Текст книги "Человек из-за Полярного круга"
Автор книги: Леонид Кокоулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава тринадцатая
Валя вышла на работу, и дверь в прорабскую уже не закрывалась.
– Ну, что вы сквозняки гоняете, студите помещение? Что у вас не такие чертежи? – не выдерживает Шавров.
– Затерли их, не разберешь, где допуск, где отметка, ваши яснее.
– Вот ведь баламуты, – понимающе улыбался Григорий Григорьевич.
Валя вначале разобралась в чертежах, выяснила, где и на каком объекте ведется монтаж. Основательно прикинула трудозатраты, сверила с титульными списками, с формами, на каких объектах сколько осталось получить денег, где незавершенное производство, на какие работы выписаны наряды, а на какие объекты не выписаны, и делала у себя в тетрадке пометки. Разложила папки по полкам, а чертежи сверяла по месту монтажа. Тщательно изучала каждый наряд. В прорабской ее не было слышно, но все равно Григорий Григорьевич никак не мог отделаться от мысли, что у него в прорабской – женщина. И всякий раз, как ему закурить, он заводил один и тот же, самому уже надоевший разговор.
– Валентина Васильевна, как вы насчет табака? В смысле, как переносите дым?
– Да дымите уж, Михаил ведь курит, так я даже люблю, когда руки копченкой пахнут.
Шавров смотрит на Валины руки, на длинные холеные пальцы. «Обломает ногти, – думает он, – придется по лестницам, по арматуре…»
– Ну, так я задымлю?
– Да, пожалуйста.
– А я пробовал отвыкать, не получается, чем так маяться… – и махнул рукой.
Шавров закурил, и мысли, уже неподвластные четкому ритму работы, устремились в прошлое. Помогало и присутствие Вали. Интересно, какая стала Лида? Наверное, уж забыла Шаврова. Да и у него что-то в душе перегорело. Не так, конечно, чтобы дотла, в пепел. Сколько уж лет прошло. А в сердце шрамы остались. Вот бы поглядеть на свое сердце со стороны, небось живого места нет.
Что за дурь в голову лезет. Шавров посмотрел на часы.
– Не пора ли, Валя, Михаила кормить?
– Бегу, бегу. – Валя поспешно собрала свои бумаги в стол. – Ну, так я побежала…
На улице ярко светило солнце. Ослепительно блестели лужи. Валя прикрывает ладонью глаза и жалеет, что опять забыла дома очки. По дощечкам пробирается она на монтажную площадку, парни работают и, как видно, про обед забыли.
– Дела делами, а обед по расписанию, так, кажется, говорят?
– Хорошие слова, приятно слышать, – отзываются монтажники.
Михаил сворачивает чертеж.
– Ну как, трудовая интеллигенция, освоилась?
– А как рабочий класс – проголодался? – в свою очередь спрашивает Валя.
– Не мешало бы отбивную.
– Побежали. Пироги в духовке, наверное, еще не остыли…
– Не переживай, пироги на ужин оставим. Будем столовку осваивать.
– Неудобно, ребята осудят. Скажут – а еще женатые.
– Осудим, – вклинивается в разговор Пронька.
– Насчет пирогов и мы бы не отказались, а то до вечера захряснут, без примочки зубы поломаешь…
– Верно, Прокопий, пироги не по нашим зубам, пошли есть манную кашу, – потянул дядя Коля Дошлого. – Пойдемте и вы, Валя. Женя у нас отменно кашу варит.
– А чего спрашивать, пусть попробует.
– Обязательно как-нибудь попробую, а сейчас мы в столовую.
Валя взяла Михаила под руку.
– Миша, смотри, грузят фермы лебедкой, – кивнула Валя в сторону площадки готовых конструкций, – а в нарядах ты пишешь – вручную. Неужели не видишь? Шавров не видит?
Михаил усмехнулся.
– Поймала за руку, да? Не с того начинаете, Валентина Васильевна.
– Надо же мне разобраться, вот ты и объясни.
– Что объяснять? Ты отвечаешь за расценку, за метод работы, за объем – прораб…
– Подожди, Михаил. – Валя приостановилась.
– Пошли, а то и правда все съедят. – Михаил было пошел, но Валя придержала его за локоть.
– За расценку, говоришь? По-твоему, я переписчик нарядов и все? А не инженер ОТЗ – отдела труда и зарплаты? Понимаешь, – труда, а в это понятие входит организация труда. А как человек организует труд, не зная производства, психологии производства? В каком же положении окажется тот человек, в данном случае я? Тем более, если я буду потакать припискам в нарядах?
