Текст книги "Таран"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

Даша

Юрка прошелся по улице из конца в конец, свернул за угол, еще маленько погулял и двинулся обратно. Немного надумал по дороге насчет предложения Ивана Андреевича. Конечно, этот господин Седых мог и бандитом быть, но ведь его не банки грабить приглашали, а качалку прибирать. Пятьсот рублей – это не больно жирно, но и не мало. Юрке хватит. Все равно осенью в армию заберут. Сейчас уже июль, а заберут в октябре, максимум в ноябре. Недолго кантоваться осталось. Само собой, в армию тоже не очень хотелось, но и откосить навряд ли удастся. Правда, когда Тарана на приписку к военкомату вызывали, какой-то чин, узнав, что он боксер, где-то у себя записал про это и заметил, что, может быть, после призыва Юрка попадет в окружной СКА и в течение службы будет в основном боксом заниматься. Но шансы на это не очень большие, потому что у Юрки только второй разряд, а надо первый или КМС. К тому же у него перерыв в занятиях был.

В общем, Юрку приписали формально к ВДВ. Он, правда, никогда с парашютом не прыгал и особо не жаждал. Но искать у себя болезни, которых не было, как другие, которые даже в дурку ложились или специально наркотой колоться начинали, не собирался. Да и неприятно будет потом, когда те, кого призвали, вернутся. Небось будут думать, что Таран «дедов» испугался. А вот хрен! Он их там тряханет, если что, не хуже, чем Зыню, Рожка и Лешку. Он – Таран, понятно?! От этих мыслей Юрка как-то непроизвольно сжал кулаки.

Немного подумал про Надьку, о том, что, наверное, немного не так разговор закончил. Девка ничего, зачем обижать? А Таран не любил обижать зазря. Но, когда он сравнил эту Надьку с той, которая занимала все его мысли, подумалось: да наплевать на нее! Ну, сказал не так, подумаешь, Ну, не принял приглашения на дискотеку – да по фигу мороз! Мало их таких, которые на него смотрят? Их много, а Даша – одна… Единственная!

Когда у Тарана в мозгу прозвучало это имя, ему стало и теплее, и светлее на душе. Потому что сразу, почти мгновенно, всплыл из памяти этот светящийся, искрящийся, подернутый какой-то розовой дымкой образ. Строгое, умное, нежное личико, серо-голубые добрые глазки, золотистые волосы, ниспадающие на плечи. Зазвучал в ушах хрустальный, чуть певучий голосок…

Ноги сами собой привели его к дому, где жила эта таинственная, загадочная, совсем непохожая на других девушка. У которой совсем другой мир в душе, совсем другие интересы, по сравнению с подобными, допустим, у Надьки Веретенниковой. Да и вообще у них в классе и во дворе ничего похожего никогда не было.

Даша появилась в его жизни давно, года три назад, когда он, Таран, впервые увидел ее после переезда к ним в район – ее родители квартиру поменяли. Тоже летом дело было, только тогда солнце вовсю светило, и золотистые пряди ее развевались на ветерке. В легком платьице, на стройных точеных ножках и высоких каблучках, она горделиво процокала через двор, даже не повернув голову в сторону Тарана и его приятелей. Они тогда все на нее поглядели. И, конечно, пошли комментировать… Так грязно, похабно и бессмысленно, как умеют только пятнадцатилетние пацанята. Причем громко, в голос, Даша не могла не слышать. Только он, Таран, почему-то не произнес ни слова. Больше того, когда через полчаса Даша снова прошла через двор, возвращаясь из магазина, он прикрикнул на корешков: «Заткнулись, быстро! Надоело!» Кто-то выступил, и Таран его больно стукнул. После этого никто пикнуть не решился. А Таран несколько дней ходил сам не свой. Прямо-таки тянуло его туда, к этому соседнему дому. Иногда после школы часами просиживал, укрывшись за кустом в скверике, чтоб увидеть, как она за хлебом идет. А подойти не решался долго.

