Текст книги "Афганский кегельбан"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК

– А ты постарел, Сережа! – заметил профессор Баринов, поглядев на Сорокина, который сидел перед ним, накрепко зафиксированный в кресле, похожем на зубоврачебное.

– Что делать, – усмехнулся экс-полковник, – вы тоже не помолодели, Сергей Сергеевич. Время над всеми властно.

– Это ты прав, конечно. Как ты думаешь, о чем мне хочется с тобой побеседовать?

– Ума не приложу, господин генерал. Мне лично ни о чем с вами беседовать не хочется. Слишком далеко разошлись наши пути-дорожки.

– Ну, как видишь, иногда есть возможность и повстречаться. Хотя допускаю, что ты этой встречи не очень желал.

– Вот тут вы не правы, Сергей Сергеевич. Иногда даже очень хотел встретиться. Только немного по-иному…

– Ну да, понятно. Тебе бы хотелось, чтоб я находился на твоем теперешнем месте, а ты – на моем.

– Не буду скрывать, что такой расклад меня бы устроил. Но вообще-то, иногда что-то сдвигалось в мозгах, и мне очень хотелось побеседовать с вами по-человечески. Примерно так, как мы когда-то беседовали. В период до заброски.

– Я бы не отказался от такого общения, но теперь, увы, все серьезно изменилось. Но темы для беседы все-таки остались.

– Вряд ли я чем-то могу вам помочь. Наверно, даже ваш оператор ГВЭП, который пытался работать на режиме «С», уже убедился, что из моей головы ничего не удастся вытащить. Старательный парень, аккуратный, даже жалко стало, что я ему челюсть в двух местах сломал… Вообще, Сергей Сергеевич, должен поздравить вас с тем, каких вы себе ребят подобрали. Особенно этот, маломерок седенький. Вот уж от кого не ожидал такой прыти! Если б не он, то всех этих молодцов вам хоронить пришлось бы.

– Догадываюсь, ты слов на ветер не бросаешь… Хотя, вообще говоря, у тебя тоже очень хорошие кадры подобрались. Олег Чугаев, например. Ты его похоронил, поди-ка? А он у меня здесь, на четвертом режиме отдыхает. И весь архив, который он для тебя собирал, – здесь, у меня. Благодаря Чугаеву, между прочим, мне удалось разоблачить очень опасную парочку, готовую меня продать с потрохами, а заодно уделать коллегу Воронкова. Надеюсь, ты плакать по этим людям не будешь?

– Насчет Воронкова, Соледад и Ларева, – кивнул Сорокин, – мне и впрямь плакать незачем. А вот Чугаева – жалко. Если, конечно, вы не блефуете насчет того, что его перевербовали.

– Могу как-нибудь вам очную встречу устроить. В принципе, даже сейчас мог бы его пригласить, если б не боялся, что ты его прямо здесь, у меня в кабинете, уморишь. Он ведь у тебя «на неизвлекаемости» стоял. Правда, тот логический вирус мы сняли. Но ты ведь у нас парень запасливый… Скажешь ключевое словечко – и поминай как звали. Кстати, догадываюсь, что ты и сам себе что-то похожее зарядил. Наверно, на крайний случай. Однако почему-то не воспользовался. То ли жить слишком хочешь, то ли какую-то очередную пакость придумываешь.

– Вы же сами учили, Сергей Сергеевич, что разведчик, даже будучи задержанным с поличным, должен стараться использовать все возможности для нанесения максимального ущерба противнику.

– Приятно, что ты мои наставления не забыл. Хотя должен заметить, к сожалению, рассматриваешь сейчас свою Родину как противника. Вот этому я тебя не учил.

– Какую Родину, господин Баринов? Эрэфию, что ли? Моя Родина – СССР, злодейски умерщвленный врачами-вредителями. Стало быть, теперь я – пролетарий, не имеющий Отечества, но готовый приобрести весь мир, если удастся, конечно.

– У тебя хорошее чувство юмора, – усмехнулся Баринов. – И ради этого надо было убивать людей и тащить талибам секретную разработку бывшего советского ВПК?

