если ваш дух, как я слышал, любитель чая, отчего и мне не побаловаться чем-нибудь? Не облейтесь… Поверьте, мой дорогой, нет ничего полезнее, чем болеть и лечиться. Это приучает нас ценить время, даже когда оно кажется бесконечным! Древние египтяне, как вы знаете, выставляли на своих пирах череп с надписью «Помни о смерти». Здесь я лишён такой возможности, но там, дома, в моей спальне постоянно живёт очередная хорошая болезнь, грозя отнять у меня недельку-другую… А какие они собеседницы! Не все из нас понимают радость болезни, но если вы соберётесь пополнить наши ряды, почему бы вам не быть умнее средней массы? Хотите, я заражу вас проказой? Эта дама ещё умнее бубонной чумы, я столько вынес из общения с нею…

– Э-э… как-нибудь в другой раз, – пробормотал Фибах, чуть отодвинувшись. – Сейчас нет времени…

– Да, вы правы. Главный Диспетчер позвонил мне на Проксиму Центавра и сказал, что ваш пёс сбежал. Я его правильно понял?

– Как вам сказать… – потупился профессор. – Сбежал – это сильно сказано! У моего пуделька повышенная возбудимость…

– У меня тоже повышенная возбудимость, – тихо заметил кактус, – но я вот, в отличие от вашего пуделька, никуда не сбежал. Да и у вас временами чего только не заметишь, однако, если вдуматься в ваши обещания, то вы – сама ответственность. Не так ли?

– Б-безусловно, – сказал Фибах, утирая пот со лба белоснежным платочком, извлечённым из нагрудного кармана фрака. – Но, во-первых, Шворк вернулся! Сам вернулся, заметьте, мы с девочками встретили его на полдороге к дому…

– А где у вас дом? – уточнил кактус без малейшей шутливости. Профессор поперхнулся, но попытался улыбнуться.

– Ну конечно же, здесь! Я больше не представляю себя без этих стен, Ваша Вечность… Да, и во-вторых, я уже разобрался в причине этой небольшой нервозности. Изложить?

– Я бы предпочёл, чтоб вы вообще не нервничали, – вздохнул космический гость. – Но если иначе нельзя, то я очень интересуюсь…

– Вы меня не поняли! – прижал руку к сердцу профессор. – Речь идёт не о моей нервозности, а о мыслях и чувствах нашего пёсика! Понимаете, в своей прошлой жизни он привык, что у него не один хозяин, а два…

– Распространённая привычка! – вставил кактус.

– Согласен! Однако Шворк – простая душа. Он, видимо, соскучился по своей прежней хозяйке, моей супруге. Мне трудно его понять, но собака есть собака. И вот, не найдя моей жены…

– Простите, как вы сказали? – перебил кактус. – Возможно ли, чтобы пёс, специально тренированный на поиск и похищение незнакомых ему людей, не нашёл свою бывшую хозяйку?

– Вероятно, она уехала! Куда-нибудь в Штаты… – злобно сказал Фибах. – И потом, Шворк не хотел чересчур удаляться от меня.

– Так-так…

– Да! И вот, не найдя моей жены, он выбрал себе в хозяйки понравившуюся ему девочку. А та потребовала перенести сюда и своего брата! Смешно, конечно…

– Смешно… – протянул кактус. – Наверное, это последствия гонконгского гриппа, но лично мне история с детьми смешной не показалась! Насколько я знаю собак, они не так просто бросают старых хозяев и не так случайно заводят новых. Особенно если это не простой пёс, а заколдованный… то есть, по замыслу, во всём покорный вашей воле. Итак, замысел провалился! Скажите, профессор, а вы вообще… гм… когда-нибудь почёсывали этого пса за ушами? Выбирали для него мясную косточку? И так далее…

– Вы же знаете, что Шворк ничего не ест! Он питается солнечной энергией от своих ушей-батарей. А что касается всяческих чувств и прочего, то я знал видного учёного – чуть ли не лауреата Нобелевской премии, – который бил своего пса смертным боем, а тот готов был за него разорвать любого встречного!

