Текст книги "Афганский кегельбан"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Часть первая
ПРИЧУДЫ ОСЕНИ ЗЛАТОЙ…

В ПОДВОРОТНЕ

Сумерки неторопливо затопляли слабо освещенные улицы и переулки мрачноватого северного города. Может, не шибко старого – Москва постарше, но и не юного – Питер на пару веков моложе.

Шел мелкий и гнусный дождь, приползший вместе с низкими тяжелыми тучами и холодным ветром откуда-то с Баренцева моря, незамерзающего, подогретого Гольфстримом и потому не менее слякотного, чем Балтика. Такой дождь осенью может идти сутки, двое, неделю и даже целый месяц подряд – как господь укажет. Никто не дожидается, когда он кончится, а просто раскрывает зонт, опускает на голову капюшон куртки или плаща, а за неимением того или другого поднимает ворот и поплотнее нахлобучивает кепку. И шлепает по лужам туда, куда ему надобно – на работу, в универ, в школу, в больницу или на свидание с любимым человеком. Именно об этой погоде сказано: «Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит». Правда, в городских условиях собаку все-таки приходится в любую погоду выгуливать, а заодно и самому под дождь вылезать. Впрочем, встречаются граждане, которые любят в такую погоду прогуливаться без всякой конкретной цели – просто чтоб мозги проветрить. Каждый сходит с ума по-своему.

Так что не стоит утверждать, будто трое граждан, покуривавших в низкой, кособокой, похожей на пещеру подворотне, прятались там от дождя. В подворотне и во дворе, куда эта подворотня вела, стояло несколько забитых под завязку мусорных контейнеров.

Ясно, что запашок подворотни у курильщиков восторга не вызывал. Похоже, что они смолили сигарету за сигаретой именно для того, чтоб хоть малость ослабить тухлый духан. Но не уходили, хотя лучшим способом избавиться от неприятного запаха было покинуть это неуютное место.

Любой добропорядочный гражданин, не имеющий черного пояса по карате или боевого пистолета за пазухой, заметив в глубине подворотни массивные фигуры курящих, освещенные только огоньками сигарет, постарался бы не входить и даже не въезжать в эту подворотню. Имелись основания опасаться, что, войдя туда, выскочишь оттуда, как минимум, без бумажника, а въехав – выйдешь пешком и с разбитой мордой. Не исключалась возможность и вовсе остаться в подворотне – по меньшей мере, до приезда «Скорой» или труповозки. Впрочем, «Скорую» вряд ли кто-нибудь смог бы вызвать своевременно, да и труповозка могла появиться только после обнаружения бренных останков – через месяц, например. Место глухое, неосвещенное. Подворотня выводила со двора на кривой, безлюдный переулок, в котором почти все дома пришли в негодность еще при советской власти. Они были предназначены под снос и выселены. Правда, теперь в них кое-где обитали бомжи, но они не стали бы беспокоить милицию по случаю обнаружения трупа. Себе же дороже…

Правда, с точки зрения граждан, кое-что понимающих в гоп-стопном бизнесе, подворотня являлась местом бесперспективным. Надеяться на то, что во двор свернет шикарный «Мерседес» тысяч за сто баксов или хотя бы драный «жигуль» за двадцать тысяч рублей, мог только круглый идиот. Само собой, ожидать, что через подворотню пройдет дама в собольей шубе и с бриллиантовым колье на шее, мог лишь особо оптимистичный кретин.

