Текст книги "Таран"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

От фермы до химзавода

Перестрелка, звуки которой Таран слышал, сидя в яме, произошла между бойцами Прони и Седым. В отличие от Юрки Седой не ползал по канаве, а буквально перелетел через забор с помощью лестницы и, мягко приземлившись, как кот, на четыре точки, сразу же дунул в лес. Проня с ребятами, обежав забор, выскочили в промежуток между усадьбой и скотным двором тогда, когда Седой отмахал уже метров двести. Но преследователи сразу же засекли примятую траву и сбитую росу, а потому четко определили, куда бежать. Поэтому они довольно быстро догнали Седого. Возможно, если б тот не сбавил шаг, а, наоборот, припустил бегом, то мог бы оторваться от них. Но Седой подумал, будто сможет подловить бойцов на мушку, залег с автоматом у дерева и встретил их двумя очередями. Одного он действительно завалил, но патронов у Седого оставалось всего ничего, и остальные бойцы прижали его огнем к земле, а Проня, обойдя справа, дал очередь – и изрешетил ноги. Тем не менее Седой дал еще очередь, после чего патроны у него кончились. Проня наскочил на него, оглушил прикладом по башке и надел наручники. Конечно, и Проне, и остальным, которые уже потеряли от рук Седого двух друганов, очень хотелось его на куски растерзать, но все помнили, что Костыль требовал его живым брать. Ограничились тем, что немного попинали, а затем поволокли на ферму. Идти сам он не мог: на правой ноге перебило голень, а на левой две пули засели в бедре и в икре.

К тому времени, когда Седого притащили, Костыль весь изнервничался и был жутко рад, что хоть одного из двоих сбежавших они догнали. Правда, он был разочарован, что при Седом не оказалось кейса. Даже больше, чем потерей еще одного бойца. Кроме того, Матюха с Чалдоном, посланные разыскивать Юрку, все еще не вернулись. Учитывая, что Таран уже завалил Кумпола и собачника на складе. Костыль беспокоился за их судьбу, поскольку уже знал, что Юрка сбежал с автоматом. Но самое главное – теперь выходило, что он и кейс унес. Впрочем, в это Костыль поверил отнюдь не сразу.

Истекающего кровью Седого притащили в раскуроченную кухню и пристегнули к стулу. Рыдван принес из принадлежавшего Душину гаража канистру с бензином и демонстративно поплескал из нее вниз, на лежавших в подполе покойников. А Костыль, поглядев на бледного как смерть Седого, произнес:

– Ну что, Ваня? Говоришь, смертный час настал? Что ж ты, сука, по-хорошему не захотел, а? Своих братанов не пожалел, хозяев здешних замочил, двух моих парней угробил? Отвечай, курва! – и с двух сторон ладонями хлестнул Седого по ушам.

– Чего отвечать-то? – взвыл Седой. – Все одно сдохну! Банкуй, Костылятина, твой понт!

– Сдохнуть можно по-разному, кореш! Если я тебе сейчас в лобешник засажу и мозги через затылок вышибу – это я, считай, подарок тебе сделаю. Но только, чтоб этот подарок заслужить, ты должен мне кое-что рассказать. Первое: что ты знаешь про кейс господина Крылова? Учти, я уже про него немножко знаю от девушки Даши.

– Да я сам об этом кейсе только от нее и узнал! – простонал Седой. – Про него только Душин знал, вот-вот готов был расколоться, а тут вы наехали.

– И ты не знал, где он лежит?

– Понятия не имел.

– А почему, когда мы приехали, ты в комнате с камином сидел? Говори, быстро!

Это сопровождалось еще парой оплеух, и Седой завопил:

– Да просто так сидел, там окна на две стороны! И дорогу видно, и двор.

– Допустим. Душин этот мог пацану сказать, где кейс спрятан? Мог или нет?

– Мог!!! – дернулся от удара Седой. – Чего спрашиваешь? Сам ведь знаешь!

– Я ничего не знаю. Почему девка говорит, что это ты кейс вытащил?