– В таком случае постараемся не попадаться ему навстречу… А если без анекдотов – вы уверены, что это действительно обычные дети?

– О чём говорит Ваша Вечность? – Голос профессора невольно дрогнул.

– Ну, знаете! Если бы я предположил, что вы способны задавать дурацкие вопросы, то этот был бы из их числа! Брата с сестрой могли использовать враждебные нам духи, кто угодно! И вы ещё шутите… Мальчик, кстати, уже заработал себе почётное прозвище, расспрашивая обо мне… я только ещё не успел выяснить, кого.

– Пралине! – торопливо подсказал Фибах. – То есть, простите… я не знаю его истинного имени. Но это самый неосторожный болтун во всём Лотортоне!

– И поэтому вы не попросили Главного Диспетчера приставить к детям кого-нибудь другого? А хотя бы имена их самих вы знаете? Кто они? Откуда взялись? Я хочу видеть их обоих немедленно! И если это окажутся замаскированные духи, я вас не поздравляю, профессор. Вам придётся тогда вернуться в мир людей, где вам, без сомнения, вручат Нобелевскую премию… если успеют… И так уже из-за ваших деток придётся казнить дурака-диспетчера!

– Что, что случилось? – пробормотал Фибах, со страху скосив глаза.

– Да ничего особенного, конечно… но порядок есть порядок. Распустились тут без меня! Один идиот как раз сидел за пультом, когда ваш любопытный мальчуган летел внутри Шворка и включил телемост. Дежурный – где только его откопали? – даже не знал немецкого! Но, не смущаясь тем, что пёс, а значит, и его гости относятся к моему личному ведению, потребовал у мальчишки отчёта. Кто такой, куда летит на разыскиваемом собачьем существе и так далее… Вы ведь не поручали Главному искать пуделя самому? Ну вот, стало быть, и не их дело, в розыске пёс или нет!

– Разумеется! – с жаром поддакнул Фибах.

– А вот если бы вы его в конце концов не нашли, то уже вы отвечали бы за то, что не подключили нас. Это тоже разумеется… И, не дождавшись ответа, наш болван полез в Шворка сам. Хорошо, что ваш парень вовремя отключил экран, тот ведь мог его и растерзать в припадке служебного рвения! Но уж перепугал наверняка до смерти… Я люблю сам пугать моих гостей. И потом, вы понимаете, чем это могло кончиться? Наш юный друг мог со страху включить в Шворке что-нибудь не то – и светлая память всем троим! А заодно и всему варианту «Бионика».

– Толковый мальчик! – с преувеличенным энтузиазмом закивал профессор.

– Вот и я думаю – не слишком ли толковый для малолетнего новичка? Откуда он вообще узнал о внутренней системе доставки, если сам пёс знает только наружную? Итак, Главному Диспетчеру – выговор за плохую подготовку дежурных. Младшего духа, обслуживающего детей, вызовите, пожалуйста, ко мне в пять часов дня. Самих детей, как я уже сказал, – сюда сейчас же! А основной вопрос будем решать в зависимости от того, кем они окажутся на самом деле…

– Что вы имеете в виду? – выдавил из себя Фибах.

– Да всё то же, дорогой профессор… Вариант «Зевс»! – дружелюбно ответил кактус.

«„Зевс“, – вздрогнул Аксель. – Зевс… Мой бык на пропавшей монете! Все наши несчастья начались с Зевса… Вот совпадение!» И, вытянув шею, свесил голову вниз, чтобы лучше видеть.

– Быкодракон ненадёжен! – с истерической нотой в голосе взвился профессор. И, поставив подносик на кресло, выпрямился во весь рост. – Вы же сами отмечали, что он плохо маневрирует! Это будет провал!

