Текст книги "Судьба Илюши Барабанова"

Автор книги: Леонид Жариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Зачем?

Врангель заметил барабан, подошел к нему и стал читать вполголоса истертую надпись на медной табличке: «Десятый ингерманландский имени Петра Великого стрелковый полк».

– Потеха, – сказал Врангель, увидев драный бок барабана. Перевернул барабан кверху дырой, грузно сел на него и с грохотом провалился. Болтая ногами, он закатился от смеха, а ребята никак не могли его вытащить.

– Шут гороховый, инструмент испортил! – И Варька шлепнула брата по затылку.

– Он же был порватый…

– Молчи, гад… Умеешь только сараи поджигать.

– И к буржуям подлизываться… – добавил Илюша.

Наконец Врангеля вытащили из барабана, и он сел верхом на балку. Настроение у него было веселое. Он с насмешкой наблюдал за Степой, который мучительно искал «волну», чтобы извлечь хоть какой-нибудь звук из своего говорящего радио.

– Степка, сколько дашь, чтобы я закинул твой ящик?

– Смейся, смейся, а я все равно поймаю музыку, – добродушно отозвался Степа и вдруг радостно воскликнул: – Тише!.. Вот, берите слушайте! – И сунул ребятам наушник.

Но никто ничего путного не слышал. Наконец Илюше удалось уловить обрывки речи. Сквозь гудение и треск он разобрал слова: «Всем… всем… говорит…» Затем снова донеслись гул и свист.

– А я слыхал, как сказали «Москва», – хвалился Левка.

Прижав к уху черную трубку, Илюша искал острием иглы потерянную волну. И вот она зазвучала снова. Ребята замолчали, чтобы не мешать ему.

Далекий голос говорил о чем-то, Илюша уловил, что речь шла о международном признании рабоче-крестьянской страны, о приглашении советских делегатов на какую-то Генуэзскую конференцию и о долгах, которые надо платить за царя Николая.

– Ну, что там? – теребили ребята Илюшу.

– Гады они, и больше никто… Царь денег себе нахапал, а рабочие должны отдавать.

– Учитель рассказывал нам, – вступил в разговор Левка, – что буржуи съехались на какую-то конференцию, в общем на собрание, и требуют, чтобы мы туда денежки привезли. А дулю они не хотят?

– Где эта… конференция? – спросила Варька, как будто собиралась поехать туда и поговорить с буржуями. – Жалко, нельзя по Степкиному ящику сказать им: должны, не спорим, отдадим не скоро. Мне вон Бориска две лепешки должен и то не отдает. А тут…

Продолжая слушать, Илюша на миг оторвался от наушников и скороговоркой сообщил ребятам:

– Требуют, чтобы сам Ленин приехал на Генуэзскую конференцию…

– Не пустим Ленина. За него Чичерин поедет, – сказал Левка.

– Почему Чичерин? – спросил Кащей.

– Потому что буржуи давно собираются Ленина убить. Уже стреляли в него.

– Да еще ядовитыми пулями.

– Не боимся никаких пуль, – не соглашался Егорка. – Заграничные рабочие, все, как один, заступятся за Ленина.

– Все равно нельзя ему ехать, – заключил Илюша. – Буржуи знаете как ненавидят нас! Если ты бедный и придешь с поклоном, буржуй ни крошки тебе не даст. А захочешь отнять, он за шашку и скорее руки тебе отрубит, но не отдаст своей собственности. – Илюша покосился на Врангеля и передал ему наушник. – Возьми послушай, сам узнаешь, какие они, твои друзья нэпманы…

Врангель с опаской взял трубку, приложил ее к уху и долго слушал. Ребята ждали, что скажет Врангель. Но он молча положил наушник и решительно поднялся.

– Куда ты? – спросил Левка.

– Дело есть…

– За иконами?

– Нет… Пойду набью морду Гоге Каретникову.

5

С того дня Илюша собирал своих безбожников на чердаке нардома. Они читали книги, потихоньку разучивали песни, ловили по Степиному приемнику голоса из Москвы. Но Илюша думал о другом: как заговорить с ребятами о коммуне, как создать ее, чтобы жить по-новому, как живут в той коммуне, в которую записывает Ленин.