– Бандитов я никогда за людей не считал, – хмыкнул Сорокин. – Тем более тех, которые намеревались продать эту разработку американцам. В обход вас, между прочим, господин Баринов! Это вы знаете ей истинную цену, а какие-то балбесы собрались загнать «Фетиш» за один зеленый «лимон»!

– Я в курсе, – кивнул Баринов, – но зачем тащить это в Кабул? Да еще и задаром? Ты что, был убежден, что аллах поможет тамошним ребятам ее наладить? Да черта с два! Более того, скорее всего тебя бы просто пристукнули, а «Фетиш» попал бы в лапы «джикеев». Ведь ты небось видел ихнего гвэпщика, которого наши прихватили с собой. Массу интересного от него узнали. В том числе и о том, как янки используют твою «р-революционность» в своих корыстных целях. Неужели ты до сих пор полагаешь, что CIA и FBI не догадываются о благополезной деятельности клиники Сарториуса?

– Нет, я так не полагаю. Они ищут свою выгоду, а я извлекаю свою. Балансы подбивать – дело историков.

– Скажите на милость! И ты уверен, что окажешься в плюсе?

– Наверно, если б я не надеялся на это, то не ввязывался во все эти дела.

– Замечательно! И с чего это тебя такие радужные надежды посетили? Может, антиглобалисты впечатление произвели? Мировой революцией запахло?

– Возможно. Во всяком случае, я стараюсь поддерживать все, что привносит деформации в тот мировой порядок, в который вы, Сергей Сергеевич, хотите мирно встроиться. И это мне удается достаточно легко, потому что на самом деле это не порядок, а бедлам, ибо Штаты строят его исключительно на своей финансовой и военной мощи. «Все куплю!» – сказало злато. «„Все возьму!“ – сказал булат». О том, что существуют люди, у которых все это может вызывать неприятие, господа забывают, а если не забывают, то игнорируют существование другого мировосприятия как некую бесконечно малую величину. Более того, существует масса людей, и очень значительных, которые, будучи вполне адекватны этому миропорядку, если так можно сказать, «ностальгируют» по «холодной войне». И не от простой скуки, Сергей Сергеевич, им бабки нужны, а кто будет платить за оружие и прочие прибамбасы, если нет нормального врага? Приходится создавать его искусственно. Почему бы им не помочь в таком случае? Вот я и помогаю…

– Так-так! То, что в твоих словах появляется здоровый цинизм прагматика, меня очень обнадеживает, – улыбнулся Баринов. – Честное слово, мне казалось, будто наши позиции слишком далеки друг от друга. Но сейчас я вижу – вовсе нет. Есть база для переговоров и даже – прости меня, господи, за это слово! – консенсуса!

– Пока эта база зиждется на том, что я беседую с вами на правах пленного или подследственного, – прищурился Сорокин. – И у меня, как вам кажется, нет каких-либо шансов выкарабкаться из ваших «дружеских объятий». В конце концов, следователь и подследственный приходят к консенсусу, если в обмен на чистосердечное признание гражданин получает вместо вышки десять лет без права переписки.

– Ну, такой вариант тоже не исключен, – кивнул Баринов. – Хотя лично мне необязательно передавать твое дело в прокуратуру или устраивать тебе экстрадицию в США, а также соблюдать все иные формальности. Наверно, ты в курсе, что ликвидировать тебя мне никто не запретит и не помешает. Только вот делать тебе этого маленького подарка, Сережа, я вовсе не собираюсь. Напротив, я хорошо знаю, чего ты боишься больше всего. Сказать или пожалеть?

– Нет уж, скажите, не жалейте!

– А боишься ты, Сережа, того, что я тебя как-нибудь невзначай вывезу в США и сдам, как говорится, тамошним правоохранителям. Вот тогда-то придет конец не только лично тебе, как мистеру Умберто Сарториусу, но и всему твоему заведению, как фирме. Потому что все, кого ты покупал, вербовал и так далее, в самом лучшем случае разбегутся и залягут на дно, где будут вести себя тише воды и ниже травы, а в худшем – заложат всех-всех-всех и все твое, так сказать, «научно-культурное наследие» попадет в руки американского правительства. Ну и «джикеев», возможно.

