Текст книги "Исповедь любовницы Сталина"

Автор книги: Леонард Гендлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР… Толстяк захлебывался от собственного величия. – Именем Союза Советских Социалистических Республик…

Лихорадочно защелкали камеры кинооператоров и фоторепортеров, заскрипели перья… Гремел в микрофон голос председателя Военной Коллегии:

– На основании вышеизложенного и руководствуясь статьями 319 и 329 Уголовно-Процессуального Кодекса РСФСР, Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила: Бухарина Николая Ивановича, Рыкова Алексея Ивановича, Ягоду Генриха Григорьевича, Кресгинского П. Н., Розенгольца А. П., Иванова В. И., Чернова М. А., Гринько Г. Ф., Зеленского И. А., Икра-мова А., Ходжаева Ф., Шаранговича В. Ф., Зубарева П. Т., Буланова П. А., Левина Л. Г., Казакова И. Н., Максимова-Диковского В. А., Крючкова П. П. к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией принадлежащего им имущества…

Работники советского аппарата стоя аплодировали. Потрясенные иностранные корреспонденты безмолство-вали…

После многозначительной паузы Ульрих продолжил:

– Остальные осужденные приговариваются к различным срокам тюремного заключения.

15 марта 1938 г. газеты сообщили, что приговор приведен в исполнение.

Поскребышев, возмущаясь, рассказал (он присутствовал при расстреле):

– Бухарин и Рыков умерли с проклятиями Сталину на устах. И они, сволочи, умерли стоя, не ползали по полу подвала и не умоляли с рыданиями о пощаде.

У меня стала бывать Тоня Ежова. Записала ее рассказ:

«В 1936 г. Бухарин ездил во Францию. Его сопровождали Адоратский – директор Института Маркса– Энгельса – Ленина и председатель Всесоюзного общества культурной связи с заграницей писатель Александр Аросев (оба расстреляны). В частном доме они встретились с меньшевиком-эмигрантом Борисом Николаевским, брат которого был женат на сестре Рыкова. Там Бухарин укрепил старые контрреволюционные связи. Когда Бухарин вернулся в Москву, его стали рекомендовать в академики. С резким протестом выступил академик Иван Петрович Павлов. Он назвал его «человеком, у которого ноги по колено в крови». Я бы старичка-чудо-творца тоже наказала. Вовремя надо укорачивать длинные языки! Паршивым интеллигентам все сходит с рук. В свое время Павлов и Бухарин подружились на коллекционировании бабочек. Нашли чем заниматься взрослые люди! По просьбе товарища Сталина Бухарин написал проект Конституции. Ему помогали умнейший экономист Николай Алексеевич Вознесенский и журналист-правдист Карл Радек – тоже тварь нечесаная! Коля сказал, что он – любимец Гитлера. Бухарин советовал распустить колхозы, пустить крестьянство на самотек. И правильно сделали, что его расстреляли, щелкнули, как вошь. Бедный Коля Ежов, сколько он работает! Поверите, за 3 месяца мы виделись один часок. Вот так они и сгорают, большевики-ленинцы, зато потом их хоронят у Кремлевской стены…»

Видела Надежду Константиновку Крупскую. Беспомощная старуха произвела отталкивающее впечатление. Она пришла к Сталину жаловаться на молодого кинорежиссера Михаила Ромма, который, по ее мнению, в фильме «Ленин в Октябре» («Восстание») неправильно отобразил этапы революции. Н. К. также возмущалась романом А. Толстого «Хлеб». Требовала снять с экранов «порочный» фильм и запретить роман. Кричала, орала, буйствовала, потом сникла, долго плакала. Из Кремля ее выгнали. Сталин сказал Ежову и Вышинскому:

– Вот какую пакость оставил нам в наследство великий вождь пролетариата. С одной беспокойной старухой справиться не можем! Сама она не угомонится.

– Такую ведьму ни одна порядочная больница к себе не возьмет, – проговорил насупленный мальчик-нарком.

– А вы что – маленький? – Сталин попал в самое уязвимое место. – Приказать не можете? Для чего тогда портки казенные протираете?

Через год Крупская умерла при загадочных обстоятельствах, Хрущев как-то проговорился, что ее отравили.