Однажды газеты принесли нерадостную весть: серьезно заболел Ленин. Ребята до дыр протерли газету, читая и перечитывая печальное сообщение о том, как в больнице вынули из плеча Ленина отравленную пулю – она торчала там четыре года и ее трудно и опасно было вырезать. После операции Ленину стало лучше, а потом с ним случился удар – расстроилась речь, перестала действовать рука. Миллионы писем со всех концов республики и со всего мира шли в Москву. В них выражалось сочувствие вождю мирового пролетариата. Писали ему дети, шахтеры, крестьяне, железнодорожники, женщины-работницы, и все желали Ленину выздоровления. Об этом каждый день писали в газетах.

– Если хотим помочь товарищу Ленину, – с волнением сказал однажды Илюша, – то надо создать коммуну.

Слова Илюши озадачили и заинтересовали ребят. Они слушали внимательно, лица у всех были серьезные и решительные.

– Чтобы у нас все было общее, – объяснял Илюша. – Соберем у кого что есть и сложим в одном месте. Захочешь, к примеру, ты, Левка, надеть мою рубаху, бери и носи. Разобьются у Егорки башмаки – надевай мои, не стесняйся.

Ребята молчали, не зная, что сказать.

– А если я свое платье отдам, кто его наденет? – настораживаясь, спросила Варька.

– У кого нет, тот и возьмет, – отвечал ей брат Егорка, – или какой-нибудь сиротке отдадим в детский дом.

– Хитрый… А я в чем буду ходить?

– Чудачка ты, – сказал Илюша. – Платье никто у тебя не отнимет. Оно будет твое и не твое.

– Чье же?

– Общее.

Варька никак не могла понять и не соглашалась.

– Мне его мамка из венчального платья перешила, а я отдам кому-то за здорово живешь.

– Буржуйка ты, – заключил Егорка с обидой, – самая настоящая буржуйка. Заладила: «твое – мое», «мое – твое»… Илюшка что сказал? Это при царе люди так неправильно жили, каждый старался себе заграбастывать. Пора бросать царские привычки…

– Стойте! – воскликнул Левка. – Давайте проголосуем: кто скажет «мое», тот…

– Опять щелчок по лбу? – спросил Илюша, а сам думал, как убедить Варьку.

А та, как назло, не отступала:

– В «Долой монахов!» я записалась, а в коммуну не пойду.

– Почему?

– Вам надо все отдавать… а я воровать люблю.

По Варькиному хитрому взгляду Илюша догадался, что это – каприз. Он знал, что характер у девчонки добрый и стоит поговорить с ней ласково, как она поймет.

– Варя, если ты не понимаешь, то слушай, – начал Илюша. – Раньше, при царе, хозяйчики были. А теперь все народное. И нужно не ломать вещи, всякие загородки или деревья, а беречь. Не выбрасывать добро, а собирать. Не требовать – хочу, мол, и точка, а помогать другим. Сначала голодного накорми, а потом сам ешь.

– Вот ты и покажи, как это надо делать, – неожиданно съязвил Кащей. – Говорить мы все умеем, а ты покажи, какая она есть, коммуна.

Ребята с интересом глядели на Илюшу. Они были на его стороне, но вопрос Кащея заинтересовал всех. А Илюша не знал, как ответить Кащею.

– Ну, чего молчишь? – подзадорил тот.

Лицо Илюши зарделось от волнения. Как сделать, чтобы все поняли, как это красиво – жить коммуной! И вдруг его осенила мысль.

– Хочешь знать? Вот, смотри! – Илюша рванул через голову рубаху и протянул ее Кащею. – Бери!

– Зачем она мне?

– Отдаю в коммуну, на общую пользу. Если хочешь – надевай. Рубаха не моя, она для всех.

Никто из ребят не сказал ни слова. Левка торопливо стал расшнуровывать свои ботинки. Он снял их и поставил на балку, где лежала Илюшина рубаха.