– Я? Вытащил? Да я не знал, что он в камине лежит! – Эта роковая фраза вырвалась у обезумевшего от боли и ужаса Седого по чистой случайности. Он догадался, что раз его спрашивают, почему он сидел в комнате с камином, значит, уже знают, что кейс был спрятан где-то там. И Седой хотел сказать: «Я не знал, что он в комнате с камином лежит!» Но от волнения сократил фразу, и это сильно ухудшило его положение.

– А откуда ты знаешь, гад, что он в камине лежал? – взревел Костыль и наотмашь двинул Седого по роже кулаком. – Куда унес?! Где бросил, падла?! Колись, харя!

Седой, повалившись на бок вместе со стулом после первого удара, только успевал охать, поскольку каждый следующий вопрос сопровождался сильными пинками в грудь и в лицо.

– Не жнаю… Не брал… – прошепелявил он разбитыми губами и выплюнул с кровью три выбитых зуба.

Стул подняли, поставили вертикально.

– Говоришь или нет?! – Тут Костыль перестарался – пнул Седого по перебитой ноге, и тот от острой боли потерял сознание.

– Блин! – вырвалось у Костыля, когда он увидел, что голова Седого безжизненно завалилась набок. – Лишь бы не сдох, сука, раньше времени!

Но тут запищал радиотелефон дальней связи, лежавший у Костыля в нарукавном кармане камуфляжки.

– Слушаю! – отозвался он.

– Как дела, Костя? – ласково спросил Жора.

– Частично хорошо, частично хреново. Писака отдыхает, хозяин тоже, Седой процедуры принимает. Девушка ждет распоряжений, мальчик гуляет.

– Сворачивайся по-быстрому.

– Седой в лесу одну ценную вещичку обронил, поискать бы надо…

– Некогда! Сейчас приличные люди приедут, если сами разыщут, нам отдадут. Девушку можешь привезти, а Седой пусть загорает.

– Мальца бы присмотреть, не заблудился бы!

– Пусть Матюха с Чалдоном его в Кузнецовке подождут. Давай собирайся! У тебя полчаса времени.

И Жора прекратил связь. Костыль смачно выматерился, потому что понял – Калмык больше не может удерживать ментов. А чертов Седой так ничего и не сказал. И Матюха с Чалдоном не вернулись…

– Рыдван! Всем по машинам! – рявкнул он. – Чужие тоже прихватите.

А сам схватил канистру с бензином и вылил все, что еще в ней оставалось, на голову и на одежду обмякшего в кресле Седого. Бензин, конечно, и по полу растекся. Подбежал Проня:

– Командир, Матюха с Чалдоном пришли пустые.

– Хрен с ними! Ладно, что живые. Передашь им, чтоб остались в Кузнецовке и за остановкой стеклили. Пацан туда прийти может. Пусть прямо сейчас садятся в «уазик» и гонят туда, не дожидаясь нас. Наших покойничков прибрали?

– На пол уложили.

– Девку усадили?

– В Гогин «Ниссан».

– В доме никого не осталось?

– Нет, все во дворе. Ты тут последний.

– Валим!

Костыль вытащил ракетницу-карандаш, оттянул затвор за болтик и отпустил. Ракета красным огоньком перелетела кухню и нырнула в люк подпола. Фук! Оранжево-алое пламя полыхнуло из квадратной дыры, лизнуло пол, обломки шкафа… Черный дым потянулся в окно.

Проня задержался на крыльце, припер дверь каким-то колом.

– На фига? – проворчал Костыль. – Не трать времени…

В тот момент, когда они прыгали в «паджеру», пламя уже лизнуло бензин, разлитый по кухне, охватило одежду Седого.

– А-а-я-я-а! О-о-о-у-у! – вопли горящего заживо человека вылетели из окна вслед уходящим машинам.

– Как ты думаешь, разгорится за полчаса? – деловито спросил Костыль у Прони.

