Текст книги "Таран"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

И боги ошибаются

Нет, Таран не был совсем доверчивым и глупым мальчиком. По крайней мере, таким, как в начале недели, когда паскудница Дашка вертела им как хотела. Он сильно повзрослел за несколько дней скитаний и близких встреч со смертью. Лет на десять, не меньше. Он прекрасно понимал, что сейчас заботит «дядю Вову». Экс-смотрящий здорово переживал за свою сильно обесценившуюся шкуру, которую Юрка мог снять с него в течение одной секунды, одним нажатием спускового крючка. Переживал и пытался ее спасти, что, в общем, было вполне естественно и логично. При этом довольно убедительно, как ему самому, наверное, казалось, заговаривал Юрке зубы, рассчитывая, что пацану понравится его красноречие и умелая имитация откровенности. Конечно, Таран был слишком слабо образован, чтоб провести точный психологический анализ «дяди Вовиных» выступлений, но общий вывод сделал, несомненно, верный.

Правда, кое-что Тарана здорово зацепило. Прежде всего – Вовины выкладки насчет того, что потерянное на даче Мазаева кепи уже подставило «мамонтов», и теперь он, Таран, вовсе не нужен Генриху Птицыну. Вот эта часть выступления экс-смотрящему особенно удалась и прозвучала для Юрки более чем убедительно. Тем более что за несколько минут до этого Таран и сам сомневался в том, что у «мамонтов» его встретят с распростертыми объятиями.

Но все же Юрка передоверил «дяде Вове» выбор пути, хотя почти наверняка знал: старый пройдоха готовит ловушку, капает на мозги Милке, которая прямо на глазах, в течение не столь уж долгой поездки, начала входить в депрессию и ощущать некий пофигизм ко всей окружающей действительности.

По асфальтовой дороге проехали недолго. Лес расступился, ушел далеко в стороны от трассы, и впереди замаячило какое-то село. Через него проскочили, не сбавляя скорости, доехали до противоположной окраины, и тут «дядя Вова», уже не спрашивая разрешения у Тарана, велел Сене сворачивать вправо, на грунтовку, которая тянулась куда-то наискосок, под гору, через желто-зеленоватое колосящееся поле.

Потом миновали небольшую рощицу, переехали через мостик какой-то ручей, снова покатили через поле, но уже в гору. Когда перебрались за холм, увидели небольшую деревушку. Когда подъехали ближе, увидели бурьян, густо разросшийся во дворах, заколоченные двери и окна, Юрке показалось, будто он здесь уже бывал…

Просто эта деревенька вымерла точно так же, как та, где Таран прятался после бегства с фермы Душина.

– Вот здесь притормози! – сказал «дядя Вова», указывая на одну из избушек, по виду ничем не отличающуюся от остальных, такую же заброшенную и заколоченную.

Но едва машина остановилась, как из калитки, не дожидаясь гудка, вышли два парня. Одеты они были по-городскому и явно не проживали здесь постоянно. Что-то им явно не нравилось в приехавшей «Ниве», хотя именно ее они и ждали.

– Ну что, будем выходить? – предложил «дядя Вова». – Милка, не спи! Вылезай!

Милка, зевая, открыла дверцу, свесила ноги и вылезла, держа в каждой руке по пистолету, которые сразу же наставила на парней.

– Положите ручки на затылки, а? – сказала она таким тормозным тоном, что в пору было рассмеяться. Но встречающие подчинились. Во-первых, увидеть «Зену – королеву воинов» в роли телохранителя «дяди Вовы» они не ожидали, а во-вторых, стволы у Милки были настоящие. Наконец, баба выглядела очень мутной, а мутный человек с пушкой требует осторожного обращения.

– Сеня! – приказал Таран. – Выходи и топай туда же, к мужикам! И к Милке близко не подходи, понял?

– Нужна она мне… – проворчал Сеня. Но из кабины вылез.

– Порядок – прежде всего! – кивнул «дядя Вова». – Топай, куда сказали, и не выступай!

После того как Сеня с руками на затылке встал рядом с встречающими, Таран сдвинул вперед водительское кресло и пригласил:

– Выходи, хрестный.

«Дядя Вова», кряхтя и придерживая раненую руку, выбрался из машины, а затем неторопливо пошел в сторону своих соратников. Затем из машины выбрался Юрка со «стечкиным».