– Принимайте и мои штиблеты в коммуну, – сказал он.

– А ты? – с удивлением спросила Варька.

– Босиком прохожу, – бодро отозвался Левка и, чтобы никто не подумал, что ему хоть капельку жалко своих ботинок, вышел вперед и стал выбивать чечетку. – Так еще легче.

– А зимой?

– До зимы далеко, – беззаботно ответил Левка.

– Тогда и я отдаю в коммуну свое говорящее радио, – объявил Степа и подвинул к Левкиным ботинкам самодельный аппарат.

– Вот и есть у нас коммуна, – радостно заключил Илюша. – Теперь ты понял?

Кащей молчал.

– А я как же? – растерянно проговорила Варька. – Мне сейчас нечего отдать в коммуну.

– Отвыкнешь говорить «твое – мое» и сразу найдешь, что принести, – строго сказал брат.

6

Илюшина мечта так захватила ребят, что уже на другой день собралось столько вещей, что их некуда было складывать – завалили весь угол чердака. Левка где-то раздобыл черный котелок, старинную шапку, какие раньше носили купцы. Степа прибавил к говорящему аппарату валяные опорки, правда чиненые, но еще годные. Егорка отдал свой картуз. Он был без козырька, зато походил на матросскую бескозырку. Кащей приволок старое пальто с облезлым меховым воротником – пригодилось и оно.

Всех удивила Варька. Она отдала на общую пользу новое платье.

Вещи аккуратно расставили в два ряда. Илюшину сатиновую рубаху и Варькино платье повесили на самом видном месте на стропилах, которые украсили зелеными ветками. Над коммуной укрепили красный флаг и сами удивились, до чего получилось красиво!

– Давайте напишем письмо Ленину, – предложила Варька. – Скажем, что у нас есть своя коммуна, и пускай дрожат теперь буржуи!

Ребята с уважением смотрели на Варьку: вот ведь кикимора – никому не пришла в голову такая хорошая мысль, а девчонка придумала. Письмо Ленину! Конечно же, надо написать.

Илюша вынул из-за пазухи тетрадку, у Левки нашелся огрызок химического карандаша, и все задумались: о чем и как писать.

– Ну, чего ждешь? – спросила Варька. – Пиши: «Дорогой дедушка Ленин!»

– Не годится, – возразил Левка. – Что еще за дедушка? Ленин – народный комиссар и вождь пролетариата. Надо писать: «Владимир Ильич, товарищ Ленин!»

– Так взрослые пишут, – не соглашалась Варька, – а мы дети.

Спорили долго, вспоминали строчки из газет, придумывали новые и скоро сочинили длинное сбивчивое письмо:

«Пролетарскому дедушке, Владимиру Ильичу, товарищу Ленину!

Разрешите поздравить вас, то есть вождя рабочих и крестьян! Принимаем тебя в свой кружок „Долой монахов!“, потому что ты скидывал с земного шара метлой попа в черной шапке.

Мы проявляем острое желание сжечь все иконы: если людям не на что станет молиться, они забудут про бога. Но нам сказали, что так бороться нельзя, и теперь мы создали свою коммуну. Собираемся мы на чердаке, потому что сарай наш сожгли скауты, а повсюду разруха и нету целых домов…»

Ребята волновались от слов, которые придумали. Никто не ожидал, что получится складно да так, что станет жалко самих себя…

Закончили письмо бодро:

«Дорогой Владимир Ильич! Просим не ехать на Генуэзскую конференцию к буржуям и не надо платить долги за царя. У нас и так нечего есть, а мы должны чужие долги платить.

Письмо пишем все беспартийные, зато коммунары! Ждем победы над издыхающей кровавой буржуазией!»

– Здорово получается, – восхищенно прошептала Варька.

– Погоди, еще не все, – сказал Илюша. Ему вспомнились слова брата Вани, и он от себя написал:

«Вы не беспокойтесь, Владимир Ильич. Мы подрастем и создадим всемирную Коммуну, чтобы все люди жили дружно!»

– Жалко, марки нету, – сказала Варька.

