Текст книги "Исповедь любовницы Сталина"

Автор книги: Леонард Гендлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– В. А., вам нужно особое приглашение? Еда без женщин всегда сухая.

– В. А., – сказал Толстой, – мы с вами в последний раз сидели за одним столом на банкете в Ленинграде, с нами тогда еще был С. М. Киров.

Сталин сумрачно проговорил:

– Троцкисты, замешанные в убийстве товарища Кирова, расстреляны. Мы со всеми врагами будем беспощадно расправляться.

– Какое у вас чудесное мясо и удивительно приятное вино, – облизываясь, изрек А. Толстой.

И. В. от удовольствия покраснел. Он любил, когда «великие» люди хвалили его стол, кухню, сервировку и особенно его кавказское гостеприимство. Шумно рассаживались только что приехавшие постоянные собутыльники Сталина: Ворошилов, Молотов, Ежов, Каганович, Микоян и все, конечно, как всегда, без жен. Впервые близко увидела Молотова, этот человек без каких-либо эмоций наводил тоску. Микоян подсел к Горькому:

– Алексей Максимович, у меня в портфеле лежат две ваши книга – «Детство» и «В людях». Сегодня приобрел. Позвольте получить от вас автограф!

А. М. поморщился, он стеснялся таких просьб. Сталин, улыбаясь, сказал:

– Ты, Анастас, зачем у товарища Горького просишь автограф, он разве умирать собирается?

Все, кроме Горького, засмеялись, громче всех гоготал А. Н. Толстой. Сталин подошел к Ворошилову:

– Клим, мы обратились к А. Н. с просьбой написать роман или повесть о революционных событиях в Царицыне. Как ты смотришь на такое предложение?

– Можно только приветствовать. Наши военные архивы в распоряжении писателя.

Толстой поблагодарил. И. В. спросил Горького:

– А. М., как ваше здоровье? Вы в чем-нибудь нуждаетесь?

– Товарищ Сталин, по своему обыкновению, я приехал к вам с очередной просьбой.

Горький закашлялся, хитрый мужичишко ждал реакции:

– Говорите, мы вас слушаем, чем сумеем, поможем. Ведь вы у нас такой знаменитый, единственный в своем роде, если не считать потомственного графа, его сиятельства А. Н. Толстого. Остальные бумагомаратели и прихлебатели не в счет. Они пишут казенно, плоско и скучно. Я бы сказал, пресмыкательно.

Горький сделал вид, что не понимает намеков Сталина.

– И. В., грозовые тучи нависли над судьбой одаренного художника Бориса Пильняка. Поверьте моему слову, он необыкновенно талантлив. Ему надо помочь. Если персонально не вмешаетесь, то Б. Андреевич погибнет, умрет от голода, он умеет только писать, другого ремесла у него нет.

Позже, когда я познакомилась с Горьким, я заметила, что у него на лице чаще всего бывают два выражения. Одно – хмурое, тоскливо-враждебное. В такие минуты казалось, что на этом лице невозможна улыбка, что там и нет такого материала, из которого делаются улыбки. И другое выражение, всегда внезапное, всегда неожиданное: праздничное, застенчиво-умиленное. То есть, та самая улыбка, которая за секунду до этого казалась немыслимой. Впоследствии я заметила, что внезапные приливы влюбленности бывают у Алексея Максимовича чаще всего, когда говорит он о детях, о замечательных людях, о книгах.

– Товарищ Горький, почему вы такой сердобольный? – гневно, почти зло проговорил Сталин. – Раньше вы обращались с бесконечными просьбами к товарищу Ленину, морочили голову товарищу Дзержинскому, надоедали Луначарскому! Вы всегда за кого-то хлопочете, вам до всего есть дело. Человек вы пожилой, пора, наконец, остепениться.

– И. В., простите великодушно, это моя последняя просьба. Благодарю за прием, больше я к вам не приду. Если понадоблюсь, телефон мой у вас имеется.