– Запросто! – Проне визг Седого, долетавший почти за сто метров, которые машины уже успели проехать к этому моменту, немного действовал на нервы, но он постарался этого не показывать. – Там же и перегородки, и перекрытия, и полы деревянные. Выгорит только так! Пускай менты в углях копаются, если не ленивые…

Выехали на дорогу, проскочив пятнадцать километров за четверть часа. «Уазик» Чалдона уже стоял у автобусной остановки. Костыль велел водителю притормозить и, высунувшись в окно, сердито прошептал:

– Ты что, на выставку приехал, фраер?! Пацан не дурее вас! Если увидит вашего «козла» – хрен сюда сунется! Загоните во двор хотя бы!

«Мицубиси-Паджеро» помчался вперед, а Чалдон с Матюхой, чуточку подождав, развернулись через шоссе и заехали во двор к Матюхе.

Через некоторое время, когда автоколонна Костыля уже была на десять километров ближе к городу, вновь позвонил Жора:

– Привет. Контрольное время вышло. Ты где?

– На шоссе. Десять верст ближе Кузнецовки.

– Нормально, молодец! Чалдона оставил?

– Само собой.

– Там, на месте, порядок оставил?

– Я думаю, Седой не замерзнет.

– Девку не забыл?

– Нет.

– Сворачивай на завод. До встречи!

Костыль все понял. Проехав еще пять километров, свернули вправо, где на указателе значилось «пос. Советский». Еще через пару километров въехали в этот самый поселок, состоявший из нескольких десятков пятиэтажных хрущоб и немалого числа деревянных двухэтажных домов. Чем дальше углублялись в поселок, тем больше ощущалось присутствие в воздушном бассейне чего-то сугубо химического. А впереди, на горизонте, все больше обрисовывались сизые контуры неких производственных мощностей, окутанных облаками дымов и паров, явно не очень полезных для здоровья. Прокатившись по пустынным улицам через весь поселок, машины оказались перед главной проходной здешнего химкомбината, занимавшего территорию в несколько десятков квадратных километров. Однако здесь останавливаться не стали и покатили влево, к одним из боковых ворот.

– Как тут, блин, народ живет! – брезгливо поморщился Проня. – Да еще и работают тут годами… Сдохнуть можно!

– Ерунда, – заметил, не оборачиваясь, водила. – Комбинат-то, говорят, всего на двадцать процентов мощности пашет.

– Е-мое, как же он вонял, когда на все сто вкалывал?!

– Ничего, мы ненадолго, – успокоил Костыль. – К тому же в нашем углу не так воняет.

Действительно, когда, прокатившись несколько километров вдоль заводского забора, автоколонна добралась до нужных ворот, химический духан заметно ослаб.

Эта территория была отделена от остального завода забором. Собственно, власть здешней дирекции на нее уже не распространялась, поскольку она была арендована у завода под складские помещения некой торгово-закупочной компанией, которую возглавляло подставное лицо, чьей основной обязанностью было подписывать финансовые документы, а также сидеть, если фирма когда-нибудь завалится. Ворочал ею, конечно, оставаясь в тени и неподсудности, Жора Калмык. Появлялся он здесь крайне редко, поскольку беспокоился за свое здоровье, но здешнее заведение приносило немалый доход.

Помимо стиральных порошков, а также другого белого порошка, который расфасовывался в те же пакеты, на химкомбинате производили технический этиловый спирт из нефтепродуктов. В принципе, те, кто его пил в разбавленном водопроводной водой виде из бутылок с водочными этикетками, сразу не помирали. Акцизные же марки печатали уже не в казенной типографии, а в подпольной, находившейся здесь же, на комбинате, в одном из подвалов, рядом с нелегальным цехом по розливу «липовой» водки.

Была тут же, на этой «складской» площади, и небольшая лаборатория, в которой два молодых человека с высшим образованием синтезировали из отходов здешних химических производств новые модификации наркотиков, от которых привыкание происходило чуть ли не после первого же приема.

На воротах стояла своя охрана, и все машины были пропущены очень быстро – даже «Шевроле-Блейзер», ранее принадлежавший Седому, и «Ниссан-Патрол» покойного Г'оги, поскольку за их баранками сидели уже совсем другие, хорошо знакомые охранникам люди.