Двор, в который вела подворотня, принадлежал полуразвалившемуся двухэтажному дому, постройки 90-х годов позапрошлого, XIX века. В нем и тогда обитали отнюдь не сливки общества. Какой-то фабрикант соорудил тут «казарму» (общагу) для своих работяг. Позже, уже при советской власти, общагу малость подремонтировали и перестроили в коммуналки, большую часть которых успели расселить еще до августовского путча. Демократическое начальство, естественно, сильно захотело сбагрить кому-нибудь эту развалюху. Но таких лохов что-то не находилось. У дома с подворотней в более-менее исправном состоянии находился только фундамент, на котором при большом желании и усердии можно было соорудить какую-нибудь новую постройку, сэкономив на работах нулевого цикла. Однако вряд ли эта экономия смогла бы окупить расходы на разборку руин, даже с учетом каких-то доходов от продажи битого кирпича, гнилых балок, распиленных на дрова, старинных дверных ручек, шпингалетов и водопроводных кранов. К тому же изумленные администраторы выяснили, что в коммуналках еще кое-кто живет, а некоторые из жильцов даже прописаны на этой жилплощади. Наверно, можно было и своими, «мэрскими» силами распорядиться: одиноких дедулек и бабулек определить в дома престарелых, семейным старичкам найти квартирки попроще и подешевле. Но тот, кто придумывал, как приватизировать развалюху, очень хотел, чтоб покупатель расселял коммуналки за свой счет. Экономика должна быть экономной! Само собой, желающих валандаться с коммуналками, ломать дом до фундамента, а потом сооружать все с нуля, не находилось. Начальство, однако, не теряло надежды. Тем более что вот-вот должен был появиться закон о продаже земли. Тогда можно было впарить состоятельным «буратинам» не только развалюху, но и то, на чем она стоит. Поскольку, как известно, земля в городах имеет свойство со временем дорожать, господа буржуи могли польститься на барыши в отдаленной перспективе.

Так или иначе, но осенью 2001 года никто еще не спешил покупать дом с подворотней. За десять лет демократических реформ большая часть бабулек и дедулек преставилась естественным путем, а на их место без особых формальностей заселились бомжи, бомжихи и бомжата. За коммунальные услуги они, естественно, не платили, но зато позволяли сэкономить городские средства, которые пришлось бы потратить на создание специальной ночлежки. Можно было, конечно, отрезать электричество, перекрыть теплоснабжение, отключить водопровод, а то и канализацию, но власть ограничилась тем, что перестала вывозить со двора мусор. Дело в том, что две или три особо упорных старухи продолжали жить в своих коммуналках на совершенно законном основании и даже в дом престарелых уезжать не хотели – требовали квартир, ссылаясь на обещание, сделанное некогда Горбачевым. Насчет того, что все граждане СССР получат отдельные квартиры к 2000 году. Объяснить бабкам, что демократы за экс-президента не отвечают, было очень трудно. А одна из них, бывшая учительница, разменявшая восьмой десяток, еще и докучала то районной управе, то самой мэрии, то газете «Губернские вести» (бывший «Ленинский путь»), то даже до местной ГТРК добиралась. Один сюжет угодил в эфир, и очень не вовремя – перед выборами мэра. Старого мэра свалили, новый обещал разобраться, но руки так и не дошли.

Троица, покуривавшая в подворотне, всех нюансов, связанных с развалюхой, конечно, не знала, но в общих чертах ситуацию понимала и ни на какое случайное явление миллионера не рассчитывала. С другой стороны, эти молодцы выглядели слишком хорошо одетыми и выбритыми, чтоб отбирать жалкие рублишки у бомжей. На бутылку и закуску пацанам хватало, несомненно. Такие хлопцы по мелочам не размениваются.

Тем не менее эти трое в кожаных куртках и надвинутых на лоб кепочках явно кого-то ждали. И не случайного прохожего, а кого-то, кто должен был прийти сюда к определенному времени, только вот отчего-то запаздывал.

– Не придет он, – скептически пробубнил тот, что был пониже остальных. – Я бы лично в такое место хрен пошел, даже если б мне мильон баксов пообещали.

– Да, – согласился другой, выглядевший самым здоровым. – Тут самое оно жмуров прятать. Крысы по двору шастают – с кота ростом. За неделю сожрут и кости обглодают.

– Не бубните, – спокойным тоном произнес третий, в котором угадывался основной этой компании. – Он сам это место назначил, уловили? Хотя мы его культурно приглашали в «Филумену».

– Придурок, блин! – выпустив из ноздрей струю дыма, проворчал здоровый. – Сам позвал, а теперь на попятную? Может, вломить ему за опоздание, а? Как ты на это смотришь?

– Никак. Сенсей сказал, чтоб мы его пальцем не трогали, усек? И даже словами пугать запретил… Если, конечно, он придет один, как обещал.

– А если не один?

– Там посмотрим… – мрачно отозвался основной.

– Ни фига себе заявочки! – удивился невысокий. – За что, е-мое, такие привилегии, а? По-моему, пацан нам бабки должен, я правильно понял? А, Парамон?

– Нет, – процедил основной, – ты ни хрена не понял, и лучше, если ни во что не станешь вникать. Усекаешь, Пинцет? Или еще разжевать требуется?