Все ощутили страшную неловкость. Из-под пенсне Молотов просверлил писателя стеклянными, полупустыми глазами. Сильно заикаясь, он сказал:

– Уважаемый А. М., по просьбе И. В. я с карандашом в руках прочитал «Повесть непогашенной луны». Товарищ Сталин абсолютно прав, это же самый настоящий пасквиль!

Мы не можем иначе оценить художественное произведение, в котором умышленно искажается святое и непоколебимое значение Великой Октябрьской Социалистической революции. Работники кино Москвы и Ленинграда осаждают ЦК ВКП(б) и Совнарком с предложением экранизировать надуманные романы, повести и даже рассказы пресловутого Пильняка.

– А. М., а вам лично нравится повесть Пильняка, о которой только что говорил товарищ Молотов? – спросил писателя Сталин.

Горький, который на протяжении десятилетий оставался властителем дум миллионов людей, ответил с присущей ему прямотой:

– Пильняк – настоящий писатель, он – незаурядное явление в русской литературе. С ответственностью заявляю: он безоговорочно предан Советской власти.

– То, что вы нам сказали, мы примем к сведению. – Горький явно раздражал Сталина. – Какие у вас имеются к нам вопросы?

– Я себя не очень хорошо чувствую, врачи настоятельно советуют переменить климат. Они рекомендуют Италию, юг Франции, Швейцарию.

Сталин его перебил:

– А. М., мы, конечно, можем вас отпустить на лечение, но вы нужны России. Рабочий класс и крестьянство не могут обойтись без вас. Мы готовы создать вам любые условия на Кавказе, в Крыму, Подмосковье, одним словом, везде, где захотите постоянно поселиться.

А. Н. Толстой продолжал энергично уничтожать обильную еду и питье. Горький вторично поднялся:

– Пора домой, стараюсь по возможности соблюдать режим.

– Товарищ Горький, – проговорил мягко И. В., – подумайте над вопросом, который интересует Советское государство. Октябрьская революция испугала многих русских интеллигентов: ученых, писателей, музыкантов, артистов, художников, композиторов. Суровое время откинуло их за кордон, но они и там остались русскими людьми. Подготовьте, пожалуйста, письмо-обращение в редакцию газеты «Известия». Мы уверены, что эмигранты в своем большинстве прислушаются к вашему голосу. Их возвращению на родину мы не станем чинить препятствий, всех обеспечим квартирами, работой, за творческие успехи наградим орденами и денежными премиями. В. И. Ленин совершил непоправимую ошибку, что разрешил им выехать.

Горький сконфузился, на него было жалко смотреть, он заторопился:

– Прошу вас от такой просьбы меня уволить. Товарищ Сталин, человек я беспартийный и вашим псаломщиком никогда не буду.

– И. В. высказал просьбу советского правительства, – сказал Ворошилов.

Микоян из объемистого заграничного портфеля вынул две книги и с назойливым упрямством опять стал просить у Горького автограф.

– Великодушно извините, но я нынче не в настроении, как-нибудь в другой раз.

Горький неловко поклонился и направился к выходу. Наступила длительная пауза. Насытившись, А. Толстой ехидно проговорил:

– Если позволите, у меня имеется пикантнейший сюрпризец!

– Чем вы нас можете удивить? – спросил Сталин.

– Мне приходилось встречаться с писателем Чуковским.

И. В., поморщившись, сказал:

– Это который сочинил глупые стихи про говорящего крокодила?

– Совершенно верно! Товарищ Сталин, я потрясен вашей феноменальной памятью! Вы замечательный знаток русской и мировой литературы.

Сталин улыбнулся:

– Так что вы нам хотели рассказать?

– Корней Иванович встречался с Горьким, в моем архиве сохранился набросок его литературного этюда.

– Пойдемте в гостиную, – предложил Сталин, – нам туда принесут кофе, чай, вино.