– Вот этой последней фразы, насчет «джикеев», вам не стоило говорить. Я думаю, что вы меньше всего хотите, чтобы хоть что-то угодило этим ребятам. А потому ни под каким видом экстрадировать меня не станете. Чего же мне бояться?

– Ну, в общем и целом, логика в твоих рассуждениях есть. Да, мне бы не хотелось запускать «джикеев» в твой огород, хотя, знаешь ли, у меня создалось впечатление, что кое-каких «кротов» они к тебе уже запустили.

– Да, такие ребята есть, – кивнул Сорокин, – но они вычислены и контролируются. Даже те, которые работают не только на «G & K», но и на вас. Информация для всех дозируется и отпускается строго в нужном объеме.

– Допустим, что все именно так, как ты говоришь, но все-таки ты побаиваешься, что я найду общий язык с «джикеями». Когда не можешь одержать решающую победу над несколькими конкурентами, надо найти среди них возможного союзника, объединить силы и одолеть наиболее опасного.

– Не знаю, Сергей Сергеевич, насколько возможно ваше соглашение с «джикеями» против меня, но, по-моему, все, что вы говорили до этого, некая преамбула к предложению мне заключить с вами союз против «джикеев».

– Молодец, – скупо похвалил Баринов. – Рад, что ты такой проницательный и дальновидный, хотя я еще и рта не раскрыл насчет этого самого предложения. Ну ладно. И как ты отнесешься к такому предложению?

– Скептически, – вздохнул Сорокин. – Вы ведь не умеете быть равноправным партнером. В этом соглашении, если вы на него действительно пойдете, будет заложена потенциальная возможность поглощения моей конторы вашей. Пусть неявная, пусть скрытая или тщательно замаскированная, но, так или иначе, сверхзадача будет поставлена именно такая. На таких же условиях, естественно, вы и с «джикеями» будете альянс организовывать, если, конечно, до этого дойдет. Хотя с ними у вас вряд ли получится: у них ведь нет разных сентиментальных воспоминаний, вы не обучали их в своем Центре, как меня когда-то, и соответственно не можете уповать на то, что кто-то из них услышит зов предков, голос крови и так далее. Хотя русских и русскоязычных среди «джикеев» предостаточно. Товарищ Ленин, помнится, говорил, что «нет больших великорусских шовинистов, чем обрусевшие инородцы». Так вот, могу по своему личному опыту трансформировать эту фразу: «Нет больших антирусистов, чем обамериканившиеся русские».

– Ты это и о себе тоже?

– В некоторых аспектах – да. Когда я читаю, что у вашего президента до сих пор – высокий рейтинг, мне кажется, что Россия – это скопище идиотов или, по меньшей мере, лохов. Ее тащат ровно в то же дерьмо, куда тащили до этого, когда у власти был толстый, обрюзглый и неуклюжий – тогда все были недовольны. Теперь во главе поджарый, симпатичный и прыткий – всем нравится. То, что реформы привели к тому, что вам еще лет двадцать придется корячиться, чтоб выйти на уровень 1990 года, – это фигня. Важно, что достигли свободы слова и печати, а в магазинах – полные полки и никаких очередей. Облизывайся, сколько влезет, а купишь, когда ограбишь кого-нибудь. Казалось бы, всем видно, что сейчас Россия уже по пояс в дерьме, и новый президент соглашается: да, да, это плохо! Но тут же утверждает, что реформы надо продолжать и ускорять. То есть идти еще дальше в дерьмо, чтоб оказаться в нем по уши. А рейтинг – высокий! Если это не вранье, у нас дерьмо, а не народ!

– Строгий ты, как я погляжу, – иронически произнес Баринов. – И жестокий, пожалуй. Дай тебе волю – Пол Пота переплюнешь, не то что Сталина.

– Кто такой Пол Пот, я откровенно скажу – не в курсе. У вас, Сергей Сергеевич, он точно не обучался. И вообще, есть кое-какие данные, что он не ультрамаоист, а цэрэушник, специально работавший против Вьетнама, а заодно дискредитировавший коммунизм вообще. А что же касается Иосифа Виссарионыча, то он делал именно то, что тогда, в его время, было необходимо. Лично у меня такое мнение, хотя я только в сорок пятом родился и тридцать седьмого не помню.