– Без марки дойдет. Ленина все знают.

Заспорив, ребята так расшумелись, что сторожиха внизу услышала их. Она решила, что на чердаке притаились воры, сказала об этом заведующему клубом Сережке. Он потихоньку поднялся по лестнице к чердачному люку, прислушался к голосам. Его суровое, тронутое рябинами лицо становилось все светлее.

Наконец он поднял крышку люка, влез на чердак и, как гроза, предстал перед растерянными ребятишками.

– Руки вверх! – шутливо скомандовал он. – Вы кто такие?

– Безбожники, – робко отозвался Кащей.

– Я тоже безбожник, но по чердакам не лазаю.

– Нам собираться негде.

– Зачем собираться?

– Бороться, – решительно сказал Илюша.

– Эк, куда хватил. Тебе здесь цирк, что ли?..

Илюше было обидно, что Сережка Калуга опять его не узнал. А завнардомом, не смягчая сурового тона, заметил Степин ящик и спросил:

– А это что за коробка?

– Почему «коробка»? – чуть-чуть обиженно ответил Степа. – Говорящее радио, а не коробка.

Сережка присел на корточки, с любопытством потрогал культяпками Степин аппарат.

– Откуда у вас радио?

– Степка сделал! – выкрикнула Варька.

– Кто из вас Степка?

– Я.

– Гм, слепой… Как же ты такую сложную штуку смастерил?

– Умеючи разве долго? – задиристо ответил Степа.

– Послушай, а для клуба можешь сделать радио?

– Могу. Только у меня проволоки нету.

– Да я тебя с ног до Головы проволокой обмотаю, братка. Знаешь, какое это дело – говорящее радио в нардоме! Со всего города молодежь к нам повалит, понимаешь ты это?

Сережка поглядел вокруг и только тогда обратил внимание на детские вещички, аккуратно выставленные в ряд, и укрепленный над ними красный флаг, стропила, празднично увитые зеленью.

– А это что у вас?

– Коммуна, – не очень смело ответил Илюша.

– Как ты сказал? – переспросил Сергей, еще пристальнее оглядывая бедную детскую одежонку, сложенную в общий котел.

– Коммуна, – повторил Илюша смелее.

Ребята не поняли, почему Сережка отвернулся и вытер культяпкой глаза.

– Вот черти конопатые… – растроганно проговорил Сережка. – Кто же из вас придумал это? Кто закоперщик?

– Илюшка… – похвалилась Варька. – Он из Юзовки, шахтер. А здесь на Солдатской живет, у Дунаевых…

– Постой-постой, – присматриваясь к Илюше, проговорил Сережка. – Я же тебя знаю. Ты Женькин братишка.

– И я вас давно знаю, дядя Сережа, – проговорил Илюша, радуясь, что теперь-то Сережа вспомнит все. – Мы виделись с вами в Донбассе, когда вы еще барона Врангеля ехали добивать. Помните, котелок с кашей принесли нам?

– Скажи на милость, а ведь правда! Только ты, помнится, не один был.

– Брат у меня потерялся…

– А ты как в Калуге очутился?

– Меня Пашка арестовал, чекист. А дядя Женя Дунаев в Калугу послал.

– Почему же ты раньше не признавался?

– Не знаю…

– А я видала, как ты, дядя Сережа, поймал в театре белогвардейца Каретникова, – сказала Варька.

– Мы сегодня Ленину письмо написали, – не удержался Степа, взял тетрадный листок и положил на барабан, чтобы Сережка мог прочитать.

– Правильно написали, – удивленно и радостно сказал тот, пробежав глазами строки детского послания, – молодцы. Значит, вы и вправду коммунары!

7

Слух о ребячьем тайном кружке мгновенно распространился по всему нардому. Лестница гнулась под тяжестью шагов, чердак наполнялся любопытными. Окружив сбившихся в кучу мальчишек, комсомольцы с интересом расспрашивали их о коммуне.

Примчался запыхавшийся Мустай и кинулся к своему другу:

– Илюшка, запиши меня коммуна!