Остановились на небольшой площадочке перед приземистым двухэтажным зданием, где уже стояло три машины: Жорин «мерс-500», «Мицубиси-Паджеро» его охраны и скромная серая «Волга ГАЗ-З101».

На «Волгу» внимание обратил только Костыль, потому что он был единственным человеком среди прибывшей с задания команды, который знал, что на этой советской машине, набегавшей уже немало километров, ездит тот, от чьего слова зависят жизнь и благосостояние всех здешних областных группировок, трудящихся во всех отраслях криминального бизнеса. Он являл собой и суд, и арбитраж, и прокурора, и адвоката. К нему стекалась вся информация, он контролировал областной общак, определял сферы влияния и менял их границы, разбирал споры между паханами – в общем, это был смотрящий.

Из вновь приехавших машин вылез поначалу только Костыль. Он миновал охранника, дежурившего у входа в двухэтажное здание, и поднялся на второй этаж. Именно там располагалась комната, где должен был находиться Жора.

Миновав представительную дверь с табличкой: «Генеральный директор», где сидел здешний «зиц-председатель», Костыль прошел по коридору до самого конца, где у двери без всякой вывески его остановили два парня из личной охраны смотрящего и двое Жориных.

– Подожди немного, – сказал один из них. – Сейчас доложим…

Второй парень скрылся за дверью, потом вышел и пригласил:

– Заходи.

Костыль зашел. Комнатка была маленькая и служила как бы предбанником, потому что из нее можно было пройти дальше, туда, где Жора проводил свои конфиденциальные встречи и совещания.

Но сейчас он вышел к Костылю именно в предбанник, тщательно закрыв за собой двойную дверь, ведущую туда, где в данный момент находился смотрящий.

Осложнения

– Быстро приехал, молодец, – похвалил Жора. – Ну, рассказывай. Коротко и сжато.

– Ну, девку мы привезли, – сказал Костыль. – А пацан опять смылся. Если б ты не позвонил, может, смогли бы и его достать. Седой туда ездил с Крыловым разбираться. Разобрался. Труп хороший, стабильный, не оживет. Душина, хозяина хутора, тоже еще они положили. У нас все было бы в норме, если б не Седой. Он у меня двух парней вырубил и удрал было в лес, но мы отловили его – и он сейчас уже небось до углей сгорел. Замучаются опознавать. Но самое главное, Жорик, всплыл вопрос, которого мы не знали. Крылов там, на ферме, «дипломат» хранил с документами. Короче, компру. В общем, либо его Седой сумел где-то под елочкой выбросить, либо, что вернее, его пацан унес. Таран Юрка.

– А он, оказывается, вредный парень… – заметил Жора задумчиво. – Да, братан, жаль, что мы знали только про кассету. Кстати, мне сообщили, что та, которую менты нашли на Симеоновской, 32, – копия. И даже не первая, а вторая или третья. То есть этот козел их несколько штук имел. Так что, даже если б удалось ее стыбзить, у него еще несколько фонограмм оставалось. Возможно, что он, гад, ее уже далеко отослать успел. Но, в принципе, это хорошо, что чемодан к пацану попал. Судя по тому, как он с нами тогда беседовал, – лох, каких мало. Скорее всего самое клевое, до чего он может додуматься, – это снести кейс в ментуру. Оттуда он к нам придет. Но и это вряд ли. На нем два трупа висит. Таран будет от ментов шарахаться, как черт от ладана. В общем, пусть побегает. Девка как, не сильно избита?

– Да считай, что пальцем не тронули.

– Веди сюда. Смотрящий ее сам увидеть и расспросить хочет.

Костыль ушел, а Жора вернулся в комнату, где тихо покуривал не очень видный на первый взгляд мужчина лет шестидесяти с небольшим, в добротном, но не очень дорогом сером костюме, при галстуке. Седины на голове у смотрящего было немало, но стариком его, наверное, было рановато считать. Серые глаза еще не обрели той усталости, которая просматривается у громадного большинства людей, перешагнувших рубеж государственной пенсии. Может быть, потому, что смотрящий никогда и нигде не работал, хотя у него было вполне надежное пенсионное удостоверение, и даже не одно.