– Не бойтесь, мальчики! – бодреньким тоном объяснил «дядя Вова» своим корефанам. – Это они все изнервничались, поэтому такие недоверчивые. А вообще-то я с ними уже столковался помаленьку. Нам всем, как видите, пора умыться, побриться, одежку поменять, покушать перед дальней дорожкой… Спрячьте пушки, Юра с Милой, все нормально.

– Они хоть не ширнутые, хозяин? – спросил один из «здешних» парней. – Дикие какие-то…

Юрка, наверное, смотрелся еще более мутным, чем Милка, учитывая боевую фингальную раскраску рожи, мокрый камуфляж, на котором при свете утреннего солнышка отчетливо маячили размытые водой кровяные пятна – случаев изгваздаться ночью было предостаточно. Да и взгляд у него был как у затравленного хорька: дескать, только троньте, всех пошмаляю!

– Хрестный, – вдруг произнес Сеня в явном волнении. – Мне было сказано вас сюда отвезти, уехать и забыть. На хрена мне здесь торчать?

– Это уж не у меня спрашивать надо… – пробормотал «дядя Вова». Он все гадал, что у Юрки на душе. Ведь этот пацан сейчас как взведенная пружинка. Стоит ему, гаденышу, чуть-чуть заподозрить что-то, увидеть подвох – и все. Постреляет всех четверых тут же.

– Идите во двор! – сказал Юрка сипло-сорванным баском. – Все! Там поговорим, кому куда ехать.

Зачем ему это понадобилось? Он сам не мог объяснить… Но «дядя Вова» просиял, почуял в этом добрый знак.

– Пошли не спеша, – подбодрил он корефанов. – Говорить так говорить…

Черт его знает, что там могло дальше произойти. Может быть, действительно, «дяде Вове» удалось бы заболтать Юрку, который к тому же ощутил сильную усталость. Покормили бы его жареной картошкой с тушенкой, налили бы сто грамм – он бы без всякого снотворного разморился и заснул бы. Правда, уже навряд ли проснулся бы. В общем, при всей своей рискованности план у «дяди Вовы» был вполне реалистичный.

Но ошибаются даже боги. «Дядя Вова» предвидел, что Милка вот-вот заснет, впав в свой постнаркотический депресняк. Однако думал, будто это произойдет уже там, в избе, за столом, например.

А это произошло гораздо раньше, как раз в тот момент, когда Милка двинулась было за конвоируемой четверкой к забору. Сделала пару шагов и вдруг пошатнулась. Колени подогнулись, пальцы разжались, пистолеты выпали, и Милка рухнула наземь. Так, будто ее пуля поразила. Таран, например, так и подумал, хотя никакого выстрела не услышал.

Хотя никто толком ничего не понял, один из парней, встречавших «дядю Вову», резко нырнул вниз и цапнул один из пистолетов. Привскочил на колено и вскинул оружие на Юрку.

– Не трожь! – успел заорать «дядя Вова», но было уже поздно. То, чего он больше всего опасался, случилось. Таран отреагировал мгновенно. Все, что еще находилось в магазине «стечкина», за несколько секунд вылетело через ствол.

Тот, кто ухватил Милкин пистолет, не успев нажать спуск, отлетел к забору с двумя дырами во лбу и выломанным затылком. Сеня, который вообще-то и рыпаться не собирался, получил пулю в спину, под лопатку, и ничком повалился поперек Милки. Второй «здешний», завизжав от испуга, шарахнулся в сторону, но тоже попал под пулю. Он сделал несколько шагов, судорожно вцепился в штакетины забора, но потом разжал пальцы, сполз на бок и, скорчившись, остался лежать мордой в крапиве. Наконец, «дядя Вова», хрипя, осел у калитки с простреленным животом.

– Коз-злы… – шипел он. – Коз-злы…

Таран вынул из пистолета расстрелянный до железки магазин и вставил тот, где еще оставалось шесть патронов. Спокойно так, по-деловому, без дрожи в руках. Потом не торопясь подошел к «дяде Вове» и навел ствол с глушителем на его седую башку.

– Сынок, – пробормотал тот, кривясь от невыносимой боли, – погоди чуть-чуть! Я сказать тебе должен! Обязательно!