– Ого, куда хватила, – не дал договорить Валентине Логинов. – Тут все гораздо проще. Пойми же, парни сами нашли лебедку, установили. По проекту здесь должен быть кран, а крана нет. Ребята себе облегчили труд, подняли производительность, кто от этого страдает, кому ущерб? Никому.
– А что они эту лебедку из-за границы выписали? Оформи рацпредложение, получите премию, все по закону…
– Ах ты мой законник. – Михаил обнял Валю.
– Не паясничай, – отстранилась Валя. – Понятно ведь, за внедрение раз получите, а так доите государство из месяца в месяц, и все делают вид, что ничего не происходит. Не пропущу я эту халтуру…
Михаил посмотрел на Валю во все глаза, потом расхохотался.
– Ну, сказанула… Доят… Ты это серьезно? – Михаил оборвал смех. – А если через пуп ворочаем? Этого никто не видит. Может, сказать ребятам, чтобы сняли лебедку? Дескать, нормировщик кран дает.
– Лебедку снимать не надо, а в нарядах отражать настоящую работу. Остальное я вычеркну.
– Как это вычеркнешь? Один уже был такой, – опять засмеялся Михаил. – Довычеркивал, царство ему небесное. Пошли побыстрее, а то аппетит уйдет.
Валя примолкла. По тому, как безучастно шла, как держала его под руку, понял, что обиделась.
– Ну что ты, Валя. Давай-ка не обижаться. – А про себя добавил: «Ничего, потихоньку обломается…»
– Да, конечно, обижаться не на что. Обида не лучший советчик в нашем деле. Вы когда трубу собираетесь ставить? – неожиданно для Михаила спросила Валентина.
Еще не легче. Вот уж что-что, а это вся бригада держит в секрете.
– А тебе зачем? Может, сегодня, может, завтра.
Лицо у Вали потемнело.
– Не горюй, Валя. Начнем поднимать, обязательно позову. Интересно ведь поглядеть, труба-то ого-го… – Михаил схватил Валю за руку, и они резво вбежали на крыльцо.
В столовой было полно народу.
– Ну вот и приземлились, а все ты…
– На мое пальто. Стой в раздевалку, а я на раздачу. – Валя скинула пальто на руки Михаила.
Когда он вошел в столовую. Валя уже махала ему из-за столика. Вокруг нее мужики с подносами.
– Талантливо! – усаживаясь за стол, сказал Михаил.
– Делаю успехи, как видишь. Вот тот, – Валя показала на рыжего в летной куртке, – хотел уплатить за меня.
– Ну его к лешему, а то накормить не накормит, чего доброго, еще уведет, знаю я их…
– А суп ничего, вкусный. – Валя с удовольствием съела несколько ложек.
– А я что говорил? Конечно, с твоим не сравнишь. – Михаил ласково посмотрел на Валю, и у нее потеплело на душе. «Нет, Михаил мне поможет. Он настоящий. Огрубел маленько. Но это ничего, я никогда слюнтяев и не любила».
– Надо как-нибудь испечь пирогов да пригласить твоих ребят и Григория Григорьевича. Поди, ему уже приелась эта похлебка до чертиков.
– Не любит Григорий Григорьевич по гостям ходить.
– А если я попрошу?
– Попробуй. Сколько его и Женя приглашала, и ребята.
– Табель о рангах?
– Не думаю. Тут люди теснее друг к другу живут.
– Смешно, еще бы и здесь по должностям дружили. Я тебе, Миша, скажу – не положение главное, а личность. А у нас еще не всегда так. Получается, что находимся под гипнозом должности, и возникает должностная солидарность.
– Это как понять?
– Ты ешь, Михаил, выйдем, расскажу.
– Я-то ем, а ты все говоришь.
Вышли из столовой, и Михаил попросил:
– Ну, теперь рассказывай, что это за должностная солидарность?
– Как бы тебе объяснить, это нечто…
– Каста, что ли? – помог Михаил.
– Не совсем, то есть совсем не то. Скажем, руководители одного ранга. Если они и хорошо знают, что один из них не на месте, они об этом ему не скажут, гипноз должности. Но я не об этом. А вот, к примеру, ты не сработался с начальником и уходишь на другое предприятие, тот директор, к которому ты придешь, обязательно спросит твоего начальника о тебе. Мнение будет нелестное, и новый под любым предлогом не возьмет тебя на работу, это и есть должностная солидарность.