В Кунцево приехали Молотов, Каганович, Андреев, Буденный, Берия, Микоян. Пьяненький Ежов бахвалился, что он все может. Обняв Молотова, он процедил сквозь зубы:

– В российском государстве я – после товарища Сталина второй человек! Вы, сволочи, все у меня на приколе! Захочу – отправлю любого в подвал на Лубянку! Свою инициативу вы давно в сортир спустили, она осталась только в руках карательных органов.

В столовой было тихо, глаза у карлика-наркома наливались кровью, у него начинался припадок. Ежов придвинул к себе запечатанную бутылку шотландского виски. Он повернулся ко мне:

– Скажи при всех, детка, ты Колю Ежова любишь? Когда ты мне сына родишь?

Вошел Сталин.

– Не давайте грязной свинье пить! – крикнул он гортанно.

По лицу карлика потекли пьяные слезы:

– И. В., дорогой, я давно вас считаю своим отцом. Давайте выпьем за наше бессмертие! За единение душ! Мы с вами стали кровными братьями, нас никто не может разъединить! И. В., я хочу тебя поцеловать! Кольке Ежову не может никто отказать!

Сталин взорвался:

– Мне надоела ваша болтовня, езжайте домой, поговорим завтра.

– Кто смеет указывать народному комиссару внутренних дел?

– Пьяный дурак, хватит паясничать!

– Нарком я или нет? – взревел хмельной Ежов.

И. В. нажал на невидимый сигнал тревоги. В комнату вбежали Власик, Мехлис, Поскребышев и с ними большая группа охранников.

– Уберите это говно! – крикнул Сталин, теряя самообладание.

Ежов протрезвел, он понял, что в эту минуту свершилось его падение, что он сам подписал себе смертный приговор.

– И. В., товарищ Сталин, простите дурака! Клянусь, что такое больше не повторится!

– Извинения принимаем, – зловеще прошипел И. В. – Оружие на стол. Ключи от кабинета и сейфа отдайте мне.

Ежов с недоумением посмотрел на Сталина, глаза его вылезли из орбит.

– Я наказан?

– Завтра в 10 часов утра передадите дела народному комиссару внутренних дел товарищу Берия Лаврентию Павловичу. Вы, кажется, с ним знакомы?

– А я что буду делать? – растерянно спросил бывший нарком.

– Вашу судьбу решат Совет Народных Комиссаров и Президиум Верховного Совета.

– И. В., миленький, дайте мне возможность исправиться,' я оправдаю ваше доверие.

– Что за детский сад? – пробурчал Молотов.

Ежов умоляюще посмотрел на Маленкова:

– Почему вы молчите, Г. М.,?

Маленков, не глядя на него:

– Раньше надо было думать.

Когда все разошлись, Сталин злобно накинулся на меня:

– Скажи правду, ты с недоноском Ежовым спала?

– Откуда у вас такие мысли?

– Что будет, если он это подтвердит?

– Когда исчезает доверие, люди перестают общаться.

– Рассуждение правильное. Эта проклятая собака заслужила смертную казнь. Немного подождем. Окончательное решение примем завтра. Вам я еще верю… Что-то мне нездоровится…

Он вызвал Поскребышева:

– Саша, у нас сильное головокружение, пригласите врачей.

Все перепугались – температура оказалась повышенная. Профессора определили диагноз – инфекционный грипп и острое переутомление.

Приехал без телефонного звонка получеловек Ежов. Еще в дверях он проговорил сдавленным голосом:

– Пришел вымолить у вас прощение.

– Н. И., я все забыла.

– Молотов сказал, что после выздоровления товарища Сталина получу новое назначение. Берия прочно осел в моем кабинете. Как я его раньше не раскусил?! Верочка, вы одна в состоянии мне помочь!

– Хорошо, постараюсь это сделать.

– За публичное оскорбление у нас с вами должен произойти полный расчет. Умоляю, примите от Николая Ивановича Ежова, бывшего человека, подарочек – бриллиантовое ожерелье и золотые кольца! Тоньке-дуре они не нужны. Ей подавай труды Маркса, Энгельса, Ленина и, конечно, И. В. Сталина. Я не забыл про судьбы мертвых Тухачевского, Зиновьева, Бухарина, Ягоды… Когда увидите товарища Сталина, скажите ему, что я ничего не помню, очень сильно болела голова. Я единственный из всех его соратников служил ему верой и правдой. Берия совсем другой, он человек без компромиссов.