– Очумелые, чердак провалите! – махала руками сторожиха.

Митя Азаров, узнав об Илюшином кружке, тоже прибежал в нардом.

– Да его качать надо, шахтера! – радостно говорил он об Илюше. – Зачем же ты прятался, стрючок этакий? А мы голову ломали, как за пацанов взяться. А тут готовая коммуна. Сколько же вас, огольцов? И девчонка? Тебя как зовут? Варька? Дай пять, Варюха! Будем вместе мировую революцию делать. Хочешь?

– Хочу! – сказала Варька.

Всем понравился смелый ответ Варьки. Комсомольцы глядели на счастливые и смущенные лица ребят, и никто не позволил себе смеяться над любовно поставленными в ряд вещичками первой ребячьей коммуны.

– До чего здорово получается! – не мог успокоиться Митя. – А ну, коммунары, петь умеете? – И, подняв кулак, он хрипловато запел:

 
Вперед, заре навстречу!
Товарищи, в борьбе…
 

Все, кто был рядом, подхватили:

 
Штыками и картечью
Проложим путь себе!
 

Стекла в окнах дрожали от того, как грозно гремела в нардоме боевая, зовущая на борьбу песня комсомола.

Глава двадцать восьмая
ИДУТ ПИОНЕРЫ

 
Взвейтесь кострами,
Синие ночи,
Мы, пионеры,—
Дети рабочих.
 

1

О том, что в Москве появились юные пионеры, стало известно еще весной, но никто не знал толком, что представляют из себя эти отряды и для чего их создают.

В Клубе коммунистов, где теперь собирались Илюшины безбожники, в тесной комнатке было шумно. Из Москвы вернулся Митя Азаров, и ребятам не терпелось услышать новости о первых пионерах.

– Сперва объясню, что означает слово «пионер», – начал Митя, когда ребята расселись на табуретках, а то и прямо на полу, у ног докладчика. – Пионерами называют людей, которые прокладывают новые пути и открывают неизведанные океаны. Рискуя жизнью, они часто гибнут, но не сдаются.

В тишине было слышно, как дышат ребята.

– Пионерами были наши отцы-коммунисты и все революционеры, – продолжал Митя. – Они не боялись ненавистных царских штыков, поднимались на борьбу за свободу, умирали на баррикадах, гнили в тюремных застенках, а также на каторге, где их приковывали цепями к тачкам. Но они свергли царизм и совершили революцию. У этих героев остались дети-сироты. Из них, маленьких пролетариев, комсомол собирает отряды…

Когда Митя сказал, что сынков нэпманов, церковников и бывших скаутов не будут принимать в пионеры, все радостно зашумели, но тут же затихли, боясь пропустить хоть слово из рассказа Мити.

– Пионеры носят на груди красные косынки и при встрече отдают салют. Вот так! – Митя поднял над головой ладонь с вытянутыми пальцами. – Пять пальцев означают пять частей света, где еще стонут под игом капитала угнетенные. Их интересы для каждого пионера выше его личных, и он поднимает все пять частей света над своей головой.

– Ух ты!.. – прошептал кто-то позади Илюши.

– Митя, а-для чего косынки? – спросил Егорка.

– Красная пионерская косынка имеет свой символ, – объяснил комсомольский секретарь. – Ее три угла означают три поколения: коммунисты, комсомольцы и пионеры.

Митя достал помятый листок, развернул его.

– Я тут переписал, когда был в Москве, пионерские законы и обычаи. Слушайте, буду читать. Первый закон: пионер верен рабочему классу и повсюду, где льется кровь, становится на сторону пролетариата. Пионер помнит о порабощенных братьях в других странах и готов бороться за их освобождение…

Докладчик строго посмотрел на ребят и продолжал:

– Перехожу ко второму закону: пионер любит труд. Он не может уподобиться нэпману, который валяется утром в постели и ждет, когда ему будут прислуживать. Пионер первым идет на коммунистический субботник… У нас многие здорово помогают. Вон Илюшка Барабанов зимой дрова грузил и даже руки себе отморозил…

– До свадьбы заживет, – прозвучал чей-то шутливый голос.