– Ну, это уведет нас далеко в сторону, – нахмурился Сергей Сергеевич. – Значит, ты не собираешься со мной сотрудничать и не боишься, что я заключу союз с «джикеями».

– Все верно. Могу еще добавить, что у «джикеев» неплохие аналитики и вашу попытку предложить им союз против меня в два счета просчитают. То есть они либо навяжут вам заведомо невыгодные условия этого союза, когда ваша контора попадет под их плотный контроль и будет делать только то, что им нужно, либо, поскольку вы человек опытный и вряд ли сядете к ним на крючок, откажутся от этого союза, не успев его заключить. Причем сразу после того, как вы начнете с ними переговоры, они могут предложить мне союз против вас.

– Тебе, ультралевому? – прищурился Баринов. – Не слишком ли смело?

– «Джикеи» рассматривают политику только как средство достижения экономического успеха. И расширяют политическую составляющую в своей деятельности только после того, как достигнут некий экономический эффект. Если нет каких-либо дивидендов, политическая активность сужается. Наверно, вы тоже знаете их манеру работать. В конце концов, маленькая дистрибьютерская компания по продаже пива и прохладительных напитков не должна слишком бросаться в глаза и сорить деньгами.

– По-моему, те, кому следует, уже прекрасно знают, какие мощные капиталы за ней стоят, какие услуги можно получить от этой маленькой компании и чем чревато плохое отношение к этой фирмушке.

– Возможно, хотя я бы, Сергей Сергеевич, не переоценивал степень информированности американского правительства, его спецслужб и негосударственных учреждений обо всех аспектах работы «джикеев» или, допустим, «Джемини-Брендан».

– «Джемини-Брендан», которой ты уже не один раз становился поперек дороги, в свое время создавалась именно спецслужбами как прикрытие для агентства промышленного шпионажа. Неудобно же вести слежку в союзных странах? Вот ЦРУ и соорудило для отвода глаз тихую конторку. Неужели ты думаешь, что о ее деятельности в «интеллигентном агентстве» не имеют полной информации?

– Представьте себе, Сергей Сергеевич, уже не имеют! – улыбнулся Сорокин. – Во-первых, они уже давно перешли на полную самоокупаемость, поскольку выполняют заказы частных фирм и берут под контроль и конкурента, против которого «заказывали» «мониторинг», и того, кто эту музыку заказывал. Ну а дальше, как известно, «ласковый теленок двух маток сосет». Чуть-чуть инициативы, чуть-чуть шантажа, чуть-чуть взяток – и деньги капают. А во-вторых, поскольку у ЦРУ сейчас полно возможностей добывать техническую информацию без посредничества подставных фирм, оно сократило финансирование, а соответственно – и требования к этим конторкам, в том числе и «Джемини-Брендан». Ну, раздобыли им пару каких-нибудь ноу-хау в месяц или даже в год – дотации оправданы. А то, что и для кого добывала эта компашка в течение остального времени, где, в каких странах и на какие шиши – это все мимо ведомства. Причем, между прочим, иногда это самое ноу-хау на пять-семь стран сразу расходится и выдается за эксклюзив. Жулье типичное!

– Да, это на них похоже, – кивнул Сергей Сергеевич. – Но знаешь ли, когда ты обо всем этом рассуждал, мне пришла в голову мысль, может, опять-таки не своевременная. Ты давеча рассуждал, что не имеешь никакого желания беседовать со мной. Однако говоришь уже довольно долго, и, похоже, весьма охотно. Тебе не кажется, что мы все-таки можем найти общий язык?

– Очень сомневаюсь. Все же у нас с вами слишком разные цели. Конечно, я все еще вижу перед собой того мудрого наставника, который некогда благословил меня на серьезную работу, которая растянулась на тридцать пять лет, оторвала меня от Родины, научила быть многоликим и донельзя изворотливым. Но тем не менее именно вы, Сергей Сергеевич, воспитали из меня идейного борца. Вы, вы! То есть тот самый человек, который впоследствии эти идеи предал и продал за благополучие своего семейства и возможность продолжать научную деятельность в изменившихся условиях. Вот парадокс-то, не правда ли?