Когда все расселись, Толстой начал читать: «Как хотите, – писал Чуковский в 1906 году, – а я не верю в его биографию. Сын мастерового? Босяк? Исходил Россию пешком? Не верю. По-моему, Горький – сын консисторского чиновника, он окончил Харьковский университет и теперь состоит ну хотя бы кандидатом на судебные должности. И до сих пор живет при родителях и в восемь часов пьет чай с молоком и бутербродами, в час завтракает, а в семь обедает. От спиртных напитком воздерживается: вредно. По воскресным дням посещает кинематограф. Ежедневно ходит в церковь. И такая аккуратная жизнь натурально отражается на его творениях…»

А. Н. Толстой победоносным взглядом оглядел присутствующих. Он был уверен, что его будут шумно благодарить. Сталин, вращая белками глаз, зло сказал:

– Товарищ Толстой, вы кого-нибудь уважаете? Нас потом тоже под разным соусом станете высмеивать?

А. Н. покраснел, ему явно было не по себе.

– И. В., я люблю вас больше, чем родного отца!

– Любить меня не надо, я не женщина. Требуется уважение и преданность общему делу. До свидания, товарищ Толстой, мы вас больше не задерживаем. Встретимся, когда будет написана книга.

– Вы дадите мне возможность с вами побеседовать? – униженно спросил Толстой.

– Для этой цели мы выделили вам в помощь товарища Ворошилова и в придачу товарища Буденного.

От табачного дыма закружилась голова. Я устала от бесконечных споров и длительных разговоров. Сталин заметил мое недомогание. Из маленькой фляжки он налил в стакан немного мутноватой жидкости.

– Выпейте залпом, запейте стаканом крепкого чая с коньяком и заешьте ломтиком лимона. Засекаю время, ровно через пять минут ваша мигрень пройдет.

И. В. оказался прав, головная боль моментально прошла.

– Сегодня, Верочка, – заметил Сталин, – ты вела себя хорошо, будь такой" всегда, иди ко мне! Скажи, тебе со мной хорошо? Я никому не задавал таких вопросов, даже покойницам-женам. Почему воды в рот набрала? Как поживает твой благоверный супруг?

– У нас две квартиры. У него своя жизнь, у меня – своя. Бывает, что я его не вижу по несколько дней, чаще всего мы встречаемся в театральном буфете.

– Мчедлидзе-Южный – человек необузданных страстей и неуравновешенного темперамента. Ему безразлично, с какой женщиной провести ночь.

– И. В., мы же с вами договорились не теребить старые раны.

– Какая вам разница, вы же с ним не живете? В общем, согласен, не стоит копаться в дерьме.

Сталин выпил стакан подогретого вина, закурил неизменную трубку, на плечи накинул теплый, на байке, халат, на ноги обул войлочные туфли.

– Верочка, для вас имеется немаловажное сообщение. В убийстве С. М. Кирова замешаны ответственные работники Ленинградского НКВД. В Москве арестованы гнусные свиньи Каменев и Зиновьев. Добренький, лысый, картавый, всепрощающий В. И. Ленин доверял этим проклятым отщепенцам, в бирюльки с ними поигрывал… Вышинский нам доложил, что следователи из военной и гражданской прокуратуры собирались вам устроить очную ставку с троцкистом Зиновьевым и бывшим секретарем Медведя – террористкой и проституткой Фуфтиной. С Зиновьевым вы встречались в гостинице «Европа». Григорий Евсеевич потчевал вас в отдельном номере, а Фуфтина – известная ленинградская б…ь, ее дочери вы на фотографии дали свой автограф… – Он вдруг сменил тему – На всех языках много пишут и говорят о жестокости Ленина. Разумеется, я не могу позволить себе глупую бестактность защиты его от лжи и клеветы. Я знаю, что клевета и ложь – узаконенный метод политики мещан, обычный прием борьбы против врага. Среди великих людей мира сего едва ли найдется хоть один, которого не попытались бы измазать грязью. Кроме того, у всех людей есть стремление не только принизить выдающегося человека до уровня своего понимания, но и попытаться свалить его под ноги себе, в ту липкую, ядовитую грязь, которую они, сотворив, наименовали «обыденной жизнью».

– О содержании нашей беседы с Зиновьевым знали товарищи Маленков и Ежов, меня никто не предупреждал, что Фуфтина – террористка.

– Вы обязаны обо всех происшествиях информировать руководство. Ну что с вами делать? Так и быть, уговорим следователей, чтобы вас больше не тормошили.