– Что мне, больше всех надо? – пожал плечами Пинцет. – Просто я думал, как обычно, а тут с наворотами какими-то…

– Я лично тоже вникать не хочу, – пробасил верзила, – но раз клиент необычный, надо было предупредить. А то представляешь, что могло получиться, если б этот мужик подошел, к примеру, в твое отсутствие? Ну, если б ты, допустим, отлить во двор пошел…

– Точно! – подхватил Пинцет. – Подходит мужик, а Сема ему с ходу – в пятак!

– Я никуда отсюда не ушел бы, – все так же сквозь зубы ответил Парамон. – Отлить прямо тут можно – мимо лужи не промахнешься.

Асфальт в середине подворотни был выломан, и в этой яме поблескивала лужа площадью в пару квадратных метров.

– Очень своевременная мысль! – заметил Сема и, расстегнув штаны, добавил в лужу жидкости.

Он уже затягивал «молнию», когда в кармане у Парамона затюлюкал сотовый.

– Мужик идет к вам, – сообщили из телефона. – Через минуту будет. Один.

– Понял, – ответил основной. – Слыхали? Уже вдет наш кадр.

– Не, – сердито покачав головой, буркнул Пинцет, – если б я, допустим, опоздал на полчаса туда, где конкретные люди ждут, то получил бы в рыло, как минимум. А тут, какого-то хрена с горы – не трогать?! Я прав, Парамон, или нет?

– Завязывай, – чуть более жестким голосом, чем прежде, произнес Парамон, – не надо одну и ту же фигню по три раза повторять. Утомляет.

– Понял… – с легким испугом в голосе пробормотал Пинцет, как видно, хорошо знавший нрав основного.

– Еще раз предупреждаю, – сурово объявил Парамон. – Базарю я, вы молчите.

В это время со стороны улицы послышались шаги, а затем в подворотню свернул высокий мужик в темных очках, коричневом плаще, широкополой шляпе а-ля Михаил Боярский, с зонтом в правой руке и с кейсом в левой. Уже в подворотне этот тип нажал кнопку и, сложив зонт, натянул на него черный чехольчик. Потом он неторопливо, но уверенно направился к Парамону и его коллегам. Стало видно, что мужику за сорок, а то и все полста, и что бородой он немного смахивает на Фиделя Кастро или Фридриха Энгельса.

– Прошу прощения, – произнес он тоном президента, немного опоздавшего на пресс-конференцию. – Извините, что заставил вас ждать…

– Ничего, мы не гордые, – ответил Парамон. – Если, конечно, в кейсе у вас деньги.

– В кейсе у меня деньги, – подтвердил бородач. – Миллион долларов ровно. Но прежде мне хотелось бы увидеть то, за что этот миллион должен быть уплачен.

– Увидеть можно, – покладисто сказал основной, – а забрать – только после того, как мы посмотрим и посчитаем, что в кейсе.

– Конечно, – кивнул бородатый. – Показывайте вещь, и я сразу отдам кейс.

Пинцет и Сема торопливо переглянулись. По их разумению, этого пожилого лоха, пришедшего в одиночку на «стрелку» с конкретными пацанами, можно было кинуть как нечего делать. Элементарно! Дать по башке – даже не до смерти, а так, чтоб пять минут отдохнул! – после чего забрать кейс и сделать ноги. Парни поняли друг друга без слов. Но посмотреть, что внутри, конечно, следовало. Вдруг этот «Энгельс» решил им самопал впарить или вообще куклу?

Парамон тем временем полез за пазуху и достал оттуда прозрачную коробочку с компакт-диском. Энгельс, повесив зонт на запястье, вытащил из бокового кармана плаща фонарик-карандаш и осветил коробку с компактом, вынутую Парамоном. Сквозь тонкий плекс хорошо просматривались сиреневые концентрические полоски в правом верхнем секторе диска, надпись: «74 min/650 МВ» по краю левого верхнего сектора, означавшая, что на диск влезает 74 минуты звукозаписи или 650 мегабайт текста. По диаметру слева имелась надпись: «Professional CD-Recordable», а справа, покрупнее – «PHILIPS». Ниже этих надписей, отпечатанных на диске при изготовлении, имелась русская надпись, сделанная от руки специальным красным маркером: «Знакомился» и замысловато неразборчивая закорючка-подпись.