– Ну а при чем здесь пироги? – пожал плечами Михаил. – Я ведь не собираюсь ни наниматься, ни нанимать Шаврова.
– Может, он бы и пошел к тебе, если бы ты был старшим прорабом… Скажи, не так?
– Не понял.
– Ну, объясни тогда сам, почему он откажется от пирогов?
– Не знаю, – признался Михаил. – Может, он не любит пироги.
– Но это другой разговор. Ну вот, видишь, и ты не знаешь, и я не знаю, а бог знает что выдумываем.
– Да мне-то что, приглашай кого хочешь, – отмахнулся Михаил.
– Как – кого хочу? Я ведь инженер по совместительству, а основная моя должность – жена. Или нет такой должности?
– Здрасте, с пирогов начали, а поставили под сомнение эмансипацию. Сами боролись, сами победили – сами кушайте…
– Да закрепости ты меня, Мишенька. Пусть я буду твоей крепостной, мне это даже очень нравится. Сводил бы хоть в кино.
– Извини, сегодня не могу.
– Ах ты, хитрюган, учти, сверхурочную работу оплачивать не буду.
Михаил внимательно посмотрел Вале в глаза.
– Не узнал, что ли?
– Горе мне с тобой, Валентина. Шутишь? Понимаю, ценю. Можно, конечно, и пошутить.
– А я и не шучу, – улыбнулась Валя, сверкнув белыми, прямо-таки кипенными зубами. – Поговорочка, что муж да жена – одна сатана, устарела.
Валя свернула в прорабскую и тут же обернулась.
– Я за тобой зайду, Миша. Вместе домой пойдем.
– Ладно, – кивнул Михаил, а сам подумал: «Неспроста Валентина моя мутит воду… Ох, неспроста…»
Глава четырнадцатая
В прорабской было жарко, но Шавров не замечал духоты. Сосредоточенно перекладывал он на счетах костяшки и нелепо шевелил сизыми губами. Валя сняла пальто, заплела распустившуюся косу и перекинула ее за спину. Собственно, дел у нее никаких не было. Наряды писались в конце месяца, после двадцатого. Тогда и начиналась настоящая запарка – нормировщики корпели над столами по суткам, по все равно сидеть сложа руки мало было удовольствия. Шавров поручений не давал, ни о чем не спрашивал. И если бы сама Валя не вникала в работу и не напоминала о себе, Шавров бы, казалось, о ней и не вспомнил. Уйдет Валя на объект, полдня нет ее, Шавров даже не спросит, а у Вали от этого неловкость. С одной стороны, может, это и хорошо.
Валя посмотрела на старшего прораба.
– Помочь, Григорий Григорьевич?
Шавров скосил на Валю глаза, видно, соображая, о чем же она его просит. Потом ответил:
– Спасибо. Вот сколько ни считаю на арифмометре, а потом все равно на бумаге или на счетах проверяю.
– Не доверяете, что ли?
– Вам не доверяю?
– Арифмометру.
– Доверяю и проверяю.
– Я уже устала от безделья, – вдруг выпалила Валентина. – Сначала спячка… Деньги ведь платят за работу.
– А не за красивые глаза, – досказал Шавров. – Это верно. Мне так еще мой мастер рассказывал, было это при царе Косаре. Нанимал, скажем, хозяин инженера, приводил его на завод и говорил: «Ну вот, обживайся, изучай – освоишься, скажешь». Месяц, другой, третий. Инженер аккуратно получает деньги, осваивается, а через полгода хозяин справляется: «Ну как?» – «Осваиваю!» Через год опять зазывает: «Ну как, имеешь претензии к производству?» Если инженер не имел претензий, отпускал, если изобрел что-то – оставлял.
– Доходчиво, Григорий Григорьевич. Только вот не вижу, каким образом мне проявиться?
– Обживайтесь, вас никто не торопит…
– А если бы я была на месте того инженера, – горячо сказала Валя, – я бы уж выдвинула свои предложения.
– Что ж, любопытно, высказывайте.
– Прежде всего я бы отменила оплату сверхурочных работ и на этом сэкономила бы тридцать шесть тысяч. Ликвидировала бы погрузку вручную, применив малую механизацию. Это составило бы экономию шестьсот рублей.