– Спасибо, И. В.! Разрешите мне дочитать повесть Пильняка, чтобы иметь о ней представление. В библиотеке Большого театра исчезли все номера журнала «Новый мир» с этой повестью.

– Не советую засорять мозги разными говном. Скажите, как вы относитесь к Горькому?

– Мечтаю прочесть с эстрады «Старуху Изергиль» – один из самых сильных трагических рассказов в русской литературе. Великолепен его роман «Фома Гордеев», сильное впечатление на меня произвели его биографические повести «Детство» и «В людях», люблю пьесы «Егор Булычев» и «Мещане».

– Все, что он пишет, вы принимаете за чистую монету? Безусловно: Горький – человек с большими странностями. Никак не пойму: чужой он или наш? Трудно его до конца раскусить. Мы пришли к выводу, что писателей нельзя больше пускать за границу, они оттуда привозят плохие примеры. В молодости я был в некоторых странах, и знаете, ничего хорошего там не увидел. Порядок отсутствует, нет дисциплины, процветают хаос и анархия, и сейчас в Европе царит самое настоящее безвластие. До революции русские писатели, ученые, артисты, художники ездили в Европу и Америку на деньги царской казны. У людей вера была, жили в другое время, веру глубоко прятали, ее чтили, берегли. А нынче что? Кругом одни враги – предатели, массовая преступность, кулаки в землю хлеб закапывают, троцкистские собаки среди бела дня выстрелом в спину убивают первого секретаря Ленинградского обкома, повсеместный алкоголизм, проституция. Только путем железной диктатуры мы постараемся ликвидировать пороки нашего общества. Важную роль в этом деле сыграет чистка в рядах партии.

Сталину позвонили по внутреннему телефону, он со злостью сорвал трубку с белого «аппарата:

– Кто беспокоит? Калинин? Впустите, пусть пройдет.

Спросила:

– Что мне делать?

– Привыкайте, Верочка, к нашему закулисному раю. Сейчас увидите старого дурака, верховного попугая. У него рыло давно в пуху, мы на все его шалости по доброте душевной смотрим сквозь пальцы. Старое чучело не может жить без девочек. Если вам интересно, потом доскажу.

При виде Сталина подслеповатый Калинин, словно новобранец, стал во фрунт.

– Садитесь, Михаил Иванович, что новенького? Почему такой срочный приезд?

– И. В., откуда такая красавица в вашем теремочке?

– У вас, Михаил Иванович, ранний склероз. Вы не узнали Веру Александровну Давыдову, красу и гордость нашу, солистку Большого театра?

– Как же! Как же! – залепетал уязвленный Калинин, обнюхивая меня во всех сторон. Потом по-старо-модному приложился к ручке. – Очень рад вас видеть, приходите в гости, запишите телефончики домашний и служебные. Для вас мы всегда дома.

И. В. откровенно над ним издевался:

– Сначала сделал вид, что не узнал, а теперь в гости приглашаешь?

– И. В., сегодня по радио три раза передавали постановление ВЦИКа относительно детской преступности.

– Через неделю на моем столе должна быть сводка, сколько арестовано по всей стране преступников-подро-сгков. Им следует давать большие сроки и чтобы непременно работали. В природе не существует детских преступлений, во всем виноваты родители. В оборот возьмите печать и радио, предложите снять художественные и документальные фильмы о перековке. Вот нам и партийное поручение!

Калинин уехал. Сталин вызвал прислугу:

– У нас, кажется, имеется форель с жареным картофелем? Через 10 минут можно будет ужинать. – И. В. развеселился. – В приемную ВЦИК зашла просительница, иногородняя женщина, некто Нелидова. Михаил Иванович, проходя по коридору, узрел ее дочь, девочку 15 лет. Сложный вопрос решил в пять минут. Мать и дочь устроил в самый лучший номер гостиницы «Метрополь». Вместо того, чтобы показать девочке Москву, он привез ее на свою дачу и там изнасиловал. Мать оказалась дальней родственницей военачальника Егорова. Чтобы замять скандал, Калинину пришлось заплатить большую неустойку. А на днях нам сообщили, что всю семью Нелидовых – 13 человек – переселили из Томбова в Верхоянский край. Мы вынуждены были с ним объясниться. Теперь Калинин – пожизненная безропотная овечка. Вот как трудятся ученики и последователи творца и знаменосца революции великого Ленина!