Наконец решился. Дождался, когда она с пластиковым пакетом выпорхнула из дома, и пошел за ней. Метрах в десяти. Все ждал, что обернется, окликнет, а она до самой булочной прошла не оглянувшись. В булочную Таран не пошел, застеснялся, а спрятался за угол дома, прождал там несколько минут, пока она покупала свой батон, и опять пошел следом. До самого двора. И уже только там, во дворе, она обернулась, улыбнулась и спросила:

– Вы что, следите за мной, молодой человек? Может быть, вы маньяк, а?

Ой, как растерялся Юрка! И как ему стыдно стало – жуть! Даже сейчас, через три года, уши загорелись. Потому что тогда он ляпнул:

– Н-нет, я Юра…

Это он-то, который за словом в карман не лез и язык не терял даже тогда, когда против него трое или четверо парней стояли. А тут – промямлил, растерялся…

– А-а, – еще раз улыбнулась златовласая. – Значит, вы познакомиться хотели? Очень приятно, меня зовут Даша.

Надо было еще что-то сказать, но Юрка не смог ни вдова выдавить. А Даша – цок-цок-цок! – и ушла в свой подъезд.

Но все-таки главное он узнал – как ее зовут. И в следующий раз уже смог подойти и сказать:

– Здравствуй, Даша!

А она ответила очень холодно и неприятно:

– Здравствуйте. Не помню, чтоб мы переходили на «ты».

Так и посадила Юрку в лужу. Он после этого неделю мучился. Правда, на мешке и на ринге отрывался вовсю. Егорыч, помнится, был жутко доволен, «Так! Так! – подбадривал. – Отлично! Акцентируй удар! Работай!» Невдомек было, что это Таран на себя злится. Думать об этой Даше не хотел, а думал. Почти все время, постоянно, часами… А добежать до ее подъезда через двор – стеснялся.

Но все же собрался с силами, преодолел себя, пошел. И вновь сказал, увидев ее с сумкой:

– Здравствуй…те, Даша!

На сей раз она ему улыбку подарила, видно, была в хорошем настроении. И с этой улыбкой произнесла:

– Здравствуйте, Юра! Что-то вас давно видно не было. А я уже привыкнуть успела. Может, проводите до магазина и обратно?

И Юрка в первый раз прошелся рядом с ней. Правда, сказать ничего не мог. Язык присох и плохо ворочался. А она тоже только улыбалась загадочно и ничего не говорила до самой булочной. Только там попросила его, чтоб он помог ей сумку до дома донести, потому что она, кроме хлеба, еще и два кило сахара купила.

Батюшки! Как же Юрка в тот день счастлив был – с ума сойти! Ему же привелось не только до подъезда сумку донести, но и в квартиру зайти. И даже поговорить часок с Дашей.

Оказалось, что она на два года старше. И школу уже на будущий год закончит. А потом собирается поступать в ГИТИС. Актрисой будет. Хотя и точно знает, что денег на этом особо не заработаешь, но не может без этого. И прочитала Юрке какой-то монолог из пьесы, которую он, конечно, не смотрел, не читал и даже на афишах названия не видел. Но так прочитала – обалдеть! Таран в школе, когда стихи наизусть учили, даже «Белеет парус> выучить не сумел, а Даша могла целую книжную страницу запомнить и прочитать не просто так, а с выражением. Чудеса!

В общем, повадился он к этой Даше ходить. И как-то невзначай почуял, что вообще-то недалеко ушел от того боксера из анекдота, который на вопрос, зачем ему голова, подумал, а потом ответил: «Я в нее ем!» То есть показался сам себе перед Дашей дурак дураком. Рослым, сильным, но очень глупым человеком, который ничего не читал, ничего не слушал, ничего толком не смотрел. А у нее – полная стенка книг, она все премьеры в областных театрах пересмотрела, все концерты классической музыки переслушала, на всех выставках художников побывала.

Конечно, родители Дашины от этой дружбы были далеко не в восторге. Они являлись людьми интеллигентными и довольно зажиточными. Отец – адвокат, мать – переводчица, работали на какой-то частной фирме, где зарплату в долларах платили. У них и машина была, и много таких вещей, на которые публика, подобная Тарану, могла только ходить и облизываться: японский телевизор, видак, видеокамера, компьютер с принтером. Поэтому визиты представителя дворовой шпаны их попросту морально травмировали. Походит-походит такой гаврик, а потом, глядишь, квартиру обчистят. Брать-то есть что.