– Н. И., советую вам уничтожить личный архив.

– Опоздали, Верочка! Письменный стол опечатан прошлой ночью, неизвестные лица связали мою дачную охрану и произвели там обыск. Исчезли важнейшие документы, фотографии, письма. Сволочи увезли в Москву личный сейф.

– Вы дневник вели?

Ежов покраснел.

– Немного этим делом грешил. Мелким, убористым почерком исписаны 5 тетрадей.

Я обомлела, шатаясь, спросила:

– Только правду, заклинаю вас, скажите: про меня там имеется хоть одна строка?

– Ваше светлое имя в дневнике не упоминается.

– Спасибо, Коля. Где находится дневник?

– В портфеле. Вы готовы взять его на временное хранение?

– Вы знаете, что я себе не принадлежу, поэтому я не могу оказать вам такую услугу.

– Кому можно довериться?

– В вашем положении нельзя хранить дневник, его надо сжечь.

– Верочка, возьмите драгоценности! В крайнем случае реализуете через комиссионные магазины. Жалко расставаться с жизнью, я ее бездарно проиграл. Сталину не верьте, при случае он закопает вас живьем…

Ежова назначили народным комиссаром речного транспорта. На этом посту он продержался до конца марта 1939 г., потом бесследно исчез…

Со Сталиным изредка перезванивалась. Новый год с его разрешения встретила в семье Молотова. Из знакомых были почти все вожди.

Год 1939

Близко познакомилась с женой Молотова. Дом их поставлен на широкую ногу. Роскошно-барственная обстановка, ковры, золото, бронза, серебро, парча, хрусталь, фарфор, картины, гобелены, уникальная библиотека. Полина Семеновна Жемчужная – законодательница мод, хозяйка и владычица. Она умеет среди правительственных дам задавать тон. Из них П. С. самая образованная и начитанная. На приемы к Молотовым тянулась вся высокопоставленная Москва.

Молотов говорит мало. Берия пьет и не пьянеет, рассказывает фривольные анекдоты, держит себя со всеми фамильярно. Маленков и Андреев сдержанны и молчаливы.

В. М. показал библиотеку, перед увиденными сокровищами хотелось опуститься на колени: книги – моя юношеская страсть.

– Здесь можно все найти, – сказал он, – самые редкие издания, вышедшие в царской России, в СССР и за границей. Недавно мы приобрели книги Пушкина с его автографами.

– В. М., вы даете читать книги друзьям?

– В библиотеку мы никого не впускаем, исключение сделаем для вас.

– Польщена!

Молотов порозовел.

В уютном концертном зале акустика изумительная, инструмент – «Стейнвэй». После ужина трудно петь. Но я не смогла отказать гостеприимным хозяевам. С удовольствием исполнила романсы Франца Шуберта. Я люблю произведения этого оригинального романтика. Затем пел И. С. Козловский, Качалов читал Пушкина, Лермонтова, Блока и полузапрещенного Есенина.

В. М. попросил меня пройти с ним в кабинет. Мы сели на диван, устланный персидским ковром ручной работы.

– В. А., я давно уже стал вашим поклонником, – сказал, заикаясь, Молотов. – Сегодня вы доставили нам эстетическое наслаждение. Позвольте преподнести вам на память работу художника Кустодиева и вазу для цветов работы французского мастера XVIII века.

Я была смущена.

Он взволнованно спросил:

– Я могу надеяться на вашу дружбу?

– Конечно. Я рада, что пришла к вам в гости.

– Для вас наш дом всегда открыт.

После спектакля «Тихий Дон» зашла в буфет выпить стакан чаю. Там ужинали отставные любовницы Сталина: Барсова, Шпиллер, Златогорова, Лепешинская. Проходя мимо моего столика, Бронислава Златогорова нарочно задела скатерть, посуда с горячей пищей рухнула на пол. Я случайно не обожглась. Женщины рассмеялись.

– Мы, Верочка, все равно выживем вас из Большого театра, – желчно проговорила коротконогая толстушка Барсова.

– Оставьте меня в покое!

Женщин объединила ненависть.

– Можешь жаловаться усатому батьке! – истерично крикнула Лелечка Лепешинская.

Я тихо спросила:

– Голубушки, птички певчие, что вам от меня надо?