– Элемент парадокса, возможно, и присутствует, тут можно согласиться. Хотя, честно сказать, я не очень уверен в том, что ты не преувеличил, назвавшись «идейным борцом». Ты сам-то, положа руку на сердце, уверен в этом? Во-первых, мне кажется, что ты не сможешь достаточно четко сформулировать ту самую главную и стержневую идею, ради которой ты ведешь всю эту многотрудную и – это особая тема для разговора! – весьма дорогостоящую деятельность. Прости меня, но мне все больше кажется, что борьба за некие абстракции у тебя все больше уступает место борьбе за весьма конкретные денежные знаки. У тебя есть знакомства и связи в рядах итало-американской, латиноамериканской, африканской и даже русско-кавказской мафии. У тебя есть огромные деньги, которые в какой-то части, условно говоря, «работают на революцию», но в значительно большей – просто накручивают тебе прибыль. Ты точно такой же эксплуататор и мироед, как те, против кого ты борешься. И я уже сильно сомневаюсь, что идея осуществления Мировой революции превалирует в твоей деятельности. Ты делаешь бизнес, зарабатываешь деньги, и это главное содержание твоей жизни. Тем более что ты уже давно не веришь, что у тебя что-нибудь получится в плане революционного преобразования общества. По меньшей мере, четко и хорошо знаешь, что «жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе».

– «…Встанут новые борцы!» Кажется, так в песне пелось?

– Да, что-то в этом роде. «И Ленин – такой молодой, и юный Октябрь впереди!» Сережа, тебе не кажется, что нам уже не по возрасту петь комсомольские песенки?!

– По-моему, кроме нас, их уже мало кто помнит. Надо приучать к ним молодежь, – криво усмехнулся Сорокин.

– Увы, но они предпочитают совсем другое. Либо вариации на тему: «Ай лав ю!», либо «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла!». Море пива с островом чипсов и пара «косяков» с травкой – это уже ценности миллионов! Десятков, сотен миллионов к тому же! И всем этим деградантам ты собираешься политграмоту читать? Они тебя пошлют далеко и надолго. Впрочем, это брехня, никаким политпросветом ты заниматься не будешь. Ты просто зазомбируешь несколько сотен пацанов и пошлешь их таранить небоскребы, атомные станции, авианосцы. Устроишь вселенский хаос, всеобщее мордобитие, а там, глядишь, кривая вывезет. Вы политический авантюрист, товарищ Сорокин. И даже троцкизмом от вас попахивает, фигурально выражаясь.

– Вам виднее. Только лучше полный хаос, чем тот мировой бардак, который организован при вашем участии.

– Так, Сережа. Я думаю, что на сегодня нам достаточно. Ты уже потерял интерес к разумному диалогу и начал кривляться. Посиди на пятом режиме, подумай, если есть желание. Завтра продолжим беседу. Если ты, конечно, не соберешься себя отключить.

– Не дождетесь, – процедил Сорокин.

ТРИДЦАТЬ МИНУТ СПУСТЯ

Сергей Сергеевич остановил видеомагнитофон, на котором крутилась кассета с записью. Свой разговор с Сорокиным он решил показать экс-капитану КГБ, ныне «ассоциированному сотруднику ЦТМО» Олегу Чугаеву, который с июля 2001 года пребывал в стенах Центра на четвертом режиме.

– Вот видите, Олег Сергеевич, нам удалось очно встретиться даже с вашим основным шефом, – резюмировал Баринов. – Для этого мне пришлось посылать своих ребят на смертельно опасное задание, и только чудом все обошлось без жертв. Хотя в свое время мы готовили Сорокина к обычной работе по сбору научно-технической информации и даже не предполагали, что из него может получиться боевик. Но вот поди ж ты! Мои молодцы отделались синяками и шишками, одному челюсть он сломал, но тут, как говорится, элемент везения сработал. А вот за время недавнего турне Сорокина в Российской Федерации до десятка людей стали трупами. Только за последние две недели! Наверно, это были не лучшие представители российского народа, но Сергей Николаевич убивал их хладнокровно и безжалостно. Как вы думаете, почему я вам об этом напоминаю именно после просмотра видеозаписи?