Если никаких скандалов не происходило, то лишь потому, что папаша у Даши был трусоват и слабосилен, а мама очень боялась, что этот жуткий Юрка со своими хулиганами, если его выставить из дома, в отместку сделает с Дашенькой что-нибудь ужасное. Поэтому они ограничились тем, что поставили стальную входную дверь с каким-то особо секретным «мультилоком» и провели сигнализацию в ментуру, Кроме того, они повели активную пропаганду в адрес любимой дочери: дескать, постарайся убедить его в том, что вы – не пара. Но Даша объяснила это так: мол, был бы ты, Юра, поинтеллектуальней, с более хорошими манерами, – ничего они против тебя не имели бы.

Другой бы плюнул, наверное, тем более что девок попроще, которых и обнять, и поцеловать, и все остальное, кругом было до фига. А Таран и ростом вышел, и мышцами мог покрасоваться, и на морду, даже при своих боксерских делах, смотрелся неплохо. Липли, глазки строили, на дни рождения приглашали – короче, мог бы уже не одну отдрючить, если б не Даша, которая так накрепко к Тарану в душу залезла, что все его, нормальные в общем, страсти гасила. Только, пожалуй, бокс от нее немного отвлекал.

Самое удивительное, что Таран благодаря Даше вдруг в самом себе таланты начал открывать. Оказалось, что он стихи сочинять умеет. И на гитаре играть научился. Не так чтобы очень здорово, но наиграть романс «Я встретил вас…» мог запросто. А еще он рисовать попробовал. Карандашом. Все школьные альбомы прошлых лет, когда ИЗО на уроках проходили, пересмотрел, потому что уже забывать стал, как и что. А потом стал рисовать Дашу по памяти. Сначала смешно получалось, рвал, бросал, обзывал себя дураком, давал страшные клятвы не переводить время на ерунду… и через день-два снова рисовать начинал. И постепенно, раз за разом, портреты все больше и больше походили на Дашу. Но показать их оригиналу он не решался. Так же и со стихами. Если первое творение вышло из двух строчек: «Нету краше милой Даши!», после чего Таран целую неделю себя уважал, то потом он запросто выкидывал в мусорку целые поэмы, над которыми корпел ночами. И не только не показывал их Даше, но даже заикнуться о том, что их пишет, не смел. Потому что он в это же время брал у Даши книжки настоящих поэтов, читал и, сравнивая со своими виршами, только вздыхал… Куда ему! Опять же, зарекался сочинять навеки – и снова брался за авторучку.

Все парни, конечно, знали, что у Тарана к Даше любовь. Он ее провожал из школы и в школу рядом с ней шел. Это притом что она в одиннадцатом классе училась, а он в девятом. Старшеклассники, конечно, смотрели косо – дескать, куда ты лезешь, молодой?! Но терпели, потому что знали – Таран мальчик суровый. И ему плевать, что кто-то его старше и сильнее, – любого из них мог отделать в лучшем виде один на один. А полезли бы кучей – Таран мог бы таких друзей позвать, что пух и перья полетели бы. Правда, ежели б эти друзья узнали, что Юрка Дашу за долгие месяцы знакомства ни разу не поцеловал – о чем другом и речи не было! – то оборжались бы над ним безжалостно. Сами они вовсю обменивались впечатлениями, как подлинными, так и воображаемыми, а Таран только многозначительно помалкивал.

Но вот учебный год кончился, и Даша уехала в Москву. Таран только вздыхал. Жалел, что ничего Даше не сказал о своей любви, да и вообще о том, что много времени потратил впустую. Конечно, думал, в Москве она уж точно найдет кого-нибудь поумнее, чем Юрка, и замуж выйдет.