– Товарищ Сталин, я горда вашим доверием.

– Не верил бы – не делился с вами.

Меня пригласили на два спектакля в Киев. В ресторане на Крещатике случайно увидела Тухачевского. Он инспектировал Киевский военный округ. М. Н. отпустил шофера, сложней было избавиться от охраны. Тухачевский уговорил Верова и Полякова остаться в Киеве и ждать его телефонного звонка. Мы поехали к его дальней родственнице Виктории Борисовне Половневой. Она жила на окраине города. Весь день мы провели на воздухе. Я рассказала ему про арест Зиновьева и Каменева.

– Какие еще новости? – спросил, целуя меня в шею, Тухачевский.

– Сталин собирается присвоить военным маршальские звания.

– Когда ожидается указ?

– Не знаю.

– Мне маршала не дадут. Сталин против меня оттачивает клыки.

– Мишенька, идемте на пари! Вы ему очень нужны.

– Верочка, откуда у вас такие сведения?

– Слухами земля полнится.

– В. А., почему мы так редко видимся?

– Вы, Миша, меня разлюбили! Говорят, у вас в каждом городе имеются любовницы!

Тухачевский разозлился:

– Кто сказал? Назови фамилию мерзавца, я проучу его на твоих глазах. – М. Н. взял меня под руку. – Ты одна нужна, каждую ночь вижу тебя во сне. Все, что в молодости было, давно зачеркнуто.

Осторожно спросила:

– Мишенька, почему убили Кирова? Сергей Миронович – первая и не последняя жертва сталинского террора.

М. Н. помрачнел:

– Мне кажется, что ты не сумеешь меня продать?

– Бели сомневаешься, тогда лучше не говори:

– Не обижайся, времена наступили ужасные, смутные. Сталина я давно раскусил. Он маленький кривоногий деспот. Корчит из себя Наполеона. В юности неотесанный И. Джугашвили вступил в грузинскую националистическую меньшевистскую организацию «Месаме-Даси». С ними Сосо находился в добрых отношениях до 1917 г. Друзей по партии он без сожаления отдал на растерзание Вячеславу Менжинскому. Зиновьев и Каменев открыто выступали против Ленина и его «Апрельских тезисов». Они были против конфискации земель и национализации банков, оказывали всяческое сопротивление НЭПу. Теперь он пытается с ними рассчитаться. Не смотрите на меня удивленными глазами, так будет со всеми нами. И. В. боялся, что Киров займет его место. Скажите, пожалуйста, кто из диктаторов готов добровольно уступить свою власть? Все годы Киров поддерживал Ленина. На пленумах и закрытых совещаниях С. М., никого не боясь, требовал закрыть или по крайней мере сократить количество концентрационных лагерей. В 1921 году Киров, по инициативе Ленина, стал первым секретарем Центрального Комитета партии Азербайджана. Через пять лет Сталин рекомендовал его на пост руководителя Ленинградской партийной организации, где он заменил ставленника Зиновьева – Евдокимова. Таким образом, Киров стал полновластным хозяином Ленинграда и, не считаясь со Сталиным, многие важные вопросы решал самостоятельно. И. В. – малоспособный человек, ограниченный дилетант. Он стремится узурпировать власть и бесконтрольно руководить такой огромной страной. Безнравственностью и жестокостью он превзошел всех русских царей и римских императоров. Любовь народа, которой Сталин так долго и тщетно добивался, пришла теперь сама собой. Он спокойно ею наслаждается. После смерти Ленина, постепенно расправляясь с соперниками, он облегченно вздохнул. Он упивается любовью народа, подхалимы изобретают новые утонченные способы подогревать ее.

– Мишенька, вы человек какого нрава? Простите за откровенность, вы разве лучше их?

– О себе трудно говорить, многих людей, оказавших сопротивление революции, я приказал расстрелять.