– Кобыла, сколько платит тебе за каждый визит И. В.? – завизжала Шпиллер.

– Как вам не стыдно? Вы что, с ума сошли?!

– Иди, доноси! – остервенело орала бывшая любовница вождя.

– Ты посмела наплевать в наши души, и за это мы будем жестоко мстить, – тряхнув головой, прорычала белозубая маленькая Златогорова.

Я спокойно ответила:

– О вашем поведении станет известно товарищу Маленкову. Завтра утром вызову врача, возьму бюллетень.

– Это вы, Валерия Владимировна, во всем виноваты! Вы нас натравили на Давыдову, – плача, проговорила Лепешинская, обращаясь к Барсовой.

– У тебя, деточка, нет своей головы! Вместо мозгов опилки с соплями! – отпарировала другая премьерша.

– Не могу понять, чем вы только берете? – не унимаясь, сказала Шпиллер. – Нет фигуры, отсутствует голос, кусок вздутой глыбы!

– Сионистка проклятая! – завопила Барсова.

– Перестаньте кричать! – властно крикнула Златогорова. – Нас могут услышать.

– Подумаешь, польская гордячка, тоже мне, еще хвост поднимает! – оскорбила Барсова коллегу по сцене и по склокам.

Размахнувшись, Лепешинская изо всех сил дала Барсовой затрещину. В. В. завыла, стала звать на помощь…

Весь театр узнал об этом неприятном инциденте. Дирекция назначила комиссию. Вся четверка получила по выговору. Солистки оперы с поджатыми губами приходили ко мне просить прощения. И все равно эти отчаянные бабы продолжали заниматься травлей и преследованием. Из-за их коварства я пролила немало слез.

Мы встретились с Поскребышевым в закрытой столовой ЦК ВКП(б). В утренние часы там почти никто не бывал. Он сказал:

– В. А., вы, наверное, слышали, что арестована большая группа работников НКВД? Среди них бывший начальник Одесского областного управления комиссар государственной безопасности первого ранга Заковский. Ежов сделал его своим заместителем. Товарищ Сталин распорядился допросить негодяя.

– А. Н., какое я имею к этому отношение?

Поскребышев перебил:

– Вы – депутат Верховного Совета. Нельзя забывать о своих полномочиях. В час ночи за вами приедет машина. Таков приказ И. В.

День и вечер меня лихорадило. Как назло, Буденный прислал телеграмму, просил навестить. Маленков по телефону справился о здоровье, после незначительных фраз соединил со Сталиным.

– В. А., надеюсь, что вы будете на съезде?

– Непременно. Я получила постоянный пропуск, спасибо, дорогой!

– Вам сообщили, что вы включены в программу правительственных концертов?

– Да, я готовлюсь.

– Товарищ Поскребышев с вами беседовал?

– Сегодня утром, И. В.

– Берегите нервы, они вам пригодятся… До свидания.

Ночью мы подъехали к Лубянке. У центрального подъезда нас ждали. В просторном кабинете отдыхал Сталин. Он молча курил.

– И. В., – сказал Берия, – я предлагаю перейти в другое помещение, там все приготовлено для интимного разговора.

Сталин Согласился. Берия позвонил. Вошел его помощник, толстый, до синевы выбритый, самодовольный грузин с красными толстыми губами.

– Кабулов, приведите Заковского! Где зубной врач?

– Доктор ожидает вызова, у него все готово, – отчеканил помощник.

Меня отвели в смежную комнату, где через глазок и наушники все было видно и слышно.

Сталин, Молотов, Берия, Андреев, Каганович, Микоян, Шкирятов сели за большой, деревянный стол. Конвой ввел Заковского. Я его немного знала. Это плотный мужчина большого роста, далеко не старый, хотя над его лбом, таким же розовым, как и мясистые округлые щеки, серебрились пряди коротко остриженных волос. У него был тяжелый подбородок и оттопыренные, как большие морские раковины, хрящеватые уши. Взгляд его больших водянисто-голубых глаз казался рассеянным, скользким, но лишь до того момента, пока они не останавливались на собеседнике и в них не вспыхивал огонек гнева. Тогда их взгляд становился тяжелым и сразу выдавал волю и упорство их обладателя.

Поразилась его бледности, лицо в синяках сильно припудрено.