– Да, это тот самый диск, – сказал Энгельс. – Берите кейс, проверяйте и считайте. Код правого замка 345, левого – 249. Прошу!

И с этими словами он подал кейс Парамону, который тут же переправил чемоданчик Пинцету. Тот быстренько накрутил на замках кодовые цифирьки, открыл кейс. Там плотно лежали серо-зеленые пачки новеньких стодолларовых купюр с укрупненными портретами Бенджамина Франклина, заклеенные полосками со штампами Федеральной резервной системы США.

– Красиво смотрятся, – сказал Парамон с легким ехидством, – как будто только что напечатали.

– Напечатали их дня три или четыре назад, – кивнул Энгельс. – Но это не самопал, уверяю вас. Здесь сто пачек, по сто сотенных бумажек в каждой.

– Спасибо за информацию! – осклабился Парамон. – Но мы все-таки посчитаем и проверим.

Лично он не сомневался, что мужик принес нормальные деньги, как и в том, что Сенсей отправил этому типу именно то, что тот просил. Похоже, что Энгельс знаком с Сенсеем давно и они друг другу, в общем и целом, доверяют. Но все-таки, когда Сенсей отправлял Парамона на эту «стрелочку», инструкция была четкая: пересчитать пачки, две или три наугад вскрыть, пересчитать купюры и проверить подлинность детектором. Только после этого можно отдать мужику диск. Что там, на этом диске, записано, Парамон не знал и даже не старался узнать. За туфту миллион не платят – это однозначно. А человеком, слишком много знающим, Парамоша быть не хотел.

Пинцет, присев на корточки, взялся для начала пересчитывать пачки, здоровяк Сема встал на стреме со стороны двора – чтоб отгонять бомжей, могущих проявить лишнее любопытство, а Парамон поглядывал в сторону переулка, не выпуская из поля зрения Энгельса, который без особой нервозности вертел в руках зонт.

– Парамоша, – поинтересовался Пинцет, – а куда деньги из «дипломата» перекладывать?

– Забирайте вместе с кейсом, – сказал Энгельс благодушно. – Он мне пятьсот рублей стоил, лет пять назад. Могу подарить забесплатно.

– Вообще-то, мы такие, что от халявы не откажемся, – улыбнулся Парамон. – Считай быстрее, Пинцет…

Он сказал эти слова, на несколько секунд повернув голову в сторону кореша, который возился около кейса с деньгами. А в двух шагах Энгельс переминался с ноги на ногу и поигрывал зонтиком: держал его левой рукой и постукивал рукояткой по правой.

И вдруг что-то негромко чпокнуло – бутылка шампанского куда звонче хлопает! В тот же миг Парамон ощутил, как что-то не очень сильно стукнуло его в правый висок. И сразу в глазах все потемнело, основной почуял, будто проваливается куда-то в бездну, но понять, что именно случилось, так и не успел.

У Пинцета времени было побольше, но он успел только услышать хлопок, поднять голову от кейса и увидеть, как Парамон валится наземь. В следующий момент он тоже ощутил удар в голову – точно в центр лба. Этот удар отбросил его назад и опрокинул на спину. На его лице застыло удивление – и только. Он тоже не сумел догадаться, что произошло.

Сема сумел, но это его не спасло. На первый хлопок он только обернулся, увидел падающего Парамона и Энгельса, который держал за рукоятку свой зонт и наводил его на Пинцета. Чпок! – зонт выстрелил! Лишь после этого детина цапнул за рукоять свой «ПМ», выдернул его из-за пояса, но снять с предохранителя не успел. Третий хлопок раздался раньше, и Сема рухнул навзничь – пуля 5,45 пронзила его голову насквозь, от виска до виска.

Энгельс невозмутимо вытащил из-за пазухи Парамона компакт и положил его в кейс, поверх долларов. Затем выдернул из кармана убитого сотовый, тоже прибрал. Наконец подхватил кейс и, не сильно торопясь, заспешил прочь…

КТО ЕСТЬ КТО?