– Читаю дальше: пионер честен, скромен и правдив. Он никогда не запятнает пролетарской чести!

Все, о чем рассказывал Митя Азаров, было так ново, что ребята слушали, затаив дыхание: неужели можно жить так красиво?

– Пионер – враг грязи, – продолжал Митя. – Надо следить, чтобы на полу не валялся мусор, клочки бумаги и крошки хлеба.

При этих словах ребята рассмеялись: хлебные крошки были на вес золота, и каждый подбирал их без напоминаний. Митя выждал, пока утихнет смех, и продолжал:

– Пионер каждый день моет руки, шею и уши. Питается организованно, то есть не пьет квасу у торговок на базаре. Грызть семечки тоже негигиенично, – добавил Митя от себя, и его слова вызвали оживление.

– Варька торгует семечками! – крикнул Кащей.

– Сам папиросами промышляешь! – огрызнулась девчонка и показала грязный кулак.

– Насчет папирос и курева разговор особый, – сказал Митя строго. – Пионер не должен курить, потому что он подрывает свое здоровье и этим подводит пролетариат. На него надеются как на бойца, а он из-за курева заболевает и покидает революционный пост!

Мальчишки, которые тайком покуривали, смущенно переглянулись.

– Есть у пионеров закон о религии, – сказал Митя. – Записан он так: пионер не верит в бога.

– Это про нас сказано! – крикнул Левка.

– Не задавайся больно… Я тоже была в кружке «Долой монахов!», – ни с того ни с сего выскочила Варька.

– Тише! Митя, валяй читай дальше.

– Последний закон: пионер все должен делать своими руками, а не заставлять других. Потому что если пользоваться чужим трудом, то это угнетение человека. Понятно всем?

– Понятно! – веселыми голосами отозвались ребята, окружили Митю, загалдели, просили рассказать о Москве. Больше всего поправилось им, что Митя своими глазами видел на улице московских пионеров, которые шли под стук барабана. Илюшины коммунары обрадовались: ведь у них есть свой барабан. И ничего, что он прогрызен мышами, зато он воинский!

2

Дома Илюша поделился новостями с дядей Петей, рассказал о барабане, и дядя обещал починить дырявый барабан.

На другой день дядя Петя действительно пришел в ребячий клуб и, точно доктор, внимательно осмотрел и послушал поврежденный армейский барабан. Окруженный притихшими детишками, он клепал, штопал, подкручивал винты. И когда работа была закончена, все кинулись к барабану, чтобы постучать или хотя бы погладить его гулкие тугие бока. Поднялся такой грохот, что Петр Николаевич заткнул уши.

– Не все сразу, – сказал он. – Становись в затылок, покажу, как солдаты выбивают дробь.

К удивлению и восторгу ребят, Петр Николаевич расстегнул старенький парусиновый портфель и вынул оттуда две барабанные палочки.

– Ребята, – начал он торжественно. – Барабан – не игрушка. Это оружие. Видели вы, как стройно маршируют красноармейцы под звуки барабана? Почему они идут так гордо? Это барабан зовет их. Человек делается смелее, когда плечом к плечу шагают товарищи… Словом, давайте учиться барабанить. Кто первый? Подходи.

Быть может, вышел бы толк из этого первого урока, если бы ребята не толкались, не вырывали палочки друг у друга. Петр Николаевич поднял кверху обе руки.

– Сдаюсь. Так я оглохнуть могу. Выберите старшего, и пусть он отвечает за барабан.

– Илюшку выбираем!

– Если он сам Барабанов, то пусть барабанщиком будет, – отозвался шуткой Егорка.

– Он у нас всегда главный, – подхалимски проговорила Варька и даже погладила Илюшу по плечу. – Дай мне постучать. Я тихонько, – шепнула она.

– Хватит! – отрезал Илюша и запер барабан в шкаф. Ему и самому хотелось научиться выбивать дробь, но порядок есть порядок.

С того дня Илюша всюду, где бывал, не переставал выстукивать палочками: по забору, по деревьям, по ведрам в сенцах.