– Неужели тебе не знакомы чувство жалости, раскаяния, угрызения совести? Не мучает ли тебя по ночам, что в любой момент может настигнуть возмездие?

– Во всех моих действиях всегда на первом месте стоит гражданский долг. В борьбе, если она справедлива, нет места сентиментальности.

– Ты – потомственный дворянин, помещик, офицер царской армии, родовой аристократ, тебе легко было изменить идеалам, строю, чувствам? Я задаю такие неоднозначные вопросы, потому что впервые в жизни полюбила по-настоящему, без остатка, навечно, навсегда.

Тухачевский расстегнул ворот рубашки, ему стало душно. Мы вышли за ограду сада, долго шли по тихому волшебному лесу. Неожиданно дорогу перебежал быстроногий заяц, на ходу он с любопытством посмотрел на нас.

– Верочка, ты спрашиваешь о самом страшном. Ты хочешь, чтобы я вывернул наизнанку душу, обнажил сердце? Мы встретились, стали близкими, но жизнь все равно нас разъединит. Ты это знаешь лучше меня. Я совершил роковую ошибку, за которую сполна придется платить. Что может быть у меня общего с неотесанными мужиками Ворошиловым и Буденным, которые путем вероломства приблизились к Сталину и теперь верховодят в Красной Армии? Я – образованный, интеллигентный человек, неплохо разбирающийся в стратегии, всецело зависим от настроения бездарного наркома. Трудно победить косность и юродство сталинского бюрократического аппарата. Моя жизнь, как киноматографическая лента, прокручена до самого конца.

– Мишенька, так что же нам делать?

– Набраться терпения и ждать конца…

К нам в театр на репетиции балетных спектаклей зачастил Калинин. Балерины его умиляли. Юные дианы, зная, что он все может, нахально преследовали правительственного старца. Михаил Иванович дарил девочкам шоколад импортный, духи заграничные, чулки, брошки и всех наперебой приглашал в гости. Некоторые создания, чтобы получить лишний подарочек, подходили к нему по несколько раз, шаловливо гладили его по морщинистым щекам, украдкой целовали в шейку. Председателя ВЦИК пленил гибкий стан 16-летней Белочки Уваровой. Воспитанница балетной школы стала прятаться от Калинина. В поисках обожаемой нимфы прыткий М. И. Калинин бегал по кулисам театра. Однажды из-за близорукости и плохого освещения он очутился в женском туалете, кто-то из озорства пустил на него струю горячей воды.

Александр Денисович Уваров, инженер-металлург, работал в техническом наркомате. Жена его Клеопатра Федоровна Суровцева – переводчицей в ВОКСе. Она в совершенстве владела многими европейскими языками. Их дочь Бела с 4-летнего возраста увлекалась танцами, а позже очень серьезно – хореографией. Девочка сама придумывала сложные композиции и сочиняла к ним музыку. Без разрешения родителей Бела Уварова позвонила балерине Гельцер. Посмотрев девочку, Екатерина Васильевна согласилась бесплатно с ней заниматься. За короткий срок она подготовила Белу в хореографическое училище. Прославленная балерина, не имеющая семьи, по-матерински привязалась к способной девочке. Не было дня, чтобы они не встретились. Художественное руководство Большого театра возлагало на Уварову большие надежды. Гельцер узнала о притязаниях Калинина, она добилась приема у председателя ВЦИКа. Без предисловий Е. В. настоятельно попросила Калинина оставить в покое свою ученицу. Маститый пролетарский вождь рассмеялся. Облил всемирно известную артистку нецензурной бранью, затем выгнал ее из кабинета. Через две недели Бела Уварова исчезла. Спустя месяц обезображенный труп девочки обнаружили в подмосковном лесу. Медицинская экспертиза подтвердила изнасилование. Белу похоронили на Ваганьковском кладбище в Москве. Началось расследование, следователь Борис Моршанский установил, что после вечерней репетиции неизвестные люди насильно втащили юную балерину в машину. Когда фотографию девочки показали прислуге на даче Калинина, они опознали Уварову. Дирекция Большого театра написала Сталину письмо. Случайно оно попало ему в руки. По его указанию была создана правительственная комиссия, в которую вошли Маленков, Ежов, Шкирятов, Поскребышев, Мехлис. Калинин пережил много неприятных минут, но товарищи по партии спасли старого насильника.