Каковы же были его восторг и изумление, когда в один прекрасный осенний день он получил от Даши письмо! Она ему сообщила, что в ГИТИС ей пробиться не удалось, но она поступила в частную театральную студию, вынуждена подрабатывать, сильно устает. Однако самое главное, Даша написала, что очень по нему, Юрке, скучает! И рада будет встретиться, когда приедет. А еще очень просила написать письмо.

Конечно, Таран письмо написал. Длинное, страницах на десяти. Это он-то, которому в школе казалось жутким трудом нашкрябать сочинение на трех страницах! А тут – единым духом, за одну ночь все выложил. Признался в любви по всем правилам. И впервые рискнул послать свой стих, посвященный Даше.

В общем, пошла переписка. Даша слала примерно одно письмо в месяц, а Таран, разохотившись, три-четыре или даже пять. И почти в каждое вкладывал стихотворение или собственноручно нарисованный Дашин портретик. Про себя рассказывал все. Жаловался, что родители пьют, что в школе учителя достали, с радостями об успехах в спорте делился, ну и, конечно, душу изливал насчет того, как ему без Даши скучно.

Летом Даша приехала в родной город. Такая красивая, что Таран, как увидел, аж обалдел. А она его на вокзале еще и поцеловала, жадно так, прямо в губы! И они под ручку прошлись по двору, на виду у ребят. Таран даже рискнул за талию Дашу обнять – и ничего, позволила!

Дома Даша прожила всего недельку. Что-то у нее с родителями не заладилось. И вроде бы на Тарана это как-то распространилось. Встретиться за эту неделю они смогли только раза три. В кино сходили да еще в театр. Правда, все три раза, когда возвращались, целовались в подъезде немного. А потом Даша уехала, и опять пошли письма. Она ему подробно пересказывала, как учится, какие роли играет, еще чего-то, а заодно насчет того, что работать приходится много. Между прочим, конечно, сообщила, что ощущает в себе все большую привязанность к нему, Юрику. Но назвать это «любовью» не торопится, ибо любовь – это чувство настолько великое, настолько всеобъемлющее, настолько всепоглощающее, что бросаться им не следует. И лишь тогда, когда она проверит свои чувства временем и он проверит свои чувства временем, можно будет сказать точно, любят они друг друга или нет.

На следующее лето Таран все ждал, когда Даша приедет. А она не приехала. Прислала письмо, сообщила, что в студии подняли плату за обучение, а потому ей придется все лето работать, чтоб заплатить за последний курс. Так что не дождался он ее в прошлом году и ждал теперь на это лето.

Письма приходили пореже, хотя Юрка писал чаще. Даша извинялась – совсем закрутилась, учеба-работа, вся усталая, иногда, дескать, и минуты свободной не остается. И еще писала, что окончательно убедилась в том, что между ними существует любовь, которую надо непременно сохранить в полной чистоте до венца, ибо только теперь, от соприкосновения с высоким искусством и вечными ценностями, она поняла, насколько правы были предки, заставлявшие молодых блюсти целомудрие до брака. О Боге и заповедях тоже что-то написала. Кажется, процитировала Евангелие, где говорилось, что грешен тот, кто в мыслях грешил с женщиной, или еще как-то в этом роде… У Юрки Евангелия не было, проверить точность цитаты он не мог, но почуял себя грешником, потому что ему довольно часто снилось, как он обнимает Дашу, и даже голую, хотя на самом деле ее не видел даже в купальнике.

Про это дело он Даше писать постеснялся, но зато придумал, будто видел во сне, как они венчаются в церкви. Даша ответила, что вообще-то брак – это не только священное таинство, но и экономический союз двух свободных личностей ради создания семьи и воспитания детей. А потому, прежде чем думать об этом, им надо встать на ноги, приобрести прочные источники дохода. Напомнила и о том, что Юрке надо осенью 1998-го в армию идти. Поэтому она сообщила, что было бы прекрасно, если б они с Юркой поженились в 2000 году, где-нибудь в декабре, после того, как Таран придет из доблестных рядов. Тогда бы их первенец – так и написала! – родился бы уже в ХХI веке.