Шавров перестал считать на счетах.
– Я бы предложила переоборудовать экскаватор на обратную лопату, и не вручную, а этой лопатой выбирать грунт под ленточные фундаменты – еще пятнадцать тысяч, – продолжала Валентина.
Когда она перечислила явные и скрытые резервы экономии, Шавров встал.
– А мы как-то об этом всерьез и не подумали.
В голосе старшего прораба Валя явно уловила иронию. И ей стало не по себе. Но решила не сдаваться.
– Григорий Григорьевич, люди веревками поднимают колонны, а почему надо…
– …мириться с этим безобразием? – досказал Шавров. – Да, на преступление иду: грузят лебедкой, плачу как за ручную погрузку. Готовые конструкции лежат, а в конце месяца – аврал, ставим незагрунтованные колонны, а потом, как мартышки, лазаем, с лестниц грунтуем конструкции, красим, что уж здесь хорошего – переплата. – Шавров постучал по стеклу карандашом. – Пришел, увидел, победил. Так, что ли?
– Но ведь чем должен заниматься ОТЗ? – вздохнула Валя. – В самом слове заключена организация труда. Кто платит деньги – ОТЗ, а кто платит, тот и музыку заказывает.
– Глупости. Вздор, – безнадежно махнул рукой Шавров. – Что же, по-вашему, начальник должен спрашивать у нормировщика, где ему переплатить, на чем сэкономить? А если по правде сказать, отыщись такой нормировщик – цены ему нет, – вдохновился вдруг Шавров. – Я бы первый пошел к нему на поклон.
– Спрашивать, может, и не обязательно, – возразила Валя, – а посоветоваться не грех. У нас на заводе начальник цеха всегда советовался.
– Поживем – увидим, – выдохнул Шавров, а про себя заметил, нескромно ей набиваться в советники. Пока только слова, дел-то не видать… Эхе-хе. – Хорошо бы при такой погоде загрунтовать колонны, по слухам, на базе ни грунтовки, ни красителей. А зимой какая покраска?..
– Я бы могла сходить на базу, посмотреть, что там есть, – живо откликнулась Валя и встала из-за стола.
– Сделай милость, если не затруднит, а то прямо беда, да разве самолетами навозишься? Предусмотришь все? И то надо, и то…
Валя за сумочку и – в дверь. Вернулась она с базы часа через два и сразу доложила: проектных грунтовых покрытий нет, красок на эти покрытия тоже нет. И никто не может сказать, когда будут. В заявки включены – проверила. Шавров и на это согласно покивал.
– Есть густотертая обезвоженная – типа гуашь-грунтовки, четыре копейки за килограмм, удорожание составит тысячу шестьсот рублей, но есть и нитрокраска. Если в ее основу включить добавки и разбавить ацетоном, то такое покрытие обойдется гораздо дешевле, точнее, около девяти тысяч рублей экономии. Но чтобы покрытие конструкций соответствовало техническим условиям, покраску необходимо произвести в два слоя. Я подсчитала, что мы в этом случае заплатим по нарядам, как если бы была нужная краска. То же на то же и выходит.
Шавров заинтересованно проверил Валину прикидку.
– Но ведь на эту грунтовку нужна соответствующая краска, – вздохнул он.
– Такая краска имеется, – оживилась Валя. – Правда, бочки разбитые и хранятся на открытом воздухе, вид нетоварный. Но если в нее включить аксоль, развести, она заиграет и будет устойчива на вымораживание. Аксоль есть по восемьдесят три копейки. На всякий случай вот характеристика.
– Хорошо, – сказал Шавров. – Завтра пошлем людей, заберем краски.
– А по-моему, это нужно сделать сегодня, – возразила Валя.
– Ну, если вы так считаете, давайте сегодня, не возражаю.
– Я могу съездить с ребятами. Звено Ушакова ошивается около трубы. Ждет конца рабочего дня – сверхурочные…
– Та-ак, – задумчиво протянул Шавров. – А вы глазастая.
«У этой, видать, сквозь пальцы ртуть не просочится», – подумал он.
– Впрочем, Валентина Васильевна идите на базу, оформляйте, а я вас догоню.
– А чего нам с вами в догоняшки играть. Вы занимайтесь своим делом, только требование подпишите. Я Ушакова на Дашке пошлю за аксолью, а на тракторе краску привезем, захватим лист для Логинова. Без металла сидит.
– Как сидит, не работает?