– Ну, – сказал он испытующе, – привезли девушку?

– Да, хрестный, сейчас приведут.

– Пока ведут, хочу тебя предупредить, Жорик. Как в Америке говорят: «Все, что она скажет, может быть использовано против тебя». Сечешь момент? Когда я буду с ней толковать, ты выйдешь на воздух. Ну, или на первый этаж спустишься. И что именно она мне сказала, ты узнаешь не сегодня, а на общем сходняке. В субботу, в восемь, соберемся на втором этаже «Маргариты». То, что об вас с Самолетом другие думают, я уже знаю.

– Дорого бы я дал, – хмыкнул Жора, – чтоб это узнать…

– Узнаешь забесплатно. Может быть, порадуется твоя душа, а может, и нет. Пути Господни неисповедимы.

– Хрестный, а не застрелиться ли мне загодя, а?

– Ежели чуешь, что не по понятиям жил, – хоть задавись, не пожалею. Но если все блюл – живи. Бог не фраер, он правду знает.

– Спасибо и на том.

Костыль вернулся, привел Дашу.

– Здравствуй, деточка! – сказал смотрящий. – Присаживайся. Не волнуйся, я тебе плохого не сделаю. А вы, юноши, пойдите перекурите малость. На улице.

Жора и Костыль вышли к подъезду, вытащили по сигарете, задымили.

– Ты ей напомнил, что она должна была говорить? – спросил Жора.

– Конечно! Да не волнуйся ты, все путем будет.

– Сейчас не волноваться надо, а молиться. И знаешь за что? За то, чтоб этот чертов Таран ментам не попался. Потому что тогда вся история на ферме может совсем другое освещение получить. Для прокуратуры это, может быть, ничего и не поменяет, а вот для смотрящего – очень сильно. Получится, что мы – суки, понятно? Если там, в кейсе, лежит не только та кассета, а и еще одна, где записано, как мы Мишу Рыльского сдали, то нам хана.

– А ты уверен, что она есть, эта кассета?

– Понимаешь, Костя, разговор про Мишу шел в том же месте, где и тот, который записали. Кто подслушку ставил, сам Крылов или какой-то из его друзей, неизвестно. Ежели одно записал, то мог и другое тоже.

– Да-а… – вздохнул Костыль. – С ментами корешиться – себя не уважать. Одной рукой берут, другой – из кармана вынимают…

– А что делать было? Разве ты бы пропустил такую возможность? Нам этот Миша, сам помнишь, вот где сидел!

– Слышь, Жорик, а не сыграть ли нам ва-банк? – осторожно произнес Костыль. Он ничего не конкретизировал, но Жора и так все рассек.

– Этого я не слышал, понял? Пока и думать забудь. До субботы по крайней мере. В «Маргарите» толковище собирается, в восемь. Решать будут, всем колхозом. А там посмотрим…

– Я, братан, человек маленький. Тебе виднее. Но до субботы Таран запросто может к ментам угодить. Пацаны иногда сперва делают, а потом соображают. Ему эти два трупа, которые на нем висят, особо не помешают вылезти из кустов, когда менты на ферму приедут, и заорать: «Дяденьки, простите засранца! Я больше не буду!» И расколоться на сто процентов. Где мы после этого будем? По-моему, в жопе. Поправь, сели не так.

– Какой ты умный, Костик, на последней стадии! Точнее, задним умом крепок. Ты должен был пацана отловить или я? Не уложился – хрен с тобой, но ты в ответе.

– Можешь хоть сейчас пристрелить, если не западло. Но что поправишь? Да ни хрена. Молитвы твои насчет Тарана до Господа Бога хрен дойдут. А Вася Самолет может все это дело в свою пользу повернуть, понял? Он братков не сдавал. Во всяком случае, на этом его не ловили. А Даша, красавица наша, один на один может хрестному такого наболтать, что мы фиг отмоемся.