– Что еще соврешь, гад? – ледяным голосом произнес Юрка. – Чем еще купить захочешь?

– На этот раз – ничего такого… – прохрипел «дядя Вова». – Тут, в избе, в подвале, деньжата лежат. За ними и ехали сюда. Под бочкой с огурцами – чемодан. Заначка была моя… Как Бог свят – поделиться с тобой хотел. Думал, за сына ты мне будешь… А сейчас, когда смерть пришла, все отдаю… Там, – он показал пальцем и землю, – не пригодятся… Ну, все!

Стрелять Юрке не пришлось. «Дядя Вова» дернулся, вымолвив последние слова с тяжким вздохом, голова бессильно упала набок, и глаза его остекленели. Только из правого напоследок выкатилась слеза и плавно покатилась по бледнеющему лицу, оставляя за собой влажную полоску…

Таран присел на корточки и несколько минут сидел так, не отрывая взгляда от этого постепенно высыхающего извилистого следа, последнего проблеска жизни. Не то чтоб Юрке стало жалко экс-смотрящего. И страха перед трупом он не испытывал – вот так уже, по горло, на жмуров насмотрелся! Нет, Таран в эти минуты силился понять, что заставило «дядю Вову» в последние секунды сделать такое завещание? Да еще человеку, который его убил?! Что у него там, в этой искорябанной и истертой неправедной, жуткой и страшной жизнью башке, напоследок крутилось? Может, он в последние мгновения земного существования понял что-то важное? Или там, на границе бытия и небытия, ему было некое сверхъестественное откровение? Или «дядя Вова» решил, что, передав добытые преступным путем деньги в руки своего убийцы, он хоть чуточку душу очистит?!

Предполагать можно было что угодно. Побелевшие губы мертвеца уже ничего сказать не могли. К тому же Таран вспомнил о Милке.

Точнее, она сама напомнила о себе. Заворочалась, забормотала в полусне;

– Отвали… Уйди на х… Куда лезешь со своим огрызком?!

И, резко дернувшись, спихнула с себя труп Сени.

Юрка встрепенулся, подскочил к ней, вымазанной в Сениной крови, и обеспокоенно спросил:

– Ты ранена? Куда попало? Где болит?!

Милка с трудом разлепила веки, похлопала черными ресницами, помотала головой.

– Ни хрена не пойму… Что случилось?

– Не знаю, – ответил Юрка. – Ты упала, а этот (он указал пальцем на обладателя двух дыр во лбу) за твой пистолет схватился… Не задело тебя?!

– Вроде нет, – вяло ворочая языком, пробормотала Милка. – А кровь есть. Наверное, от этого огрызка… Почему он на мне лежал, а?

– Свалился, когда пуля попала, – пояснил Таран.

– А мне приснилось, что он меня трахнуть хочет… Юбку задрал и лезет со своим «карандашом». Козел вонючий!

– Так ты спала?! – изумился Таран.

– Ага-а… – зевнула Милка. – Депресняк начался. Еще в машине. А потом я загибаться начну. Часа через четыре. Дозы-то нет… Значит, сдохну.

Все это говорилось невероятно сонным голосом.

– Очухайся! – попросил Таран, чуточку встряхнув эту тяжеловесную куклу. – Встань на ножки! Ну!

– Можно, я посплю?

Таран понял, что толку от бабы никакого. Взяв Милку за руку, он забросил ее себе за плечо, поднял кое-как неподъемную телку на ноги и, обняв за могучую талию, завел во двор и усадил на ступеньки крылечка. Милка тут же завалилась на бочок и захрапела самым мужицким образом. Но Юрке это было по фигу. Он сообразил, что надо бы куда-то убрать жмуров. Взгляд его упал на невысокий сруб типа колодезного, который просматривался посреди лопухов в нескольких шагах от крыльца.

Поверх сруба лежала деревянная крышка, открыв которую Таран чуть не блеванул от жуткой вони. Там, в срубе, было что угодно, но не вода. На трехметровой глубине стояла некая густая, зеленоватая, омерзительно пахнущая жижа, которую даже дерьмом было назвать трудно. Даже с высоты было видно, что в ней какие-то черви шевелятся… Тарану даже показалось, будто там не то человеческий череп просматривается, не то тазовые кости. Хрен его знает, может, так оно и было.