– Сегодня еще работает. А между прочим, Григорий Григорьевич, – Валентина в дверях остановилась, – свинцовый сурик для покрытия конструкций гидроустойчив и на две копейки дешевле эмали.
– И когда Логинова все это разузнала, вот проныра, – вслух не то восхитился, не то возмутился Шавров. Выскочек он не любил, но опять же Валентина тычет в его упущения. – Да и научилась деньги считать…
Он встал из-за стола и подошел к окну. Над землей витала легкая синева, дымили металлические стеллажи. Парни, подставив солнцу бледные спины, курили.
– Придется оформить ребятам внедрение лебедки, – глядя на голые спины, вдруг решил он. – А лучше сразу поставить кран. Права ведь Логинова, хотя многого и не понимает.
За свою жизнь Шавров повидал много разного народа. Были у него не нормировщики – артисты. Умели из ничего взять деньги. Были и куражливые, мелкие, чванливые – те норовили власть показать, другого унизить, поставить на колени бригадиров. Были и играющие в поддавки. Шавров до поры до времени смотрел, не вмешивался, но в нужный момент говорил свое слово, и все становилось на место, все шло по принципу – вперед не забегай, но и не отставай. Он и Логинову взял, если признаться, из-за Михаила. Больших надежд не возлагал. В лучшем случае будет помощница – переписчик нарядов, а расценку с ценника переписать в наряд большого ума не требуется. Однако молва, что Валентина знает наперечет все подшипники и может на память сказать даже номер, его насторожила. Монтажники любят травить байки – это известно. Но вот теперь он другими глазами посмотрел на Логинову. Характер есть, хватка, знание, и за дело болеет. Но и тут – он по опыту знал – бывали такие светила, в луну костыль вобьют, но скоро радение у них пропадало.
– Поживем – увидим, – любимой фразой отшил от себя мысли о Логиновой и сел за чертежи.
За окном послышались голоса. Шавров узнал Ушакова. Только он так разговаривает с Дашкой. Шавров набросил телогрейку и вышел на площадку.
– Э-э, стойте. Как попало не ставьте, а давайте сюда под навес, – командовала Валя парнями, – аксоль занесите в прорабскую.
Шавров подошел к бочке, взял на палец сурик, растер – похоже, то, что надо.
– Валентина Васильевна, зачем эти бидоны в прорабскую? Кто твою олифу выпьет? Разве Дашка, – заспорил Пронька.
– Если трудно тебе, я сама занесу, – на ходу бросила Валя.
– А я разве сказал – трудно? – обиделся Ушаков. – У нас все по площадке валяется.
Эти слова задели Шаврова. Действительно, все разбросано. Дождь ударит – электроды не закрыты. Надо какой-то навесик соорудить.
– Ты, Ушаков, топор можешь держать?
– Тесал. Дашке избу, что ли?
– Какую избу?
– Ну, конный двор.
Шавров безнадежно махнул рукой.
– Склад.
– Могу из металла, на санях – несгораемый.
– Занялся бы.
– Скажите Логинову, займусь.
– Меня не признаешь, что ли?
– Признаю, – округлил глаза Дошлый. – Логинов – бригадир…
– Извини, Прокопий. Учите прораба. Так его, носом об лавку. – Шавров подошел к Дашке.
– Что это с ним? – пожал плечами Ушаков. – Видно замордовали мужика. А тут еще эта Валька чих-пых дает… От нее, видать, никому пощады, как только Мишка терпит?
Ушаков носил в прорабскую олифу, с таким шумом ставил бидоны под стенку, что стекла содрогались и звенели, как при бомбежке.
Григорий Григорьевич хотел было сделать ему замечание, когда тот выйдет за очередным бидоном, но из прорабской донесся голос Сереги-керамзитчика. Григорий Григорьевич поспешил к Вале на выручку. Как только он вошел, Керамзитчик метнулся к нему.
– Григорий Григорьевич, что это за порядок? – махал он тетрадью. – Тогда писали сами наряды и теперь. Зачем тогда нормировщик?
– А чего бы ты хотел, Сергей? – спросил Шавров в свою очередь.
– Ничего не хотел. Вот описание работ, а уж нарядчик пусть рисует наряды. А то каждый норовит с ложкой.
– Хорошо, оставь свой талмуд…
– А что толку оставлять? Вон она воду вычеркнуть велела. Пусть сама и черпает, хоть туфлей на высоком. А что на самом деле, кто ни придет – свои порядки устраивает.