Берия:

– Заковский, вы знаете, в чем вас обвиняют?

– Следствие считает, что я провалил групповое ленинградское дело Чудова, Угарова, Смородина, Позерна и др.

Сталин:

– Ты отрицаешь свою вину?

– Гражданин Сталин, а как бы вы поступили на моем месте?

– Заковский, мы не пришли сюда вести с вами вольную дискуссию на отвлеченную тему. Лучше расскажите, чем вы занимались с Ежовым в свободное время?

– Об этом спросите Николая Ивановича.

Молотов:

– Почему мы должны так долго церемониться с этим господинчиком?

Берия:

– Мы кое-что знаем про твои делишки! Гарем, сволочь, имел в Одессе? ва взятки освобождал преступников?

– Это неправда, меня оклеветали с ног до головы.

– Ты будешь отвечать на вопросы? – зловещим тоном, выкатывая глаза, спросил Берия.

Заковский, словно в малярийном приступе, затрясся, его била дрожь. К нему подошел Сталин. С помощью Андреева и Кагановича он скинул его со стула, потом стал наносить удары до блеска начищенными сапогами, Заковский завыл:

– Пощадите! – надрывно кричал он.

Сталин, не останавливаясь, продолжал топтать поверженного врага. Молотов подначивал:

– И. В., только так надо расправляться с этой вонючей падалью, политическими и уголовными проститутками.

Сталин:

– Живуч гад! Дайте плетку!

Следователь Калядин протянул железный прут.

После побоев окровавленного Заковского унесли на носилках. Лакеи в военной форме принесли коньяк, водку, кофе, напитки, бутерброды. Утолив голод, Молотов нервно проговорил:

– Все-таки наши органы еще не научились работать. Слабая школа.

Берия посмотрел на него искоса:

– Не беспокойтесь, В. М., обещаю вам наверстать упущенное.

Сталин:

– Будем продолжать, товарищи!

Конвой ввел шатающегося Заковского.

– Как вы себя чувствуете? – издеваясь, спросил садист Берия.

– Я все сказал следователям, дайте мне спокойно умереть!

– Ты, шелудивый пес, не ответил на вопросы!

Наступила длительная пауза.

– Пусть войдет доктор! – приказал Берия.

Пугливо озираясь по сторонам, в комнату вошел небольшой человечек с потертым чемоданчиком. Он собирался со всеми поздороваться за руку, но его грубо одернули.

Берия злобно прошипел:

– Вы пришли не на парад, а работать! Пожалуйста, приготовьте инструменты. Гражданину, который сидит на стуле, известному артисту, дрессировщику животных, придется удалить два передних зуба.

Заковский вначале закачался, потом упал, потеряв сознание. Следователи и конвойные вылили на него несколько ведер холодной воды, затем Заковского привязали ремнями к креслу.

Я наблюдала за Сталиным, пытка доставляла ему удовольствие, даже радость.

– Граждане, простите меня, – проговорил Заков-ский, – я отвечу на все вопросы. Умоляю вас, не трогайте зубы!

Берия, улыбаясь:

– К сожалению, вы опоздали со своими признаниями. Чтобы вас поторопить, нам пришлось вызвать стоматолога. За лечение профессору придется заплатить наличными.

– С вашего разрешения, я напишу жене записку, она немедленно рассчитается с доктором.

– Вашей благоверной уже нечем рассчитываться, – процедил Л. П., – она находится недалеко от тебя, в соседнем кабинете.

– Мы долго будем играть в бирюльки? – спросил Сталин.

– Доктор, приступайте! – приказал Берия.

Маленький человечек, именуемый доктором, не спеша вынул из чемодана щипцы для удаления зубов.

– Разрешите больному сделать обезболивающий укол? – наивно спросил врач.

– Никаких уколов! – крикнул разъяренный Каганович.

– Голубчик, откройте рот! Покажите мне ваши больные зубы! – вежливо, как бы извиняясь, попросил врач.

Выпучив глаза, Заковский замотал головой. Его вытошнило. Два охранника с помощью следователей заставили несчастного открыть широко рот. Доктор ловко удалил ему здоровый зуб, потом второй. Раздался душераздирающий крик. Врач, вытирая полотенцем вспотевшие руки, заикаясь, спросил:

– Я могу быть свободным?

– Нет, товарищ Шумский, вы останетесь у нас, – властно проговорил Л. П.