– Не обижайте старину Зевса… Да, он – чисто волшебное животное и, значит, немножко увалень. Но разве лучше будет, если ваш Шворк быстро, как молния, полетит искать ещё каких-нибудь знакомств вместо того, чтобы…

– Но в нём же буду я! Я и ещё двадцать лучших духов! Кто ему позволит?! – перебил Фибах, осатанев. – Мой труд! Мои исследования!! Мои надежды!!!

– Ну-ну, успокойтесь, старина, – сказал кактус по-прежнему терпеливо, но ледяным тоном, исключающим дальнейшие споры. – Я же говорил, у вас нервы не в порядке… А ведь это мне сейчас надо нервничать! Не забывайте, если мы потерпим неудачу, придётся ждать добрых лет пятьсот, прежде чем мы сможем повторить Заклятие Семи Смертей в пределах Лотортона. Раньше волшебному полю не успокоиться! Повторяю вам в последний раз: всё будет зависеть от ваших мюнхенских крошек. Если это враги, то, учитывая, сколько времени они провели с псом наедине… Они могли испортить что-нибудь, наложить любое скрытое заклятие! Вы и сами на моём месте не стали бы рисковать… Кстати, посмешить вас? Вам это сейчас полезно. Главный Диспетчер получит выговор и за Зевса тоже!

– Почему? – жадно спросил профессор. – Я уверен, это чудище вконец отбилось от рук!

– Жаль вас разочаровывать, но дело в ином… Я дал этому дельному, в общем, духу задание готовить Зевса к полёту. И даже в припадке старческой болтливости объяснил, что был такой древнегреческий бог – Зевс. Я рассказал миф, как он обернулся быком и похитил красавицу Европу… С подчинёнными, между прочим, тоже надо и общаться, и ладить, они тогда совсем по-другому выполняют ваши приказы! Увы, наш Главный ничего не смыслит в человеческих мифах и сказках. Он вообразил, будто эти предания как-то повлияли на выбор нами самого быкодракона, а не просто его имени… И решил за три дня изучить всё, что человечество тысячелетиями писало, рисовало, чеканило и лепило о Зевсе-тучегонителе! Чтоб лучше понять, какие умения владыки богов я передал животному. Но я-то имел в виду всего лишь простое сравнение: наш Зевс похищает жизнь на всех континентах Земли так же, как древний бог похитил одну-единственную Европу…

Лицо Фибаха разочарованно вытянулось, а кактус, словно не замечая этого, продолжал:

– И вот, мой заместитель принялся за это бесполезное занятие. Три дня с неба над Альпами дождём сыпались и исчезали во всех наших ста семи колодцах тысячи разных предметов! Книги, рукописи, картины, статуи и монеты с изображениями Зевса и хоть какими-то упоминаниями о нём… Впервые в истории Подземного Мира пришлось дополнительно разворачивать склады Первого Яруса, представляете? На всём земном шаре не осталось ни одного предмета, связанного с владыкой богов, которого не утащил бы наш Главный Диспетчер! И это были бы его проблемы, но второпях он забыл применить Заклятие Копирования и забрал у людей оригиналы. Ограбленными оказались крупнейшие музеи мира, тысячи частных коллекций! Полиция планеты за последнюю неделю просто сбилась с ног…

Слева от Акселя раздался шорох: Хоф явно сделал резкое движение. Но Фибах лишь раздражённо пожал плечами:

– Подумаешь! Пускай ищут… Скоро им будет не до того.