– Погоди, Сергей. Ты ведь раньше писал сам наряды.
– А что годить? Сам себе зарплату я буду строчить? Я писать, а вычеркивать – она. Если по закону, то дай мне наряд, а потом спроси работу.
– Да подожди ты, – построжал Шавров. – Что ты как на базаре.
Бригадир бросил на стол свою тетрадку и вышел, хлопнув дверью. Валя сидела, обхватив ладонями пунцовые щеки. Помолчали.
– Ну и характер у парня, – наконец сказал Шавров, – не любит возиться с бумагами. Как за наряды, так скандал…
– Значит, недостаточно подготовленный, технически безграмотен, – заметила Валя.
– Вроде это не его обязанность – сочинять наряды, – возразил Шавров.
– Но хороший бригадир не упустит эту возможность. Бригадир тогда видит результат своей работы, и труд бригады уже более целенаправлен.
– Это что, Валентина Васильевна, политграмота? – натянуто улыбнулся Григорий Григорьевич. – Или вы отказываетесь писать наряды? Так я вас понял?
– Переписывать расценки из книг большого труда не составляет, – уклонилась от прямого ответа Валя.
– А вычеркивать выполненный объем работы – тоже ума не надо, – досказал Шавров.
У Вали снова прихлынула к щекам кровь.
– Простите, Григорий Григорьевич, я что-то недопоняла, что-то не уяснила. Мне надо разобраться…
– Я вас не тороплю, – примирительно сказал Шавров. – Осваивайтесь. Вот вам конкретный случай. Мы говорим бригадиру: нас не касается, как ты будешь осушать котлованы, насосов у нас нет. Но мы требуем бетон уложить насухо. Здесь так: проявил смекалку и осушил котлован – мы ему платим ручной отлив. Другой случай: дали насосы, а в нарядах у него ручной отлив, вот тут вы стойте насмерть, улавливаете разницу? Мы ведь, Валентина Васильевна, всегда по сдаче нарядов плетемся в хвосте, оставались и без зарплаты. Все было.
– А почему вы не возьмете себе мастеров? В штатном расписании у вас четыре мастера, прораб.
– Привык с бригадирами работать. Знаете, мастер – промежуточное звено. А так прямая связь с исполнителем. Вот если бы мастер-инженер и он же – бригадир. Это эффективно. Но не идут мастера в бригадиры, и денег меньше получают, а не идут…
– Без нормировщика ведь тоже можно обойтись.
– Можно, – согласился Шавров. – Вполне. Я ведь распоряжаюсь кредитами, мне доверяют людей, машины, оборудование, материалы, но деньги… – Шавров заулыбался, – если я захочу оплатить фиктивный наряд, то поставлю вторую подпись и оплачу.
– А если вас нормировщик поймает за руку? – уже на свойский тон перешла Валентина.
– Ну что ж, разбирательство сделают, начет одну треть… Такого нормировщика я потом уволю.
– Откровенно.
– Но я заинтересован, чтобы нормировщик помогал мне и не допускал моих просчетов. Стоял на стороне закона.
– А как же может нормировщик быть на стороне закона и на стороне нарушителя этого закона одновременно? Вот грузим лебедкой, а пишем – вручную. Как тут быть? Я такой наряд, при всем уважении к вам, не подпишу. Опротестую… И значит, вы меня уволите? А вот при изготовлении колонн вы, Григорий Григорьевич, недоплачиваете рабочим. Ни в одном наряде нет предварительной сборки.
– Но ведь мы ее не делаем, – возразил Шавров.
– А по техническим условиям вы обязаны делать предварительную сборку.
– Что из этого следует? – насторожился Шавров.
– Или делать сборку, или внести рацпредложение, исключающее эту сборку, и получить за усовершенствование…
– А если я не знаю, как это сделать?
– Тогда я предлагаю жесткий кондуктор. А то ведь что получается: при сварке деформируется конструкция, отклонения незначительные, но нагрузки меняются. Вот расчеты. – Валя вынула из стола чертеж, передала Шаврову. – Ой, мне пора, – поглядела на часы. – Можно я пойду?
– Да, идите, пожалуйста, чего спрашиваете?
Валя поспешно собрала бумаги со стола, убрала их в стол, оделась и, попрощавшись, вышла.
Михаила не было.