Тем не менее Юрка, преодолев отвращение, решил, что лучшего места для погребения «дяди Вовы» и его сотоварищей ему не придумать. Копать на четверых братскую могилу сил не было, да и лопату еще требовалось найти.

В общем, Таран стал перетаскивать их, убиенных, к этому жуткому колодцу и, задерживая дыхание, чтоб не вывернуло наизнанку, переваливать через трухлявые бревна сруба. Первым спихнул Вову, потом Сеню, потом «здешних». Места хватило всем. Напоследок Таран собрал с травы пистолеты, оглядел те места, где лежали убитые. Кровь, конечно, пометок оставила много, но в глаза особо не бросалась. Да и кто сюда заглянет? А дожди все это могут уже завтра замыть.

Закончив все эти неаппетитные дела, Юрка испытал непреодолимое желание вымыться. Неужели здесь настоящего колодца нет? Может, в саду где-то имеется?

Вечный кайф

Юрка вовремя углядел какую-то тропочку, видимо протоптанную «здешними» парнями через бурьян, крапиву и лопухи, которые заполонили все пространство между полузасохшими, одичалыми яблонями. Эта тропочка вывела Тарана в дальний угол сада, где, как оказалось, стояла банька.

К Юркиному удивлению, над трубой бани струился теплый воздух. Не иначе «здешние», готовясь встречать шефа, ее натопили. Таран вошел в предбанник и увидел два комплекта свежего белья: майки, трусы, носки. Один, должно быть, для самого «дяди Вовы», другой – для Туза, который досюда так и не доехал. Кроме того, тут и верхнее было, две пары джинсов и куртки. Обувь тоже приготовили, мягкие и легкие кроссовки.

Заглянул Юрка и в парилку. Крепко нажарили, небось понимали, что боссу после путешествия по утренней прохладе приятно будет старые кости погреть. Под крышкой котла было полно кипятку, а в баке с холодной водой плавал эмалированный ковшик.

Откуда взялась вода, Юрка к этому времени уже знал.

Рядом с баней, под навесом из досок и рубероида, располагался колодец с воротом. В него Юрка заглянул не без опаски, но колодец оказался хоть и замшелый, но чистый. Вымотав из колодца ведро с цепью, Таран понюхал воду и убедился, что она ничем не пахнет. Даже рискнул отхлебнуть. Вода оказалась свежей и вкусной.

После этого Тарана клюнула идея. А что, ежели затащить в баню Милку и окатить холодной водой? Может, с нее сойдет сонливость, и окажется, что она машину водить умеет? Сели бы в «Ниву» и погнали… Только вот куда? А, там видно будет!

Юрка вернулся к крылечку, где продолжала похрапывать «королева воинов», и попробовал ее растормошить.

– Мила! Проснись…

– Пошел на фиг! – сонно пробурчала она. – Ничего не хочу…

Относилось ли это к реальному Тарану или к какому-нибудь персонажу Милкиных сновидений, Юрка так и не понял. Он подхватил спящую красавицу сразу за обе ручки – они одни как два окорока весили! – и не без напряга взвалил на плечи. Ох, ма-а! И это надо было переть метров тридцать! Таран вспомнил кадры из какого-то советского фильма про войну, где юная девушка-санитарка таким же макаром тащила на себе раненого бойца, и очень этой девушке посочувствовал. Но Милку все же до бани дотащил и даже в парилку втянул. Усадил на лавку прямо в кожаном одеянии и на минуту задумался: раздевать и не раздевать? Дело, конечно, было не в стеснительности, а в том, что Милка, которой могло опять присниться что-нибудь эдакое… хм!., «производственное», запросто сумела бы, не разобравшись спросонок, отоварить Тарана по роже. А у него синяков и так до фига, лишние без надобности. Поэтому Юрка решил, что окатывать ее надо прямо в кожаных доспехах. Наплескал ковшиком холодной воды в тазик… Пших!

– 0-ой! – басом взвыла Милка, аж подскочив на лавке и шмякнув об нее увесистой попой. – Сдурел, что ли?!

Но, похлопав глазами и обнаружив, что находится в бане, возрадовалась:

– Бли-ин! Как тут клево! Это ты натопил?