Метрах в двухстах от злополучной подворотни, у тротуара улицы Мариинской (бывшей Ивана Бабушкина), на которую выходил переулок, стоял старенький обшарпанный «Москвич» темно-зеленого цвета. За рулем этого реликтового механизма сидел плотный мужичок в рабоче-крестьянской кепочке и китайской нейлоновой куртке. По внешности – типичный провинциальный бомбила, не избалованный избытком клиентов и готовый за 20 рублей везти пассажира туда, куда его московский коллега меньше чем за сотню не поедет. По идее, такому гражданину очень трудно понять, как печально известный господин Гусинский сумел накопить первоначальный капитал, начав с частного извоза. Тем более что при советской власти за трояк можно было доехать до любого района в границах МКАД, и лишь рейс в Домодедово или Шереметьево стоил 10–12 рублей.

Однако если б кто-то из обитателей Мариинской понаблюдал за «Москвичом» подольше и как следует пригляделся, то смог бы заметить, что время от времени этот гражданин ведет какие-то разговоры по сотовому. То есть обладает вещью покамест не самой дешевой, а в провинции к тому же достаточно редкой среди малообеспеченных обывателей. Отсюда следовал довольно скромный вывод, что одежда и тачка «бомбилы» не отражают его реальных доходов.

Именно этот гражданин сорок минут назад привез в переулок тех, кто сейчас отдыхал от жизни в подворотне: Парамона, Сему и Пинцета. После этого его «Москвич» выкатил из переулка, развернулся через осевую и припарковался к тротуару напротив выезда из переулка. Там стояло еще три-четыре тачки примерно того же пролетарского класса. То есть «Москвич» из общего ряда не выделялся и в глаза не бросался. Кроме того, с этой позиции отлично просматривался вход в переулок, близлежащие тротуары и вообще солидный участок улицы. В задачу этого «бомбилы» входило своевременно засечь приезд гражданина, похожего на Энгельса – соответствующую фотку дали, – и сообщить об этом Парамону. Кроме того, следовало уведомить, приехал ли Энгельс один или с ним есть группа сопровождающих. Последнее, в зависимости от числа прибывших, могло повлиять на исход встречи. Если б явилось двое или трое, то Парамон имел бы моральное право замочить «лишних» участников мероприятия и продолжать переговоры с Энгельсом в более резком тоне. Ну а если бы он привез с собой пять-шесть братков, Парамон должен был вести себя вежливо и предупредительно и затянуть разговор минут на пять, чтоб успело подъехать подкрепление, вызванное все тем же «бомбилой».

Но Энгельс, в общем и целом, условий встречи не нарушил. Только опоздал на полчаса. Само по себе это не криминал, тем более что и Парамон вроде бы говорил, что Энгельс может подзадержаться и ради «зеленого лимона» его можно даже час подождать.

Так или иначе, но «бомбила» дождался момента, когда, немного не доезжая до переулка, на противоположной стороне улице притормозил «Запорожец» голубого цвета. Из «иномарки» вылез гражданин в шляпе, с зонтом и кейсом. «Запор» тут же уехал, как видно, Энгельс нанимал частника. А сам клиент проследовал в переулок. Вот тут и последовал звонок Парамоше.

Выстрелы из зонтика, который не только защищал от дождя, но по совместительству работал шестизарядным револьвером калибра 5,45 «ПСМ» с глушителем, до ушей «бомбилы» не долетели. Поэтому об исходе переговоров он даже не догадывался. По личным прикидкам, водила догадывался, что базар не может окончиться очень быстро. Даже если Парамону дано указание кинуть гражданина Энгельса, то надо убедиться, что он пришел с настоящими, а не с самопальными баксами. Или даже с самопальными, но хорошо сработанными, которые можно в дело употребить. Пинцет, приглашенный в качестве эксперта, оснастился инфракрасным детектором, лупой, еще какими-то прибамбасами. Как-никак, он сам какое-то время по самопалу работал и в этом деле кумекал.

Так что «бомбила», спустя десять минут после того, как Энгельс свернул в переулок, и не собирался волноваться. Поэтому, когда затюлюкал сотовый, он отозвался спокойным деловым тоном:

– У аппарата.

– Как дела, Хром? – на связь вышел не кто-нибудь, а сам Сенсей, и «бомбила» напрягся.

– Все нормально. Пришел один, десять минут назад. Беседуют.

– Ладно, – произнес Сенсей, и в телефоне раздались короткие гудки.

Прошло еще десять минут, потом еще двадцать, наконец, минул целый час. Опять зазвонил сотовый.

– Слушаю.

– Парамоша не докладывался? – в голосе Сенсея звучало плохо скрытое беспокойство. Хром порядком удивился вопросу. Неужели Парамоша, если б все уже закончилось, не позвонил бы шефу напрямую, а сперва стал уведомлять своего подчиненного?