– Как у вас? Мне сказали, что машина будет ожидать у подъезда.

Вожди дружно рассмеялись.

– Л. П., это несправедливо, – сказал, прищурившись, Сталин, – задерживать такого исполнительного человека.

Референт Берия, комиссар государственной безопасности Лукашев, вышел вместе с врачом. Через пять минут он вернулся.

– Все в порядке, – сказал он, – И. В., ваше указание выполнено.

– За хорошую, честную работу получишь орден, – мягко проговорил Сталин.

В грязный платок Заковский выплевывал сгустки крови.

– Гражданин Сталин, облегчите мою участь!

– Мы все слушаем! – растягивая каждое слово, произнес И. В. Берия, подойдя к Заковскому и наклонившись над ним. – Как только не ответишь на вопрос, будем удалять два зуба. Скажи, дорогой чекист, тебе нравится наш метод?

Собираясь с последними силами, Заковский прошамкал:

– Задавайте вопросы, я буду отвечать.

– Сволочь, почему ты провалил ленинградское дело? – спросил И. В.

– Я прошу у вас снисхождения, я раскаиваюсь.

– Ты с Генрихом Ягодой дружил?

– Мы были товарищами по работе.

– В Одессе взятки брал?

– Да.

– За что и каким путем?

– Через доверенных лиц.

– Вот листок чистой бумаги. В камере напишешь имена, фамилии, адреса, телефоны, если помнишь. Нам нужны все подробности: кто давал, сколько давал и за. что давал. Торговцы имеют хорошую память.

– Это было давно, у многих людей изменились адреса.

– Не беспокойтесь, не надо себя утруждать лишними заботами. – Сталин закурил трубку, которую я ему привезла из Финляндии. – Народный комиссар внутренних дел всех разыщет. Назовите сумму, которую вы получили незаконным образом.

– Я не считал, думаю, что триста тысяч рублей.

Молотов, заикаясь:

– Если Заковский назвал триста тысяч, следовательно, он имел в обращении минимум в десять раз больше.

– Где спрятаны деньги? – спросил Сталин.

– Мы все истратили.

– Кто мы?

Заковский тихо:

– Ягода, Ежов, Жданов, Щербаков…

– На что тратили?

– Я – страстный коллекционер, приобретал книги – редкие издания, собирал марки, монеты, фарфор, бронзу.

– Где находится ваша коллекция?

Берия, радостно потирая руки:

– Во время обыска нам удалось все изъять.

Сталин возбужденно:

– Правильно сделали. Завтра утром пришлите экземпляр описи. Заковский, на женщин вы тоже тратили казенные деньги?

Измученный Заковский опустил голову, тихо прозвучало беспомощное «да».

Берия:

– В рабочем кабинете Заковского в потайном стенном сейфе мы нашли альбомы с фотографиями обнаженных женщин.

Сталин:

– Кто фотографировал?

Заковский:

– Ежов и я.

Каганович сипло:

– Где вы нашли столько женщин?

– В школах, институтах, в театрах, в ресторанах, поездах.

Сталин:

– Кто непосредственно занимался поисками женщин?

– Сотрудники аппарата.

– Назовите фамилии поставщиков.

Заковский назвал несколько человек, запомнила две фамилии: Тангуров и-Османов.

– Куда вы отвозили женщин?

– На дачи.

– Несовершеннолетние девочки тоже проходили через ваши постели?

– Школьницами интересовался Николай Иванович Ежов. Он любил совсем юных, от 13 до 17 лет.

– А вы, Заковский, специализировались на старых дамах?

– Всякое бывало, гражданин Сталин.

– Неужели в вашей компании были товарищи Жданов и Щербаков?

Заковский порозовел, засмеялся:

– Они оба, Андрей Александрович и Александр Сергеевич, когда пользовали девочек, захлебывались слюной. Им, конечно, мешала чрезмерная тучность, но они приспосабливались.

Молотов брезгливо:

– Какая мерзость!

Каганович:

– Где вы брали товары для подпольного магазина? Кто вас снабжал и финансировал?

– В Одессе было два торгсина. Под нашим контролем находились комиссионные магазины, куда поступали конфискованные вещи: картины, бронза, фарфор, изделия из золота, серебра, всевозможные бриллианты, скульптура, старинная мебель, монеты, марки… В подвале торгсина мы оборудовали роскошный бар…

Сталин перебил:

– И цивилизованный бардак, где, как я понимаю, вы занимались не только коллекционированием марок, монет, книг, парнографических открыток?