– Нет, – вздохнул Таран, – это для Вовы с Тузом готовили.

– Все равно классно! Вечный кайф! – Как видно, холодный душ Милку вывел из сонливости, и она тут же начала стягивать с себя свое одеяние. Сапоги опять не захотели сниматься, и Юрке пришлось помогать.

– А ты-то чего? – пропыхтела Милка, когда Таран, забрав ее шмотки, решил было закрыть за собой дверь. – В мокрой шкуре приятней, что ли?

– Да я после тебя, – произнес Таран. – Покараулить надо. За «дядей Вовой» и Тузом сюда наверняка заехать собирались.

– А ты уверен, что сегодня? – Милка неожиданно проявила дар аналитика. – Я лично ни хрена не уверена. После того, что, блин, вчера творилось, в губернии шухер идет. Менты все дороги шмонают, небось уже половину Вовиной братвы похватали и колют… Ты что! Он потому и забрался сюда, а не попер далеко, потому что на шоссе его запросто за шкирман возьмут. Нет, он здесь вылежаться недельку собирался. Или даже больше.

– Интересно, далеко лодку унесло?

– Могло за несколько километров, там течение быстрое… Он ведь все правильно прикидывал, хрен старый. Те братки высадили бы их с Тузом и упилили пустые и чистые. Даже если б их менты задержали – кроме ершей и удочек, ни черта не нашли бы. И стояли бы эти братки до упора – знать не знаем, никого не везли! А пока менты на них время теряли, Вова уже давно бы тут кости грел и в ус не дул… Ну, ты идешь? А то опять засну…

Вот этот аргумент был решающий. Юрка сбросил с себя все сырое до последней тряпочки и запрыгнул в парилку. Ух и славно!

– Ты не бойся, – сказала Милка попросту, – я к тебе не полезу. Мне это дело сейчас по фигу. Конечно, ежели захочешь, можешь вставить, упираться не стану, только сейчас я как бревно деревянное…

– Ну и слава Богу, – сказал Юрка. – Мне лично сейчас главное – согреться и отмыться. А потом пожрать чего-нибудь. Интересно, есть тут у них чего-нибудь?

– Наверняка есть, – зевнула Милка. – Я бы тоже поела немножко – и опять поспала…

– Слышь, Мил, а ты машину водить умеешь?

– Не-а. А ты тоже нет?

– Ага.

– Ну и хрен с ним. Надо будет, пешком уйдешь, когда я сдохну…

– Брось ты…

– Не, это точно. У меня аптечка в рюкзачке осталась, а рюкзачок – в подвале. Там еще пять доз было. А теперь – хана… Пять часов ломки никто до конца не выдерживал, это точно. Знаешь, а я все ж таки надеялась, что Вова не врет… Понимала, конечно, что скорее всего отраву вколет, но чуточку надеялась…

– Он, когда помирал, – с некоторым запозданием сообщил Юрка, – сказал, будто у него тут, в доме, в подполе, чемодан зарыт с деньгами. Может, там и какое-нибудь лекарство от этих ваших уколов есть?

– Навряд ли, – мотнула головой Милка. – На фига ому вместе с деньгами что-то прятать? Врал он, конечно. Может, и про деньги врал. Может, там мина какая-нибудь лежит или отрава. Он, гад, любил химию всякую…

Таран задумался: да, это он как-то не учел, пока над трупом сидел! От этого гада и после смерти можно ждать пакости.

– Неужели ничего сделать нельзя? – произнес Юрка.

– Нет. Только перетерпеть, но это никто не может. Люди беситься начинают, вены себе грызть, головой об стены бьются… Я видела, как это бывает.

– А если тебя связать, например?

– Все равно. Сердце не выдерживает, в башке, говорят, сосуды лопаются. Короче, все равно хана наступает…

– Блин! Сидишь мылишься и так спокойно говоришь про такое! Удивительно…

– Чему удивляться? Я так не один год живу. Укололась, натрахалась, депресняк… Ломать начало – опять доза. И все по новой. Когда-нибудь все равно сдохнуть придется. Почему не сегодня? У меня что, есть для кого жить? Родителей нет, мужа нет, детишек тоже. А мне двадцать восемь, между прочим. Вся в картинках, – Милка размазала мыло по татуировке на плече. – Две ходки сделала, третья висит. И кому я сама нужна, скажи на милость? Тебе? Ты молодой, у тебя хорошая девчонка есть. И сам не червивый, хорошенький…

– Слушай, – сказал Таран, – а может, в больницу куда-нибудь доберемся? В наркологию какую-нибудь?