– Ума не приложу, – криво усмехнулся Чугаев. – Пытаетесь усовестить, что ли? Мол, гляди, какому негодяю и убийце ты помогал! А я, Сергей Сергеевич, и сам не безгрешен. Все-таки наше ведомство когда-то именовалось «Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с саботажем, контрреволюцией и спекуляцией». А большая часть российского бизнеса – чистой воды спекуляция. Купи дешевле – продай дороже. Неважно что: турецкие тряпки, квартиры или производственные помещения, нефтяные промыслы или лесоразработки… Так что я изредка тоже кое-кого мочил. Скажу откровенно – не каюсь в этом. И догадываюсь, что Сергею Николаевичу тоже каяться не в чем. Так что не упирайте на совесть – гиблое дело.

– Вы правы, уважаемый Олег Сергеевич! – покачал головой профессор, включая перемотку видеозаписи. – В нашем далеко не самом гуманном деле обращение к совести и впрямь непопулярно. Хотя, помнится, вы, как и товарищ Сорокин, все время заявляли, что ваша идейная убежденность превалирует над материальными интересами и для вас главное – борьба за социальную справедливость. Но в данном случае я не собираюсь вас совестить. Прослушайте еще раз один фрагмент нашей беседы с Сорокиным, и вам, надеюсь, придет в голову более рациональное объяснение моих действий.

Баринов остановил перемотку и включил воспроизведение. Зазвучал его голос в записи:

«– …Хотя, вообще говоря, у тебя тоже очень хорошие кадры подобрались. Олег Чугаев, например. Ты его похоронил, поди-ка? А он у меня здесь, на четвертом режиме отдыхает. И весь архив, который он для тебя собирал, – здесь, у меня. Благодаря Чугаеву, между прочим, мне удалось разоблачить очень опасную парочку, готовую меня продать с потрохами, а заодно уделать коллегу Воронкова. Надеюсь, ты плакать по этим людям не будешь?

– Насчет Воронкова, Соледад и Ларева мне и впрямь плакать незачем. А вот Чугаева – жалко. Если, конечно, вы не блефуете насчет того, что его перевербовали.

– Могу как-нибудь вам очную встречу устроить. В принципе, даже сейчас мог бы его пригласить, если б не боялся, что ты его прямо здесь, у меня в кабинете, уморишь. Он ведь у тебя „на неизвлекаемости“ стоял. Правда, тот логический вирус мы сняли. Но ты ведь у нас парень запасливый… Скажешь ключевое словечко – и поминай как звали. Кстати, догадываюсь, что ты и сам себе что-то похожее зарядил. Наверно, на крайний случай. Однако почему-то не воспользовался. То ли жить слишком хочешь, то ли какую-то очередную пакость придумываешь…»

– Ну и как, Олег Сергеевич, вам еще нужны какие-либо разъяснения? Или вы уже сами догадываетесь, что вашей жизни угрожает опасность? Обратите внимание, как он сказал: «А вот Чугаева – жалко». Простите, но он сказал это так, будто вы уже покойник.

– Сергей Сергеевич, а разве нет? Я уже четвертый месяц проживаю у вас на положении не то привилегированного зэка, не то больного. Вы меня разработали как по нотам, заставив добровольно рассказать то, что нельзя было насильно вытащить из моей памяти. Запугали тем, что уничтожите моих товарищей, что выставите меня предателем перед ними. Я частично сломался, частично вам поверил, потом почуял, что угодил в вашу ловушку, – и стал настоящим предателем. Возможно, если Сорокин действительно заложил мне в голову еще один «логический взрыватель» и приведет его в действие – это будет справедливая кара. А смерти я не боюсь, вы уже знаете.

– Вот поэтому-то я и не хочу покамест допускать между вами каких-либо прямых контактов. Хотя я прекрасно помню, каким шоком для вас было узнать о том «логическом вирусе», которым была «заминирована» ваша память. Ведь ваш «боевой товарищ» со спокойной совестью обрек вас на смерть, потому что догадывался, что, если против вас применить нашу спецтехнику, не поможет даже ваше стоическое терпение. Но вам не сказал об этом, заметьте!