– Ай-яй-яй! – укоризненно сказал кактус. – За кого же вы держите нас всех? Что мы вам – мелкие воришки? Ни один уважающий себя дух никогда ничего не возьмёт у человека, запомните это наконец! Я ведь однажды уже отчитал вас за намерение украсть из музея какую-то знаменитую картину… кажется, Тициана или Рембрандта? И научил, как сделать прекрасную копию. А вы всё не поймёте… Выговор, причём строгий, тут и спорить не о чем! Ну, сейчас-то он, конечно, всё уже вернул в библиотеки, музеи и альбомы…

Теперь уже движение сделал Аксель. Так значит, это не совпадение! Его пропавшая монетка и впрямь была вестником огромного несчастья, нависшего над миром! И погубившего их с Кри… Мысль о том, что два греческих евро возникли из воздуха в его недерлингском альбоме, как банан на тарелочке, не принесла мальчику никакой радости. А ведь ещё недавно бы…

Но даже сейчас, когда его судьба висела на волоске, Фибах мучился в когтях своего самолюбия! При слове «Рембрандт» он метнул взгляд на балкон, понимая, что ещё одна его ложь выплыла наружу. «Неужели он думает, что мне сейчас до этого? Я сразу знал, что он или хотел стащить, или стащил оригинал, а не копию», – с усталым отвращением подумал мальчик. И услышал гнусавый голос:

– Но если… всё окажется в порядке, то мой пёс по-прежнему будет играть главную роль?

– А? Да, конечно… Ну, я думаю, мне пора принять иной вид для беседы с молодыми людьми. Чтобы привыкнуть к земной почве и атмосфере, вполне достаточно получаса!

И кактус взорвался фейерверком холодных голубых искр. Фибах не успел отскочить, так что одна искра влепилась ему во фрачный лацкан и прожгла в профессоре насквозь примерно тридцатимиллиметровую дыру. В неё тут же со свистом устремился воздух, и Фибах, морщась, заткнул её платком. Над горшком вместо кактуса поднялась высокая тень, от которой сразу же отделилась тень поменьше. Тени с каждой секундой становились всё чётче, словно выходя из тумана. Ещё минута – и из горшка на пол шагнул высокий человек в мятом костюме конторского служащего. Тёмный пиджак и брюки, мышиный жилет, блёклые рубашка и галстук, старомодная высокая шляпа-котелок. «Чарли Чаплин» поднял голову, и Аксель увидел его лицо. Кроме глаз, в нём не было ничего примечательного. Бледная, слегка морщинистая физиономия скучающего туриста, случайно вместо Лондона или Монреаля оказавшегося в крохотном городишке. Купил в местной лавчонке пару лежалых сигар, которые, подумав, он выбросит в вокзальную урну, сфотографировал дерущихся перед мэрией собак и ждёт поезда. Но глаза были ужасны! Или… прекрасны? Они были огромными, как у стрекозы, сплошь чёрными, без белков и зрачков, но не мёртвыми и пустыми. В них словно мерцала мелкая звёздная пыль. Навстречу переносице, то и дело меняя направление и скорость, плыли созвездия, галактики и туманности, будто видимые в иллюминаторах космического корабля.

Вторая тень, поменьше, отошла от старика метра на три и спокойно уселась в возникшее из пустоты кресло. Поражённый Аксель увидел мальчика – судя по всему, своего ровесника. Но, кроме возраста, у детей не было ничего общего! Мальчик уронил на грудь лицо красивой мраморной статуи и наполовину прикрыл глаза. В отличие от глаз Штроя, в них стояла сплошная тьма, без звёзд и движения. Он носил белый атласный костюм средневекового принца. Вся его одежда переливалась золотым шитьём, у пояса висел небольшой кинжал в драгоценных ножнах. На лоб была низко надвинута белая шляпа с широкими полями и плюмажем из страусовых перьев, а из-под неё падали на плечи длинные светлые локоны. Скрестив под креслом ноги в белых чулках и туфлях с бантами, мальчик застыл, словно восковая фигура.

– К… кто это? – откашлявшись, спросил Фибах, не менее поражённый, чем Аксель. – Ваш личный дух?

– Почти… Небольшое новшество. Вы же знаете, я без этого не умею, – усмехнулся старый турист. – Но об этом позже. Давайте сюда детей, профессор!