«Вот ведь не дождался и за мной не зашел», – подумала Валя. На душе стало нехорошо. Она заметила, что в последнее время Михаил сторонится ее. А ведь она мечтала, как будет хорошо, если они будут вместе работать. И не надо будет волноваться, не надо гадать, что случилось, почему задержался. А сейчас выходит еще горше. Самый близкий человек сторонится, не доверяет.
Валя зашла в магазин, продавали ряпушку, хоть и очень была бы кстати свежая рыба, но не решилась стоять в очереди. Михаил, наверное, ждет. Купила хлеба и заторопилась домой. В подъезде ее встретил Ганька Вязников. Он был в новом костюме со свертками в руках.
– Валюшенька, шанежка ты моя, – пропел Ганька. – А я вам дверь с петель чуть не снял.
– Ты что, Ганька, по лотерее выиграл?
– Один раз живем. Ты понимаешь, Валя, линию сдали, никто не верил, сам Бакенщиков не предполагал, что реку возьмем, никто не верил, а взяли…
Валя открыла дверь, Вязников ввалился в комнату, бухнул на стол свои свертки.
– Ну, до чего же я соскучился по вас. – Ганька сграбастал Валю, и ей стало трудно дышать, вкруг голова пошла, она уткнулась ладонями в его широкую грудь, но не было сил оттолкнуть его.
– С ума сошел, – наконец выдавила Валя.
– Схожу, схожу, Валюшенька, это точно. – Ганька отпустил Валю, круто повернулся. – Ставь самовар, я скоро вернусь, один момент. – И выбежал из комнаты.
Вскоре пришел Михаил, Валя все еще сидела в пальто, положив на край стола сумочку.
– Что с тобой? – наклонившись над Валей, спросил Михаил. – Ты какая-то квелая, бледная. Захворала?
– У нас гость, Миша, – сказала Валя.
– Это очень хорошо. Ганька нагрянул, по почерку вижу, – похлопал он по свертку. – Куда же он исчез?
Валя на кухне гремела посудой и не слышала Михаила.
Михаил выдернул из свертка вяленого хариуса и на кухню.
– Мне очень тяжело, Миша, – сказала Валя.
– А мне легко? – Михаил отшвырнул рыбину. – На рубле едем, рублем погоняем.
– Рублем помыкаем, – подсказала Валя и отвернулась.
– Парни уже смеются, – в запальчивости сказал Михаил. – Везде ты успеваешь. Сидела бы уж лучше дома. Вон сегодня опять ковры давали, на материке-то не разбежишься.
– Ох, – простонала Валентина и опустилась на табуретку.
На столе в хрустальной вазе остывало закатное солнце. И от него на Валином лице красные пятна. Ваза потухла. На пол легли размытые от рамы тени.
– Как нелепо, – вздохнула Валя. Обвела взглядом комнату, словно впервые ее увидела. Ковры, ковры на стенах, на диване, на кровати. – Как пылью пахнет… Все не соберусь зимние рамы выставить – совсем нет воздуха. – Она снова вернулась на кухню и оттуда слышала, как вошел Вязников, как встретил его Михаил, как они, с Михаилом кряхтели, тузили друг друга. Не ко времени гость…
– Где же наша царица-бригадирша, – басил Ганька и лез на кухню. – Ты только, Миха, не переживай – уведу я у тебя Валентину, вот увидишь… Как пить дать… Закрой-ка, шанежка, глаза. – Ганька спрятал руки за спину.
– Да будет тебе. Мойте руки, садитесь за стол.
– Не-е, – преградил дорогу Вале Ганька. – Тут дело пахнет керосином. Осторожнее с огнем!
– Ну закрой, что тебе, – влез в разговор Михаил.
– Вот смола! Только не целоваться.
– Теперь открой.
– Ой, – захлопала Валя ресницами, – прелесть какая. Из чего они? – огладила Валя серебристый мех вышитых бисером сапожек.
– Из оленьих лап, лучшая мастерица Чукотки сработала. Нравятся? Тебе, шанежка.
– Ну что ты, – посерьезнела Валя, – не возьму.
– Не понравились? – Ганька даже опешил. – Обидишь, кровно обидишь. Всю бригаду лэповцев под нож поставишь.
– Ну в честь чего? Сам посуди. Такую дорогую вещь прибереги для своей невесты. Куда уж мне.
– Миха, ты слышал? Да для невесты и заказывал, уж только долго колдовала бабуся. Невеста успела состариться. Кланяться парни велели вам, Валентина Васильевна, – Вязников поклонился.