– Нет, – ответил Хром. – Наверно, еще не закончили…

– Пора бы, – проворчал Сенсей. – Короче, подожди еще полчаса, а потом позвони Парамону на сотку. Если ответит, выясни, как и что. Если нет – подъезжай к ним поближе. И сразу звони мне.

Хром еще раз удивился. Сенсею куда проще напрямую позвонить Парамону, на хрена такие хитромудрия?! Но говорить это вслух не стал.

Вот эти полчаса Хром провел уже беспокойно. Конечно, если Парамон заставил Пинцета подряд проверять все купюры, то можно и полтора часа провозиться. Но все же такие дела удобнее не в подворотне проделывать. К тому же этот самый бородач в шляпе понимает, что имеет дело с конкретными пацанами. Конечно, он внешне уже в годах, но развалиной не выглядит. Небось даже без «Виагры» бабу отдрючить сумеет. Так что жить ему навряд ли надоело, и привозить самопал в кейсе он не станет. Ну а если все же привез, то решение будет простое и быстрое…

Честно прождав полчаса, Хром набрал номер Парамоши. Пи-и-и… Пи-и-и… Пи-и-и… Сотка явно была включена, но не отвечала. Вот тут-то и пробрал Хрома настоящий страх. Во-первых, потому что стало ясно – что-то стряслось, а во-вторых, потому что согласно приказу Сенсея ему предстояло ехать в этот самый переулок, к той самой подворотне. А темень-то уже сгустилась до ночного уровня. Здесь, на «Мариинской-Марихуанской», какие-то фонари горят, а там в переулке – ни хрена. Кто знает, что там произошло? Может, пока Хром на Энгельса смотрел, с другой стороны подвалило человек пять с автоматами, положили Парамошу и остальных, забрали забесплатно ту фигулину, которая миллион баксов стоит (насчет того, что это компакт, Хрома не уведомляли), а теперь поджидают, не подъедет ли еще кто? Хром категорически не хотел превращаться в решето вместе с «Москвичом», который одолжил у своего дядюшки-пенсионера. Сам-то уже на новый «Пассат» накопил, но Парамон велел сюда что-нибудь дрюшлое взять. Кому этот «Пассат» достанется, если Хрому кранты придут? Ясное дело, Ольке, супруге дорогой, суке гулящей! Они хоть и разбежались, но не в разводе. Запросто отсудит у матери, если братки не заступятся.

Вообще-то, Хром понимал, что ежели Парамошу, Сему и Пинцета действительно почикали, то никто его дожидаться не станет. Ясно, что те, кто помогал Энгельсу – если таковые имелись! – заполучив свою фигулину, по-быстрому слиняли. Сэкономили «лимон» – и все проблемы. На фиг им кого-то еще ждать?! Это чуточку успокаивало, но не особо. А вдруг там менты? Они ведь иногда работают! Повязали в один пучок и Энгельса, и братков. А Пинцет, сука, если его менты тряхнут, может и расколоться насчет Хрома. По крайней мере, такое подозрение имелось.

Тем не менее Хром понимал, что если он не выполнит приказ Сенсея, то ему куда хуже станет, чем при всех остальных раскладах. Пушка у него имелась, причем законная, с разрешением на право ношения и хранения, удостоверение частного охранника в кармане лежало. ОА «Барс» – все честь по чести.

В общем, он переехал «Марихуанскую» и вкатил в переулок. Вот она, подворотня. Фары сразу высветили невеселую картинку…

Ближе всех к машине лежал Парамон. На левом боку с маленькой дыркой в правом виске. Немного подальше валялся Пинцет. В другое время и в другом месте Хром мог бы и заржать – угораздило же кореша помереть в позе бабы, приготовившейся трахаться! Руки раскинуты, согнутые коленки врозь… А во лбу дыра, и из-под затылка кровавого киселя натекло. Нет уж, не до смеха тут! Еще дальше Сема… Тоже с дырой в башке. Полтора часа назад живые-здоровые ехали здесь, рядышком, анекдоты рассказывали. Никто помирать не собирался и никаких дурных предчувствий не имел. А теперь вот они – лежат и не дышат…

Хром набрал телефон Сенсея. Как такое дело сообщить? Нервов не хватит…

– Але, – прогудел в трубке тяжкий бас. Это был не Сенсей, а Федя, его первый зам.