И тут в голове Акселя вспыхнула паническая мысль: «Кри! Она же не успеет! А ведь это, наверное, единственная надежда – Шворк… Задержать их! Любой ценой!» Но что он мог сделать? При виде виновника всех его несчастий мальчика захлестнула бессильная ярость. Н-ну, погодите! Он сейчас покажет всем этим звёздным кактусам и дырявым профессорам!

– Э-э… они поблизости. Я мигом, – заверил Фибах. – Но… вы не могли бы меня заткнуть? Сквозит…

– Да-да, простите… – Штрой мельком глянул на дыру во фраке, и она исчезла, а платочек порхнул назад в нагрудный карман. Фибах повернулся и, сутулясь, начал подниматься по винтовой лестничке. Тогда Аксель пружиной вскочил на ноги и, стряхнув невидимую руку Хофа, которая пыталась его удержать, кинулся по ступеням вниз. Он с наслаждением толкнул профессора в грудь, и тот, отшатнувшись, упал на колени, проехав на них метра два. Ещё несколько прыжков – и Аксель уже стоял перед проклятым Штроем, потрясая у самого его носа сжатыми кулаками.

– Отдайте мою монетку! – во всё горло закричал он, так что разные астрономические инструменты вокруг тревожно зазвякали. – Сейчас же!

Штрой медленно поднял брови, не изменившись более ни одной чертой белого старческого лица. Затем запустил худую длинную руку в жилетный карман, порылся там, что-то нашёл и протянул Акселю, блеснув ему в глаза огромной запонкой-карбункулом.

– Она?

– Да! – сказал Аксель. И жадно схватил два греческих евро с изображением женской фигурки на быке – вещь, которую он ненавидел больше всего на свете. Медленно оглядел монету с обеих сторон, словно сомневаясь, нет ли тут обмана, и спрятал в карман. – Она самая!

– Так ты, значит, и есть Спросивший Смерть? – медленно вымолвил Штрой и сел в горшок, тут же превратившийся в кресло. – Ну что ж, это, пожалуй, ещё слишком невыразительное прозвище…

И он жестом предложил Акселю занять кресло Фибаха. Сам профессор переминался с ноги на ногу у лестницы, потирая ушибленное колено. Несколько мгновений старик и мальчик молча глядели друг на друга.

– Любишь деньги? – с любопытством спросил наконец старик.

– Очень! – воскликнул Аксель и решил даже облизнуться. «А может быть, стать актёром? – мелькнуло у него в голове. – Кажется, это не так уж трудно…»

– Прими наши извинения, – сказал Штрой. – Мы случайно забрали твою монетку. Как вышло, что ты нас подслушивал?

– Это я его привёл, – торопливо сказал Фибах. – Простите, я думал, что он может понадобиться. Только ему было велено ждать в коридоре, ну а он… дети есть дети!

– А больше вы никого с собой не привели, надеюсь? – грозно начал Многоликий, но тут же оборвал себя. – Впрочем, я сам виноват… Что ты скажешь? – обратился он к мальчику в белом. Тот очнулся, поднял мраморную маску лица с пустыми чёрными прорезями глаз и ответил голосом Штроя:

– Сейчас никто не подслушивает.

– Хорошо. Следи… – И он повернулся к виновнику переполоха. Тот хотел что-то сказать, но не успел. Из глаз Штроя на Акселя хлынула мерцающая бездонная тьма, которая мягко обволокла его и усыпила на несколько мгновений. Прежде чем он стряхнул наваждение, Великий Звёздный задумчиво сообщил Фибаху:

– Поздравляю, профессор: это не дух! И не земной волшебник. Но всё-таки что-то с этим мальчиком не так… Только я не могу понять, что. Думаю, к вечеру разберёмся…

– Но если ЭТО не опасно, – осторожно сказал Фибах, бочком придвигаясь ближе, – то я мог бы завтра утром провести со Шворком пробный полёт в атмосфере?