Побледневший Заковский устало:

– Я согласен дать новые показания и подписать все протоколы допросов.

– Товарищ Берия, – оживленно, почти весело проговорил Сталин, – примите слова Заковского к сведению. Гражданин Заковский, что вы можете нам рассказать о балерине Лепешинской?

– Ольга Васильевна блистательно танцевала на концерте в Колонном зале Дома Союзов. Я пригласил ее на ужин.

– Сентиментальные излияния нас не интересуют, она была вашей любовницей?

– Да.

– На протяжении какого времени?

– Периодически до самого ареста, то есть с того памятного дня, когда мы познакомились, с 22 февраля 1933 г.

– Ты за ней следил?

– Да, она мне очень нравилась и я ее по-своему любил.

– Кроме вас, с кем еще жила Лепешинская?

– Мне неудобно об этом говорить.

– Не бойтесь, нас не надо стесняться.

– Ольга Васильевна жила с Ворошиловым, Олегом Густовым, несколько раз исчезала на даче Булганина, когда ездила на гастроли в Ленинград, навещала на даче Жданова.

– Где находится Густов? Нам хотелось бы взглянуть на его физиономию!

Берия подобострастно:

– Густов арестован, сейчас его приведут, он ждет своей очереди.

Сталин, смеясь:

– Бедный, наверно, устал.

Пуская кольца дыма, он спросил Густова:

– Вы знакомы с человеком, который сидит напротив вас?

– Гражданин Заковский, бывший зам. народного комиссара внутренних дел.

– Какие у вас были с ним отношения?

– Служебные.

– Заковский, вы что-то хотели добавить?

– Лепешинская жила со мной и с Густовым.

– Густов, подумайте, прежде чем ответить, Заковский говорит правду?

– Да.

– Кто привозил балерину Лепешинскую на дачу маршала Ворошилова?

– Несколько раз я ее сопровождал.

– Вы знали, что она нужна ему не для концертных выступлений и не для уроков бальных танцев?

– Догадывался.

– И после этого вы продолжали с ней спать?

– Да, Ольга Васильевна мне нравилась. Прежде чем отправиться к Ворошилову, она яростно отдавалась мне в машине.

Вожди заржали. Сталин продолжал интересоваться подробностями:

– Вы знали, что она живет с Заковским?

– Да.

– Кто вам поставлял информацию?

– Иногда мы баловались втроем.

– Л. П., мы хотели бы побеседовать с артисткой Лепешинской.

– Сейчас ее приведут, она находится в секретариате.

– Молодец! Когда вы успели все предусмотреть?

Берия:

– Интуиция подсказала.

Вошла сонная, ничего не понимающая балерина. Она села на потертую табуретку. Сталин на нее внимательно посмотрел.

– О. В., вы недовольны, что мы прервали ваш сладкий сон?

– И. В., что случилось? Почему такая экстренность?

– Согласен, что в серьезных делах торопиться не следует. У нас произошел спор. Гражданин Заковский сообщил нам по секрету, что вы с ним живете шесть лет, а мы не поверили, даже пошли на пари в 30 руб.

– Он лжет! Я вижу его впервые.

– Густов, еще раз повторите, где и при каких обстоятельствах вы забавлялись с этой дамой?

– И. В., – сказал Берия, – у нас имеются фотографии, на которых сняты голенькими Лепешинская, Заковский, Густов. Можете взглянуть!

Лица вождей раскраснелись, глаза повлажнели.

– Вот фотография, где уважаемая Ольга Васильевна, без штанишек, на коленках у обнаженного Густова.

Сталин, саркастически улыбаясь, передал фотографии Лепешинской. Леля с остервенением порвала их на мелкие кусочки. Берия громко рассмеялся:

– О. В., на всякий случай у нас имеются копии и сохранились негативы.

Лепешинская заплакала.

– Какое вы имеете право вторгаться в личную жизнь?

Сталин:

– Говорят, у вас любвеобильное сердце. Вы по очереди спите с Ворошиловым, Булганиным, Вышинским? С кем еще?

Олег Густов взбодрился:

– Разрешите доложить?