– Толку никакого. Они эту «дяди Вовину» химию не знают. И где мы эту больницу искать будем? Ты хоть знаешь, как отсюда до города добраться? Ну, и потом тебя менты заберут наверняка. Для начала – как дезертира или самовольщика. А после на все остальное раскрутят… Лучше спинку мне потри.

Наверное, если б она предложила это сделать чуточку пораньше, до своих «веселых» рассуждений насчет того, как ей хана придет, Юрка даже при всей своей общей усталости и непожратости кое-какое физическое влечение к этим шикарным телесам испытал бы. Ведь Милка была хоть и полная, но не жирная, не дряблая. И пропорции у нее в общем и целом были вполне приемлемые, даже при том, что из одной половинки попы можно было полторы Юркиной сделать.

Но Таран ничего такого сексуального не чувствовал. Его жалость и злость донимали. Жалость к этой большущей и красивой бабе, которую «дядя Вова» своими химическими делами поставил на грань жизни и смерти. И злость на самого себя, что он ничем не может ей помочь. Ничем! «Дядю Вову» уже не спросишь – небось его на том свете черти в серной кислоте отмачивают… И даже если есть еще какие-то люди, которые знают секреты всей этой адской фармакологии, то хрен их теперь найдешь. Кто смылся, кого менты похватали. Даже если представить себе, что ему удастся притащить Милку в милицию, сдаться самому с повинной по всем пунктам и сказать: «Вот, граждане начальники, это баба, на которой «дядя Вова» с конторой эксперименты ставили. Вылечите ее!» – разве это поможет? Да ни хрена… Правда, собровцы ведь ночью наверняка прибрали «актеров». А у всех у них та же проблема. Наверняка ведь их на обследование куда-то отправили. И может быть, уже знают, как их от этой смертоубийственной ломки спасти.

Хрен с ним! Юрка был готов идти сдаваться ментам.

Знать бы только, где их найти. Как не надо, так их до фига, а как надо – ни одного не отыщешь. В селе, конечно, может быть участковый. Но до села пять километров пешком топать. Минимум час уйдет. Потом час объяснять, что к чему. И то если участковый понятливый и непьющий. А до начала Милкиной ломки уже меньше четырех часов осталось. Три с половиной надо считать. Минус два – полтора останется. А отсюда, может быть, до города как раз полтора часа езды… Нет, ни фига путевого из этого не выйдет.

И опять мысли повели Тарана в направлении того чемодана, про который говорил «дядя Вова» перед смертью. Ведь мог же он в этот чемодан положить, так сказать, «образцы продукции»? Он ведь куда-то драпать намыливался, а там, надо думать, нелегальные разработки его фирмы могли пригодиться. Их ведь продать можно и заработать столько денег, сколько в трех кейсах за один раз не увезешь…

Таран наскоро окатился и пошел к выходу в предбанник.

– Все, что ли? – спросила Милка. – Напарился?!

– Ага! – отозвался Юрка.

Он вытерся полотенцем, заготовленным для «дяди Вовы», надел белье и джинсовый костюм. А вот кроссовки пришлось взять у Туза – Вовин 42-й Тарану не налез.

В этих самых кроссовках – после армейских ботинок они легче пуха показались! – Юрка бегом побежал к избе.

Солнце уже заметно поднялось, припекать начало, но тут в мертвой деревушке просыпаться было некому. «Нива» сиротливо стояла у ворот, из-под крышки страшного колодца, слава Богу, никто не пытался выбраться наружу. Юрка в два прыжка поднялся на крыльцо, вошел в полутемные сени и почти сразу увидел карманный фонарик. Щелк! – засветился. Таран направил свет на пол: где ж тут люк в подвал? В сенях ничего похожего не было, Юрка перескочил в следующее помещение с облупившейся печкой и закопченными керосинками – кухню, должно быть. Вот тут в полу, под истлевшей клеенкой, люк был. Почти такой же, как на кухне у Душина, где Юрка несколько дней назад своей смерти ждал. Тогда ведь хреновей хренового было, но выкарабкался, повезло! Неужели сейчас не повезет?! Неужели Господь Бог, если он, конечно, имеется, не поможет Юрке выручить Милку? Пусть не самую лучшую, но все-таки не вредную и довольно добрую девку, которой по жизни не везло… Неужели, Господь, ты от нее отвернешься, как от Шурки, такой же несчастной по жизни?!