– Спасибо, я не знаю! – проворчал Калмык. – Но, если б ты ее замочил там, было бы еще хуже. Смотрящий сразу понял бы, что мы не хотим нормально сдавать, без крапа. А так мы все сделали честно. Он сам с ней поговорит. Что она ему скажет – ее дело. Если будет говорить так, как мы заказывали, подождем до субботы. Ну а если расскажет, что мы ее к этому разговору готовили, – придется рисковать. Нас там нет, но машинка пишет…

– Между прочим, Жорик, смотрящий не дурак, – заметил Костыль. – Он может все понять и насчет девки, и насчет записи. Даже если она все как надо отбарабанит.

– Справедливо. Но и мы не дураки. Можно по разговору понять, поверил он ей или понял, что это она с нашего голоса поет. Соответственно будем знать, как вести себя в субботу…

Жора оборвал фразу, потому что во двор вышел смотрящий со своими бодигардами и… улыбающаяся Даша.

– Засиделся я у тебя, Жора, – приятно оскалился смотрящий. – А тут всякой дряни в воздухе до фига. Не возражаешь, если эта девчоночка со мной поедет?

Калмык этого не ожидал. Возражать смотрящему не полагалось. Но ясно ведь, что он везет ее не для того, чтоб на старости лет позабавиться. Точнее, может быть, у него такое желание и появилось, но только в плане приятного дополнения к деловому разговору. Там, куда он ее увезет, он сможет выспросить все, от и до, уже без всякого контроля… Просчитал, старый хрен, про подслушку! И наверняка там на кассете записалось только то, что должно успокоить Жору накануне субботнего сходняка.

На какую-то секунду у Жоры появилось желание выхватить из-под пиджака «глок», пошмалять смотрящего, телохранителей и Дашу, а дальше – хоть трава не расти. Да, этим он поставил бы себя и всю свою контору вне блатного закона. Такое не прощается. Но то же самое – объявление вне закона – будет его ждать в субботу… Тем не менее Жора сдержался. Во-первых, потому, что телохранители смотрящего вряд ли так просто дали бы расстрелять своего шефа. Даже если бы Жора успел завалить одного из них, второй влепил бы Жоре пулю в лоб. А ему вполне хватало тех дырок, которые были сооружены самой природой, – ноздрей, ушей и рта. Шестая была ни к чему.

Поэтому Калмык изобразил понимающую ухмылочку и сказал:

– Жалко отпускать такую красивенькую, хрестный! Но я не жадный…

– Это хорошо, братан, что ты не жадный! – Смотрящий колюче прищурился. – Жадность фраера сгубила…

И галантно подсадил Дашу в «Волгу». Телохранители попрыгали в машину. Мерседесовский движок умчал это чудо нижегородской техники за ворота, оставив Калмыка со своими проблемами.

Костыль молча проводил ее глазами и посмотрел на своего пахана. Жизнь явно давала трещину, и на Жоре эта трещина уже оставила отпечаток. Осложнения были явно чреваты летальным исходом, и требовалось очень серьезно подумать, как прожить дни, оставшиеся до субботы.

Пойдем потолкуем… – процедил Жора. – Есть о чем.

Они поднялись в опустевшую комнату, где смотрящий снимал с Даши «показания». Паренек, работавший на записи, уже принес диктофон и кассету, на которой записалось то, что здесь говорилось несколько минут назад. После того как он удалился, Калмык включил воспроизведение.

Сначала прозвучали те слова смотрящего, которые они слышали, еще находясь в комнате:

– Здравствуй, деточка! Присаживайся. Не волнуйся, я тебе плохого не сделаю. А вы, юноши, пойдите перекурите малость. На улице…

Потом из динамика послышались шаги выходящих из комнаты Жоры и Костыля, скрип закрывшейся двери, и чуточку надтреснутый голос старого вора произнес:

– Ты должна говорить всю правду, девочка. Только правду и ничего, кроме правды, как в суде. Понимаешь?

– Да-а… – с дрожью в голосе произнесла Даша.

– Ты боишься чего-то?

– Не знаю…

– Боишься сказать правду или боишься сказать то, что тебя просил сказать Жора?