– Говорите.

– Она жила также с Ежовым и с Ждановым.

– Чем вы можете подтвердить?

– Оригинальными фотографиями.

– Мы должны на них взглянуть.

Берия протянул Сталину альбом.

Молотов:

– Какая неслыханная низость! И это солистка прославленного Большого театра!

– Что вы теперь скажете, гражданка Лепешинская? – резко спросил Сталин.

– И. В., я арестована?

– Зачем впадать в крайность? Лучше будет, если вы посоветуете, какую казнь применить к вашим любовникам, которые вас только что предали!

– Я бы их собственноручно расстреляла.

– А кто больше виноват?

– Эти негодяи меня развратили.

– Помимо вашего желания?

Лепешинская зарыдала:

– Честное слово, я не виновата.

– Вы хотите расправиться с растлителями?

– Я не палач.

– Густов, вы по-прежнему любите Лепешинскую?

– Конечно! Она такая красивая, я хотел бы иметь от нее ребенка.

– Мы должны в этом убедиться.

Слоноподобный Густов встал. Цепкими лапищами он схватил хрупкую балерину. Лепешинская стала кусаться, царапаться, визжать. Общество захлебывалось от смеха, для них это был спектакль, яркое, незабываемое зрелище. Густов повалил молодую женщину на пол. Сталин крикнул:

– Густов, пошел на место! Ольга Васильевна, пожалуйста, возьмите железный прут и как следует накажите насильника. Лаврентий Павлович, внесите в протокол, что во время допроса подследственный Олег Густов пытался изнасиловать свидетельницу солистку Большого театра, возьмите подпись у пострадавшей.

Озверевшая О. В. остервенело била, железными прутьями Густова и Заковского. Окровавленный Густов прохрипел:

– Жалко, курва, что мы тебя раньше не задушили! Расскажи гражданину Сталину, сука паршивая, как ты поднимала тонус дедушке Калинину и что он тебе за это отвалил.

Заковский хрипло:

– Эта блядь переспала со всеми артистами Большого театра.

Сталин:

– О. В., ваши любовники мало получили, они продолжают вас публично оскорблять. Дайте им еще, не жалейте сил! Бейте как следует стервятников!

– И. В., разрешите мне уехать домой?

Берия:

– Гражданин Заковский, вы готовы в одиночестве поласкать гражданку Лепешинскую?

Изуродованный Заковский:

– С большим удовольствием, по всем статьям она останется довольной. Уверяю, вас, гражданин Сталин, что когда она выйдет из моей камеры, гример ей больше не понадобится, вместо танцев О. В. будет ползать.

Сталин:

– Последнее желание приговоренного к смерти является для всех законом.

Лепешинская опустилась на колени:

– Пощадите!

– Вячеслав Михайлович, как нам поступить с талантливой артисткой? Подарим ее Заковскому или Густову? Он тоже готов в последние часы побыть с ней.

Молотов:

– Мне кажется, что сегодняшнюю ночь Ольга Васильевна запомнит на всю жизнь. Я предлагаю отправить ее домой. Завтра она танцует главную партию в балете «Светлана».

Сталин не унимался:

– А как же быть с просьбой Заковского?

– Рекомендую посадить к нему в камеру Олега Густова.

– Согласен с вами, им есть о чем побеседовать.

Берия распорядился отправить подследственных в камеры. Вожди тяжело поднялись, стали разминать кости. Л. П. подошел к Лепешинской:

– О. В., вам придется дать расписочку о неразглашении.

– Теперь ты будешь умней? – спросил Сталин.

– Да, И. В. Сегодня я поняла больше, чем за всю прожитую жизнь.

Я заболела. Врачи велели соблюдать постельный режим. Меня навещали Маленков, Поскребышев, Буденный, Жемчужная, Хазан. О здоровье справлялся подозрительный Сталин. Он прислал цветы, фрукты, сладости, вино, книги.

Я понимала, что принудительный вызов на допрос Заковского, Густова, Лепешинской еще одно напоминание о непоколебимой власти самодержца.

Радио передало траурное сообщение о смерти вдовы Ленина. Утопая в венках, Крупская лежала на постаменте в Колонном зале Дома Союзов. Похороны состоялись на Красной площади. Гроб несли Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин. Во время траурного митинга у Сталина был удрученный вид.