Таран спустился в подвал. Хламу тут было до фига и больше, но бочка – всего одна. Здоровенная, сорокаведерная, должно быть, а то и больше.

Юрка пошел к бочке напролом, расшвыривая с дороги всяческие ящики и ломаные стулья, грязные пустые бутылки, банки и мятые ведра. Пробился довольно быстро.

От бочки шла затхлая вонь. Должно быть, огурцы в нее загружали еще в годы перестройки. Но после колодца с трупами это был почти аромат, Таран даже не поморщился, когда брался за края этой тары, наполовину заполненной каким-то полужидким плесневелым перегноем. Несколькими наклонами и вращательными движениями он откантовал бочку в сторону и, направив свет фонаря на то место, где она стояла прежде, увидел только сырой рыхлый грунт.

Пошарив вокруг, Юрка нашел ржавую штыковую лопату без черенка и принялся копать. Земля поддавалась легко, и, без особых усилий сняв сантиметров пятнадцать грунта, Таран добрался до какой-то деревянной крышки, сделанной из плотно пригнанных друг к другу толстых досок-сороковок, промазанных смоляным варом, будто днище лодки-плоскодонки. Крышку он сперва приподнял, а уж потом подумал, что к ней могла быть пристроена взрывчатка. Но ничего ужасного не случилось, крышка благополучно снялась.

Под ней оказался довольно большой деревянный ящик, сколоченный из такой же смоленой доски, как и крышка, вкопанный в землю почти на метр. Внутри ящика находился поставленный на попа чемодан. Это был вовсе не маленький атташе-кейс и даже не толстенький «президент», а солидный, кожаный, немного старомодный, но вполне исправный, объемом если не четверть кубометра, то в одну восьмую – уж точно. Когда-то, до изобретения клеенчатых клетчатых сумок, с такими чемоданами разъезжали пионеры челночного бизнеса. Отказались от них из-за слишком большого собственного веса, понижавшего рентабельность при авиаперелетах.

Итак, чемодан был реальностью. Юрка смело ухватился за него, хотя на сей раз четко помнил, что к его нижней части может быть привязана веревочка или проволочка, прицепленная к взрывателю. Таран такие штуки в кино видел и в другое время был бы поосторожнее. Но сейчас ему было наплевать. Взлетит – значит, не судьба… Все равно будущего у него нет.

И здесь все сошло благополучно. Не было ни веревочки, ни проволочки, а потому Таран хоть и не без усилий, но вполне удачно вытащил чемодан из закопанного в землю ящика, а затем выволок наверх из подпола.

Там, наверху, уже находилась Милка, сумевшая втиснуть свою корму в джинсы, предназначенные Тузу, а пятки – в кроссовки, заготовленные для «дяди Вовы». Она замотала волосы полотенцем и разлеглась в комнате, на потертом дерматиновом диване. Глядела в потолок и лениво курила, стряхивая пепел прямо на облезлый, давным-давно не крашенный пол. В опасной близости от ее правой руки, на сиденье расшатанного «венского» стула, лежали пистолеты.

Когда Юрка втащил чемодан, Милка даже не повернула головы.

– Нашел? – спросила она сонным голосом.

– Нашел, – отозвался Юрка, укладывая чемодан на стол. – Только он без ключей. Топора тут не видала?

– На фига? – вяло произнесла Милка, нехотя спуская ноги с дивана и выдергивая из волос металлическую шпильку. Подошла, ковырнула один замок, потом второй – щелк! щелк! – и откинула крышку. Таран только успел подумать, что мина, которую он принимал к сведению, могла бы сработать и после этого. Тогда бы их с Милкой обоих разнесло, и никаких проблем больше бы не было.