– Федя, – заторопился Хром, – это Хром. Беда у нас, понял? С Парамоном и прочими. Все – влежку. Понял?

– Не глухой, – мрачно пробасил Федя. – Ты где? В самом переулке?

– Прямо на месте. Ты в курсе? Если нет, то у Сенсея спроси!

– В курсе я, в курсе. А Сенсея тут нет, он еще утром в Москву улетел.

– Как в Москву? – изумленно пробормотал Хром. – Я с ним полчаса назад разговаривал! На табло этот номер светился, а не межгород.

– На этом номере сегодня я целый день сижу, и Парамон это знал, между прочим… – пробухтел Федя с некой озадаченностью в голосе.

– Да что я, врать буду? Или я Лехиного голоса не знаю, да?!

– Ты что, не знаешь про то, что бывают телефоны с подменой номеров?

– Знаю, конечно, но голос-то его! Или я с Максимом Галкиным говорил? Так он, по-моему, с Лехой незнаком, чтоб его изображать…

– Ясное дело, – успокаивающе прогудел Федя. – Короче, не загружай бо́шку, не дергайся и не мандражируй бестолку. Не торчи там, гони в контору. Разберемся как-нибудь, кто есть кто.

Нечего и говорить, что Хром с превеликим облегчением выслушал этот ответ, развернулся и, выкатив обратно на Мариинскую, погнал машину за город, на оптовую базу ЗАО «Белая куропатка».

«Москвич-412», ежели кто еще помнит, конечно, не серийный, а специально подготовленный, в семидесятых годах на равных соперничал со всякими там «Пежо» и «Фиатами» в международных ралли. И даже делал их, как котят. Сейчас хрен кто поверит, но «Москвичи» даже в Западной Европе продавали! Немного, правда, но продавали, и вообще-то могли при желании и разворотливости сохранить за собой место на рынке. В период застоя, при Леониде Ильиче и проклятом тоталитаризме. Сейчас, увы, при торжестве демократии и свободном предпринимательстве АЗЛК тихо загибается, если уже вовсе не загнулся. А умные, интеллигентные и шибко уважаемые в нынешнем обществе люди, презрительно поджав губки, то и дело талдычат с телеэкрана о том, что российский автопром никогда не дотянется до мирового уровня. Никогда! Очевидно, в силу общей тупости и сиволапости россиян. Но ведь раньше-то дотягивались!

Хром, конечно, ни фига не помнил об успехах «Москвичей» на супермарафонах Лондон – Сидней и Лондон – Кейптаун – пешком под стол ходил в те времена! – но выжимал из «412-го» все, на что этот автостарикан был способен. Он и по городу пер за девяносто, а выбравшись на шоссе, загнал стрелку за сотню. То ли гаишники прибалдели от удивления, увидев рухлядь, несущуюся с такой скоростью, то ли их просто не попалось по дороге, но никто самодеятельного раллиста не остановил и даже не свистнул вслед. А зря! Может, если б гаишники тормознули Хрома, все сложилось бы по-иному…

Но сложилось так, как сложилось.

Километра за четыре до поворота на грунтовку, где рядом с новеньким рекламным щитом, изображавшим снежно-белую птицу – символ «Белой куропатки», стоял указатель-стрелка с надписью «Оптовая база ЗАО», шоссе круто загибало вправо и уходило на пологий спуск. Дорога, смоченная осенним дождиком, была как намыленная, а резина у дедушки «Москвича» – лысая, как коленка. Не вписался в изгиб Хром, понесло его влево, через осевую – прямо в лоб встречному «КамАЗу». Брям! Дзанг! Дзынь-ля-ля! – такая вот веселая музыка получилась…

На несколько секунд к Хрому, которому раздавило грудную клетку и накрепко зажало железом в смятой машине, вернулось сознание. Сквозь красный туман, застилавший глаза, он увидел две расплывчатые фигуры – это были дальнобойщики с «КамАЗа», и пробормотал то, что почему-то казалось ему сейчас самым важным и значительным:

– Дяде Коле скажите, я нечаянно… Пусть мой «Пассат» взамен «Москвича» заберет… Только чтоб Ольге не отдавал!

Прохрипев последнюю фразу, Хром захлебнулся кровью и перестал дышать…