– Это было его право. Ручаюсь, что и вы не всегда и не везде докладываете своим сотрудникам о том, чем загрузили их мозги. Элементарные законы конспирации.

– Безусловно. Однако я лично в данный момент еще не настолько изучил содержимое вашей головы, чтобы позволить Сергею Николаевичу вас полностью отключить. Увы, он может это сделать даже на расстоянии, сидя в своей камере пятого режима, если сумеет более-менее точно определить ваше местонахождение.

– Зачем же вы ему вообще сообщили о том, что я нахожусь у вас?

– А затем, товарищ капитан, чтоб он не рассчитывал на то, что вы примчитесь сюда его освобождать. Это во-первых. А во-вторых, он непременно постарается установить с вами какой-либо контакт. Может быть, даже не станет поначалу своими телепатическими способностями пользоваться. Попробует подкатиться к охранникам, чтоб передали вам маляву. Ну, конечно, при таком раскладе, эта малява сразу придет ко мне, и ответ вы напишете под моим контролем…

– Сергей Сергеевич, вы считаете, что я на такое способен?

– Конечно, я в этом до конца не уверен, но думаю, что по здравом размышлении вы согласитесь. Не будете же вы ждать, когда он окончательно сочтет вас предателем и приведет в действие некий «взрыватель»?

– Замечательный выбор предлагаете, – осклабился Чугаев, – или я буду ославлен, как предатель, или стану таковым на самом деле.

– А чего теперь стесняться? Вы же сами, можно сказать, добровольно сдали мне ваш архив, который собирали с 1991 года. И теперь все шесть ваших агентов – которых вы передо мной засветили, кстати! – ни о чем не догадываясь, живут припеваючи, во всяком случае, намного комфортнее и безопаснее, чем прежде, продолжая заниматься сбором информации. Которая, правда, приходит не совсем в тот адрес, в какой приходила раньше. Но для меня, уверяю вас, она имеет намного большее значение и уж тем более практическую значимость, чем для товарища Сорокина. Ваши ребята теперь не просто за идею работают, а стали получать неплохие деньги и даже не спрашивают, откуда они у вас взялись. У них появился материальный стимул к работе! А это многое меняет.

– Жуткий вы человек, Сергей Сергеевич… – процедил Чугаев.

– Может быть. Но в прошлом году, позвольте напомнить, у вас было потеряно ровно столько же агентов, сколько есть в наличии сейчас. То есть раз в два месяца вы теряли по человеку. Вы их не берегли, Чугаев. Точнее, не могли обеспечить им определенный уровень прикрытия. С июля по октябрь вы еще никого не потеряли, а информационный поток возрос. Почему? Да потому что теперь мои ребята обеспечивают безопасность вашим. И более того, через какое-то время к этой вашей шестерке приплюсуется еще несколько человек. Конечно, после надлежащей проверки и «промывания мозгов», но это будут, я вам гарантирую, точно такие же надежные кадры. Более того, я надеюсь, что при вашей помощи и поддержке мне удастся перетянуть на свою сторону и товарища Сорокина.

– Вы себя не переоцениваете, Сергей Сергеевич? – прищурился капитан. – Даже если я выложусь на сто два процента, Сорокин расколет все эти плутни, как кедровый орешек. Учитывая его суперспособности…

– Видите ли, Олег Сергеевич, – улыбнулся профессор, – я себя стараюсь оценивать адекватно. И именно то, что Сорокин расколет, как вы выражаетесь, «эти плутни», я, безусловно, учитываю в своих планах. Но поскольку он будет заинтересован, чтобы поддерживать с вами контакт, то пойдет на него даже в том случае, если будет загодя знать, что ваша переписка контролируется. Тем более если он узнает, допустим, что у вас появился выход на волю…

– А вы его действительно мне предоставите? – встрепенулся Чугаев.

Баринов улыбнулся:

– Ну если до того дойдет, то, возможно, и предоставлю. Конечно, опять-таки под контролем…

– Словом, я буду тем живцом, на который ловят крупную рыбу?