Но мины не оказалось. Чемодан открылся, и у Тарана зарябило в глазах. Серо-зеленые купюры с портретами Бенджамина Франклина, и в нераспечатанных банковских пачках, и в простых, стянутых резиночками, аж выпучились за края чемодана.

– До фига, – спокойным тоном произнесла Милка, – за такие деньги можно и убить. Но дозы тут не будет, ты прав.

– Может, в кармашке? – Юрка отстегнул кнопку клапана, закрывавшего оттопыренный карман на внутренней стороне крышки чемодана.

Там оказался мобильный телефон.

– Хорошая штука, – равнодушным голосом заметила Милка, – но это не доза.

И, зевнув, вновь улеглась на диван, пуская дым в потолок.

Юрка вертел в руках телефон. Передвинул рычажок, загорелась крохотная красная лампочка – питание есть.

Как-то сразу всплыл из памяти телефон Генриха-Птицелова. Позвонить, что ли? Только вот достанет ли отсюда до города?

И не будет ли этот звонок стоить Юрке жизни?! Ведь все, что наговорил «дядя Вова», звучало очень убедительно.

И все-таки Юрка решился набрать 45-67-23. Потому что его личная судьба отошла на второй план. Он хотел помочь Милке. Это был единственный, мизерный, но шанс. Таран не мог вернуть долг спасшей ему жизнь Шурке, однако эту такую же несчастную бабу еще можно было спасти.

Юрка не знал, что телефон этот – дальнобойный, с запрещенным «удлинителем», работающий на закрытых частотах и имеющий радиус действия до 75 километров. И потому был приятно удивлен, когда услышал к трубке знакомый женский голос:

– Алло!

– Будьте добры, позовите Генриха!

Юрка почему-то думал, что ему, как в первый раз, скажут: «Его сейчас нет, что передать?» и придется еще раз передавать привет от Вольдемара. Но вместо этого в трубке зарокотал бас:

– Юра? Таран, это ты?

– Да, – отозвался Юрка. – Мне нужна помощь, Генрих Михалыч…

– Догадываюсь. Сколько ^?

– Чего? – не понял Таран.

– Сколько за тебя просит эти козлы?

Только тут Таран сообразил, что Птицын интересуется, какой за него выкуп платить надо. И, несмотря на всю серьезность момента, решил схохмить – все же он еще не совсем перестал быть мальчишкой!

– Ничего платить не надо, – объявил Юрка. – Говорят, что хорошо вам заплатят, если заберете меня отсюда. Чемодан денег приготовили!

– Юмор понял… – пробормотал Птицелов. – И где ты находишься, дорогой?

– Пионерлагерь бывший знаете? Тот самый…

– Понял. Дальше?

– Дальше – три километра по реке, потом по просеке до асфальта. По асфальту налево, до первого села, названия не знаю. Дальше направо по проселку через поля пять кэмэ до деревеньки. У дома белая «Нива» стоит. Разберетесь?

– Разберемся… – ответил Генрих и повесил трубку.

Юрка не поверил, что Птицын хоть что-нибудь понял из его сбивчивого и торопливого рассказа. Ему показалось, будто Птицелов сейчас попросту отмахнулся. И теперь уже не на что надеяться. Совсем. Но Милке надо было хоть чуть-чуть настроение поднять.

– Ну вот, – сказал он, изобразив улыбочку. – Друзьям позвонил. Через пару часов будут…

– Доживу, наверное, – вяло улыбнулась Милка. – Спасибо, Юрик. Заботишься, как о родной. Хотя даже трахнуть стесняешься… Жалко, что вчера не собрался, когда у меня кайф гулял. А теперь я уже до самой смерти не смогу быть женщиной…

– Ладно тебе! – сердито буркнул Таран. – Ни хрена ты не помрешь. Еще замуж выйдешь и детей нарожаешь.

– Ну да… – отмахнулась Милка. – Еще чего. С этой дряни нарожаешь, пожалуй… И даже если нормальные родятся, будут спрашивать: «Мама, а почему у тебя на попе написано: «Милости просим!», а пониже пупика – «Добро пожаловать!?»

– Выведешь свои наколки… – начал было Юрка, но в это время откуда-то с небес послышался нарастающий гул приближающегося вертолета.

– Это не за нами случайно? – пошутила Милка.