Обо всем этом Таран вспоминал сейчас, сидя на лавочке напротив Дашиного подъезда. И хотя он знал, что там, наверху, в квартире 34, Даши нет, поскольку она еще не приехала из Москвы, от этих воспоминаний ему было тепло на душе. Тем более что она должна приехать завтра. Уже завтра!

Заботы Самолета

Иван Андреевич Седых, бизнесмен и владелец Центра бодибилдинга и шейпинга «Атлет», с которым час назад познакомился Таран, в это самое время вылезал из принадлежащего ему джипа «Шевроле-Блейзер» во дворе небольшого особнячка дореволюционной постройки, который изначально принадлежал какому-то известному в городе купцу и фабриканту, а при советской власти служил пристанищем для нескольких мелких госучреждений. В рыночную эпоху их упразднили, а особнячок приватизировала торговая фирма «Супермарин». В отреставрированном виде особнячок смотрелся очень неплохо. Наверное, расстрелянный большевиками купец мог бы на том свете порадоваться.

Во внутреннем дворике, куда автомобили въезжали через узкую арку-подворотню, Седых и его спутников встретил изящно одетый, чисто выбритый и коротко стриженный парень.

– Здравствуйте! – улыбнулся он, пожимая руки прибывшим. – Хозяин ждет. Сопровождающие могут подождать. Иван Андреевич, прошу вас!

Седых последовал за парнем без видимого удовольствия. Ему очень не нравилось наносить такие незапланированные визиты к начальству, каковым для него являлся здешний «хозяин». Во-первых, потому что у господина Седых был свой собственный и довольно напряженный график рабочего дня и каждое приглашение подобного рода заставляло что-то передвигать или вовсе откладывать. Во-вторых, потому что каждый такой визит обыкновенно вносил осложнения в размеренное течение жизни самого господина Седых и заставлял его напрягать мозги над теми проблемами, которые еще час назад его совершенно не касались. Наконец, в-третьих, каждый такой визит мог закончиться совершенно непредсказуемо, например, телесными повреждениями или даже летальным исходом. Легкие телесные Седых уже получал неоднократно, а от летального покамест Бог миловал. Но кто знает, что ждет на этот раз?

Аккуратный молодой человек проводил Ивана Андреевича по узкой лестнице в небольшую комнату без окон. Седых знал, что эта комната находится позади кабинета генерального директора «Супермарины» Василия Петровича Летунова. Но сюда, в эту комнату, господин Летунов должен был выйти не в качестве гендиректора торговой фирмы, а в качестве крутого авторитета областного масштаба, известного ближайшему окружению как Вася Самолет. А господин Седых в этой комнате превращался в бригадира Седого, которому группировка Самолета отдала на откуп «Тайваньский» рынок.

Секретарь-референт, которым числился молодой человек – Седой знал только, что его зовут Рома, – предложил гостю подождать в кресле у журнального столика. Ждать пришлось минут пять, и в эти минуты Седой наскоро прикидывал, что его может ждать. План по отстежке выполнен – тут претензий быть не могло. С ментами все в ажуре, никаких напрягов. Все точки функционируют нормально, деньги капают – какие проблемы? Выходило, что беспокоиться нечего. Но Вася – это Вася. У него есть нехорошая привычка озадачивать делами, без которых Седой запросто обошелся бы…

Дверь, ведущая в кабинет, открылась, и появился Вася Самолет в сопровождении Ромы. Грузный, меднолицый, жирноватый для своих сорока пяти. Седой встал.

– Привет, – прогудел Вася, протягивая Седому перстнятую лапу с седыми волосами на загорелых пальцах.

– Садись! Рома, сделай две рюмашки коньяка по-быстрому.

Рома быстренько нацедил две хрустальные стограммовые стопки «Наполеона», выставил на стол тарелку с нарезанным лимоном и испарился.

– Дел у тебя до хрена, Седой, – двигая густыми, как у Брежнева, но некрашеными седыми бровями, произнес Самолет, когда пригубили коньячку. – Понимаю, что не в масть тебе кладу, но жизнь заставляет. Потому что, если сейчас одного человечка не остановить, дальше может быть хуже, улавливаешь?