Видный журналист с обезьяньей внешностью Карл Радек, близкий к правительственным кругам, без памяти влюбился в певицу третьего положения Баклину. Параллельно со мной она репетировала партию Любавы в опере Римского-Корсакова «Садко». Премьера была назначена на 25 апреля. Руководители постановки режиссер Владимир Лосский и дирижер Александр Мелик-Пашаев сказали мне «по секрету», что, согласно распоряжению начальника Управления театрами, все премьерные спектакли будет петь Баклина. В театр приехал Маленков. Посетовала, что на премьере не придется петь Любаву, которой отдала два года творческой жизни. В первый раз самодовольный царедворец обратил на меня серьезное внимание, взглянул так, как обычно мужчина смотрит на понравившуюся ему женщину.

– В. А., как вы ко мне относитесь? – неожиданно спросил Маленков.

– Очень хорошо, Георгий Максимилианович.

– Вы позволите пригласить вас на день рождения?

– Только в том случае, если у вас не очень ревнивая жена.

– На этот счет, пожалуйста, не беспокойтесь. Попрошу вас после праздничного ужина исполнить несколько вещей из своего репертуара и тогда на вечные времена гарантирую вам мое доброе расположение.

– Г. М., я не могу понять, почему в театре так резко изменилось ко мне отношение?

– Постараюсь объяснить. Вчера вечером И. В. сказал мне, что наркомы и работники аппарата ЦК ВКП(б) собираются пойти на премьерный спектакль «Садко». По моему требованию привезли из типографии четырехлистную афишу. Не увидев вашей фамилии, мы огорчились и тут же забили тревогу. Оказалось, что к начальнику управления искусств пришел журналист-публицист Карл Бернгардович Радек. Для «Правды» он подготовил статью «Новые горизонты советского искусства», в которой безудержно хвалил работников, ведающих искусством. Рекламный пряник моментально сработал. В. А., не волнуйтесь, завтра появится новая афиша, с вашей фамилией. Вы довольны?

Пришлось поцеловать сияющего Маленкова.

Вся Москва привалила на «Садко». В спектакле заняты лучшие оперные силы Большого театра. Художник Федор Федоровский создал незабываемые декорации. Эпические картины древнего Новгорода гармонически сплелись с красочными картинами волшебного подводного царства.

Увертюра. Медленно поднимается занавес, немой восторг обескуражил зрителей. В который раз мне пришлось держать экзамен на артистическую зрелость. Прав был К. С. Станиславский, когда говорил, что оперный певец» имеет дело не с одним, а сразу с тремя искусствами: вокальным, музыкальным, сценическим. Спектакль произвел фурор. В центре внимания – Ни-кандр Ханаев, Вера Давыдова, Сергей Лемешев, Бронислава Златогорова, режиссура, дирижер, художник. Вызовы… Вызовы… Огромная сцена утопает в цветах. По традиции еще с царских времен исполнителей главных ролей пригласили в правительственную ложу. Заметила, что Сталин влюбленными глазами посмотрел на меня.

Маленкову купила в подарок две вышитые украинские рубашки. Я собиралась вызвать такси, но меня опередил предусмотрительный именинник. На машине мы быстро добрались до Серебряного бора – его дачной резиденции. В этом доме царствует насупленная жена Маленкова – Голубцова. Впоследствии эта партийная дама сделала головокружительную карьеру: ей без защиты диссертации присвоили звание доктора технических наук, она стала директором Московского энергетического института им. Молотова.

Из знакомых встретила сталинский костяк: Ворошилова, Кагановича, Микояна, Ежова, Калинина, Поскребышева, Орджоникидзе, Мехлиса, Буденного, Андреева, Шверника. На столе полыхают разноцветные свечи. Виновник торжества сравнительно молод, отказавшись от инженерства, он стал партийным работником.

– В. А., спасибо, что приехали, – радостно проговорил Маленков.