– Ты что, очумел? – не выдержала бабушка. – Зачем колотишь палками по горшкам да ведрам?

– Барабанить учусь.

– В солдаты собрался?

– В пионеры, – ответил Илюша, боясь, что бабушка догадается, что пионеры все равно что комсомольцы, а к ним она относилась недоверчиво.

– Что еще за пинанеры? По садам, что ли, лазить?

– Нет, бабушка, охранять их.

– Гм, сторожа, значит? – не то спросила, не то заключила бабушка, как видно решив, что между грохотом в барабан и охраной садов есть связь.

Не зря говорится в народе, что любовь к делу – половина успеха. Илюша с таким усердием барабанил, что овладел этим искусством на зависть всем ребятам. Теперь он сам учил других. Все его слушали и восхищались – до чего четко выходило у него. Илюша мог на барабане, как когда-то Ваня на ложках, выбивать комическую дробь, подражать плясовым ритмам, бегу лошади, унылой монотонности дождя.

– Покажи, как гром гремит, – просили ребята.

Илюша вскидывал палочки и, стуча ими, объяснял:

– Сначала солнце светит… А вот подул ветер. – Илюша менял ритм, и было похоже, что нарастает буря и где-то слышны раскаты грома. – На небе тучи показались. А это Илья-пророк едет по небу на колеснице…

…Ребятишки весело смеялись.

– А теперь покажи, как пацаны в чужой сад за яблоками лезут.

– Можно, – согласился Илюша и начал сочинять: – Сад был поповский. У попа была собака, но он все равно боялся, как бы не украли яблоки… Но воришки все-таки залезли. Вот яблоки падают… Попадья с ухватом бежит… А вот это собака гавкает.

– Ну и ловко! Молодец, Илюшка, прямо артист!

3

На старенькой, полинявшей от солнца и дождей двери Клуба коммунистов белел листок бумаги:

«Запись в отряд юных пионеров на втором этаже. Принимаются мальчики и девочки от 10 до 14 лет. Бюро РКСМ».

Отряд! Что-то значительное и таинственное было в этом слове. Невольно вспомнилась любимая комсомольская песня:

 
Под тяжким разрывом гремучих гранат
Отряд коммунаров сражался…
 

Предполагали создать первый отряд пионеров из тридцати человек, но явилось больше сотни. Босоногие, в обтрепанных штанах, в мамкиных юбках, они шумели, спорили.

– Почему меня не хотите записывать?

– У тебя отец служащий. А мы пока принимаем детей рабочего класса.

– А ты куда прешь? В церкви служил…

– Пиши, не разговаривай! – приказал Степа, чувствуя за своей спиной Илюшу и друзей-соратников по борьбе с богом. Уж кто-кто, а Степа завоевал право быть пионером. Это его громкоговоритель стоял теперь в нардоме, и все слушали железную башню имени Коминтерна!

– Степку запиши, – сказал Илюша пареньку. – Он у нас первый коммунар.

Ребята из Острожка боязливо перешептывались:

– А кто такие пионеры?

– Те, кто за Лениным идут… – объяснил Илюша. – Мировую революцию будем делать.

Первыми записали Илюшиных коммунаров. Приняли Мустая, записали Надю Азарову, а по настоянию Варьки – Дуняшу с Солдатской улицы. Правда, она побаивалась признаться, что верит в бога, но Варька поручилась за подругу.

Не обошлось без курьезов. Левка ни с того ни с сего отказался записываться в пионеры.

– Ты что, струсил? – спросил Илюша. Ему было обидно и непонятно: ведь Левка первым записался в кружок «Долой монахов!».

– Трусом не был и не буду, – ответил Левка.

– Тогда объясни…

– Ну вас… Митя говорит: уши надо мыть, драться нельзя. Для чего же тогда кулаки?

Митю Азарова партячейка назначила вожатым. Фрида и Валя стали звеньевыми. На них пионеры смотрели с завистью – на груди у звеньевых пламенели красные косынки.

– Почему нам не выдают? – возмущались ребята.