– Как скажете, хрестный. Наше дело солдатское. Хотя, конечно, лишняя мокруха сейчас не шибко желательна.

– Не спеши, – строго сказал Самолет, – покамест я мокрухи не заказывал и вообще ничего не объяснял. Слушай сюда. У тебя в районе живет один писака. Крылов Валентин, редактор экономического отдела газеты «Областной телеграф». Наверное, очень прославиться хочет – полез копать аж под администрацию. Пока еще глубоко не зарылся, но может нам наделать неприятностей. Улавливаешь? Мочить его пока не обязательно. Во всяком случае, со стрельбой и прочим шумом. Лучше всего, если его в подъезде или там во дворе отметелят. Если мужик умный, то, полежав пару недель в больнице, и так все поймет.

– А если упрямый окажется?

– Если это если… – буркнул Самолет. – Там увидим.

А пока думай, как организовать это дело. Учти, чтоб твоих «кадровых» бойцов при этом деле близко не было! Лучше всего, если это шпана какая-нибудь сделает, пьяная или накуренная – без разницы. Ну, и чтоб ни один из них напрямую ни с одним твоим мужиком не контачил. В том смысле, чтоб не знал, для кого все это надо. Улавливаешь?

– Извиняюсь, хрестный, у него семья есть? Жена, детишки…

– Ход мысли понял, но нажать на этом направлении не выйдет. Холостой, одинокий, родители померли. Постоянной бабы не имеет. Так что не мудруй, а делай как велели.

– Когда это провернуть надо? – спросил Седой.

– В ближайшие два дня, не позже. И вот еще что. Продумай, если сумеешь, чтоб этого журналюгу не просто отмудохали, но и малость замазали. Скажем, чтоб его там побили не просто так, а в пьяном виде из-за чужой бабы, девки и так далее. Вот тебе на него информашка: адрес, телефон, фотка, ну и еще кое-что. Если все провернешь как надо, получишь на бригаду пять кусков. Не сумеешь сделать чисто – обижусь и накажу. Ну, на этом все, дорогой. Коньячок можешь допить сам. Иди, работай!

Самолет поднялся, Седой торопливо вскочил и осторожно поручкался с боссом на прощание. Когда Вася величаво удалился в свой кабинет дела править, Седой глотанул единым духом остатки коньяка сперва из своей стопки, потом из Васиной.

– Прошу! – Рома пригласил Седого на выход.

Чуточку взбодренный коньяком, Седой спустился вниз и залез в свой джип.

– Куда едем, командир? – спросил водила, с беспокойством приглядываясь к озабоченной роже Седого. Уже бывали случаи, когда он уезжал от Самолета с фингалами и ссадинами. На сей раз на морде господина Седых никаких видимых повреждений не имелось. Но чуялось, что настроение у него отнюдь не приподнятое, несмотря на заметный запах дорогого и натурального коньяка.

– В качалку! – коротко бросил Седой.

Синий «Шевроле-Блейзер» совместного бразильско-елабужского производства неторопливо выкатил со двора.

Спутники Седого ни о чем не спрашивали. Ихнее дело сторона. За что бригадир получил клистир, по какой причине грустен – его дело.

Седой закурил, считая, что табачный дым способствует мыслительной деятельности. Порадовал его Самолет, конечно. Доводилось Седому почитывать «Областной телеграф» и видеть статьи за подписью Валентина Крылова.

Судя по тому, как часто они появлялись, и по тому, что редко занимали по объему меньше чем треть полосы, писака был солидный и уважаемый. И в центральной прессе его статьи тоже мелькали. То есть мужика знают и в Москве. Что именно он накопал и к чему подбирается, Седого интересовать не должно, но из сказанного Самолетом понятно – Крылов подкопался под какого-нибудь чина, очень полезного для Васи. За всю администрацию, конечно, Самолет не отвечает, но своего человечка жалко. Новый может дороже стоить, а прежний, ежели сильно возьмут за жабры, того и гляди расколется.