– Я тоже рада видеть вас в домашней обстановке.

– Давайте на несколько минут оставим гостей!

– В такой знаменательный для вас день я не очень расположена к серьезному разговору.

– Из чего вы взяли, что беседа должна быть непременно серьезной?

– Подсказала интуиция, она меня редко обманывает.

Он взял меня под руку и мы улизнули на веранду.

– В. А., – сказал Маленков, – в последнее время я много думаю о вас. Меня поражает, как странно складывается ваша судьба – женщины и актрисы?

– Я не совсем поняла то, что вы сказали.

– Если, хотите, это самое настоящее признание.

– Не надо, дорогой! Я одурела от бесконечных объяснений, мужских излияний, раскрываемых сердец.

Своим видом 34-летний Маленков напоминал неуклюжего, упитанного медвежонка Дульчи из московского зоопарка. Внешность его не располагала: лысеющий, начинающий полнеть блондин, обладатель маленьких блестящих глаз, на голове жидкий пробор, грубые бабьи черты. Он мог бы сыграть в кино рязанскую бабу.

– Говорю прямо, – что от вас не отстану, я не в состоянии побороть себя. Заверяю, что никто не будет знать о наших встречах. Мне говорили, что товарищ Сталин серьезно увлекся певицей, маленькой и некрасивой Златогоровой, она была у него три раза. Иногда, по старой памяти, он вызывает Лепешинскую, а на прошлой неделе его посетила Валерия Владимировна Барсова. А вы собираетесь хранить верность усатому чучелу?

– Г. М., я шокирована тем, что вы сказали. Давайте нашу беседу продолжим как-нибудь в моем доме, мне с вами надо о многом поговорить.

Маленков долго держал мою руку в своей, он очень тихо сказал:

– Сегодня у меня счастливый день, верю в то, что вы принесете мне счастье, которого я еще не имел.

Весь вечер около меня вертелись Ежов и Поскребышев. Обещая хранить тайну, оба кавалера потихоньку назначили свидание. Я исполнила пять романсов, арию Кармен повторила на бис. Под утро усталая вернулась домой. В боковом кармане пальто обнаружила конверт с деньгами. На папиросной бумаге напечатано всего несколько слов: «Причитающийся гонорар за участие в правительственном концерте – пятьсот рублей».

Позвонил Маленков:

– В. А., надеюсь, вы здоровы? Товарищ Сталин просит вас принять участие в закрытом концерте. Он произнесет речь перед выпускниками Военной академии.

В президиуме – цвет и гордость Красной Армии. В зале находились дипломированные командиры, окончившие с отличием Академию. Целый час они, соревнуясь друг с другом, отбивали ладони и драли глотки в честь «гениального вождя». Так же рьяно колотили ладони товарищи из президиума, которые совсем скоро получат клеймо «предателей», «изменников», «матерых шпионов», «диверсантов», а пока значились в ранге защитников Отечества. Сталин говорил долго и скучно, истины он не открыл, его речь свелась к одному: «бережно относиться к людям, командир для красноармейца больше, чем родной отец…»

Приехал Тухачевский, с ним зашел высокий, рыжий человек в очках.

– Знакомьтесь, – сказал М. Н., – мой друг и самый верный товарищ Борис Андреевич Пильняк.

С удивлением спросила:

– Тот самый Пильняк, который написал «Повесть непогашенной луны»?

Большой рот Пильняка растянулся в широкой, радостно-детской улыбке. Спросила:

– Есть хотите?

Пильняк ответил:

– Ничего не ел со вчерашнего дня.

– Можно разогреть суп?

– Давно не ел огненного супа, тащите на стол все, что есть: селедку, мясо в любом виде, рыбу, сметану, сыр, колбасу, творог, печенье, я готов сожрать весь мир вместе с очаровательной хозяйкой. Единственное условие: во время еды мне нельзя задавать вопросы, лучше оставить на десерт.

Пришлось разбудить прислугу, она спросонья ничего не могла понять. Мы вдвоем накрыли на стол. Вдруг кто-то постучал в двери. Заглянула в щелочку и обомлела – Ягода.