– Я просто вас боюсь… Вы так смотрите…

– Меня не надо бояться. Я не кушаю маленьких девочек. Расскажи мне, пожалуйста, по порядку, как ты, такая хорошая и милая, вместе со своим дружком напала на человека и протоптала ему голову. Начни, конечно, с того, кто нас на него наводил, сколько обещал и так далее, во всех подробностях…

Даша начала пересказывать. Жора и Костыль напряженно слушали. Долгое время ничего нового по сравнению с тем, что Даша говорила на складе, в ее речи не появлялось. Братки напряженно ждали того маленького дополнения, которое они заказали. И дождались:

– …Когда они высадили меня из машины и я полезла прятаться в домик, Седой сказал Миките: «Теперь Жора Калмык почешется…»

– Ты это точно помнишь, девочка? – перебил ее смотрящий, который до этого только слушал.

– Конечно.

– А больше Седой ничего не говорил?

– Нет, они сразу же уехали в другой двор. А я стала ждать, когда Таран подойдет…

– Скажи, а тебе эту фразу случайно не Жора подсказал?

– Нет-нет, что вы! – воскликнула Даша.

– Ну, хорошо, продолжай…

Потом Даша рассказала о том, как они с Тараном расправились с лже-Крыловым и убежали к ней на квартиру. Далее последовал рассказ про ночной приезд Седого и поездку на свалку. Наконец Даша приступила к повествованию о том, как их допрашивал Жора.

– Стоп! – неожиданно перебил ее смотрящий. – Вот об этом ты мне расскажешь не здесь.

Послышался шум отодвигаемых стульев, глухие звуки шагов, и больше ничего на кассету не записалось.

Жора выключил диктофон. Костыль мрачно хмыкнул:

– Потрахаться дедуля захотел, что ли?

– Не шути, братуха, не время… – проворчал Калмык. – Он просто все понял. Она сейчас там, у него на хате, расскажет все от и до. То, что про Седого и его слова мы ей подсказали, – он уже допер.

– Ну, и что будем делать? Ждать до субботы, как ты предлагал?. Или сейчас слиняем?

– Что-то ты слабый стал какой-то, кореш. Тебе так не кажется? Минут двадцать назад насчет ва-банка заикался, а теперь – линять?

– Ты ж сам сказал, что не хочешь насчет этого слышать. Ну и как это понимать? Едем в «Маргариту», а оттуда в похоронное бюро? Гробы и венки для самих себя заказывать? Я лично могу еще пятьдесят лет с этими покупками обождать или сорок хотя бы… Да и ты, по-моему, еще не объявлял, что на тот свет торопишься.

– Я сказал, чтоб ты забыл про ва-банк, потому что ты, когда предлагал это дело, ни фига не понимал, что предлагаешь. Потому что ты только одно знаешь: если мы замочим смотрящего – попадем на войну со всеми. Но это только полдела, секи фишку! Даже четверть, если хочешь. Нам товар обрубят по всем линиям, банки отрежут, московские связи обломают. А уж мочить будут тогда, когда мы без порток ходить будем и у Васи Самолета на «Тайваньке» с кепками за подаянием усядемся. «И кто-то камень положил в его протянутую руку…» Дальше не помню.

– Ну, тем более, значит, линять нужно! – произнес Костыль, не понимая, куда клонит Жора.

– Куда линять, родной? Главное, с чем? С чемоданом баксов под мышкой?! Все дело бросать здесь? Не больно жирно получится?!

– А ждать, пока попишут, лучше? Или ты что-то в заначке держишь?

– Не стану скрывать – держу. Хотя еще и не знаю, что из всего этого может получиться.

– Когда так, может, лучше все-таки ноги сделать? Я лучше буду в лаптях по земле бегать, чем лежать под землей в ореховом гробу и белых тапочках.

– Нет, ноги – это последний вариант. А пока я хочу опробовать тот, который еще неизвестен. В конце концов, будет ясно – есть облом или нет.

И Жора, вытащив сотовый, стал нажимать на кнопочки: 45-67-23.