Вполне ясно, отчего Самолет не хочет мочить Крылова, во всяком случае, резко и быстро. Хотя, наверное, не так уж это и сложно, подловить этого щелкопера в подъезде и завалить из «ТТ» с глушаком. Заказное убийство – шибко большой шухер. Московские друзья-писаки тут же поднимут вой, а менты и эфэсбэшники сделают стойку. Нагрянет следственная группа Генпрокуратуры и МВД, которая начнет рыть землю. Губернатор здешний имеет в столице не лучшую репутацию. Само собой, начнут копать и под него, а также под всех его ребят из административной команды, среди которых у Самолета есть хорошие друзья. Но такие же друзья есть и у других «контор», с которыми Самолет только-только установил непрочный мир. Если в результате организованной Самолетом замочки Крылова правоохранители начнут шурудить по области, то могут невзначай зацепить «друзей-соперников». А это уже, считай, подстава. С оргвыводами самого неприятного свойства. Смотрящий по области на сходняке способен приговорить Васю к посадке на Луну.

Так что задание, несмотря на кажущуюся простоту – подловить и отметелить, – весьма деликатного свойства. Нельзя сказать, допустим, вот этим двум мордоворотам, Пятаку и Миките, которые сидят сейчас рядом в машине: «Пойдите, братки, по такому-то адресу и намякайте от души господину Крылову!» Потому что ежели журналюга оклемается, то вполне может дать показания ментам, а его коллеги раззвонят и растрезвонят о том, что тут, в области, свободной прессе морды бьют. И глядишь, менты зацепят Пятака и Микиту, расколют их на заказ от Седого – и пошло-поехало… Так что Самолет по жизни прав, когда требует, чтобы кадровых бойцов и близко не было. Дескать, со всяким может случиться: шел господин Крылов вечерком, подошли трудные подростки, попросили закурить… Требовать, конечно, можно что угодно. А вот выполнить – куда труднее. Конечно, шпаны много, и ежели заплатить хотя бы по сто гринов пятерым, то отметелят как надо и кого угодно. Ну, а если это наркоши, так и вовсе – за лишнюю дозу без всяких денег сделают. Но это шпана, пацаны, они и в трезвом виде языки держать не умеют, а в наколотом или поддатом состоянии – и вовсе. Непременно разболтают друганам, похвастаются, пойдет треп до ближайшего ментовского стукача. А их среди этой шпаны немало. Сперва сцапают того, кто трепался, потом выйдут на основного, прижмут – и расколют на заказчика. Даже если это будет кто-то из самых надежных ребят – бригада в стороне не останется. Тогда придется этому заказчику исчезать. Либо из города, либо вовсе из жизни, если до крайности дело дойдет.

Но может и еще хуже быть. Шелупонь эту могут на месте взять, потому что чисто работать они не умеют и головы у них соображают слабо. То есть раскрутят все тут же, по-быстрому, по горячим следам. И сцапают того, кто напрямую со шпаной беседовал, уже через несколько часов, то есть спрятать или отрубить его времени не будет. После этого менты тут же начнут его колоть на Седого, потому что сразу поймут, что простому бойцу журналюга помешать не мог. Даже если не расколется, то начнут Седого пасти, заодно разбираться в том, что этот самый Крылов накопал…

И опять получится подстава для всех, за которую перед блатным сообществом ответит Вася Самолет. Если, конечно, Вася не найдет непосредственного виновника облома. А таковым, если что, станет Седой. Перспектива – хуже некуда!

– Приехали, – сообщил водила, выводя Седого из глубоких раздумий.

Центр «Атлет» занимал подвал одного из больших старых домов сталинской постройки. Состоял он из четырех небольших тренажерных залов, раздевалок, душевой и сауны. Все эти помещения располагались по обе стороны длинного и узкого коридора, где по стенам висели цветные плакаты, изображавшие всевозможных культуристов и культуристок, горделиво демонстрировавших мускулатуру.

Седой вылез из машины, спустился в подвал и прошел к себе в кабинет, находившийся в дальнем конце упомянутого коридора. Следом за ним прошагали Пятак и Микита.