Михаил подтолкнул Валентину.
– Спасибо! Передай большое спасибо ребятам.
У Вали заблестели глаза.
Ганька глянул Вале в лицо, потом на стену, посмотрел себе под ноги.
– Ох ты. Я вам тут наследил. – И стал разуваться. – Как хозяин, так и гость…
Ганька чечеткой прошелся по комнате.
– Отобьешь лапы-то, медведь… еще сгодятся.
– Что нам, Миха, жалеть. Будет день – будет пища… Главный инструмент не ноги – душа. Я вижу, ты вот в коврах окопался, а Валя что-то невеселая. Будто зубы болят… В кооператив-то вступил?
– Под крышу подвели. Теперь машиной бредит, – сказала Валя.
– Ну, этого я не одобряю, – хлопнул Ганька Михаила по спине. – Дай-ка по рюмахе, да я в клуб навострился, речи послушать, знамя ЛЭПу будут вручать. – Ганька подсел к столу. – Ты учти, Миха, закрепостить душу ничего не стоит, а вот выбраться, подчас и жизни не хватает хватальщикам. Пока душа поет, до тех пор человек живет… – Ганька с азартом стукнул по донышку, и пулей вылетела пробка, плеснулся на стол вермут.
Ганька наполнил фужеры пенистым терпким вином.
– Ну, будем, чтобы хозяева не журились.
– Да с чего ты взял, – деланно обиделся Михаил.
– Ладно, ладно, я уже сказал, если будешь спать и видеть свой лимузин, то зачем тебе жена? – Ганька запрокинул рюмку и встал из-за стола.
– Закуси. Не поел даже, – забеспокоилась Валя.
– Со знаменем приду, если не возражаешь…
– Приходи, – сказал Михаил и посмотрел на Валю.
– Рады будем, заходите…
– Э-э, сквозь зубы получается. Радуются не так.
– Ну ладно, Ганька, будь человеком, – обиделся Михаил.
– Буду, – сказал Ганька и налил еще фужер.
– Зачем ты ему сказала о машине? – выговорил Михаил Вале, когда они остались одни.
– А что? Разве не так?
– Это наше, семейное и больше никого не касается.
– Почему ты, Михаил, не захотел, чтобы я посмотрела, как вы будете трубу поднимать?
– В кассе увидишь, в наряде, – засмеялся Логинов. – В наряде не пусто – в руках хрустко… Стоит, Валя, труба, вот в чем дело. Давай еще по рюмашке за Ганькино здоровье.
Валя встала.
– Я думаю, Михаил, работа должна в наряде отражаться, как в зеркале…
– Э-э, постой. – Михаил схватил Валю за фартук и не дал ей уйти. – Кто рисковал? Мы рисковали!
– Рисковал Шавров, – отрезала Валя. – Когда это все случилось, – вздохнула Валя, – когда?
– Что – когда?
– Когда ты стал дельцом? – Валя выдернула из рук Михаила фартук.
– Слушай, Валентина, – глаза у Михаила посветлели, – я могу и обидеться. Знай край и не падай!
– Что на правду-то обижаться? Шаврова я могу понять…
– Ну что ж, действуй. Он мужик холостой, – по-своему истолковал Логинов. Сказал и осекся. Но было уже поздно.
– Примем это за шутку, – Валя отстранила руку Михаила.
– Ну что ты все так близко к сердцу принимаешь? Разве я напрашивался трубу поднимать? – не знал, как и замять этот разговор Михаил. – Ты же знаешь, упросили меня. Бакенщиков жал. Наряд принесли, силком засунули, запихали…
Валя и сама знала, как все происходило с трубой. Перед глазами во всех подробностях промелькнул тот день, видела, как приехал начальник стройки, и слышала, о чем говорил с Шавровым. Шавров доказывал Бакенщикову, что к подъему трубы он не готов, на стройке нет полиспастов, под якоря еще не вырыты даже котлованы. Бакенщиков сел на стул и долго молчал, прикрыв ладонью глаза. Потом поднял свою большую голову и долго, не отрывая глаз смотрел на Шаврова.
– Понимаю, – сказал Григорий Григорьевич, – котельная нужна…
– Не пошел бы я на это, – с хрипотцой выдохнул Бакенщиков, – вместо бетонных «мертвяков» используем бульдозеры. Вот наряд, я сам его подписал, в случае… ты будешь ни при чем.