– Наиболее крупную рыбу я уже поймал. Вы уже просмотрели кассету с ее изображением, – ухмыльнулся Сергей Сергеевич. – И вообще, рыбацкие сравнения тут не очень уместны. Я уже говорил вам, Чугаев, что всерьез хочу с вами сотрудничать и с Сорокиным – тоже. Я хочу придать смысл вашей импульсивной и, прямо скажем, бесперспективной деятельности. По-моему, мы уже говорили об этом. Вы-то, кстати, в глубине души уже перешли на мои позиции, хотя все еще хорохоритесь и изображаете праведный гнев. Соглашусь, что Сорокин покруче вас будет. Но в том-то и фокус, что он, получив достаточно возможностей для деятельности, опять же, сознавая, что я установил над ним плотный контроль, примет эти условия сотрудничества! Безотносительно к разного рода идеологическим химерам.

– Это почему же? Вы не слишком самоуверенны, господин Баринов?

– Ну, во-первых, речь идет не о самоуверенности. Просто я хорошо знаю того, с кем имею дело. Сергей Николаевич – мой ученик, а следовательно, до некоторой степени, я сам. Мы, конечно, из разных, но достаточно близких по духу поколений, оба воспитаны в семьях военных, причем отцы и у меня, и у него принадлежали к ведомству государственной безопасности. Наконец, мы оба работали в ПГУ, причем в одном из самых закрытых его подразделений. Наверно, вы, как человек, работавший в системе «семерки», тоже ощущаете гораздо большую духовную близость к товарищу Комарову, чем ко мне?

– Может быть, – согласился Чугаев. – Во всяком случае, общий язык с ним я нахожу легче. На чисто профессиональной почве, естественно.

– Правильно. Я, между прочим, когда решал вопрос о том, кого назначить на должность начальника СБ ЦТМО, рассматривал несколько кандидатур. Казалось бы, наилучшей из них была кандидатура товарища из бывшей «девятки», но я все-таки остановился на Комарове. Потому что «девятка» – это: «Ох, рано, встает охрана!» Дворцовая гвардия, со склонностью к заглядыванию в рот его величества или преосвященства, к участию в придворных интригах почти такой же, как у французских мушкетеров короля, гвардейцев кардинала в XVII веке или же русских преображенцев XVIII столетии. А мне нужны в хозяйстве не лизоблюды и интриганы, а глаза и уши, те, кто умеет незаметно садиться на хвост и подглядывать за объектом даже в сортире. То есть такие, как вы и Комаров.

– Тем не менее, – заметил Чугаев, – вы пока держите меня здесь и, выражаясь казенным языком, «не используете по профилю прежней работы».

– Ну это как раз не за горами. Хотя, конечно, мы бы с удовольствием предоставили вам такую работу, уже учитывая, что ваши шесть ребят сейчас отлично трудятся. Однако, пока Сорокин находился вне нашего контроля, это, согласитесь, было бы рискованно. Теперь ваши судьбы связаны еще более тесно, чем прежде. Чем быстрее произойдет то, в чем вы сильно усомнились, то есть переход Сорокина от конфронтации к сотрудничеству, тем быстрее решится вопрос о вашем, так сказать, «беспривязном» содержании.

– По-моему, «беспривязное содержание» – это нечто из области животноводства.

– Да, кажется. Но в общем и целом, человек – это все-таки просто высокоорганизованное животное, млекопитающее отряда приматов, с теми или иными интеллектуальными возможностями. Скажу по секрету, что еще не знаю, кому лучше: лосю, вольно бегающему по тайге в тридцатиградусный мороз, или колхозному быку, стоящему на привязи в относительно теплом, хотя и бетонном стойле. Вроде бы лосю, конечно, вольготнее – куда захотел, туда и побежал, какое дерево сумел, то и объел. Но волки – вот они, рядышком. Не от всякой стаи ускачешь, не от всякой копытами и рогами отобьешься. А еще и рыси есть, медведи-шатуны… Соболя даже, бывает, лосей загрызают! Ну а человек с ружьем? Так что эта самая «вольная» жизнь на самом деле сплошной страх. Из-за самок соперничать надо, с другими сохатыми бодаться, и не всякий год всех одолеть удается. Что же касается быка, то цепь и кольцо в носу – это не сахар, конечно, но с другой стороны – пайка сена и комбикорма регулярно. Зато весной – все телки-нетели его!