В приемной позевывала секретарша Кира. Увидев начальника, она доложила:

– Иван Андреевич, вам звонил Моргун. Попросил, чтоб вы с ним связались как только сможете.

– Срочно? – поинтересовался Седой.

– Наверное, не очень. Я сказала, что если у него есть номер вашего мобильного, то он может по нему перезвонить. Но он сказал, что лучше еще раз сюда перезвонит.

– Ладно. Если еще раз позвонит – соедини. Для всех остальных меня нет. Кроме «Супермарины», конечно. Посетителей желательно тоже заворачивать. Мне надо часок-другой поработать, – мрачно произнес Седой. – Вы пока свободны (это относилось к Пятаку и Миките). Поразминайтесь в зале, если хотите. Но отсюда пока не уходите.

Очутившись в родном кабинете, Седой уселся в кресло, выложил на стол досье на Крылова, полученное от Васи, и снова задумался.

В чем главная проблема, осложняющая задание? В том, чтоб не подставить свою бригаду и тем более – Васю. В чем главная проблема привлечения шпаны? В том, что у нее языки плохо держатся за зубами. И в том, что их против этого Крылова нельзя послать в малом числе. Судя по роже – отнюдь не хилый мужик. Во всяком случае, от двоих двадцатилетних среднего размера он отмашется. А если по-везет, то и повяжет одного из них. Значит, надо посылать минимум пятерых и крепеньких. Но вероятность того, что среди пятерых окажется один трепач или даже стукач, намного больше, чем если речь пойдет о двоих. Конечно, можно найти одного понадежней, который сам наберет себе команду для этого дела. Но от прокола это не гарантирует. И потом, пацаны нынче пошли неглупые. Могуг догадаться, что их руками кто-то водит, и втемную играть нс захотят. Нет, надо что-то похитрее придумать…

Стоп! Вася там обмолвился, что не худо бы этого Крылова малость замазать. Типа того, что его избили за бабу. Очень клево! Что, если инициатива мордобоя будет исходить от бабы? Этому Крылову, судя по досье, тридцать семь лет, холостой, в силе. Постоянной бабы нет, значит, есть временные. Если он не гомосек, конечно. Ну, если б был, то Вася бы знал и дал ЦУ. А что, если подобрать девку, у которой есть парень где-нибудь во дворе, заставить ее пожаловаться, что, мол, этот козел старый проходу не дает… Но только вот незадача: нормальную деваху на такое долго уговаривать придется, а недержанием речи они еще больше, чем парни, страдают. Значит, лучше всего брать проститутку. Они дрессированные, битые, пуганые, знают, сколько их шкура стоит. И языки умеют придерживать. Но кто за проститутку вступится?

Седой вздохнул. Да, Вася, умеешь ты свои заботы на других переваливать!

В этот момент зазвонил телефон.

– Алло! – отозвался Седой.

– Наше вам! – пробасил из трубки Коля Моргун. – Как жизнь молодая?

– Бьет ключом… Чистым таким, сверкающим, никелированным.

– Понятно… У меня вообще-то дело есть. Тебе массажистка в сауну не требуется?

– Привози, посмотрим… – рассеянно ответил Седой.

– Когда?

– Когда хочешь, я сегодня тут до вечера просижу.

– Через час устроит?

– Устроит, устроит… – Седому вообще-то было не до массажисток, но Моргун был старый приятель и грубо отвечать не хотелось.

Уже повесив трубку, Седой решил, что грядущий приезд Моргуна очень даже в масть. Ведь бригада Моргуна – она тоже стояла под конторой Васи Самолета – пасла «ночных бабочек» в двух здешних гостиницах, а также контролировала трех сутенеров, содержавших девочек по вызову. В сауну при «Атлете» – по ночам она работала только для своей братвы – Моргун поставлял особо отборный товар. Может, и подберет какую-нибудь толковую курву, чтоб провести задумку против этого писаки… Только вот можно ли его посвящать в детали? С Васей это дело не обговаривалось. А Вася не любит, когда то, что он сообщает одному, узнает еще кто-то, пусть даже свой, но без его, Самолетовой, санкции.