Пришлось объяснить, что, хотя отряд создан, красную косынку имеет право надеть лишь тот, кто дал Торжественное обещание. К тому же устанавливается испытательный срок – надо показать себя стойким борцом, и тогда повяжут косынку.

4

Через несколько дней отряду вручали знамя – настоящее, воинское, видавшее бури и схватки в боях под Перекопом. Под этим знаменем сражались калужские комсомольцы и в одном из боев погибли все до единого человека. Осталось лишь знамя – вечная слава погибшим героям. Эту славу и передавали первому отряду юных пионеров.

Одна мысль об этом заставляла ребячьи сердца замирать. В клуб пришли рано, украсили стены красными флажками, вывесили портреты Карла Маркса, Розы Люксембург, а между окон – Карла Либкнехта. Илюша написал лозунг, и его прибили на видном месте:

«Пионер, крепко держи в руках, что отцы завоевали!»

Вручать знамя пришли посланцы Красной Армии. Они шагали под звуки духового оркестра и остановились возле Клуба коммунистов. Ребята выглядывали из открытых окон, влезали на спины друг другу, с восторгом смотрели, как двое красноармейцев с винтовками на плечах охраняли знамя в кожаном чехле.

– В одну шеренгу – становись! – скомандовал Митя, и все бросились от окон, выстраиваясь в ряд, тесня друг друга. – Смир-но!

Ребята замерли. В полной тишине красноармейцы внесли знамя. Знаменосец и двое охраняющих стали у окна и замерли у знамени в почетном карауле.

Командир дал знак снять чехол, и все увидели на развернувшемся знамени пулевые пробоины.

– Товарищи юные пионеры! – начал командир. – Красная Армия, которая, будучи полураздетой и полуголодной, победила своих сытых врагов – помещиков и белых генералов, передает вам боевой привет!

Пионеры вскинули руки в салюте. По стойке «смирно» вытянулись комсомольцы. Коммунисты сурово молчали.

– Нас, борцов за коммуну, радует то, что вы, дети рабочих, готовите нам смену. Знайте же, какое знамя вручает вам Красная Армия! Его обагрили своей кровью погибшие герои. Пусть ведет вас это знамя к лучшей жизни, берегите его честь, шагайте с ним по ленинскому пути.

Вожатый, приняв знамя от командира и передав его правофланговому, произнес дрогнувшим голосом:

– Клянемся героям, кто пал в бою под этим знаменем, что будем расти коммунистами! Пионеры, за дело Ленина будьте готовы!

– Всегда готовы! – послышался дружный ответ.

5

Улицу запрудили толпы людей, остановились извозчики.

Все глазели, как от нардома строем шли какие-то сорванцы, четко отбивая такт голыми пятками. Огромный барабан грохал так, что, казалось, тряслась земля.

– Откуда такие?

– Да энти большевики-баламуты…

– Не говори, голубушка, никудышные дети пошли. Подумать только, зубы щеткой чистят, будто сапоги. Сама видала: наберет в рот мелу и елозит щеткой по зубам.

От волнения Илюша сбивался с такта. А тут еще сыпались насмешки:

– Глянь-ко, впереди генерал с голым пузом.

Илюша чувствовал, как в душе у него закипает радостная злость. Он изо всей силы бил колотушкой по барабану. Пусть смеются нэпманы, все равно в глазах у них страх.

Комсомольцы знали, что пионеров встретят насмешками, и нарочно пристроились в хвост ребячьей колонны. Они тоже шагали под звук барабана, а вожатый весело командовал:

– Ать-два, левой! Выше головы, юные пролетарии!

Ребятишки сбежались отовсюду, привлеченные грохотом барабана.

– Кто это?

– Илюшкины безбожники.

Рабочие с гордостью смотрели, как смело шагает их юная смена.

Прочь с дороги, нэпмапы! Маленькие коммунары идут под родным отцовским знаменем. Берегись, бог! Слышишь, как грозно бьет барабан? Дрожите, враги! Там, где отцы были снисходительны, от сыновей не ждите милости!